2. Комиссия

Иногда, когда мы считаем, что идем по кругу, мы на самом деле идем по спирали. Мир цикличен. Но каждый виток – сложнее прежнего. Не надо недооценивать себя.

Магистр О́рлин

На следующий день я проснулась гораздо раньше, чем планировала.

Кровать была темной, приятно-прохладной и прямо-таки умоляла провалиться обратно в сон. Одеяло хватало меня за ноги, а будильник возле макушки молчал, будто прижав несуществующий палец к несуществующему рту: тс, тс-с-с, спи, хорошая! Тебе ведь что-то приятное снилось?

Это точно. Но вернуть ушедшую дрему я не смогу, а в щель между тяжелыми тканями балдахина уже проникали настолько яркие лучи солнца, что я решительно села и распахнула шторки.

– Доброе утро! – окликнула я филина Мараха, моего домашнего питомца, вовсю чистящего перышки в клетке. Он ответил галантным «уху» и подставил бок для традиционного почесывания.

Листва на деревьях была нежного, какого-то хрупкого цвета; на клумбах упоенно благоухали сиреневые гиацинты, а мимо лесной калитки катил телегу мальчишка-молочник – толстые стеклянные горлышки бутылок были обвиты побегами горошка, как принято в Шолохе в соответствии с сезоном. Весь Мшистый квартал звенел и пел в преддверии нового дня, и тени от вездесущих пиний кружевом разбегались по аккуратным газонам соседей.

За выпуклым панорамным окном царила ранняя весна.

Приняв душ, я занялась утренней чьягой. Самое то: и размяться, и успокоить нервы перед грядущей комиссией.

– Я проявлю себя лучшим образом и получу заслуженное повышение. Я проявлю себя лучшим образом и получу заслуженное повышение… – старательно бубнила я, вкладывая эту немудреную мысль в свои «настройки».

Мысль вкладывалась очень условно: скрипела и взбрыкивала всполохами волнения. К сожалению, в ней не хватало главного – веры. В глубине души я была согласна с шефом: такая монструозная вещь, как «комиссия» (только вслушайтесь в эти серые слоги!), наверняка не захочет менять вековые устои ради одной жизнерадостной и шустрой, но, пожалуй, отнюдь не незаменимой Ловчей.

– Я могу быть несправедлива к комиссии, зато комиссия – справедлива и даст мне заслуженное повышение… – поразмыслив, сменила вектор «настройки» я.

Балансируя на одной ноге и подтягивая вторую к затылку – поза танцора, – я фиксировала взгляд на каминной полке. Среди прочего на ней в ряд стояла дюжина крохотных пузырьков из багрового стекла.

Моя прекрасная коллекция. Волшебная подборка, которая наверняка пришлась бы по вкусу любому вампиру, потому что в пузырьках – кровь, причем кровь бога-хранителя Рэндома.

«Да осветится твоя жизнь магией, лапушка!» – написал Рэнди прошлым летом, когда неожиданно подбросил мне банку с алой жидкостью под окно.

Это был щедрый подарок.

Прелесть божественной крови не только в том, что вне тела она не сворачивается и не киснет. Влей такую кровь в человека – и он получит магический бонус, возможность творить колдовство, недоступное смертным. Так, на капельницах с божественной кровью зиждятся запредельные Умения Ходящих, в том числе Полыни.

Однако, получив кровь, я не стала сразу кидаться в Лазарет и требовать самую огромную иголку. Ведь помимо обычных чернил на записке Рэндома были еще какие-то буквы, совсем нечитаемые при свете дня… Зато проступившие под луной, когда я нагрела письмо над лавандовой свечой, разгоняющей чары.

«Поздравляю, ты добралась до инструкции!

У тебя два варианта. Первый: действуй как Ходящая – влей эту кровь себе в вены, попроси патлатого сделать тебе татуировку и навсегда получишь набор теневых Умений. Но с остальной магией это тебе не поможет, увы.

Второй: поднимай за меня тосты по настроению! Рюмка крови – и ненадолго энергия унни снова захочет с тобой общаться. Как классически, так и дружески, выбирай сама»[2].

Вторая опция звучала гораздо привлекательнее!

Поэтому я купила на Потаенном рынке набор пузатых пузырьков и с пиететом разлила по ним мерцающую жидкость. Теперь я всегда ношу с собой штучку на случай непредвиденной ситуации.

За год мне ни разу не довелось принять «допинг» – всегда удавалось выкарабкаться из неприятностей без него, но иметь такую страховку полезно. Жаль только, я не могу рассказать о ней комиссии в ведомстве!

Ведь, во-первых, боги-хранители просили держать их дела в секрете.

А во-вторых, однажды кровь кончится, а с ней и моя страховочная магия. А будет ли у меня новая партия – неизвестно. Потому что, как бы я ни хорохорилась перед Полынью на тему «своевременного» возвращения хранителей, я не могла не признать:

они все-таки очень,

ну просто очень,

далеко.

Нечеловечески.

* * *

Закончив с чьягой, я вышла в коридор.

В нос мне тотчас прилетел аппетитный запах омлета с помидорами, луком и беконом. Даже если бы у меня отшибло память и я бы забыла, как ориентироваться в собственном коттедже, чудный аромат неминуемо привел бы меня на кухню.

Там, стоя у плиты в светлом фартуке, пританцовывая и чуть ли не мурлыча, готовил завтрак господин Мелисандр Кес собственной персоной.

Саусберийский Свидетель Смерти[3], историк и авантюрист. Дуралей, сердцеед, ходячая неприятность с привкусом моря и – вопреки здравому смыслу и чувству самосохранения – один из моих ближайших друзей наравне с Кадией, Дахху и уже знакомым вам Полынью.

– Хей, красавица! – воскликнул Мел и пустил ко мне по столу чашку с кофе, как будто пивную кружку в баре. Его пшеничного цвета волосы, как обычно, были убраны под спортивную ленту, перетягивающую лоб. Соблазнительный южный загар оставался с саусберийцем даже в начале весны. – Как поживает твой боевой настрой?

– Прихрамывает, но я немилосердно подтыкаю его костылями. С ума сойти, Мел. Ты сделал завтрак на двоих? Сегодня же была моя очередь! Ты лучший.

– Я лучший – это факт. Что касается очереди, то она идет к д`гарру, когда в нашу жизнь вступают страшные испытания. Борьба с бесчеловечной системой входит в их список, – подмигнул Кес, перекидывая кухонное полотенце через плечо.

Мы с Мелисандром живем вместе. В распоряжении саусберийца весь второй этаж дома: он впихнул кровать в библиотеку и теперь спит, убаюканный шепотами древних книг. Иногда я даже чуть-чуть завидую.

Глотнув кофе – небо голубое, храни этот чудо-напиток, – я присоединилась к созданию завтрака.

– Ну, если тебя все-таки уволят сегодня, – оптимистично заявил Мел, продолжая разговор о комиссии, – то у нас в «Чалом единороге» как раз освободилась позиция бармена.

– А что случилось с предыдущим?

– Он применил запрещенное заклинание народа нюктов, когда один из клиентов отказался расплачиваться. Теперь сидит в подвалах вашего ведомства, как я понимаю.

Я сочувственно поморщилась. Причем посочувствовать в данной истории можно было и жертве, и преступнику: магия красноглазых нюктов – страшная штука, но наши камеры еще хуже.

Мелисандр сейчас работает в трактире «Чалый единорог», который находится в тревожном, но притягательном квартале Чрево Шолоха. По будням Кес разливает напитки за барной стойкой, а по выходным организовывает карточные турниры в огромном подземелье «Единорога».

Это занимает у него поздний вечер и часть ночи, а вот днем… Честно говоря, никто точно не знает, что Мелисандр делает днем: он виртуозно молчит на эту тему. Не просто молчит, а молчит со значением, понимаете? Что в случае этого хитрого типа может означать как тайную работу на мировое правительство, так и просто продолжительный сон в обнимку с мягкими игрушками. Хотя каждый раз, когда я оказываюсь дома в середине дня, Мелисандра тут нет.

Иногда я думаю, что, возможно, он ищет другую работу, более подходящую ему – талантливому свиду, два года назад влипнувшему в международные неприятности. Последовавший за этим этап историка-авантюриста в жизни Кеса закончился, а что будет дальше – пока неясно.

Когда об этом заходит речь, Мел обаятельно разводит руками:

– Я знаю одно: я влюбился, Стражди. Ваша лесная столица все-таки умудрилась взять в плен мое сердце, и я рад склонить свою голову перед ней. Так что я остаюсь здесь, а с будущим как-нибудь разберемся.

