Оглавление

Описание книги

История Даласа — это не просто криминальный роман. Это исповедь человека, прошедшего через ад улиц и ставшего частью власти.

Мальчишка из интерната, без семьи и будущего, однажды сделал первый шаг в мир, где кровь — это билет, а сила — единственный закон. Сначала драки и грабежи, потом — лидерство в банде, большие деньги, депутатский мандат. Казалось бы, успех. Но у прошлого длинные руки.

Когда-то он убил человека. У этого человека остались дочери. Спустя годы судьба сводит их вновь — теперь девушки видят в нём покровителя, почти спасителя… и даже жениха. А он скрывает тайну, которая способна разрушить всё.

Это роман о выборе между властью и совестью, о том, может ли убийца заслужить любовь, а деньги — искупить грех. Здесь — атмосфера кровавых улиц девяностых, столкновение кланов, предательства и страсть, ложь и попытки найти прощение.

Финал открыт. Но один вопрос будет звучать у каждого читателя:

можно ли убежать от своего прошлого или оно всегда стоит за спиной, как тень?

Пролог

Кыргызстан. Лихие девяностые.

Страна ещё не оправилась от распада, законы только на бумаге, власть — в руках у тех, у кого есть оружие и наглость. На улицах пахло дешёвым табаком, бензином и страхом.

Рынки гудели, как ульи. Каждую точку «крышевали» свои пацаны. Каждый предприниматель знал: не заплатишь — завтра твою лавку спалят, а тебя найдут в канаве. Люди привыкли к этим правилам, как к холоду зимой.

В этой среде вырос он — Далас.

Имя звучало чуждо, будто из кино про мафию. Но кличка прижилась: резкая, звонкая, как удар по зубам. Его настоящее имя давно забыли даже школьные друзья.

Далас был дерзким с детства. Дрался с учителями, издевался над слабыми, никогда не знал жалости. В его глазах жила хищная холодность — будто он смотрел на людей не как на живых, а как на вещи, которыми можно владеть.

В начале девяностых он быстро нашёл своё место. Сначала мелкий рэкет: сигареты с киосков, деньги с маршрутчиков. Потом — серьёзные дела. «Стрелки» на окраинах города, где решалась судьба целых кварталов.

Никто не называл это бизнесом — это была война, и Далас в ней шёл первым.

Говорили, что у него «рука не дрожит». Мог избить человека до полусмерти только за то, что тот посмотрел не так. А мог и улыбнуться, налить чаю — и в ту же ночь отправить человека в могилу.

Далас знал одно: мир принадлежит сильным. И он был готов взять из этого мира всё.

Глава 1. Хозяин ночи

Город задыхался от темноты.

Не той, что падает с неба вечером, а другой — густой, липкой, которая поселилась в подворотнях, на рынках, в грязных подъездах и в душах людей.

В эту темноту входил он — Далас.

За ним шли пятеро: его «братва». Все молоды, голодны, с ножами за поясом и железными кулаками. Они не знали страха — их страхом был сам Далас.

— Быстрее, — бросил он коротко, и шаги ускорились.

Город спал, но для них ночь была временем работы.

Первой целью стал мелкий лавочник на окраине. Мужик торговал запчастями к «Жигулям» и старым радиоприёмникам. Он жил бедно, но для банды был «должником»: неделю назад они приходили за «данью», а тот осмелился сказать, что у него нет денег.

Сегодня пришли за ответом.

Дверь магазина треснула от удара ботинка. Лавочник подскочил, выронив плоскогубцы.

— Что?.. Кто?.. — начал он.

Далас молча вошёл первым. Его взгляд был тяжелее любого слова.

Он подошёл к лавочнику и тихо сказал:

— Ты что, решил нас обмануть?

— Клянусь, нет! — замотал головой тот. — Продажи нет, товар залежался… Дайте время!

Смех братвы был холодным и коротким.

Один из парней схватил мужика за воротник, другой — перевернул ящик с товаром. Радио посыпались на пол, треснули стеклянные панели.

— Время? — Далас смотрел в упор. — У тебя нет времени. У тебя есть мы.

Он поднял со стола разводной ключ и медленно провёл им по лицу лавочника.

— Последний шанс. Или деньги, или похороны.

У мужика дрожали руки, губы посинели. Он вынес из-под прилавка конверт — там было всего ничего, с трудом наскребённое.

