автордың кітабын онлайн тегін оқу Викинг: земля предков
Глава первая.
Суд Рагнара
— Ох, сомневаюсь я в этой истории, — пробормотал я, приложившись к ковшу.
Пивко уступало тому, что варила моя прекрасная женушка, но всяко лучше того, что когда-то называлось «Балтикой». Хотя, если по-честному, вкус «того» пива я уже не помнил. Слишком долго я здесь, в Средневековье, чтобы помнить, как оно там — в мире компьютеров, чиновников и телевизионных шоу. В мире, где меня звали Николай Григорьевич Переляк и где был я — уважаемый человек, оружейник и фехтовальщик, достигший своего естественного социального потолка.
Здесь, в Средневековье, я тоже стал уважаемым человеком и успел испробовать многое. От раба до хёвдинга, то есть вождя боевой дружины. Собственно, я и сейчас оставался вождем, вот только дружина у меня была — едва хватит, чтобы заполнить румы моего маленького драккара. Звали меня здесь до недавнего времени Ульфом Черноголовым. Ульфа я придумал сам, а Черноголовым окрестили братья по палубе. Но в прошлом году один из моих хольдов, берсерк и великий воин Хавгрим Палица, «перекрестил» меня в Ульфа Хвити. Белого Волка. Никто не возражал. Я — тоже. Белый Волк — мой давешний зверь-хранитель, или как это там называется. Не важно. Важно, что, когда он приходит, мы танцуем. И танец этот — лучшее, что я испытывал в жизни. Зато для моих врагов он весьма неприятен.
Что еще добавить?
Здесь у меня есть названый сын. Вот он сидит. Виги-Вихорёк. Я встретил его, когда он был совсем мальчишкой, рабом у франкских монахов. Теперь он — викинг. Дренг. И уважаемого рода. Моего то есть, поскольку я его усыновил по всем здешним правилам.
Еще у меня есть названый брат. Тоже берсерк и сын берсерка, а зовут его Свартхёвди Сваресон, по прозвищу Медвежонок. Медвежонок — брат мой по клятве и по праву родства, поскольку сестра его Гудрун — моя законная жена. Сейчас Медвежонок сидит напротив меня, и шею его, вполне годную, чтобы согнуть лом, разминает сисястая девка-рабыня, которую братец только что употребил по прямому назначению. К обоюдному удовольствию. Свартхёвди любит женщин, и они его — тоже. По здешним понятиям Медвежонок — красавчик. Нос картошкой, борода лопатой, лапы в татуировках, из-под белесых бровей поблескивают медвежьи глазки профессионального убийцы. Моему братишке не то что палец в рот не клади. Вообще ничего съедобного в его сторону не протягивай. Отхватит по самые ягодицы. Это о нас мой скальд Тьёдар Певец сочинил сагу о Волке и Медведе, от которой меня уже тошнит. Но людям нравится.
Свартхёвди по обряду — мой младший брат. Он сам так решил, хотя здесь, на острове Сёлунд, он не менее уважаемый человек, чем я. Богатый и славный. Я тоже богатый и славный, а многие считают меня еще и удачливым.
Я не спорю. Ведь моя жена — самая красивая женщина Сёлунда (внешнего сходства с братом, к счастью, ни малейшего), и я ее люблю. Последнее не удивительно. Удивительно то, что она меня любит. Полюбила, как утверждает, с первого взгляда, хотя по местным меркам я — не очень. Среди всех этих высоченных, плечистых синеглазых блондинов я смотрюсь очень посредственно, ибо росту невысокого и масти черной, за что и получил, кстати, первое прозвище. Однако эти недостатки внешности уходят на второй план, когда у меня в руках клинок. Игре с железом я обучался еще в прошлой жизни и достиг немалых успехов, не говоря уже о коллекции престижных кубков и медалей. Но только здесь я достиг настоящего совершенства. Ведь только здесь клинок становится тем, для чего создан, — границей между двумя мирами. Миром жизни и миром смерти.
— В какой истории ты сомневаешься? — ворчит Свартхёвди, красный, распаренный, ленивый. — Ты о чем, брат?
— В той, что Сигурд Змей в Глазу рассказал прошлой весной.
— А что он рассказал? — Свартхёвди хорошо. Он всласть попинал мяч, качественно пропарился, всосал литров пять пива, поимел девку (здесь это супружеской изменой не считается) и теперь способен думать только о простом и приятном.
— Год назад, — напоминаю я. — Помнишь? На пиру у конунга он рассказывал? Как у него драккар пропал…
— Ну-у-у… — бормочет Медвежонок. — Не помню. И что нам до пропавшего драккара Сигурда Рагнарсона?
— Забыл, что ли? Ивар рассказывал. У Сигурда драккар пропал, а жрец в Оденсе ему заявил: мол, боги его забрали.
— А че такого? — бормочет Медвежонок. Татуированная лапа нащупывает ляжку рабыни и щиплет. Больно. Рабыня пищит, но массажа не прекращает. Рабыне, по-здешнему — тир, положено терпеть. Она принадлежит одному из многочисленных родичей Медвежонка, так что Свартхёвди может делать с ней все, что пожелает. Хотя если он ее покалечит или убьет, придется выплатить ущерб. Как за испорченную вещь. Но пока она в полном порядке и востребована. И судя по тому, какие взгляды кидает в ее сторону Вихорёк, одиночество ей в ближайшее время не грозит. Однако пока рабыня занята Медвежонком, Вихорьку ничего не светит. И он это понимает.
— А то, братец, — говорю я, — что на хрена богам драккар Сигурда Рагнарсона?
— Ну-у… — Медвежонок, похоже, собирается задремать. — Драккар небось хорош. У Змееглазого-то. А боги… Кто знает, что им надо? Ты, что ли, знаешь?
— Что надо богам, я не знаю, а вот насчет драккара — догадываюсь! Это Хрёрек, брат! Больше некому.
Здесь я могу говорить свободно. Хозяин и его сын ушли готовить пирушку, а мой названый сынок Виги-Вихорёк попусту болтать не станет. Что же до рабыни, то кто их слушает.
— Думаешь? — Свартхёвди приоткрыл один глаз. — А знаешь, на Хрёрека Сокола это похоже. Если он жив, ясное дело. Хотя… Увести драккар с пристани главного города Сигурда? Нет, не верю, невозможно.
И глаз снова закрылся.
— А я бы проверил.
— А что тут проверять? Вот придут первые корабли из Хедебю, и узнаем.
— Почему из Хедебю? — спросил я.
— А откуда? Там его покровитель Харек, конунг всех данов. Куда ему еще бежать?
— Я не думаю, что Хрёрек пойдет к Хареку Младшему. Один раз Харек уже не смог защитить его от Рагнарсона. Надо быть слепым, чтобы дважды вступить в одно и то же коровье дерьмо. Хрёрек не таков.
