МОСКВА
2025

 

 

Вырос как-то в поле обезьяний лес,

И у корня-камня слышится с небес:

«Не уйдешь так просто, без каких проблем.

Принеси банан мне, или тебя съем!»

Испугались люди перечить небесам

И на златом шелке принесли врагам

Один банан, другой банан —

Роняет лист баньян.

Шестой банан, седьмой банан —

Грохочет барабан.

Обезьян все больше,

Глас с небес все громче:

«Мало, очень мало,

Надо, очень надо

Подкрепиться всем.

Принеси банан мне, или тебя съем!»

Все боятся люди перечить небесам

И на сером хлопке принесли врагам

Один банан, другой банан —

Нет хижин по горам.

Шестой банан, седьмой банан —

Пустеет Тихий храм.

Обезьян все больше,

Глас с небес все громче:

«Как мы покромсали на горах Нифлем,

Принеси банан мне, или земли съем!»

И боятся люди перечить небесам.

На худой ладони принесли врагам

Один банан, другой банан —

Не вырасти цветам.

Шестой банан, седьмой банан —

Не выжить мастерам.

Обезьян все больше,

Глас с небес все громче:

«Мы придем с закатом

К землям насовсем.

Принеси банан мне, или тебя съем!»

Плачут люди горько, но несут банан

К вечной-бесконечной

Роще обезьян.

 

Песнь древних народов Нифлема и Барида во времена нашествия красных обезьян во главе демона Охорома, 3500 лет назад

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

БАНЬЯН ТЕРЯЕТ ЛИСТЬЯ

ПРОЛОГ

ШИПОВНИК У ГОРЫ НИНГ1

Апрель

Префектура Ши Хо, город Ёмхаги

Больше всего на свете Хван боялся своего прадеда.

Никакие, даже самые ужасные демоны из самых глубин ада не могли сравниться с тем ощущением безысходности и ненависти, которые Хван испытывал к мастеру О Юма́ — своему живучему прадеду.

Эти чувства у Хвана были бы единственными, царствующими в его сознании, если бы он не начал сбегать от родной династии. Сперва на какое-то время, а в итоге — насовсем. Из-за прадеда.

Потому пришлось идти его другу — Юнше́ну, в одно из высотных зданий, в котором совсем недавно резко заморозили этап внутренней отделки. Рабочих вывели, и именно сюда был приглашен Юншен на встречу для совершения обмена.

Брелок автосигнализации дважды пропищал и завибрировал в его руке.

Нужного автомобиля рядом не было.

Снова брелок пропищал дважды. Юншен было предположил, что это ключ от черного седана прямо у входа в здание, будто состоящее исключительно из стекла и стали, но ошибся. Безрезультатное хождение по огромной парковке уже начинало выводить из себя. Он посмотрел на тонкий брелок с тремя кнопками — никаких опознавательных знаков. Юншену захотелось раздавить его в ладони — настолько надоел этот двойной писк уже который раз подряд. Парень выдохнул, бегло осмотрел огромную парковку, заставленную автомобилями.

— Хван, идиотина, почему не запомнил тачку?! Хожу тут как придурок! — Юншен сжал брелок в ладони и уже замахнулся, чтоб разбить его об асфальт, но пальцы так и не разжал. — Черт бы тебя побрал! — Он выдохнул и нервно взъерошил черные короткие, стоящие торчком волосы, расхаживая туда-сюда. — Вернусь и долбану по башке его тупорылой!

Не так давно здесь прошел сильный ливень, Юншен не застал его по дороге, чему был рад, ведь ехал он на мотоцикле. На черном асфальте не осталось луж, лишь рассыпанные светящиеся лепестки цветущих нифлемских деревьев. Свет от фонарных столбов и из панорамных окон, утопающих нижними этажами в густой тропической зелени, тусклыми бликами отражался на одинаковых черных седанах и внедорожниках. Все они, как один, не подходили для ключа, что вручил Хван, сказав, что в багажнике одной из машин будет лежать плата за найденный артефакт его семьи.

Юншен отряхнул белые кроссовки от налипших лепестков и пошел в другой сектор парковки. Брелок снова дважды пропищал. Парень сжал его в ладони и постучал кулаком по лбу, мысленно успокаивая себя и отговаривая от гневных высказываний в адрес Хвана.

Дело-то важное.

«Обосраться какое важное!»

Наверное, поэтому Юншена злила любая мелочь. Он вышел не на прогулку, человек, который его ждет, — влиятельный и опасный тип.

На улице было влажно. Широкая цветастая рубашка с нарисованными дольками арбуза на желтоватом фоне липла к телу, но колыхалась даже от слабого ветерка. Три верхние пуговицы были расстегнуты, обнажая крепкую грудь, местами покрытую рисунками хону́2. Эти рисунки — истинное доказательство того, что он манли́о3. Больше всего он гордился тем, что они вспыхивали ярко-голубым светом, когда он призывал хону. Тогда его тело становилось изворотливым, быстрым, сильным. Этот свет губительно действовал на демонов.

У Юншена хону было в виде облаков и грозовых туч, что клубились на руках и по всему телу. Местами на коже распускались бутоны шиповника, окруженные колючими стеблями, а лепестки, словно срываемые ветром, летели меж туч. И три павлиньих пера на шее слева, прямо под ухом, все они были разных размеров и форм. Юншену потребовалось много усилий, чтобы эти перья выступили на его коже. Он обучился одной технике нифлемских мастеров.

В этом радиусе тоже не оказалось нужной машины, что подтвердил двойной писк брелока.

— Это все больше и больше смахивает на шоу про битву магов4. Если я не справлюсь за час, сумка сама выпрыгнет из багажника?! — негодовал он.

Слова Юншена не казались бы столь ироничными, не находись он в такой ситуации. Он здесь, чтобы освободить себя и Хвана от заразы — от демона, который несколько лет назад проник в его душу и стал управлять им. Однажды Юншен нанес непоправимый вред своему другу, начав череду ужасных последствий. Он винил себя и только себя, однако не понимал, кому понадобилось вселять в него демона и как вообще ему это удалось. Но Хвана зацепило. Он был в той же лодке, но хотя бы держал весло, в то время как под Юншеном была пробоина.

Это весло — великая династия Масу́ми — династия мастеров.

Но возвращаться Хван к ним и не думал. Да, жизнь в бегах утомляла, но если усталость, вечное подозрение всего и вся, смена обшарпанных квартир на еще более обшарпанные комнаты и лачуги в горах — цена его свободы, то можно было и потерпеть.

Но все это скоро могло измениться. Один большой побег — долгая спокойная жизнь.

Хван сказал, осталось два этапа его плана: первый — отдать сумку с «платой» для мастера О Юма. Второй — забрать ценные вещи, в его случае это была плотная тетрадь с нарисованным акварелью кактусом в шапочке и письмо убитого им демона, в котором говорилось что-то о красных обезьянах и об избавлении от демона. Забрать вторую сумку должен был Хван.

Такого весла у Юншена не было. Ему, напротив, добавляло пробоин его происхождение. Юншеном он был на заданиях для манлио, а так его звали Сэ́мюэль Юншен А́ттвуд. Уроженец шадерской правящей династии манлио. Во главе с его отцом Рэ́ймондом Аттвудом, который, к радости Сэма, сидел в тюрьме вот уже десять лет. Будь отец дома, не разрешил бы общаться с Хваном, забрал бы его с тренировок у отца Хвана в Нифлеме5, запретив даже контактировать с его семьей. Да, в целом атмосфера в поместье Аттвудов была легче без него, пусть Сэм и бывал там довольно редко, почти постоянно проживая в Нифлеме с тех пор, как ему исполнилось шестнадцать лет.

Сунуться к Ватана́бэ Хван побоялся, решил, что заберет вторую сумку с икорной фермы в Чайлае и позже свяжется с Юншеном.

К старшему сыну Сан Бому Ватанабэ пошел Юншен.

«Они меня повяжут, как блудную шлюху, и отвезут прадеду. Тот их наградит. Давай ты туда, а?» — вот что сказал Хван в свое оправдание. А ведь он был мастер, а Юншен нет.

Обойдя почти все сектора, Юншен уже подумывал вернуться к своему припаркованному мотоциклу и искать тачку там. Но, нажав на кнопку, вдруг услышал один писк. Вдали заморгали фары.

Подбежав к машине, Юншен возвел руки к звездному небу и восторженно выдал:

— Да, сука!

Крупные капли на черном седане отражали свет фонарей и светящихся деревьев, что росли в выделенных зонах на парковке. Сэм нажал на кнопку, и крышка багажника послушно подпрыгнула перед ним. Парень тут же раскрыл ее и проверил содержимое: среди смятых купюр в тысячу ю́чи6 лежал тканевый сверток. Юншен развернул его, но прежде несколько раз осмотрелся. Это был кинжал с исписанным лезвием — новая разработка Хвана: он утверждал, что кинжал еще не закончен, но ему так сильно был нужен найденный семейный артефакт, что он отдал его династии Ватанабэ без раздумий со словами «сами доделают, я не закрывал энергию». В идеале он должен был оставлять на теле манлио долго заживающие ранения, а пока ничем не отличался от другого холодного оружия.

Сложив все обратно, Юншен вынул из багажника черную спортивную сумку и повесил лямку на плечо. Кинув ключ в багажник, он захлопнул его. Что будет с этой машиной — ему не интересно. Юншен оглянулся. Вокруг здания было много густой растительности и мало построек. Пышно цвели красивые сливы, разбавляя зеленое море бело-розовыми благоухающими островками. За живой стеной шумела магистраль, а в ветвях деревьев и кустов пели птицы и звенели цикады.

Уже подойдя к раздвижным стеклянным дверям, Юншен отметил, что внутри здания не было людей, как и снаружи. Машин много, а людей никого, мало где виднелся включенный свет. Войдя в просторный холл, он ощутил прохладу от работающего кондиционера и тишину. Мебели и декора здесь не было — пустая безжизненная коробка с чистовой отделкой. Местами на плиточном полу были разводы от шпатлевки. Прямо на полу возле стены, где по идее должна быть расположена зона консьержа, стояла корзина подношения7. Духи существовали в Нифлеме, особая их форма, которую можно часто увидеть даже на улицах города, — хатана́ту8 — этакие прожорливые, порой агрессивные существа.

Эта корзина подношения выглядела лежалой: листья баньяна и папоротника высохли и частично осыпались, синие шапки гортензии тоже начали осыпаться на пол, а лепестки розовых пионов опустились. Черные сливы зажухли, а оранжевые мандарины подгнили по бокам. Белые конверты засыпали листья и лепестки. Эту корзину оставили здесь и даже не отнесли в храм. Юншена это озадачило. Нифлемцы — ответственный народ, который живет в согласии с духами. Здесь явно что-то произошло, раз заморозили отделку и вывели рабочих.

С подношениями так нельзя — это может плохо кончиться для владельца.

Заприметив лифтовую зону, Юншен быстрым шагом направился к ней. Хван сказал, что Сан Бом Ватанабэ будет ждать на пятидесятом этаже в две тысячи семнадцатой квартире. Из трех лифтов работал только один. Сэм не успел нажать на кнопку, как заметил на дисплее, что лифт поднимался с минус второго этажа.

Все-таки кто-то здесь расхаживает, к тому же у тех машин на парковке должны быть владельцы. Кругом горит свет, работают кондиционеры, но не видно ни души. Юншен нажал на кнопку и заправил полы шелковой рубашки спереди за пояс свободных рваных джинсов белого цвета. Черный кожаный ремень поддерживал их, а за выпущенной рубашкой сзади виднелся заряженный пистолет. Дополнительная обойма в белом носке, скрытая под джинсами, один складной нож в заднем кармане, там же пачка сигарет с зажигалкой, в другом — телефон. Ключ от мотоцикла он прицепил за шлевку на поясе джинсов, отчего брелок позвякивал в такт шагам. Тем не менее Юншен думал, что этого мало. Он бы хотел взять с собой блочный лук, который ему подарил Хван, но он шел якобы на мирную встречу.

Послышались шаркающие шаги, Юншен крепче сжал пальцы на ремне сумки и повернул голову в сторону человека, что встал рядом с ним.

— Наверх? — спросил он у Юншена на шихонском языке, показывая пальцем в высокий потолок.

«Сопровождающий? Ватанабэ прислал?» — размышлял Юншен, прекрасно зная, что это не Сан Бом, ведь Хван показывал накануне фотографию с ним. То был крепкий мужчина с тонкими усами на верхней губе и крошечной точкой под нижней. У этого же человека были очень узкие глаза и коротко стриженные волосы, он был намного моложе Сан Бома.

Чуть откинувшись назад, Сэм осмотрелся и вновь взглянул на два других лифта, перекрытых лентами.

— Ага, — выдал он на шихонском, глядя на парня. Юншен полагал, что тот скажет, что он от Сан Бома, и сейчас проводит его к нему.

Двери лифта медленно разъехались. Послышались глухие удары о прочный металл. И когда Юншену открылся обзор, он увидел внутри кабины юношу.

Джеён.

Хотя правильнее было бы: Джеён Чжу́до Масуми — двоюродный брат Хвана, которого тот говорил сторониться всеми силами, потому как убеждал, что Джеён — идеальное творение своего (и Хвана) ненормального прадеда. Он был истинным Масуми — убийцей. Его с младенчества обучали избавлять общество от сильнейших, но нечестивых предводителей, воров и предателей, и, как говорил Хван, в руках Джеёна первой оказалась катана, а уже потом палочки для еды.

Юншену показалось, что время замерло. Джеён бросил мяч в стену лифта, и в голове вихрем пронеслось прошлое: блеск на солнце черной катаны, разрезающей летящие на Джеёна тренировочные шары, его осуждающий взгляд, нифлемские улицы, шихонская традиционная ученическая форма, сладкие креветки и океан, растворяющий кровь в пене накатывающих волн.

