Анатомия зависимости
Қосымшада ыңғайлырақҚосымшаны жүктеуге арналған QRRuStore · Samsung Galaxy Store
Huawei AppGallery · Xiaomi GetApps

автордың кітабын онлайн тегін оқу  Анатомия зависимости

Евгений Батраков

Анатомия зависимости






18+

Оглавление

ОБОЛГАННОЕ ТЕЛО

У йогов сложилось весьма знаменательное убеждение, согласно которому человека питает не то, что он ест, а то, что усваивается им.

Л. П. Гримак


Когда торговцы алкоголем называют водку, пиво, вино — «алкогольными напитками», я понимаю: передо мной — враг, пытающийся волка протащить в общественное сознание под овечьей шкурой. Когда фразу «алкогольные напитки» произносит простой обыватель, я понимаю: передо мной неискушенный в наркотических вопросах профан. Но когда в трезвеннической газете «Оптималист» эту же фразу использует некий В. Рапопорт из Красногорска [1], я — в полном недоумении развожу руками…

Примерно то же самое, к сожалению, приходится делать, читая в прекрасной брошюре В. Гринева «Самоизбавление от курения табака» утверждение, будто бы «со временем никотин (наркотик) — составная часть табачного дыма, входит в обменные процессы организма» [2]. По всей видимости, В. Гринев, говоря об обменных процессах, имеет в виду именно то, что «обмен веществ — совокупность процессов, происходящих в организме при усвоении пищи» [3]. Если это так, то признание факта вхождения ядов в обменные процессы, тем самым ставит В. Гринева перед необходимостью признать яды веществами пищевыми, а затем и вовсе — примкнуть к кучке некрофилов, которые проповедуют дурманизацию, как естественный и нормальный образ жизни.

Впрочем, мне думается, что вышеотмеченный ляп, проник в книгу весьма осведомленного В. Гринева просто из-за машинально и некритически воспринятого автором общеизвестного фразеологического штампа, бытующего в общественном сознании. Вместе с тем, я полагаю, что данный штамп является не столь безобидным, как это может показаться на первый взгляд, а поэтому есть и необходимость рассмотреть его на страницах нашего трезвеннического издания.

Итак, я утверждаю, что в человеческом организме алкоголь и яды сигаретного дыма вступать в обменные процессы не способны никогда и в принципе. И дабы этот тезис не выглядел просто голым, безответственным заявлением, приведу ряд аргументов.

Во-первых, если допустить, что спирт — вещество питательное, — а только питательное вещество способно входить в обменные процессы, то как быть с диагнозом, который врачи-патологоанатомы ставят, случается, погибшему в запое: умер от истощения?

Во-вторых, в настоящее время достаточно хорошо известно, что живая ткань и яды не способны сосуществовать в принципе, как «лед и пламень», потому что «…в организме токсические и наркотические вещества, связанные в комплекс химических соединений, начинают „диверсионным путем“ разрушать участки биохимической системы, выводя их из строя, что становится причиной гибели клеток. На месте погибших клеток образуются рубцы или шрамы в различных органах организма человека, курящего табак, пьющего вино, принимающего токсические и наркотические вещества. Яд сжигает вены, и они становятся непроходимыми. При попадании его под кожу мобилизуются все защитные механизмы для того, чтобы не дать ему распространиться по всему организму. Скопление наркотика под кожей сжигает или расплавляет клетки и ткани, с которыми яд соприкасается: на этом месте образуются плохо заживающие язвы. Подобные же язвы образуются во всех внутренних органах при систематическом курении табака, пьянстве, употреблении токсических и наркотических веществ. В период заживления и развивается стресс, связанный с восстановлением здоровья. Следовательно, химические элементы, находящиеся в табачном дыме, конопле, маке, спирте, во всех прочих веществах, нельзя включить в обмен веществ и сделать их „родными“ элементами биохимической системы организма» [4].


Саму молекулу этанола — C2H5OH — в «неразобранном» виде организм по понятным причинам использовать не способен, как, впрочем, и в расщепленном тоже. Его метаболизм хорошо известен: этанол → ацетальдегид → ацетат → вода + углекислый газ. Или, если изобразить иначе:

         C2H5OH → С2H4O → C2H4O2 → H2O + C2O

И что тут, кроме воды, можно отнести к полезному?

Ну, как же, — поспешно устыдит нас человек не безграмотный, — а килокалории?!

Ах, да, действительно, килокалории, коих в 1 грамме этанола аж целых 7. Но! оказывается, «…эти калории называют „пустыми“, так как они не запасаются организмом, а рассеиваются в виде тепла и не используются для построения составных элементов клеток или осуществления различных физиологических функций» [5].

Вот вам и сухой остаток от яйца, выеденного!

