Оглавление

«Большое домино»

От автора.

Данное повествование является плодом фантазии автора, но большинство персонажей естественно имеют своих прототипов. Характеристики и действия персонажей, похожих на исторических деятелей описываемой эпохи, обоснованы сугубо личными знаниями автора и его личным мнением об этих персонажах. Хотя это мнение и сформировалось в результате надеюсь более-менее объективного изучения вопроса. Неполиткорректные действия и высказывания персонажей обусловлены их ролью в повествовании, и автор не всегда относится положительно к таким действиям и высказываниям). Если некоторые характеристики и действия персонажей книги читателю покажутся спорными или неприемлемыми, то автор может посоветовать такому читателю ознакомиться с трудами историка и ветерана разведслужб Арсена Бениковича Мартиросяна, в частности с крайней его книгой-исследованием «Накануне войны. Можно ли было избежать трагедии». В своей книге А. Мартиросян приводит документы и свидетельства о прямой причастности части высшего военного командования РККА и части политического руководства СССР к трагедии 41-го года.

И небольшой спойлер. Если при чтении этой книги уважаемому читателю возможно покажется, что в повествовании присутствуют более чем два рояля (автор сам читатель, и рояли иногда сильно раздражают), то автор советует заглянуть в Послесловие. Послесловием, возможно, автору удастся убедить читателя, что замеченные при чтении рояли таковыми на самом деле не являются.

20 марта 1943 год. г. Москва.

Наконец закончилось моё сидение в Стокгольме. Сначала сформировал Советскую оккупационную администрацию в Швеции, а потом передал руление ею Хайретдинову. Ага. Нехай шведы под татарской рукой походят. Шутка юмора такая. Накануне вечером вылетел из шведской столицы в Москву. Ночью Ли-2 дозаправился в Ленинграде и к трём часам ночи доставил меня на Центральный аэродром столицы Союза. Ожидал всякого, кроме полного игнора. И его и получил. На выходе из самолёта энкавэдэшный патруль проверил у меня документы и потерял ко мне всякий интерес. Оглядываюсь. Встречающих не видно. Парочка легковых авто увозит летевших вместе со мной отечественных и шведских дипломатов, ещё одна эмка увозит фельдъегеря с секретно-почтовыми мешками. За мной никого не прислали. Иду-бреду к диспетчерской аэродрома. Дежурный сжалился над бездомно-бесхозным генерал-лейтенантом и пустил покемарить до утра в свою комнату отдыха. Утром игнор продолжился. Никто меня не ищет. Умывшись бреду в аэродромовскую столовку. Продаттестат предъявленный на входе оборачивается весьма плотным завтраком. Приличную пайку страна обеспечивает своим генералам. После завтрака выхожу на крыльцо подымить. На аэродроме — движуха во всю. Всяки разны самолёты взлетают-садятся, грузовики и легковушки шныряют из одного конца в другой, старшины ведут свои подразделения на завтрак или разводят на работы, зенитные офицеры проверяют очередной раз маскировку орудий, техники колдуют в ангарах обслуживая уставшие самолёты, начкар с разводящим идёт проверять посты. Все при деле, только я выгляжу трутнем. Грустно. Вот так Родина встречает покорителя Скандинавии… Хотя, ведь не дали до конца покорить. Маргелов теперь за меня мои недоделки дорабатывает. Ну, да ничего, доделает Василий Филиппович. Из северной Норвегии Дитля уже почти выжали, а в южной части — немцев не так уж и много. Пара дивизий береговой обороны там у вермахта размещено. Куда им против трёх Советских корпусов рыпаться? Пара недель ещё, и переходя на солженицевский слог — вся Скандинавия застонет под пятой советских оккупантов. Ну и пущай стонет, нечего было нам гадить, в следующий раз умнее будут вырождающиеся потомки викингов.

Ладно, хорош бухтеть. У меня предписание на руках. Ждут меня в Главном управлении кадров Наркомата обороны. Надо как-то туда добираться. Иду к дежурному по аэродрому, попробую выцыганить какой-нибудь транспорт до Арбата. Оказалось что ничего сложного нет. Центральный аэродром сейчас весьма оживлённый транспортный узел и машины с него во все концы Москвы снуют. Попутка нашлась буквально через десять минут, а ещё минут через пятнадцать я вышел из штабного автобуса у здания с квадратной башней на Гоголевском бульваре[1].

Бюро пропусков. Пропуск к кадровикам мне оформили моментально. КПП, проверка документов, гардероб. Скинул с себя моднявый монгольский полушубок и трофейный пехотный ранец с личными вещами на руки сержанту-гардеробщику и окунаюсь в деловую суету наркомата. Большинство местных офицеров передвигаются по зданию без головных уборов, а вот я не подумав не сдал свою мутоновую ушанку в гардероб, вот теперь и приходится на каждый поворот головы в мою сторону вскидывать руку в воинском приветствии. Надоело. Плюнул и сняв шапку зажал её подмышкой. Иду по коридорам наркомата, пытаясь не заблудиться, торможу встречных офицеров на предмет махнуть рукой в направлении нужного мне кабинета. Уф. Добрался.

В нужном мне кабинете из-за стола на встречу поднимается полковник. Представляюсь. Ага. Ждали меня. Папочка с моим личным делом моментально извлекается из ящика двухтумбового стола. Несколько минут полковник листает моё «дело», извлекает из него уже заполненный бланк.

— Товарищ генерал-лейтенант, — официальным тоном произносит полковник, — приказом наркома обороны Вы направляетесь на учёбу в Высшую военную академию имени Ворошилова[2].

Полковник вручает мне предписание. Приехали. Все воюют, а меня за парту. За что? Встаю, собираюсь уходить.

— Подождите минутку, товарищ генерал. Тут ещё один момент, — полковник опять листает моё «дело», находит там ещё что-то, — Ага, вот оно. Вас просят обязательно зайти в финансовый отдел.

— И где мне его искать?

— Пойдёмте, я Вас провожу, тут недалеко.

Опять коридоры-переходы-лестницы. В финотделе полковник сдаёт меня с рук на руки штабному финансисту и тоже полковнику. Финансист рад встрече. Оказывается у меня на счету скопились большие выплаты и не порядок, что они ещё не выданы на руки. Почему их было не произвести через финчасть корпуса? Так там отродясь таких деньжищ не водилось. Полковник быстренько оформляет платёжки и ведёт меня в кассу. Охренеть! Кассир стребовав с меня роспись в платёжке и в каком-то журнале начинает выкладывать передо мной банковские бандерольки. Пять бандеролек с чёрными червонцам[3], четыре бандерольки с пятирублёвыми синими купюрами и ещё небольшая пачка пятёрок и трёшек. Итого пятьсот двадцать с копейками тысяч рублей. За что мне столько? Оказывается премии и выплаты за рацпредложения. Не хило так государство оценивает мои интеллектуальные потуги. Оказывается всё то что я успел нагенерировать в разговорах в Генштабе и на заводах оформлено и задокументировано, а за то, что пошло в производство мне полагается доля. Наболтать я за прошедшую зиму смог много. Боеприпасы объёмного взрыва, усовершенствование кумулятивных боеприпасов, мины направленного действия, снегоходы и водные мотоциклы, реактивные заряды разминирования, реактивная система дистанционного минирования, усовершенствование танков-мостоукладчиков и идея инженерных машин разграждения-путепрокладчиков, чё-то ещё по мелочи. Особняком стоит совсекретное рацпредложение о способе уничтожения вражеских баз флота. В одну из встреч с Василевским вспомнил о взрыве в канадском Галифаксе транспорта со взрывчаткой и предложил подгонять во вражеский порт сухогруз под нейтральным флагом и с мирным сельскохозяйственным грузом, с селитрой. Василевский прислушался к моим фантазиям и организовал такой подгон в турецкую Чанаккале где готовился к броску в Чёрное море немецко-англо-итальянский флот. Пять линкоров, два авианосца и несколько десятков крейсеров-миноносцев-подлодок-транспортов будут развлекать в будущем любознательных дайверов на дне турецкой бухты.