Мелисандр как следует тряхнул сковородкой, заставив омлет подпрыгнуть и перевернуться. Я принесла из сада пучок травы – рукколу, базилик, петрушку – и все тщательно промыла, очищая ажурные листики от темной земли. Потом поставила готовиться еще одну порцию кофе. Кухонный стол, накрытый кружевной скатертью, постепенно наполнялся разноцветными тарелками. Красота! Привлеченный запахом филин прилетел из спальни и теперь важно переступал с лапки на лапку на спинке моего стула.

Когда мы сели, Мел окинул меня оценивающим взглядом и поинтересовался:

– Как ты по ощущениям вообще? Готова?

– По идее, да, хотя от тревоги это не избавляет, – вздохнула я. – С иностранными языками, дипломатией и культурой у меня все отлично. Рекомендательные письма есть. По боевым искусствам я не только ходила к мастеру трижды в неделю, но и регулярно устраивала спарринги с Кадией – учитывая, что она научилась фехтовать еще в дошкольном возрасте, у нее есть чему поучиться. Я как-то даже пожалела, что не брала дополнительные классы по бою в годы учебы у наставника…

– Кстати, про это! Я давно хотел спросить: а как у вас вообще так странно устроено высшее образование, что вы втроем учились вместе, а выпустились с совершенно разными компетенциями? – полюбопытствовал Мел, накалывая кусочек соленого сыра на вилку.

– А в этом и есть суть наставничества – образования для аристократии. Сам магистр преподает студентам основные дисциплины, заточенные под будущее управление государством, а вдобавок к этому, в соответствии с интересами и талантами учеников, отбирает для них лучших в королевстве учителей – они приезжают и учат нас индивидуально. К нам иногда также приглашали аспирантов и студентов из Башни Магов – на выходные, для обмена «живым научным опытом в расслабленной обстановке», – я изобразила пальцами кавычки.

– Саусберийские студенты вместо этого устраивали бы вечеринки, – прикинул Мелисандр.

– Ну да. Мы тоже обменивались скорее игривыми взглядами, поцелуями и адресами ташени[4], но в общем и целом система была неплохая!

Мел понимающе усмехнулся.

– Ну-ка! – Он поднял указательный палец. – Вопрос тебе на засыпку, о Тинави, великий знаток чужестранцев! Ответишь на него – предчувствую, все будет хорошо с комиссией… Что значит, если саусбериец говорит тебе «Вот так Ноа!»?

– Все очень плохо – вот что это значит, – я развела руками. – Ноа де Винтервилля, архиепископа всея Лайонассы[5], ваши не любят.

– Бинго! Только при госпоже Пионии так не говори.

Самая лучшая в Шолохе чаевница была мамой пресловутого зла на ножках, широкой общественности известного в качестве главы единой церкви.

Когда стрелки на настенных часах показали восемь тридцать, я залпом допила кофе и объявила:

– Пора!

– Отсюда до ведомства полчаса, а у тебя еще полтора часа до срока, – с сомнением протянул Мелисандр.

– Ничего, наверчу пару кругов по центральным кварталам. Может, случайно сплету из шагов какой-нибудь узор на удачу! Или встречу магистра Авена Карлиннана и так его обаяю, что он сразу решит сохранить мой значок, – я мечтательно вздохнула. – Или на меня наедет кэб, и комиссию придется перенести.

Светло-голубые глаза Мелисандра наполнились смесью из веселья и сочувствия.

– Хей, Тинави, – неожиданно серьезно и чуть обеспокоенно сказал он, провожая меня до крыльца. – Если тебя все же выгонят, это не так уж страшно, верно? Ты уже проходила этот этап. Ты знаешь, что, когда одна дверь закрывается, где-то обязательно открывается новая. Правило всемирного сквозняка.

Я приподнялась на мысочки и взъерошила Кесу волосы.

– Знаю, господин свид. Я не боюсь будущего, но я люблю свою работу. Так что буду держать эту прахову дверь обеими руками, чтобы она не захлопнулась.

– Лучше ногу в щель у косяка просунь, – со знанием дела посоветовал Мелисандр.

Я подмигнула ему, поправила желтый рюкзак и ушла по зеленой тропинке между цветущих пионов.

«Удачи!» – простучал Кес морской азбукой по окну.

* * *

Малый Зал Совещаний, в котором проходила комиссия, располагался на верхнем этаже Иноземного ведомства.

Просторный и светлый, со множеством растений на стенах, темно-синим ковром и окнами-витражами, он был прекрасен. Идеальное место для драмы: утешит одним своим видом!

С потолочной балки, пересекающей зал по оси, свисали длинные вышитые полотна с гербами пяти департаментов: ястреб Ловчих, волк Ищеек, лиса Говорунов, олень Указующих и сова Архива. Возле окон были прибиты красочные гербы сопутствующих, непрофильных отделов – тех, что в той или иной форме есть во многих ведомствах: змея Свидетелей Смерти, медведь Тюрьмы и так далее.

Гонг в главном холле пробил десять утра.

Я сидела в резном деревянном кресле, одиноко стоящем в центре зала, и ждала, пока за кафедрой соберется вся комиссия. Из пепловой дюжины недоставало троих. Впрочем, и насупленных бровей присутствующих с лихвой хватало на то, чтобы прочувствовать всю серьезность происходящего.

В дверь, шелестя шелками, проскользнул Полынь. Он легко подхватил в углу какую-то тумбочку и, протащив ее по полу со страшным скрежетом, плюхнулся рядом со мной. Комиссия глянула на него пристально, но промолчала.

– Прости, что опоздал, – шепнул Внемлющий, остро пахнув перцем и эвкалиптом. – На улице Дальней Поступи два тролля решили ограбить ювелирную лавку, рассудив, что при свете дня это будет незаметно и неподозрительно. Пришлось их разочаровать.

Дверь кабинета распахнулась – на сей раз гордо, уверенно, так и хотелось добавить фанфары, – и в нее по очереди зашли трое.

Мастер Улиус Чобчек, наш шеф, в просторном одеянии, с соломенно-рыжей бородой и глиняной кружкой чая, будто приклеенной к его правой руке. В тяжелые дни он колотит ею по столу: стол трещит, а кружке нормально.

Госпожа Селия из Дома Сгинувших – заместительница шефа – с серой тростью, тугим пучком и таким выразительным взглядом, что хочется взять лопату и самого себя поскорее закопать.

И мастер Авен Карлиннан (да, его зовут в честь двух богов) – высокий сухопарый шатен с лицом той степени очарования, без которой очень сложно сделать потрясающую карьеру, будь ты хоть трижды гений в своей области.

Мы встали. Они сели. В повисшей тишине стало слышно, как Полынь ногтями скребет по своему запястью, на котором явственно отпечаталась хватка горного тролля.

Господин Карлиннан положил подбородок на сцепленные замком пальцы и долгую минуту просто смотрел на меня, не мигая. Я смотрела в ответ. Решила, что тоже моргать не стану. Бывают случаи, когда лучше показаться упрямой, чем вежливой, – и что-то подсказывает, что мой случай как раз такой. Ведь хороших Ловчих в ведомстве много, и моя задача сегодня – не только доказать, что я в их числе, но еще и донести, что это место мне очень, очень важно. Я готова за него бороться.

Мастер Карлиннан улыбнулся, вокруг глаз у него побежали лучистые морщинки.

– Что ж, начнем! – проговорил он и открыл изумрудную папку с моим личным делом.

* * *

Разбирательство было долгим.

Дамы и господа дотошно изучили всю мою биографию, выслушали заготовленную речь с «аргументами». Они допросили Полынь, проэкзаменовали меня по тем и другим вопросам. Похмыкали над отметками «совершенно секретно», украшавшими мое дело.

Отметки проставили по приказу короля Сайно́ра: они касались истории с принцем, богами и Зверем. Во всем Шолохе лишь небольшая кучка людей знала о том, что случилось прошлым летом. Этими людьми были мы с ребятами – непосредственные участники спасательной миссии – и его величество Сайно́р, которому хранитель Карланон прислал ястреба с длиннющим письмом.

Письмо содержало несколько важных пунктов:

1. Мир чуть не навернулся, но мы его спасли, не благодарите.

2. Ваш сын Лиссай – не псих. Дайте ему свободу делать то, что он считает нужным, потом поймете. Охрану убрать.

3. Тинави и Полынь не трогать, как бы ни хотелось.

Я отчетливо представляла, как скрипели Сайно́ровы зубы при прочтении такого свитка. Но, с другой стороны, общение с богом – это все-таки привилегия, и лесной король не мог ее не оценить.