Об этом же мы узнаем и штудируя книгу академика АМН СССР Ф. Г. Углова «Из плена иллюзий»: «…некоторые специалисты считают алкоголь питательным веществом. Безусловно, при его употреблении выделяется значительное количество энергии, равной 7 килокалориям на грамм чистого спирта. Однако эта энергия расходуется нецелесообразно. Алкоголь идет не на созидание, как белки, жиры и углеводы, а на сгорание. Он хаотически сгорает в организме и в своем пламени сжигает другие питательные вещества. При этом он сгорает вне потребности организма, не являясь „строительным материалом“» [6].

Нужно отметить, что некоторых спиртопийц сбивает с толку это словцо — «калория». Они полагают, коль есть калории, то именно поэтому и можно пить. А ведь калория — это всего лишь количество выделившейся теплоты при сгорании какого-либо вещества. И все. Исходя из этого хрестоматийного определения, этанол, как и бензин, уголь, древесина — обладают определенной калорийностью, но это вовсе не означает, что они могут быть использованы в качестве питательных веществ. Более того, организм, при поступлении нейротоксина, именуемого этанолом, стремится как можно быстрее это вещество нейтрализовать, и, одновременно, вывести его с мочой, потом, выдыхаемым воздухом.

Вот еще одно весьма авторитетное мнение выдающегося гигиениста, одного из создателей гигиены в России Ф. Ф. Эрисмана: «Мы ответили на поставленные вопросы: мы показали, что алкоголь, как пищевое вещество, не имеет никакого практического значения и что он, даже в сильно разведенном виде, составляет для человека опасный яд» [7].

О невхождении ядов в обменные процессы, в частности, никотина, и о том, что у организма даже при многолетней, хронической интоксикации не возникает потребность в интоксикантах, говорят и нижеследующие примеры.

Есть люди, которые профессионально заняты тем, что чистят топливные резервуары, грунтуют и красят в доках корпуса морских судов, работают автомалярами, газосварщиками, работают с мышьяком без достаточной техники безопасности на медных, свинцовых и цинковых плавильных заводах… А чем дышит население городов? Их организм хронически отравлен! Однако же они не становятся токсикоманами, не страдают от патологического влечения к бытовым и промышленным ядам. Почему? Потому что ими не была принята на веру ложная информация будто бы вдыхание этих веществ надлежит почитать за надобность и за удовольствие.

В 1989 году я проводил курс в Черногорске. На одном из занятий поднялся мужчина и задал вопрос:


«Евгений Георгиевич, объясните, пожалуйста. Я уже месяца полтора как собираюсь бросить курить. Для этого набрал в библиотеке целую стопку книг. Читаю — морально подготавливаюсь.

Так вот, авторы, товарищи наркологи прямо называют никотин наркотиком, к которому организм, якобы, привыкает, и жить без которого, якобы, уже никак не может. Я с авторами вполне согласился, если б всю свою жизнь проработал не на угольной шахте, а где-то в другом месте. Дело в том, что, находясь на поверхности земли, то есть на улице или дома, я курю строго регулярно. Я даже ночью встаю, чтоб покурить. Вот такой я злостный курильщик. Но вот, иду на работу, спускаюсь в шахту. Нахожусь под землей весь рабочий день, а это 6 часов — 6 часов хожу под землей, работаю, отдыхаю на перерыве, с кем-то, бывает, ругаюсь и прочее, но — курить-то желания нет!? Все 6 часов! Даже мысли нет о курении! Вот и спрашивается, так какой же это никотин — наркотик, если он в шахте не действует: я без него запросто столько часов могу обходиться?»


Да, действительно, вот и спрашивается, что ж это никотин, героин, алкоголь и т. п. вещества за участники обменных процессов — в коих, уже в силу их участия, должна была бы сформироваться и соответствующая потребность, — если человек без них запросто может обходиться много часов?

О том же самом, в сущности, рассказал уже в другой группе офицер-ракетчик из Казахстана, чьи дежурства на боевом посту также проходили под землей, где курение строго-настрого запрещала инструкция. Так вот и спрашивается, что ж это никотин за наркотик такой, и что это за обменные процессы, чье действие запросто отменяет армейский документ?

Еще пример. Минусинск, женщина 45 лет:


«Я курю с 16 лет. Живу одна и курю, в основном, дома. Но вот, иду на работу, где нахожусь 8 часов. Затем, по магазинам. И все это время я ведь не курю. И желания нет! Я всю жизнь прокурила, но у меня до сих пор в голове никак не укладывается, как это женщина на людях может показаться с сигаретой в зубах?! Я один раз в больнице лежала. Две недели. И две недели я ведь не курила! И — совершенно спокойно».


Так что ж это за наркотик такой — никотин, если он на людях и в больнице начисто утрачивает свою способность действовать — проявляться, как нечто потребностное для обменных процессов!?

И, в таком случае, кто ж на самом-то деле управляет желанием принимать яд?

Желанием управляет не тело, а — голова!

Еще пример. Саяногорск, 40-летний мужчина:


«У меня болела жена. Жена — болела. Квартирка у нас маленькая, однокомнатная. Ну и как-то неудобно курить. Я и не курил при жене. А тут — ребенок родился. Ну и опять курить нельзя. И так я в это дело втянулся, что мог целых два дня — суббота и воскресенье — дома запросто просидеть и не курить. Легко. И даже не вспоминать о сигаретах».