В общем понятно за что мне такое богатство. А вот что мне теперь с ним делать? Куды мне с такой охапкой денег? Кассир сжалился и выдал мне из своих запасов холщовый мешок. Прикольно. Идёт по коридорам наркомата обороны генерал-лейтенант и как дед Мороз мешок с подарками волочёт. В гардеробе запихал денежный мешок в ранец с вещами от чего тот солидно распух. Теперь мне предстояло как-то до Академии добраться. До Большого Трубецкого переулка где она сейчас располагается почти час пешком наверное. Иду к дежурному по КПП клянчить машину. Хорошо быть генералом. Не послал меня майор-дежурный, проявил внимание-уважение. Правда все легковушки из наркоматовского гаража в разгоне и до Академии меня подбросила полуторка. Фигня, мы не гордые, зато не пришлось месить ногами начавший активно таять снег.

Академия. КПП. Проверка документов. Объяснение дежурного как пройти в строевой отдел. В строевом опять полковник. В отличии от наркоматовских наглажено-образцовых тыловых полканов, этот помято-бледный с тростью, явно только из госпиталя, танки в петлицах. Извиняется. Только вторую неделю здесь, не всё ещё знает и постоянно выходит куда-то посоветоваться-уточнить. Около часа ушло на заполнение всяких-разных бумаг. После чего строевик выдаёт мне ключ от служебной квартиры. Адрес — в районе Таганки. Ближний свет, ага. Подальше ничего не было? Не, ближе ничего нет. Ближайшая общага вся занята, да и не положено генерал-лейтенанту в общаге кантоваться. Так что получите-распишитесь, вот Вам казённая двушка. И не забудьте к зампотылу зайти. Нет. На довольствие меня и так поставят. Но, мне оказывается ещё продпаёк натурой положен. Зампотыл выпишет накладную и можно будет на продскладе недельный запас тушёнки-хлеба-макарон-круп получить. А завтра к восьми ноль-ноль ждут Вас, товарищ генерал, в учебном отделе. Нет, сейчас туда идти бессмысленно, со слушателями учебный отдел только с утра работает. Так что завтра там получите назначение в учебную группу и расписание занятий.

Зампотыл. Продсклад. Цельный вещмешок всякого съестного. Вещмешок правда на склад надо вернуть или финчасть из зарплаты высчитает.

И вот стоит на улице генерал-лейтенант в полушубке, на одном плече немецкий ранец с мыльно-рыльными принадлежностями, сменой белья и полумиллионным богатством, а на другом — отечественный сидор с американскими консервами и советской хлебно-крупяной и прочей гастрономией. Личной машины слушателю академии не положено. Адъютанты-ординарцы остались в Стокгольме. Вот стою и думаю как добраться через пол-Москвы до своего нового дома. Торможу проходящего мимо пожилого старшину-милиционера. Тот, косясь на мой объёмно-массивный багаж, для начала требует предъявить документы. Уразумев ситуацию, довольно подробно объясняет как проехать до Таганки, где и на что пересаживаться. Иду бреду к остановке трамвая. Мужик какой-то за мной увязался. Да не, ему тоже на трамвай. Дожидаясь вагон электротранспорта успел покурить. Пустая, поначалу, остановка заполняется людьми. Наконец подходит дребезжащий вагон. Загружаюсь. Покупаю у кондуктора билет и прошу его предупредить меня о нужной остановке. Трамвай перебирается через Москва-реку по Крымскому мосту и начинает петлять по улочкам Замоскворечья. Давешний мужик выходит на очередной остановке. И чего я к нему привязался? Выходит и хрен с ним. Трамвай трогается. Бросаю взгляд назад, на удаляющегося мужика, трястись в трамвае ещё долго, вот и скучно мне, развлекаюсь, пытаюсь понять чем мужчинка привлёк моё внимание. За трамваем едет слегка помятая эмка. Эмка как эмка. Но вот она притормаживает у тротуара и мужик запрыгивает в её нутро. Знакомые подвернулись? Может быть. Легковушка резво обходит трамвай и исчезает за очередным поворотом. Трамвайные рельсы чуть погодя вворачивают вагон в тот же поворот. Пригибаюсь чтобы глянуть в лобовое стекло вагона. Эмка стоит у очередной остановки и из неё выходит мужчина. Другой. Тыдынц! Чего это за пляски? Авто уезжает, а мужик нацеливается загрузиться в трамвай. Ну его нафиг такие танцы-непонятки. Мужик заходит в заднюю дверь и сразу попадает в объятья пожилой кондукторши. Пока они там меряются-меняются мелочью-билетами, я выскакиваю из трогающегося вагона.

Ворота-подворотня. Быстрым шагом вваливаюсь во двор дореволюционного многоквартирного дома. Вряд ли двор тупиковый. Ага. Ещё в три стороны проходы есть. Иду куда ноги несут. Поворот. Ещё двор. Опять поворот. Надо на соседнюю улицу выйти. Очередной двор. Бабулька с пацаном лет десяти. Только собираюсь задать вопрос о пути-дороге, как мальчонка озадачивает меня.

— Дядя, а Вы письмо от моего папы нам принесли?

— Егорка! — подаёт голос женщина, — Ты, что не видишь, это командир, а не почтальон, — и уже мне, — Извините, товарищ командир. Егорка ко всем теперь пристаёт, письмо от отца всё ждёт.

На пацанёнка жалко смотреть. Вот-вот заплачет от разочарования.

— А кто у тебя папка? — спрашиваю.

Парень оживляется, хлюпает носом и выдаёт: — Папка у меня танкист! Вот! Капитан Капитанов!

— Как? — вздрагиваю, бывает же такое, или мне послышалось.

— Звание воинское такое — капитан, — серьёзно разъясняет парнишка, — А, фамилия наша — Капитановы. Вот!

Твою ж дивизию, бывает же такое…

— Всё-всё, Егорка не отвлекай товарища командира, — бабулька тянет внука к подъезду.

— Нуу, баа, может он про папку что слышал? — не унимается малец.

— Как зовут отца?

— Александр Сергеевич.

Во блин! Бабулька внимательно смотрит на меня и от неё не ускользают мои эмоции.

— Вы его знали?

Знал ли я его? Бывают конечно совпадения. Но вот так у меня в первый раз.