Наклон солнечных лучей в Малом Зале Совещаний стал типично послеполуденным, когда мастер Авен Карлиннан подытожил:

– Хорошо. У нас есть все факты по делу Тинави из Дома Страждущих. Думаю, пора принимать решение.

И комиссия стала голосовать.

Один за другим колдуны, сидящие за длинной кафедрой, выкладывали перед собой свои значки. Если значок ложился аверсом – это было «оставим Ловчую». Реверсом – «вот вам ящик для ваших вещей, жалованье заберете в Архиве».

Мне нужно было набрать одиннадцать голосов из тринадцати.

Когда сидевшая всего лишь второй по счету глава департамента Ищеек плюхнула свое «нет», я панически сглотнула. Впрочем, этого следовало ожидать. У Полыни в прическе траурно звякнул бубенчик.

А вот дальше: да, да, да, да, да… Мастер Авен Карлинанн – «да», ура!

Я глазам своим не верила. Неужели все будет не так уж позорно?

Десятый член комиссии – эксперт из Правого ведомства, Хленно Гаверэй, – грустно покачал головой и положил значок реверсом вверх.

– Я считаю неразумным создавать такой прецедент, – объяснил он.

Пришла очередь Улиуса. Шеф грохнул значок и кружку на стол одновременно. Конечно же, это было «да».

И вот осталась только госпожа Селия – главный тиран нашего департамента, бывшая блестящая Ловчая, потерявшая магию, после чего ее сразу уволили, согласившись взять только на административную должность…

Оценив ситуацию, Селия наклонила голову набок и пару раз эдак небрежно крутанула свой значок на ребре. Все затаили дыхание: помимо упомянутого мной выше факта, каждый знал, какой долгий конфликт разворачивается у Селии и Полыни. Как они ненавидят друг друга.

– Что ж, думаю, у меня не остается иного выбора… – наконец бесцветно протянула госпожа Сгинувшая, блеснув серыми глазами за толстыми стеклами очков. – Учтите: это авансом, Тинави.

И положила значок аверсом вверх.

* * *

Я скакала по всему этажу как полоумная:

– Я Ловчая! Я Ловчая! Я все еще Ловчая-я-я-я-я! Опять! Уха-ха-ха, ты не избавишься от меня, Иноземное ведомство, я – истинное проклятье твое! Покуда стены твои стоят, я буду в них танцевать; покуда окна смотрят твои – я буду в них отражаться…

Полынь тихонько смеялся рядом.

– Ты вообще в курсе, что дверь в кабинет приоткрыта и они тебя слышат, да? – Он указал большим пальцем через плечо.

Я послушно заткнулась и чуть не рухнула на пол, в последнем триумфальном прыжке зацепившись ногой за полу собственной летяги.

– Полагаешь, передумают? – страшным шепотом спросила я.

– Скорее, напрягутся. Мало ли что у тебя там в секретных графах написано. Вдруг ты и впрямь какая-то нечисть?

Мы оба, затаив дыхание, уставились на узкую щель в дверном проеме, как будто ожидая немедленной реакции. Но оттуда слышался лишь равномерный тихий бубнеж. Когда мой вопрос был решен, основная часть комиссии разошлась по своим делам, однако главы пяти департаментов оставались на месте – теперь у них проходило стандартное еженедельное совещание.

– Кстати, твоя характеристика моей работы оказалась удивительно фактологичной, – вскинула брови я. – Не похоже, чтобы все эти месяцы ты хмыкал над ней.

– Это была новая версия, – с достоинством сообщил Полынь.

– Теперь-то мне можно увидеть старую?

– М-м-м. Нет.

Вдруг из-за двери выглянул мастер Улиус.

– Полынь! – грянул он добродушным басом. – Зайди-ка к нам ненадолго. А ты, Тинавушка, подожди его на первом этаже. И да – осторожно все делать можно, но ты лучше полегче с угрозами ведомству. Здание у нас живое, мало ли, воспримет тебя всерьез.

– Сэр, есть, сэр! – смутилась я.

– А зачем я вам нужен? – нахмурился Ловчий.

Шеф упер руки в бока:

– Хоть и добр молодец, да норов есть!.. Пойдем-пойдем. Всему свое время: час стукнет – узнаешь, – под конец таинственно и как-то торжественно изрек Улиус.

Мы с Полынью переглянулись. Свежий опыт гласил, что Малый Зал Совещаний – не то чтобы камера пыток, но все-таки просто так туда ходить не принято. («Чай, не отхожее место», – добавил бы сам Улиус, чья любовь к поговоркам оказалась прилипчива.)

Полынь пожал плечами и заскользил-зазвенел амулетами вслед за главой департамента.

3. Последняя песнь толстяка

Золотые мантии Теневого департамента зачарованы так, что скрывают и рост, и телосложение агента. Вы никогда не догадаетесь, как человек перед вами выглядит в обычной жизни.

Энциклопедия «Доронах»

Внизу мои бешеные танцы ликующей любимицы фортуны продолжились. Не прошло и часа, как вообще все сотрудники Иноземного ведомства знали, что я остаюсь в должности, – включая тех, с кем мы до этого за весь год ни разу не пересеклись.

Внушительные двери министерства распахнулись, и в главный холл въехала багажная тележка, в которой развозят улики и документы. Тележку толкала Андрис Йоукли.

– Йоу, Тинави, поздравляю! – воскликнула Ищейка. – Там на улице кентавры уже предлагают туристам праздничные скидки в твою честь.

Учитывая, что вчера скидки были в честь грядущего солнцестояния, а позавчера – в честь ареста известного шулера, я не сильно обольщалась. Кентавры в ста процентах случаев говорят, что цена на их услуги снижена только сегодня и такого точно не повторится, госпожа, не упустите случай полюбоваться Шолохом со спины такого красавца, как я, а то будете кусать локти, глядя на мой удаляющийся шикарный круп!

– У меня, кстати, есть почта и для тебя. – Андрис поправила русое каре и улыбнулась до ямочек на щеках.

Если не смотреть на отвертки и взрывательные смеси, прицепленные к ее ремню, то можно подумать, что Андрис – душечка бакалейщица. Но на деле она опасная, как скорпион. И сильная: багажную тележку наполняли тяжелые деревянные ящики, а в центре и вовсе находилось нечто, формой подозрительно напоминающее саркофаг.

– Как раз твое! – объявила Андрис.

– А что это?

– Понятия не имею. Но доставили из Тилирии, а значит…

– От Дахху! – ахнула-восторженно-взвизгнула я.

– Точно, – улыбнулась Андрис. – Предупреждаю: я не сдвинусь с места, пока ты это не распакуешь. Мне слишком интересно, как там дела у лекаря!

Дело в том, что Дахху уже два месяца путешествует по миру в компании злокозненного Анте Давьера. За это время мы с Кадией дико соскучились по Смеющемуся.

И Андрис соскучилась тоже.

Признаться, я испытываю смешанные чувства на этот счет. Я имею в виду, у себя в голове для Дахху я предполагаю другую даму. Ну такую. Блондинистую. Боевую. Вы понимаете.

Впрочем, предыдущий романтический интерес Андрис мне тоже не нравился, а значит, есть шанс, что я просто вредничаю. И все. Не слишком-то по-героически!

– Йоу, вот лекарь чокнутый! – меж тем обескураженно протянула Йоукли.

К этому моменту мы уже успешно вытащили ящик. Мне не зря показалось, что он похож на саркофаг: внутри лежала мумия. Очень древняя, с истлевшими и слегка размотавшимися бинтами.

Ее дополняли письмо и перо. На пере была гравировка: «Пиши мной только правду». В письме – долгий рассказ о том, как Смеющегося поразила тысячелетняя мумия, обнаруженная им на одном из тилирийских блошиных рынков. А особенно тот факт, что ее можно было просто купить. Что он и сделал. А потом послал мне, потому что она прекрасна и загадочна. (Со вторым было сложно поспорить: непроницаемое лицо мертвяка дышало то ли вечностью, то ли тленом – поди разбери.)

Письмо было замечательным, но в нем не хватало самого главного: информации о том, когда Дахху собирается возвращаться.

– Надеюсь, это не значит, что никогда, – цокнула языком Андрис.

– Надеюсь, вы уберете свой бардак! Не заставляйте меня пожалеть о своем голосе, Страждущая! – рявкнула проходящая мимо нас Селия, которая, освободившись после комиссии, уже проводила экскурсию по ведомству для новеньких Ловчих-мальков.