Что ж это за наркотик такой — никотин, и что это физиологические обменные процессы, не действующие по выходным дням?!

Физиологические обменные процессы — это процессы нашего организма, имеющие определенный ритм и существующие объективно, т. е. независимо от сознания человека, которые невозможно отменить ни инструкцией, ни собственными умственными соображениями. Попробуйте, например, отменить процессы, участие в которых принимает кислород, вода или белки. Ничего не выйдет, даже не пытайтесь! Почему? Потому что эти вещества действительно вошли в обменные процессы вашего организма. И совершенно иное дело — явления психологические, на которые мы действительно способны влиять, ибо они зависят от наших мыслей, знаний, убеждений.

К вышеозначенным выводам мы приходим еще и после следующих размышлений. Известно, что «…пребывание в течение 8 часов в закрытом помещении, где курят, приводит к воздействию табачного дыма, соответствующего курению более 5 сигарет» [8]. Следовательно, человек, находящийся в помещении получает и дозу наркотического вещества — никотина, равную тем же 5–6 сигаретам.

Встретив эту информацию, я опросил некурящую женщину, пришедшую на мой курс избавляться от алкоголя, и живущую в таких условиях: на работе — в дыму, дома — в дыму, а затем, на субботу-воскресенье — на дачу.

Повторюсь: если она жила в таком режиме, следовательно, за сутки она потребляла такое же количество табачной отравы, в том числе никотина, которое содержится в нескольких сигаретах. И разница между такой женщиной — назовем ее Анной и, скажем, ее мужем — назовем его Павлом, заключается только в том, что Павел потребляет никотин из самой сигареты, а она же — при вдыхании комнатного воздуха.

Так вот, я у Анны специально спрашивал: «Вот когда вы 2-ое суток без табачного смрада, у вас же возникает, наверно, иной час такое желаньице дымочка повдыхать?»

«Да, какое ж, — говорит она, — желание?! Да, я просто рада тому, что целых 2 дня, 2-ое суток могу жить на чистом, на свежем воздухе, и что к вечеру я не как „выжатый лимон“, а как нормальная, свежая женщина. Сроду не было у меня такого желания дышать дымом!».

Как это прикажите понимать? Ведь она же за день в городе, как минимум по 5–6 сигарет пассивно выкуривала, ее кровь, ее организм хронически отравлен никотином, наркотиком, входящим, якобы, в обменные процессы, и тут вдруг — нате вам! — ни малейшей тяги, никакой наркотической ломки!?

А у Павла? Он-то ведь, если без сигарет приедет на дачу, у него же через 3 часа уши опухнут!?

У него — да, у нее — нет.

А если б он, раздумав ехать на дачу, отправился бы на работу — спустился в угольную шахту, то ведь и у него с ушами был бы полный порядок, не так ли?

Так-то так, но как же это все понимать?!

Первое, что бросается в глаза, когда размышляешь над этим казусом, так это то, что Анна в городе поглощала сигаретный смрад вынужденно, невольно, пребывая в условиях, качество коих от нее не зависело, а Павел — также вынужденно, но иначе — под влиянием сформировавшейся привычки.

В чем выражалась привычка? Она выражалась в процедуре курения, которая стала обычной и необходимой для устранения избытка возбуждения, переживаемого, как состояние неудовлетворенности, неизменно возникающего в определенных ситуациях. Например, если говорить предметно, в такой ситуации, как прибытие на дачу. Сам по себе факт завершения пути — достижение конечной точки движения (или окончание какой-либо работы, деятельности), и есть ситуация, порождающая эффект — состояние проявленного психического напряжения, которое в доситуативный период при движении было вовлечено в деятельный процесс, способствующий достижению цели, и поэтому не осознавалось, теперь же, будучи неиспользуемым, но еще в силу инерционности существующим, оно стало выступать как некая ненужность, как очевидная помеха.

Человек, сформировавшийся, как курильщик, привычно реагирует на помеху закуриванием. С какой целью? Чтобы, посредством ядов табачного дыма, а также путем совершения курительного ритуала устранить помеху, представляющую собой, если отвлечься от умственной сутолоки, — избыток психофизиологического возбуждения.

Что же происходит, если курильщик по какой-либо причине не может прибегнуть к курению и, соответственно, устранить помеху?

Во-первых, конечно же, его не оставляет чувство неудовлетворенности от незавершенности того, на что уже настроился, а, во-вторых, он страдает от никотиновой абстиненции — состояния, очень похожего на отравление, но отравлением не являющимся: путаются мысли, нарушается концентрация внимания, возникает беспокойство, раздражительность, усталость, слабость, головная боль. сухость в ротовой полости, першение в горле, кашель, могут наблюдаться нарушения сердечного ритма, скачки артериального давления, тремор рук и даже судороги… Да еще и в груди возникает ощущение, будто бы чего-то не хватает…

Последнее даже выступает аргументом против отказа от курения: «Я бы курить бросил, да вот, организм требует».