Это было на следующий день после того как мы освободили Ригу. Из нескольких концлагерей мы несколько тысяч военнопленных освободили. Из них же начали спешно формировать пехотные подразделения, благо и трофейного оружия было захвачено в достатке и один из лагерей оказался офицерским и не было проблем с тем кого поставить взводами-ротами командовать. На формируемые батальоны я ставил своих, бригадных офицеров, а вот ротными-взводными там назначались только что освобождённые бывшие военнопленные из офицерского концлагеря. Без проверки-фильтрации. Некогда. Всё потом. На Ригу шёл эсэсовский танковый корпус и надо было срочно крепить оборону. Поехал я тогда по позициям. Проверяю как окопы-позиции оборудуют, новые подразделения инспектирую. Очередная сводная группа готовится выдвигаться на встречу немцам для организации заслона-засады. Танковый взвод и свежесформированная пехотная рота при двух противотанковых пушках. Командир роты подбегает с докладом. Командир роты капитан Капитанов. Очень похож на актёра Юматова из «Офицеров». Бывает же такое! А, если до полковника дослужится? Фамилию менять? Улыбаюсь. Капитан мнётся, что-то ещё хочет сказать. Ну, давай выкладывай. Танкист он. Последнее место службы — командир батальона лёгких танков во 2-й ударной армии. В июле прошлого года при попытке вывести оставшихся бойцов батальона из окружения был ранен и взят в плен. Вот так. В общем-то довольно рядовая по нынешним временам история.

— Я, танкист, товарищ генерал, могу наводчиком в любой танк сесть, больше пользы принесу.

Слава Богу и Партии у нас в бригаде на тот момент потери в общем-то были небольшие и безэкипажной техники не имелось, разве что десяток-другой взятых уже здесь, в Риге, трофейных БТРов. Но это не для танкового комбата работёнка.

Киваю адъютанту, мол запиши данные, будем иметь в виду.

— Извини, капитан, нет у меня для тебя танков. Вот отобьёмся, тогда и тебя по профилю применим, а пока давай, не подведи. Немцев надо максимально притормозить на дальних подступах.

А через несколько дней когда от немецкого корпуса отбились и к Риге подошли части Северо-Западного фронта, сижу в штабе, просматриваю донесения из подразделений о потерях, разбираю представления о награждениях, пишу похоронки. На рядовых-сержантов похоронки писали командиры подразделений, а на офицеров у меня похоронки писали штабные, ну и я сам тоже, когда время позволяло. Когда разбирал представления о награждениях натыкаюсь на знакомую фамилию. Капитан Капитанов. Умело командовал ротой при устройстве засады. Рота под его командованием уничтожила до двухсот вражеских солдат и офицеров, огнём из ПТР и противотанковых орудий рота подбила четыре танка, шесть БТРов и до десяти грузовиков. Был ранен. Один из наших танков участвовавших в засаде был подбит. После получения приказа на отход заменил убитого наводчика в подбитом танке и огнём из этого танка прикрывал отход подразделения на запасные позиции. Огнём из танка лично подбил три вражеских танка и два БТРа. Вёл огонь из танковой пушки до тех пор пока танк не был окончательно уничтожен врагом. Через несколько дней когда мы вернулись на эти позиции тело капитана было извлечено из танка и опознано. Похоронили капитана в братской могиле на окраине Риги. Комбат представлял капитана к ордену Красного Знамени посмертно. Зачеркиваю. Вписал представление к званию Героя. Только вот похоронку некуда было писать. Личное дело не успели толком завести. Где и когда родился, когда был призван, где учился — есть, а про семью записи нет. Ну, ничего, данных хватает. Разберутся штабные, найдут родных капитана.

И вот похоже сам семью капитана нашёл.

— Фотография есть твоего папки? — спрашиваю мальца, — Был у меня знакомый с такой фамилией.

Мальчонка оживился, тянет меня за собой. Поднимаемся на второй этаж в квартиру к моим нечаянным знакомым. Егорка не разуваясь бежит в комнату и возвращается с большой, видно ещё довоенной, фотографией. Бравый красный командир, в петлицах танки и кубари старшего лейтенанта, миниатюрная блондинка в светлом ситцевом платье, а между ними Егорка в новенькой школьной форме с портфелем и букетом цветов. На первое сентября наверное фоткались. На фото командир ещё больше на Юматова похож.

Бабулька замерла, прижала руки к груди. Мальчишка с надеждой заглядывает мне в глаза.

— Он? — шепчет женщина.

— ОН, — киваю, слова застревают в горле.

Женщина уже всё поняла по моему виду.

— Когда?

— Зимой, под Ригой.

Егор размазывая слёзы убегает в комнату. Бабулька просит рассказать о том где и как. Приглашает пройти на кухню. Прошу поставить чайник. Заваркой я нынче богат. Попьём чайку. Под чаёк и расскажу. Бабульку зовут Тамарой Степановной. Тёща капитана. Жена Александра Капитанова — Ольга — на службе, здесь в Москве. Зенитчица. Младший лейтенант. Командир взвода. Иногда забегает домой, но всё больше в казарме или на позициях где-то в Сокольниках.

Пока Степановна возится с чайником на керогазе, лезу в свой вещмешок и начинаю выуживать из него заварку и другие деликатесные в нынешнее время продукты. Вот блин тормоз! Вываливаю из мешка всё продуктовое богатство на кухонный стол.

— Тамара Степановна, это Вам.

— Да, Вы, что? Мы не голодаем. И у Ольги паёк хороший, — сопротивляется бабулька.

Да уж. На блокадные ленинградские фото они с Егоркой конечно не похожи, но и упитанными не выглядят.

— Берите. Страна своих генералов хорошо кормит.

Деньги у меня есть, могу и в коммерческом ресторане недельку похарчеваться. Перебьюсь.

На кухне опять появляется Егорка.

— Расскажите про папку.

Конечно расскажу. Для начала вручаю мальчишке плитку шоколада. Потом достаю из трофейного ранца трофейный же эсэсовский офицерский кинжал. Ясен пень не сам его затрофеил, Корнеевские ухорезы добыли, ну, а уж мой главный особист мне презентовал.

— Держи.

Егорка внимательно рассматривает кинжал, слегка морщится натыкаясь взглядом на орла со свастикой усевшегося на ореховой рукоятке.

— Трофей.

— Папкин?

Что тут скажешь.

— Да, папкин. Он немецкого полковника убил и с него этот кинжал снял.

Ага. Трофей должен иметь свою историю.

Поспел чай, нарезаны бутерброды. Рассказываю всё что знал о капитане. Степановна охает. Егор замер, сжимает кинжал и ловит каждое моё слово. Восторг в мальчишеских глазах когда сообщаю о том что его отец представлен к ордену. К какому — не говорю. Не знаю утвердили ли моё представление на Героя. Если нет, то уж Красную Звезду должны дать точно. Всё рассказал. Пошли вопросы. Уже собрался уходить. Звонок в дверь.

— Мамка пришла, — Егор срывается с табуретки и бежит в коридор.