Едва мы сложили посылки обратно и Андрис повезла их дальше – мумию она закинет в наш кабинет, – как из шахты восточной лестницы в холл ступил Полынь.

Он выглядел точно так же, как полчаса назад – руки в карманах хламиды, волосы веселым дыбом, цепкий прищур и ни к чему не обязывающая улыбка. Он кивал коллегам, коллеги приветствовали его, и все это казалось совершенно привычным, но…

При всем внешнем благополучии от Ловчего сейчас исходила такая усталая обреченность, что я просто обомлела. Будто посреди весеннего ведомства, облаченного в белое, зеленое и золотое, вдруг заклубилась ночная ливневая туча.

Кажется, никто этого не замечал, но никто здесь и не знал Полынь так, как я.

– Что случилось? На тебе лица нет! – шепнула я, когда Внемлющий приблизился.

Он посмотрел на меня этим непривычным, до странности тоскливым взглядом, явно не предназначенным «на выход», потом наклонил голову, моргнул, и… Аура тоски ушла, как по волшебству.

– Все хорошо, малек, – как ни в чем не бывало соврал Ловчий, беря меня под локоть. – Время праздновать. Сегодня мы все-таки доберемся до «Сонного гроша»!

Выходя вслед за Внемлющим из ведомства, я не стала напоминать ему, что я уже не малек.

* * *

Вскоре мы сидели в очаровательном кафе на Ратушной площади. На нашем трехногом чугунном столике царил поздний завтрак.

Уж не знаю, как так получается, но для настоящего шолоховца именно завтрак всегда – самая привлекательная страница в меню. Рестораторы давно просекли это, сделали завтраки круглосуточными, и из лесного словаря, как мне кажется, скоро просто исчезнет унылое слово «обед».

Завтрак раз. Завтрак два. Завтра три. А потом – изысканный ужин. Никаких скучных ланчей, нет.

Веранда кафе располагалась в тени старого платана. Над нами шумела листва, под ногами курлыкали голуби. Площадь вся переливалась в лучах высокого солнца: мозаичное панно, фонтан, несколько клумб. Справа по курсу светлела набережная реки Арген, а напротив нас колокольня Ратуши готовилась чествовать новый час. Огромный колокол по имени Толстяк Бенджи где-то там, наверху, с нетерпением ждал появления звонаря…

Колокола любят звонить.

Я, завернувшись в плед, похлопывала чайной ложкой по густой молочной пене: пена пружинила и иногда хихикала отдельными вылетающими пузырьками. Кофе под ней терпеливо ждал. Полынь поглядывал на свою крохотную чашечку с неопределенно-смолянистой дрянью, которую госпожа кофейница загадочно назвала «выбором настоящего джентельмена».

По-моему, Полынь боялся это пить.

Вместо того Внемлющий, барабаня пальцами по столу, бодро разглагольствовал:

– Что ж, у нас, считай, начинается новая эпоха. Теперь ты, как младшая Ловчая, сможешь сама выбрать себе информаторов из числа горожан – только не вздумай вербовать моих. А еще тебе разрешено присутствовать при вскрытии «своих» мертвецов и вообще – контролировать работу свидов. Плюс самостоятельно гонять Ищеек по зацепкам, а потом слушать их многоэтажные комментарии на этот счет. Хм, у тебя даже есть право действовать под прикрытием… И знаешь, я думаю, это можно опробовать в ближайшее время. Как тебе идея изобразить торговку грындой?

– Так. Погоди. А мне точно нельзя вернуться в мальки? – театрально сглотнула я.

Зрелище горько-безнадежного Полыни, явленное в ведомстве, все еще стояло у меня перед глазами, но напарник так упрямо изображал, что все замечательно, что я приняла игру. В случае с Внемлющим вытягивать информацию насильно – только заставлять его захлопываться еще больше, по ходу дела кромсая тебе душу своей ледяной обороной. Не человек, а саблезубая устрица, честное слово.

Вдруг к нам прибежал эльф Йегерлиблатцен – ведомственный конюх и по совместительству мелкий посыльный.

– Госпожа Тинави, приветствую! Ключ от вашего нового кабинета, держите! Поздравляю с назначением!

– Что? – опешила я, когда мне в ладонь буквально впихнули тонкий ажурный ключ на цепочке из розового золота. – Йегер, подожди! – Я цапнула уже намылившегося прочь эльфа за серебристый рукав. – Здесь какая-то ошибка. Личные кабинеты дают только Старшим Ловчим, а я из малька становлюсь Младшей! Да и вообще мне замечательно и в нашем тридцать втором.

– Мастер Улиус настаивает, – пожал плечами эльф и ускакал обратно.

Я перевела взгляд на Внемлющего. Тот смотрел на ключ, нехорошо сузив глаза. У меня возникло стойкое ощущение, что внезапное решение шефа выдать мне кабинет напрямую связано с тем, о чем они говорили с Полынью и что так опечалило Ловчего. Но что это может быть?..

– Надеюсь, тебе не дают нового малька вместо меня, – расстроенно предположила я вслух.

Полынь аж зашипел от негодования:

– Никаких новых мальков! Просто мы слегка повздорили и мастер Улиус изволит мстить. По мелочи.

– О чем вы повздорили?

Полынь сделал вид, что не слышит, и просто продолжил:

– … Но шеф не может заставить тебя переехать. Так что просто выкинь этот ключ к праху и оставайся у нас, а при встрече скажи Улиусу, чтобы шел в задницу и не втягивал тебя в наши с ним разборки, – жестко закончил Ловчий.

От неожиданности я подавилась кофе.

– Отличный совет, Полынь! Едва меня повысили, как у меня сорвало резьбу приличий. Заставим их пожалеть, да? Нет, знаешь, давай я все-таки останусь в своем неконфликтном репертуаре и придумаю с ключом что-нибудь другое.

– Например?

– Увидишь!

– Что ж, удиви меня! – Полынь откинулся на спинку стула.

– Удивлю! – бойко пообещала я.

И, будто в тон уговору, зазвенели колокола по всей столице. Пробило три пополудни.

Толстяк Бенджи и его младшие братья над нами особо неиствовали: минор сменялся мажором, синкопы скакали как бешеные, складываясь в ликующую, сложную, ажурную песнь столицы. Волей-неволей она поднимала настроение, смывала сложности и печали. Мы смотрели наверх, щурясь на солнце. Горожане и туристы за соседними столиками также наслаждались музыкой.

Последняя торжествующая нота: долгая, очень долгая, и вот… Должна наступить умиротворенная, свежая тишина, но…

Но вдруг вместо этого раздался взрыв.

Настоящий. Огненный. Верхушка Ратуши превратилась в багряный шар. Мир пошатнулся, в ушах зазвенело. Закричали люди, загрохотали падающие камни, прорывающие тент веранды.

Полынь напрыгнул на меня, и мы вместе повалились на тротуар.

* * *

– Ты как? – шепот Ловчего в самое ухо.

– Нормально. А ты?

– Жив.

Полынь приподнялся на локтях, и мы осмотрелись. Наш столик валялся рядом, раскуроченный. Надсадно выла магическая сирена, по центру площади высилась темная груда – искореженные обломки Толстяка Бенджи.

– Бедный звонарь… – охнула я, и Полынь, оглянувшись – никто не смотрит? – исчез, прыгнув прочь.

Я же вскочила на ноги. Жар от колокола, языки пламени, дым и поднявшаяся пыль мешали сразу понять, что и как происходит на площади. Я помогла семье туристов – они были ошарашены, но не ранены. Проверила хозяйку кафе, застывшую у витрины.

В целом все было не так уж плохо, обошлось без жертв. Вдали уже слышались сигнальные рожки Чрезвычайного департамента, целителей и стражей. Из Ратуши выходили сотрудники: никакой давки, цивилизованное следование протоколу. Полынь стоял перед их шеренгой, как конвоир, сложив руки на груди, нетерпеливо стуча ногой о землю и пристально вглядываясь в каждого выходившего.

Я направилась к нему, как вдруг на полпути заметила кое-что странное. На клочке земли, видимом между кусками разбившегося колокола, что-то мелькало и бликовало…

Монетка.

Обычная монета, поставленная на ребро, крутилась так шустро, что явно была запущена заклинанием. Она со свистом рассекала воздух и выглядела совершенно сюрреалистично в окружающем апокалипсисе. А возле монетки лежал пергаментный свиток, аккуратно обвязанный лентой.

Я изумленно вскрикнула.

Полынь обернулся. Когда он увидел эту странную, диковинную пару в развалинах – монета и свиток, – его глаза вспыхнули радостью лисы, добравшейся до курятника. Вот-вот полетят перья загадок.