— Если ты прав и это Сокол захватил драккар Сигурда, то наш бывший конунг дернул за хвост дракона прямо в его логове, — проворчал Свартхёвди. — Змей в Глазу не успокоится, пока не отомстит. Ты помнишь: он напал на Хрёрека прямо на глазах у данников Харека-конунга. Он напал на того, кто говорил против него на тинге. И новый тинг, как ты знаешь, принял уже сторону Сигурда. И Харек Младший утерся, а это значит: теперь любой Рагнарсон может взять морскую дань с любого из бондов Харека. И никто не посмеет жаловаться. Да и кому?
— Не могу понять, — проговорил я, приложившись к пиву, — почему Харек-конунг позволил все это?
— А что тут непонятного? — удивился Свартхёвди. — Лучше пусть тебя называют конунгом всех данов, чем врагом Рагнара-конунга. Если бы Рагнар Лотброк пожелал… — Медвежонок с хрустом потянулся и встал, — он еще до осени занял бы место Харека.
— Так почему же он этого не сделает? — поинтересовался я.
— А зачем ему? Он не хочет быть конунгом всех данов. Он желает стать конунгом Англии, Нортумбрии, Эссекса… И еще каких-то там земель, не помню. И он станет, поверь моему чутью! — Свартхёвди схватил бадейку с ледяной водой и опрокинул на кудлатую голову. — Э-эх! Что-то я проголодался! Эй, куда? — Он поймал за руку попытавшуюся ускользнуть рабыню и пихнул ее к Вихорьку: — На, сынок, поиграйся.
Ну да, Вихорёк и ему сын. Таковы правила побратимства. И драккаром мы владеем вместе, и дружиной-хирдом командуем тоже на пару. Но я все равно главнее. Потому что старший. Так что решать, куда и зачем мы поплывем, тоже мне. Однако мнением Свартхёвди я пренебрегать не стану, и он это знает.
Вот только искать Хрёрека в Хедебю я не буду. Есть у меня мысль о том, где он может быть. И Медвежонок об этом узнает. В свое время.
* * *
В столицу Рагнара Лотброка Роскилле, расположенную внутри прекрасного фьорда не менее прекрасного острова Сёлунд, мы приехали вчетвером. Я, Медвежонок и Вихорёк, еще с нами увязался мой хирдман и по совместительству скальд Тьёдар Певец. Приехали вроде бы по делу: прикупить рабов. Этак с дюжину.
Сейчас, сказала мама моего побратима Рунгерд, самое время. Содержать зимой не придется, и есть еще месяц, чтобы подкормить трэлей до рабочего состояния. Конечно, стоили рабы весной подороже, чем осенью, когда викинги возвращались с набегов, но по деньгам выходило так на так. Зато если уж раб пережил зиму, значит, и летом не помрет.
Она у нас хозяйственная, Рунгерд. И это хорошо, потому что по совместительству она — мама моего сына Хельгу. Считается, правда, что Хельгу я усыновил… но вообще-то он мой сын и есть. Такая вот у меня личная жизнь насыщенная. Временами. Была.
Покупка трэлей — для меня только повод скататься в Рагнарову столицу. В Роскилле я предполагал заняться сбором информации: поболтаться среди народа, послушать новости, прикинуть планы на лето. А рабами пусть Свартхёвди занимается. Хотя есть у меня подозрение, что и для Медвежонка рабы — только повод. Главное же — выпить-закусить на халяву у многочисленных братьев-дядьев-племянников, которых у него — без числа. Как и у всякого родовитого скандинава, считающего родство до седьмого, а то и десятого колена.
Однако на рынок мы все же пошли. На третий день. Причем все вчетвером. Но вместе мы пробыли недолго. Тьёдар потерялся практически сразу. И я знал, где его искать, если что. В кабаке.
Потом разделились и мы. Медвежонок с Вихорьком двинули туда, где торгуют нашими братьями по разуму, а я решил просто прогуляться по городу. На самом рынке сейчас неинтересно. Единственное, что меня по-настоящему интересует, — это оружие. Однако все стоящее в области вооружений давно распродали. Опытные люди закупаются осенью. Хотя и осенью ничего не покупал. Оружия столько, что сам продавать могу.
Так что рынок я покинул и отправился к пристани. На корабли поглядеть…
…И угодил прямо на судебное заседание. По местным меркам это считалось отличным шоу. Особенно если дойдет до судебных поединков.
Хозяин Сёлунда, Сконе и еще многих датских земель конунг Рагнар Лотброк во всей своей грозной красе восседал на троне в окружении страхолюдной гвардии.
«Этажом ниже» теснились жаждущие правосудия.
Меня пропустили в первые ряды без вопросов. Я считался человеком Ивара Бескостного, хотя и не носил на одежде его знака. Типа союзник. Но уважаемый.
Ага, а суд-то неравный. С одной стороны — какой-то занюханный бонд, с другой — настоящий воин. Хирдман. Кажется, из дружины Уббы Рагнарсона, точно не скажу. И на его стороне — десяток здоровенных мордастых дружбанов. А за бондом — только парочка свидетелей. Таких же занюханных. Уббов боец мне сразу не понравился. Ну не люблю я таких: наглых, кичливых и норовящих опустить тех, кто помельче. Бонда-истца я не знал. Наверное, откуда-то с другой части Сёлунда? Чем, интересно, его так изобидели, что он вызвал на Рагнаров суд Рагнарова же человека?
Узнал. Суд продолжался уже часа два, но то, что было раньше, мне пересказали.
Была, значит, у бонда дочь. И на беду свою приглянулась девушка ответчику, Визбуру Морской Крысе, когда тот заявился в дом бонда. Гость здесь весьма уважаем… Но не настолько, чтобы по первому требованию класть ему в постель хозяйскую дочь, свободную, между прочим, датчанку. В общем, не захотела девушка добровольно отдаться Крысе (и я ее понимаю), и тот повел себя неправильно. То есть грубо наплевал на законы гостеприимства, которые не только хозяина обязуют гостя кормить-защищать, но и от гостя требуют правильного поведения. Обиженный отказом, Визбур Морская Крыса побил бонда и всех его домочадцев, причем кого-то даже до смерти, потом изнасиловал девушку, забрал с собой, то есть увез сюда, в Роскилле. Без всяких обусловленных законом формальностей.
По словам свидетелей, обращался Визбур с ней отвратительно. Как с рабыней, а не свободной. Бил часто и сильно. Так что у девушки даже случился выкидыш.
Умыкнутая девушка на суде тоже присутствовала, причем стояла не с отцом, а на стороне, отведенной ее обидчику-хирдману. Когда-то она, возможно, была красивой, но сейчас выглядела неважно. Похоже, недавно ей крепко досталось.
Сначала я удивился. Не понял, как такое возможно. То есть беспредел воинов в отношении бондов — это нормальная ситуация во всех землях Датской Марки и далеко за ее пределами. Однако не в Сёлунде. Здесь все землевладельцы держатся друг за друга, как я успел убедиться. Да и Рагнар их поддерживает, не дает своим головорезам безобразничать у себя дома. И это правильно. Если учесть, сколько викингов здесь постоянно болтается, они б весь остров на составные части разобрали вместе с населением, а великолепные леса, красу и гордость Сёлунда, основу его кораблестроительной промышленности, сожгли на фиг на дрова.