Ольгу отпустили со службы переночевать дома. Знакомимся-представляемся. Сообщаю печальную весть. Ольга воспринимает известие о гибели мужа даже с каким-то облегчением. В прошлом августе пришло извещение, что муж пропал без вести. Про гибель второй ударной особо не сообщалось, но Ольга уже тогда служила и примерно представляла где муж служил и что там произошло. Погиб? Попал в плен? Как узнать? А, тут хоть какая-то определённость. Приходится рассказывать всё по второму разу. Засиделись. На улице уже темно. Скоро комендантский час. Фигня. У меня пропуск. На прощанье объясняю Ольге куда надо обратиться в наркомате чтобы получить документы о гибели мужа и как узнать о награждении.

Выхожу из дома и начинаю петлять по дворам выбираясь на улицы. На улице нос к носу сталкиваюсь с патрулём. На мне полушубок с большим овчинным воротником, погоны почти не видны, генеральские лампасы на галифе тоже из-под полушубка не рассмотреть. Прикольно выглядит младший лейтенант разглядывая моё удостоверение личности и врубаясь что там за звание прописано. Цельный генерал-лейтенант из подворотни с немецким ранцем вырулил. Есть от чего рот разинуть и удивиться. Чего это генерал тута, ночью, один, с плотно набитым ранцем делает?

— А, что у Вас там, товарищ генерал-лейтенант? — начальник патруля указывает рукой на стоящий у моих ног ранец.

— Личные вещи и деньги.

— Предъявите к досмотру, пожалуйста.

Да, без проблем, смотрите. Лица патрульных вытягиваются, при виде объёмных пачек денег, руки на автомате скидывают с плеча карабины. Начпатр тоже тянется к кобуре.

— Спокойно, младший лейтенант, посмотрите, там, — киваю на стопку моих документов ещё зажатую в руке младлея, — Расчётная книжка[4] есть, в ней всё отражено.

Начпатр недоверчиво начинает листать расчётку, а там все премии скрупулёзно перечислены и дата выплаты стоит сегодняшняя.

— Вопросы?

— Никак нет, товарищ генерал-лейтенант. Но, как же Вы тут?

Хрен его знает о чём хотел спросить младший лейтенант, но снисхожу и пытаюсь объяснить.

— Зашёл к семье погибшего однополчанина, — киваю на дома за спиной, — Вот засиделись, а теперь надо до своей квартиры добраться.

— А, где квартира?

— Лейтенант, там же в документах ордер на квартиру есть, — указываю начпатру на невнимательность.

— Ах, да, извините.

— Лучше подскажите, как пройти, а то я в этих местах первый раз.

Начальник патруля начинает словами и жестами описывать дорогу до нужного мне адреса. В начале улицы появляется взрыкивающий движком грузовик. Один из патрульных выскакивает на проезжую часть и тормозит порожнюю «трёхтонку». Младший лейтенант прерывает свои объяснения и идёт проверять документы у водителя. Минуты через три-четыре возвращается ко мне.

— С вокзала пустой на завод возвращается, — комментирует начпатр ситуацию, — Ему в ту же сторону что и Вам. Может подвести.

— Спасибо, лейтенант, воспользуюсь.

Пожилой водитель устал и хмур, не разговорчив. Опаздывает на погрузку, звиздюлей отсыпать могут, так что никуда заезжать не будет, а выкинет меня в ближайшем к моему дому месте на его маршруте. Ну, и на том спасибо.

Прокатились с ветерком. Иду оскальзываясь на подмерзающих продуктах дневного таяния сугробов. Нужный квартал нахожу без проблем. Мой дом в глубине квартала, это я ещё в Академии на плане Москвы рассмотрел-запомнил. Дом. Трёхподъездная пятиэтажка. Ориентируюсь по табличкам у подъездов и нахожу свой. Дверь со скрипом. Света на лестницы нет. Светомаскировка. Достаю фонарик и подсвечивая им взбираюсь на нужный мне третий этаж. Уф. Добрался. Отпираю дверь и захожу в квартиру. В квартире тепло. Паровое отопление, однако. Свечу фонариком. На окнах есть плотные шторы светомаскировки. Задёргиваю их, включаю свет. Осматриваюсь. Минимализм. На кухне — стол, тумба, стул и керогаз. В ванной присутствует дровяной водогрей и небольшая охапка дров, топорик для их колки. Комнаты проходные. В первой солдатская панцирная кровать с матрасом, подушкой и казённым одеялом, шкаф с постельным бельём и всё. Во второй комнате — пустой книжный шкаф, стул, двухтумбовый письменный стол и настольная лампа на нём — типо кабинет. Вот и всё убранство квартиры. Да… не «Метрополь» однако. Не то что бы я ожидал роскошных апартаментов, но этот здешний минимализм наложился на преследующий меня последнее время игнор. Никому я не нужен, никто со мной встречаться не хочет. Садись за парту генерал и не отсвечивай. Обидно, досадно. Хотя… Сейчас в Белоруссии по всей видимости большая драка началась, и моим московским знакомцам просто не до меня, головняков сейчас у Генштаба и Ставки выше крыши и некогда им одному из многих генералов сопли подтирать.

Вешаю в шкаф полушубок, ранец туда же, выключаю свет и не раздеваясь заваливаюсь на кровать. Лень. Лень раздеваться, лень кровать бельём застилать, есть пока нечего, да и не проголодался ещё. Утро вечера мудренее. Посплю, там дальше будем посмотреть. Блин… Будильника-то у меня нет. Просплю — не просплю? Встаю с кровати, раздёргиваю шторы, приоткрываю окно. Начнётся утром движуха на улице, услышу и проснусь. Выглядываю в окно. Во двор въезжает машина. Эмка. Эмка? Возвращаю голову в тепло квартиры и наблюдаю. Эмка тормозит у первого подъезда. К ней от угла соседнего дома бежит мужик. Из эмки выходят трое, из водительской двери никто не вылазит. Подбежавший жестами указует на мой подъезд. Троица направляется к моему подъезду. За мной? Ко мне? За чем? Бандиты? НКВД? Или опять прокуратура? Вряд ли последние двое, но с другой стороны мало ли какие установки чекистам могли дать, мало ли чего неравнодушные люди про меня могли в прокуратуру настучать. Ладно, посмотрим. Не зажигая свет, на ощупь подхватываю из ванной топорик, ремень с кобурой на плечо и выхожу на лестничную площадку. Тихонечко прикрываю дверь и запираю её на замок. Теперь тихонечко-тихонечко, на цыпочках на пятый этаж.

Скрипит дверь подъезда. Троица полуночников пытается повторить мой манёвр по бесшумному передвижению. Шума почти нет, но вот фонариком они себе подсвечивают и мне виден их маршрут. Поднялись на третий этаж. Остановились у моей двери. Шепоток. Ковыряются в замке. Бандиты? Не факт. Может и вполне себе легальная группа захвата. Дверь открылась и троица заходит в мою квартиру.

Стараясь не шуметь спускаюсь. Слегка приоткрываю дверь в квартиру и подсовываю под неё носок топора. Теперь дверь особо не откроешь, топор сработает клином. ТТшник в руку. Нажимаю на кнопку механического звонка. Звон-перезвон. В квартире — приглушённые матерки.

— Внимание! Работает Московский уголовный розыск, выходить по одному, руки за голову, — подпуская в голос свирепости ору в квартиру.