В этот момент на площадь с двух сторон ворвались два отряда: гномы-чрезвычайники и лекари. Они слаженной группой бросились к Ратуше, крича, чтобы все остальные держались подальше и «не смели мешать нам, джбуньки безбородые!!!» (реплика гномов, а не целителей, конечно).

Полынь тотчас рванул к рухнувшему колоколу. Я за ним.

Ловчий мыском сапога наступил на крутящуюся монету, пока я поднимала и раскрывала свиток. Он весь был заполнен какими-то убористыми странными буквами, написанными по спирали, жемчужно переливающимися на свету.

– Кажется, кто-то оставил нам шифр?..

– Обожаю, – рассеянно пробормотал Полынь, забирая у меня свиток в обмен на подобранную им монету.

Но…

– Кто позволил вам трогать улики?

Голос, произнесший реплику, раздался у меня за спиной. Он был презрительным и странно-шелестящим, неуловимо искаженный специальным устройством.

Ходящий.

Я обернулась. Еще мгновение назад здесь никого не было, а теперь в полный рост стояла фигура в золотом балахоне и гладкой маске, скрывающей лицо. На месте глаз у нее были лишь темные колдовские провалы.

– Немедленно отдайте это мне, – прошипел Ходящий, глядя на монету в моих руках и письмо в Полыньих.

Магический посох агента-теневика тускло засветился. Воздух стал холоднее на пару градусов, по земле побежали колдовские тени острых терновых веток. Я почувствовала, как волоски невольно приподнимаются у меня на загривке. Даже несмотря на то, что я стреляный воробей, Ходящие нагоняют на меня ни с чем не сравнимую жуть. Мозгом-то я понимаю, что за маской стоит всего лишь человек, а не колосс из тьмы и пепла, но сама атмосфера возле Ходящих давит.

Впрочем, бывшим контрразведчикам все нипочем.

– Через минуту отдам, подождите, тут очередь, – отмахнулся Полынь, вновь жадно вчитываясь в письмо.

Ходящему это, мягко говоря, не понравилось.

– Я хочу получить этот свиток сию секунду, – он нетерпеливо раскрыл ладонь. – Или ты уже соскучился по тюремной камере, а, Внемлющий?

– Это был не худший отпуск, но пока что я не хочу повторять его. Спасибо за предложение.

Однако проблема заключалась в том, что требование Ходящего было абсолютно справедливым.

В случае терактов именно Теневой департамент первым забирает дело – и уже потом решает, кого из госслужащих подключить к работе и надо ли подключать. Так что интерес Полыни к свитку был понятен, но не правомочен.

И вот Ходящий зарычал и вырвал у Внемлющего улики.

– Ты поздно спохватился, Ловчий, – почти выплюнул он, приблизив свою золотую маску к лицу Полыни. – Это мы занимаемся настоящим делом. Это мы стоим на страже столицы. А ты играй в свои маленькие детективные дела с такими же маленькими и глупыми сыщиками, раз выбрал такую судьбу. Я давно слежу за тобой, и знаешь что, Полынь? Я тебя жалею. Ты презренный предатель – и ничего больше.

Напарник изогнул проколотую бровь:

– Предатель, серьезно? Да будет тебе известно, что выйти из игры, когда она становится грязной, – это не предательство. Побег – может быть. Здравый смысл, протест, что угодно… А вот вы все, помнится, как раз и предали: свое ведомство и своего Архимастера. Сколько времени вам понадобилось, чтобы переметнуться на сторону короля во время бунта? Полчаса? Десять минут? Разумный выбор, безусловно. Но именно такие вещи называют предательством – загляни в словарь. А что касается «жалкого сыщика»… – Полынь задумчиво пожевал губами. – Ну, зато у меня есть свобода! Приятная, в сущности, штука.

– Правда? Свобода? Ты уверен? – с непонятной интонацией протянул Ходящий, а потом отошел и отвернулся, чтобы изучить улики в одиночестве. Жадина какой, с ума сойти.

Полынь закатил глаза:

– В этом весь Теневой департамент.

Я солидарно хмыкнула, и мы тотчас дружно отпрыгнули назад… Это Ходящий ударил своим посохом – и тени терновника, плясавшие вокруг него, поднялись от земли и превратились в настоящие ветви, которые, разрастаясь и сплетаясь между собой, стали накрывать колокол, как огромный купол, отгораживая его от зевак и служащих других ведомств.

Мы остались стоять аккурат перед колючей стеной.

Вокруг уже собралась толпа народа. Возле нас затормозила карета Лесного ведомства, покрытая мхом от колес и до крыши. Четверо травников с зелеными кончиками пальцев, как у всех Шептунов, выпрыгнули из нее и поскакали к платанам на площади. Деревья пережили настоящий шок: падавшие камни и осколки мелких колоколов сломали ветви, часть их застряла в густых кронах. Шептуны поглаживали шершавые стволы, исцеляя платаны. Один из магов наколдовал мерцающий поток энергии, который укутал деревья так же, как укутывают пледом пострадавших людей. А роль психологов сыграла парочка крустов. То есть лешаков.

За добрых крустов, как и за красивые кареты, стоило благодарить главу департамента Шептунов и по совместительству всего Лесного ведомства – госпожу Марцелу из Дома Парящих.

Марцела – это женщина, достойная отдельного абзаца.

Она, одна из десяти королевских Советников, уже шестьдесят лет находится у власти, и никто даже не пытается ее сместить. Наоборот, холят и лелеют. Потому что ценность Марцелы очень велика: у госпожи Парящей дар договариваться с капризным Смаховым лесом и его не менее специфичными обитателями.

Так, обычно крусты «работают» только с волшебными деревьями ошши, но Марцела убедила лешаков, что в экстренных ситуациях надо найти у себя точку сострадания – не то она найдет болевую у них. Крусты, пораскинув трухлявыми мозгами, согласились. Правда, после каждой помощи ведомству они выкатывают нехилый счет. Берут жуками-короедами. То ли из соображений мести, то ли из гурманских – не знаю!

Шептуны, Знахари, Чрезвычайники, Стражи, Смотрящие… Вся Ратушная площадь кипела от бурной деятельности разных госслужащих.

Только Терновый купол Ходящих в центре был темен и недвижим.

* * *

Помогая коллегам, мы провозились до позднего вечера.

Ходящие так и не дали никаких комментариев о случившемся. По поводу монеты и свитка никто даже не перешептывался – кажется, мы с Полынью были единственными, кто видел их, кроме теневиков.

– А что со звонарем? – вспомнила я, пока мы с Внемлющим тихонько шли прочь из центра. – Ты ведь Прыгнул в колокольню сразу после взрыва?

– Да. Но там никого не было. Ни кусочка. Из-за пожара я не смог изучить все детально, но, кажется, сегодня Толстяк Бенджи пел, повинуясь заклинанию. А взрывчатка сработала по отложенной маг-формуле.

– Неплохо.

– А то. Вот тебе и тихая некриминальная весна… – самокритично отметил Полынь. – Жаль, конечно, что это не наше дело. Звучит оно до пепла многообещающе!

Мы стояли на горбатом мостике через реку Арген. На воде уже зажигались фонари гондол; ундины, плескаясь, хихикали друг с другом. Проходивший мимо бродяга в болотном плаще на мгновение прижал два пальца к глубокому капюшону – это был один из любимых информаторов Внемлющего, пилигрим Велот из Дома Дерзающих.

Мимо прокатила самоходная теплица департамента Шептунов – спешила вернуться на станцию с магическим кристаллом-подзарядкой. В ней не было колдунов, только растения – те, что требуют определенного угла наклона солнечных или лунных лучей для роста и именно поэтому катаются по всему городу по заранее заданным маршрутам. Еще одна разработка госпожи Марцелы.

– До завтра, Полынь, – улыбнулась я, но напарник помотал головой, заставив колокольчики дружно звякнуть.

– Я завтра не приду в ведомство, – сказал он. – Меня ждут во дворце. Королева давно настаивала, чтобы я проверил безопасность корпуса, выделенного под празднование дня рождения Лиссая, и после сегодняшнего взрыва я решил удовлетворить ее просьбу.

Полынь с прошлого лета работал на ее величество Аутурни как личный Ходящий. Отдать немного свободы в обмен на сохранение теневых Умений – Внемлющий сам инициировал сделку.

Поначалу это было скорее синекурой, чем реальной должностью: Аутурни вызывала Полынь всего пару раз в месяц, но в последнее время ее птички прилетают к Ловчему все чаще и чаще. То нужно отведать новое блюдо дворцового повара, то сопроводить ее величество на благотворительный вечер, то оценить мощность свежеприобретенного талисмана. Хотя иногда случаются и серьезные просьбы.

