Шолох. Теневые блики
Қосымшада ыңғайлырақҚосымшаны жүктеуге арналған QRRuStore · Samsung Galaxy Store
Huawei AppGallery · Xiaomi GetApps

автордың кітабын онлайн тегін оқу  Шолох. Теневые блики

Тегін үзінді
Оқу

Антонина Крейн

Шолох. Теневые блики

© Крейн А., текст, 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

* * *

Вселенная открыта для тебя, искатель.





1. Долг перед обществом

И я коснулся дна и, оттолкнувшись,

вверх поплыл на свет неведомых,

невидимых планет…

Старинная дэльская песня


Дважды в месяц, на новую и на полную луну, все жители Шолоха крепко запирают двери своих домов.

В это время смутные тени в тёмно-зелёных одеждах выходят в лес. Их неясные лица под глубокими капюшонами дышат золотом старинных гобеленов, а ярко-оранжевые фонари освещают им путь. Шаги незнакомцев легки: ни одна травинка не чувствует их тихой поступи. Всюду царит безмолвие. Не крикнет птица, не шелохнётся листва старой ивы.

В такие ночи Шолох, столица Лесного королевства, безраздельно отдан духам.

Мы называем их бокки, потому что на древнем наречии Восточных Пределов «бокки» означает «искра», «тайна» и «непостижимое».

Бокки бродят по всему городу. Они кружат по дубовым рощам, выходят на центральные улицы, спускаются к бурным водам реки Нейрис. Иногда они подолгу стоят под окнами того или иного дома, и только фонари со скрипом раскачиваются на ветру.

Никто не смеет нарушить дозор бокки-с-фонарями.

Нельзя препятствовать их скорбным прогулкам. Они – егеря старых королей, важнейшая часть нашей истории. Признавая право бокки на две ночи в месяц, мы будто снимаем шляпу перед богами-хранителями, без которых Шолох никогда не стал бы Шолохом.

Но… как быть, если дух уже битый час топчется на твоей клумбе и колотит, колотит, непрестанно колотит в окно фонарём?

– Вот зараза! – Ка́дия поднялась из кресла и потопала к нарушителю спокойствия. От обжигающего чая нос подруги раскраснелся, оттеняя её пшеничную шевелюру.

– Эй, ты, призрак! – Кад ткнула пальцем в стекло. – А ну брысь отсюда!

Ноль эффекта. Бокки по ту сторону продолжал бесчинствовать.

Хотя я на его месте поумерила бы пыл: Кадия страшна в гневе. Писаная красавица, стражница, дочь высокопоставленного чиновника и просто боевая натура, она кому хочешь задаст жару. Будь он хоть трижды «непостижимый».

Я тоже с любопытством подошла туда, где спальня обрывалась в ночь. За панорамным окном во всю стену, выпуклым, как аквариум, мир духов плыл под толщей волшебства.

И только бокки всё стучал. Вот сумасшедший дятел!

– Что будем делать? – прикинула я.

– Не обращайте внимания! Тогда ему, наверное, надоест, – предложил Да́хху.

Дахху – это третий и последний из нашей дружной компании.

Сейчас он полулежал на диване, и длинный полосатый шарф обматывал его шею свободными петлями, свисая чуть ли не до пола. Дахху дотошно изучал передовицу «Вострушки» (лучшая столичная газета, печатается под редакцией Анте Давьера). В новостях не было ничего интересного, но Дахху, знаете ли, педант.

И, думаю, он прав насчёт бокки. Я кивнула и наглухо задёрнула шторы.

– Вот и славненько! – одобрила Кадия, когда глубокий синий бархат приглушил истерику духа.

Подруга с размаху плюхнулась на грушеподобный пуф, схватила миску с виноградом и продолжила учиться ловить ягоды ртом – с подброса. Получалось ужасно! Половина трагически улетала на пол, но Кадию это не смущало. Её вообще немногое могло смутить. К сожалению.

Кстати, да, я же не объяснила.

Дахху, Кадия и я – бывшие однокурсники. Семь лет мы втроём жили у строгого наставника, магистра Орлина, получая достойное аристократов высшее образование. Но, на мой взгляд, главным, что каждый из нас обрёл за эти годы, стали вовсе не знания, а настоящие друзья. Те, за кого держишься крепко, как за шток-мачту во время шторма. И кому легко прощаешь минное поле из винограда на своём ковре.

Мы с ребятами часто собираемся на совместные ночёвки у меня дома.

Вечеринки всегда проходят одинаково: мы болтаем обо всём на свете, потом кого-нибудь тянет танцевать, и мы пляшем, будто бешеные кочевники, а ближе к утру заваливаемся спать, и по комнате долго летают уютные шепотки: «Ты уже уснула?», «Дахху храпит, зараза», «Давай ему лимоном на язык капнем?».

И ни разу ещё в нашу тесную компанию не пытался ворваться чужак. Тем более такой неожиданный и рьяный, как бокки-с-фонарём.

Стук фонаря о стекло всё ещё слышался, но тихо. Я вернулась к своему занятию: подошла к камину и стала технично рвать письма, пришедшие за год. Обрывки официальных бумаг – сплошь отказы в приёме на работу – мёртвыми мотыльками падали по ту сторону витой решётки. Будет холодный день – разожгу огонь и спалю всё это к праховой бабушке.

– Тина́ви, а что с твоим последним заявлением? – вдруг с набитым ртом спросила Кадия.

Я изобразила, что не слышу.

– Тина-а-а-ави! – пропела подруга.

– Каким из них? – неохотно буркнула я.

– На должность тренера по тринапу[1] в Академию.

Мой взгляд скользнул к остаткам конверта в глубине камина. Я пожала плечами:

– Моя кандидатура им не подошла. Вы бы видели, как перекосило ректора Шэвлиса, когда я призналась, что теперь я магическая калека. Я уж думала – инсульт! Откачивать его собралась…

Кад нахмурилась:

– Да перестань ты называть себя калекой! Магия не часть тела. Её потеря не сравнима с физическим увечьем. И учитывая, где я работаю, я знаю, о чём говорю.

– Заметь – ты работаешь. А я – нет. Ни одному приличному месту в королевстве не нужны отбросы общества.

– Хей, госпожа Страждущая, следите за языком!

Я раздражённо дёрнула плечом и отвернулась к книжному шкафу. В зеркале на полке отразилось, как Дахху таращит глаза и знаками показывает Кадии, чтобы она сменила тему. Деликатный ты мой…

– Знаешь, Кад, даже если я стану грубой, как сапожник, это не сделает ситуацию хуже. Потому что хуже просто некуда. Дахху нередко гундит, что в Лазарете ему дают мало свободы для творческого самовыражения, ты жалуешься на большие нагрузки в корпусе стражи, а я даже в такие моменты думаю, что хотела бы оказаться на месте любого из вас. Лишь бы не быть на своём, где передо мной одна за другой захлопываются все некогда широко открытые двери карьерных перспектив – и у меня нет никакой возможности это предотвратить. И всё из-за одной оплошности в выпускную ночь!

Я запнулась. Потом с горечью продолжила:

– Ситуация с должностью тренера в Академии меня просто добила. Казалось бы, ну какое значение для преподавания спортивной дисциплины может иметь отсутствие магии? Но всё-таки я получила отказ. Несмотря на мои многочисленные медали, превосходный диплом и, прах бы её побрал, стопку рекомендаций. Вот они, сплошные плюсы жизни в колдовской столице! Больше идей о достойном трудоустройстве у меня нет. Так что: добро пожаловать на дно, Тинави из Дома Страждущих! – Я театральным жестом распростёрла руки и поклонилась.

Перехватив мой взгляд, Дахху сочувственно блеснул глазами из-под темно-шоколадной, в цвет волос, шапки. Зима на улице или начало мая, как сейчас, – Дахху из Дома Смеющихся почти никогда не расстаётся с вязаными аксессуарами. Богемный шик? Да нет! Скорее нехитрый способ спрятать шрамы на шее, полученные в детстве. И седые пряди на макушке.

Кадия же ринулась в бой: выкарабкалась из мягкого пуфа, засасывающего, как зыбучие пески, подошла ко мне и ободряюще потрепала по плечу. Жест получился воистину материнским: Кадия выше меня на голову.

– А ну, отставить грусть! Надо продолжать бороться! Бороться до конца! – патетически заявила она, как на трибуне выступала.

И, следуя её завету, со стороны окна послышалось настолько отчаянное, страшное звяканье стекла о стекло, что мы втроём подпрыгнули.

Дахху мигом отбросил газету, подбежал к окну и дёрнул за бархатную верёвочку, отчего шторы со скрипом разъехались в стороны. За ними, как на театральной сцене, снова возник бокки-с-фонарём.

На этот раз пустое лицо призрака оказалось в пугающей близости: оно почти прижималось к стеклу. Туманный подол зелёного плаща змейкой обвивался вокруг моих розовых кустов.

Смеющийся шумно сглотнул и хотел отступить, но мы с Кадией уже подпёрли его сзади. Ведь нам известно: любопытство веселее страха.

В стекле слабо светились наши отражения: задиристая Кад, носатик Дахху и моя глазастая физиономия. Между нами, будто мистический судия, мерцал стоявший по ту сторону бокки.

У лесного духа резко прибавилось энтузиазма. Теперь он колотил без остановки.

– Э-э… – сказала я. – Он так окно разобьёт!

– Да он там не один! – Отражение Дахху зашевелило полупрозрачным ртом. – Вон, от леса ещё идут.

Следующие пару минут мы во все глаза таращились на происходящее в саду. Музыкальное сопровождение в стиле «звяк-дзыньк-звяк-тыдыщ» добавляло сцене колорита.

Вдали, между густо растущих сосен, зажигались новые и новые огоньки – оранжевые искры в лесной прохладе, тихой и влажной, как речное дно. Призраки приближались.

Кадия озадаченно хмыкнула:

– Тинави, у тебя дома достаточно еды? Чувствую, придётся держать осаду!

Вдруг Дахху прильнул вплотную к окну, всматриваясь. У калитки творилось неладное: дюжина бокки столпилась там тесным кругом. Наш дух-первопроходец тоже развернулся и отправился к ним. Мне показалось, что нечто чужеродное закралось среди бокки. Я сощурилась. В зеленовато-зыбких рядах мелькнуло что-то белое… Ещё раз, ещё…

– Ребята, а там может быть человек? – Мой голос неожиданно охрип.

– Да вряд ли… – протянула Кадия.

И тотчас мы поняли, что ни разу не «вряд ли». Среди бокки действительно затесался кто-то в белой одежде: он был плохо виден, но, судя по всему, отчаянно махал руками.

Дахху не стал махать в ответ и молча бросился в прихожую. Мы кинулись за ним.

В моей голове лихорадочно завертелись обрывки старых сказок: «Кто выйдет к бокки – того найдут через сорок дней под горой»; «Бокки коснулся Ши Лиардана, и мальчик обернулся чёрной птицей, после чего навсегда улетел в ночное небо». Или вот это, моё любимое: «Бокки поставил фонарь на землю и съел её живьём».

Что вполне могло оказаться правдой, потому что в Шолохе настолько уважают бокки и настолько боятся нарушить хлипкое магическое равновесие, помешав им, что никогда не изучают духов экспериментально. Только на расстоянии: через окошко и по книжкам.

А значит, на самом деле никто не знает, чем обернётся столкновение с бокки лицом к лицу.

В коридоре Кадия молниеносно сдёрнула с крючка мою биту для тринапа и пинком распахнула дверь. Мгновение спустя она уже мчалась через лужайку, тонконогая и стремительная, как зубастая цапля Рычащих болот. Дахху семенил следом, стараясь не расплескать собранное в ладонях заклятие.