Все встало на места, когда мне сказали, что мужик не сёлундский, а сконец. С той территории, которую недавно отхапал папа Рагнар и поделил между сыновьями: Бьёрном и Уббой. Сконе — не Сёлунд, так что у бонда никаких шансов на справедливость. Этак он еще и в рабы угодит за «поклеп».
Собственно, к этому и шло. Визбур Крыса даже не оправдывался. Не сомневался, что приговор в его пользу. Да и никто из зрителей тоже не сомневался.
Но мнения все же разделились. Одни считали бонда придурком, другие — тоже придурком, но придурком храбрым.
Рожа у Визбура Крысы лучилась самодовольством. Мерзкая рожа. Кровожадный, обнаглевший от осознания безнаказанности злодей. То есть среди моих собственных хирдманов были с рожами и похуже, но то были свои, а этот — просто сволочь. Меня особенно взбесило, что он избил девушку до выкидыша. Ну, неровно я относился к такому. Наверное, потому, что у моей Гудрун осенью тоже случился выкидыш. Правда, ее никто не бил. Наоборот, она сама убила. И не кого-нибудь, а сконского ярла. Однако потрясение сказалось. Ребенка она потеряла. И убивалась жутко. Правда, сейчас, когда она снова беременна, стало полегче.
А вот этой малышке легче точно не будет.
У меня нет никаких оснований любить сконцев. Никто не принес мне столько горя, сколько они. Но то были воины, а этот…
Наверное, он все же больше храбрец, чем придурок. Похоже, драться собирается! С хирдманом! Совсем с ума сошел? Хотя… Что ему терять?
— Пусть боги рассудят, — вещает Рагнар.
Это значит, убей его, Визбур, и дело с концом.
Окружение Лотброка веселится. Скалится Убба Рагнарсон, кричит своему человеку: мол, сделай из свинопаса свинью!
Не смеется только Ивар Бескостный. На его лице, как обычно, никаких эмоций. Какие эмоции у дракона?
О черт! Нет, я не могу этого допустить! Если не встряну — уважать себя перестану. А если встряну, этот Визбур вполне может меня убить. Боец он лихой, в этом можно не сомневаться. А если я его убью, то на меня может обидеться сам Убба Рагнарсон, а это уже совсем неприятно…
Ну и хрен с ним, с Уббой! Пусть обижается!
— Конунг! — Я шагнул вперед, изобразив легкий поклон.
Меня узнали. Губы Ивара тронула еле заметная усмешка.
— Ульф Хвити! Хочешь что-то сказать? — очень благожелательно поинтересовался Рагнар.
— Хочу!
Визбур глядит на меня и чуток напрягается. Я в его сценарии не предусмотрен. Но напрягается он совсем немного. Пока не вспоминает, кто я такой. А я для таких, как он, — человек Ивара Рагнарсона. То есть свой. Вдобавок всем известно, что я пострадал от сконцев, следовательно никак не могу оказаться на стороне истца. И беспокойство тут же сменяется любопытством: чем же его, Визбура, развлечет этот маленький чернявый парень?
Уж развлеку, не сомневайся!
— Говори! — благожелательно разрешает Рагнар. Он тоже ждет чего-то… интересненького.
Шум стихает. Все хотят услышать, что я сейчас изреку. И я изрекаю. Неожиданное.
— Мой конунг! Этот человек, — кивок на бонда, — кажется мне очень храбрым. А храбрость, как я думаю, по нраву богам!
— Все это знают, — соглашается Рагнар. — Вот пусть он и покажет свою храбрость! Сразится с Визбуром Морской Крысой. И если боги на его стороне, он непременно победит.
Конунг пошутил. И всем весело. Гогочут, аж рев стоит.
— Пусть Тор поразит Крысу Молотом! — орет кто-то.
— Или Один — своим копьем Гунгниром!1
— Или Фрейр2 — своим! Га-га!
— Если ты позволишь, Рагнар-конунг, — говорю я, когда вопли немного стихают, — я бы хотел сам послужить оружием богов.
Сразу становится тише.
— Что он сказал? — переспрашивают у меня за спиной.
Убба всё еще скалится. Он не понял.
А вот Морская Крыса сообразил. Ухмылочка-то с морды сползла. «О то ж!» — как говаривала моя бабушка.
— Хочешь встать за сконца? — удивляется Рагнар. — Зачем тебе?
— Мне понравилась его храбрость, — я выдерживаю взгляд конунга, не сморгнув.
Рагнар ухмыляется еще шире. В конце концов, для того и существует божий суд, чтобы люди могли повеселиться. А славный хольмганг куда лучше, чем выступление мясника.
— Поединок чистый! — провозглашает конунг.
Это устраивает всех. Никто не станет мстить бонду, если я прикончу Визбура. Именно бонду, а не мне, потому что формально сражается он, и все пряники и плюхи — тоже его. Но не о бонде заботится Рагнар, потому что и мой брат Медвежонок не станет мстить Визбуру, если тот прикончит меня.
— До первой крови, — говорит Рагнар. — Если ты, Белый Волк, докажешь правду этого сконца, Визбур вернет девку и заплатит… Заплатит десять марок!
Толпа шумит. Десять марок — огромные деньги за простую девку. Рагнар щедр… Из чужого кармана.
— Если боги окажутся на стороне Визбура, то девка остается за ним, а этот бонд и всё, что у него есть, станет собственностью Визбура.
Вот теперь — нормально. С обеих сторон заклад примерно одинаковый. Рагнар честен. По-своему.
Вижу, как Ивар и Убба ударили по рукам. Даже не сомневаюсь, кто на кого поставил.
Я глянул на сконского бонда. Растерялся мой протеже. Он уже приготовился умереть — и тут появляется шанс. Или это новое издевательство? Он боится. Оценить мою искренность и мои боевые качества он не может. Видит только, что я мельче Визбура раза в полтора.
Зато Визбур оценил ситуацию правильно. Ишь какая у него рожа… хищно-сосредоточенная. Вот то-то! Это тебе не бондов резать.
Нет, Визбур не испуган. Он же викинг. Они вообще ничего и никого не боятся. Только честь потерять. Он просто прикидывает, как меня поэффектнее убить.
Давненько я не стоял в кругу.
Так, что у нас в кармашках?
У моего противника — полный набор. Он-то не на прогулку шел, а на суд.
У меня же — легкая кольчужка, больше для важности, чем для дела. Такая кинжал остановит. Удар по касательной, пожалуй, тоже. Шлем… Ну, шлем мне кто-нибудь позаимствует. И щит. Потому что иначе и Визбуру придется драться без шлема и щита, а ему это точно не понравится.
Еще у меня есть мой Вдоводел. Дивный клинок, равного которому у Визбура точно нет.
