Старик
Сергей склонился над столом, где лежала раскрытая тетрадь. Левый лист бумаги был исписан аккуратным размашистым почерком, а на правом ручка с трудом выводила кривые буквы записки под заголовком «Заявление».
Катя диктовала:
— Просим поменять… Сережа, пиши аккуратнее. Ты ж у нас железный человек.
— Магнето.
— Чего?
— Называй меня Магнето.
— Так. Если ты имеешь в виду того чувака в шлеме из фольги, то он вообще-то управлял любыми металлами на расстоянии. Так что до Магнето тебе как до луны пешком. Пиши давай. Мы уже почти неделю здесь торчим, пора что-то решать.
Сергей нахмурился и грозно покосился на Катю. У нее-то вообще ни с чем взаимодействовать не получалось. Кроме ощущений от еды и выпивки ничему так и не научилась, а еще и над ним насмехается.
Катя продолжила:
— Наверно, поменяй «уважаемые» на «глубокоуважаемые». Или, подожди. Может, ваша светлость? А-а-а-а, как вообще к ним обращаться надо?
Сергей вздохнул:
— Минусы автоматизации, что поделаешь. «Битрикс» и все такое. Была бы старая добрая бюрократия, мы бы там успели выучить все положенные обращения, пока дом выбивали вне очереди.
— Ой, не говори. Ну ладно, оставь «уважаемых». Так-с, просим вас рассмотреть, нет, пересмотреть наше заявление. Когда мы просили старинный дом, имели в виду… Ну, такой как в «Доме с привидениями», или в этом сериале, как его. Стоп, нет, не так. На этот раз надо максимально подробно описать, что именно нам нужно.
Сергей печально вздохнул и зачеркнул последние слова. Катя продолжала:
— Две… нет, три спальни. Из них две гостевых, но чтобы гостей там не было! Санузел раздельный. Тоже три! По одному в каждую спальню. И балкон. На каждом этаже! А этажа два. Нет, тоже три.
— Хм. А что тогда на третьем этаже? Три спальни на одном. Кухня, зал на другом, допустим. А остальное?
Катя задумалась. Спросила:
— Может, кабинет? Библиотека?
— А толку?
Опять замолчали. Катя печально вздохнула, и согласилась:
— Ну хорошо, два этажа.
— Ага.
Сергей дописал и с удовольствием опустил «Паркер» из рук. Хоть ручка и была металлической, удерживать ее, а тем более выводить буквы, было крайне сложно. Ручка покатилась по столу и со звоном упала на пол.
На кровати рядом во сне пошевелился Старик — житель комнаты номер три.
Катя испуганно дернулась, но тут же вспомнила, что их все равно не увидят. Она задумчиво разглядывала деда. Спросила:
— А откуда у этого Старика такая дорогая ручка? Он, мягко говоря, богатым не выглядит.
— Глянь на стену. Может, оттуда.
Призрачное зрение было несовершенным: все время было ощущение, что у тебя как минимум минус две диоптрии. В то же время освещение перестало играть какую-то роль, и в темноте прекрасно была видна стена, увешанная рамками с групповыми фотографиями, дипломами и сертификатами. Катя в сомнениях посмотрела на Старика, ворочающегося под штопанным одеялом, на его изношенные, но чистые вещи, развешанные по-холостяцки на стуле, пробормотала задумчиво:
— Ветеран труда, герой войны. Да ладно, брось. Они в союзе прилично получали, он должен был с такими заслугами как минимум трешку приватизировать в свое время.
— Ну, видимо что-то пошло не так. Жизнь — она штука сложная. Всякое бывает, — Сергей нахмурился и посмотрел на стол. — Ладно с ним, со Стариком. У меня другой вопрос возник, — и многозначительно замолчал, указывая рукой на их письмо.
— Какой? — нетерпеливо спросила Катя.
— Нам как говорили: в критической ситуации вы можете написать письмо, сжечь и развеять по ветру. Да?
— Ой…
Тут и Катя таким же задумчивым взором уставилась на бумагу. Переглянулись.
— Ну, допустим, окно ты откроешь, ручка-то железная. Опять же, оно громко открывается, Старик точно проснется. А поджечь как?
— А если вилками подцепить как-то?
— Спичку? Ты что, так и пожар устроить можно!
После некоторых раздумий Катя вздохнула и направилась к двери. Вылетая, спросила у мужа:
— Интересно, что подумает этот товарищ, когда увидит утром наши каракули?