Итак, прошу любить и жаловать: мои друзья – храбрые самоубийцы! Ладно Мчащаяся, она стражница и привыкла к тому, что может надрать задницу очень многим, но зачем доходяга Дахху из года в год суёт голову в самые узкие и безнадёжные петли – это для меня загадка.

Прихватив с вешалки зонтик – так себе оружие, но он хотя бы острый, – я выбежала за ними. Трава под босыми ногами была щекотной и влажной; сгустившаяся до черноты ночь пахла душистой сосновой смолой и цветочными лепестками. Полная луна просвечивала сквозь верхушки пиний, и в её неверном свете сцена, развернувшаяся в саду, напоминала шаманский обряд.

При появлении Кадии, которая с криками бежала в авангарде нашей маленькой армии, бокки начали медленно расходиться. Очень медленно, словно мёд, лениво уступающий воткнутой в него ложке. Мчащейся пришлось остановиться и грозно потрясать битой, не сходя с места, иначе бы она просто врезалась в неохотно разбредающихся духов. Серая пижама Кад издали казалась доспехами.

– Ну-ка пошли отсюда! Кыш! – Подруга разгоняла бокки, как кур на ферме. Как ни странно, призраки слушались: уплывали прочь с таким колоссальным спокойствием, будто всё было в пределах нормы.

Дахху подскочил к лежащему на земле пареньку. Возле того ещё отиралась пара бокки, но вошедшего в раж Смеющегося это не смутило. Он прошмыгнул мимо духов, предупреждающе приоткрыв ладони с бурлящим заклятием, и был таков. Я выставила зонтик на манер щита и стала оттеснять запоздавших бокки в сторону.

Впрочем, те всё равно не собирались оставаться в обществе таких негостеприимных хозяев, как мы. Чуть ли не откланявшись напоследок, они растворились вдали, сопровождаемые лесными огоньками.

Виновником нашей неурочной вылазки оказался подросток лет двенадцати. Невысокий, с лицом правильной овальной формы, он свернулся на траве калачиком и лежал, подложив руку под голову. Уютненько так лежал. Ярко-каштановые волосы с лёгким красноватым оттенком (совсем как у меня) завивались на кончиках. Курносый нос побледнел, созвездие из родинок темнело на щеках, а белый комбинезон мальчика был перепачкан зелёными стрелами разнотравья и земляной крошкой.

– Он жив? – напряжённо уточнила я у Дахху.

Смеющийся пытался нащупать у незнакомца пульс. Шапка Дахху съехала набекрень, фисташковые глаза блестели от адреналина.

– Да, – облегчённо выдохнул он. – Ещё как жив.

– Тогда затащим мальчишку в дом. – Я огляделась. – Вдруг духи вернутся?

Мы втроём подхватили «жертву» на манер мешка с песком и заторопились в сторону коттеджа, провожаемые взбудораженным шёпотом ветра в древесных кронах. Когда мы огибали благоухающий куст чубушника, растущий возле самого крыльца, я увидела, как из кармана мальчишки что-то выпало.

– Донесём, я потом подниму, – предложил Дахху. Наш спасённый был на удивление тяжёлым для своего телосложения.

– Он что, носит кольчужный жилет под рубахой? Откуда столько килограммов? – пропыхтела Кадия, но мгновение спустя, непочтительно ткнув мальчишку пальцем в грудь и тем самым проверив свою гипотезу, озадаченно вывела: – Хм, ничего нет.

Мы внесли мальчишку в гостиную, пропитанную запахами инжирного пирога и кофе, встретившую нас мягким светом магических ламп с травой осомой. Увидев незнакомца, мой филин Марах – домашний питомец – встопорщил перья и тревожно заухал в углу.

– Я мигом, – сказал Дахху и вышел обратно в ночь.

А когда он вернулся, его глаза были в два раза больше, чем обычно.

– До меня дотронулся бокки, – глухо сказал Смеющийся.

– Что? Как? Они же все ушли?!

– Один остался. Когда я поднял эту штуку, – Дахху кивнул на свою ладонь, на которой лежал непонятный металлический предмет фиолетового цвета, – бокки-с-фонарём уже стоял рядом. Он коснулся моего локтя и сразу пропал, но этой доли мгновения хватило, чтобы мне стало ужасно холодно. Ощущение было такое, будто меня укололи ледяной иглой.

Отдав мне вещицу мальчишки, Дахху закатал рукав и стал придирчиво изучать, а затем растирать свою руку. Я, нахмурившись, с сомнением приблизила к носу загадочный предмет.

Вещица представляла собой цилиндр, оканчивающийся широкой частью, похожей на абажур. Сбоку его перекрывало молочно-белое стекло, а посередине находилась мягкая на ощупь, круглая кнопка с изображённой на ней дверью. Я нажала на неё несколько раз, но ничего не произошло.

Хм. Какой-то артефакт?

Положив вещицу на стол, я снова посмотрела на Дахху. Теперь Смеющегося знобило.

– Возможно, ощущение холода – это нервное? – предположила я.

– Надеюсь. – Дахху передёрнуло. – Не хочу практиковать ампутацию на самом себе. Как раз на следующей неделе её проходить будем…

– Да ладно! Если ты не затянешь с исповедью, тебя мигом вылечат.

– Не думаю, что стоит рассказывать в Лазарете о случившемся: мне кажется, за выход к бокки мне сделают публичный выговор, если не что похуже.

– По-твоему, выговор страшнее потери руки?!

Кадия, рубанув по воздуху ладонью, прервала нашу дискуссию:

– Так! Народ! Давайте решать проблемы по мере поступления. Сейчас у нас есть некий мальчик без сознания, и лично я хочу привести его в чувство, чтобы понять, за каким прахом он попёрся гулять в полнолуние. Может, он вообще психопат какой-то и мы зря его спасли. Нужно срочно определиться с его добропорядочностью. Это наш долг перед обществом! Так что извольте помочь. Дахху, на пощёчины он не реагирует, что там с пробуждающими заклятиями?

Заклинания не сработали. Мальчишка мирно спал.

Оставшееся до рассвета время – а поздней весной солнце встаёт очень рано – мы пытались его разбудить. Кадия – пинками и ушатом ледяной воды. Дахху – ворожбой. Я – уговорами.

Под утро мы совершили ещё одно жуткое преступление: связали подростка простынями, затолкали получившийся кулёк между диваном и стеной и с полными сомнения душами легли спать.

– Кад, – шепнула я подруге, когда Дахху вырубился. – Как думаешь, нас не посадят за такое в тюрьму?

– Сегодня не посадят! – оптимистично отмахнулась Кадия и сразу же мирно засопела.

Я со вздохом последовала её примеру.

Тринап, то есть «трижды-на-пригорке», – командная игра с мячом, лассо и битами, известная как национальный спорт Лесного королевства.

2. Познакомьтесь с Полынью!

Удача – это всего лишь умение быть начеку.

Балатон из Дома Мчащихся, Глас короля


Меня разбудил громкий стук в дверь. Тяжёлые резкие удары, будто добиться внимания пытался горный тролль, а то и кто побольше.

В комнате было душно и жёлто от всепроникающего солнечного света.

Я подскочила на кровати и побежала открывать, на ходу перепрыгивая через спящие на матрасах тушки Дахху и Кадии. За диваном угрюмо безмолвствовал то ли спасённый, то ли похищенный мальчик.

Мальчик!

Прахов прах, прах, прах!

Неужели это Смотрящие из Лесного ведомства пришли по наши преступные души? Или чародеи-Лакмусы хотят перекинуться парой ласковых? А может, вообще Ходящие… Тогда пиши пропало.

У меня непроизвольно вырвался стон.

Я оглянулась на ребят. У Кадии, дрыхнувшей в позе звезды, ярко блестели на солнце волосы. Во сне подруга скинула с себя одеяло и возлежала с достоинством, удивительным для человека в пижаме. Дахху же свернулся под пледом в клубок, так что торчали только нос и нестриженые вихры.

Кулёк с загадочным мальчиком не шевелился.

Под несмолкающий стук я выбежала в прихожую, где за входной дверью скрывались неведомые каратели. Попытка отыскать в голове что-то похожее на план действий окончилась провалом. Лихорадочные мысли гулко врезались в костяные стенки черепа, не встречая по пути ни грана полезной информации: увы, я всегда была совой, плохо соображающей поутру.

Едва я замерла перед дверью, как стук оборвался.

– Госпожа Тинави, приветствую, – раздался спокойный и совсем не злой мужской голос. – Я не вовремя?

Хм. Каратели вряд ли были бы столь милы.

– Да, к сожалению, я не при параде, – озадаченно протянула я. – А вы, простите, кто?

– Меня зовут Полынь. Я ваш новый куратор и старший напарник в Иноземном ведомстве.

Я ошарашенно моргнула. Потом со вздохом покачала головой.

– Боюсь, господин Полынь, произошла какая-то ошибка. Я там не работаю.

– Теперь работаете, поздравляю. – В его голосе отчётливо послышалась усмешка. – Начиная с сегодняшнего утра вы занимаете должность Ловчей.

– Что?!

– Разве вы не получили ведомственную ташени? Мы отправили вам летучее письмо вчера вечером.

Моё лицо вытянулось, ведь я не помнила никаких ташени.

Ташени – это магические послания в виде бумажных птичек, которые «оживают» от нужного заклинания и находят адресата в любой точке города. Но если все окна и двери закрыты, ташени не сможет прорваться в дом…

А у меня есть дурная привычка: я люблю запираться в своём одиночестве.

– Тинави. – Чужак, в ответ на моё молчание, заговорил тем мягким тоном, какой выбирают для детей и дураков. – Давайте так. Вы закончите свои дела, приведёте себя в порядок, а я подожду здесь. Как будете готовы, выходите. И мы вместе отправимся в ведомство на ваш первый рабочий день.

– В ведомство, – тупо повторила я, – на мой первый рабочий день.

Человек выдержал многозначительную паузу.

Потом, судя по возросшей громкости голоса, он прижался к двери вплотную:

– Поторопитесь, если вы всё ещё хотите у нас работать. Вы ведь хотите?

– Д-да! – сказал мой подлый рот до того, как мозг успел его остановить.

Какое ещё «да»?!

Зажав провинившийся рот руками, чтобы ещё чего не ляпнул, я, спотыкаясь, попятилась в комнату.

Никогда ещё входная дверь в собственный дом не казалась мне такой манящей и пугающей одновременно.

* * *

По спальне бесшумно, но панически металась Кадия.

Дахху дрых, посвистывая на выдохе. Заботливо свёрнутый нами кулёк с мальчишкой был размотан и обескураживающе пуст: судя по всему, именно это превратило Мчащуюся в подобие безмолвного траурного вихря.

Вывод напрашивался сам собой.

– Сбежал?

– Сбежал! – трагическим шёпотом подтвердила Кадия. – Я очнулась от хлопанья ставни. – Она кивнула на второе окно моей спальни. Уже не панорамное, а обычное, скромно притаившееся за книжными полками.

Я выругалась, затем со вздохом протянула:

– Слушай, тут такое дело. Меня сейчас же вызывают в Иноземное ведомство.

Кадия отшатнулась.

– Я думала, нас максимум оштрафуют за выход к бокки!

– А меня не штрафовать. – Я покосилась в сторону коридора и понизила голос: – Меня приглашают на службу.

– Что? – Кадия удивлённо распахнула глаза, приоткрыла пухленький ротик… А потом мыском ноги непочтительно ткнула спящего Дахху.

– А ну подъем! – гаркнула она. – Тут у нас повод для праздника!