— Э! Масуми!!! — Юншена выдернул из воспоминаний ор «сопровождающего».

Тот резко вытащил из-за спины пистолет и наставил на Джеёна.

Но следующая секунда все решила — одним плавным, но молниеносным движением Джеён вытащил ту самую катану из ножен и легко полоснул «сопровождающего» по горлу. Капли горячей крови брызнули Юншену на шею. Он даже не вздрогнул, лишь прикрыл глаза, чтобы не попало.

Голова слетела с плеч и рухнула на пол прямо на порог лифта, помешав дверям закрыться. Они дрогнули и тут же раздвинулись. Тело парня упало возле Юншена. Оно билось в конвульсиях, из ровного среза на шее толчками на пол выливалась бордовая кровь. Юншен поднял одну ногу, спасая белый кроссовок от подползающей лужи.

Заходить в лифт совсем не хотелось.

На отрезанной голове хаотично открывались и закрывались глаза, неестественно дергались мышцы, рот то ли что-то безмолвно говорил, то ли пытался вдохнуть.

Юншен глянул на Джеёна.

Тот так же молча смотрел на него. В уголке его пухлых губ торчала белая пластиковая палочка от леденца.

Джеён предан своей семье. И раз он здесь, то знал, что находится в этом здании на пятидесятом этаже в две тысячи семнадцатой квартире. Все, кто тянет руки к немногочисленным артефактам их семьи, оказываются обезглавлены, прямо как этот бедолага-сопровождающий. Юншен как раз тянул руки к их артефактам.

Сан Бом Ватанабэ нашел древнейшие кисти, созданные Масуми для нанесения иероглифов специальными чернилами, которые тоже были украдены. Эти иероглифы могли спасти от гибели, залечив демонические болезни.

То, что нужно Юншену и Хвану.

Он вошел в кабину, толкнув голову ногой внутрь.

Джеён опустил взгляд и вернул катану с черным лезвием в такие же черные ножны, разрисованные плещущимися синими волнами с белыми барашками. Юншен впервые видел этот меч из рассказов Хвана вживую. Катана и ножны, что висели у Джеёна сейчас на поясе, были великим наследием династии Масуми.

Пока Юншен неотрывно следил за мечом, Джеён продолжал как ни в чем не бывало кидать мяч в противоположную стену.

Сэм протянул руку к панели, чтобы выбрать этаж, и увидел, что кнопка «50» уже светилась. Все правильно.

Стальные двери мягко закрылись, и лифт тронулся вверх.

У Юншена есть пятьдесят этажей. Затем либо он будет без головы, либо каким-то чудом Чжудо вспомнит, что Хван его брат, что в случае этого человека и этой семьи в целом — пустой звук, когда кто-то предает династию. Со своими они расправлялись еще быстрее, чем с чужими. Хван мало говорил о своей семье, но про день, когда их прадед зашел на кухню и зарезал своего внука, прямо когда тот ел хлопья, он говорил с особым трепетом и страхом.

Еще большим чудом будет, если Юншен прострелит Чжудо голову быстрее, чем увидит перед собой лезвие.

Джеён перекатил леденец во рту, и палочка оказалась в другом уголке губ. Парень все еще ничего не говорил.

Юншен не знал, как начать разговор. Все, что у них было общего, — месяц скупых редких встреч четыре года назад во время учебы Юншена у Масуми, Хван и Нифлем.

И то Нифлем — лишь наполовину, потому как отец Юншена — шадерец. Но хоть Сэм и был на одну вторую нифлемцем, выглядел он все равно в этой стране как свой, вобрав все нифлемские, а если точнее, чайлайские черты и во внешности, и в характере.

Джеён был шихонцем каждой клеточкой своего тела и души. Именно тем редким видом потомков древнейших династий, с непрошибаемой веками аурой недосягаемости, целеустремленности и чувством превосходства. Но еще он сочетал в себе некую расслабленность, граничащую с пофигизмом и тихой опасностью.

Юншен рассматривал Джеёна не только с целью увидеть изменения во внешности, но и пытаясь уличить угрозу в каждом жесте и каждой детали. Юншен знал, у этого мастера все всегда не просто так. Напрягали мяч, который он бросал в стену, леденец, простая одежда: синие свободные спортивки с лампасами, с заправленной в них белой плотной безразмерной футболкой. Широкие рукава доставали до локтей, и Юншен мог разглядеть только часть хону на руках Джеёна. Правое предплечье словно окольцовывали зеленые бамбуковые узлы ствола с листиками, точно его рука была стеблем бамбука. На левой — морские волны с белыми гребнями, похожие на рисунок на ножнах от его катаны.

Часть черных шелковистых волос Джеёна была собрана в небрежную гульку на затылке и перевязана белой тонкой веревочкой, на лбу была спортивная черная повязка. Юншену казалась подозрительной даже эта белая веревочка с двумя неравно свисающими кончиками до плеч.

Обманчивая внешность членов его семьи была главной хитростью природы и духов. Никто из них не выглядел как головорез, под стать славе, что они сами сотворили. Они были прекрасными, крепкими, но утонченными и высокими.

Джеён, как и все Масуми, был невероятно красив. Истинный юный наследник не только сил, но и внешних данных.

Тот факт, что он еще не набросился на Юншена, сильно успокаивал. Если не убил сразу — вряд ли вообще это сделает. Потому что больше демонов и криминальных кланов Джеён не любил впустую тратить свое время. Это Юншен усвоил еще при их первой встрече.

Но это если им нечего будет делить. А делить было что.

Отрубленная голова закатилась в угол лифта, запачкав кровью чистый ковролин. Лицом она оказалась повернута к стене, что несказанно обрадовало Юншена. Не хотелось встречаться взглядом с остекленевшими глазами.

Юншен прислонился спиной к стенке лифта напротив Джеёна. Кабина ехала быстро, и это дурацкое чувство легкой невесомости Юншен не любил, но здесь оно практически не ощущалось. Либо он был настолько озадачен появлением Джеёна на своем пути, что не замечал, либо лифт был с какой-то новой технологией.

Чжудо продолжал кидать мяч в стену недалеко от Юншена. Два этажа — один удар мяча о стену. Они уже на шестом. В спине вибрацией отдавался каждый удар, отчего уверенность Юншена постепенно улетучивалась. Будто зря он вошел сюда, зря вообще согласился ехать в Ши Хо. Цифры быстро менялись на панели, приближая его к неизвестности.

Юншен посмотрел на свою руку — голая кожа на предплечьях изрисована рисунками хону: стебли шиповника и вихри туч. Он прикинул: если призовет хону, сумеет опередить Чжудо? Боковым зрением Юншен заметил, как с каждым ударом исписанный черными иероглифами мяч наполнялся сине-белым светом, словно морская волна окутывала его.

Ватанабэ конец, догадался Юншен. Явно облава. Хотя Хван сказал, что артефакт отмыт на икорной ферме9 и они его не найдут. Он облажался.

«Хван, мудила, со своим чокнутым братцем разбирайся сам!» — злился Юншен, потому как очень сильно не хотел связываться с этим манлио. Отпираться не было смысла. Он прервал это тягучее, как мазут, молчание, произнеся на шихонском — родном языке Джеёна:

— Скоро здесь будут медузы. — Он убрал руки за спину, приподнял полы рубашки и коснулся ручки пистолета пальцами. Тело пронзил разряд. Юншен вроде бы почувствовал себя в безопасности, но при этом, касаясь оружия, будто, напротив, подвергал себя риску. — Я прав?

Джеён поймал мяч. Стук утих.

Десятый этаж.

Джеён вытащил леденец уже размером с горошину и покрутил его, рассматривая. Юншен почувствовал тонкий, едва заметный аромат клубники со сливками.

— Ты к Ватанабэ? — обыденным тоном спросил Джеён (также на шихонском), а затем кивнул на сумку. Положив леденец в рот, он невнятно добавил: — Что в сумке?

— Я же не спрашиваю, зачем тебе к Ватанабэ.

Юншен незаметно ухватился за рукоять пистолета, придавливая телом кисти и оружие к прохладной стене.

Джеён бросил взгляд на панель с методично меняющимися цифрами.

Восемнадцатый этаж.

— Ты и так знаешь, зачем я здесь.

Он подкинул мячик и снова начал отбивать его об стену.

— Скажи мне, Юншен.

Удар. Иероглифы засветились.

— Зачем ты в это полез?

Юншен не знал, что ответить. Надавить на жалость к Хвану или послать? Джеён был в тот ужасный день рядом. Он все видел и винил Юншена в произошедшем. Если Чжудо его сейчас убьет — все будет справедливо. Но Юншен этого не хотел.

Жизнь и так несправедлива, поэтому он выкинул:

— Чтоб не сдохнуть от его руки.

«От руки демона» — вот что хотел сказать Юншен, но не смог это озвучить. Ему дали срок — пять лет, а то и меньше, и тогда демон полностью овладеет им.

Джеён задержал взгляд на нем, а потом спокойно произнес:

— Через пятнадцать минут здесь будет дохерища медуз. — Он поймал мяч и обвел им вокруг Юншена. — Или ты сюда целенаправленно сдохнуть пришел раньше времени? — Снова бросил его совсем близко к голове Юншена. Этот стук давил на перепонки. Но ловить и разрывать мяч он не собирался, потому как мячик не прекращал светиться. «Мало ли что он там создал, еще рука на хрен сгниет!» Но все же, о Всевышний, как это бесило! — Как старые больные животные в лес уходят умирать, так и ты в это здание?

— Блядь! — Юншен отбил мяч, как надоедливую муху. Он улетел в дверцы лифта, отбился от противоположной стены, недалеко от отсеченной головы в углу, и Джеён его перехватил. Юншен вытащил одну руку из-за спины, другой он все еще сжимал рукоять пистолета.

Тридцать восьмой этаж. И что в итоге? Во-первых, рука не сгнила — это хорошо. Во-вторых, мяч снова оказался у Джеёна, и он снова отбивает им ритм «доведи человека до нервного срыва» о стену возле Юншена.

На сороковом этаже сердце пропустило удар. Юншен сглотнул образовавшийся ком. Видя в промежутке, когда мяч оказывался в поле зрения, а точнее, в руке манлио, как иероглифы на нем все ярче наливаются светом, он думал, что все решится через девять этажей.

Тогда Юншен решил поймать мяч и демонстративно раздавить в руке, но в этот раз Джеён не кинул его. Тишина показалась теперь непривычной.

Юншен дернулся, когда Масуми оторвался от стены и, потянувшись, нажал на кнопку «48».

Чжудо вытащил изо рта погрызенную палочку и, осмотрев ее, печально выдохнул, обращаясь к Юншену:

— Жвачки нет. — Он, поджав губы, кивнул головой и обхватил рукоять катаны, что висела у него на поясе. Юншен следил взглядом буквально за каждым его движением, крепче сжав пистолет за спиной. — Что бы тебе ни дал Ватанабэ — используй это во благо, Юншен, — произнес он и кинул мяч Сэму — теперь он светился в его ладони. От мяча исходило тепло, но ничего более. И когда двери открылись, Джеён отсалютовал двумя пальцами и вышел из лифта.

На сорок восьмой этаж.

Юншен видел только спину Джеёна и покачивающуюся кисточку на катане. Двери медленно закрылись, и лифт понес его на пятидесятый этаж. Юншен прислонил голову к металлической стене и вытащил вторую руку из-за спины. Повертев в пальцах самый обыкновенный теннисный мяч, Юншен посмотрел на иероглифы, что покрывали его: они были плохо прорисованы, почти нечитаемые. Времени мало. Поэтому манлио глянул на наручные часы, показывающие «22:36 по Ёмхаги», и поставил таймер на пятнадцать минут.

 

Лифт остановился, Юншен подкинул сумку, поправил ремень на плече и буквально пролез в открывающиеся двери. Оглядевшись по сторонам, он заметил длинный коридор со множеством однотипных дверей с кодовым замком под ручкой. Подкинув мяч на ладони, он посмотрел на указатель и, определив направление, кинулся по коридору.

Две тысячи семнадцатая. Через несколько секунд он без раздумий нажал на звонок у той самой двери.

Нужно спешить. Скоро сюда явятся медузы.

За дверью была тишина, Юншен начал улавливать нарастающее волнение — вдруг там никого нет, вдруг Хвана подставили? Вдруг Чжудо обманул его?

Только он поднял руку позвонить еще раз, как ручка опустилась вниз и дверь приоткрылась. На пороге стоял Сан Бом Ватанабэ собственной персоной. Он выглядел точно так же, как и на том фото, что показывал Хван. Круглолицый, с узким разрезом глаз, которые были расположены шире обычного, из-за чего нос казался сплющенным. Абсолютно лысая голова. Сан Бом наскоро осмотрел Юншена, задержал взгляд на спортивной сумке и, толкнув дверь, произнес:

— Входи.

Юншен вошел, он хотел было разуться, как это принято в Нифлеме, но Сан Бом, поправляя ворот изумрудного цвета рубашки, отговорил его, показывая пальцем на свои удобные резиновые сабо с дырочками.

Электронный замок запиликал позади, когда дверь закрылась.

— Предлагаю не медлить, — начал было Юншен, следуя за Сан Бомом по небольшому коридору, который тут же вывел в объединенную с гостиной кухню. Мебели и тут, кроме низких столов, стоящих в ряд вдоль углового панорамного окна, было мало. Заприметив кухонный остров, он положил на него сумку и мяч. — Я немного спешу. — Он поднял руку и посмотрел на часы. Минус две минуты.