Спрашивается, чего же не хватает, чего ж это «требует», если «…в табачном дыме содержится около 3 000 химических соединений» [9], в том числе такие, широко известные вещества, как оксид углерода, никотин, ацетон, муравьиная кислота, аммиак, бензол, бензопирен, формальдегид, винилхлорид, цианистый водород, полоний-210 и пр., и — нет ни одного полезного для организма?

Может ли человек нуждаться во вредных веществах?

Да, но только в том случае, если он — болен. Великий немецкий социолог, философ, психоаналитик Э. Фромм так об этом и сказал: «Жажда того, что вредно, — вот в чем сущность душевного заболевания» [10].

Это подтверждают и иные, весьма авторитетные источники. В частности, упомянутые в монографии доктора медицинских наук В. К. Смирнова «Табачная зависимость и курение табака»: «В перечне Международной статистической классификации болезней, травм, причин смерти 9-го пересмотра, курение зафиксировано под шифром 305.1 в 5 главе „Психические расстройства“. <…> Американские исследователи в 1979 году в классификации психических заболеваний 3-го издания, ввели табачную зависимость как официальное психиатрическое расстройство. <…> Табачная зависимость в иерархии психических заболеваний находится в группе болезней, объединенных как „Психические органические расстройства“» [11].

То есть, курение — это диагноз!

Если же мы откроем отечественное «Руководство по психиатрии», вышедшее в свет под редакцией академика АМН СССР А. В. Снежневского, то мы и там табакокурение, как и алкоголизм, обнаружим в разделе «Экзогенные психические расстройства» [12].

А кого мы вообще называем человеком психически расстроенным?

Например, что нам позволяет утверждать: гитара — расстроена? Она издает не те звуки. Но ведь и человек расстроенный также издает «не те звуки» и делает не то, что подобает.

А почему люди делаются психическими расстроенными — ненормальными?

Первая причина — нейроинфекция.

Вторая причина — информация, т. е. сообщения, могущие быть не только истинными, но и ложными, способными к тому же вызывать как психическое расстройство у отдельного индивида, так и у весьма значительного множества людей.

Информацию, инфицированную ложью о курении, будущему токсикоману в избытке предоставляет его семья, мультфильмы, фильмы, общество…

И вот, человек становится курильщиком. У него сформирована привычка закуривать в определенных ситуациях, сформирован условный рефлекс, звеном подкрепления в коем, выступает эффект снижения уровня неудовлетворенности. Данный эффект обусловлен, по крайней мере двумя очевидными факторами: парализацией нервной системы ядами, находящимися в табачном дыме и самим ритуалом курения.

И вот, момент прибытия на дачу, определяемый нами, как ситуация (— situation), т. е. фактор, выводящий человека из состояния относительного равновесия, порождающий нужду, или, иначе говоря, потребность (N — need) в обретении утраченного, а это, в свою очередь, вызывает привычную мысль (Mc — mental construction) о сигарете, как о том, с помощью чего можно устранить помеху — избыток возбуждения. Со временем, подобная мысль трансформируется в настоящее убеждение (С — confidence), т. е. в способ оправдания надобности курения.

Так вот, у Павла убеждение в голове есть, а у Анны — нет, потому-то у нее нет и соответствующей тяги (St — striving) к сигаретному дыму.

                       S → N → Mc → C → St

При этом важно понимать, что «потребность» — это состояние, а «тяга» — процесс. Причем, прокурительная потребность не дана человеку от рождения, она формируется в период социализации, и как результат личного соучастия в выполнении курительного ритуала. Только после того, как субъекту удается удовлетворить потребность — устранить рассогласование между должным и сущим с помощью интоксицирования, мыслимый предмет удовлетворения потребности — образ сигареты становится «записанным» в «тело» потребности, и приобретает «…свою побудительную и направляющую деятельность функции, т. е. становится мотивом» [13]. Вместе с тем, и иначе говоря, данная потребность при очередной актуализации, находит свое выражение в тяготении к сигарете — к тому, с помощью чего она уже была однажды удовлетворена, т. е. фиксируется в нашем сознании как тяга.

Но какова же роль убеждения в порождении того, что мы называем тягой, и что вообще означает этот термин?

«Тяга, — как утверждает словарь С. И. Ожегова, — это стремление, тяготение к чему-нибудь». В нашем случае — стремление, тяготение к сигаретам, к алкоголю, к наркотикам, но не только к этому, ведь справедлива отчасти и точка зрения, которую разделяет психиатр, доктор медицинских наук Э. Е. Бехтель: «Термин „алкогольная потребность“ представляется нам неточным. Поскольку целью употребления алкоголя является достижение опьянения, правильнее говорить не о потребности в алкоголе, а о потребности в опьянении» [14]. О том же и доктор психологических наук Б. С. Братусь: «Когда мы говорим о потребности в алкоголе, то не следует понимать это выражение буквально. С собственно психологической точки зрения речь идет не о потребности в алкоголе как таковом, а о потребности переживания состояния опьянения» [15].