– А подождать он не может? – Друг плотнее завернулся в одеяло. – Такой божественный сон…

– Не может. Тинави взяли на работу в Иноземное ведомство!

Дахху мгновенно сел. Вертикальное положение он принял со скоростью игрушки-неваляшки. Проморгавшись, друг ошарашенно обратился ко мне:

– Это правда?

Да чтоб я знала!.. Я развела руками:

– Человек за дверью говорит, что да. Хотя я не подавала заявление, сами понимаете.

Ребята кивнули.

Конечно, они понимали.

Иноземное ведомство – это одно из важнейших государственных учреждений. Как бы прекрасны ни были твои знания и личные характеристики, туда просто нельзя устроиться, не имея возможности колдовать.

«Я завязала с магией», – шутила я на двух десятках собеседований, на которые успела сходить после инцидента.

Но никто почему-то не спешил смеяться в ответ. Все лишь хмурились и шустро сворачивали разговор под тем или иным предлогом. Я даже стала собирать их отговорки: «Кажется, обеденный гонг звонит… закончим на этом, госпожа Страждущая» – моё любимое; услышано в полной тишине в девять утра.

В общем, никто не рискнул сделать ставку ни на моё блестящее образование, ни на спортивные успехи, ни на сокрушительное – предположительно – обаяние, ни на другие, реальные и выдуманные, козыри. Графа «Магические способности: утеряны» метким щелчком складывала карточный домик карьерных надежд, хотя ещё год назад все пророчили мне блестящее будущее в Башне магов, о которой я так мечтала. Таяли, один за другим, осенние, зимние, а потом весенние деньки. Таяли мои некогда крепкая вера в себя и непробиваемый оптимизм.

Росла гора отказов на каминной полке.

Покосившись в сторону прихожей, я прикусила губу:

– Как быть?

– Иди и узнай подробности, – посоветовала Кадия.

Дахху задумчиво почесал свой выдающийся нос.

– Может, они социальную программу организовали? Что-нибудь с привлечением к службе не-магов?

– Может, – задумчиво согласилась я.

– На месте разберёшься. – Кадия бодро отмахнулась. – Только не спеши убеждать всех, что это недоразумение! Осмотрись, послушай, а там уже рот открывай. Договорились?

– Да. Но мне страшно, – призналась я. – Я не хочу опять понадеяться, а потом получить по носу.

– Ничего, мне тоже страшно, – проворчала Кадия. – Как подумаю, что ночной ребёнок принял нас за похитителей и сейчас со всех ног бежит жаловаться – так прям очень страшно.

Мы втроём растерянно посмотрели на окно. В него, сокращая обзор, кучей вваливались ивовые ветви – частая проблема с окнами Лесного королевства, знаете ли.

Дахху выпутался из одеяла.

– Я найду мальчика. Я поставил на него метку Чондра, и его путь будет светиться для меня лёгким серебристым цветом. Таким же, как моя новоявленная седина – теперь и на висках, спасибо бокки за это…

Он подошёл к подоконнику, крякнув, раздвинул ветки и полез наружу.

– Придётся повторять все движения мальчика, – пояснил Дахху и смешно поджал губы в куриную гузку.

– На Ловчего во дворе не нарвись! – всполошилась я. – Не то подумает!

– Всё под контролем. Дорожка ведёт в овраг. – Смеющийся неуклюже спрыгнул на розовую клумбу. – А ты иди в ведомство. Вперёд к мечте, как говорится.

– Поддерживаю! – Кад хлопнула меня по плечу с такой силой, что там теперь наверняка расплывётся синяк.

Внезапно решившись, я бросилась к шкафу и начала судорожно перебирать вещи в попытках найти что-то уместное. Судя по насмешливому уханью Мараха, надежды было ноль. Увы, год жизни в режиме «рак-отшельник» плохо влияет на гардероб.

– Возьми это, – посоветовала Кадия. Она ловко выудила из глубин шкафа изумрудное платье, выполненное в классическом лесном стиле: что-то вроде тоги из струящейся ткани. – Хорошо смотрится с синими глазами. Да и вообще, зелёный успокаивает. Правда, вряд ли это спасёт такую невротичку, как ты.

– А оно не слишком яркое для визита в ведомство?

Кадия всплеснула руками и ехидно зафыркала.

– Серьёзно?! Это человек, который день-деньской разгуливает в своей безумной летяге, боится привлечь слишком много внимания?!

– Летяга – это другое! – Я сдёрнула предмет разговора со спинки стула, пока этого не сделала Кад.

Любимый плащ шелковисто скользнул по коже, охлаждая моё напряжённое сердце. Другие носят на удачу амулеты, но я не мелочусь – таскаю целый плащ.

По летяге меня можно узнать за версту.

Почему «летяга»? Потому что объёмный крой, треугольный капюшон и широкие рукава придают плащу сходство с белкой-летягой. Некоторые детишки даже прыгают в таких с деревьев – смутно надеются на красивый полет. Говорят, целители, уставшие заращивать переломы, раньше часто подавали петиции против обманчивого фасона, но тщетно: лет пятьдесят назад Торговая палата объявила летягу традиционным нарядом королевства.

Однако мой плащ – уникум. Во-первых, он невероятного бирюзового цвета.

Во-вторых, задорно топорщится десятком цветных кармашков: их пришили специально, потому что мне нравится иметь с собой всякие полезные мелочи. Зеркальце, ягодные леденцы, складной нож, пустырник и крохотный томик стихов… Нужно что-то – спросите у меня, прежде чем идти на рынок.

Покорно надев выбранное Кадией платье, накинув поверх него летягу (теперь я похожа на хрестоматийную лесную жительницу с акварельной открытки), я пошла к выходу из комнаты. Но на пороге я замешкалась и, осенённая неожиданной мыслью, схватила со стола вчерашний цилиндрик.

– Вещица дорогая, мальчик захочет её вернуть, – объяснила я Кадии. – Страховка на случай, если Дахху не найдёт пакостника.

Потом я выскочила в коридор и бегом рванула к входной двери, за которой ждал таинственный господин Полынь из департамента Ловчих.

Если окажется, что он – плод моего воображения из-за недосыпа, я переубиваю всех в этом доме.

* * *

Нет, всё-таки не плод.

Человек, сидевший на скамье возле крыльца, явно был настоящим. Моя фантазия на такое не способна!

Непроизвольно отшатнувшись, я дала обратный ход: попробовала изобразить из себя свою кухарку, которая вышла на крыльцо развеять скуку и окинуть хозяйским взором цветочный сад (она действительно так делала).

Обман не удался. Полынь – теперь язык не поворачивался назвать его господином – встал и непререкаемо протянул мне руку.

– Рад познакомиться лично. – Его глаза озорно блеснули при виде моей очевидной паники. Мои губы с усилием дёрнулись в ответ.

Высокий, длинноволосый и поджарый, весь увешанный яркими бусами и амулетами, пришедший по мою душу человек был с ног до головы обмотан шелками.

Присмотревшись, я поняла, что основу многослойного наряда, мгновенно получившего от меня название «хламида», составляли отрезы шёлковой ткани, элегантно и непостижимо держащиеся на плечах и локтях Ловчего, а также несколько длинных маек, надетых одна на другую. Полы нестандартного одеяния достигали щиколоток Полыни и были украшены звенящими колокольчиками. Сверху на всё это Ловчий набросил накидку с кисточками на рукавах. В общем и целом хламида была красного цвета, но оттенки менялись от слоя к слою: ягодный и винный, карминовый и брусничный, гранатовый и темно-бордовый…

Дорогой костюм! И крайне эксцентричный.

Помимо амулетов, поверх этого шёлкового безобразия блестел, переливаясь на солнышке, тяжёлый медальон с механическими часами. Тик-так. Громкость устрашающая. У меня задёргался глаз: подстраивался под удары секундной стрелки, бедняга.

Что касается тёмных волос Полыни, доходящих ему до груди, то они частично были заплетены в косы и дреды, а также щедро украшены стеклянными бусинами, перьями, разноцветными верёвочками, бубенчиками, птичьими косточками и небо знает, чем ещё.

В лице Ловчего первым делом привлекали внимание глаза – огромные, пытливые и настолько тёмного серого цвета, что было непонятно, где заканчивается зрачок и начинается радужная оболочка.

М-да, красавчик! Не мужчина, а банши какая-то.

Неужели такие могут работать в ведомстве?

– И мне приятно познакомиться, – кивнула я, покривив душой. – А вы позволите увидеть ваш значок? Для проформы?

Полынь усмехнулся и протянул мне бронзовый кругляш в пол-ладони.

Благородная патина затягивала шероховатую поверхность значка. На одной стороне был изображён герб Иноземного ведомства: полуразвёрнутый свиток с нарисованной на нем картой мира и роза ветров. На обратной стояла печатка департамента Ловчих, представлявшая собой голову ястреба в профиль. Глаз коварной птицы смотрел на меня очень злобно.

По кромке значка вились старинные руны: «Полынь из Дома Внемлющих, Ловчий».

– Похож на настоящий? – поинтересовался вышеозначенный.

По интонации было не вполне понятно, серьёзно ли он спрашивает. Я недоверчиво воззрилась на чужака, он подмигнул и повернул левую руку ладонью вверх.

Предплечье Полыни густо покрывали переползающие одна на другую татуировки. Волшебную, ведомственную, между ними впихнули лишь чудом.

Я осторожно прикоснулась к изображению всё того же ястреба, и тотчас иголки холода острозубо впились в мою ладонь.

Что ж. Всё как полагается.

– А меня правда приняли на должность Ловчей? – спросила я. Сердце трепыхалось, будто воробьишка после стомильного пролёта.

– Правда, – твёрдо ответил Полынь. Так твёрдо, что ему сложно было не поверить.

Сердце сделало кульбит, воробью неподвластный.

– То, что я не получила ташени… это проблема?

Полынь глянул на часы.

– Только если задержимся ещё сильнее. Пора идти. И да, раз уж формальности позади: ко мне можно обращаться на «ты» и без смущения задавать любые, даже самые глупые вопросы. Хорошо?

«Зачем бокки напали на мальчика? Что привело их к нам? Кто предложил моё назначение?» О, у меня были вопросы… Но не к Полыни.

Ему я лишь улыбнулась.

* * *

А нам с вами, думаю, пора побеседовать по душам. В подведение итогов утра, так сказать. Расставим все палочки в рунах и с чистой совестью двинемся дальше, ибо моя история закручивается, как морская раковина, и однажды времени на «ля-ля» не будет.

Меня зовут Тинави из Дома Страждущих. Дом Страждущих входит в число семнадцати исконных родов Лесного королевства, равно как и Дома Мчащихся и Смеющихся. Так что Дахху, Кадия, я – все мы принадлежим к старой лесной аристократии, что, в принципе, в нашем современном веке не означает ничего сверхважного.

Я живу в уютном коттедже в Мшистом квартале, люблю размышлять о вечном-бесконечном, играю в тринап и сносно говорю на трёх чужеземных языках и двух древних. Я люблю тайны, туманы, книги, запах свежескошенной травы. Люблю находить ответы на незаданные вопросы: одни называют это любознательностью, другие – хамством, а по мне, так чистое веселье и эстафета наперегонки с мирозданием.

Хотя главное удовольствие в жизни мне приносят победы. Над собой, над судьбой, в меньшей степени – над окружающими.

Точнее, приносили. В прошедшем времени. Так как в плане побед этот год оказался на удивление паршивым.

В прошлом июне мы с Дахху и Кадией закончили учёбу, и, по закону подлости, одновременно с выпуском я потеряла способности к магии. Вообще. Напрочь. Это была моя ошибка, расскажу как-нибудь.