— Мечи и щиты! — провозгласил назначенный ярлом «судья на ринге». — Без права замены!
Визбур встряхнулся, вынул из-за пояса топорик и сунул за щит. Топор — это можно. И кинжал. И даже швырковый нож, если кто-то из нас захочет им воспользоваться. Только это вряд ли. Против доспешного, да еще со щитом, это как в бронетранспортер камнями бросаться. А вот копье — нельзя. И большую секиру.
Шлем и щит мне дали. Шлем с открытым лицом, что неплохо. Лучше обзор. Хуже, что шлем великоват, а щит тяжеловат, но — управлюсь. А может, мой Волк придет…
Ну, мечтать не вредно.
Хорошо двигается Визбур. Даже для хирдмана из банды Уббы Рагнарсона — выше среднего.
Я провернул в кисти клинок, покрутил головой, разминая шею, демонстративно игнорируя противника…
Не повелся Визбур, не кинулся диким кабаном. Точно слыхал обо мне, а может, даже и в деле видел. Дистанцию сокращает очень аккуратно. Мастер. Ну да где наша не пропадала! Я и не таких бугаев заваливал. Вот хоть того же Торсона вспомнить…
«Никакой “до первой крови”, — думал я, глядя на торчащий из-под низкого наглазника пук бороды с черной дыркой рта. — Насмерть убью скотину».
И тут «скотина» атаковала. Прыжок щитом вперед, в закрытом положении — в мой щит. Учитывая разницу в весе, мог бы и снести. Но я успел уйти назад. К сожалению, только назад. Логичней было бы влево, чтобы контратаковать, но я почувствовал: в сторону — нежелательно. Слишком уж напрашивалось…
И точно. Визбур этого и ждал. Выпрыгнул с рубящим сверху, щитом перехватывая мой встречный. И тут я его подцепил. Ногой. Удачно. Крысу аж развернуло.
Но все же пришел он на ноги. Хорошо пришел. Успел щитом прикрыться сверху и сбил мой Вдоводел краем. Но контратаковать не смог — позиция неудобная.
Так что атаковал я. Махнул под ноги (финт), бросил меч вверх, одновременно переводя рубящий в колющий…
Опять успел Крысюк. Сбил сильной частью клинка и сразу долбанул щитом в щит, отбросив меня шага на три. И тут же повторил, пытаясь дотянуться до моего лица из верхней позиции. А вот хрен тебе, золотая рыбка! Шлем у меня открытый, и морду под железо я не подставлю.
И не подставил.
Подставился Визбур. Вскрылся на щелочку. Я мог бы его достать, царапнуть колено и получить законный выигрыш. Меня это не устраивало…
К счастью, не устраивало.
Иначе словил бы меня Крыса.
А так только хрюкнул разочарованно, когда меч впустую проткнул воздух.
Похоже, недооценил я Визбура. Вон как сыграл клинком! Совсем не в размашистой манере викингов…
Промахнулся Крысюк, но не растерялся. И инициативу удержал. Сразу — бабах! Всей силой, по-простецки — по щиту.
Ответить я не смог, потому что шатнуло.
И Визбур окончательно взял инициативу.
Ноги топчут землю, пыль щекочет ноздри, от Морской Крысы несет… крысой.
Я проигрываю. Теряю время и силы. С викингами нельзя долго. Они выносливые, суки. Выносливей меня…
Понравилось гаду! Лупит по щиту, как ударник по барабану. Только треск идет. Я пока что успеваю сбрасывать, переводить в скользящие, так что основе щита не вредит. Вокруг рев стоит. В основном своего подбадривают. Крысу то есть. И иногда и мое имя в общем оре проскакивает. Я здесь тоже не чужой. И на франков с Рагнаром ходил, и на англов с Иваром, и с тем же Уббой.
А Крыса, похоже, увлекся. А вот это он зря. Есть у меня одна домашняя заготовочка. Как раз под хольмганг с такими вот щитосеками.
Так что я отбивался и выжидал оказии. Прием у меня отработан. Тут главное, чтобы человек увлекся, силу почувствовал. Чтоб казалось: вот-вот — и развалится у врага щит. Сколько раз он уже приложил? Десять? Двенадцать?
Я был терпелив. С таким, как Визбур, ошибиться нельзя. Одна попытка. Первая и последняя. Так что ушел в глухую защиту, я старательно делал вид, что жду, когда противник устанет. Крыса же знал: до усталости ему еще часа полтора при такой нагрузке. И потому не снижал напора. Азартно лупил. Чуял, сволочь, близкую победу. Думал: вот я ошибусь — и хана моему щиту. А без щита он меня точно угондошит. Радовался Визбур. Втягивал пыльный воздух волосатыми ноздрями и уже чуял, как вскроет мою легонькую кольчужку.
Пора! Легкий доворот плеча, и клинок Визбура приходит на ребро моего щита. И, конечно, прорубает его до самого умбона…
И — вот оно! Я выпускаю щит. Нет, меч Крысы не застрял, просто его немного защемило. И падающий щит, естественно, увлек за собой меч. Совсем немного, сантиметров на двадцать. И руку, которая держала меч, — тоже. А упали они уже вместе: щит, меч и рука, которая его держала. Отрубленная почти по локоть.
Вот за это я так люблю Вдоводел. При всей своей легкости рубит он — просто загляденье.
Я ухмыльнулся. Сделано отменно. Не убил, да. Но воином Визбуру больше не быть. Пусть в бонды переквалифицируется.
— Закончено! — заорал «полевой судья».
— Все, Визбур, ты теперь тоже бонд, — с усмешкой сообщил я проигравшему, который, не веря, глядел на обрубок, из которого хлестала кровь.
Я повернулся к Рагнару…
И увидел, как вдруг изменилось его лицо, и прыгнул вперед. С разворотом.
Очень вовремя прыгнул. С Визбуровым топором разминулся на какие-то сантиметры.
А ты нехороший человек, Визбур! Впрочем, что ожидать от Крысы?
Моя рука с мечом — у бедра. От бедра я и ударил. Результат предсказуемый. Это как моей Гудрун мясо для обеда рубить. Хлестнул по восходящей — и шагнул в сторону, чтобы кровью не замараться, когда Крыса пролетел мимо меня. Уже без топорика пролетел. И без левой кисти. Всё, дружок! Нечем тебе теперь беременных девушек лупить. Да ты теперь штаны самостоятельно спустить не сможешь.
Визбур и не собирался. Когда ему бросились на помощь, мотнул головой, подбежал, уже шатаясь (кровь-то хлестала) к упавшему мечу, прижался к нему обрубками, да так и повалился наземь.
Что ж, может, ему и засчитают прогиб. Прирастят руки и усадят за большой стол в Асгарде. Там таких кровожадных много.
— Зачем ты убил хорошего воина? — сразу предъявил мне Убба. — Я его хольдом думал поставить.
— Поединок чистый! — немедленно напомнил я.
— Чистый, чистый, — поддержал меня Ивар. — Брат просто огорчен, его можно понять.