Таким образом, роль «убеждения» в формировании «тяги» заключается в оправдании и, соответственно, в усилении стремления субъекта к достижению состояния «опьянения», которое он истолковывает как состояние удовлетворенности, т. е. как состояние снятой потребности.

Говоря же о потребностях, например, о потребности в алкоголе, в никотине, необходимо, вместе с тем, не впасть еще в одно ложное представление — о вхождении яда в обменные процессы организма. Например, у нас может быть потребность в иголке для того, чтобы с ее помощью устранить занозу, но, согласитесь, было б странным утверждать нечто большее.

В свете вышесказанного, наличие тяги у Павла можно объяснять еще и так, как мы объясняем наличие аппетита при отсутствии реального голода. Голод и аппетит — два совершенно разных состояния, два чувства, которые очень важно не смешивать. Голод — проявление физиологической потребности, в то время как аппетит — проявление потребности психологической. При этом, аппетит, будучи условным рефлексом, может вызываться всем, чем угодно: и видом красиво сервированного стола, и видом пищи, и временем обеда, и сигналом на обед и пр., и т. п. Точно так же курительный, алкогольный, наркотический условный рефлекс запускается соответствующими условными раздражителями — ситуацией, предметами, словами… Вместе с тем, все вышесказанное не отрицает того, что голод и аппетит могут проявляться одновременно или же одно вслед за другим.


Так вот, тяга к интоксиканту, будучи феноменом психологическим, возникает не беспричинно, но всегда и только благодаря определенным условным раздражителям. С другой же стороны, тяга, как и любые иные, условно-рефлекторные феномены, т. е. ассоциации, базируется на том или ином безусловном рефлексе, имеющем сугубо материальную основу. В связи с чем, условный раздражитель способен запускать безусловную реакцию, а последняя, в свою очередь, способна «оживлять» образ условного раздражителя. Например, известно, что аппетит можно вызвать искусственно с помощью ломтика соленого огурца или лимонной дольки даже в том случае, если человек не видит раздражителя, попадающего ему в ротовую полость. В результате предъявления безусловного раздражителя у человека начинается слюно- и соковыделение, что и разжигает аппетит при явном отсутствии голода, и провоцирует процесс формирования соответствующих образов. Раздражители приводят организм в состояние возбуждения, снять которое можно не только пищей, поскольку в данном случае человек не еды хочет, но устранения неудовлетворенности, т. е. нужды в снятии возбуждения. Вместе с тем, это же слюно- и соковыделение можно вызвать и с помощью условного раздражителя, в качестве которого может выступать и вид лимона, и слово «лимон». Сама же по себе мысль (образ, слово), не подкрепленная ощущениями, вызвать аппетит, желание, тягу — не способна. В этом совершенно легко убедиться, вообразив после очень сытного обеда то или иное блюдо.

Не может вызвать тягу к интоксицированию и один лишь образ интоксиканта, как и его непосредственное присутствие в натуральном виде. Пьющие хорошо знают — бывают такие случаи, когда настолько скверно на душе, что на предложение глотнуть даже совсем халявной выпивки — «полегчает», — как бы само собою вырывается наружу удивительное: «не хочу, братан, и не стану!».

Так, значит, неудовлетворенность сама по себе не способна вызвать тяготение к алкоголю, переходящее в поступок, тяга запускается убеждением?

В середине XIX века родоначальник науки о поведении, И. М. Сеченов утверждал: «Первоначальная причина всякого поступка лежит всегда во внешнем чувственном возбуждении, потому что без него никакая мысль невозможна» [16].

Никакая мысль невозможна, стало быть и мысль об интоксикации. Положение о последнем наисущественнейшим образом дополнил еще в 1981 году сотрудник НИИ экспериментальной медицины АМН СССР, кандидат биологических наук Г. А. Шичко (1922–1986): «Важнейший вопрос теории алкоголизма — причина употребления спиртных напитков населением. Мои многочисленные наблюдения, в том числе и отчетного периода, показали, что имеется одна универсальная причина — питейная запрограммированность» [17].

Внешнее чувственное возбуждение, выступающее по отношению к индивиду, как ситуация, создающая у него внутреннее чувственное возбуждение (нарушение гомеостазиса), находящее свое воплощение в помышлении о питии, но, прежде чем поступок будет совершен, человек испытает тиранию навязчивой тяги. Причем, тяга дает о себе знать не тотчас, как только человек помыслил об интоксикации и вышел на уровень принятого решения. Тяга пробуждается исключительно в том случае, если после принятого решения интоксицироваться, акт интоксицирования по той или иной причине откладывается, не осуществляется.