Теперь попросите меня разогреть вам яичницу без жаровни – и я позорно скроюсь в соседней комнате под звуки отвлекающей мелодии.

И да, сейчас я рассказываю это как забавную байку – натренировалась. Но на самом деле моё сердце разбито до сих пор. Просто пережить это легче с гордо поднятой рюмкой самоиронии.

Правда, в плохие дни рюмка выпадает у меня из рук и разливается ядовитыми лужами самоуничижения. Лучше не приближаться!

Вы ведь знаете, как это бывает: ты долгое время надеешься стать, например, бегуном, а потом оказывается, что твои ноги на десять сантиметров короче нормы, сердце бьётся едва-едва, лёгкие размером с кешью, и тело твоё физиологически не подходит для бега.

Так и у меня. Я всегда мечтала о жизни, полной магии и чудес, колдовских изысканий и заглядывания за звёздную ширму вечности. А ещё о великолепной, вверх уносящей карьере. Более того, я шла к этому с дикой скоростью: по сути, благодаря высоким выпускным баллам, рекомендациям и личной характеристике мне уже было обеспечено место в Башне магов, но…

Инцидент поставил крест на этом. Вердикт не подлежал обжалованию: способность к колдовству не вернётся, а магическому обществу калеки не нужны.

Мне пришлось шустро смещать приоритеты, ведь мечтать о заведомо недостижимом не лучшая идея для самосохранения. Это разрушает изнутри, потому что изо дня в день ты понимаешь, что обречён на проигрыш.

Мне думалось, что я уже почти смирилась.

Но вот так штука: некий Полынь ведёт меня в Иноземное ведомство на работу прямо сейчас. А я изо всех сил сжимаю зубы, чтобы моя челюсть не приземлилась на грудь от таких чудес.

Что ж…

Посмотрим, что за фокус приготовила судьба.

3. Иноземное ведомство

Долой департамент Ходящих! Не дадим тру́сам в масках лезть в наши жизни! Никому не позволено шпионить за своими! Прочь, железнолицые!

Агитационная листовка двухлетней давности, прибитая к забору на улице Сойкиного Пера


В Шолохе самое удивительное то, насколько гармонично этот здоровый, бурлящий жизнью город растворяется в густом лесу.

Бывает, идёшь себе, задумаешься мимоходом, а очнёшься уже в чащобе. Дубравы захватывают власть профессионально. В некоторых местах это взаимопроникновение доходит до абсурда: городские мощёные дорожки минуют ряды обросших мхом каменных домов и внезапно, совершенно нелогично, обрываются между кустом, пнём и пригорком. А двести метров спустя появляются вновь, как ни в чём не бывало.

По дороге к центру мы с Полынью миновали несколько таких прогалин.

Шли молча. Я не знала, что сказать, а Ловчий отмахивался от вайтов – игривых духов воздуха, похожих на прозрачно-леденцовых светлячков.

Вайты увязались за нами ещё на моём участке. Подрагивая от удовольствия, они назойливо звенели колокольчиками в волосах Полыни, перебирали амулеты на его груди, бренчали многочисленными оберегами.

Честное слово, я бы их уже пристукнула на его месте! Но он, наверное, привык, ведь вайты падки на всё волшебное, а от Полыни разило магией так, что я буквально задыхалась от плотности энергетического поля. И немного от зависти…

Между тем мы вышли на набережную реки Арген – тут начинается центр, – и мир вокруг резко просветлел. Стало весело и звонко.

Горожане сновали вдоль мозаичной мостовой, щеголяли акцентами всех мастей. На воде покачивались лодки, чьи хозяева, разбирая снасти, громко подпевали уличным музыкантам. Примостившиеся рядом рыбаки косились на них отнюдь не добро. Ивы шелестели, низко склонясь над рекой, а дети играли зеркалами, посылая в прохожих солнечные зайчики.

Птицы орали как ненормальные. Считается, что причиной тому зашкаливающий у них уровень счастья от пребывания в нашем благословенном краю. Хотя, признаться, иногда мне кажется, что они просто глуховаты и потому ведут свои разговоры на повышенных тонах: «Э-э-эй, ну как там твоё новое гнездо, Барли?» – «Что говоришь, Селви, я не слышу?!» – «Гнездо, говорю, как гнездо?!» – «Селви, говори громче, на этой улице ужасно шумно!» – «Вы, идиоты, заткнитесь оба, я тут птенцов кормить пытаюсь!»

Вайты, ошеломлённые живостью улицы, что-то прожужжали и усвистели обратно в чащобу. Полынь хмыкнул им вслед и тотчас хищно повёл носом: на набережную выкатилась кофейная телега.

Пленительный аромат буквально сшибал с ног, скрип колёс казался чарующим пением ундин. Мы с Внемлющим дружно уставились на источник гарантированного блаженства.

Переглянулись.

– Выпьем на ходу, я возьму, – коротко кивнул Полынь и решительно пошёл к телеге.

Я невольно улыбнулась. Кофейная проверка пройдена: значит, мы найдём общий язык!

– Тинави, ты когда-нибудь была в Иноземном ведомстве? – спросил Ловчий, вернувшись, и сделал большой глоток. Потом сразу же поморщился и буркнул заклинание – обжёгся, значит.

Я помотала головой:

– Нет. Зато была в Военном, там работает моя лучшая подруга. – Я вспомнила тесные коридоры, горы оружия, грубоватых стражей и добавила: – Так себе местечко! Надеюсь, наше не воняет по́том и не забито самовлюблёнными мужланами?

Полынь хмыкнул:

– Ну, разве что в департаменте Указующих… Знаешь, кто это?

– Конечно. Стратеги внешней политики.

– Верно.

Я осторожно подула на слишком горячий кофе. Ловчий прищёлкнул пальцами, и напиток мгновенно остыл до комфортного состояния. Лихо Полынь колдует! По любому пустяку.

– Я догадываюсь, что ты умница, но на всякий случай повторю привычный инструктаж, – дружелюбно продолжил куратор. – Всего в Иноземном ведомстве насчитывают пять департаментов. Во-первых, Ловчие. Это мы, занимаемся делами иноземцев внутри Шолоха. Потом Говоруны, то есть дипломаты. Указующие – мозги ведомства, на них внешнеполитическая стратегия. Ищейки – мастера на все руки. И Архив. Тоже мозги, но пассивные.

– Мы самые классные, да? – неловко попробовала пошутить я.

Полынь поддержал инициативу: прижал украшенный сразу тремя перстнями палец к губам и воровато оглянулся:

– Конечно. Только никому не говори.

Пройдя под аркой Тысячи Горгулий (на самом деле их только триста, Дахху как-то подсчитал), мы вынырнули в Верхнем Закатном Квартале – самом престижном районе Шолоха, месте скопления большинства министерств.

Впереди показалось Иноземное ведомство.

Это было внушительное каменное здание, изобилующее шпилями, арочными сводами и контрфорсами. Его оттеняли воздушная площадь и пёстрая набережная по левому боку, заполненная летними верандами кафе. Вдалеке торчали фигурные контуры Казначейства и Ратуши.

Колокол Толстяк Бенджи на Ратуше пробил полдень, и тотчас госслужащие стайками потекли на обеденный перерыв.

Мы смело ринулись им наперерез.

– Значит, так, – инструктировал меня Полынь, пока мы проталкивались к высоким арочным дверям ведомства. – Утром другие новобранцы прошли вступительное тестирование, потом был перерыв, а через десять минут, – Полынь сверился со своими болтавшимися на цепочке часами, – …нет, уже через семь минут, будет лекция мастера Улиуса. Он возглавляет департамент Ловчих. Там ты и присоединишься к группе.

– У меня будут проблемы из-за пропущенных тестов? – Я напряглась.

– Что-нибудь придумаем, – успокоил Полынь.

Мы ввалились в ведомство, и я обомлела от открывшейся красоты.

Прохладный главный холл, как колодец, проходил сквозь все этажи здания. По мостикам, перекинутым на высоте второго, третьего и четвёртого уровней, деловито сновали люди. С перил свисали тяжёлые знамена с вышитыми на них гербами пяти департаментов. В центре зала шумел фонтан, чья скульптурная группа символизировала семнадцать Домов Шолоха. Тут и там в специальных углублениях стояли величественные, в два человеческих роста, статуи знаменитых шолоховских чиновников. В воздухе витали ароматы книг, воска, кофе и свежесрезанных тюльпанов.

Люди вокруг разговаривали тихо, зато активно шумели бумагами. Акустика – высший класс, шёпоты и шорохи так и летали по всему зданию.

Я почувствовала себя крохотной и незначительной, но это ощущение до странности успокаивало.

Полынь указал мне на стойку информации, а сам скрылся в неизвестном направлении.

– Дела, – пояснил он и заскользил, дребезжа браслетами и колокольчиками, прочь.

Я двинулась в сторону высокомерного администратора – или же Госпожи Встречающей, как было указано на табличке. Ей, кажется, вовсе не понравился тот факт, что меня в ведомство привёл Внемлющий, но она всё же натянула дежурную улыбку. Вполне даже милую. Молодец! Нет, правда, люди, умеющие поставить вежливость выше личных сомнений, – вы невероятно хороши. От имени всех человеческих несуразностей говорю вам большое спасибо.

– Третий этаж, восточная лестница, – сообщила дама. Вокруг неё, чирикая, по кругу летали разноцветные письма-ташени, требующие внимания. Госпожа Встречающая наугад схватила одну и технично её вскрыла.

* * *

Найдя нужный кабинет, я вздохнула, мысленно пожелала себе удачи и постучалась.

– Войдите! – Голос по ту сторону дверей был низким, раскатистым и рычащим, как у медведя. «О-оу», – подумала я и с опаской зашла.

В центре комнаты стоял, уперев руки в бока, высокий полный человек в оранжевом облачении. Цвет его костюма по-своему гармонировал с соломенной бородой и такими же жёлтыми волосами. Мужчина хмурился, но его лицо всё же казалось добрым.

– Здравствуйте, мастер Улиус, – храбро вступила я. – Меня зовут Тинави из Дома Страждущих. Простите за опоздание.

– Ах вот ты где, явилась – не запылилась! – пробасил Улиус, затейливо двигая кустистыми бровями. – Ну, на мою лекцию ты вовремя, никаких претензий. Не всяк умирает, кто хворает. Присаживайся. – Он приглашающим жестом указал мне на амфитеатр, занимающий половину кабинета.

Там с десяток человек уже сидели в глубоких кожаных креслах, заменяющих скамьи. Я осторожно опустилась в одно из них. При желании в кресле уместилось бы ещё штуки три моих несуществующих сестёр-близняшек. Вот уж правду говорят: все начальники делают кабинеты под себя.

Если честно, я до последнего думала, что, увидев меня, Улиус расхохочется во всё своё богатырское горло и заявит: «Ну ты и дурочка, повелась! А ну быстро в тюрьму за издевательства над малолетними!» Но нет.

Тогда продолжаем действовать по плану Кадии: молчим, слушаем, ждём.

В дальнем углу кабинета за столом ссутулилась женщина, не замеченная мной вначале. Она тихонько кашлянула, привстала и обратилась к главе Ловчих:

– Все на месте. Можете начинать. – Голос у неё был такой же бесцветный, как и лицо.

– Спасибо, Селия, – кивнул шеф.