— Спокойно, коллеги, свои, госбезопасность, у нас ордер.

Ага, ордер у них. На обыск или на арест? А чего тогда тихорятся и в темноте шарятся?

— Документы предъявите. Один к двери с документами. И свет в коридоре включите.

— Сейчас-сейчас коллега.

Шепотки, осторожные шаги в коридоре.

— Свет!

— Да-да, сейчас.

В коридоре зажигается свет. Я-то в темноте стою, а вот тем кто в квартире на несколько секунд фокусировку собьёт. Но полуночный нежданчик с промаргиванием и восстановлением зрения тянуть не стал, а с разгону врезал ногой по двери, примериваясь выскочить на лестничную площадку вслед за распахнутой дверью.

Не срослось. Дверь крепка, и топор надёжно её клинит. За дверью мат в полный голос, видать хорошенько ногу себе отморозил мужик. В щель между дверью и косяком вижу валяющийся на полу пистолет и ноги завалившегося на пол попрыгунчика.

— Всем на пол, — ору, — Кто дёрнется — стреляем на поражение!

Из квартиры раздаются выстрелы, в двери появляются дырки. Ах, вы ж суки! Получите. Стреляю в щель по ногам неудачного борцуна с дверью. Два выстрела и не скакать больше зайчишке никогда. Зайчишка орёт-визжит и матерится. В квартире какая-то движуха. Нагибаюсь чтобы вырвать топор из-под двери и чуть не получаю инфаркт. Мне на плечо ложится рука. Оборачиваюсь. Мужик лет сорока, в галифе, вязанных носках и белой нательной рубахе, в правой руке стволом вверх такой же как у меня ТТ.

— Помочь?

Ага, пипифакса принеси! Конечно помочь!

— Патруль, милицию вызови.

— Уже позвонил. Едут.

Нормуль. Значит можно не суетиться, не изображать из себя Рэмбу. Приедут специалисты и разрулят ситуацию.

Вдруг в квартире раздаётся грохот. Ор. Вой. И почему-то вой за окном. Глухой стук упавшего мешка с картошкой доносится с улицы. В квартире нарастающий шум похожий на звук фонтана. Душераздирающий вой в квартире.

Вырываю из-под двери топор и врываюсь в квартиру. Сапог, пинок, голова. Обезноженный зайчишка успокаивается в углу коридора. Не фиг к пистолету тянуться. В первой комнате дым. Нет. Пар. В клубах пара мечется второй неудачник. Личико ему обожгло. А зачем же было трубу отопления курочить? Замах, топор, бедро. Не ногу не отрубил. Бил обухом. Пусть хромоножкой поживёт, зачем ему летящая походка когда глазные яблоки в варёные яички превратились?

К окну в комнате не подойти. Из развороченной трубы отопления хлещет кипяток. Выглядываю в окно на кухне. Внизу, на превратившемся в монолитный камень сугробе лежит тело третьего ночного гостя и не сыгравшие роль спасительной верёвки разодранные простыни. Деревня! Кто ж тебя надоумил трубу отопления за место анкера использовать?

Возвращаюсь в коридор. Нежданный помощник уже крутит-вяжет бандюганов их же ремнями. Уф. Ну вроде усё. Вон и за окном слышен шум подъезжающих машин. Ух ты ж, сколько вас! Первыми до квартиры добежали патрульные из комендатуры, менты следом — они подзадержались под окном у незадачливого стенолаза. Сразу за милицией появились гэбэшники. Опаньки и не гэбэшники вовсе — Смерш! Это я чего-то упустил. Вашу же контору должны были только через месяц создать. Вслух ясен пень этого не произношу, но интересуюсь, что за зверь такой? Оказывается уже два дня как создан единый «Смерш»[5].

21 марта 1943 год. г. Раков, Белорусская СССР.

Гвардии лейтенант Миша Васев уже четыре года как был танкистом, в 39-м на срочку призвали, а с передовой он почти не вылазил с ноября 41-го, с самого начала контрнаступления под Москвой. Тогда он был ещё рядовым мехводом, чуть позже стал командиром танка, а сейчас у него под командой целый взвод — три новеньких нижнетагильских Т-34 с весьма полезной доработкой — с командирской башенкой[6]. Танковые батальоны их 23-й гвардейской танковой бригады командование раздёргало поротно на усиление стрелковых частей формирующих внешнее кольцо окружения немецкой группы армий «Центр». А, вот 2-я рота 1-го батальона бригады в которую и входил взвод Миши угодила в резерв командира 11-й гвардейской стрелковой дивизии. Правда прежде чем стать резервом роте пришлось серьёзно попотеть.

Подумаешь марш в пятнадцать километров от Заславля, где располагалась бригада, до Ракова вокруг которого были позиции частей 11-й дивизии. Ерунда. Час хода от силы. Но, прошлой ночью, уже под утро, когда рота была на середине маршрута, нацисты из Минска решили попробовать на зуб позиции 326-й дивизии, стоявшей на внутреннем обводе кольца окружения.

От Минска на позиции дивизии ломанулись пехотные части европейских союзников Гитлера. Так-то этих датчано-бельгийцев особо не боялись. Вооружение дерьмовое, артиллерии почти нет, пулемётов минимум, танков-бэтээров тоже нет, передвигаются на своих двоих, потому как и автомашин даже в обозе нет. Лошадки впряжённые в телеги и лошадки для старших командиров — вот и весь транспорт этих завоевателей. Хорошие пулемётно-артиллерийские ротные опорные пункты могли без проблем отражать атаки хоть целого полка этих европейских воинов. Да и дивизию скорее всего бы остановили и заставили бы умыться кровью. Но не в этот раз. Видать европейские нацики со всего Минска и остающейся под их контролем округи белорусской столицы сгребли всё авто-мото-тракторное. Потом после боя, когда удалось поближе рассмотреть побитые вундервафли обнаружилась даже парочка паровых тракторов, которые иногда ещё использовали в деревнях как привод для молотилок или мельниц. Так вот, собрали эти франко-голландцы чуть не три сотни всякого-разного гражданского транспорта, присобачили на него пулемёты-пушки-миномёты и ломанулись без артподготовки через подмёрзшие к утру поля на позиции одного из полков 326-й дивизии. Грузовик с малокалиберной пушкой в кузове или легковушку без крыши, но с пулемётом остановить не проблема, если ты в окопе да с пулемётом, особенно если с крупнокалиберным. Но вот если эти вооружённые каракатицы лезут-ломятся из всех щелей, если и сосчитать их даже не получается — вот тогда действительно проблема. Первые ряды авто-мото-недотанков наши стрелки остановили, но слишком густо было этих недоразумений, мешают они целиться в идущих следом. А следом кроме таких же эрзац-тачанок лезет ещё и обычная пехота и тоже прикрывается дымящимися трупиками изделий гражданского автопрома. В общем добрались еврооккупанты до нашей первой линии окопов. Рукопашная. Штыки-гранаты, лопатки-приклады. До хрена нациков было. Потом прикинули — минимум три дивизии. Против полка! Правда полк тот не осени 41-го. В нём всё как положено. Батареи 45-мм и 76-мм пушек, батарея 120-мм миномётов, в батальонах полка миномётные и пулемётные роты и взвода 45-мм пушек, и даже в обычных стрелковых взводах имеются миномётные отделения. Накрошил полк оккупантов от души, но уж слишком много было фашиков. Добрались-добежали они до наших окопов и захлестнули советских бойцов волной безумной. И реально замаячила перспектива прорыва внутреннего кольца окружения. Вот тут-то командование и сдёрнуло с маршрута роту в которой служил Мишка, затыкать-разруливать проблему.