Сан Бом же, напротив, совсем не торопился. Он сел за столик, на котором стояла небольшая электрическая плита. На горящей конфорке стояла медная кастрюлька с бурлящей водой. Возле плиты лежали две пачки пакчи́ри10, бамбуковые палочки и полотенце, оно явно что-то накрывало, и, судя по выпирающим краям, это была тарелка и еще что-то длинное, возможно, овощи.

— Как поживает Хван? — Голос Сан Бома будто был влажным, или он просто так произносил слоги, набирая в рот много слюны.

«Похоже, жрать сильно хочет».

Юншен прислонился боком к шкафчикам кухонного островка и осмотрелся в поисках сумки. Хван сказал, что будет обмен: сумка за сумку. Его — стоит на столе, где сумка Ватанабэ? Квартира с оштукатуренными стенами была заставлена упаковками питьевой воды, коробками с пакчири, а в углу стоял один мини-холодильник с прозрачной дверцей. Он был заполнен пивом и контейнером с салатом из какой-то зелени. Вокруг столиков беспорядочно лежали дзабутоны. Эта квартира используется многими людьми как перевалочная база. Юншен предположил, что в комнатах по-любому лежат их вещи.

«И моя сумка».

— Нормально поживает, — нетерпеливо выдал Юншен и похлопал рукой по сумке. — Все здесь. Отдам, когда увижу другую сумку.

Но вместо ответа Сан Бом раскрыл пачку пакчири и закинул желтую плитку сухой лапши в кипящую воду.

Юншен щелкнул языком, опуская голову. Его бесил этот тормознутый Сан Бом Ватанабэ, который пребывал в душевном равновесии, помешивая размокшую лапшу длинными палочками в кастрюльке.

— Я помню условия. Моя сумка тоже здесь. И то самое содержимое внутри. — Он разбил в кастрюльку два куриных яйца. В воздухе сильно пахло приправами. — Расслабься, манлио, я все помню и не кидаю людей.

Не в этом дело. Совсем не в этом. Юншен провел пятерней по черным волосам, взъерошил их еще сильнее и выпрямился. На часы он боялся глянуть. Поэтому посмотрел в окно. С этой высоты городские огни и иллюминация превратились в нити с миллиардом нанизанных малюсеньких лампочек. Юншен увидел неподалеку от этого здания дорогу надземного метро и еще десятки таких же высотных зданий, некоторые из которых имели причудливую форму, а за широкой рекой с переброшенными мостами разных форм и размеров виднелся огромный стадион. С высоты пятидесятого этажа город был как на ладони. Широкие магистрали и узкие улочки — от движущихся по ним машин остались лишь огоньки: желтые и красные.

— Мужик, я спешу.

Приподняв палочками хорошую жменю лапши, Сан Бом размешал ее в кастрюльке, чуть убавил огонь под ней. Он не знал, что не пройдет и десяти минут, как работники Масуми ворвутся сюда и выполнят работу на совесть и по справедливости.

— Не думаю, что тебе есть смысл куда-то спешить. — Ватанабэ не отрывал взгляда от кастрюли. Пар поднимался вверх, обволакивал его грудь и голову. — Я полагаю, что теперь тебе вообще некуда спешить.

Резко сдернув полотенце, он схватил лежащий под ним серебристый пистолет с длинным стволом.

«Никакой это не овощ!»

Юншен среагировал быстро — еще до выстрела кинулся за кухонный остров, вытаскивая на ходу свой пистолет из-за пояса.

Раздалась целая череда выстрелов. Прикрыв голову руками, парень прижался спиной к ящикам, сидя на полу.

— Вот же пидарас ебаный! — И еще громче: — Сан Бом, сука!!!

Юншен видел, как пули насквозь пробивали ящики и врезались в те, что были приставлены к стене. Чтобы его не зацепило, он распластался на прохладном плиточном полу и на локтях дополз до края острова, постоянно пригибая голову. Летели щепки, звенела и билась посуда внутри ящиков.

На миг выстрелы притихли.

Юншен взвел курок, выкрикивая:

— Это так ты не кидаешь людей?!

Юншен воспользовался ситуацией: он бросился вперед и открыл огонь. Ватанабэ пригнулся и ретировался в сторону. Пули следовали за ним по пятам, врезались в прочный стеклопакет на окнах, образуя вокруг целую паутину треснувшего стекла. Ни одна пуля не задела Сан Бома. Он скрылся в слепой зоне Юншена.

Раздался пустой щелчок, затвор сдвинулся назад. Из дула тянулась тоненькая струйка дыма. Юншен вскочил и вновь спрятался за кухонным островком, быстро подтягивая штанину и вытаскивая из носка дополнительную обойму. Он бегло осматривался, делая все на автомате.

— Ты еще не сдох, аттвудовское отродье? — крикнул Сан Бом откуда-то со стороны.

Юншен бросил обойму на пол, ловко вставил новую и, отведя затвор, перезарядил пистолет.

— У тебя, наверное, много вопросов?

— Всего один! — Юншен на полусогнутых ногах осторожно приподнялся и двинулся к другому краю кухонного острова, обходя рассыпанные щепки и стекла на полу. Ключи от мотоцикла слабо позвякивали, прицепленные к шлевке пояса. — Кому продал?

Наступила тишина, которая совсем не понравилась Юншену. Он дошел до края и прицеливаясь, выглянул. Нигде не было видно Ватанабэ. Он мог скрыться в любой комнате, в которые вел небольшой коридор. Юншен хотел было встать, как увидел один камушек, катящийся по полу в его направлении. Не граната, не дымовая шашка, а простой камень.

Он остановился, будто приклеился к полу и начал подрагивать и светиться голубым. Страх охватил Юншена, когда он понял, что происходит.

— Твою ма-а-ать! — только и сказал он и тут же открыл огонь по камню, хотя прекрасно знал, что это просто щекотка для него.

Разноцветные знаки хону на теле Юншена вспыхнули голубым свечением и задвигались: лепестки срывались с красных цветков шиповника, облака превращались в грозовые тучи, становясь гуще, разряжаясь молниями и двигаясь по коже, точно по небосводу, стебли оплетали руки. Хону дало сил, пули наполнились энергией, но даже это не помогло разбить камень.

Он раздувался, прыгал на полу, будто попкорн на разогретой сковороде, пока не приобрел человекоподобную форму. Пули отскакивали от него, отбрасывая искры. А Юншен стоял, как исполин, заслонив собой вышедшего из-за угла осклабившегося Сан Бома. Форма головы, телосложение и рост — все идентично Сан Бому, все потому, что это был его хёсэ́ги11. Один в один Ватанабэ, только в древней одежде — хёчжо12, подвязанное на поясе, наручи и широкие штаны, с лысой, испещренной рисунками хону головой. Этот хёсэги был вырезан будто из вулканического камня, не совсем аккуратно, местами топорно.

Юншен знал, что у мастеров манлио есть хёсэги, пусть и не у всех, но он надеялся, что у старшего сына семьи Ватанабэ, Сан Бома, его не будет.

— Кому продал, спрашиваешь? — Смеющийся голос Сан Бома врезался острыми иглами в мозг. — Появились те, кто заплатил и за кисти, и за этот сырой клинок кругленькую сумму.

Подскочив с места, Юншен перемахнул через ящики и, найдя другой угол обзора, прицелился и тут же выстрелил в настоящего Ватанабэ. Хёсэги закрыл его собой. Пули отскочили в стороны. Сан Бом громко рассмеялся.

— Что будешь делать, шустрила? А? А?!! — Сан Бом наслаждался, упивался превосходством. Кажется, ему очень хорошо должны заплатить, раз он так весел.

Юншен вновь спрятался за ящиками, понимая, что в обойме осталось две пули. Отпустил хону, и рисунки тут же потухли на коже и замерли. К белым рваным джинсам прилипли мелкие щепки. Открытая кожа на ногах и руках местами оказалась поцарапана. Парень прислонил голову к ящикам. Ему было страшно, но он старался держать себя в руках. Рядом не было подмоги в лице его верного друга Брайана, он был один.

— Убей его!

Когда Юншен услышал приказ, он почувствовал, как все внутри похолодело. Сжав крепче пистолет, он привстал и вынул из кармана складной нож. Нажал на кнопку — лезвие, как жало, выскочило и блеснуло на свету точечных светильников на потолке.

— Слышь, шустрила, тебя сейчас убьет мой хёсэги! А я дожру свой пакчири с говядиной и завтра стану богаче на несколько миллионов ючи!

Раздались тяжелые шаги. От этих ударов камня о плитку у Юншена замирало дыхание. Сейчас он совершенно не был готов умереть.

Хёсэги одним замахом вдребезги разбил угол ящиков. Юншен выбежал из укрытия, два раза выстрелив в хёсэги прямо в глаза. Тот прикрыл их рукой. Под грохот трущегося камня хёсэги настигал Юншена.

«Нужно убить Сан Бома!»

Хёсэги не убьешь обычными пулями. Их можно убить только специальным оружием, которое делают мастера, а вот самого мастера обычная пуля убьет как миленькая. Убьешь мастера — умрет хёсэги.

Ватанабэ сидел за столом и поедал пакчири, смачно всасывая длинную лапшу. Он выглядел так, словно в квартире не развернулась целая бойня, а был обыденный поздний ужин.

Убегая от хёсэги, Юншен кинул в Сан Бома острый нож.

Ватанабэ почти не двигался, склонившись над кастрюлькой, он с аппетитом поедал лапшу и закусывал хрустящими ломтиками капусты в остром устричном соусе. Когда нож оказался почти рядом с ним, он коротко шевельнулся — и нож замер в его пальцах. Втянув лапшу, он облизал рот и поднял глаза на Юншена. До этого он смотрел исключительно на лапшу.

— Вот мрак! — выпалил Юншен.

Хёсэги вытащил из-за своей спины каменное копье и швырнул его в Юншена. Тот успел отскочить, ощутив, как пол под подошвой кроссовок завибрировал. Плитка раскололась и прогнулась, в стороны разлетелись камни и осколки. Копье вошло в пол почти наполовину. Юншен увидел валяющийся кухонный тесак на полу у ящиков. Но до него еще нужно было добраться. Нужно чем-то отвлечь Сан Бома, хотя бы ослепить на время.

Первое, что попалось под руку, — теннисный мяч, что по-прежнему лежал на столешнице возле сумки. Схватив его, Юншен вдруг почувствовал тепло и кинул его в Ватанабэ.

Мяч засветился на лету, будто наполняясь энергией.

Сан Бом выкинул руку, чтобы вновь остановить снаряд.

Но случилось неожиданное.

Мяч, охваченный голубым свечением, напоровшись на протянутую руку Сан Бома, разорвал ее, как трухлявую ветвь. Она разлетелась в стороны, разбрызгивая мелкие капли крови и ошметки мяса и костей.

Ватанабэ не успел заорать. Мяч следом, по этой же траектории, пробил его голову насквозь и врезался в стеклопакет. Сан Бом, покачиваясь, смотрел пустыми глазами, во лбу у него виднелась дырка размером с теннисный мяч. Юншен видел ночное небо за панорамным окном сквозь его голову — как в иллюминаторе. Сан Бом свалился на бок.

Хёсэги, соорудив новое копье, метнул его в Юншена. Он умело увернулся, перенеся вес на одну ногу. Копье не вонзилось в пол, оно с характерным шумом рассеялось по плитке, а сам хёсэги рухнул следом, рассыпаясь, словно порванные бусы — мелкими камушками. Они заполонили весь пол вокруг, засыпали и обувь.

Юншен замер на месте. Он часто дышал. Парень совершенно не ожидал такого результата. Он посмотрел на ладонь, сжал слегка подрагивающие пальцы. С его рукой точно ничего не случилось, а вот с Сан Бомом — да.

Во всем виноват Джеён.

Юншен понял, что по сути он этим же мячом мог убить хёсэги. Но винил Джеёна, потому что если бы тот нормально сказал: «Вот тебе чудо-мячик, я зарядил его своей мастер-крилевской энергией для тебя, подержи его, сроднись с ним и убей им и хёсэги, и Ватанабэ, они все сдохнут, и будет тебе счастье!» — вот тогда Джеён был бы молодец. Но он избрал иной путь: говорил рублено, просто кидал в него мяч, вместо того чтобы дать подержать и все объяснить.

Выбравшись из мелких камней, Юншен отряхнул шелковую рубашку с нарисованными арбузами на желтом фоне. Местами она порвалась, как и джинсы, хотя им не так страшно это. Юншен забрал сумку со столешницы, повесив ремень на плечо.

Обернувшись, он увидел, как Ватанабэ развалился на полу за столиком с пробитой головой. Его изумрудная рубашка потемнела от крови и покрылась остатками измельченной руки. А в окне с мяча стекала струйка крови и виднелись затухающие иероглифы. Юншен подошел ближе и увидел слово «пробивать». Чернила, как сахарная вата, растворялись в воде на теннисном мяче. А за окном жил своей жизнью ничего не подозревающий город Ёмхаги.

Глянув на наручные часы, он понял, что время вышло еще пять минут назад.

То, что медузы еще не здесь, не значит, что они не начали штурм.

Юншен принялся суматошно искать вторую сумку. И нашел он ее за мини-холодильником. Быстро вытащив ее, он расстегнул молнию. Внутри лежала деревянная коробочка и маска обезьяны.

Юншен озадаченно кинул взгляд на мертвого Сан Бома:

— Не может быть…

Сан Бом теперь ему ничего не объяснит, а если бы и мог, то вряд ли бы это сделал.

О таком не говорят.

Эта династия считалась вымершей. Ее почитатели преследовались законом во всем мире. Ведь три с половиной тысячи лет назад эта династия вселила демона Охорома в духов красных обезьян, которые оберегали народ. А потом обезьяны их с особой жестокостью убили либо превратили в своих марионеток.

Ямисару.

Юншен смотрел на пугающую маску замершей в злобном оскале морды обезьяны и не верил глазам.

