Понять африканцев было нелегкой задачей. Они обладали тонким слухом и умели исчезать, как дым; напуганные вами, они за долю секунды уходили в собственный мир, подобно диким животным, которые при любом резком движении пропадают из виду, словно их и не было рядом. От африканца невозможно добиться прямого ответа, пока вы не познакомитесь с ним самым тесным образом. Даже на прямой вопрос: «Сколько у тебя коров?» он умудрялся отвечать уклончиво: «Столько, сколько я говорил вчера». Европейцы не терпят подобных ответов, однако и африканцы, видимо, не терпят подобных вопросов. Если оказывать на них давление, пытаясь добиться объяснения их поведения, они отступают, сколько хватает сил, а потом прибегают к фантастическому и гротескному юмору, окончательно сбивающему вас с толку. Даже малолетние детишки в подобных ситуациях обнаруживают смекалку давних игроков в покер, которые не возражают, когда вы переоцениваете или недооцениваете карты у них на руках, лишь бы вы не знали в точности, что это за карты. Когда мы всерьез вламывались в жизнь африканцев, они вели себя, как муравьи, в чей муравейник воткнули палку: исправляли повреждение с неустанной энергией, поспешно и беззвучно, словно заметая следы непристойного поступка.
Старухи-кикуйю, прожив трудную жизнь, превращаются в кремень, подобно старым мулам, готовым вас укусить, когда у них появляется такая возможность. Болезням труднее подкосить их, чем мужчин, – свидетельством тому была моя врачебная практика; они превосходят дикостью мужчин и в гораздо большей степени, чем мужчины, лишены способности чем-либо восхищаться. Они вынашивают по много детей и многих из них хоронят; у них уже ничто не вызывает страха. Они таскают на голове по триста фунтов хвороста, дрожат с головы до пят, но не падают; они копаются в твердой почве шамба, стоя вниз головой, с раннего утра до позднего вечера.
«Преследуя жертву, она зорко смотрит вдаль. Сердце ее твердо, как камень. Ей смешон страх. Она обгоняет любого коня, под любым всадником. Станет ли она умолять тебя? Станет ли говорить жалкие слова?»
При этом они сохраняют жизнелюбие и источают энергию. Чернокожие старухи проявляют интерес ко всему, что происходит на ферме, и преодолевают по десять миль, чтобы посмотреть на нгома молодежи; от шутки и от чаши тембу их морщинистые лица расплываются в улыбке, обнажая беззубые десны. Эта их сила и любовь к жизни не только внушали мне уважение, но и казались сверхъестественными.
Отбирая у людей их родную землю, вы лишаете их не только собственно земли, но и прошлого, корней, души. Отбирая все, что они привыкли видеть, вы, можно сказать, лишаете их зрения. К первобытным народам это относится в большей степени, чем к цивилизованным; животное и подавно совершит длительное обратное путешествие, пренебрегая опасностями и лишениями, чтобы снова обрести себя в окружении привычных предметов.
