Оглавление

Паршивое чувство юмора

ГЛАВА 1. Жду когда кто-нибудь выйдет и даст себя пристрелить

Андрея бесит отморозок сосед и его ублюдская электрогитара. В список входят усилители звука, медиатор и электрошнур. Все это Андрей готов затолкать недорокеру в задницу и вытащить через рот, чтобы знал, что порядочных людей беспокоить не стоит. Себя, правда, теперь сложно отнести к этой категории, но сосед-то не в курсе. Как и не в курсе того, что прежнего Андрея, который вопил в подушку от бешенства, когда громкие звуки инди-рока просачивались сквозь стены, больше нет. Старицкий больше терпеть не станет.

— Гребаная какофония, — грохочет голос в черепной коробке и Андрей с ним согласен.

Старицкий, как представитель профессии, в которой ценятся мозги, всегда был приверженцем более интеллектуальной музыки: джаз, блюз, соул, фьюжн, на худой конец. Эта музыка была тем, что Андрей уважал и под что расслаблялся. Рок и металл тоже имели место быть, но если исполнялись профессионалами. А этот шум — ничто иное, как мольба о хорошей затрещине. Старицкий не скупой: просят втащить — он всегда пожалуйста. С недавних пор.

Андрей вскакивает с места и рывком открывает дверь, вываливаясь в коридор. Хочет доходчиво объяснить соседу, чтобы прикрыл музыкальную лавочку, но резко тормозит — его опередили. В дверь напротив со всей дури кулаком барабанит девчонка.

Открывает ей укуренный патлатый рокер.

— Если ты, абортированный близнец Тилля Линдеманна, не прекратишь свою самодеятельность, — обрубок трубы в ее руке с треском врезается в дверной косяк, — в следующий раз это будет твоя черепушка, ты понял?

— Какая женщина, — восхищенно гремит голос в голове Андрея.

Он сплевывает.

Мужик с растерянностью смотрит на девчонку перед собой и переводит взгляд на Старицкого, решив, что они пришли на разборки вместе. Андрей цокает и за секунду выпускает тень на волю. Черная дымка вытягивается в росте за Старицким, рогами царапает потолок и улыбается клыкастой козлиной мордой. После втягивается под кожу обратно. Андрей улыбается.

— Ну, нахрен, — дребезжит связками сосед и в панике захлопывает дверь.

Девчонка хмыкает себе под нос, поворачивается к Андрею.

Старицкий узнает ее: темные глаза на пол-лица, вечная ухмылка на губах и неестественно блондинистые волосы для такой смуглой кожи — Тата жила этажом ниже, они частенько перебрасывались колкими фразочками.

— Вечерочек, Тат. Как твои толстосумы сегодня? Всех ублажила? — беззлобно поддевает Андрей девчонку, сталкиваясь с ней на лестнице по пути домой.

— Как и всегда, Старицкий, — ярко улыбается она, — а ты все без работы? Имей в виду, ты всегда можешь устроиться проститутом. Пару кило скинуть и цены тебе не будет. Я и номерок сутенера подгоню — у нас в клубе их хоть отстреливай.

Тата работает в клубе-кабаре через две улицы. И хоть в их районе простых личностей не водится, Андрей не подумал бы, что маленькая Тата может быть такой бойкой.

— Собрание жильцов окончено, — разводит руками блондинка, — хотите дать взнос на починку протекающей крыши?

— А она с характером, — хмыкает демон.

— Сам вижу, — отвечает голосу в голове Андрей, тут же осекается — он даже не понял еще, что с ним за творится, а уже с этой заразой о девке болтает.

— Сам ты зараза, — бормочет голос в черепной коробке, а Старицкому хочется на стену лезть от растерянности и страха.

— Спокойной ночи, было приятно поболтать, — быстро лопочет он в ответ недоумевающей Тате и скрывается за дверью своей квартиры, сползая на пол.

— Ссыкло, хоть бы на кофе пригласил, — цокает демон, Андрей бьет себя по голове.

— Заткнись! — рыкает. — Да что же ты такое? — в отчаянии возводит он взгляд к потолку.

— Лучшее, что с тобой случалось.

***

— Почему ты сдаешься?

— Потому что мне это показалось правильным решением, — обливаясь потом, отвечает самому себе Андрей.

Наемник, со знакомыми нашивками черепа напротив хмурится, осознавая, с какой жестью столкнулся, но пистолет не опускает.

— Как хочешь, — рыкает демон и выходит из ситуации победителем.

Тень за Старицким вырастает быстро, будто мужчину подожгли из огнемета и потушили: черный дым струится к потолку, вытягиваясь в уродливую козлиную морду с мощной шеей. Кривые, прозрачные рога буйвола оказываются не бесплотными, когда надевают, будто елочную игрушку, одного из наемников в черной форме, на себя. Андрей наблюдает за этим снизу с открытым ртом, а потом пропадает из реальности.