— Если покупатели они, — он глянул на коробочку с кистями, — тогда это все.

На нижнем этаже раздались выстрелы. Юншен подорвался как ужаленный, схватил обе сумки и, подбежав к двери, осторожно открыл ее и огляделся. Этот коридор еще был чист.

Лифтом он не рискнул воспользоваться. Ринулся к двери, ведущей к лестнице. Выйдя на площадку, он прислушался. Здесь стояла тишина и темнота. А раз темно и тихо, значит, внизу никого нет, иначе бы свет включился от движений.

Либо медузы просто караулят.

Так или иначе, у Юншена не было выбора.

Он посмотрел вниз, держась за поручни ограждения, закинул обе сумки на плечи и только сейчас осознал, сколько ему спускаться.

— Злоебучий пятидесятый этаж!

ГЛАВА 1

ВАШ ГОСПОДИН — БЛАГОДАРНОСТЬ

Май

Аха́но

В этом однозначно что-то было.

Если думать о хорошем, можно притянуть удачу — вроде так это работает.

Думать о хорошем часто помогает, когда нужно перебить горечь от неудач, чтобы настроить себя на лучшее и чтобы хоть в мыслях было все так, как планировалось.

Юншен не мог быть в этом уверен, потому как о хорошем он не думал.

Сигаретный дым тянулся к потолку и в лопастях вентилятора смешивался со знойным воздухом. Юншен сделал еще одну затяжку и выдохнул кольцо дыма, вслушиваясь в скрип потолочного вентилятора, повторяющийся через три оборота. Он думал о том, как сильно боится снова оступиться. Ему нужно избавиться от проблемы, иначе, как сказала Екатерина, он не проживет долго.

Звучит все это не очень хорошо, сколько ни пытайся думать позитивно.

Вентилятор скрипнул, и Юншен выдохнул два дымовых кольца.

Сквозь распахнутое балконное окно в кабинет залетел горячий ветер и разметал по полу запятнанные листы бумаги. Пластиковые стаканчики слетели со стола и закатились под ветхий шкаф, припертый к стене.

— Думаешь, он нас не обманул? — Бра́йан МакКа́рти, опираясь локтями о ржавое балконное ограждение, стряхнул пепел с сигареты. Пепел, как снег, плавно закружил вниз.

Светловолосый парень обернулся через плечо и взглянул на Сэма, который вальяжно развалился в кожаном кресле на колесиках. Его ноги в черных берцах лежали на столе поверх бумаг и папок — сущий бардак. В глаза бросились две катаны в ножнах13, рядом черный блочный лук14 Сэма с красной тетивой и вставками на корпусе и его черная кепка15, прикрывающая пистолет.

— Или ты просто не хочешь домой? — поинтересовался Брайан.

Голова Сэма лежала на спинке кресла как приклеенная. Усталость после сражения с демонами-солдатами превратила тело в желе, а изнуряющая жара покрыла кожу липким потом. Ничего не болело, незначительные раны затянулись благодаря энергии.

— Чем Ахано лучше Ив Рика́ра?

Сэм поднес сигарету к губам, зажимая ее грязными пальцами. Он хоть и пользовался луком чаще всего, но были моменты, когда приходилось вытаскивать нож и вонзать в головы демонам. Поэтому белый фильтр на сигарете с трудом отлепился от кожи. Ладони скрывали тактические беспальцевые перчатки черного цвета.

На самом деле Сэм радовался, что может погреться на солнце. Его дом в Ив Рикаре, где даже в мае льют холодные дожди и погода меняется от одного порыва ветра. Уезжая на задание, они как раз попали под ливень.

Но Сэма не столько заботила погода за окном, сколько угнетало оскорбительное положение его семьи. Она была на грани краха. Все складывалось не в пользу Аттвудов — династии из Шаде́ра. Другие династии процветали, жили в гармонии и достатке. Сэм не то чтобы завидовал им, скорее, злился на отца.

Именно он был виноват в их положении.

— Ну не знаю. — Брайан потер затылок, опустив голову.

Он снова оперся локтями о поручень, крутнул сигарету в пальцах и щегольским движением поднес к губам. Он разглядывал заброшенную штрафстоянку, раскаленные под ярким аханским солнцем автомобили. Брайан видел, как над ними плавился воздух. Вокруг по периметру росли акации, за ними простирались заросли саксаула и пучки сухой травы.

— Здесь как на курорте.

Брайан улыбнулся, выпуская дым.

— Ты, наверное, не заметил, Брайан: когда мы ехали эти сто километров от узла16, — Сэм вяло ухватился за ворот белой мешковатой футболки и отлепил ткань от мокрого тела с влажным хлопком, — что мы в пустыне.

— Как ты догадался?

Стряхнув пепел, Брайан обернулся и притворно округлил глаза. Сэм увидел, как солнце объяло могучую фигуру его друга. Очень короткие светлые волосы превратились в мелкие колючие иглы. Брайан не отличался изяществом. В августе ему стукнет двадцать, и грубые черты лица прибавляли ему лишнюю пару лет. На щеках была заметна легкая светлая поросль. В планах у Брайана стоял пункт отрастить густую бороду, чтобы она подчеркивала его мужественность, но Сэм был против. Брайан и так имел мужественный вид: широкие плечи, высокий рост, тяжелая походка, шрам на правой брови. Сэм не любил вспоминать ту историю, а Брайан всегда лгал любопытным: то он дрался с демонами, то с магами, то героически спасал девушку. И чем ярче была история, тем больше печали Сэм видел в янтарных глазах друга.

Брайан был старше Сэма на семь месяцев, чему был несказанно рад. Знакомы они были с рождения. Их отцы работали вместе и дружили. Но не этот факт сблизил ребят, а самостоятельное решение. Они еще с детства поняли, что их дружба — не что иное, как событие вселенского масштаба.

— По песку, — деловито ответил Сэм и поднес к губам сигарету, при этом неотрывно глядя на Брайана. — Ну, знаешь… он лежал на обочине и немного дорогу замел, там и сям, короче. — Сэм выпустил дым и посмотрел на сигарету. Белые буквы, изящно выведенные вдоль цилиндра и складывающиеся в название марки «Оя́ну»17. — Я понимаю, такое заметить могут только избранные. Я на тебя не давлю, дружище. Со временем ты осознаешь это…

— Великолепно! — Брайан хохотнул и, затушив сигарету о деревянный поручень на ржавом ограждении, бросил бычок вниз. — Продай свой мозг на Темном рынке18, ведьмы используют его гениальность и поработят нашу планету.

Сэм рассмеялся, откинув голову на спинку кресла.

Проведя рукой по черным волосам, которые на макушке слиплись в сосульки, Сэм ощутил на пальцах влагу. Он был рад тому, что сегодняшний день они провели в горячем Ахано вместо холодного Ив Рикара.

Сэм в две резкие затяжки докурил. Потушенный бычок он скомкал и щелчком запулил в Брайана.

Бычок попал в мочку, и Брайан заверещал от гнева.

— Какого хрена, Сэм?! — Он резко обернулся, размахивая руками.

Довольно улыбаясь, Сэм закинул руки за спинку кресла, трогая пальцами свисающую с него черную форменную куртку. Она колыхалась, когда он наклонял кресло, и трепыхалась от порывов ветра. Не так давно они сменили теплые куртки на тонкие, сшитые из нифлемского прочного хлопка, что было сейчас как никогда кстати.

Из окна на них снова накинулась горячая волна ветра, и Сэм прикрыл глаза, ощущая, как на коже выступили капли пота. Вентилятор не спасал, он только скрипел, мешая сосредоточиться на нужной мысли.

Они здесь не просто так.

— Идиот, — нервно выплюнул Брайан, потирая подушечками пальцев мочку уха. — Где записка? У тебя?

Сэм кивнул и, достав из кармана комок бумаги, медленно развернул его и протянул Брайану. Тот с легким протестом скрестил руки на груди.

— Как я, по-твоему, должен дотянуться?

— Может, ты особенный манлио и у тебя руки трехметровые?

— Базаришь о пустом. — Брайан вразвалку подошел к Сэму, распинав под ногами валяющиеся вещи и бутылки. И с чувством выхватил записку. Рассматривая листок, он несколько раз посмотрел на Сэма, хмуря брови. — Сэм, серьезное дело, твою мать! Наше задание завершилось, а мы все еще здесь. У Кленового Дома могут возникнуть вопросы.

— Да не переживай, у меня все схвачено!

Сэм упер взгляд в крутящийся вентилятор. Нужно просто ждать. Он не может отдаться беспечности и уехать только потому, что Кленовый Дом станет порицать их за задержку.

Он привык проворачивать свои делишки за стенами Департамента манлио.

Нужно избавиться от демона и найти Хвана, который так и не вышел на связь. Юншен достал кисти, ту зловещую маску обезьяны, так еще прикарманил деньги и «сырой», как выразился Сан Бом, клинок. Неделя прошла, а от Хвана ни одной весточки. Сэм очень волновался: он думал о том, что Хван не справился и демон его одолел, или о том, что Масуми что-то сделали с ним. С Хваном могло произойти все что угодно.

Вентилятор скрипнул.

Сэм послюнявил кончик большого пальца и стал оттирать от кожи на руке засохшую кровь с тонкой белесой полоски, где до этого была рана. Красная кровь заляпала хону.

— Мы сильно задерживаемся, — сказал Брайан, перечитывая записку вновь и вновь. — Вот что меня напрягает.

Сэм выпрямился и скинул ноги со стола. Куртка едва не слетела с кресла. Футболка неприятно прилипла к спине. Он вытер пот со лба и взглянул на Брайана — его белая футболка от влаги просвечивала на груди, показывая рисунки хону в виде размытого образа скалящейся пасти и следов медвежьих когтей, резкие начертания шерсти перетекали в завитушки.

— Командировочное задание затянулось, понял? Демоны оказались сильнее, и их было больше. Чем дольше мы ждем Гэримонта, тем «больше демоны сопротивлялись», это и укажем в отчете. Понял? — Парень постучал пальцем по виску. — Никто не будет проверять. Наше поле работы — Конлао́к и на худой конец Ив Рикар. Так что расслабься, дружище! — Сэм снова откинулся в кресле и забросил ноги на стол, скинув с него еще стопку папок, которые мешали комфорту. Он подложил руки под голову и подумал, как жаждет встречи с этим Гэримонтом. Потому что он должен узнать, где Хван. И еще потому что у него есть та вещь, которая Сэму очень нужна. Нужна, чтобы продвинуться в решении своей проблемы. Он уже сейчас слышал звон монет. Упоительный звон, надо заметить. — Говорю же, Брай, все под контролем.

Пыльный воздух в кабинете забил нос и затруднил дыхание. Казалось, пыль была заодно с невыносимой жарой. Стены с облупившейся бежевой краской залил мягкий сливочный свет закатного солнца. На деревянном полу, усеянном демоническим пеплом, валялись изодранные книги, какая-то посуда. А ведь совсем недавно на этом кресле сидел со́крух19, говоря с кем-то по телефону, и в комнате было значительно чище. Этот сокрух не был такой уж важной фигурой. Поговаривали, что он имел связь с неким криминальным кланом, носящим название «Скелет Судьи»20, а кто-то говорил, что он просто мечтает стать их протеже. Так или иначе, этот демон перешел границы дозволенного, и Кленовый Дом приказал его уничтожить.

Что и было сделано. Его пепел смешался с пеплом приспешников на полу. Человекоподобные демоны всегда после смерти обращались в пепел, мир не мог принять их форму и забрать тело, как он это делает с людьми.

— Это незаконно, — подытожил Брайан.

— Давно тебя волнует закон? Тем более оно того стоит. Расслабься...

Сэм не до конца понимал Брайана. Он хороший друг, но порой благоразумность ставит выше желания Сэма избавиться от заразы внутри. Это Сэма злило, ведь приходилось раз за разом нарушать писаные и неписаные законы. Но также он понимал, что Брайан не хочет, чтобы Сэм попал в затруднительное положение.

Положив записку на стол, Брайан стал нервно разглаживать ее ладонями в перчатках: снова и снова. Сэм знал, что он сейчас взорвется.

— На фиг ты ее так скомкал? Сложить нормально нельзя было?!

И он-таки взорвался. Сэм хмыкнул, понимая, насколько глупой была причина. Он поправил три серьги в правом ухе: внизу небольшой крестик из черного золота и чуть выше — два черных гвоздика. Эти украшения он носил не просто так, а потому что они его защищали. По крайней мере, он на это надеялся, доверяя словам мани́ши21, к которой часто ходил за помощью.

— Нет. — Он почесал шею, запрокидывая голову. — Так у нее меньше шансов выпасть.

— Каким на хрен образом?!

Брайан упер кулак в бумагу, которая и не думала распрямляться.

— У комка бумаги лучше сцепление с карманом.

И ведь Сэм не шутил; иногда впопыхах сунутый лист бумаги выскальзывал из кармана и терялся в сражении.

— Проверено практикой — комок держится лучше.

Брайан смотрел на Сэма как на умалишенного. Его это не обижало, напротив, забавляло.

— Ты дурак?!

Брайан скомкал бумагу и бросил в Сэма. Комок отскочил от груди и схоронился в куче пепла под креслом. Сэм не пошевелился. Он широко зевнул, прикрывая рот левой рукой, а после взъерошил влажные волосы, придавая им еще более неопрятный вид. Короткие на висках и затылке, на макушке они торчали «колючками». В отличие от массивного Брайана, Сэм был не только крепким, но и изящным, гибким. Но тоже высоким: метр восемьдесят один против метра восьмидесяти шести у Брайана. К тому же торчащие волосы добавляли росту Сэма нужные сантиметры.

— Тот маг ничего дельного больше не написал. Так что хватит истерить и…

Послышался грохот приближающейся машины. Парни подорвались и заняли места по обе стороны балконной двери, осторожно разглядывая улицу.