Причем, феномен тяги не нужно смешивать с абстиненцией. Абстиненция — это состояние, переживаемое как следствие приема спиртного, а тяга — это манифестация невозможности совершить прием интоксиканта в связи с той или иной заминкой, с временной задержкой. Вместе с тем, тяга и абстиненция вполне могут сосуществовать одновременно. Более того, тяга может наличествовать при отсутствии абстиненции, и отсутствовать при абстиненции.

Важное пояснение: понятие «тяга» в рамках данной работы тождественно как понятию «непатологическое влечение», означающему, что потребление интоксиканта «…является психологически понятным (оно служит целям наладить социальные контакты, преодолеть застенчивость, расслабиться, успокоиться и т. п.)» [18], так и понятию «патологическое влечение», которое «…нельзя постигнуть с позиций здравого смысла, оно психологически непонятно, к нему неприложимы различные «мотивационные» объяснения» [19].

Утверждая вышесказанное, полагаю уместным и несколько усомниться в однозначности той замечательной констатации, которую сделал в своей монографии «Лечение алкоголизма» известный психиатр-нарколог Г. М. Энтин: периодически возобновляемое первичное патологическое влечение к алкоголю объясняется возникающим при алкоголизме нарушением обмена катехоламинов — медиатора дофамина и гормонов адреналина и норадреналина, и этим же «…можно объяснить нейровегетативные и психические нарушения в абстиненции у больных во II стадии алкоголизма и непреодолимую потребность в опохмелении» [20].

Объяснение феномена тяги, влечения к интоксиканту нарушением обмена катехоламинов — изящно и убедительно. Однако ж данное установление не исчерпывает явление. И думать так вынуждают, прежде всего, эмпирические наблюдения, о коих выше уже было сказано. Теперь же вернемся к нашему Павлу, подъезжающему к своей даче.


Прибытие в конечную точку пути, впрочем, как и убытие из нее, как и все то, что вот-вот закончится или же начнется — любой момент смены условий, — фактор, резко увеличивающий степень психического возбуждения, что ощущается при отсутствии точки приложения, как очевидная помеха, как неудовлетворенность. Но сейчас не об этом, сейчас о том, что за несколько минут до прибытия на дачу в организме уже начинается подготовка к вероятностному поступлению ядов и, соответственно, к предстоящей интоксикации. Заблаговременная активизация защитных механизмов — условно-рефлекторная реакция на химическую травму (острое отравление), случившуюся в прошлом, и случавшуюся в прошлом неоднократно. И при этом именно токсикант, поступление коего ожидаемо и в достаточной степени вероятностно, играет для защитного механизма роль пускового фактора. Но — и вот это-то и есть самое важное в размышлениях, излагаемых в данной работе — что же происходит, если защита активизирована, а яд не поступил?

О том, что происходит, можно гадать, а можно и сказать точно: у Павла пухнут уши. И это совершенно очевидно. Даже при том, что мы можем не иметь ни малейшего понятия о «защитных механизмах» и специфичны ли они химически. Очевидно также и то, что при непредвиденной задержке — при непоступлении интоксиканта, именно они — причина состояния, именуемого табачной, алкогольной, наркотической «ломкой». И речь, уточняю, идет не об абстинентном синдроме и не о влиянии метаболитов.


Выше изложенное позволяет, я полагаю, сделать и нижеследующий вывод: коль с поступлением ожидаемого интоксиканта происходит задержка, то вещества (эндогенный антидот), заблаговременно уже спродуцированные защитным механизмом, сами же оказываются в положении не только как бы неуместно присутствующих, что, конечно же, усиливает состояние возбуждения, но и создают состояние крайней неудовлетворенности. Более того, возникает хорошо знакомое курильщикам ощущение — «чего-то не хватает», которое, усиливаясь, оформляется в тягу к тому, чего не хватает — комплексу ядовитых веществ, находящихся в табачном дыме, — устранить которую, можно либо посредством вывода из организма противоядия (антидота), либо введением яда, нейтрализующего эндогенный антидот.

Возникает, как мы видим, необычная картина: яд превращается в противоядие для противоядия!

Где: С — ситуация; О-1 — ситуационно обусловленное ощущение; И — информация о допустимости и желательности использовать интоксикант для устранения состояния неудовлетворенности; В — вера в то, что интоксикант устранит состояние неудовлетворенности; К — курение (процедура потребления интоксиканта); П/Я — противоядие; О-2 — ощущение, вызванное противоядием (ломка); Т — тяга; ЯД — интоксикант; Н — остаточные компоненты, продукты нейтрализации интоксиканта и антидота.


Весьма любопытный в этом отношении диалог присутствует в брошюре красноярских врачей А. П. Сугоняко и В. И. Матюшкина «Вместо курения»:


— Понимаешь, я уже бросил курить, но так плохо себя чувствовал, что пришел к выводу: мой организм нуждается в веществах, которые содержатся в табачном дыме. Нуждается, как в пище и воде…

— Это очень распространенная среди курильщиков ошибка, Валентин. В табачном дыме нет ничего, в чем бы твой организм действительно нуждался. И желание курить связано вовсе не с удовлетворением подлинных потребностей организма. Вот, что с ним происходит на самом деле.