Сто 76-мм снарядов и чуть более трёх тысяч 7,62-мм пулемётных патронов в каждом из десяти танков роты. Круто. Круто было бы если все снаряды были бы осколочно-фугасными или картечными, ну или шрапнельными. Но рота готовилась отражать удар немецких панцеров снаружи кольца и большая часть боекомплекта была из бронебойных снарядов. Автотачанки бронебойным снарядом прошивались насквозь, но эти же снаряды были абсолютно бесполезны против пехоты. Уже на рассвете, когда стало понятно, что отбились, что наступательный порыв нациков выдохся, танкистам пришлось работать гусеницами. Патроны в пулемётах кончились, снаряды — только подкалиберные остались и как таким снарядом по бегущему пехотинцу стрелять? Вот и пришлось погоняться, по заставленному коптящими небо авторазвалинами полю, за разбегающимися нациками. Изредка на броне танка что-то бухало. Тихонечко. Это особо отмороженный бельгиец или француз пытался исподтишка поразить советский танк противопехотной гранатой. Безумству тупо-тугоголовых споют песню в Париже и Брюсселе. Позже. Когда вести о бойне-катастрофе до туда дойдут. А бойцы 326-й стрелковой дивизии поутру считали трупы европейцев и остовы евротачанок. Как отмечалось выше, ранее ездящих, развалин насчитали под три сотни. Трупов — больше восьми тысяч. Больше — потому что комдив больше считать не разрешил и отправил счётчиков восстанавливать порушенные оккупантами позиции, хотя новые окопы уже капало около трёх тысяч пленных.

Авиация? Где была авиации? Наша или немецкая. Уже несколько дней как погода была откровенно нелётной. Низкие-низкие тучи из которых периодически высыпалась то мелкая снежно-ледяная крупа, то мелко-противная водяная взвесь. Вот и не было авиаподдержки у обоих сторон. И не было авиаразведки.

Вот так. В Раков рота прибыла только накануне вечером. Без потерь прибыла. Но с расстрелянным в ноль боекомплектом и с минимумом солярки в баках. Хорошо что у стрелков-пехотинцев пушки теми же снарядами стреляют, что и танкистам нужны. Поделились полковые артиллеристы снарядами, отсыпала пехота патронов к пулемётам, а к утру и заправщики из бригады добрались — наполнили пересыхающие баки. Теперь жить можно. Поспать бы ещё. Да какой там. Всю ночь провозились с сортировкой и погрузкой привозимых вразнобой пехотой снарядов, да обслуживанием-ремонтом танков. Ничего серьёзного, но вот приборы наблюдения повреждены были почти на всех танках, евронацики не имея чего-то серьёзного для борьбы с тридцатьчетвёрками массово пытались покалечить прицелы-триплексы танков огнём из стрелковки. Хорошо что на заводе запас триплексов[7] в возимый ЗИП[8] отсыпали щедро. Поесть-поспать? Поесть удалось, поспать — нет. Ротного в штабе дивизии предупредили, что дивизионная разведка фиксирует выдвижение немецкой мотопехоты и танков к позициям дивизии со стороны Воложина. Видать наконец-то решились немцы на деблокирующий удар, не стали ждать улучшения погоды, попрутся без предварительных авианалётов.

Позиции 11-й дивизии хороши. Всего двенадцать километров от Ракова на востоке и до Рудни на западе, по южному лесистому берегу речушки Ислочь. За Рудней — болота при всём желании не пройдут там немцы. А за Раковым уже другие наши дивизии стоят. К северу от Ислочи по большей части поля перемежаемые небольшими рощицами. Почти все рощицы от берегов реки на полтора-два километра отстоят. И эти полтора-два километра немцам придётся пройти под огнём частей дивизии. И никак от этого им не уклониться. Немного дорог тут к Минску ведут, и стиснуты они все лесами и болотами. Вот так и здесь. Дорога на Минск вдоль северного берега реки идёт и не пройти по дороге пока советских бойцов от речки не отбросишь. И севернее, вдали от реки немцам не пройти — там опять леса-болота начинаются. Так что будут немцы сначала пытаться отбить южный берег реки, а потом уж по дороге ломанутся к Ракову и далее на Минск.

Сидит Мишка у танка, спрятанного под деревьями небольшой рощицы, слушает канонаду. Мехвод принёс в котелке чайку. Хорош чаёк, ароматный, с травками, из Грузии недавно посылки в бригаду привезли от тамошних колхозников. Кроме чая в тех посылках ещё различные сухофрукты были. Начмед бригады говорил, что полезны они для глаз. А глаза для танкиста очень нужны. Зоркие глаза! Первый увидел вражеский танк или пушку — значит жив будешь, проворонишь противника — пипец тебе. Прошли времена когда у немцев только слабенькие «колотушки» были. Сейчас у них вполне себе серьёзные орудия имеются и в противотанковой артиллерии и на танках, если попадут, то почти точно тебя подобьют. Это конечно про собственно немцев. У их союзников с противотанковыми средствами пока не очень. Но судя по всему сегодня в бой идут именно что немцы. Так что закусывает Мишка чаёк сушёными кавказскими вкусняшками, готовится к бою. Дай бог, что б до боя не дошло. Нет, не трусит лейтенант, нет. Просто если их роту куда в бой сдёрнут, то это значит что там совсем плохо, что там наши не могут самостоятельно удержаться, что слишком силён на том участке противник и без помощи резерва не удержаться пехоте.

Дело шло к полудню. От соседней рощицы, где располагался штаб стрелковой дивизии примчался снегоход. Начали недавно такие мотоциклы поставленные на лыжи и гусеницы поступать в гвардейские части. Удобно и быстро, почти по любому зимнему бездорожью гоняют. Водитель снегохода забрал ротного и газанув умчал обратно в штаб. Ага. Сейчас командиру задачку нарежут. Сворачиваем костерки-перекусы, экипажи к машинам, а командиры взводов подтягиваются к танку ротного. Ждём. Через минут десять снегоход возвращает ротного.

Хорошие новости. Наши везде держатся. Вот только у немцев работает пара-тройка стопятидесятимиллиметровых гаубичных батарей. Не достать их никак, сильно мешают они нам. Поэтому танковая рота стартует с северной окраины Ракова, не дошли туда ещё немцы, и через ближайшую рощу уходит в рейд по немецким тылам. Нет здесь ещё сплошных порядков у немцев, можно проскочить и поискать ихнюю артиллерию. Задача поставлена, цели определены, за работу товарищи!

— По машинам!