— Это всё… всё, что есть…

Далас даже не посмотрел, сколько там. Взял конверт, кивнул своим:

— Забираем. И запомни, старый пёс: следующий раз — не деньги, а твоя жизнь.

Они вышли, смеясь. Для них это была игра, для лавочника — приговор.

Но Далас не играл.

Он верил, что таков закон: сильные берут, слабые платят.

В его мире не было морали, не было жалости. Только сила и выгода.

И в ту ночь город снова стал его.

Он был хозяином ночи.

На следующий день город проснулся в привычном шуме базара.

Крики торговцев, запах жареных самс, гул покупателей — всё это казалось обычной жизнью. Но любой, кто жил здесь, знал: за шумом и цветом прячется страх. Каждый ряд «держала» своя бригада, и никто не смел работать без «крыши».

Сегодня здесь собирались «стрелку».

Причина — упрямство одной семьи: старик Абдусалам и его двое сыновей отказались платить. Сказали, что не будут кормить бандитов — лучше сами закроют лавку. Слух об их смелости быстро разошёлся, и теперь весь ряд ждал развязки.

Далас пришёл не один — с пятёркой своих людей.

Он шёл по рынку медленно, спокойно, словно хозяин, которому принадлежит каждая тележка, каждая палатка, каждая живая душа здесь. Люди отводили глаза, делали вид, что заняты товаром. Кто-то просто сворачивал прилавок, чтобы не стать свидетелем.

У лавки Абдусалама уже собралась толпа. Старик стоял прямо, руки дрожали, но в глазах была решимость. Его сыновья — молодые, крепкие парни — держали за спиной железные прутья.

— Далас, — сказал старик. — Мы не будем платить. Мы сами зарабатываем, сами кормим семью. Ты уже забрал у нас прошлой зимой половину… Хватит!

Толпа замерла. Даже воробьи перестали щебетать.

Далас усмехнулся. Его лицо оставалось спокойным, но в глазах блеснула сталь.

— Хватит? Ты мне будешь говорить — хватит? — он сделал шаг ближе. — Да я решаю, кто здесь дышит, а кто — нет.

Он кивнул своим. Один из парней толкнул старика в грудь так, что тот упал на ящики с картошкой. Сыновья бросились вперёд, но Далас поднял руку.

— Не трогать, — сказал он тихо. — Пусть народ посмотрит.

Он подошёл к старшему сыну. Взял у него прут из рук, будто игрушку, и резко сломал о колено. Металл заскрежетал, толпа ахнула.

— Вот так, — произнёс он. — Ломаются все.

Младшего сына он ударил ладонью по лицу. Тот упал, кровь брызнула из носа. Старик закричал, но его удержали.

— Запомните, — Далас говорил медленно, чтобы слышали все. — Здесь нет «своих правил». Есть только мои. Кто не платит — платит кровью.

Он бросил сломанный прут к ногам Абдусалама.

— У тебя три дня. Если не принесёшь деньги — я заберу не лавку, а твою дочь.

Толпа вздрогнула.

Кто-то перепугался, кто-то отвернулся.

Все знали: Далас не бросал слов на ветер.

Он развернулся и пошёл прочь, как будто ничего не случилось.

За его спиной стояла тишина — мёртвая, гулкая.

Вечером того же дня его люди пересчитывали деньги, смеясь и споря. Но Далас молчал.

Он смотрел в окно на тёмный город и чувствовал — он действительно хозяин этой ночи.

Весь город дышал его именем, дрожал от его шагов.

И всё же глубоко внутри, в самой тёмной щели его души, на мгновение мелькнула мысль: «А что будет потом?»

Но он её оттолкнул. Потом — не его дело. Его дело — сегодня.

Сегодня он был сильным.

Сегодня он был законом.

Сегодня он был богом.

Братва Даласа

Они шли за ним, как тени.

У каждого — своя кличка, своя привычка, своя манера убивать время и людей.

Кривой — любитель ножей. Его пальцы всегда крутили лезвие, будто игрались со смертью. Говорили, что он однажды вырезал имя девушки на груди должника, просто потому что та не захотела с ним танцевать.

Гога — пьянчужка. Мог завалить любого, но всегда искал повод выпить. Вечером — грозный, утром — с красными глазами и трясущимися руками.

Он был смешон и опасен одновременно.

Молчун — из тех, кто говорил мало, но делал грязную работу быстро. Никто не знал, что у него в голове. Иногда он мог полдня сидеть в углу, не проронив ни слова. Но если Далас кивал — Молчун исчезал и возвращался с синяками на руках и кровью на рубашке.