Доволен Ивар. Интересно, сколько он выиграл? Братья друг за друга — железно. Но соперничеству не мешает. Это у северян в крови. Я, человек Ивара, оказался сильнее человека Уббы. Вот главное. А какие-то там бонды… Это так, свиньи под ногами. Свиней разводят и едят, вот и всё их предназначение.
Однако приподнялся и мой подзащитный. Десять марок получил. Правда, с оружием и доспехами убитого его прокатили. Сражался бы я сам за себя, получил бы всё сполна.
Беседуя с Рагнарсонами, я краем глаза наблюдал за сконцем. А хороший мужик. Дочери обрадовался куда больше, чем деньгам. А деньги-то — охрененные по его масштабам. Это как российскому бюджетнику сто тысяч долларов выиграть.
— Вечером — у меня на пиру, — скомандовал Ивар. — Бери, кого хочешь, но скальда своего приведи обязательно. Хватит ему около моего братца тереться! — Кивок в сторону Уббы.
— Ну так я — щедрее! — ухмыльнулся младший Рагнарсон. — А тебя, Ульф Хвити, предупреждаю: еще кого из моих людей убьешь, я тебя у Бескостного заберу. Будешь за убитых на моем руме отрабатывать. Так и знай!
— Мечтай! — Ивар хлопнул брата по загривку и пошел прочь в окружении личной свиты.
Я покосился на папу Рагнара. Лотброк глядел на сыновей, как кошка на играющих котят. Детишки!
Поймал мой взгляд, кивнул и отвернулся.
Что ж, суд продолжается. Не будем мешать.
Когда я выбрался из толпы, бонд с дочкой уже ждали. Сконец сразу протянул мне кошель:
— Это не мое, господин. Твое.
Хороший мужик. Худой, но крепкий. Глаза честные.
— Подожди, — мне пришла в голову интересная мысль. — Зовут как?
— Иси, господин.
— У тебя, Иси, на Сконсе своя земля или арендуешь?
— Арендую, господин.
— Семья большая?
— Я да она, — кивок на дочь, — больше никого. Спасибо тебе, господин!..
— Пожалуйста. У меня к тебе предложение, Иси. Оставайся у меня. Землю я тебе выделю. Тоже в аренду, но много не возьму. Голодать не будешь. И на обзаведение этого точно хватит, — я кивнул на кошель. — Согласен?
— К тебе, господин, хоть трэлем пойду, только дочку не отнимай! — Сконец собрался бухнуться мне в ноги, но я не дал.
— Свободным! — отрезал я. — Работой отблагодаришь. У меня в поместье лекарь есть, христианин. Дочь твою посмотрит, подлечит, если надо. Послезавтра жду тебя на этом самом месте. И на-ка вот, держи! — Я сунул ему кусок кожи с оттиском головы волка. — Кто спросит или обидеть захочет, скажешь: я — человек Ульфа Хвити. Этого достаточно. Меня тут знают.
Свартхёвди я нашел в кабаке. Рядом с ним — мертвецки пьяный Тьёдар Певец и совершенно трезвый Вихорёк.
Интересная судьба у моего приемного сына. Сам он из славян, но я подобрал его во Франции, где он был монастырским рабом. Мальчишка здорово нам помог, и взять с собой — это меньшее, что я мог для него сделать. Сейчас парню пятнадцать, и он уже настоящий воин. Против такого, как Морская Крыса, он, конечно, не устоял бы, но соревноваться с ним в меткости стрельбы я бы не рискнул. По-здешнему Вихорька зовут Виги. Что, собственно, и означает «воин».
— О тебе говорят, — проворчал Медвежонок. — Кое-кто в хирде Уббы Рагнарсона тобой недоволен. Ты убил их родича.
— Поединок был чистый, — ответил я. — И он был бы жив, если бы не напал на меня сзади после окончания поединка.
— Все равно многим это не понравилось, — буркнул Медвежонок. — Эй, девка! Еще кувшин и кружку моему брату!
Пиво появилось вмиг. Свартхёвди цапнул девку за ягодицу. Девка пискнула. Восторженно. Как фанатка, которую кумир по щечке потрепал.
— Дерьмовое пиво, — сообщил Медвежонок, рыгнув. — Но лучшего тут нет.
— Это тебя дома разбаловали, — я налил себе пива, отхлебнул… и согласился с побратимом.
— Ивар зовет нас на пир сегодня вечером, — сообщил я. — Этого — тоже, — кивок на застывшего в позе «мордой в салат» Тьёдара Певца.
— Возьмем, — кивнул Медвежонок. — До вечера он очухается. Скажи мне, брат, зачем ты вступился за того никудышного сконца?
Поскольку мои истинные мотивы Свартхёвди точно не заценил бы, я ответил в стиле правильного дана:
— Мне нужны люди.
— Ха! — Медвежонок грохнул кружкой по столу так, что на него оглянулись. — Хочешь посадить на рум сконского бонда? Он настолько хорош?
— Он храбр, раз приперся на суд Рагнара судиться с хирдманом его сына, но я собираюсь посадить его не к веслу, а на землю. У меня есть пашня, которую надо возделывать, но того, кто это делал, убили сконцы. Вот пусть другой сконец на меня и поработает.
Свартхёвди задумался…
— Полагаешь, этот бонд стоит того, чтобы ссориться с парнями Уббы?
— Главное, чтобы с самим Уббой не поссориться, — заметил я. — А с его хирдманами мы с тобой уж как-нибудь разберемся, берсерк! Скучно жить, когда у тебя нет врагов!
— Это точно, — согласился побратим. — Мы убьем всех!
На этом и порешили.
— Я купил рабов, — сообщил Свартхёвди. — Шесть голов. Восемь марок, дешевле не получилось бы.
Уж в этом я не сомневался. Торгуется Медвежонок, как… Примерно как его матушка. Только та упирает на то, что не стоит сердить колдунью, а Медвежонок светит татушками воина Одина и время от времени порыкивает по-медвежьи. На купцов действует.
— Еще две девки из Гардарики. Обе порченые. Ту, что получше, я попробовал. Скучная. Как корову попользовал.
— Корову? — очнулся Тьёдар. — Свартхёвди, ты попользовал корову?
— Нет! — рявкнул Медвежонок. — И если ты что-то такое вякнешь…
— Пон-нял. Никому не скажу! Ни слова! Тс-с-с! — И снова вырубился.
— Думаешь, он запомнил? — с беспокойством произнес Свартхёвди.
— Я прослежу, чтобы он помалкивал, — пообещал я с улыбкой.
Вихорёк хихикнул… И тут же изобразил невинность под испепеляющим взглядом грозного родича.
— Так вот, — продолжал Медвежонок. — Две тир, снулые, но крепкие, и шестеро трэлей. Откуда — не знаю, по-нашему почти не говорят, но годные. Один, правда, строптивый: вся спина исполосована, но за это мне продавец скидку дал. И на круг — тоже скидку, — Медвежонок гордо посмотрел на меня, ожидая похвалы.