От ядов, поступающих с табачным дымом, организм защищается тем, что вырабатывает противоядия, которые называются антидотами. Табачные яды, соединяясь с антидотами, обезвреживаются подобно тому, как нейтрализуются при соединении щелочь и кислота.

Когда человек бросает курить, то какое-то время противоядие в его организме продолжает вырабатываться. Накопление антидотов при отсутствии табачных ядов вызывает неприятное самочувствие [21].


И вот это-то «неприятное самочувствие» и устраняется, когда происходит взаимонейтрализация интоксиканта и антидота. К тому же яд, воздействующий парализующим образом на ЦНС, понижает еще и уровень возбуждения, что и создает в совокупности определенный эмоционально-положительный фон. Впрочем, этот фон не продолжителен по времени, поскольку первая же порция поступившего в организм интоксиканта, тотчас переводит механизм, производящий противоядие, в постоянно действующий режим. То есть, нейтрализацией противоядия первой порцией интоксиканта дело не заканчивается. И вот почему.

«С физиологической точки зрения, — как утверждал известный нарколог Н. И. Иванец, — употребление любых доз алкоголя (становящегося чужеродным веществом) является для организма стрессом» [22], т. е. «встряской» при напряжении сил адаптации. Вместе с тем, необходимо иметь в виду, что эта «встряска» обусловлена в большей степени самим фактом присутствия этанола, нежели проявлением его биохимических свойств. Великий физиолог И. П. Павлов утверждал: «…с самого начала действие алкоголя есть действие парализующее, а не возбуждающее» [23]. Так, например, простое присутствие пьяного человека, как правило, вызывает у домочадцев состояние напряжения, тревоги, испуга, а вот его непосредственные действия могут создавать уже эффект в буквальном смысле слова омертвляющий.

Вместе с тем, испуг имеет одну очень важную специфическую особенность: он провоцирует не только появление ответных действий, но действий с избыточным потенциалом, что и нашло отражение в поговорке «У страха глаза велики». Велики, потому что фактор, вызывающий страх, нужно не только уничтожить, но уничтожить наверняка. Этот феномен испуга мы наблюдали в натуральную величину в конце 80-х годов, когда из розничной торговли сначала вдруг пропали и надолго электролампочки, затем стиральный порошок, туалетное мыло… И, когда товар вновь появлялся на прилавках, люди покупали, но — уже с приличным запасом.

Такова типичная реакция человека на испуг, вызванный дефицитом.


Обратимся к рассказу Д. Лондона «Любовь к жизни», в котором автор описывает человека, оказавшегося без пищи один на один с суровой природой Канады. Он не ел несколько дней, он страшно изголодался, но вот его спасают ученые с китобойного судна «Бедфорд»:


«Он сидел за столом вместе с учеными и капитаном в кают-компании корабля. Он радовался такому изобилию пищи, тревожно провожал взглядом каждый кусок, исчезавший в чужом рту, и его лицо выражало глубокое сожаление. Он был в здравом уме, но чувствовал ненависть ко всем сидевшим за столом. Его мучил страх, что еды не хватит. <…>

Ученые осмотрели потихоньку его койку. Она была набита сухарями. Матрац был полон сухарей. Во всех углах были сухари. Однако человек был в полном рассудке. Он только принимал меры на случай голодовки — вот и все. Ученые сказали, что это должно пройти, и это действительно прошло, прежде чем «Бедфорд» стал на якорь в гавани Сан-Франциско» [24].


Таким образом, и человек, как социальное существо, и организм, как биологическое образование реагируют на ущерб, нанесенный дефицитом — в нашем случае дефицитом противоядия, — в сущности, одинаково: страх, повышение чувствительности — способности распознавать признаки стрессогенной ситуации при ее вероятностно-повторном возникновении, стимуляция избыточной секреции веществ, входящих в систему защиты с тем, чтобы минимизировать ущерб, наносимый интоксикантом… Так происходит и в том случае, когда человек, обжегшись на молоке, дует на воду: «Ожог вошел в его память. Не страх сохранился в памяти, а сама память превратилась в страх» [25].

Страх — создатель излишнего, в нашем случае, антидота, который и есть причина тяги. Это, кстати, позволяет понять, почему в 15 лет человек мог вечером в компании принять рюмку алкогольсодержащей жидкости, от второй отказаться, утром был «свеж, как огурчик», а вот в 40 лет — уже далеко не тот фрукт-овощ.

Что же произошло за все эти годы?


Очевидно, что на первую порцию этанола, попавшую в организм дебютанта, системы защиты — алкогольдегидрогеназная, микросомальная этанолокисляющая (МЭОС), каталазная — заблаговременно никак не среагировали. Соответственно, организм был не готов к поступлению столь большой порции яда — хотя для привычно пьющих она таковой не представлялась, — и отреагировал… Вот, несколько воспоминаний моих клиентов.