Тень поглощает его полностью, и он чувствует, будто это его рот, превратившись в пасть, открывается на полметра, откусывая голову второму. На языке жжет железистая кровь, руки наливаются силой. Их больше двух, даже не четыре, но Андрей не успевает считать: в измененном состоянии сознания он чувствует лишь силу, способную на вытянутых конечностях поднять в воздух стокилограммового парня и швырнуть в стену.

— Какого хрена ты творишь? — почти взвизгивает Андрей, вернув себе контроль над частью сознания.

Он никогда не был из робкого десятка, но то, что происходит с ним сейчас — дичь. Его тело живет своей жизнью, и, он не спорит, делает все правильно, насколько это возможно — устраняет угрозу его жизни, но не с оторванными головами же!

— Разгребаю дерьмо, — шипит голос.

Андрей уже понял, что не сходит с ума — мысль не отметает, но сомневается, что такое может привидеться: слишком реально он ощущает силу внутри себя, дьявольское могущество и зудящие костяшки пальцев от соприкосновения с черепами, чтобы счесть себя психом, выдумавшим это под транквилизаторами в психушке.

Старицкий отдает себе отчет — он не один. И то, что внутри него, отнюдь не глист, из-за которого налегаешь на сладкое. То, что внутри него, имеет не поддающиеся осмыслению возможности и силу, способную уложить троих наемников за двадцать секунд. Стоп, троих? Их разве было не четверо?

Андрей сглатывает, оборачивается на звук упавшего тела — над обездвиженным мужиком стоит запыхавшаяся Тата, все с тем же обрубком трубы наперевес.

— Сутенерам такие опции не понравятся.

Она усмехается нервно, опасливо, но распрямляет плечи смотрит на Андрея гордо, с вызовом, мол, если что удумаешь, этой же трубой по черепу получишь.

Антрацитовая дымка исчезает под кожей.

— Почему ты… помогла мне? — нервозно переминается с ноги на ногу Андрей, не понимая, за какую сторону играет девчонка — может она работает на военных, кто ее знает.

Демон тоже присматривается.

— Не люблю, когда со своими правилами приходят на чужую территорию, — выплевывает она с раздражением. — А ты у нас… что такое? — выгибает бровь Тата, осматривает мужчину с головы до ног — вроде только что из него высовывались черные рога или что там было.

Она, если что, и с ним потягаться может, что видно по горящим решительностью глазам, но сначала хочет понять, с чем имеет дело.

— Я… я не причиню тебе вреда, — выставляет руки вперед Старицкий, старается устаканить дрожащий голос — он себе не простит, если убьет девушку. Не он — то, что внутри него. — Не убивай ее, слышишь? Она — друг, — убеждает он как будто самого себя, а у Таты холодок по спине пробегает.

Это гораздо страшнее, чем толпа наемников с оружием наперевес.

— А я и не собирался, — загадочно мурлычет демон в голове, — не каждый человек так отчаянно бьется за свою жалкую жизнь, — философски заключает он, а Старицкий совсем теряется.

— Чувак, моя фамилия «Барсегян». Мой дядя отрезал три пальца парню, который лишил меня девственности. При мне. В мой пятнадцатый день рождения. Так что, чтобы с тобой не было, меня это не шокирует так, как ты думаешь, — нервно посмеивается она и наконец опускает обрубок трубы.

— Потрясающая. Она в нашем вкусе, Андрей. Слышишь? Определенно.

— Ладно, мне пора, лучше иди к себе не высовывайся, — кидает напоследок Андрей, прежде чем вылететь из квартиры и мазнуть по растерянной Тате коротким взглядом.

— Мы еще увидимся, — шепчет демон и переключается на то, чтобы увернуться вместе с носителем от пули. — Все-таки баба горячая.

Глава 2. Кто умер тот лох

Уживаться с демоном в собственном теле стало на удивление легко. После того экстрима, который они пережили вместе, осталось решить только вопрос этики. С этим было сложнее.

— Он нас толкнул, может сожрем его?

— Нет, он случайно, мы не будем его есть. Теперь ты живешь здесь, так что социализируйся, в конце концов! — в сердцах восклицает «самому себе» Андрей, чем пугает прохожих вокруг, раздраженно хватает из рук продавца газету.

— Андрей, — зовет демон.

— Что?

— Иди к черту.

Старицкий закатывает глаза и думает о том, что это все демоны такие засранцы, или только его особенный?

— Весь в тебя, мудила, — отвечает Малум на мысли Андрея, и тот начинает напевать гимн, чтобы «зараза» хотя бы в его мыслях не копалась.

Он сам себя так назвал. Андрей не был даже уверен, демон ли это. Удивительно, что дух, существо, которое довело его до нервного срыва своим появлением в голове Старицкого, сейчас было единственным, кто его успокаивал.