Я похвалил. Покосился на Вихорька. Тот явно желал что-то сказать, но вмешиваться в разговор старших не положено.
— Говори! — разрешил я.
— Этот строптивый — жрец Хорса, — сказал Вихорёк.
— Что, тоже из Гардарики? — заинтересовался Медвежонок.
— Нет. Он — из древлян. Но языка того же. А били за то, что работать не хочет. Говорит, ему не положено.
— Хорс — это кто? — спросил я.
— Это солнце, отец, ты не знал?
— А зачем? — уклонился я от ответа.
— Солнце — это хорошо, — одобрил Свартхёвди. — Будет артачиться — никогда своего бога не увидит.
— Это как?
Свартхёвди с усмешкой показал, как выдавливают глаза.
— И зачем мне слепой раб? — возмутился я.
— Тебе не нужен, а мне пригодится. Будет жернов мельничный крутить.
— То есть водяной привод, который я тебе сделал, не устраивает?
— А зимой как? — возразил Свартхёвди. — Зимой ручей замерзнет.
Мне надоело препираться. В конце концов, это теперь мой трэль. Сам разберусь.
— В мяч поиграем? — предложил я, прикинув, что до вечера еще долго.
— Охотно! — Медвежонок вскочил, уронил на стол пару серебрушек. — Виги, этого не забудь, — кивок на спящего скальда.
— Медвежонок, — сказал я, когда мы вышли на свежий воздух. — Нам нужны еще две пары рук, знакомых с мечом и веслом. Займешься?
— Зачем это?
— Затем что маловато нас для Змея.
— В вик собрался? — оживился Свартхёвди.
— Не я, а мы, — поправил я побратима. — И не в вик, а в путешествие. Весна. Что дома сидеть?
— И куда? — спросил Медвежонок. — Куда ты хочешь?
— В Гардарику.
— Ну, я же сказал: в вик! — обрадовался побратим. — Это ты о тех девках подумал, да?
— И это — тоже, — настоящую причину я ему пока что называть не хотел. — Не против?
— Я готов, брат! Может, еще кого взять? Маловато нас для хорошего… путешествия! — Свартхёвди хохотнул.
— Нет. Пару бойцов найди, и довольно. Пока так сплаваем. Приглядимся.
— Меха там хороши! — мечтательно проговорил Медвежонок. — И добыть нетрудно, если знать, где хранят. Даже малым числом.
Викинг и разбойник — это синонимы.
Но я снова не стал возражать. Если я прав, всё устроится само. Если нет, то… Будем действовать по обстоятельствам.
Фрейр — бог плодородия. Как и положено богу этого профиля, отличался размерами соответствующего органа.
Гунгнир — копье главного бога скандинавского пантеона Одина.
— Или Один — своим копьем Гунгниром!1
— Или Фрейр2 — своим! Га-га!
Глава вторая.
Ульф уходит в вик
Жрец Хорса — это меня заинтересовало. Потому что вспомнилось святилище, в которое меня таскали на заклание в начале здешней карьеры и где тамошний главный жрец меня забраковал. Что не может не радовать. Богатое было место. Я бы туда наведался при случае.
Но выкроить время для беседы удалось, только когда мы вернулись домой.
Я вспомнил о жреце, когда увидел его за работой. Служитель культа убирал свинячье дерьмо. Надо полагать, проведенная Медвежонком профилактика возымела действие. Лишиться глаз служителю языческого культа не захотелось, и забастовку он прекратил.
Братец запугал раба основательно. Когда я его окликнул, трэль бухнулся на колени и так, на коленях, ко мне и подполз. Прямо по отходам свинской жизнедеятельности.
Я велел ему встать (по-словенски) и попытался выяснить географическую привязку капища, где он обитал.
Не получилось. И мужик был слишком перепуган, и я разбирался в географии Древней Руси плоховато. Вскоре допрос пришлось прервать: приехал Свартхёвди.
И не просто так, а с пополнением.
Два волосатых парня, прикинутых как воины умеренной крутости. Защита — куртки с нашивками, меч только у одного, и, судя по ножнам, не из элитных. Однако лбы здоровые. Каждый на полголовы выше меня. Один — рыжий, другой — обычной расцветки, то есть, если вымыть, будет блондином.
— Это Скегги Красный, — представил Медвежонок рыжего. — А это — Скегги Желтый. Они — братья. Меж собой, и наши тоже.
Братья вежливо поздоровались. С трудом. Голосовой аппарат у них не того типа, чтобы вежливости изрекать.
— Что можете? — спросил я.
Оба покосились на Медвежонка.
— Годные дренги, — сказал тот.
Дренги, значит. И давно они дренги?
— В вики ходили?
Сдвоенный кивок.
— С кем?
— С Гуттормом Беззубым.
Ничего не говорит, ну да я и не спец. Важно другое: есть у Свартхёвди такая тема: родичей в хирд пропихивать. А их потом грохнут в первом же бою из-за отсутствия спецподготовки, и кого прикажете на румы сажать?
— Куда ходили?
— К ругам, — сказал Красный.
— И к вендам, — добавил Желтый.
— У вендов нас побили, — уточнил Красный. — Полгода назад выкупились.
Да, послужной список не блестящий. Но люди мне нужны, не говоря уже о том, что у меня самого репутация — не ахти. Был свой хирд да весь вышел.
— К бою! — рявкнул я.
Переглянулись. Стоят.
— Медвежонок, у них как со слухом? — поинтересовался я.
— Хёвдинг хочет проверить, что вы можете, — донес до братьев мысль Свартхёвди. — Покажите ему!
— Чего?
Ладно. Интеллект рядового бойца в деле — не главное.
— Достали свое железо и начали меня убивать! — велел я.
— А зачем?
— Виги! — рявкнул я. — Тови! Сюда!
Оба названных охотно прекратили таскать груз для похода и кинулись ко мне.
Тови Тюлень — из новобранцев. Молодой, но шустрый. И тоже наш, блин, родич. Ну этого хоть догнать удалось до приличного уровня.
— Убейте меня!
Этим повторять не пришлось. Клинки наголо, грамотный заход с двух сторон — и понеслась.
Я дал им порезвиться с полминуты, потом захватил клинок Тови и лишил его оружия. С Вихорьком пришлось повозиться: ловкий и легкий, умница. Не без труда поймал его на атаке и обозначил в грудь. Аккуратно, потому что парень без доспехов.
Братья наблюдали. С интересом. И еще зрители собрались, в том числе жена моя любимая Гудрун с уже намечающимся животиком и наложница Бетти — тоже с животиком, но побольше.
Бетти я взял в наложницы по настоянию Гудрун, когда моя любимая решила, что у нее больше не будет детей. Ошиблась, к счастью. Ну, не выгонять же теперь Бетти? Тем более что англичанка — хорошая девочка. Храбрость проявила: целого викинга зарубила топором. И жену мою спасла. Вообще у Гудрун с ней какие-то особые отношения: примерно как у старшей сестры с младшей, хотя англичанка еще недавно была рабыней, а Гудрун — благородная датчанка.