Затем мастер Улиус прочистил горло (от вибрации задрожали окна), хрустнул пальцами (сидевший на карнизе голубь в ужасе закрыл голову крыльями) и торжественно начал:

– Итак! Мои поздравления. Сегодня вы вступаете в ряды департамента Ловчих. Его возглавляю я. Что мы делаем, спросите вы? А мы расследуем преступления, связанные с чужеземцами и представителями иных рас. И ещё занимаемся превентивной деятельностью. Как я говорю, лучше болезнь предотвратить, чем потом лечить. Первые полгода в ведомстве – испытательный срок. Вы будете работать под началом своих кураторов, помогая им в текущей деятельности, и я от души рекомендую вам поднапрячься…

Выступление мастера Улиуса длилось очень долго. По большей части оно состояло из перечисления задач департамента, цитат из всевозможных кодексов, выдержек из трудового договора.

Я честно старалась не упустить ни слова, но мысли скакали вокруг одной и той же темы: как? Как я здесь оказалась? Почему они закрыли глаза на мою магическую несостоятельность? Бывает ли такое наяву?

– Не спите, Тинави, – сухо бросила мне подошедшая Селия и подсунула очередной документ на подпись. Я вздрогнула.

– Да я не сплю… – крайне неуверенно протянула я, но помощница шефа уже шла к другим новичкам.

Она хромала. Ходила, опираясь на крупную деревянную трость с набалдашником в виде мыши. «Мышиная тема» прослеживалась во всём её облике: круглые очки в серой оправе, подвижный острый носик, туго затянутый пучок, блеклое шерстяное одеяние.

– Всё ясно? – закончил лекцию мастер Улиус.

– Да, сэр! – встрепенувшись, нестройным хором ответили мы, новички.

– В таком случае… Кураторы! – рявкнул шеф, и тут же, как по волшебству, из-за приоткрытой двери появилось несколько действующих сотрудников. – А ну-ка выдайте малькам всё необходимое и отправьте их на экскурсию! Рассказать хорошо, а лучше глазами проверить!

После чего нас расхватали, как персики на рынке, и чуть ли не под локоток вывели из начальственного кабинета. Со мной в паре, как и следовало ожидать, был Полынь.

Сначала мы пошли в подвальную кузницу за значком.

– Поздравляю, детка, – прогундосил там насупленный гном-равнинник и, исчезнув за конторкой, долго рылся в ящиках. Поиски у него шли туго, но весело. В воздух над столешницей всё взлетали какие-то железки, отвергнутые кузнецом. Я переживала, что одна из них, приземляясь, стукнет гнома по кумполу. Обошлось.

– От души поздравляю, тем паче с куратором. Небось взво-о-оешь скоро! – хохотнул гном и наконец-то вынырнул обратно.

Полынь неопределённо пожал плечом в ответ на эту ремарку.

Гном ловко выгравировал моё имя, а потом, сопя от усердия, раз двести протёр значок видавшей виды тряпочкой – то ли носовым платком, то ли бывшим носком.

Ещё один час и один кабинет спустя на моём предплечье красовалась татуировка Ловчей.

Технически это были даже две татуировки, повторяющие значок: аверс и реверс, два кружочка один над другим. Карту так и хотелось развернуть, а птице – взъерошить перья. Я вертела руку так и эдак, но глаз ястреба из любого положения смотрел прямо на меня – внимательно и предостерегающе.

Не знаю, кому как, но мне боль, как ничто другое, придаёт ощущение реальности. Нет. Это всё-таки не сон: ночная дрёма не исполосовала бы мою руку красочными чернилами.

Уже когда мы вышли обратно в главный холл ведомства, Полынь вручил мне аккуратный узкий кинжал.

– Обычно Ловчие работают головой. Но иногда нужно постоять за себя, – предупредил он.

– Таким ножичком разве что курицу разделаешь, – фыркнула я, взвесив оружие на ладони.

– Это магический кинжал, заряжен молниями. Даже маленькая царапина отправит противника в нокаут, – объяснил куратор как ни в чём не бывало.

Я вздрогнула.

Ох. Подобные артефакты – таящие в себе молнии, формулы оцепенения, выпускающие облачка ядов и так далее – используют колдовскую энергию своего владельца для того, чтобы активироваться. Я при всём желании не смогу применить это оружие с должным эффектом.

Прах побери. Значит, в департаменте всё-таки не знают?.. Никаких социальных программ для не-магов? Это всё – просто ошибка? Но… Я же…

Сердце заколотилось, будто проклятое.

Предательский клинок в моей руке переливался серебром. Солнечный свет проникал в холл сквозь огромное витражное окно высотой метров двадцать, которое кружевом затянуло дальнюю стену ведомства. Совсем сказочный, лилово-жёлтый луч света соскользнул с мраморных медальонов мне на нос, так ребячливо и доверчиво, будто я уже «своя».

– Ах, вот оно что, понятно. – Я поспешно и фальшиво заулыбалась Полыни. А потом лихорадочно убрала кинжал в ножны и спрятала в сумку.

Внемлющий не обратил внимания на мой внезапно охрипший голос.

Я ещё раз посмотрела на новенькую татуировку.

«Лгунья, – читалось в глазах ястреба. – Лгунья».

* * *

Полынь оставил меня возле группы «мальков», отиравшихся у центрального фонтана.

Новички возбуждённо гудели, спешно перекидывали мостики дружбы – всюду, где могли дотянуться. Особенно усердствовали двое темноволосых остроносых близнецов. Чем-то похожие на муравьедов, они ни на секунду не оставались в покое, всё время к чему-то принюхиваясь, гримасничая и перешёптываясь.

Не успела я ответить кривоватой улыбкой на улыбки, прыгающие вокруг болотными огоньками, как подошла Селия и повела нас на экскурсию по ведомству.

Несмотря на сильную хромоту, ассистентка шефа двигалась очень быстро, хотя и забирала по-паучьи вбок. Наша группа едва за ней поспевала.

Мы ходили по зданию добрых два часа. Изучали каждый раздел ведомства. Много раз мы останавливались, чтобы тихонько понаблюдать за работой сотрудников.

Одна такая пауза возникла в тренировочном крыле, где в индивидуальных пустых помещениях, по сути представляющих из себя стеклянные кубы, практиковали магию. Мужчины и женщины в мягкой одежде оттачивали сложные заклинания, долго отдыхая после этого на устилающих пол матах.

– Но ведь мы уже были здесь сегодня утром, когда сдавали тесты, – недовольно прокомментировала одна из новеньких Ловчих – бледная девушка с родинкой-сердечком на шее.

Селия строго ответила:

– Кое-кто присоединился к нам позже. – На этих словах она бросила на меня суровый взгляд.

Злые мурашки с топотом пробежали по моей спине.

– А, так это ты прогулявшая? – «Родинка» повернулась ко мне. – Ну даёшь!

– Моя ташени разбилась, не долетев. – Я пожала плечами как можно небрежнее. – Хотя это, конечно, меня не оправдывает.

– Это не ваша вина, – сказала Селия так категорично, будто подразумевала обратное. Она поправила очки и добавила: – Донести до вас информацию о том, что вас приняли, – работа ваших кураторов. К сожалению, господин Полынь отнёсся к этому по-дилетантски легкомысленно.

– Полынь из Дома Внемлющих? – встрепенулся другой новичок. – Я слышал, что он лучший Ловчий ведомства. Его наградят генеральством, если он разберётся с Тем Самым Делом, да?

Селия недовольно поджала губы и будто бы стала сильнее цокать тростью об пол:

– От кого это вы слышали?

– У меня сестра тут работает, – простодушно объяснил малёк. – Она по Полыни просто тащится.

Чернявые близнецы захихикали.

– Несмотря на то что сбор слухов и сплетен – важная составляющая работы Ловчих, я советую воздержаться от подобного внутри департамента, – почти выплюнула Селия и указала тростью в мою сторону: – А вы, Тинави, сдадите тесты завтра.

Паника захлестнула меня. Бедолага-мозг включил в голове обратный отсчёт до позора, лицо продолжало улыбаться…

Ох, и зачем я саму себя загоняю в ловушку!

* * *

Наша экскурсия закончилась у огромного гобелена, изображающего «государственное древо» Лесного королевства. Селия перехватила трость на манер указки и сухо оттарабанила справку о политическом устройстве страны. Её никто не слушал (глупая формальность, информация для детей), и Селия это знала.

Я разглядывала гобелен.

В центре полотна был вышит герб Шолоха – коронованное дерево инграсиль, на котором вместо листьев растут белые цветы. Под корнями дерева, стоящего на холме, располагался огранённый бриллиант с шестью искрами – намёк на славных предков нашего королевства, которые дружили с шестью богами-хранителями и чьи магические останки сегодня покоятся под курганом дворцового острова.

Вокруг, как на циферблате, располагались гербы девяти органов государственной власти. На маковке сиял герб Иноземного ведомства, конечно же. По бокам от него – Башня магов и Военное ведомство.

Ещё было Лесное ведомство – самое крупное в Шолохе. У него модный герб, выполненный популярным столичным художником: чёрный контур знаменитых черепичных крыш, внизу ажурный парапет набережной и речные воды, а сверху, вместо неба, – плотные кроны деревьев. Что весьма точно отражает реальное положение дел в Шолохе.

Внизу гобелена теснились остальные госучреждения: Торговая палата, Правое ведомство, Ратуша, Академия и королевский Двор. Слева от последнего ярким тоном выделялась зелёная заплатка… Я догадалась, что там было раньше.

Герб Теневого департамента – самого таинственного и пугающего министерства.

Сотрудников-теневиков называют Ходящими, они занимаются внутренней разведкой. Все эти мрачные вещи вроде допросов, пыток, узких застенков и казней без суда и следствия – всё к ним. Ходящие носят глухие мантии и золотые маски, и если видишь такого – побереги себя, не приближайся.

Два года назад король попытался реформировать Теневой департамент: внешнеполитическая обстановка казалась стабильной, да и внутри государства всё было тихо. Но Ходящие взбесились оттого, что его величество «сунул к ним нос». Произошёл кровавый бунт…

Король победил. Реформа состоялась. Теперь в Шолохе лишь дюжина железнолицых (как их уничижительно называют горожане). И то – в роли личных подчинённых его величества.

Впрочем, я всё равно от души не советую нарываться. Их право на убийство никто не отменял.

– Что ж, наша экскурсия закончена, – объявила Селия. – Ждём вас завтра в девять утра. Будьте готовы: работы полно, а рук мало.

* * *

Я собиралась выйти из ведомства, когда путь мне перегородила влетевшая в стрельчатое окно алая ташени. Бумажная птичка, вереща, врезалась мне в грудь, после чего обессиленно упала.

Я подняла её, осторожно оглянувшись: никто не заметил странной реакции волшебного предмета на прикосновение ко мне? Обычно ташени не обмякают в руках адресата, а, напротив, мило чирикают.

Алый – это цвет Дахху. А Дахху должен был найти потерявшегося мальчика, жертву бокки. Так что новости от него – это важно.

«Воздушная гавань. Ждём», – гласила записка.

Очень содержательно, спасибо, друзья. То, что надо изголодавшемуся по информации человеку!

Я запахнула плащ-летягу и вышла на улицу.

4. Трудности амнезии

Два самых дорогих района Шолоха – это Верхний и Нижний Закатный Кварталы. Верхний квартал, также именуемый Королевской милей, отдан госучреждениям. В Нижнем квартале располагаются поместья семнадцати знатных Домов.

Энциклопедия «Доронах» под авторством Дахху из Дома Смеющихся, черновик первый


Хозяева «Воздушной гавани» удивились бы, узнай они, что мы с Кадией и Дахху считаем их ресторан нашим «штабом».

Тем не менее так оно и было.

В откровенно туристической «Воздушной гавани» мы обсуждали великие планы по захвату мира, тосковали о несбывшемся и банально сплетничали.

Мы регулярно жаловались на то, что «Гавань» нам надоела, еда тут паршивая, сидеть на крыше холодно, цены задраны, и, вообще, пора бы найти «штаб» поуютнее, но… Сложно было решиться на предательство.