— Они вернутся, они точно вернутся.

— Замолкни, прошла уже неделя, хвостов за нами не было. И мы проверяли — их тела никто не искал. Это была самоволка.

— Ты прав.

— Конечно, я прав, а ты сопляк.

Андрей снова закатывает глаза.

Объяснений происходящему не было. Только то, что дал ему Малум.

Расставшись с девушкой, Андрей, как журналист, решил новый материал о российской частной военной компании писать не на дистанции, а съездить самому с «музыкантами» в Сирию. В последние дни командировки после сильнейшей песчаной бури он очнулся на обломках здания с голосом в голове, который назвался Малумом.

— Ты везунчик, заюш, — хихикал голос. — Слабак, конечно, раз смог стать моим носителем, но мы с тобой знатно повеселимся.

Объяснил он свое «рождение» в теле Старицкого тем, что скопление неоплаканных душ, покинувших свои оболочки насильственным способом, становятся массой энергии, существующей за гранью реальности. Ни в аду, ни в раю, а здесь, на земле. Но если в нужное время и в нужном месте оказывается подходящий носитель, энергия обретает подобие плоти и сознания. В давние времена люди называли это «демонами». Андрей сейчас — заразой.

— Почему я везунчик и слабак одновременно? — задает вопрос Андрей сам себе.

Тень окутывает сознание, сочится по рукам, превращается в козлиную морду без тела, висящую напротив его собственного лица.

— Везунчик — потому что даже представить не можешь, на что мы с тобой будем способны. Слабак — потому что только души на низких вибрациях могут зацепить энергию, из которой я был рожден.

Андрей вздыхает. Депрессия после расставания с девушкой после пяти лет отношений и тут вылезла боком.

В интернете информации по этому поводу не было, правительству сдаваться на опыты Старицкий не спешил, демон туманным отростком подсовывал под нос комиксы с супергероями, саркастично подмечая, что они и без трусов поверх трико сильнее всех вместе взятых.

Осталось только смириться и переехать на окраину, где камер на улицах не было, а подозрительные личности оттеняли адекватностью его безумие.

Старицкий напивается в баре у дома. Напивается сильно, сам не зная, зачем: завтра будет умирать с похмелья, но все равно методично опрокидывает в себя стопку за стопкой, пока демон внутри пьяным китом не валится без сознания и не оставляет Андрея хотя бы на полчасика одного.

В этот момент Старицкий с удивлением обнаруживает, что испытывает чувство, похожее на одиночество — ему, понимаете ли, одиноко без демона! Вот так новость, спасибо большое.

Андрей плетется домой и почти смиряется с тем, что без своего «соседа по телу» уже не может.

***

Когда Андрей просыпается, то не чувствует привычного похмелья, будто он сонный труп и от него веет могильным смрадом. Андрей чувствует себя прекрасно — голова ясная, светлая, тело полно силы, уйма перспектив.

Старицкий вскакивает с кровати, ощупывает тело — не приснилось ли ему это после дичайшего запоя.

— Как себя чувствуешь? — хмыкает демон.

Андрей вприпрыжку отправляется в душ, хватает куртку и вываливается в коридор — у него есть пару идей, какое предложение сделать крупному журналу.

— Как человек, круче их всех вместе взятых, — широко улыбается Андрей.

— То есть, как обычно. — Будто бы закатывает глаза Малум.

— О да, детка, — подмигивает старушке Андрей и сбегает вниз по ступенькам, где сталкивается нос к носу с Татой.

На ней нарядный красный сарафан и большое блюдо, завернутое в фольгу. Она вздрагивает от неожиданного появления Андрей, ухмыляется уголком губ. Малум, правда, чувствует, как колотится ее сердце, но девчонка отчаянно храбрится.

— Утречко, Андрей, — улыбается она, задирая голову, чтобы смотреть мужчине в глаза, — или как мне теперь тебя называть? — посмеивается нервно Тата, стараясь перевести все в шутку.

Хотя, признаться честно, страшно ей лишь на треть: на одну треть интересно и на одну она в восхищении. Помимо того, что статьи у Андрея раньше были просто шикарные — остроумные, тонкие и достаточно жесткие, так мужчина оказался еще и чем-то большим, чем обычный работник большого офиса.

Тата силу ценила и уважала: ее с детства окружали мужчины, отвечающие за свои слова. Ее воспитали так, что она могла постоять за себя, но одной выжить было сложно. Морально, в первую очередь. Хотелось рядом с собой видеть мужчину, который во всех отношениях безоговорочно будет сильнее нее. Но вот проблема — двадцать первый век выкосил таких почти подчистую, оставив пару особей, которые либо ушли на войну, либо принадлежали семьям, знакомых с ее отцом. Остальные были сопляками.