— Поняли? — спросил я братьев.
— Ага.
— Так что вы стоите?
Заухмылялись. Дошло. Скинули со спин щиты, тоже разошлись, но недалеко. Явно приучены друг друга прикрывать.
— Зацепите меня — плавленый эйрир3 каждому! — внес я в процесс серьезную материальную заинтересованность.
Оживились. Напали. Техника боя: «сила есть — ума не надо».
Что мне понравилось: друг друга действительно прикрывали. А так, конечно, подготовка слабенькая. Я шлепнул одного плашмя по ляжке, а второму, тоже плашмя, — по подбородку. Чувствительно. Даже кровь пошла, но я был ни при чем. Боец губу прикусил.
Остановились. Желтый потрогал бороду, посмотрел на красное на пальцах, потом на меня… Но возмущаться не стал.
— Медвежонок, — ласково поинтересовался я, — ты для чего их мне привел? Землю пахать? Так у меня теперь есть кому.
— Ты возьми их, брат, — почти жалобно попросил Свартхёвди. — Я их подучу. Они не такие дурни, как кажутся, увидишь!
— Ладно, — согласился я. — Ты отвечаешь. И… — сделал паузу. Глянул сурово на «цветных» братьев: — Без доли! Докажете в бою, что достойны, тогда поглядим.
— Как это — без доли? — возмутился было Желтый. — Мы ж хирдманами были!
— Тот, у кого вы были хирдманами, больше хирды не водит! — отрезал я. — Не нравится — не держу.
Братья поглядели на Свартхёвди. Медвежонок пожал плечами. «Я и так сделал все что мог, — говорило его лицо. — Кто ж виноват, что вы такие олухи?»
— Да или нет?
— Мы согласны, — синхронно пробормотали «цветные» Скегги.
— Тогда оружие — вон туда, а сами — в распоряжение вон того трэля! — я кивнул на деловитого Хавчика.
— Как это — трэля? — возмутился Желтый, но Красный, прочитав по моему лицу, что еще слово — и вышибут, дернул брата за рукав, и тот заткнулся.
К вечеру мы загрузили драккар. Да, засиделись мы на Сёлунде. Всё прошлое лето, считай, никуда не ходили, разве что пару раз на континент — с германцами поторговать, но это близко. Зато ходили семейно. Я с Гудрун, Свартхёвди — с молодой женой, Скиди — аналогично. В общем, буржуйствовали.
Осенью прикупили еще сёлундской землицы. И мы, и хирдманы мои, Гуннар со Стюрмиром. Парни и наложницами обзавелись. Я был только рад. Они нам с Медвежонком хоть и не родичи, но, считай, братья по палубе.
Вообще нам нужен был этот год. И раны подлечить, и вообще отдохнуть, а то что ни лето, то поход, из которого сам не знаешь, вернешься или нет.
Я бы считал себя полностью счастливым, если бы не грызла мысль о Хрёреке.
Благодаря Хрёреку Соколу я стал тем, кем стал. Это долг, который невозможно возвратить полностью, но хотя бы отчасти… Вдруг он жив и ему нужна моя помощь?
Год прошел неплохо, но мы соскучились по Лебединой Дороге. Настроение было… предвкушающее. Такое, что всё равно, куда идти.
Груза на продажу взяли без фанатизма. Немного тканей, немного трофейной посуды, еще кое-что — по мелочи. Часть Свартхёвди рассчитывал продать по дороге, в той же Упсале хотя бы. Да и драккар — не кнорр. Много не возьмешь. Обратно братец планировал привезти меха и воск. И то и другое можно было неплохо продать германцам.
Я ничего не планировал. Всё зависело от того, чем встретит меня Альдейгья. Она же — Старая Ладога.
В поход нас отправлялась чертова дюжина.
Мы с Медвежонком.
Стюрмир, мой старый друг еще с тех времен, когда мы ходили на «Красном Соколе» Хрёрека.
Мой бывший ученик, а ныне — сосед и опытный хускарл Скид.
Тьёдар Певец, скальд и боец, которого мы нашли в Норвегии. Ну как нашли… Он едва не прирезал моего братца. Однако Медвежонок оказался круче, взял Тьёдара в плен, и тот откупился знаменитой в узких кругах сагой о Волке и Медведе, которую я возненавидел уже после двадцатого повторения.
Еще Хавгрим Палица, тоже «обученный» берсерк, как и Медвежонок, и так же, как и он, в состоянии боевого безумия стоивший десятерых.
Гуннар Гагара, последний из моих норегов. Надежный и опасный, как франкский меч.
Из младших — Вихорёк, Хавур Младший, сын Хаки и Тови Тюлень.
Два «цветных» братца.
Еще я взял с собой и отца Бернара. Драться он не будет, но грести может не хуже любого из нас. И куда важнее, что он — лекарь.
Тринадцать человек. Этой команды не хватало даже на то, чтобы заполнить все румы нашего «Северного Змея», но набирать слишком много новых бойцов я не стал. Учитывая наличие двух берсерков, да и меня в придачу, мы и такой командой представляли грозную силу. Тем более найти хороших и свободных воинов на Сёлунде — еще та задача. Здесь они нарасхват, и любой мастер меча и щита безусловно предпочтет пойти в дружину конунга или кого-нибудь из его сыновей, а не под команду такого сомнительного хёвдинга, как я.
Беспокоило отсутствие кормчего. Правда, Свартхёвди утверждал, что сам справится. Мол, в Альдейгью он ходил раз десять, да и выше по Мутной4 поднимался. И солнечный камень у него есть5. Достался в наследство от нашего прежнего кормчего Уве Толстого, убитого сконцами. Мол, не парься, братик, доставлю в лучшем виде. Опять-таки положенные постороннему кормчему три доли уделять не надо. Экономия!
Проводы устроили в доме Медвежонка. То есть фактически это был дом моей тещи (и матери моего сына Хельги, только тс-с-с!) Рунгерд, но формально владел им Свартхёвди.
Рунгерд была прекрасна. Красивее — только моя Гудрун. Впрочем, и жена Медвежонка Фрейдис тоже не подкачала. Особенно по скандинавским меркам. Папа у Фрейдис — главный норвежский конунг Хальфдан Черный. Медвежонку пришлось здорово упереться, чтобы получить ее в жены. Но любовь не знает преград. Особенно любовь берсерка. Так что теперь на руках Фрейдис — здоровенький лысенький сынишка, а на губах — самодовольная улыбка.
Плодится и размножается наша сёлундская семейка.
Просторный дом Рунгерд еле вместил всех чад и домочадцев вместе с их ближайшими родственниками, которых перечислять — горло пересохнет. Многих из них, например Гримара Короткую Шею или Свана Черного, я охотно взял бы с собой, да только им это неинтересно. Первый — хёвдинг Ивара, второй — хольд еще одного Рагнарсона, Бьёрна Железнобокого.