Ведь именно в «Воздушную гавань» мы пришли в наше первое утро в Шолохе после окончания учёбы. Семь лет жизни в Смаховом лесу, под крылом наставника, и вдруг – возвращение в большой город. На родину, но позабытую. Казалось, совсем чужую.

«Гавань» стала для нас первым заново обретённым местом в столице. И мы прикипели к ресторанчику всем сердцем, сколь бы скверным он ни был. Я считаю, легко отделались. Другие так привязываются к людям.

Выпустились мы в начале июня.

Кадия и я, прощаясь с магистром Орлином, рыдали взахлёб: старому мастеру даже пришлось отобрать у нас только что вручённые дипломы, потому что иначе они бы утонули в слезах и соплях. Дахху переминался рядышком и тоже заметно грустил.

Забавно – мы ведь так ждали конца учёбы! С придыханием считали дни до «взрослой» жизни.

Но, когда дверь в коттедж Орлина захлопнулась, только у Кадии всё сложилось как надо.

Он убрала диплом в тумбочку, переоделась в военную форму и бодрым шагом отправилась на службу. Кад не разменивалась на сомнения, не мялась на пороге: «А стоит ли?» У неё механизмы в голове вообще как-то лучше работают, чем у большинства. Если Кад чего-то хочет, она идёт и пробует. Если её задевают – мигом выбрасывает эту чепуху из головы (предварительно врезав обидчику как следует). Если ей страшно, она говорит: «Что-то мне боязно, ух!» – и всё равно делает намеченное, пусть и покрывшись мурашками.

А вот мы с Дахху влипли. Я – потому что потеряла магию, напутав кое-что в алхимической лаборатории отца.

Дахху – потому что ждал другого. Он думал, финал учёбы означает торжество твоего ума и сладкую дрожь в коленях, когда ты видишь, как огромен внешний мир. Сколько у тебя возможностей. Перспектив.

Но оказалось, что это сложный труд: из раза в раз выбирать правильную дорогу. Каждый день сосредотачиваться и выбирать, не расслабляясь.

Потому что начать заново не получится. Правила не позволяют.

«Меня как будто выкинули в Шепчущее море, – вздыхал Смеющийся, – на крохотном плоту. Сказали: дерзай! И, одобрительно улыбаясь, растворились в прозрачном синем воздухе. И вот я совсем один, и уже, если честно, плевать на свободу. Просто хочется знать направление. Быть уверенным в том, куда я плыву. Чтобы трое суток спустя, когда я начну умирать от жажды, те же самые лица не спросили разочарованно, за каким прахом я так упорно гребу прочь от земли блаженных».

В итоге неприкаянный Дахху поступил на второе высшее в Лазарет. Быть вечным студентом очень удобно, ведь это позволяет отложить настоящий выбор на туманное «потом».

Грустно, ибо всем, кроме самого Дахху, очевидно, в чём его судьба.

Он – прирождённый учёный. Такой, знаете, настырный теоретик, который может годами докапываться до истины в каком-нибудь Чрезвычайно Важном Вопросе типа: «Пользовались ли мотыгой народы Северной пустоши в IV–V веках?».

Дахху давно мечтает написать «Доронах» – энциклопедию о Лесном королевстве, в которой он раскроет всю суть нашей истории и культуры. Но друг слишком боится провала, поэтому исследование всё ещё в проекте.

Компенсируя, Дахху доходит до самой сути в других, отнюдь не столь полезных вещах.

Так, когда я поднялась в «Воздушную гавань», он по десятому разу читал меню: изучал его так внимательно, будто надеялся найти секреты древних магов между строк. Или хотя бы какое-то новое, ещё не опробованное нами блюдо – что тоже вряд ли.

Первой меня заметила Кадия:

– Кого я вижу, хей-хей! – Она помахала из соломенного кресла, стоявшего у самого парапета. Улыбка Мчащейся, обнажающая и верхние, и нижние зубы, была настолько широкой, что не умещалась на лице.

Подойдя, я выжидающе уставилась на ребят:

– Не томите! Что там с мальчиком?

– Никто не знает. – Дахху развел руками. – У парня амнезия, – и он рассказал всё по порядку.

Утром, догнав беглеца, Дахху замешкался, ведь за ночь мы успели выстроить непростые отношения с подростком. Спасли его, но потом связали (страшно сказать – розовыми простынями). Причём о спасении мальчик не знал – был в обмороке, зато простыни прочувствовал по полной программе.

Незнакомец заговорил с Дахху первым: дрожащим голосом поинтересовался, что случилось. Как выяснилось, он не помнил ровным счётом ничего: зачем гулял в полночь? Где живёт? Даже собственное имя вызывало у подростка глубочайшие сомнения. Потом он утвердился в мысли, что его зовут Карл.

Дахху вместе с мальчиком отправился в Лазарет. Там друг активно размахивал лекарским амулетом, поэтому их без очереди пропустили к старшему целителю курса. Тот провёл осмотр по высшему разряду, применил новомодные «просвечивающие» заклинания (я даже не хочу знать, что это) и вынес вердикт: мальчик здоров. Но беспамятен.

Ночную историю лекарь узнал без мистических подробностей (дескать, наткнулись на парня на обочине) и без вопросов выделил для Карла койку в палате.

– И что теперь? – спросила я.

– Будем восстанавливать его память. – Дахху пожал плечами. – Пока ясно одно: Карл не из Шолоха. Это стало видно по слабым следам его воспоминаний: не наши названия, не наша еда, необычная одежда… Он явно чужестранец. Только непонятно, его семья переехала сюда жить или просто путешествует?

– Ещё есть вариант, что он сбежал из дома. – Кадия со значением подняла указательный палец. – Тогда, конечно, огонь!

Я вздохнула:

– Думаешь, очередной искатель долголетия?

– Конечно. Юный и отчаянный. Розовощёкий и розовопростынный. Верящий в свою звезду, но получивший звездюлей. Кумир бокки и, кажется, лучшая подружка нашего Дахху?

Дахху в ответ смерил Кадию таким взглядом, будто был из Дома Убивающих Одной Мыслью, а не из Дома Смеющихся. У меня аж сердце сочувственно ёкнуло. Но подруга лишь комично подняла ладони, мол, сдаюсь-сдаюсь. Всё-то ей нипочём.

Теория о том, что Карл отправился на поиски долголетия, казалась логичной. В Шолохе мы живём по две сотни лет вместо положенной одной. Тайна кроется в могущественных косточках дворцового кургана.

Дело в том, что наши предки были очень серьёзными ребятами – прямыми учениками шестерых богов-хранителей. Даже мёртвые, они умудряются влиять на жизнь королевства.

Так, от их останков исходят магические эманации, благодаря которым в Шолохе колдовать легче, чем где бы то ни было ещё. Особенно это чувствуется на территории дворца. Там всякий первокурсник мнит себя всесильным: хохочет от доступности магии, творит глупости – стражи едва успевают отлавливать.

Кроме того, курган привлекает волшебных существ и потусторонних сущностей – не всегда добрых, правда, – которые живут с нами по соседству и привносят в быт города изюминку.

И, наконец, косточки подарили нам уже упомянутую небывалую продолжительность жизни. Приятный бонус, который сыграл свою роль в становлении департамента Ловчих: люди со всего мира стремятся переехать в Шолох, надеясь жить долго-долго и, как мы, практически не стареть. Увы, магия кургана работает только на коренных шолоховцев. Но никто, конечно, не верит. Поэтому чужаков у нас завались – заодно и связанных с ними преступлений.

– Слушай, а что там с Иноземным ведомством? – спохватился Дахху.

Помедлив, я выложила на стол свой новоявленный значок. Ребята дружно выгнули брови коромыслом.

– То есть мы действительно можем тебя поздравить?! – Кадия чуть не поперхнулась ароматным земляничным чаем, который пила из фарфоровой чашки в виде цветка пиона.

Я в подробностях рассказала о своём дне. Когда я закончила, за столом воцарилось гнетущее молчание: Дахху и Кад отнюдь не собирались меня чествовать. Наоборот, они с сомнением переглянулись.

Солнце скрылось за неведомо откуда взявшейся тучей, панораму города залило синей краской. Резко похолодало, как это бывает в переменчивые весенние месяцы.

– М-м-м, Тинави, душа моя, так вы не обсудили твою… особенность? – неуверенно протянула Кад.

Говоря это, она смотрела куда-то вбок и чесала нос указательным пальцем: Кадия всегда так делает, когда нервничает.

– Ещё нет. – Я беззаботно улыбнулась, хотя сама полдня психовала из-за этого.

– Не лучше ли сразу прояснить ситуацию? – тактично поинтересовался Дахху.

– Чтобы они развернули меня с порога?

– Но ты понимаешь, что последствия могут быть самыми неприятными?

– Дахху, вы же сами советовали пойти и всё разузнать!

– Разузнать, а не врать.

– Я не врала.

Смеющийся откинулся на спинку стула и нахмурился. К нашему столику подлетел было толстый шмель, но, почуяв неладное, в резком вираже развернулся.

Я развела руками:

– Просто там, в холле, под всеми этими потоками витражного света, в буйстве шорохов и шёпотов, я впервые за год почувствовала себя живой. У меня не хватило духа закончить всё так сразу.

Дахху наморщил высокий лоб:

– И ты даже не выяснила, кто подал твоё заявление?

– Нет. А как бы я спросила? Прошу прощения, дамы и господа Ловчие, я что-то не понимаю, какой простофиля умудрился меня, калеку, к вам пристроить. Явно не рекрутёр. Позвольте посмотреть документы, интересно же. Да, всё верно, колдовать я не умею, я в этом деле овощ, огурцу конкуренцию не составлю. Но ставку хочу как у всех, и ещё отдельный кабинет, пожалуйста! Так, что ли? – Я почувствовала, что начинаю говорить громче, чем следовало.

Пожилая пара за соседним столиком, дружно оттопырившая мизинцы в процессе пития чая, недовольно закудахтала.

А Кадия вдруг по-военному рявкнула:

– Прах побери, Тинави! Кто-то распоряжается твоей личностью, как считает нужным, и зачем-то пропихивает тебя на госслужбу. Ты вообще задумывалась зачем? Может, тебя в шпионы завербовать хотят? Посадят на крючок, и до свидания. И всё это ещё и утром после встречи с бокки! Это наверняка чей-то план, ни разу не добрый!

– Чей план, Кадия?! – Я с шумом втянула воздух. – Это твоя новая жизнь полна интриг и шантажа, что в корпусе Стражей, что в родовом гнезде Мчащихся. Моя не такая. Козни против меня может строить максимум кухарка, которую бесит, что я ем печенье в кровати. Если кому-то хватило сил и желания вписать меня в свой неведомый план – да я только за, спасибо за высокую оценку! Хоть кто-то видит во мне что-то полезное!

– Перестань прибедняться! Не тебе с твоей внешностью сказочной принцессы и интеллектом мудреца жаловаться хоть на что-то в этой жизни! – Кадия врезала кулаком по столу. Стол задрожал, чашка всхлипнула. – Ну не повезло тебе с магией, ну бывает! Зато в остальном на тебя посмотришь – зависти не оберёшься!

– «Бывает»!.. – горько передразнила я, напрочь проигнорировав остальные её слова. Такое случается: упрёшься во что-то больное и видишь только его, игнорируя объективные плюсы. – Да нет ничего хуже, чем осознавать, что из-за пепловой случайности, когда даже обвинить некого, кроме самой себя, всё твоё потенциально светлое будущее накрылось медным тазом. Если в ведомстве – пусть и обманом – у меня будет шанс поменять мою жизнь, я его не упущу. А вы могли бы меня и поддержать! Кад, ты же сама хотела, чтобы я боролась – вот я и борюсь!