Поднимая столб пыли, к штрафстоянке мчал старенький «Ро́дстен» с обгоревшей на солнце краской. Возможно, когда-то она была изумрудной, но сейчас она темно-моховая, словно покрытая кракелюровой россыпью, как старинная картина. Прямоугольная решетка радиатора походила на щербатые зубы старика. Сама машина с виду была крепкой, но то, как ее колеса скакали на ухабах, говорило о плохой амортизации. Грубая, словно высеченная из камня форма корпуса смахивала на кирпич. «Родстен», пусть уже давно не выпускался в Бариде, считался неугасаемой классикой и по сей день пользовался авторитетом.

Но парней не волновала машина.

Их волновали пассажиры.

— Это не Гэримонт, — уведомил Сэм, разглядывая водителя через бликующее на солнце ветровое стекло. Он до скрипа сжал пальцы на дверном косяке. Их план разбился, и от этого ярость только нарастала. — Вот же сука!

— С чего взял, что не он? — спросил Брайан, и до Сэма донесся терпкий запах сигарет, исходивший от друга. — Не видно ж ни хрена.

— Его мерзкую рожу сложно не разглядеть.

— Ну, может, этот долбоящер знает, что с Хваном? Они же там все заодно.

— Брай, стал бы Гэримонт шестеркам рассказывать о Хване? — Сэм шмыгнул носом. — Походу, в жопу все летит. Черт!

Сэм хлопнул ладонью по дверному косяку. Сверху посыпалась штукатурка, под деревяшкой скрипнули ржавые гвозди. Жар опалил тело. Сэм попытался сдержать себя, но выходило плохо. Ему не нравилось текущее положение. Не нравилось, что Гэримонт не приехал сам, тогда бы они договорились с ним, ну или заставили бы договориться. С приспешниками иметь дело куда хуже, поскольку они иногда работают не на одного хозяина. Если сейчас запугать этого сокруха, он может разнести весть по другим сородичам.

Поэтому им нужно либо не попасться сокруху на глаза, либо убить. Во втором случае Гэримонт разорвет контакт с ними, а это невыгодно Сэму.

— Я ему голову отрежу, — процедил сквозь зубы Сэм. Он слышал, как громко бьется сердце в груди от обуревающей злости. — И водиле, и этому Гэримонту. Приду в его жалкую контору и прямо в кабинете отрежу!

Брайан провел ладонью по волосам и отер пот, пока он не потек в глаза.

— Остынь. Есть надежда, что разберемся хотя бы со второй задачей. Главное, что машина та самая, которую маг нам описал. А в ней, я надеюсь, лежит тот самый рюкзак с бумажником. Может, Гэримонт здесь и не нужен.

«Родстен» сбавил скорость и остановился возле ворот. Мужчина в белом спортивном костюме вышел из тачки и, оглядываясь, подошел к воротам, сваренным из ржавых железных щитов. Он просунул руку в щель и отодвинул задвижку. Его длинные черные волосы, собранные в низкий хвост, блестели под косыми лучами солнца.

— Он один? Почему он один? — спросил Брайан, разглядывая машину. На сиденьях больше никого не было.

— Сокрухи — стадные твари. — Сэм посмотрел на Брайана, и взгляд скользнул на его правую сеченую бровь. — Этот сюда не просто так примчал.

— Дело паленым пахнет.

Друзья перевели взгляд на улицу. Мужчина, прежде чем открыть ворота, снова огляделся по сторонам. Пару раз он всматривался в нестройные ряды машин на штрафстоянке. С подозрением окинул взглядом обветшалое двухэтажное здание. И когда он бросил взгляд на балкон их кабинета, оба парня прижались к стенам спинами, чтобы не раскрыться заранее.

Взгляд Сэма пал на стол. Подхватив черную кепку, он стряхнул с нее пепел и пыль, постучав о ногу.

— Что делать будем?

Брайан так и стоял, словно приклеившись к стене, даже ладони прижал. Не от страха, просто стена была прохладной.

Нахлобучив кепку на голову, Сэм убрал пистолет в набедренную кобуру, не проверяя, так как прекрасно помнил, что недавно перезарядил.

Сокрух скоро закончит осматривать окрестности и вернется к машине, чтобы заехать на стоянку. У них мало времени.

— Этот хрен сейчас запаркуется. — Сэм стащил с кресла куртку, на спине которой была вышита голубыми нитями эмблема22 манлио яшу́то23 — два летящих журавля. — И мы быстро спускаемся…

— Как именно? — Брайан подошел к столу и легким, плавным движением сунул катаны в ножны за спину, и они встали в нужные пазы, легонько щелкнув в креплениях на черных ремнях портупеи. Брайан не так сильно любил катаны, как мачете, просто они — обязательный элемент экипировки. Мечами обязаны владеть все манлио. А Сэм взял сегодня лук не просто так.

Брайан вспомнил, что свою куртку оставил в машине. Они спрятали ее за свалкой старых шкафов и довольно густым деревом по другую сторону дороги.

— Через дверь?

Сэм сморщился, заметив, как Брайан вопросительно смотрит на него.

— В окно?

Сэм поднял лук, проверил стрелы — черные, с красным оперением и наконечником, в прикрепленном к луку кивере и закинул его за спину. Повязывая рукава куртки на поясе, с неким налетом фальшивой грусти он выдал:

— Опять в окно, как воры. Я прямо ощущаю себя скверно, знаешь, будто я не тем занимаюсь, будто по кривой пошла моя судьба.

Брайан негромко хохотнул.

— Сделаем все по-тихому. — Он щелкнул затвором своего пистолета и вставил его в набедренную кобуру. — Заберем сумку и свалим.

«Родстен» нашел место на парковке, но водитель пока не спешил выходить наружу. Он что-то потерял в салоне, судя по спешке, с которой он двигался. Он то выгибался, вытаскивая шмотки с задних сидений, то тянулся к бардачку спереди.

Главное, чтобы он не забрал рюкзак.

Выйти через двери действительно не получится — там их застанет сокрух. А на штрафстоянке нужно быть предельно осторожными — на площадку нацелена камера слежения. О ней предупредили в Кленовом Доме, велели не лезть на рожон, их задание — убрать сокрухов в доме. И назад, в Конлао́к.

Манлио должны забрать сумку из «Родстена» незаметно. В противном случае им придется убить демона и потом как-то оправдываться в Кленовом Доме. Живой сокрух может сообщить другим о краже.

Они спустились на первый этаж по скрипучей лестнице. И, открыв окно на первом этаже с другой стороны здания, осмотрелись.

— Не светись, — предупредил Брайан, схватив Сэма за рукав футболки. — Слышишь меня?

— Все на мази!

Сэм легко запрыгнул на узкий подоконник, покрытый толстым слоем пыли, на котором лежали мертвые мухи и копошились какие-то другие насекомые. Пальцы Брайана выпустили его рукав. Прыжок — и грубая подошва берцев утонула в зыбкой песчаной земле. Сэм выпрямился и молниеносно добрался до сетчатого забора штрафстоянки. Следом подоспел Брайан. Оба присели на корточки, прячась за ржавыми бочками возле акации, которая скрывала их в своей тени. Ветер налетал на мутовчатые листья искривленного дерева, и уха касался приятный шелест. Успокаивающий.

Схватив пальцами пыльную сетку, поросшую сухой травой, Сэм всмотрелся в «Родстен». Обзор перекрывала свалка искореженного ржавого железа вдоль забора и разобранные кузова автомобилей разных марок. Чуть поодаль Сэм заметил импровизированный уголок отдыха: несколько изодранных автомобильных кресел у круглого пластикового столика. Он был завален красновато-бурыми банками из-под краски и какими-то замасленными запчастями. У прохода, ведущего к зданию, стояла пустая собачья будка, сколоченная из дырявых, проеденных термитами досок. Явно раньше в ней жила собака, пока здесь все работало. Сейчас будка была завалена мусором, а на плоской металлической крыше лежали черные рулоны рубероида, склеившиеся под обжигающим солнцем Ахано.

Кое-как разглядев «Родстен», Сэм замер:

— Че он не уходит?

Под тенью акации песок не был такими обжигающим.

— Может, парится из-за того, что его никто не встречает?

Брайан быстрым взглядом осмотрел территорию позади них и устало сел на землю. Потирая голову, он прислушался к шепоту Сэма:

— А сокрухи могут сдохнуть от солнечного удара?

— От обычного удара они могут сдохнуть.

— О-о-о! Брай! — Сэм энергично потряс друга за плечо, затем приблизил лицо к подрагивающей сетке, и черный козырек уперся в нее. Бейсболка едва не спала с головы, и он придержал ее рукой. — Он вышел!

Парни дождались, пока демон неуверенным шагом, чуть ли не ежесекундно оглядываясь, пересек штрафстоянку и скрылся в здании.

Время пошло.

— Погнали!

Сэм и Брайан перемахнули через хлипкий сетчатый забор с колючей проволокой сверху. Осматриваясь и перетекая от одной машины к другой, манлио медленно подходили к «Родстену». Если они сразу ломанутся к машине, они могут попасться на глаза сокруху и на камеру.

Сокрух будет часто поглядывать на улицу. Он уже в курсе событий. В этом парни были уверены. Но и быстрее двигаться к машине они не могли.

Сухой воздух драл глотку, а в носу стоял горький запах полыни и горелого масла. Рыхлый песок затруднял быстрый бег.

Рюкзак нужен как свежий воздух.

Прислонившись спиной к двери белого автомобиля, Сэм ощутил, как его лук поцарапал краску, когда он пошевелился. Брайан присел у капота и отслеживал движение камеры.

— Брай, скажи, пожалуйста, что мы найдем там серебряный синш24.

В голосе Сэма сквозило отчаяние. Брайан посмотрел на него через плечо.

— Найдем, — как-то неуверенно ответил он.

А потом Брайан взглянул на камеру и махнул рукой Сэму.

— Двигаемся!

Парни переместились, и уже через пару секунд оба оказались у «Родстена». У Сэма земля ушла из-под ног, а желудок свернулся в узел от стресса и скачков адреналина. Он потрогал передний поцарапанный бампер. Автомобиль настоящий, не нарисованный воображением по рассказам мага. Настоящий, и Сэм прямо сейчас трогал его. Горячий металл обжигал пальцы, а через ткань перчаток он ощущал жар на ладонях. Растерев между подушечками пальцев дорожную пыль, снятую с капота, Сэм подумал о том, что реальность может быть куда жестче грез.

Брайан попытался открыть дверь, но она оказалась заперта. В салоне царил беспорядок. Взгляд Брайана зацепился за телефон, лежащий у рычага переключения передач.

А вот это уже хорошо.

— Мобила ушлепка — в тачке. — Брайан посмотрел на Сэма, и тот кивнул. — Багажник. Снять крышку. — Брайан на каждое утверждение поднимал пальцы. — Внутри запаски рюкзак. Берем и валим.

— Следи за камерами и демоном!

Сэм подполз на согнутых ногах к багажнику, вынул из кожаных ножен на поясе острозаточенный нож, дождался отмашки от Брайана. Вонзил нож в углубление. И резко дернул, как рычагом. Крышка багажника скрипнула и подпрыгнула на пару сантиметров.

Выдохнув, он стер пот с лица тыльной стороной ладони и поправил кепку на голове. Чуть приподнявшись, он приоткрыл скрипучую крышку багажника и увидел внутри бессчетное количество вещей и непонятных предметов.

— Да вы че, издеваетесь?!

— Че там? — послышался тихий голос Брайана.

— Очередная помойка. — Сэм с брезгливой гримасой принялся выкидывать грязные вещи на землю. — Как же воняет, мерзость какая!

— Давай в темпе, Сэм!

— Ща, мать твою!

Буквально через двадцать секунд он добрался до запасного колеса.

И сердце в этот миг замерло.

Он хватал ртом сухой воздух и не мог поверить тому, что видел сейчас.

— Ну? Что там?

— Его нет.

— Че? Я не слышу тебя!

Сэм вдохнул. Выдохнул. Обессиленно опустился на колени, схватившись пальцами за ремень от лука на груди.

Гэримонт их кинул.

Опустив взгляд на гору вещей под ногами, Сэм внятно произнес:

— Синша тут нет.

— Черт…

Брайан присел на землю и стал нервно потирать нос пальцами.

— Его тут нет. — Сэм задышал чаще. От фатальной несправедливости ему хотелось кричать. Он со всей силы размахнулся и ударил по машине кулаком, громко выдав: — Да блядь!

Машина качнулась, но сигнализация не сработала, зато по всей штрафстоянке раздался треск. Брайан резко подлетел к Сэму, раскидывая ногами желто-серый песок. Лицо Сэма помрачнело, а в черных глазах появилась злость.

— Люблю ребусы. — Писклявый голос донесся обрывками, словно неровные потоки ветра искажали звук.

Брайан обернулся и поднялся, рассматривая сокруха, стоящего в пяти метрах от них. Он поглаживал черные волосы ладонью.

— И этот ребус меня впечатляет.

— Где рюкзак? — спросил Сэм.

Парень высоко задрал подбородок. Брайан знал: была в его друге эта черта, некое высокомерие, когда дело доходило до врагов или чужих людей. И был он такой не по воле характера, а по привычке, которую привили в его благородном доме.

Сокрух улыбнулся, и тонкие губы почти исчезли с его худого смуглого лица. У всех сокрухов красные зрачки. Порой их взгляд превращался в пытку. Сейчас эти красные зрачки злили.

— Его здесь нет, манлио.