– А ты ведь придешь на праздник принца в субботу? – поинтересовался Внемлющий.

Я прижала руку к сердцу:

– Ко-неч-но! Бал без меня был бы пустой тратой государственного выходного: должен же кто-то развлекать людей несуразицами и эпичнейшими неловкостями? Причем в этот раз я начала заранее: Лиссай прислал мне приглашение вне официального списка, представляешь? Оно триста первое по счету, а пригласить собирались ровно три сотни гостей. Так вообрази: на днях ко мне приходит господин Дайен, дворцовый церемониймейстер, и лично интересуется, собираюсь ли я явиться. Я говорю «да», и он в этот момент кашляет, а потом переспрашивает, что, дескать, вы сказали? «Нет»? Я снова говорю «да» – кашель в ответ. Так продолжалось некоторое время, после чего из коттеджа выглянул Мелисандр, как всегда грандиозный, и нежно предложил Дайену свой волшебный подзатыльник – самое магическое средство от кашля, как говорят в Саусборне…

Полынь хмыкнул, представив себе это зрелище. На улице быстро, по-ночному холодало, и я спрятала ладони в широкие рукава плаща-летяги. Полынь зажег теплый шар заклинания и коснулся им моего плеча, согревая.

– Тогда береги себя на празднике, Тинави, – кивнул напарник. – У Дайена в роду оборотни, мало ли, решит загрызть тебя в каком-нибудь темном углу дворцового острова. А потом скажет: вот наше эксклюзивное жаркое вне официального списка, очень вкусное, я снял пробу.

Мы посмеялись, дали друг другу «пять» на прощание и разошлись в разные стороны. Шепоты серебристых трав, далекие переливы ручьев, соловьиное пение и сонм загадочно-хрустальных созвездий провожали меня до дома.

4. Подарок для Полыни

Ведомственных камераров надлежит выбирать из числа преподавателей кафедры Тайн Магического Мира, шолоховцев по крови.

Устав Башни Магов

– И что же мне с тобой делать, господин новый кабинет? Такой красивый и такой нежеланный? – задумчиво бормотала я следующим утром, стоя на пороге своих владений.

Владения молчали. Надеюсь, не от обиды.

Нужно отметить, что полчаса назад, когда я пришла в ведомство и свернула в нужный коридор, никакого тридцать третьего кабинета там и в помине не было. На мгновение я даже обрадовалась: значит, ключ – всего лишь ошибка и мы продолжаем соседствовать с Полынью, ура!

Но потом вспомнила: некоторые двери открываются только тогда, когда ты готов. А до этого – хоть тысячу раз мимо пройди, не заметишь.

Тогда, стоя посреди коридора, я сняла с шеи золотую цепочку и положила ключ в кулак, а потом громко произнесла:

– Я Тинави из Дома Страждущих, готова вступить в должность Младшей Ловчей.

Ключ-артефакт засветился мягким розовым светом и потащил меня вперед, как магнит. Тотчас в стене рядом с дверью Полыни появилась еще одна, точно такая же – деревянная, сводчатая, с латунной табличкой с моим именем.

И вот я внутри.

Первым делом я подошла к окну. Оно было витражным, с узором в виде птиц, пирующих на цветущих ветках вишни. Я сдвинула щеколду и распахнула створки. Вернее, попыталась: абсолютно такая же вишня, реальная, тоже цветущая, не давала окну открыться, упруго толкая рамы обратно.

– Понятно. Вид на город меня отвлекать не будет, – прокряхтела я, теперь уже пытаясь закрыть окно.

Этот маневр упрямая вишня тоже не одобрила. Теперь она шарила ветвями между створок, и мне никак не хватало конечностей, чтобы вытолкнуть все любопытные цветы зараз. Наконец я справилась. Противник сдался. Подоконник остался засыпан бледно-розовым ковром соцветий. Я утерла пот со лба и, обернувшись, снова оглядела кабинет.

Тишина. Только пыль танцует в преломленном луче зеленого света. Там, за стенами, бурлит ведомственная жизнь: шуршат ташени, шелестят бумаги, ноют иноземцы, шипит фонтан…

А здесь лишь я и пробковая доска на стене, возмутительно пустая. Непор-р-рядок! Я решительно взяла ярко-желтую бумажку и наклеила в самый центр. Перехватила поудобнее Перо Правды, пришедшее вчера вместе с саркофагом от Дахху. Так. И что же написать?

Каким будет краеугольный камень моего нового приключения?

Ведь это очень важно – первый шаг. Да, с любой дороги можно свернуть (пусть даже в канаву). Но именно первый шаг задает настроение, которое может стать твоим верным другом или, наоборот, чинить тебе препятствия. Первый шаг – это линза, сквозь которую на тебя будут смотреть окружающие. Поди уговори их потом сменить окуляр… И пусть у меня из зрителей только муха, старательно взламывающая коробку печенья, для меня всегда важно было внутреннее состояние. Знание глубоко внутри: ты все делаешь правильно.

Мне хотелось начать заполнение доски с какой-то особенной бумажки.

«Мы все…» – написала я. И задумалась. Перо «Пиши мной только правду» сильно обязывало. Вот умеет же Дахху выбирать подарки!

И вдруг, избавив меня от философских дилемм, где-то снаружи, в коридоре, раздался дикий грохот, короткий мужской вскрик и тяжелые удары, будто что-то били об стену, снова и снова.

Или кого-то…

Что тоже нередко случается в департаменте.

Отбросив бумажку, я выскочила наружу, и моим глазам тотчас открылось дикое зрелище: каменная скульптура бокки[6], раньше стоявшая в стенной нише, сошла с пьедестала и теперь пыталась фонарем укокошить господина Ва́ррока Хаси́лиуса – ведомственного камера́ра.

Варрок возвел перед собой магический щит, а сбрендивший бокки долбился в него, осыпаясь мраморными крошками. Так их воюющая пара двигалась по коридору.

– Вам помочь?!

– Да. Пожалуйста, – ровно отозвался господин Хасилиус из-за щита.

Если что, камерар – это специальная должность, которая есть при каждом ведомстве. Колдун, занимающий ее, является чем-то средним между завхозом, ремонтником и… душой министерства.

У ведомства может быть только один камерар за раз: вступая в должность, такой чародей приносит клятву – «я буду сердцем твоим, мой Дом, я буду твоими стопами». И тогда камерар начинает слышать здание. Только когда он умрет, Башня Магов начнет подготовку нового.

Я подбежала к беснующемуся каменному бокки сзади и, привстав на мысочки, панибратски похлопала его по плечу.

– Хей, дружище! – окликнула я статую и со свистом уклонилась от фонаря, рассекшего воздух, будто булава, когда скульптура яростно развернулась.

Бокки замахнулся повторно, но я уже рванула к лестнице. Тяжелой поступью величественная статуя двинулась за мной.

– Спрячьтесь, – приказал Варрок Хасилиус.

Я нырнула за колонну в начале лестничной шахты, и тотчас мимо меня пронеслось облако зеленого пламени – это камерар швырнул силовой заряд. Бокки, получив его в спину, грузно упал вперед – через порожек и вниз по ступенькам.

К первому этажу докатились только осколки статуи.

– Спасибо за помощь, Тинави из Дома Страждущих, – бесстрастно поблагодарил Хасилиус, спускаясь за обломками.

Он у нас, в принципе, очень спокойный малый. Настолько неправдоподобно уравновешенный, что иногда невольно засомневаешься: а человек ли он вообще? Или там, под буграми мышц, спрятаны хитрые гномьи механизмы – вместо сердца? Так и тянет тыкнуть палочкой и проверить!

Может, бокки тоже взбесился чисто из любознательности?

– А что, собственно, случилось со скульптурой? – Я вприпрыжку поскакала по лестнице за камераром.

Услышав вопрос, Варрок величественно остановился. Он выглядел точь-в-точь как наше ведомство, будь оно мужчиной: кожа цвета парного молока, густые каштановые волосы и борода, глаза, меняющие оттенки, как витражи, бежевая и зеленая одежда. Очень мощный, громадный даже со всеми своими мышцами, но в то же время устремленный ввысь.

– Дело в том, – медленно произнес Хасилиус, – что некоторые статуи в Шолохе умеют оживать.

– Да, я это знаю.

– Откуда?..

Судя по расширившимся глазам Хасилиуса, я только что с успехом приблизила его к такой чудной эмоции, как удивление.