И рванула рота по подтаявше-раскисшим полям на встречу врагу. Ислочь пересекли по мосту у Ракова и сразу углубились в лесок. Пришлось попотеть механикам петляя между деревьями, но справились — выскочили на северную опушку рощи. Притормозили. Ротный и взводные из люков вылезли, в бинокли рассматривают местность. Поле, в поле хуторок погорело-разваленный, за хуторком опять лесок-роща. Немцев не видно. Ну, что рванули? Ротный дает команду по радио. Сначала взвод Мишки пойдёт до развалин хуторка. Там за развалинами тормознётся-спрячется, и тогда остальная рота подтянется. Зачем такие сложности? Да вот не нравится ротному опушка леса за хутором. Хорошая там позиция для противотанкистов. Не стоит сразу все танки под их возможный огонь подставлять.

Мишкин танк по центру, второй-третий танки взвода оттянулись вправо-влево на сто метров, и вперёд, на максимальной скорости, к хутору. Выстрелов от рощи нет. Может и нет там никого? Хорошо бы. Рота подтягивается к хутору, обходит его справа-слева и к роще. Твою ж…! Вспышки-выстрелы с опушки. Суки. Искры от попаданий-рикошетов на броне танков.

— Вперёд! Вперёд! — орёт по радио ротный.

До позиций немецких противотанкистов всего метров пятьсот. Не расстрелять их издалека. На равных придётся перестреливаться. Так лучше рывком преодолеть эти сотни метров и гусянками подавить немецких канониров. Мишка приник к МК-4[9]. Что за чёрт? Пропала роща, не видно немецкие пушки. Ага, это мехвод в ложбинку-промоину въехал. Удачно. Длинная ложбинка и выводит Мишкин танк во фланг, даже почти в тыл немецкой позиции. Получи фашист гранату! Ну, то есть осколочно-фугасный снаряд. Шесть спешно зарытых в землю пушек, столько же ганомагов с пулемётно-пушечными довесками в кузовах и до роты пехоты. Ну ща мы вам! Выстрел. Ещё. Ещё. Пушки уничтожены, половина бэтээров горит. По радио перекличка в роте. Два танка подбиты. Ещё один застрял с разбитой гусянкой. Рота продолжает давить немцев, а вырвавшемуся вперёд Мишке ротный отдаёт приказ идти дальше. Оставшихся немцев и так без него додавят.

Мишка уводит свой танк вперёд, на северо-запад, по опушке леса. Параллельно опушке идёт грунтовка. Немцев не видно. Перекрёсток. Танк выскакивает на него. Мишка хотел дать команду мехводу заглушить движок, надо прислушаться, сориентироваться откуда слышны выстрелы немецких гаубиц. Хотел. Не успел. Взгляд вправо на уходящую в лес дорогу-просеку. Опана. Прямая как стрела просека, а по ней ползут двенадцать грузовиков. Да не простых. Тащат на прицепе лёгкие 10,5-см гаубицы. Артдивизион немецкой танковой дивизии пытается найти себе позиции. Красавцы! Огонь по дальнему, чтобы не убёгли. Есть! Заблокирована просека. Теперь с расстановочкой по затормозившим машинам. Один за одним шесть осколочно-фугасных, затем добавляем ещё штук пять картечных. И нету боле у немецкой дивизии артдивизиона. Горит-коптит и взрывается-детонирует он. Победа? Нет. Задача была найти и уничтожить стреляющую артиллерию противника, а эта только на позиции выдвигалась. Продолжаем искать дальше. А, что там с родной ротой? Где они застряли? Связь с ротным. Твою ж…! «… мать-мать-мать» — разносится радиоэхо. Не успела рота додавить немцев. Откуда не возьмись выскочил на подмогу своим канонирам десяток приземистых «штугов». Против шести оставшихся в строю тридцатьчетвёрок. Вернуться и с тыла помочь своим? Хрена! Ротный матерится и приказывает продолжить поиск немецких гаубиц. Приказ есть приказ. И Мишкин танк уходит дальше.

Лес закончился, дальше дорога километра полтора идёт по полю. Вдали, слева от дороги опять лес. И вроде бы как из-за того леса и слышны звуки гаубичных выстрелов. Ну, что ж рванули туда. Почти добрались до того леска. На встречу выскакивают два мотоцикла. Наводчик и мехвод реагируют синхронно. Очереди из курсового и спаренного пулемётов дырявят железных коней и их седоков. Танк не сбавляя скорость плющит-давит металло-органические трупы. Опачки! Почти сразу из-за скрытого лесом поворота выскакивают два ганомага и две лёгких «праги». Вроде бы разведка или ГПЗ немецкой мотопехотной или танковой дивизии. Но что она делает позади своей же артиллерии? Или это уже дивизия второго эшелона выдвигается? Да, похрен, некогда разбираться. В пять выстрелов советские танкисты разбираются с немецкой лёгкой бронёй. Суки! Последним разрешённым выстрелом чешско-немецкий танк сбивает тридцатьчетвёрке гусеницу. И нету удовольствия от того, что после этого почти сразу «прага» превращается в костёр. Хуже нету темы, как оказаться в тылу у врага обездвиженным. Наводчик на всякий случай приглаживает горящий немецкий металлолом картечью. Экипаж к машине! Наводчик на месте, бди! Мехвод, заряжающий и Мишка выпрыгивают из танка. Быстрей-быстрей! Катки, ленивец — целы. Уже хорошо. Только гусянку натянуть, заменив два разбитых трака. Делов-то. Сотню раз такое отработано. Но, блин, не в тылу у немцев! Нервы-эмоции! Лом-кувалда. Выбиваем пальцы[10] из разбитых траков. Запасные — на освободившееся место. Опять кувалда. Вбиваем-заколачиваем пальцы. Ослабляем ключом ленивец. Иначе гусянку не натянуть. Мехвод прыгает на свое место. Танк потихонечку сдаёт назад. Оп. Есть. Можно соединять гусянку. Ломиком Мишка с наводчиком приподнимают нижнюю ленту гусеницы, а выскочивший опять из танка мехвод кувалдой забивает в траки последний палец. Осталось подтянуть ленивец, натягивая тем самым гусеницу. Молодцы. Перекрыли все нормативы. На ученьях комбриг грамоту бы дал. А сейчас не надо экипажу грамоты, живы-здоровы, танк боеготов и слава богу. По местам! Вперёд-вперёд! Там немецкие гаубицы ровняют с землёй нашу оборону. И несётся дальше одинокая тридцатьчетвёрка. За поворотом дороги, справа, в полукилометре деревушка. Там какое-то шевеление. Пехота немецкая между домами бегает. Притормаживаем. Закидываем туда три-четыре шрапнельки. В ответ? Ответа нет. Нету там у немцев артиллерии, ну хрен с вами. Не до вас Мишке сейчас. Потом разберёмся. Газу-газу на звуки гаубичных выстрелов. Лес слева закончился. Поворот влево. По полю вдоль опушки. Там впереди ухают-бухают гаубицы. Километр по раскисающему полю, очередной изгиб леса и вот они родимые. Ага, сейчас будем учить вас рожать! И родят сейчас прусские канониры страх, ужас и фекалии. Двенадцать пятнадцатисантиметровых гаубиц расставлены в шахматном порядке на обширной поляне, под деревьями спрятались грузовики-тягачи со снарядами. Кипит работа. Бегают подносчики снарядов, командир дивизиона в штабном БТРе приник к наушникам рации, командиры батарей орут команды-целеуказания, наводчики крутят маховички наводки, командиры орудий по готовности дают отмашку на выстрел. Дивизион ведёт беглый огонь. Грохот выстрелов, дым от сгорающих в стволах зарядов, вязко-туманная морось с неба. Красота! Нет никому из фрицев дела до выскочившей к ним в тыл тридцатьчетвёрки. Изумительно! Как на полигоне. Даже лучше. До самой дальней гаубицы и километра не будет, ближняя метрах в трёхстах. Ну, начали. Пошла потеха. На шестом выстреле по броне танка пошёл перестук. Твою ж…! Очередь из малокалиберной зенитки. Ага, увлёкся Мишка. Не такие уж дебилы немцы, прикрывают они свою артиллерию от атаки с воздуха, да и по земле зенитная батарея работать может. Хорошо, что вроде бы ахт-ахтов здесь нет. Ну, что ж, манёвр и скорость. И огонь. Из пулемётов, из пушки. Кидаем снаряды по всему что шевелится, ответом получаем морзянку разрывов-рикошетов на броне. Только несколько минут длилась та беседа. Тридцать выстрелов и пять минут. И вот она — Победа!