Шатун — наглый, громкий, всегда первый в драке. Его смех был мерзким и резким, от которого замирали дети. Он любил унижать — мог заставить мужчину петь на коленях или женщину танцевать на улице.

Лис — самый подлый. Всегда прятался за спинами, но умел находить чужие слабости. Он шептал Даласу на ухо, кто кому должен, у кого любовница, кто прячет деньги. Лис не дрался — он точил язык, и этим приносил не меньше пользы, чем ножи Кривого.

Они были разными, но в одном одинаковыми — все признавали власть Даласа.

Он был для них и вождём, и судьёй. Его слово было законом.

Сцена на рынке

Когда Абдусалама и его сыновей сбили с ног, в толпе загудели голоса.

— Отстаньте от них! — шептали женщины. — Люди честные, они сами едва выживают…

— Тише ты, — шипел сосед. — Хочешь, чтобы завтра твой прилавок разнесли?

Мальчишка лет десяти всхлипывал и тянул мать за юбку:

— Апа, а почему они бьют дядю Абдуса? Он что, плохой?

Женщина приложила ладонь к его лицу, закрывая глаза:

— Молчи, сынок… молчи…

Старший сын Абдусалама поднялся и снова бросился к Даласу. Но Кривой ударил его рукоятью ножа в живот, и парень согнулся, кашляя.

— Сиди тихо, щенок, — процедил Кривой. — Пока тебе кишки не выпустили.

Толпа смотрела, как Далас ломает прут об колено.

Гул прошёл по рядам, словно по полю ветер. Все понимали: это не просто демонстрация силы, это предупреждение каждому.

Старик пытался подняться, но Шатун вдавил его обратно в землю ботинком.

— Вот твой базар, дед, — усмехнулся он. — Земля да пыль. Это всё, что тебе принадлежит.

И только Лис, прищурив глаза, обернулся к толпе:

— Кто ещё хочет попробовать? Может, у кого ещё совесть есть? — и засмеялся мерзким смехом.

Никто не ответил.

Все молчали.

Финал главы

Вечером притон наполнился табачным дымом и запахом дешёвой водки.

Гога уже сидел на полу, пьяный, и орал песню. Шатун спорил с Кривым, кто сильнее бьёт кулаком. Лис таскал деньги из общей кучи, думая, что никто не заметит. Молчун молчал — он просто точил нож о камень, скребя, будто когти по стеклу.

Далас сидел отдельно.

Он не пил, не смеялся. В руках у него был стакан, но он так и не поднёс его к губам.

Он смотрел в окно — за которым гудел ночной город.

Смех, драки, крики братвы не касались его.

Он знал, что эти люди — лишь тени. Настоящая сила — это он сам.

В груди было странное чувство. Не радость, не тревога.

Скорее пустота.

Он выиграл день. Он унизил семью, заставил сотни глаз склониться.

Но в голове всё равно звучал вопрос, который он гнал прочь:

— А что будет завтра?

Он отвернулся от окна и впервые за день улыбнулся.

Но улыбка была хищной, как у зверя, который знает: завтра он снова выйдет на охоту.

Он был хозяином этой ночи.

И пока город спал, он решал, кому жить, а кому — умереть.

Глава 2. Кровь на снегу

Зима выдалась злой.

Снег в городе не белый — серый, грязный, перемешанный с глиной и бензином. Ветер резал лица, но никто не жаловался: в девяностые у людей была забота поважнее холода — выжить.

На базаре шептались о новом человеке, который «не прогнулся».

Его звали Муратхан, средних лет бизнесмен, торговал стройматериалами. Не богатей, но крепко стоял на ногах. У него были свои связи, свои люди, и главное — характер. Когда к нему пришёл Шатун требовать деньги, Муратхан выкинул его со словами:

— Пусть твой Далас сам придёт, посмотрим ему в глаза.

Эти слова дошли до Даласа на следующий же день.

Братва ждала его реакции.

— Ну чё, — усмехался Кривой, играя ножом, — зарезать пса?

— Или мы ему склад подпалим? — предлагал Шатун.

— Тсс… — перебил Лис. — У него брат работает в милиции. Сразу шум поднимется. Надо аккуратно.

Далас сидел, молчал.

Он курил, смотрел в пол. В комнате стояла тишина, даже Гога не хрустел