Сэм ловко перекинул лук вперед. Вынул стрелу, натянул тетиву. На все это понадобилось ничтожно мало времени. Юншен годами оттачивал навык стрельбы из луков и арбалетов. Ему нравилось любое оружие, где снарядами являлись стрелы. Лук, который он сейчас уверенно держал в руках, подарил Хван. Сэм помнил, как Хван уговаривал отца создать этот шедевр. Великолепный лук, последняя работа одного из нифлемских легендарных мастеров рода Масуми. Каждый раз, когда Сэм брал его в руки, Брайан видел гордость в его глазах. Идеальное оружие: легкое, быстрое, мощное, неубиваемое — потому что нифлемское.

Брайан заметил, как пристально демон изучал оружие Сэма, и хмыкнул.

Кажется, он что-то знает о Масуми.

— Должен быть, — решительно сказал Сэм.

Сокрух судорожно сглотнул.

— Никакого рюкзака нет и не было, — издевательским тоном произнес сокрух.

Ветер поднял в воздух пыль и легкие песчинки. Сэм наклонил голову и услышал, как острые песчинки бьются о козырек кепки.

— Должен быть, — ответил Сэм и плавным рывком, расслабив тетиву, опустил лук. — Должен быть рюкзак. Должен быть серебряный синш. И должен быть Гэримонт.

— Синш у него. — Сокрух смахнул с лица пыль. — Он забрал его и отдал машину мне в пользование еще неделю назад. — Сокрух округлил глаза. — Вы убили Рахима?

— Он нарушил закон, — сказал Брайан, вставая чуть позади Сэма. — У нас был приказ.

— А синш? — спросил Сэм.

Демон перевел взгляд на него.

Сэм поднял голову. Демон увидел, как недоверие промелькнуло в темных глазах манлио.

— «Страх и уважение»? — Сокрух кивнул в сторону лука. — Не помню, как по-нифлемски он называется. М-да, дорогая игрушка. — Он покачал головой, поджимая губы. — Наверное, работая в йо́су25, трудно накопить? А ты-то сам, наверное, шишка какая-нибудь? Форма конлаокская, а похож на нифлемца. — Демон почесал ногтем большого пальца почти бесцветную бровь, разглядывая Сэма. — Стали бы эти креветочники26 создавать для нищеброда манлио такой экземпляр? Поделом ему будет! Ты откуда-то сверху, чтоб я на месте провалился! Знаю, что за лук ты держишь в руках. И все не пойму: зачем тебе монета?

Какие бы слова сокрух ни произносил, все казалось несерьезным из-за его режущего слух, скачущего по словам, как по кочкам, голоса.

Сэм услышал, как Брайан позади переминается с ноги на ногу. Под его ботинками поскрипывал песок.

— Где синш, урод? — задал вопрос Брайан.

— Его нет… и не было.

— Был. Ты сам об этом сказал.

Сэм натянул тетиву и прицелился.

— Слушайте, парни, я отключил камеры еще из штаба, потому что мне дали поручение — очистить это место. Рахим вел дела грязно, связался со «скелетами», нам он тоже стал дорого обходиться. Если мы разойдемся, никто ничего не узнает. Я серьезно.

— Ты расскажешь Гэримонту, а он предупредит других. Понимаешь, в каком невыгодном положении ты сейчас находишься, чувак? — Голос Брайана был тверд, злая ирония сквозила в словах.

«Мы теперь тоже», — подумал Юншен.

— Мы не можем так рисковать.

— Он вам не отдаст синш, — решительно произнес сокрух и опустил руки. Пот лился по его лицу, выбившиеся из хвоста волосы на висках превратились в сосульки и прилипли к коже. — Гэримонт теперь работает на Накамуру. У них грандиозные планы. Креветочники, подвиньтесь-ка!

Последние слова сокрух почти пропищал, словно ему прищемили яйца.

Брайан демонстративно скривился и передернул плечами.

— Как же тебя еще не грохнули за такой противный голос?!

Сэм коротко глянул на Брайана, пропуская замечание друга мимо ушей.

— Раз уж ты поднял эту тему, может, знаешь, где один из тех людей, что создали лук?

Голова сокруха мелко затряслась.

Только Сэм успел подумать о переговорах, как сокрух сделал шаг в сторону. Сэм спустил тетиву. Стрела наполовину вошла в песок возле ноги демона. Тот резко поднял руки в примирительном жесте и замер как вкопанный.

— Погоди-погоди-погоди! Стой! Погоди! Воу-воу! Погоди!

Сокрух резко выдохнул, будто пытался сбросить напряжение. Похоже, он не ожидал, что стрела окажется так близко к нему, и его это сильно напугало.

— Следующая — твоя башка.

Парень вынул из кивера новую стрелу и зарядил лук.

— Кто именно? — спросил сокрух, пытаясь говорить внятно. — Их же целая династия, кто конкретно нужен?

Сэм со свистом втянул воздух носом. Сокрух издевался, потому что из всего семейства Масуми осталось только четверо. Буквально недавно их было гораздо, гораздо больше.

— Ладно-ладно, тот, что, в Ахано сбежал? Как его там? Хван?

Сэм разозлился: потому что сокрух назвал его как родственник или друг — по первому имени и потому что оскорбил, назвав беглецом.

Ну и подлил масла в огонь берущий новые высоты мерзкий голос.

— Хван Тэхо́ Масуми. И он не сбежал, а уехал повышать мастерство, — твердым голосом произнес Сэм. — Он начал сотрудничать с Гэримонтом недавно. Где он?

— Хорошо-хорошо. Он приехал в Ахано. — Сокрух поднял руки, защищаясь от направленной стрелы. — А потом уехал от Гэримонта с прицепом в виде большого долга.

«Долг? Хван должен Гэримонту?»

Сэм озадаченно посмотрел на Брайана. Тот отрицательно покачал головой.

— Что за хуйню ты несешь?!

— Это правда! Он кинул какого-то манлио, пообещав создать ему оружие. Взял в долг у Гэримонта и исчез.

«Сан Бом Ватанабэ?»

— Давно? — спросил Брайан.

Сэм обреченно опустил лук.

— С неделю… — Сокрух сглотнул. — Как.

Брайан нахмурился, переглядываясь с Сэмом.

Неделя. Неделю назад Хван и перестал выходить на связь. Для кого-то это может показаться маленьким сроком, но с Хваном Сэм общался почти каждый день. Редко подолгу, но «Живой еще, псина?» от абонента «Хван» он получал ежедневно.

Хван не мог быть должен кому-то. Сэм помнил, как три с половиной года назад он перед отъездом сказал, что в Ахано его золотая жила. Он сможет создать нечто такое, что поможет в борьбе почти со всеми демонами. Он уехал изучать демонов, использовать их для повышения своего мастерства. Ведь Хван муши́27. И даже учитывая его призвание — целительство, он был искусным воином. Таким, что и в одиночку мог уехать в место, где демонов больше всего. Он все всегда держал под контролем. «Не бери в долг, не давай в долг, и убережешь себя от проблем, Сэми» — так говорил Хван.

Он довольствовался тем, что имел, но стремился к большему. И что бы ни случалось, всегда подставлял плечо. «Звони в любой момент, я всегда на связи, Сэми. Сразу примчусь». И он всегда приезжал. Идеальный друг, идеальный воин. Хван из тех, кто отдаст последнюю рубаху близкому. Хван не мог кого-то кинуть. Чего бы ему это ни стоило.

Сокрух говорил убедительно.

Но более убедительно звучали слова Хвана: «Никогда не доверяй демонам, Сэми».

Сэм натянул тетиву.

И сокрух без раздумий рванул наутек, вздымая пыль. Сокрухи бегали куда быстрее обычных людей и были гораздо сильнее.

В одно мгновение яркие рисунки на теле Сэма вспыхнули голубым светом. Манлио выпустил стрелу, которую обвили голубые светящиеся нити, наполняя ее убийственной силой.

У сокруха не было шансов. Стрела вошла в его череп, как нож в мягкое масло, и вылетела, вонзившись в пикап в двадцати метрах от него. Сокрух по инерции продолжал бежать. Со лба и затылка текла черная кровь: по длинным волосам, собранным в хвост, по лицу, заливаясь в открытый рот. С каждым шагом колени демона подгибались сильнее, пока он не рухнул замертво на песок.

Опустив лук, Сэм сказал, глядя на него:

— Это «благодарность».

— Braccy, sonori!28 — Брайан отсалютовал сокруху.

Черная кровь полилась на песок. Никаких предсмертных конвульсий: убили демона, значит, вытащили батарейку из механизма. Тело и голова сокруха стали покрываться черной коркой, потом все вспыхнуло и осыпалось на песок тлеющим пеплом. Ветер тут же подхватил его и разнес по штрафстоянке.

— Думаешь, он правду сказал? Ну, насчет Хвана? — осторожно спросил Брайан.

Сэм увидел сожаление в его глазах.

— Мне кажется, что все не так просто.

Брайан не был так близок к Хвану, как Сэм. Откровенно говоря, Брайан всегда считал себя третьим лишним. Да, дружба не имеет ограничений на число друзей, но когда дело касалось Хвана, то он замечал только Сэма.

Сэму не хотелось, чтобы про Хвана кто-то плохо отзывался.

Нет. Он не думал, что сокрух врет, — он был в этом уверен.

Повесив лук на плечо, Сэм решил сменить тему:

— Что Накамура хочет от Гэримонта?

— Еще один выскочка, пытающийся что-то делать.

Сэм неспешно нагнулся, без труда вытащил из песка стрелу.

— Он сказал «креветочники». Это про Нифлем. Может, Гэримонт, наоборот, что-то хочет от Нифлема?

Вытерев пот со лба, Брайан огляделся, щурясь от косых лучей солнца.

— Кто этот Нифлем только не пытается заполучить. Одни Сюань чего стоят! Сидят на своих тронах на землях илу́вий29 и кричат во всеуслышание, что они вернут часть Нифлема. А хрен им! Нефиг было сматываться тогда, может, и жили бы сейчас илувий в Нифлеме. Ха! Даже звучит дико! — Брайан рассмеялся и, развернувшись на пятках, упер кулаки в бока. — Хорошо, что этот придурок камеры отключил. Фигово, что узнали поздно: через двери бы зашли и вышли. Ну да ладно.

Вставив стрелу в кивер на луке, Сэм двинулся в сторону ржавого пикапа. Брайан шел позади, и Сэм обернулся, когда услышал странные звуки, как от вращающихся лопастей вертолета. Брайан где-то подобрал палку и теперь старательно ею размахивал. Занятие, казалось, целиком его поглотило. Сэм хмыкнул, покачав головой.

— Улететь отсюда хочешь?

Камера отключена, демонов нет, вокруг тишина, но Сэм все никак не мог перестать осматриваться.

— А вдруг получится? — Брайан крутанул палку в руке и с силой метнул в ближайшую пластиковую бочку. Палка пронзила ее, та с грохотом повалилась на землю. Из бочки посыпались какие-то металлические детали, запчасти для машин, мусор.

Сэм выразительно посмотрел на Брайана. Тот лишь пожал плечами:

— Я злюсь, Сэм. Злюсь, что наш план опять провалился.

Сэм подошел к пикапу:

— Все не совсем так.

Вынуть стрелу из ржавого кузова оказалось не так просто. Она была пущена на силе хону — вошла глубоко и прочно. Сэм раскачивал ее, как трубу в земле. Стрела не сломается, наконечник не отвалится — он был в этом настолько уверен, что порой забывался, беря в руки другие луки или арбалеты. И лишь рваная тетива и сломанные стрелы напоминали ему, что это не его «благодарность». Напоминали, как же Сэму повезло встретить Хвана.

Этот лук, который носил громкое название «Йора Ши-доло», что в переводе с шихонского «Ваш господин — благодарность», для Сэма много значил. Он часто таскал его на задания. Катанами Сэм владел хорошо, они ему нравились. Но к лукам была особая тяга. И он не знал почему.

— Накамура набирает себе в команду сокрухов. — Сэм резко дернул, и стрела вышла из кузова с неприятным скрежетом.

Он смахнул с наконечника ошметки мозга в черной крови демона. Обернув лук назад, Сэм зацепился пальцами за ремень на груди:

 — Этот жирдяй что-то замышляет. Может, Накамура — это прикрытие? Может, они все идут работать на Ямисару? И сынок Ватанабэ продал кисти и клинок им, ну или их последователям, если те сдохли. Только не пойму: Хван не кидал Ватанабэ, я его сам грохнул неделю назад. Куда этот дебильный Хван делся?!

Брайан усмехнулся:

— Не знаю, подожди чуток, и он скоро объявится. Кстати, про жир. Может, закажем че? — Брайан смачно сплюнул в песок. — И так опоздали. Так хоть пожрем.

— Брай, мы в охрененной дыре. — Сэм по инерции окинул чистое небо взглядом. — Сюда, если приедет курьер, только на вертолете.

Сэм двинулся в сторону выхода со штрафстоянки, уже вышел за ворота и направился к припаркованной в тени цветущего мирта черной машине. Под деревом были раскиданы покосившиеся офисные шкафы, довольно высокие и широкие, и это позволило укрыть машину от посторонних взглядов. Они приехали сюда на служебной машине, отвечающей всем стандартам и законам департамента манлио яшуто, сделанной по заказу у шихонского автопроизводителя «Ка́йсо»30: черный спорткар выглядел агрессивно, компактно и мощно, этакий крепыш. Главное, что эта машина позволяла быстро домчаться до места активизации демонов. Форма кузова местами напоминала изгибы мышц из-за задиристого дизайна, «сердитый» взгляд фар еще издали показывал, кому принадлежит машина.

Внезапно он услышал:

— Долбаное захолустье!

Хохотнув, Сэм порылся в карманах и вытащил пачку сигарет с зажигалкой. На ходу закурил, пряча огонек ладонями от ветра. Осмотревшись по сторонам, Сэм перешел пустую дорогу и снял машину с сигнализации. Брайан нагнал его и направился к пассажирской двери. Открыв ее, он положил руки на крышу авто и посмотрел на Сэма.