– Мой друг в том году случайно пробудил ферзя в дворцовом лабиринте, – объяснила я. – Причем как-то совершенно по наитию, просто попросив у него помощи. А учитывая, что в Шолохе загадки ходят парами, я догадывалась, что это не единственный случай. Но почему они оживают – понятия не имею.

– Они пробуждаются из-за этого символа. – Варрок наклонился и поднял с пола осколок статуи с вырезанной на нем спиралью. – В нашем ведомстве есть пара статуй с таким знаком, еще одну скульптуру-монаха я видел на дороге у Призрачной Рощи, несколько находил на острове-кургане. Раньше подобные статуи оживали только по Просьбе, сказанной с определенной интонацией, – Варрок показал мне, с какой, – но начиная с прошлой осени скульптуры иногда просыпаются сами по себе. Тогда их крайне сложно успокоить.

Я с интересом покрутила в руках осколок бокки.

Спираль была кривоватой, явно нанесенной очень давно, хотя в паре мест ее как будто бы обновляли кинжалом… Взгляд невольно приковывался к ее бороздке, которая сворачивалась все уже и уже, пока не смыкалась в жирную точку в центре.

– А откуда взялся этот символ?

– Кто-то из колдунов нарисовал эту спираль уже давно, не меньше трех столетий назад, – поведал Варрок. – Сильные маги иногда оставляют такие «секреты» в городе, полагая, что однажды они могут им пригодиться. Что касается нынешнего бунтарства скульптур, то, полагаю, источник силы, к которому они привязаны, стал мощнее. Это может быть что угодно: река, ветер, кровь определенного человека… – размеренно объяснил Хасилиус. – Едва ли мы узнаем. В Шолохе много секретов, оставшихся со времен его основания, и не все удается раскрыть. Говорю вам это как бывший Мастер Тайн.

Что правда, то правда.

Я вернула Варроку камень.

– Я полагаю, Просьбу может использовать кто угодно?

– Да, – сказал камерар. – Вы тоже можете применять ее, раз она вам известна. Магия Просьбы заключена в самих статуях, ваше колдовство здесь не потребуется. Просто знайте меру и не разбрасывайтесь этим умением направо и налево, чтобы оно не попало в дурные руки.

Я горячо поблагодарила Варрока за легенду и собиралась откланяться – пора пойти и сделать что-нибудь, достойное Младшей Ловчей! – но камерар неожиданно призадумался.

– Я не знал, что вас повысили, Тинави. Это хорошо. Поздравляю. Говорят, на новоселье надо что-то дарить, причем сразу, как встретишь счастливого переселенца. Ведь отложенный подарок теряет всякую силу – как и отложенное намерение, как и отложенное желание. Осуществи сразу – или они утонут в реке отвергнутых мыслей, чей песок – сожаление, а течение – время. Легенды мало для подарка. Однако я не был готов увидеть вас сейчас. Так что… – Он похлопал по карманам карамельных шароваров, заглянул в нагрудный кармашек тонкой льняной майки – таким, как Варрок, никогда не бывает жарко – и, ничего не найдя, свел на переносице густые брови.

Потом наклонил голову и замер, будто прислушиваясь к далекому шепоту… Хотя почему будто? Я затаила дыхание, чтобы не мешать сеансу связи ведомства и его сердца, явленного в Варроке Хасилиусе.

– Возможно, у вас есть некое желание, с которым могу помочь я, камерар? – наконец проговорил Хасилиус.

Учитывая, что именно камерары заведуют кабинетами – новыми и старыми, – я не могла удивиться и обрадоваться сильнее.

– Да, Варрок! Есть!

* * *

Сотворив вместе с Варроком Хасилиусом нечто и уже заранее предвкушая понедельник, когда можно будет показать это Полыни, я отправилась к шефу, надеясь получить какое-нибудь расследование в свой первый день на посту.

Хотя, учитывая, как вольготно бродили по ведомству Ловчие и Ищейки, явно не знающие, чем себя занять, весна действительно была беззаботным временем… Не считая, конечно, вчерашнего взрыва.

Который, конечно, не наш.

Кабинет главы департамента оказался открыт и при этом пуст. В нем не нашлось ни мастера Улиуса, ни Селии. Я прошла мимо амфитеатра, по которому рассаживаются мальки, когда им читают лекции, и устроилась в кресле возле стола шефа, стоящего под огромным круглым окном, что открывается на манер чердачного.

На столе лежали бумаги – много бумаг, придавленных знаменитой кружкой Улиуса. Тяжелая, глиняная, объемом в четыре нормальных!..

Эту кружку мастер так редко выпускает из рук, что по ведомству ходят самые разные слухи: начиная тем, что шеф грешит элем в рабочее время, и закачивая тем, что он на самом деле упырь, попивающей зелье против гниения. Помнится, я сама поставила пару монет в споре на то, что там все-таки просто чай, как и говорит мастер Чобчек.

Потому что если ты не доверяешь своему начальству, то за каким прахом ты вообще на него работаешь? Уволься. Будь счастлив.

Чем дольше я ждала, тем нестерпимее становилось мое любопытство на тему кружки. В итоге, воровато оглянувшись, я привстала, потянулась к ней и приподняла, чтобы понюхать…

– Чай! – удовлетворенно отметила я. А потом: – Ой!

Потому что верхний листок, освобожденный от гнета, внезапно взмыл в воздух, подхваченный ветерком из окна. Как в дурацких комедиях, я бросилась вперед, чтобы поймать его, но листок увернулся у меня из-под самых пальцев и, шаловливо трепеща уголками, проскользнул под открытую раму.

Наружу. В Шолох.

А там, повинуясь прихотям весеннего ветра, он крутанулся, развернулся и во всю ширь налепился обратно на стекло, будто дразня меня. Или привлекая внимание.

Потому что на листке было написано:

«Полынь из Дома Внемлющих. Приказ об увольнении».

– ЧТО?! – Мой вопль спугнул двух птиц, летящих мимо окна с какой-то огромной веткой – видимо, для будущего гнезда. Одна из них тотчас уронила свой краешек, вторая распахнула клюв, чтобы обругать незадачливую подругу, и потеряла второй.

Недобро зыркнув в мою сторону, птицы угрюмо полетели вниз.

Я же в диком прыжке перемахнула через стол и поднырнула под раму, повторяя путь листка. Тот, издеваясь, пополз от меня вбок, вбок…

– Хочешь, чтобы я убилась? – проворчала я, уже по карнизу шагая за беглецом.

Лишь бы сейчас какой-нибудь безумный шквал ветра не провернул все это окно по оси! А то в переулке Мотылька и Лампы, что прямо подо мной, появится удивительная лепешка.

Наконец я схватила листок. Но не успела перевести дух и двинуться обратно – в азарте погони я уползла от окна на добрых два метра, застряв возле водосточной трубы, – как из кабинета Улиуса послышались голоса… Два человека вошли туда – нормальным путем, из коридора, а не как ты собираешься, Тинави, – и теперь продолжали спор, начатый, очевидно, уже давно.

– Улиус, вы говорили, что именно Внемлющий – ваш лучший Ловчий. Не надо теперь предлагать мне замены, я уже обо всем договорился с королем. Экспериментальное подразделение должен возглавить он. Что вы за начальник такой, если не в состоянии уговорить своего сотрудника?

Я с ужасом узнала мягкий баритон мастера Авена Карлиннана.

– Вот сами и попробуйте уговорить его, Авен! – пробасил Улиус. – Как говорится, первый в совете – первый в ответе! Потому что этот самодовольный дурак скорее в крендель свернется, чем даст себя переубедить, если ему что-то втемяшилось в голову!

– А красотка?

– Какая красотка?

– Вчерашняя. Страждущая. Я уверен, что она его уболтает. Госпожа Селия сказала ей, что ее повышение идет «авансом» – так вот пусть как раз отработает.

Так, понятно, теперь путь в кабинет мне точно закрыт.

Распластавшись вдоль стены ведомства, я пыталась одновременно подслушать разговор, не грохнуться и знаками объяснить двум перевозчикам-кентаврам внизу, вдумчиво жующим маки, что не надо окликать меня. И вообще меня нет. Не существует.

«Гал-лю-ци-на-ци-я!» – как сказал бы хранитель Рэндом.

– Ну уж нет, Авен! – взревел меж тем Улиус. – Я не буду просить Ловчую выступать против ее же напарника.

– Почему против-то? – еще понизил голос мастер Авен.

Во время ссоры Улиус распалялся, а он – затихал. Противоположные тактики. Интересно.