А потом она встретила Андрея. Он ей понравился сразу — был дерзким, и несмотря на все дерьмо, полным перспектив. Тата даже растеряла свою уверенность: обычно могла спокойно потащить понравившегося парня на кофе или в постель, а тут краснела как пятиклассница. Робела в его присутствии нещадно и жалко отшучивалась, когда мужчина с ней заговаривал. Так жгучая и дерзкая Тата превратилась в мямлю, рисующую сердечки на полях чеков подружек-официанток.

А неделю назад ее поднял с кровати шум и топот ног по лестнице. Тата уже собиралась выйти и раздать затрещин, однако вместо пьяной молодежи увидела вооруженных людей в черном. Сразу появилась мысль о том, что папа ее ищет. Поэтому Тата схватила обрубок трубы и собралась делать ноги, но когда услышала, как наемники ворвались в квартиру Андрея, решила выяснить, что происходит.

От увиденного Тата встала, как вкопанная.

Андрей был чем-то невероятным, чем-то сильным и очень страшным — окутанный черной дымкой, с тенью большого монстра позади себя. Клыки белели на фоне черной пасти, антрацитовые щупы раскидывали наемников без усилий.

Она так и застыла с открытым от удивления ртом на пороге квартиры соседа, пока на нее не обернулся четвертый наемник и не начал поднимать пистолет. Тогда Тата машинально выбросила вперед руку с тяжелой железкой и очень удачно попала ему в подбородок, чем мгновенно вырубила мужчину.

А потом она увидела Андрея. Нового Андрея — с заторможенной реакцией, будто он общался еще с кем-то, переливающимися антрацитовыми глазами и хриплым голосом. И может так сказалась не самая здоровая среда обитания для ребенка, но он ей понравился еще сильнее.

— Еще встретимся, — прорычал он не своим голосом напоследок и у Таты подогнулись коленки.

Она нашла мужчину своей мечты.

И вот теперь он стоит перед ней, решивший проблемы с незваными гостями, и улыбается как-то загадочно, подходит почти вплотную, от чего ей надо задрать голову точно вверх, чтобы не уткнуться носом ему в рубашку. Хотя она, честно, не против.

— Какая хорошенькая. Маленькая, правда, очень — даже на зубок не попробовать, но с ней можно делать и другие вещи. Пока не придумал что, но точно что-то, — умиляется голос в голове.

Андрей с ним согласен.

— Зови нас Малум, — хмыкает он, наслаждаясь ее видом хорохорящегося кролика, но Тата тут же трясет головой, сбрасывая наваждение.

— Без базара, — соглашается девчонка, — слушай, у меня тут семейное застолье отменилось, и боюсь, что еда пропадет, а мне уходить надо. Будешь? Тут стейк — с кровью, правда, не знаю, любишь ли ты такое, — поджимает губы она.

— Что? Да-да-да, мы будем! Не женщина, а сказка, — мурлычет Малум, Андрей улыбается — он уже привык не вздрагивать от чужих восклицаний или упреков в сознании, выглядит вполне обычным человеком.

— Я бы не отказался.

Она касается его пальцев дольше положенного, когда отдает еще теплое блюдо с мясом. Опомнившись, грубо всучивает еду ему в руки и срывается с места, скрываясь за дверью подъезда, не попрощавшись.

Надеется только, что он не увидел ее горящих ушей. Стыдно-то как. Еще неделю назад Тата Барсегян сломала палец слишком наглому гостю, пристававшему к ее подруге в клубе, а теперь краснеет от обычной благодарности чокнутого соседа. До добра это не доведет, определенно.

ГлаВА 3. Сочту за честь испортить тебе жизнь

Приключения хотел найти Старицкий, а нашла их его задница: Андрей не жалуется, но холодок по коже, как от классического английского юмора, все же проходится, когда он в сотый раз осознает, кем стал.

Хотя, плевать.

Страдания по утерянной жизни перекрывает чувство неуемной мощи, чешущееся под кожей. Это похоже на кайф: Андрей как-то баловался косяком, но это не идет ни в какое сравнение с тем, что он чувствует сейчас — будто большой город — песочный замок на пляже, который он, Малум, может растоптать, только если захочет. Это потрясающе: нет наркотика сильнее на свете, чем власть — она пьянит похлеще хмурого и колес, с ней ты можешь решать кому жить, а кому умереть. Даже представить сложно — Андрей теперь может не просто многое, он может все.

Правда, Старицкий пока устроился только в новый журнал, но там и завоевание мира не за горами.

— Чем займемся, приятель? — хмыкает Андрей себе под нос, обращаясь к демону. Тут же осекается, — кроме убийств. — Ему хватило на той неделе.

— Убийство сегодня не входило в мои планы.

— Убийство в принципе не должно входить в планы на день!

— Не согласен, но в начале недели да, это слишком. — Голос в черепной коробке недовольно т