— Я видел около узла чайхану с хатхо́й31. — Брайан лениво оторвал руку от теплой и пыльной крыши и провел по коротким волосам ладонью. — Поехали, Сэм-харма́н32, давай! Быстрее поедем, быстрее поедим.

Брайан дурачился, используя местные словечки и обращения.

Устало окидывая взглядом окрестности, Сэм замечал тут и там валяющийся мусор, полиэтиленовые пакеты, что трепал ветер и раскидывал повсюду. Возле забора штрафстоянки место занимали ржавые кузова, раскуроченные до неузнаваемости, погрязшие в сером песке.

Положив локти на крышу, Сэм выпустил дым и снова затянулся.

— Лады. — Он стряхнул пепел с сигареты и, ухмыляясь, договорил: — Давай рванем хоть туда, а то будто впустую съездили.

— У нас так-то задание было.

Сэм щелкнул языком, откидывая голову назад. Но несмотря на это, все равно не поспешил уведомить о завершении задания. Решил это сделать на панели в «Кайсо».

— Это второе. — Зажмурив один глаз, Сэм отмахнулся, как будто от надоедливой мухи. — Мне личные дела важнее.

Брайан нагнулся и вытащил из салона двухлитровую бутылку воды. Открыл крышку и запрокинул, жадно заглатывая. Пластик трещал и сжимался в его пальцах. Когда он напился, то с шумом выдохнул, даже зарычал. Сэм порадовался, что тот все же воздержался от отрыжки.

— Жаль, что они не кормят — эти личные дела. — Он закинул бутылку в машину. — Но пожрать все равно надо.

— По коням! — Сэм похлопал ладонью по крыше машины.

И Брайан, довольный раскладом, скинул с себя оружие, бросил его на заднее сиденье купе и забрался в салон, но дверь не поспешил закрыть. Зажав сигарету зубами, Сэм развязал рукава куртки на поясе и кинул ее туда же — на заднее сиденье, туда же отправились лук и другое оружие. Оставшись налегке, он забрался в машину и, прижав затылок к спинке кресла, устало выдохнул. Автомобиль стоял в тени дерева, так что солнце не накалило салон. Сэм вытянул руку с сигаретой на улицу, чтобы пепел не сыпался под ноги на коврик.

— Волнуешься? — Брайан на широком экране, вмонтированном в панель управления, уведомил в приложении о завершении задания. Когда раздался одобрительный сигнал, он перешел на вкладку «стерео», и включилась тихая музыка — играла одна из песен шихонского хип-хопа.

— Мм? — Сэм нажал на кнопку запуска двигателя и снова зажал сигарету зубами, пока руками включал заднюю передачу и ловко выруливал авто на горячий, покрытый трещинами асфальт, выбрасывая из-под колес брызги песка. От работы мощного двигателя салон слегка вибрировал.

— Волнуешься из-за Хвана?

Сняв кепку, Сэм бросил ее на приборную панель, запустил пятерню в волосы и стал нервно ерошить.

— Есть такое.

Включив климат-контроль, Брайан закрыл свое окно, чтобы охладиться после уличной жары. Сэм же чуть оставил зазор, чтобы дым мог выбраться наружу.

— Может, все-таки напишешь его брату?

Нифлем. Вот что Сэма связывало с семьей Масуми. А еще те три месяца весны, посвященные изучению техники боя у великой династии мастеров. Сэму были очень дороги эти воспоминания. А еще там был Хван, ставший ему отличным другом, и его кузен — Джеён, который ненавидел в нем буквально все. Финал этих трех месяцев все перевернул, Сэм наделал много ошибок и абсолютно точно потерял возможность восстановить свою честь перед Джеёном. Сэм был виноват.

Это он знал и без Джеёна. Все случилось из-за него, что бы ему потом ни говорил Хван. Виноват только Сэм. Только подумав о встрече с ним, парень передернул плечами, вспомнилась их встреча в лифте неделю назад. До сих пор было непонятно, почему Джеён тогда уступил ему кисти. Он ведь явно пришел за ними, знал, что передал Ватанабэ (а точнее, Юншен сам забрал) в том здании. И когда Сэм в подробностях рассказывал эту историю Брайану, тот сначала жутко разнервничался, начал орать, потом покурил, опять начал орать, но уже тише, и сказал, что уйти живым из резни, что устраивают медузы, — не иначе как подарок Всевышнего и что нужно просто сказать спасибо и больше так не рисковать. Потом он съел лаваш с салом и, подобрев, с чего-то решил, что Джеён «не совсем Масуми», раз отдал кисти. С этим можно было бы согласиться, если бы не две вещи: Джеён делает всё в своих интересах и интересах семьи, и это может быть частью приказа, а еще тот факт, что Хван с того момента так и не вышел на связь. Неизвестно, где теперь та тетрадь с нарисованным кактусом в шляпке и письмо от каких-то демонов. Где вообще Хван нашел информацию про эти вещи?

Сэм был уверен, что все это как-то связано.

Мысль спросить об этом самого Джеёна всю неделю крутилась в голове. Но Джеён снова слишком внезапно появился в его жизни. Прошло четыре года, а эмоции нахлынули на Юншена, будто этого времени одновременно было слишком мало и слишком много, для того чтобы заявить о себе. Сэм был не готов с ним говорить, не готов его видеть. Сколько бы Джеён ни прятал свои эмоции тогда в лифте, делая вид, что все несчастья в прошлом, что это норма для его семьи, Сэм все равно чувствовал — Джеён не захочет его видеть, ровно как и Юншен его.

Вот и зачем он дал Сэму этот мяч?

«Лучше бы меня убил тогда Ватанабэ и я умер на пятидесятом этаже, как старое больное животное, уходящее в лес, чтобы не чувствовать еще и вину за пропажу Хвана».

Но для Брайана он произнес:

— Ага, конечно. До лам-хана33 достучаться легче, чем до него. Пришли мне бутылку. — Сэм протянул руку и подождал, пока Брайан открутит крышку и даст ему воду.

Припав губами к горлышку, Сэм стал пить, не отводя взгляда с дороги. Левой рукой он рулил и держал в пальцах сигарету.

— Тем более у меня даже номера его нет, — на выдохе выдал он и отдал бутылку Брайану.

— Ну адрес же есть. — Брайан неторопливо закручивал крышку и говорил так, будто подбирал слова. — Я с тобой поеду.

Сэм ценил помощь Брайана.

За окном мелькали редкие деревья и кусты, растущие вдоль дороги, засушенные пучки перекати-поле местами затрудняли проезд, путаясь в колесах. Кривые кактусы попадались редко, а сухие заросли травы все чаще. Они издали казались бескрайним ржавым морем. И вокруг ни души.

— Им сейчас не до меня.

— Ну, ты лук покажешь, скажешь: «Я свой». — Брай помахал почти пустой бутылкой как будто перед камерой у ворот.

То, что крутилось на языке у Сэма, совсем не хотелось произносить. Казалось, если он озвучит это при Брайане, то окончательно признает, что воспоминания о Нифлеме и тренировках стали лишь воспоминаниями. Что он никак не связан с великой династией и что он всего лишь один из десяти манлио, учившихся у Юнхо. Что лук, сделанный лично для него — лишь жест широкой души, а надменный и неприступный взгляд Джеёна — максимум, чего достоин Сэм получить от юного мастера Масуми.

Сэм старался искренне поверить, что обязательно найдет Хвана. Того, кто был другом ему просто так и никогда не смотрел свысока. Ни до того, как Юнхо произнес имя манлио Сэма, ни после.

«Думать о хорошем».

— Я сам найду синш. — Глубоко затянувшись, он выкинул сигарету в окно, выпустил дым и ответил: — И Хван найдется.

«Лишь бы не пересекаться с Джеёном».

ГЛАВА 2

ЯЩЕРИЦА УСНУЛА НА ХОЛОДНОМ КАМНЕ34

Полгода спустя

— «Добавить один стакан сахара», — прочла Кэсси.

От частого использования пожелтевший кулинарный журнал потерял форму и превратился в палитру пятен и запахов.

— И еще тут сказано, что нужен ванилин. Мам, у нас есть ванилин?

Кэтрин поджала губы и тыльной стороной ладони провела по светло-каштановым волосам, собранным в косу, убирая выбившийся из прически локон, чтобы не мешал готовке. Ее руки замерли над миской с куриными ножками в густом сметанном соусе с сушеным чесноком. Она указала пальцем себе за спину.

— Милая, там посмотри, вроде после дня рождения Холджера я покупала.

Кэсси положила журнал на столешницу, которую покрывал слой просеянной мимо муки, тут же лежала яичная скорлупа, и всюду стояли небольшие металлические миски с ингредиентами для будущего пирога с малиной. Кэсси открыла дверцы одного из шкафчиков древесного цвета. На полке среди немногочисленных специй действительно лежало несколько пакетиков ванилина.

Находчивость и предприимчивость помогали Кэтрин Валери́ оставаться на плаву в трудные времена. Она всегда знала, когда и где будут скидки на продукты и вещи, — благодаря этому они особо не страдали на общем фоне нищеты и разрухи. Кроме того, вся их семья работала на государство.

Двадцать лет назад на их страну Даса́нию35 напала страна с материка Эрлифа — Пру́пия. Война длилась одиннадцать месяцев. Но этого времени хватило, чтобы прупийцы разгромили страну, в которой и так господствовала бедность. Кэсси не помнила за все свои восемнадцать лет жизни, чтобы Дасания процветала, как другие страны. Здесь всегда было мало еды, мало вещей, техники, лекарств. Дасания считалась страной ксенофобов и простых трудяг. Люди практически не имели права голоса. Дасания была самой бедной из всех стран в Ив Рикаре.

После войны, которая широкими шагами прошлась с запада на восток, стало еще хуже. У прупийских солдат был приказ — захватить как можно больше земли и ресурсов, уничтожить как можно больше людей. С этой задачей они справились наполовину, так как сумели дойти только до центральной части страны. Дасанцы стойко защищали родину, не допуская прупийцев на юг и восток. Но причина прекращения войны была в другом.

Элькарон — город, в котором жила Кэсси, — расположен в центральной части страны. И даже спустя двадцать лет после войны он выглядел ужасно. Разваливающиеся здания, разбитый асфальт на дорогах, заросший парк и практически никаких развлечений. Холодильник, телевизор, стиральная машина — предметы роскоши, ими обеспечивались только госслужащие. Компьютеры стояли только в учебных классах и государственных организациях.

Сеть исчезла в первый месяц войны. Власти выпустили запрет на пользование телефонами, их быстро изъяли. И неспроста: прупийские технологии позволяли подключаться к любому телефону, получать сведения и дистанционно подрывать устройства. Все вышки и антенны были уничтожены за неделю.

Дасания погрузилась в информационную тишину. Жители узнавали новости по телевизору, где днями напролет крутили фильмы, поднимающие патриотический дух, а между ними отчеты о достижениях на фронте. И конечно же, радио. Оно звучало всегда и везде.

Год назад по квоте начали устанавливать стационарные телефоны. Их было практически невозможно получить, но мама, используя все свои связи, добилась установки вне очереди. Сотовые телефоны все еще были под запретом из-за того, что не все устройства прупийцев были найдены и обезврежены.

Время от времени в новостях показывали репортажи: то там, то сям какой-нибудь ротозей включал мобильник, и случался взрыв. Люди не хотели той же участи, поэтому смирились с отсутствием мобильных телефонов и интернета.

Кэсси с ванилином вернулась к миске, глянула на часы, висевшие на стене. Почти час дня.

— Хорошо, что у тебя сегодня только две пары с утра. — Мама выложила куриные ножки в жаровню и залила сверху соусом. — Рано закончила, можешь мне помочь с делами. Как раз отнесешь Холджеру обед на работу, а я займусь стиркой.

— Конечно.

Кэсси жила с мамой, отчимом — дядей Холджером — и сводным братом. О своем настоящем отце Кэсси мало знала.

Он умер до ее рождения. Они с мамой так сильно любили друг друга, что нарушили великий закон. Мама говорила, его убили плохие люди. Она до сих пор не знает, где его останки.

Все, что знала Кэсси, — отца звали Эберт Бём. Кэсси ни разу не помыслила назваться этой фамилией. Считала бессмысленным. Его нет в живых. Ее воспитал Холджер Валери, которому она была благодарна. Но в памяти девушка бережно хранила скупые фразы, которые порой бросала Кэтрин.

Кэсси не знала, как выглядел отец, фотографий не сохранилось. Но мама утверждала, что у Кэсси его серые глаза и каштановый цвет волос. Стройная, с густыми локонами ниже плеч, среднего роста с овальным милым личиком, Кэсси не выглядела на свои восемнадцать.

Дядя Холджер трудился на стройке неподалеку от дома. Он был старше Кэтрин на семь лет, добрый, уступчивый человек, всегда обращался с мамой и Кэсси мягко и ласково. «Дядя». Не отец, не отчим. Только дядя Холджер или дядя Хол. И так было с тех пор, как Кэсси научилась говорить. Мама так ей велела, всегда проговаривая, что он не ее отец. Кэсси это устраивало, да и Холджера тоже.

С его сыном, Дэвидом, всегда было сложно: он иногда пропадал непонятно где, а возвращался порой в ссадинах и синяках. В последнее время это происходило реже. Он стал чаще бывать дома. Дэвид был намного жестче отца и любил добавлять «Я сказал!» к месту и нет. Но, несмотря на это, Кэсси любила брата.