– Что за игрища со смыслами?! Да я тебя сейчас стукну! – возмущённо выдохнула Кадия и слегка привстала. Но, поймав мой болезненно-сухой взгляд, мигом присмирела.

Я отвернулась, изобразив, что любуюсь видом.

Под «Воздушной гаванью» бурлила жизнь на набережной реки Нейрис, петляли уютные улочки и тенистые бульвары Верхнего и Нижнего Закатных Кварталов. Вдалеке над пышными кронами буков торчала завивающаяся спиралью Башня магов. На фоне солнца она казалась темнее, чем есть.

Дахху деликатно кашлянул.

– Тинави, – мягко сказал он, тронув меня за локоть. – Мы всегда на твоей стороне. Но ситуация с ведомством – странная, признай. Если всё окажется нормально – хорошо. Но постарайся выяснить, что происходит.

– Ладно, – пробормотала я.

Кадия мигом расслабилась, поняв, что кризис миновал и я не собираюсь рыдать посреди ресторана – это в её представлении худшее, что может случиться с человеком. Кивнув на мою левую руку, она посоветовала:

– Ты, кстати, никому не позволяй прикасаться к твоему предплечью. И сама на людях его не трогай. А то ведь заметят, что тут что-то нечисто…

И действительно. Татуировка Ловчей, нанесённая мне в ведомстве, по идее должна была зажигаться изумрудным светом при прикосновении к ней – это и являлось бы признаком её подлинности. Сразу после процедуры Полынь, безуспешно пощипав меня за руку, сказал, что, наверное, нужна пара часов для того, чтобы татуировка «прижилась» и «активировалась». Я догадывалась, что всё не так просто, но промолчала.

Равно как и значительная часть магического оружия, со мной не хочет иметь дело никакой волшебный инвентарь, питающийся энергией владельца. А таких большинство. Вокруг моего тела как будто царит зона отчуждения.

Я клятвенно пообещала Кадии отбиваться от всех, кто захочет меня потрогать.

Между тем вечер окутал столицу прозрачной вуалью. Лучи заходящего солнца окрасили облака в розовые тона, черные стаи птиц диагоналями расчерчивали небо.

– Пойду домой. – Я вздохнула. – Глаза слипаются.

– Заглядывай завтра в Лазарет, – пригласил Дахху. – Познакомлю тебя с Карлом.

– Обязательно. Неужели он совсем не помнит про бокки?

– Совсем. Возможно, это шоковое.

– Или гадёныш пудрит нам мозги, а сам вынашивает планы мести.

– О, теперь и ты начинаешь видеть во всём заговор! – Кадия добродушно хохотнула. – Иди-ка ты баиньки, душа моя.

Попрощавшись с друзьями, я послушно отправилась домой.

* * *

Там меня ждал сюрприз в лице Селии, помощницы мастера Улиуса.

Зажав трость под мышкой, она стояла, облокотившись о мой забор, и заполняла какие-то бумаги. Поза была расслабленной и привычной: судя по всему, Селия давно ходит с палкой.

Мне резко захотелось развернуться и пойти куда угодно ещё, чтобы избежать разговора. Но Селия меня уже увидела.

– Тинави. – Она сухо кивнула. – Я рассчитывала встретить вас здесь.

– Что-то случилось? – выдавила я, не ожидая ничего хорошего.

– Я просто хотела уточнить ещё раз: вас распределили к господину Полыни на стажировку?

– Да.

– Вы с ним были знакомы прежде?

– Нет…

– Отлично. – Селия достала из кармана брюк визитку и вложила мне в руку. – Вы будьте внимательнее на службе, Тинави. Ловчий – непростая профессия. Нужно хорошенько разбираться в людях. И не бояться превентивных мер.

– Что вы имеете в виду? – нахмурилась я, разглядывая серебристый бархат карточки.

Согласно ей, Селия принадлежала к дому Сгинувших и занимала должность замглавы департамента Ловчих, а не помощницы Улиуса, как я решила днем.

– Это мой адрес, – снисходительно объяснила госпожа Сгинувшая. – На случай, если кто-то станет вести себя неподобающе.

И, тонко улыбнувшись, она попрощалась и быстро захромала прочь.

5. Магия, прощай

Не смотри на прошлое с тоской!

Было и ушло, нынче его нет.

Лучше поутру проснись и пой,

Жить сегодня – в этом весь секрет.

Девиз шолоховской гильдии трубадуров


Когда я оказалась дома, вся моя сонливость улетучилась, как окись балаган-травы. Вечный парадокс: нет ничего желаннее сна поутру, и ничего скучнее – ночью.

Следы вчерашней вечеринки придавали комнате неряшливый вид: всюду были разбросаны разноцветные подушки, из шкафа вывалилась одежда (сама вывалилась, ага).

Я занялась уборкой. И заодно мысленно перебрала детали нашей встречи с бокки. Всё-таки приятно, что мы так близко познакомились с одной из чудинок Шолоха…

Ведь бокки – таинственные существа.

В детстве я обожала сказки про них. Помню, книжки чётко делились на две категории. В первой рассказывалось, что призрачные егеря, свидетели прошлых эпох, сторожат наши сны в самые мрачные ночи – это был вариант для малышей. Им поди объясни иначе, почему дважды в месяц за окнами блуждают призраки, чьи плащи, будто щупальца, шевелятся у земли!

Другая категория – легенды для детей постарше. Эти истории были одобрены школой и рекомендовались к прочтению в дидактических целях. Там описывались смелые, но непослушные ребята, выходившие к бокки-с-фонарями и никогда больше не видевшие белого света, так как духи утаскивали их в царство теней. Напрашивается вывод: то ли в это царство не принимают людей старше двадцати пяти, и поэтому мы с Дахху и Кадией не прошли туда по возрастному цензу, то ли сказки всё-таки врут. А вот мальчик… Может, мы спасли его от подобной участи? И бокки-с-фонарями не угомонятся, пока не вернут себе намеченную жертву?

Луна уже пошла на убыль, и, значит, лесные духи не появятся в Шолохе ещё пару недель. Но вдруг?..

Я выглянула в окно. Всё честно: бокки не было. Сад тонул в прохладной темноте.

Наверное, со стороны мой коттедж казался светящимся рыбацким судном в безбрежном океане леса. Огни в остальных домах Мшистого квартала уже погасли – соседи спали, убаюканные свежестью весенней ночи. Лишь пел соловей.

Спальня мерцала в зеленоватом свете аквариумов с травой осомой. Расставляя книги, магические кристаллы и свечи на полках, я чувствовала себя ундиной в полночном водопаде. Минуту спустя – феей, манящей путника в заколдованный круг. Или нет. Жрецом, который готовит пещеру к кровавому ритуалу… Для полноты картины оставалось только начать что-нибудь петь на придуманном языке.

На древнем не рекомендую! Однажды, в неурочный час готовя доклад по лингвистике для магистра Орлина (как и все студенты, я обожала заваливать сроки), я умудрилась доспрягать глаголы стародольнего языка до такого одурелого состояния, что случайно вызвала разрушительного духа забытых подземелий. Он явился прямо посередине учебного класса, и не прошло и трёх секунд, как стало ясно: на летних каникулах мне придётся заняться ремонтом. По всему второму этажу дома наставника будто смерч прошелся.

Впрочем, теперь подобная оплошность мне не грозит.

Я вздохнула, переоделась в пижаму и легла в кровать.

Поёрзала, пытаясь найти удобную позу. Встала, открыла окно. Выключила ночник. Заплела волосы в косу. Сон не шёл. Включила ночник.

– Ух-ху… – кисло прокомментировал Марах. Филин был в курсе моих бессонниц. И, как ни странно, их не одобрял: хотя, казалось бы, кому ещё они могут понравиться, если не другому ночному хищнику.

Мои мысли беспокойно вертелись вокруг вопроса о работе в департаменте Ловчих.

В Иноземном ведомстве не знают, что у меня нет магии. Если бы знали – точно завели бы на эту тему разговор. А так все ходят с лицами «шито-крыто», и – да, дело пахнет жареным. Рано или поздно они выяснят правду, и тогда мне не поздоровится.

Воспоминания неминуемо соскользнули в омут того проклятого июньского дня.

Я со стоном закрыла лицо руками. В глазах защипало – как всегда, когда речь идёт об инциденте. Иногда на меня нападает паранойя, и тогда мне кажется, что эта плаксивость – чуть не главная причина того, что мои родители в прошлом году решили переехать в далёкий Норшвайн. Хотя, признаться, я сама чуть ли не насильно вытолкала их прочь из столицы. Мне было слишком стыдно. Я должна была стать гордостью семьи, а в итоге оказалась безнадёжной слабачкой, раскисающей от каждого неаккуратного слова.

У моих ближайших и дражайших сердца разрывались при каждом взгляде на меня. Особенно у папы. Это в его лаборатории случился взрыв.

Надо сказать, что меня с детства завораживал подвал нашего дома. Мой отец – его зовут Инри – алхимик, за которого дерутся королевские дворы всего мира. Но пока я была ребёнком, он брал контракты только в Шолохе.

На семейных встречах запрещалось обсуждать работу – мама считала, что так мы сохраним «нормальный климат» в доме. Как следствие, папины склянки манили нас с сестрой куда больше, чем могли бы.

Мы фантазировали, что он разрабатывает сложнейший эликсир, который даст человеку божественную силу и наконец-то сделает левитацию возможной. Когда отец уединялся в своей подвальной лаборатории, мы всё норовили подглядеть. Но мама отлавливала нас на полпути и оттаскивала прочь, лупя мокрым полотенцем.

И вот годы спустя Дахху, Кадия и я получили дипломы и, как все нормальные выпускники, отправились кутить.

Я плохо помню ту ночь. Мелькают какие-то разрозненные картинки: Кадия, голышом прыгающая в Нейрис со скалы; наш тяжёлый топот и мои разрывающиеся лёгкие при побеге от стражей; Дахху, клянущийся, что теперь-то начнётся настоящая жизнь. Теперь нас, подруга, никто не остановит. Мы свободнее самих богов-хранителей!

Мы были пьяны и счастливы. На рассвете я стояла посередине Лоскутной площади, той, что напротив департамента Ходящих, и бесстрашно кричала охраняющим вход химерам, что сочиню заклинание, которое отпустит их на все четыре стороны с этого грустного поста. Кадия ржала как конь и всё пыталась удержать шаткое равновесие. Дахху мечтательно пялился в никуда, как у него это принято.

Утром я кое-как добралась до родового поместья Страждущих. Найдя ключи и открыв дверь, я поняла, что в доме никого нет. Родители уехали на выходные в гости к какому-то чиновнику из Чернолесья, а сестра не первый год училась в другой стране.

«Лаборатория!» – подумала я с ликованием и почти кубарем скатилась в подвал.

Заветные скляночки, реторты, порошки и ступки, казалось, приветливо улыбались мне. Я благоговейно читала названия на этикетках, легонько потряхивала туманные капсулки, растирала между пальцев трёхглавые мхи и, казалось, была счастливее, чем когда-либо. А потом обнаружила, что потолок лаборатории разрисован картой звёздного неба. Это было восхитительно.

Я пялилась на него так долго, что у меня заболела шея. Тогда я решила добавить ещё красок своему восторгу. А именно: начала крутиться вокруг своей оси, представляя, что я в самом сердце Вселенной, медленно вращающейся вокруг меня.

Как оказалось, мой вестибулярный аппарат никуда не годится.