Евгений Александрович: «Я спиртное попробовал первый раз в 16 лет по случаю несдачи экзамена. Меня сильно мутило, кружилась голова, а в итоге стошнило и вырубило».

Павел Вадимович: «Впервые ко мне попал алкоголь по совету товарища в 12 лет. После принятия спиртного я прибежал домой и улегся спать от головокружения и слабости».

Светлана Владимировна: «Впервые мне дали попробовать для интереса бражку в 13 лет. Мой дядя. Тогда я еще не знала, что это такое. Реакция была ужасная, рвота, головная боль».


Все это симптомы острого отравления, указывающие на то, что организм оказался жертвой дефицита противоядия, способного обезвредить опасное вещество. И именно это, по всей видимости, и явилось причиной образования нового условного рефлекса, позволяющего не только заблаговременно распознавать и реагировать на ситуацию вероятностного потребления спиртного, но и продуцировать антидоты с запасом, т. е. в количестве достаточным, чтобы избежать ранее случившегося дефицита. Конечно, возможности организма ограничены. Например, концентрация условно эндогенного этанола в плазме крови (вопрос производства которого клетками до сих пор дискутабелен), крайне мала и весьма вариабельна — от следовых количеств и до 0,3 ‰ [26], но, что весьма важно, такая его наличность субъективно человеком не ощущается. Следовательно, организм с подобной концентрацией успешно справляется. К тому же, «молекулы эндогенного этанола „живут“ в организме считанные мгновения» [27]. Вместе с тем, касаясь темы эндогенного этанола, важно не утратить здоровый скепсис касательно этого вопроса. В частности, не упустить из общей картины весьма ценный нюанс, подмеченный врачом-токсикологом А. В. Водовозовым: «Эндогенный алкоголь производит микрофлора толстой кишки, но это внешняя среда организма!» [28]. Внешняя! К внутренней же среде организма еще со времен французского физиолога К. Бернара принято относить кровь, лимфу, а также тканевую (интерстициальную) жидкостью, которая омывает клеточные элементы и принимает непосредственное участие в процессах метаболизма [29]. И вот в этой-то внутренней среде концентрация образовавшегося условно эндогенного этанола, как выше уже было отмечено, и может доходить до 0,3 ‰.

Что же происходит, когда в организм индивида впервые поступает значительная порция яда? Неподготовленные к подобному эксцессу системы защиты реагируют, но из-за их недостаточности, тем не менее, наступает состояние острого отравления. И к подобному насилию над собой, желающий не выделяться из сообщества себе подобных, прибегает до тех пор, пока однажды признаки интоксикации не начинает интерпретировать в свете внушенной ему информации, т. е. определять их и воспринимать их, как «кайф», «весело стало», «расслабился», «взбодрился» и пр. С этого момента самопринуждение к питию уже переходит в патологическое влечение к питию.

А тем временем и его системы защиты преображаются — они научаются активизироваться загодя и, мобилизуясь, продуцировать и секретировать антидот с запасом. Можно сказать, что путем многократного повторения одного и того же, и, прежде всего, на основе систематически случающейся химической травмы происходит формирование жизненно важного условного рефлекса. Вместе с тем, это и процесс привыкания — повышения толерантности.


Исходя из вышевыдвинутого предположения, а на большее я и не претендую, позволю себе изложить и свое собственное понимание того, что представляет собой причина ситуационно обусловленной тяги (влечения) к интоксиканту, а также влечения непатологического и патологического.


Первое наше утверждение о том, что системы защиты научаются активизироваться загодя, следует из того, что желание покурить (тяга) возникает не только как постситуационный феномен, например, прибытие на дачу, но и как состояние, возникшее до ситуации, при вероятностной грядущей смене условий. Причем, данную тягу формируют не метаболиты, не некие биологические процессы, не острая нехватка ацетилхолина и пр.

Невозможно ж не видеть — доситуационная тяга инспирируется памятливостью, знанием того, что при этой же, при подобной совокупности обстоятельств ранее уже случалась, а, значит, может и вновь случиться процедура курения. Именно информация и активизирует эндогенную систему защиты, наличествующие продукты которой репрезентируется, как тяга к поглощению дыма, к совершению курительного ритуала. Тяга, таким образом, имеет, и это совершенно очевидно, ярко выраженную условно-рефлекторную природу. Кроме того, важно понимать: организм испытывает влечение к компонентам табачного дыма не для того, чтобы включить их в обменные процессы, но для того, чтобы с их помощью нейтрализовать уже заготовленное и никак не используемое противоядие.

И, с другой стороны, если есть когнитивный компонент, но он не находит отклика в теле, тело безмолвствует, то и никакое тяготение к чему бы то ни было невозможно в принципе.


Далее, из чего мы исходим, утверждая, что системы защиты, мобилизуясь, продуцируют и секретируют антидот непременно с запасом? Кто и когда это высчитал?

Конечно, тут можно сослаться на неписанную аксиому: травма — психическая ли, химическая — любая разновидность стресса, любой страх неизбежно и всегда рекрутируют себ

...