Я особо не напивался. Чтобы прощальная ночь с моей любимой девочкой запомнилась нам обоим.
И она запомнилась, несмотря на то, что приходилось быть очень аккуратными.
— Твой сын растет, — сообщила Гудрун, погладив себя по выпуклому животику. — Возвращайся скорее!
Она не говорила мне: береги себя. Не сомневалась в моей удаче. Я, пожалуй, тоже. И плыл я не воевать. У меня более обширные цели.
3 Эйрир — одна восьмая часть марки, которая в описываемое время составляла где-то 220–230 г. То есть эйрир — это около тридцати граммов. Плавленый отличался от бледного качеством серебра. И стоил раза в два больше.
4 Мутная — это река Волхов.
5 Кристалл исландского шпата. За счет особой оптической структуры позволяет определить местонахождение солнца даже в пасмурном небе.
Эйрир — одна восьмая часть марки, которая в описываемое время составляла где-то 220–230 г. То есть эйрир — это около тридцати граммов. Плавленый отличался от бледного качеством серебра. И стоил раза в два больше.
Мутная — это река Волхов.
Кристалл исландского шпата. За счет особой оптической структуры позволяет определить местонахождение солнца даже в пасмурном небе.
— Зацепите меня — плавленый эйрир3 каждому! — внес я в процесс серьезную материальную заинтересованность.
Беспокоило отсутствие кормчего. Правда, Свартхёвди утверждал, что сам справится. Мол, в Альдейгью он ходил раз десять, да и выше по Мутной4 поднимался. И солнечный камень у него есть5. Достался в наследство от нашего прежнего кормчего Уве Толстого, убитого сконцами. Мол, не парься, братик, доставлю в лучшем виде. Опять-таки положенные постороннему кормчему три доли уделять не надо. Экономия!
Беспокоило отсутствие кормчего. Правда, Свартхёвди утверждал, что сам справится. Мол, в Альдейгью он ходил раз десять, да и выше по Мутной4 поднимался. И солнечный камень у него есть5. Достался в наследство от нашего прежнего кормчего Уве Толстого, убитого сконцами. Мол, не парься, братик, доставлю в лучшем виде. Опять-таки положенные постороннему кормчему три доли уделять не надо. Экономия!
Глава третья.
Заварушка у родных берегов
Да, я плыл не воевать. Но есть такой старенький анекдот: идет по лесу добрый молодец, а навстречу ему — баба-яга. С «калашниковым». «Да ты, милок, никак изнасиловать меня хочешь?» — говорит добру молодцу Баба-яга. «Что ты, бабушка! Даже и не думал!» — восклицает молодец. «А придется!» — сообщает бабушка, передергивая затвор.
Но это случилось позже. Сначала мы совершенно мирно шли вдоль берегов Дании. Без спешки. Время от времени останавливались, чтобы посетить родичей, которые нас кормили и снабжали на дорогу. Мы отдаривались.
Зашли и в Хедебю. К родне Хрёрека на этот раз я не сунулся. Попросил Скиди осторожно расспросить: не встречал ли кто Ульфхама Треску? Я знал, что главный «телохранитель» Хрёрека лечился у здешнего бонда. Может, и в столице был?
Безрезультатно.
Ко двору конунга всех данов меня не пригласили. По словам моего знакомца ярла Халлбьёрна, отношения между Рагнаром и Хареком не складывались. Я же, по мнению здешнего общества, считался человеком Ивара Рагнарсона.
Надолго в Хебедю не задержались. Двинули дальше, вдоль побережья Швеции (тоже без эксцессов), а потом напрямик через море — в Финский залив.
Но это только теоретически — напрямик. По факту Медвежонок промахнулся этак километров на сто к западу, так что вышли мы не к Финскому заливу, как планировалось, а к побережью эстов.
Вот тут мирная жизнь закончилась, и нам пришлось удирать во все лопатки, когда два местных корабля, переполненных желающими пообщаться, пустились за нами в погоню.
«Северный Змей» оказался проворнее. Вообще он ходкий, мой кораблик. Вернее, наш с Медвежонком. Догнать нас непросто. Особенно если ветер попутный.
Места для ночлега теперь выбирали очень внимательно. Эсты — ребята хищные и скандинавов не любят. Когда наших много. А вот появись на горизонте одинокий драккар с небольшим экипажем, тогда наоборот. Готовы любить со всем пылом. Если догонят, конечно.
Финский залив я узнал. Он мало изменился за тысячу или сколько там лет. Даже небо такое же, как там, в будущем. Серое и нерадостное. Аж чем-то родным повеяло. Можно сказать, земля моих предков.
Вскоре нам повстречались два кнорра, которые при виде «Змея» сразу стали забирать в сторону, поближе к берегу.
Потом еще один корабль, тип которого я не опознал. Этот сворачивать не стал. Большой. От такого нам уходить впору.
Но мы не стали.
— Нападут — им же хуже! — заявил Свартхёвди. — Это не наши, это здешние.
Не напали.
Через час показался еще один корабль. Большой и с приличной осадкой.
На парусе — бородатая красная рожа под черной свастикой.
— Эсты, — опознал Медвежонок, который и впрямь в здешних водах был не новичок. — Подойдем-ка глянем, что везут.
Все оживились. Кроме меня и отца Бернара.
Эсты не испугались. Их было раза в два больше. Думаю, что им тоже было интересно глянуть, что мы везем. С аналогичной целью.
Знали бы, что у нас на борту целых два берсерка, враз бы всю любознательность отшибло!
Наш товар издали не опознать, а вот что везут эсты, мы поняли сразу. Рабов. Много, никак не меньше трех десятков. И это — на палубе. А еще — в трюме?
Свартхёвди скривился. Рабы продаются неплохо, но это не тот товар, который стоит везти в Роскилле, а не в Гардарику. Там это уже статья не импорта, а экспорта.
В общем, не понравились нам эсты.
А вот мы им явно по душе пришлись. Драккар небольшой, следовательно, нас мало и плывем мы не грабить, а торговать. Причем осадка у нас небольшая. Что это значит? А то, решили эсты, что на борту есть кое-что ценное.
Бабушка с автоматом немедленно оживилась. Вот он, добрый молодец, которого она ждала последние пятьдесят лет!
Я увидел, как их кормчий переложил руль, рабов начали сгонять с палубы в трюм, а часть эстских бойцов заняли румы и вставили в лючки весла. Между нами метров четыреста, так что все эти замечательные приготовления плюс то, что ливы начали спешно вооружаться, не заметить было трудно.
Однако наш добрый молодец не собирался никого любить по принуждению. Наши оружейные ящики были уже открыты.
— Стюрмир, Гагара — мачту на палубу! — распорядился я.
Они хотят драки, они ее получат. Два берсерка в команде — это плюс двадцать к численности. Да и меня со счетов списывать не стоит. Это я буду списывать, когда до дела дойдет.
— Не торопимся, — сказал я застегивавшему панцирь Свартхёвди. — Этот кабанчик сам на вертел наденется.
Побратим оскал