В какой-то момент меня занесло, я споткнулась и, размахивая руками, будто ветряная мельница, рухнула вниз и вбок. Прямо на маленькую этажерку багряного цвета.

В ней, как выяснилось на практике, хранились пороховые элементы и порошковый огонь. Мой папа не слишком-то соблюдал принцип товарного соседства…

Взрывом разнесло весь подвал и половину первого этажа.

Говорят, меня собирали чуть ли не по кускам. Главной задачей лекарей было заставить работать мою собственную магию: сделать так, чтобы она полностью посвятила себя регенерации. Ведь никто не может вылечить человека, кроме самого человека.

Я спала. А волшебство работало. Оно работало и тогда, когда я вдруг очнулась. Это стало проблемой: ведь во сне мы больше верим в себя и, как следствие, легче творим невозможное.

Усыпить меня заклинанием не удалось – организм и так претерпевал слишком много магического вмешательства. Я лежала, привязанная к койке, и с ужасом наблюдала, как моё тело светится всеми цветами радуги поочерёдно.

– Постарайтесь не думать, госпожа Страждущая, – советовала приставленная ко мне целительница. – Ваше подсознание сейчас пытается захватить как можно больше унни, не мешайте ему.

Это было сложно. В голову лезли мысли, в том числе такие как: «Не думать, не думать, прахов прах, я должна не думать. Или я не должна думать, хм, как будет правильнее с точки зрения стилистики, а-а-а, остановись!» До сих пор боюсь, что в исчезновении магии виноваты именно те размышления.

В какой-то момент сияние просто прекратилось.

Целительница удовлетворённо кивнула, прощёлкала воздух над семью точками жизни, пульсирующими в теле каждого человека, зажгла в курильнице благовония из сандалового дерева и приложила к моей груди кристалл сердолика. А потом посмотрела на моё лицо и непонимающе свела брови.

Оказалось, магия не завершила работу: левое ухо осталось порванным, с аккуратным крестиком шрама у мочки.

Лекари решили, что мне нужно отдохнуть и процесс выздоровления продолжится. Но не тут-то было. В тот день спектакль закончился. Унни сочла, что я слишком распустила руки, и решила разорвать наши отношения. Навсегда.

Существует множество теорий о том, что такое магия, откуда она берётся и почему некоторые люди колдуют лучше, чем другие.

Но философы сходятся в одном – у магии есть какое-то подобие разума. Если ты хочешь творить волшебство, то ты снова и снова вступаешь в схватку с унни.

Унни – это энергия, определяющая мироздание. Из неё состоит всё сущее: деревья, моря, воздух, люди и животные. Когда ты колдуешь, то ты как бы навязываешь унни свою волю, порабощаешь её частичку и, как победитель, меняешь Вселенную на свой манер. Сильные маги часто выглядят подтянутыми и сухопарыми: противоборство с унни съедает кучу сил, как и всякая нормальная драка. Обычно до унни ещё и непросто добраться: ведь она плотно сбита в материю брому.

Да, бывают места, где колдуется легче – там энергия податливее. Но всё равно для колдовства первична личность мага. Его жёсткость, целеустремлённость, несгибаемость. Его готовность бороться до конца.

Прошлой зимой мне каким-то чудом удалось в сжатые сроки найти, «победить» и «сожрать» достаточно большое количество унни для того, чтобы восстановить своё бренное тело. И, кажется, в ходе той схватки энергия раз и навсегда уяснила для себя, как нужно уворачиваться от моей воли.

Это честно и нечестно одновременно. Но в любом случае до ужаса тоскливо.

Почти так же тоскливо, как то, что завтра в ведомстве мне всё-таки придётся признаться в своей ущербности. Несмотря на яростную тираду друзьям, я не могу иначе. Затягивать эту ситуацию – себе дороже. Увы, без магии я пустышка. Так пусть в департаменте эту горькую правду услышат от меня, а не выяснят опытным путём.

В темноте я нащупала свеженькую татуировку Ловчей. Интересно, больно будет её сводить?..

Мне представился Полынь со своими многочисленными амулетами и колдовскими антрацитовыми глазами. Лучший Ловчий ведомства, говорите? Как он среагирует, когда узнает, что стал куратором для неведомой зверушки? Я накрыла голову подушкой и застонала.

Лихорадочный восторг, мой дневной спутник, ушёл. Осталось только привычное чувство собственной ничтожности.

Потом я наконец-то заснула, прижав ладонь к разорванному уху.

6. На острове-кургане

Профессиональная форма для тринапа включает в себя шлем, защитное снаряжение на шею, комбинезон из мистральной упружной ткани, а также наплечники, налокотники и наколенники. Вы думаете, вам будет больно, когда вы безответно влюбитесь в какого-нибудь красавчика, – так вот, НЕТ. По-настоящему больно станет, если лассо зацепит за шею или стеганёт по лицу.

Мастер Пнивколено, тренер сборной по тринапу


В девять утра ровно – колокол на Ратуше не даст солгать – я стояла перед Иноземным ведомством.

Здание, обрамлённое крепкими молодыми дубами, щерилось на меня тремя парами беспрестанно распахивающихся дверей. Сотрудники бегали туда-сюда, не давая им закрыться.

У всех в руках были папки. Изумрудного цвета, с непременной розой ветров и картой мира на обложке. Писчие перья крепились к ним на обманчиво тонкую цепочку: на самом деле – не оторвёшь! Я вспомнила, как прошлой зимой наблюдала за детьми, игравшими в Короля Холмов на сметённых вдоль улиц сугробах. У них точно так же, за верёвочки, варежки цеплялись к рукавам.

Я собиралась с духом. Сжимала и разжимала кулаки, будто в кабинете целителя перед плановой сдачей крови. Я готовилась к признанию. Боялась и злилась. В голове играла воинственная музыка – для придания смелости.

Неожиданный хлопок по плечу заставил меня подпрыгнуть.

– Привет! Готова к первому делу? Очень, очень интересное.

– Полынь?

– Кто же ещё. Разворачивайся, нам надо во дворец. Тебе повезло – нечасто новички с ходу попадают в святая святых Шолоха!

Внемлющий выглядел таким бодрым и довольным, что у меня даже зубы заболели – очень не хотелось признаваться.

Все его обереги и талисманы были начищены до блеска, переливаясь на майском солнышке, как ювелирный прилавок. Вот-вот окрестные сороки слетятся.

Я прокашлялась и, ковыряя носком сандалии землю, промямлила:

– Подожди, надо кое-что обсудить. По идее, ещё вчера стоило, но я сглупила, поэтому говорю только сейчас…

– Минуту. – Полынь предостерегающе поднял ладонь. На каждом пальце было по кольцу. – От того, что ты хочешь сказать, зависит чья-то жизнь?

– Э-э… Скорее нет.

– Тогда отложим разговор.

Я тихо выдохнула. Будто едешь сдавать важный экзамен, но на полпути передумываешь и воровато разворачиваешься – прогуляю! Стыд и облегчение одновременно.

– А как же вступительные тесты? Селия вчера говорила, что…

– Всё потом!

Моё сердце выдало барабанную дробь. Полынь посмотрел на меня очень внимательно, будто прислушиваясь к этому ритмическому соло, и осторожно увёл от ведомства.

То, что я послушалась его, – это слабость? Или веление судьбы? Предпринять ещё попытку раскрыть карты или счесть, что само небо хочет, чтобы я молчала?

– Тинави, ты знаешь, кто такой баргест? – спросил между тем Внемлющий.

Мы продирались сквозь толпу на Министерской площади. Приходилось как следует работать локтями, ведь это – одно из самых популярных мест в столице.

Я ответила, постаравшись по памяти воспроизвести словарную статью:

– Баргест – это нейтральный дух, предвестник несчастья. Является людям, в чьих жилах течёт кровь срединного народа, то есть представителям знатных Домов. Если принять меры, предсказанное баргестом можно миновать – обычно ради этого дух и приходит. Хотя история знает случаи, когда он злорадствовал, являясь за несколько минут до катастрофы. Чисто чтобы посмеяться.

– Молодец, – кивнул Полынь.

Сегодня его тёмные волосы были собраны в огромный клубковатый узел на затылке, в котором позвякивали монетки и колокольчики.

И не лень ему так заморачиваться!

– Ты верно сказала – баргесты являются только знатным шолоховцам. В теории я могу представить, что баргест придёт к обычному горожанину: возможно, у того есть гены срединников, хотя родовое имя и не унаследовано. Но вот чтобы баргест явился дриаде… Это из ряда вон выходящая ситуация. – Ловчий цокнул языком.

– Баргест и дриада? Это и есть наше дело? – удивилась я.

– Да. – Полынь улыбнулся. – Сущности из очень разных миров, как считаешь?

– Пожалуй, – согласилась я. Потом подумала и пожала плечами: – Может, дриада врёт?

– Это самое логичное объяснение. Но она который день подряд приходит в ведомство с жалобой, и при даче показаний её так трясёт, что департамент всё-таки отправил проверку.

Мы подошли к тяжёлому кованому мосту, ведущему на остров-курган.

Этот высокий остров с крутыми берегами, на котором воздвигнут королевский дворец, – самое сердце Шолоха. Вокруг него свернулся змеёй оборонительный ров Рейнич. К нему подведены шесть столичных рек, из-за чего на картах центр Шолоха похож на диковинное шестипалое существо.

Когда мы с Полынью ступили на мост, сторожащие его гвардейцы в синих одеждах с лязгом скрестили алебарды и перегородили нам путь. Нежная цветочная вышивка на их накидках никак не сочеталась с мрачными физиономиями. Судя по всему, это Полынь своим эксцентричным видом вызвал у стражей массу подозрений: обычно на дворцовый остров пускают без вопросов.

Один из гвардейцев выпятил грудь и рявкнул басом:

– Кто? Куда? Зачем?

– Ловчие. Во дворец. По вызову, – передразнил Внемлющий. Когда гвардеец заскрежетал зубами от подобного «неуважения», чёрные глаза Ловчего проказливо блеснули.

– Удостоверение?

Полынь начал скучающе, неторопливо заворачивать рукав. Я с замиранием сердца стала повторять за ним. Ещё медленнее, что окончательно взбесило стража. Он даже вспотел. Хотя, возможно, это из-за жаркой формы. Ох-ох-ох. Моё «удостоверение» так и не начало сиять от прикосновения к нему, и сейчас, когда это обнаружится, кому-то придётся несладко.

Но вот Полынь разобрался со своими несметными шелками (сегодня он тоже был одет в хламиду, но другого цвета) и затем поднял руку, церемониально приложив сначала запястье, а потом тыльную сторону ладони ко лбу. На коже вспыхнула татуировка, увидев которую гвардейцы расступились.

Я бочком-бочком проскользнула вслед за куратором.

* * *

Когда пересекаешь Трекованый мост, то будто попадаешь в другой мир.

Шолох – город, который последовательно и упорно отвоёвывает у вездесущего леса пространство для жизни. Но дворцовый остров, напротив, решил капитулировать перед матушкой-природой.

Здесь всё утопает в зелени. Кролики мирно скачут в густой изумрудной траве. Жёлтые бабочки порхают среди кустов. Воздух напоен упоительными ароматами жасмина и гудением пчёл. Вдалеке то и дело слышится приглушённый звон мечей: идёт рыцарский бой на радость двору.

Мы с Полынью шли по извилистой дорожке, щедро утыканной гвардейцами. Видимо, вместо кипарисов: неприхотливы и функциональны, а молчат похлеще деревьев.

Дорожка привела нас к главному зданию дворца – тому, что ступеньками поднимается по крутому склону кургана и представляет собой многоуровневое ажурно-игольчатое безумие цвета взбитых сливок: будто торт на великаньей свадьбе. Не зря

...