Что удивительно — танк на ходу и в боеукладке ещё кое-что есть. А немецкого дивизиона — нет. Орудия разбиты, грузовики весело горят и иногда разлетаются запчастями по округе от детонации сложенных в кузовах снарядов, штабной и радийный бэтээры превратились в сырьё для мартенов или домн. Счастливые недобитки попрятались в лесу. Ну, что? Задача выполнена, что дальше? Связь с ротным. Рация хрипит и отказывается озвучивать что-либо членораздельное. Хреново. Антенну сбили гады. Ладно, обойдёмся. Два дивизиона одним танком покрошили. Круть! Вот только у немцев в дивизии три дивизиона по штату. Третьего дивизиона пока не слышно. Пока. В любой момент он может начать стрелять. И где его искать? Погода портится. Облака всё ниже. Из них сыпет мелкий дождь вперемешку со снежной крупой. И вся эта гадость у земли смешивается с поднимающимся туманом. Видимость меньше километра. Метров семьсот от силы. Тридцатьчетвёрка проходится прощальной очередью по опушке леса и развернувшись уходит в туман. Мишка достаёт из планшетки карту. Где искать немцев? Ага, два-три километра на запад. Там тупик узкоколейки и сходятся в одну две грунтовки. Может там чего интересного увидим? Погнали. Перед тупиком и перекрёстком холм. Танк забирается на него. Ни черта не видно. Туман. Не молоко даже — кефир. Мехвод глушит движок. Тыдынц!

Со стороны узкоколейки гул множества работающих двигателей. Грузовики? Танки? Не разберёшь пока не подъедешь. Помаленьку танк начинает спускаться с холма. Мишка высунувшись из башни напряжённо вглядывается в туман. Хренак! Мишка от удара чуть не вылетел из люка. На дороге стоял ганомаг. Стоял. Теперь лежит на боку в придорожной канаве. Очумелый немецкий экипаж пытается выбраться из покалеченного драндулета. Мишкина рука ныряет в люк и выхватывает из укладки гранату. Получи фашист гранату! Неча поперёк дороги стоять. Ещё несколько метров вперёд и танк выкатывается из тумана. Сколько же вас тут! Мамочки! На небольшом пяточке у у-образного перекрёстка и расположенного рядом тупичка узкоколейки чуть не под сотню различных машин столпилось. По всей видимости здесь разгружался с платформ стоящего здесь же эшелона тот самый третий дивизион лёгких гаубиц. Машины немецких артиллеристов забили собой пятачок вокруг перекрёстка, а тут к перекрёстку подошла своим ходом ещё какая-то тыловая колонна. Не разъехаться тыловикам с артиллеристами. Ну ничего сейчас мы вам поможем.

В боеукладке сорок пять снарядов осталось и девятнадцать дисков к пулемётам. Хватит ли на всех? Посмотрим. Картечь. Шрапнель. Осколочные. Тридцатьчетвёрка стреляет с места. Мишка боится сдвинуться с занятой позиции. Уж очень она хороша. Тепло работающих немецких моторов разогнало над перекрёстком туман и со склона холма прекрасно видна вся эта машинная толпа. Спуститься ниже — и будут видны только передние ряды, двинуться вправо-влево — опять провалишься в туман. Поэтому стоим на месте и с максимальной скорострельностью выпускаем в гигантский автозатор снаряд за снарядом. И надеемся что не смогут, не успеют немцы развернуть в сторону охреневшей тридцатьчетвёрки что-то действительно крупнокалиберное.

— Командир, остались только бронебойные! — раздаётся в наушниках шлемофона доклад заражающего.

— Сколько?

— Двенадцать.

— Еще пять выстрелов и дальше работаем пулемётами.

Но и диски подходят к концу. Два всего осталось. А у подножия холма — апокалипсис вперемешку с локальным армагеддоном. Но есть вроде бы еще не покалеченная техника внизу.

— Механик, вперёд! Дави их гусеницами.

И продолжилась потеха. Нечего обозу противопоставить бронированной тридцатитонной машине. Рычит танк, трясёт экипаж на превращаемых в блинчики европейских грузовиках, разбегаются в панике обозники. Уф, прошли насквозь дымяще-горящую автосвалку. Разворот. Повторим. И вот Мишкин танк опят на холме. Смотрит Мишка на дело рук экипажа, пушки и гусениц танка и глазам своим не верит. И это всё мы? Как в рапорте это всё описать? Какой штабной в это поверит? Писаря засмеют-задразнят, ославят фантазёрами. Ну, да ладно. Перетопчемся.

Снаряды на исходе, но с топливом пока ещё всё в порядке. Возвращаемся. Остатки своей роты Мишка встретил у той деревеньки, что он обстрелял перед уничтожением дивизиона тяжёлых гаубиц. 11-я гвардейская стрелковая дивизия перемолов немецкие панцеры и самоходки перешла в наступление и к исходу дня дошла до того самого узкоколейного тупичка. Командиры и штабные были удивлены до охренения, но кучи дымящегося металлолома подтверждали доклад гвардии лейтенанта Михаила Александровича Васина. Весь экипаж танка был представлен к званию Героя Советского Союза[11].

21 марта 1943 год. г. Борисов, временно оккупированная территория Белорусской СССР.

Прошло уже четыре дня как командующий группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал Ханс фон Клюге[12] вернулся из Берлина. Целую спецоперацию пришлось придумывать для вполне себе рутинной в недавнем времени поездки. Сначала за фельдмаршалом из Берлина прислали личный «Кондор» Фюрера, но сам вид огромного самолёта над лесами заполненными русскими бандитами и диверсантами, подсказал русскому командованию о том, что на борту авиалайнера будет что-то интересное. Парни из «Абвера» настоятельно не рекомендовали лететь в Рейх этим бортом. И оказались правы. Когда фельдмаршал вылетел в Берлин на высотном разведчике Ю-86R-1, одновременно в Германию был отправлен и борт