Кэтрин сорок три. У нее овальное миловидное лицо с правильными пропорциями и тонкими губами. Она всегда много двигалась, не сидела на одном месте, наверное, это и помогло сохранить хорошую фигуру. Хотя мама всегда сетовала на сидячую работу и часто говорила, что, если бы не это, она бы выглядела еще лучше. Кэтрин работала бухгалтером на ковровой фабрике, и, судя по тому, каким невероятным количеством нужных связей она обросла, она была тем самым пауком в центре паутины. Глаза у Кэтрин светло-карие, с ореховым отливом. В сумерках этот самый ореховый отлив наполнял глаза Кэтрин цветом древесной коры.

Сейчас на ней заштопанные красные штаны на широкой резинке и зеленая футболка с длинными рукавами, засученными до локтей. И поверх всего этого — голубой фартук с нарисованными белыми перышками. Он считался особым — его сшила Кэсси на курсах кройки и шитья. Она записалась на них, как только поступила в местный колледж, поскольку всегда хотела научиться шить одежду, которую невозможно было купить. Городок был маленьким, и этот колледж считался элитным учебным заведением.

Кэсси нравилась красивая одежда. Жить в Дасании — самое настоящее наказание для людей, любящих искусство.

Кэтрин души в фартуке не чаяла, носила, почти не снимая. Всего за два месяца он уже обзавелся невыводимыми пятнами.

— Ну, что у тебя получилось? — поинтересовалась Кэтрин, поворачиваясь к Кэсси. Скользнув взглядом по столешнице возле плиты, где Кэсси устроила пекарский уголок, она оценила хаос и щелкнула языком. — Творческий беспорядок?

Хлопнув в ладоши, Кэсси увидела, как с них посыпалась белая мука. Кэсси еще не научилась распоряжаться пространством, так что ее готовку сопровождал беспорядок.

Мама помыла руки в раковине и, вытирая их о фартук, сказала:

— Ладно, сейчас я тебе помогу. Кстати, Кэсси, забыла тебе новости рассказать! — Мама подошла к ней и умело стала смешивать ингредиенты в общей миске.

— Какие? — Кэсси тоже решила помыть руки.

— В Ив Рикаре у яшуто, ну где живут выселенцы Аттвуды из Шадера, зарегистрировали демоническую активность. Представляешь?!

Кэсси насторожилась. На всей планете Реншу демоны появляются и нападают на людей, с ними сражаются манлио, а маниши зачищают энергетику после них. Только на двух материках, в Ив Рикаре и в Эрлифе, демонов нет и не должно быть. Они в безопасности и не задумываются о том, что где-то каждую минуту в этот мир вылезают демоны и убивают все живое.

В школе Кэсси рассказывали, что Всевышний сотворил людей равными. Но люди разделились на племена, назвавшие себя илувий и яшуто. В принципе, они ничем не отличались друг от друга внешне, но негласно илувий считались более доброжелательными, радушными и вежливыми, а яшуто — жестокими, безрассудными, грубыми. Так это было или нет, никто не выяснял — тем более в Элькароне. Одни считали, что жить стоит по законам духов солнца, а другие — по законам океана. Закон солнца запрещал убивать, он дарил людям энергию жизни через свой свет. Дух океана разрешал брать все, что дает природа, но с уважением и почтением. Это сделало илувий и яшуто врагами.

Со временем люди прекратили воевать, но ненависть никуда не исчезла. Кажется, сама природа и Всевышний сделали так, чтобы яшуто и илувий оставались по разные стороны баррикад, — от их соития не происходило зачатия. У яшуто и илувий разная энергия, разные принципы и мораль. Полная невозможность иметь что-то общее. Всегда.

Но из каждого правила есть исключения.

Например, Кэсси.

Она полукровка. И вынуждена скрывать это.

Полукровки запрещены. Если их обнаруживали, то убивали, а всю семью предавали суду. Потому что нет ничего святого в тех, кто рожден вне закона, против правил самого Всевышнего и духов.

Она знала об этом с детства. С детства ей твердили быть осторожной, не влезать ни в какие передряги, чтобы не пришлось сдавать анализы. Кэтрин крутилась как могла. Когда Кэсси вынуждена была сдавать кровь, чтобы выписали справку для школы или колледжа, Кэтрин передавала в руки врача пробирку вместе с деньгами. Если взять кровь у Кэсси и провести тест с баньяновым маслом, ее кровь будет иметь два оттенка: голубой и оранжевый. А должен быть один. Сердце Кэсси сжималось от жалости, когда она смотрела, как мама отдавала деньги. Жили они совсем не богато. Но Кэтрин гладила ее по голове и приговаривала, что так нужно. Врачи молчали. Всегда молчали. Мама умела находить сообщников, где бы ни жила.

Кэсси знала — мама и отец прошли магический обряд. Что это за обряд, Кэтрин не рассказывала. Только то, что он очень опасный и для него нужен маг или манлио. Эберт Бём был магом. Так мама сказала.

Любовь отца с Кэтрин была крепка. Мама всегда говорила, как они мечтали вдвоем растить Кэсси. Это имя дал ей отец, поглаживая мамин живот. По крайней мере, так она рассказывала.

Кэсси полукровка, рожденная и воспитанная в любви. Она не осуждала маму и отца. Не жаловалась на жизнь. Так уж вышло. Ей нести это бремя.

К тому же полукровки рождались с особыми талантами. Они могли открывать все запечатанные магией замки́. Кэсси бы с радостью узнала о возможностях полукровок как можно больше, но не было таких книг в библиотеках, по телевизору о них говорили только после разоблачения и казни. В поле зрения Кэсси не существовало информации о полукровках, а мама говорила, что она сама мало что в этом смыслит. Все знал отец. Но его больше нет в живых.

Кэсси верила, что таланты полукровок вряд ли ограничивались открыванием замко́в. Порой ее мучили кошмары, в них участвовали совершенно незнакомые ей люди и виделись ужасные события, произошедшие с ними. Она не понимала сути этих снов. А мама говорила, чтобы она смотрела меньше ужастиков. Кэсси их не боялась, они, напротив, смешили ее отвратительной съемкой и глупыми сценариями. Ее пугали собственные кошмары. Там она могла оказаться и жертвой, и нападающим, и наблюдателем со стороны. Ее по-настоящему пугало то, что она видела во снах, а не эти второсортные ужасы, которые крутили по телевизору. Власти Дасании тщательно подбирали фильмы для показа, настолько тщательно, что их было невозможно смотреть.

Кто-то из сокурсников рассказывал, что ему удалось достать фильмы из-за границы. Качественное кино, нереальная графика и захватывающие сюжеты. В этих фильмах можно было встретить истории о манлио и манишах.

Духи солнца и океана одарили своих собратьев — духов Тени и Тьмы — телом, нарекли манлио и велели защищать людей от демонов. Их тела были выносливее, чем у простых людей, скорость бега, быстрота регенерации, невосприимчивость к любым ядам, порчам — манлио являлись прекрасным воплощением силы, которая даровалась избранным. Они не принадлежали миру простых смертных. Медленно старели, долго оставались в силах, но угасали быстро. Они обращались в пепел после проведенной церемонии прощания. А если обряд не получалось провести, тело манлио превращалось в каменное изваяние, будто ожидая, пока его проводят как следует. Их создатели забирали тела и души без остатка.

Ген манлио передавался исключительно по мужской линии. Манлио выделялись тем, что покрывающие их тела цветные рисунки во время использования хону светились по-разному: у яшуто — голубым, а у манлио илувий — оранжевым. Еще до появления людей эти существа скитались по миру в образе Теней и уничтожали демонов, оберегая все живое, включая природных духов.

И были маниши. Они поклонялись ангелу Лури и носили золотые браслеты с прорезью, которая при использовании магии светилась белым. Как только девочки получали сан, стиралось понятие яшуто и илувий — была только маниша, которая обязана помочь любому, кто нуждается. Маниши уже не считались людьми как таковыми, а в соитии с мужчиной любой расы рождались только девочки — с геном маниши или со способностью колдовать. В глазах маниш ничего не отражалось. Простые люди считали эту особенность странной, неестественной, пугающей.

И манлио, и маниши — это образ жизни, служение народу. Их дела священны и скрыты от людей. В возрасте шести лет манлио яшуто отправлялись в школу Со Хэ, манлио илувий — в Яси́н. Маниш забирали сразу после рождения. Из любой точки мира их отвозили в Шам-Рат — обитель жизни.

Манлио и маниш боялись, именовали их посланниками Дьявола либо боготворили за то, что они каждый день защищали мир от демонов.

Кэсси мечтала увидеть манлио и маниш. Но она прекрасно понимала, что в Ив Рикаре это произойдет с нулевой вероятностью.

Манлио на землях илувий управлялись Янтарным Домом, а яшуто — Кленовым Домом. Оба дома повлияли на исход войны между прупийцами и дасанцами. Янтарный Дом обвинил военных в том, что из-за их действий демоническая активность возросла. Никто не захотел нести ответственность за чудовищные последствия, и война затухла.

— Может, сведения ложные? — спросила Кэсси, поглядывая на окно. За легким тюлем виднелось серое небо и слабые проблески солнечных лучей сквозь густые тучи. Ноябрь всегда дождливый и холодный. — Может, яшуто ошиблись?

Элькарон расположен на землях илувий. Здесь до безумия ненавидели яшуто, а манлио яшуто были готовы просто разорвать.

Кэтрин выложила замороженную малину на дно квадратной формы для пирога, залила тестом и аккуратно выложила спиралью твердые красные ягоды сверху.

— Я даже не знаю, милая, надеюсь, что нас это не затронет. Ролу́на36 занимает часть востока Ив Рикара. Это далеко от нас, но не слишком. К тому же там Аттвуды живут. Власти, уверена, быстро все зачистят, чтобы тем жилось комфортнее. А мы и в говне поживем, что уж тут.

Она хохотнула, быстро глянув в окно.

Про правящую династию Аттвудов слышал весь мир. Особенно про их великолепного правителя, который хотел сделать манлио сильнее, связался с каким-то мастером, но многим не понравились способы их работы. Рэймонда Аттвуда посадили в тюрьму, изъяли то, над чем он там трудился. Насчет мастера Кэсси не знала информацию. Так или иначе, во всем Ив Рикаре, даже на землях илувий, любили Рэймонда и ждали, когда он выйдет. Ведь он желает мира всем, а еще его семья много столетий делает шикарнейшие вина и добывает один из лучших жемчугов во всем мире. Сейчас Аттвуды не у дел, Кэсси думала, что у них столько накоплений, что хватит на пять сотен лет полного безделья.

Кэтрин сложила в раковину грязную посуду, поставила пирог на плиту дожидаться своей очереди. Кэсси принялась мыть тарелки.

На кухне пахло ванилином, а еще чистотой, как и во всем доме. Шесть лет назад их семья переехала в Элькарон из Дэ Лаура. Кэтрин сказала тогда, что ее уволили, новых мест в их городке нет, а ей предложили перебраться в Элькарон, город скоро, мол, строиться будет. Как же сейчас это наивно выглядело.

Переезд был неожиданным.

Деньги заканчивались, Холджер тогда не работал, ему везде отказывали. И бывший начальник предложил Кэтрин работу в Элькароне. Деваться было некуда, все смирились с тем, что нужно переезжать. Тем временем долги росли быстрее, чем сугробы той холодной снежной зимой. Маленькая Кэсси особо не вникала в суть всех проблем, но ей пообещали уютную комнату и город, в котором все будет хорошо.

Долгов накопилось столько, что родственники Холджера приезжали к ним, чтобы лично забрать свои деньги, так как на звонки они не отвечали. Со многими испортились отношения, но как только семье Валери удалось вернуть деньги, родственники и знакомые попытались восстановить общение. Но Валери теперь держались отстраненно.

Они собрали пожитки и выставили дом на продажу. Клиент нашелся быстро, но сильно занизил цену. Мама и Холджер согласились. Они раздали долги тем, кто был особенно настойчив. В Элькароне купили дешевую квартиру, нашли работу. Дэвид работал с четырнадцати лет, параллельно окончил школу. Он устроился на оружейный завод и неустанно помогал семье. Кэсси восхищалась и гордилась им.

Благодаря маме скоро их квартира обзавелась мебелью, пусть и подержанной, коврами и техникой.

На кухне стоял небольшой круглый стол, накрытый цветастой клеенкой. Возле стола — деревянные стулья с мягкими поролоновыми подушечками, которые Кэтрин сшила на пару с Кэсси. У стены напротив — кухонный гарнитур, состоящий из нескольких верхних и нижних шкафов, между которыми расположились металлическая мойка и плита с чугунной замасленной решеткой сверху. У входа затесался невысокий холодильник.

— В любом случае, если что, приедут манлио из Конлаока и спасут нас. Бояться нечего.

Смывая с миски мыльную пену, Кэсси вздохнула:

— Дасания и так выглядит плохо, демонов она точно не выдержит.

ГЛАВА 3

МИРНЫЕ, МАГИ, МИРНЫЕ

Кэсси не любила холод.

Она оделась в утепленные синие джинсы и светло-желтого цвета кардиган. Накинула сверху бежевое пальто, белую вязаную шапку с помпоном и шарф ей в пару. На улице было плюс пять, довольно пасмурно, и Кэсси подумала, что зря не взяла зонт. Вся ее одежда выглядела просто и стоила дешево. Из украшений — только гладкие золотые гвоздики в ушах. Но она и этому радовалась.

Мама просила зайти в швейный за отложенным обрезом ткани, и Кэсси надеялась, что не застанет дождь по дороге домой.

— Кто? — раздался мужской голос в динамике, вмонтированном в стену. Она была обшита гипсокартоном, вымоченный низ уже разбух, а зеленая бумага превратилась в жеваную тряпку.

Еще в начале недели здесь не было никаких кнопок: Кэсси просто проходила мимо охраны к строящемуся дому. Эта черная кнопка выбила ее из колеи.

— Кассандра Валери! Пришла к Холджеру Вале

...