– Мы вашему Внемлющему делаем подарок, – вкрадчиво продолжил Авен Карлиннан. – Еще вчера вы сами были в этом уверены. Возможность набрать собственную команду, возможность работать как в столице, так и вне ее, подчиняться напрямую мне без всех этих ваших Селий… Быть острием Иноземного ведомства. Сплошные плюсы и никаких подводных камней, кроме повышенной сложности расследований.

– Последнее для Полыни не минус.

– Вот именно. Как вообще в здравом уме он может отказаться от такого повышения?

– Не знаю, – буркнул Улиус. – Отказался же. Значит, есть причины.

Мастер Авен, судя по звуку, недовольно побарабанил ногтями по столешнице.

– То есть мы с вами и его величеством подписали уже десятки бумаг о том, что, дескать, в Иноземном ведомстве появляется Ловчее спецподразделение под командованием Полыни из Дома Внемлющих, уже собрались уволить его с нынешней должности, чтобы дать такую же, но с припиской «С.П.», выделили бюджет под формирование команды, и… Откладываем это, потому что ваш эксцентричный гений взбрыкнул вместо того, чтобы упасть в счастливый обморок от такого подарка? Получается, так?

– Получается, так, – важно подтвердил мастер Улиус. – А вообще, Авен… Он на то и эксцентричный, что может взять и передумать. Вот увидите: если его не трогать, он сам чудненько разберется с вожжой, которая попала ему под хвост и вынуждает отказываться от шикарного и желанного повышения. Если вмешаемся – будет хуже, он из упрямства нас всех лесом пошлет. Обратно в теневики уйдет. Вы его лицо вчера видели? Там явно что-то психологическое.

– Вы полагаете, что на самом деле он хочет этого повышения, но не признается себе?

– Конечно. Половина из них, зеленых юнцов, понятия не имеет, какие желания бродят у них в сердцах. Они любовь принимают за аритмию. Но он докопается до истины рано или поздно.

– Рано или поздно… Вы балуете своих сотрудников, Чобчек.

– Я им доверяю. Лучше делать потихоньку, но на века, чем рубить сплеча и выкидывать потом сломанные отношения. Мы же с вами никуда не торопимся, верно?

Придя к взаимопониманию, Улиус и Авен заговорили о других, не менее насущных делах.

Продолжая балансировать на карнизе, я наконец прочитала документ, который стал причиной моего внезапного приключения и теперь одобрительно шелестел у меня в кулаке. Возможно, у листка изначально была добрая цель. Возможно, он хотел, чтобы я услышала эту беседу…

В документе говорилось ровно то же, о чем размышляли глава департамента и глава ведомства.

Об эксперименте, одобренном королем: что, если сформировать специальное Ловчее подразделение с большей автономией, чем принято в нынешней системе? Каких результатов оно может достичь?

Ведь сейчас все мы, получая дело, вынуждены искать для помощи свободных Ищеек, Свидов и Архивариусов, ожидать одобрений Улиуса, бесконечно запрашивать поддержку стражей и Смотрящих, Шептунов и знахарей – в зависимости от расследования… В ходе эксперимента же предполагалось создать команду, у которой сразу будут все инструменты на руках. Точнее, позволить Полыни создать такую команду. Под себя. Как он хочет. Свой маленький и чудесный мир.

От чего он внезапно и яростно отказался…

Но действительно, почему нет?

Пусть мастер Улиус – спасибо ему – не стал вмешивать меня в это дело, теперь у меня самой не было ни шанса забыть о нем.

Кое-как по трубе я сползла с третьего этажа в переулок (кентавры галантно помогли на финальной стадии) и вскоре снова пришла в кабинет мастер Чобчека – за расследованием.

В остальном пятничный день прошел вполне себе в рамках приличий. А завтра был принцев праздник…

5. Принцев праздник

Две категории людей не любят праздники: те, чья жизнь и так праздник, и те, кто поставил крест на возможности чуда.

Эрвин Боу, священнослужитель

Согласно газетному интервью с господином Дайеном, дворцовым церемониймейстером, на прием в честь дня рождения принца было выписано три сотни приглашений.

Для праздника подготовили Полуночный Сад и пару примыкающих дворцовых залов. Прорва слуг денно и нощно готовилась к торжеству, развешивая волшебные фонари, натирая бокалы, реставрируя портреты Дома Ищущих.

Впрочем, заботу о картинах перехватил сам венценосный именинник:

«– Нет! – сказал его высочество Лиссай, негодующе сверкнув изумрудными очами. – Лучше я! Да не прикоснутся руки смердов к наследию предков моих!»

Эх! Эта «цитата» мгновенно разрушила статью. Теперь под сомнение попадали и безобидные данные, приведенные выше. Правило жизни: всего одна ошибка уничтожает достоверность. А без достоверности рассыпается все. Ведь на ложь никто не хочет тратить время. Ну, из тех, кто еще способен ее замечать.

Мало того, что Лиссай не из тех парней, кто «негодующе сверкает очами» и считает жителей Метелочного квартала «смердами». Так еще и реставрация картин банально не входит в список его интересов, а Лис привык делать только то, что хочет – и никогда ничего другого.

Я свернула газету, только сейчас прочитав название: «Помыслы и домыслы». Что ж, все честно. Газетенка полетела в камин: пригодится, пусть и в нежданной роли.

– У-ух? – напомнил Марах из угла. Филин со значением подвигал бровями, плавно перетекающими в уши, и перевел пронзительно-оранжевые глаза на часы.

– У-ух-одим уже, пора! – согласилась я, выкарабкиваясь из кровати.

– Ху? – Марах «сдулся», став вдвое меньше обычного.

– Худший вечер в году? Это вряд ли. Хотя… Аристократки, которые три дня не ели перед банкетом, могут с голодухи принять тебя за деликатес: женщины на диете страшно кровожадны. А таких во дворце много. Чем богаче публика, тем чаще дамы голодны – парадокс… – Я задумалась. – Пожалуй, оставлю тебя дома. Сиди, наслаждайся видом на… э-э-э… штору.

Я сочувственно посмотрела на филина. Подошла к окну и, дернув за веревку, раздвинула портьеры. За панорамными окнами тотчас расцвел, как маленькая надежда, уютный Мшистый квартал.

– Так лучше? – спросила я Мараха.

– Уху, – филин вывернул башку на сто восемьдесят градусов – любоваться.

Одеваясь, я подумала, что ни в одной из просмотренных мною газет опять не было ни слова про недавний взрыв на Ратушной площади. В предыдущие два дня об этом тоже не говорили. Только тут и там появились сухие заметки о том, что колокол Толстяк Беджи отдан на реставрацию.

Это информационная тишина сработала: многие горожане не узнали про взрыв. Так, вчера мы ужинали с Кадией и Мелисандром Кесом, и для Мела случившееся стало сюрпризом.

– И о многих терактах у вас тут умалчивают? – поинтересовался саусбериец, с аппетитом уминая спагетти с морепродуктами.

– Только о ненаказанных, – хором ответили мы с Кад.

Как только злодея поймают, о произошедшем обязательно сообщат. А до тех пор будут молчать, чтобы не пугать людей и не поощрять террориста упоминанием его действий.

Ведь игнорирование так унижает.

* * *

Пару часов спустя я сидела на резной скамье в центре садового лабиринта на острове-кургане. Его можжевеловые стены закруглялись мягко и незаметно, создавая головокружительный эффект. Все вокруг заливал янтарный свет заката.

Со стороны дворца доносился смех гостей. Будто пузырьки в игристом вине, взмывали к розовато-медовому небу переливы фольклорных лесных мелодий.

Из-за другой зеленой стены слышалось чертыхание королевских колдунов. Как я поняла по их эмоциональным комментариям, они устанавливали все для полуночного запуска фейерверка.

Надо будет обязательно посмотреть его: салют обещает быть просто грандиозным! Сужу и по строчке в приглашении на праздник, и по трудностям, возникающим сейчас у Мастеров Иллюзий.

Ради Лиссая сегодня стараются максимально, ведь он – первый из шолоховских принцев, которому не повезло стать публичной личностью. По древней традиции дети его величества живут уединенно, народу их не представляют, на встречи с главами других государств не берут. А жизнь старшего принца – наследника – и вовсе окутана непроглядным мраком даже для приближенных. Говорят, безопасности ради.

Но анонимность Лиссая рассыпалась прахом, когда его сначала искали всей страной под некрополем, потом он исчез повторно и наконец вернулся, заявив, что заключил политический союз с драконами.

На самом деле ну какой союз с теми, кто беспробудно спит и чхать хотел на жалкие подраг