автордың кітабын онлайн тегін оқу  Голые души: третья книга цикла «Поколение XXI»

Любовь Левшинова

Глава 1. Суррогатные друзья

— Вик… — Она устало вздохнула. — Что тебе от меня нужно?

Мрачно нахмуренные брови и нервное постукивание пальцев по дереву выдавали смятение, но Тат и не пыталась его прятать. Глупо было притворяться. Второго вечера фарса она не выдержит. А идти глубже не позволяло прошлое, что упало между ними вместе с пеплом его сигареты. Оставалось лишь ждать толчка от судьбы.

Она подняла вопросительный взгляд на парня, но оба поняли, что вопрос был риторическим.

— Ауч, — усмехнулся Виктор, облокотился спиной о перила рядом с Дрейк. Наклонил голову вбок и без улыбки дернул уголком губ. Тат отодвинулась на безопасное расстояние. — Звучит так, будто я тебя заставил прийти. — Он выдохнул табачный дым и посмотрел прямо перед собой.

— Разве нет? — саркастично заметила Татум.

— Ласточка, это... — Он замешкался, решая, стоит ли она до сих пор этого. — …дгужеская услуга, — благосклонно объяснил он.

Стоила.

Татум тихо засмеялась, закатила глаза.

— Подобное между нами редко заканчивалось чем-то хорошим.

— Как поглядеть. — Парень пожал плечами. — Это ты меня оставила — не я тебя.

Его фраза растворилась в вечернем воздухе, заставив Дрейк почувствовать укол совести. Виктор не был виноват в том, каким был. Он заботился о ней как умел. То, что и не умел на самом деле, — не его вина. Просто больно оставлять некоторых людей в прошлом не из-за того, что они тебе сделали, а из-за того, какие они есть.

Татум часто мечтала о том, чтобы Виктор предал ее ярко. Чтобы в том, что она его оставила, была видна причина, чтобы ее не мучила совесть. Если бы родные знали, они сказали бы, что это правильно, что с некоторыми людьми нужно расходиться не «из-за», а «вопреки».

Потому что он предал. Но объяснить словами она свой поступок не могла, в сухом остатке это выглядело ее беспричинной прихотью. Ведь дело было не в нем. Дело было в ней.

— Ладно, хватит полемики. — Дрейк недовольно повела плечом, отдернула манжеты куртки. Разгладила складки на юбке, откусила обветренную кожу губ, поправила волосы и макияж. Она должна выглядеть идеально: пусть хотя бы снаружи будет порядок, если внутри ничего, кроме чувства вины, нет. Дрейк накрыла мелкая тревога. — В чем услуга? — Она подняла на парня взгляд и спрятала на дне глаз ностальгию, ногтем большого пальца отрывая заусеницу.

— Вадик хочет говогить только с тобой. — Парень развел руками и усмехнулся, мол, сам в шоке.

Требовательный взгляд Тат заставил пояснить ситуацию. Она всегда была такой — не останавливалась на полпути. Виктор заметил ее тревожность и навязчивые движения, которыми Тат себя успокаивала. Раньше она не была такой нервной.

— Появились еще одни гебята. — Вик недовольно сморщился и крепко затянулся. — Они пгодают больше, но наше пгеимущество в надежности и стабильности.

Дрейк мрачно вздохнула, покачала головой.

— Я думала, что оставила это в прошлом, — с горькой досадой призналась она.

Виктор постарался не показывать, что это его задело. Он, наверное, ее понимал. Стремление к обычной жизни — не преступление. Однако он не думал, что оно появится именно у Дрейк.

— Только не говоги мне об отсутствии могали, ласточка, — едко бросил Виктор, отдергивая руки девчонки от куртки, которую она поправляла в который раз. Тат вздрогнула. — Я же сделал так, как ты хотела, — чуть тише добавил он и опустил голову с тяжелым вздохом.

Казалось бы, он мог вычеркнуть ее из своей жизни, даже не вспоминать, и с упертым ублюдком Вадиком разрулил бы ситуацию, только не мог. Она же была его чертовым соратником. Виктор взял Тат за руку, коротко сжал ее пальцы своими. Поднял на Дрейк вопросительный взгляд и слабо улыбнулся.

— Что?

Дрейк выдохнула удивленно, надломленно. Она ослышалась? Но Виктор с кривой, обреченной ухмылкой кивнул, будто сдал дерзкую оборону. Его руки успокаивали. Он первый научился так делать.

— Да, наш гынок сбыта — только клубы и частные вечегинки, — ответил парень, благодушно не обращая внимания на ее слабость. — Но те пацаны сбывают везде, к тому же они сами тогчки, поэтому Вадику невыгодно с ними габотать. Но пгиносят они больше… — Виктор попытался увести разговор в другое русло, но Татум до сих пор смотрела на него удивленным, благодарным, почти восхищенным взглядом.

Он оставил ее условия. Даже когда его сестра закончила школу. Сделал так, чтобы память о ее прошлом не была настолько мерзкой, как можно себе представить. Распространение наркотиков нельзя оправдать ничем, но можно сгладить будущее кипение в адском котле тем, что не продаешь детям. Хоть что-то.

— Это… спасибо, Вик.

— Спасибо скажешь обновлением сделки. — Он по-дружески пихнул ее в плечо.

Тат засмеялась, вновь картинно закатила глаза. Они ведь и правда были настоящими друзьями. Может, состояли в странных, болезненных отношениях, потому что были похожи тягой к саморазрушению, но кто устанавливает норму?

— Почему именно я? — Она подняла на парня непонимающий взгляд.

Виктор фыркнул.

— А хег знает. Ты нгавишься людям. — Он пожал плечами. — К тому же ты с ним обсуждала условия в тот газ.

— И за три года вы ни разу не разговаривали без меня? — изумилась Дрейк. — Как это вообще возможно?

— Твоих слов ему, видимо, было достаточно.

Они молчали, пока Виктор докуривал сигарету. Думал каждый о своем.

— Как ты? — нарушила тишину Татум. — Сейчас мне не хочется играть, Вик. — Она поджала губы, вздохнула. — Мы ведь были… — Дрейк не закончила фразу, потому что и сама не знала, кем они были.

Слово «друг» казалось слишком обезличенным.

— Сойдет, — тихо проронил парень. Ему было приятно, что Тат о нем беспокоилась. Как в старые добрые. — Не волнуйся за меня, ласточка, у меня всегда все окей. — Он улыбнулся. Кинул на Дрейк взгляд исподлобья. — А вот по тебе этого не скажешь…

Татум горько хмыкнула.

— Мне тоже нужна будет дружеская услуга, — пробормотала она, криво усмехнувшись. — Пойдем. Обновим твою сделку.

Татум

Татум вышла на улицу, Виктор закрыл за ними дверь. Дрейк отпустила вожжи контроля, ее плечи поникли.

— И почему они думают, что я до сих пор в Якудзах? — Дрейк выгнула бровь. — Неужели Вадик надеялся на мое возвращение?

— Может быть, — загадочно произнес Виктор. — Или не хотел... закапывать имидж, — со смешком цокнул он.

Разговор с Вадиком прошел вроде бы гладко. Так же, на грани флирта и угроз, но в привычной манере. Тат удивилась, когда ее приняли как члена Якудз, но вида не подала. Хоть и свои ей теперь были чужими, из двух зол надо было выбирать меньшее.

— Имидж, значит… ладно, — улыбнулась она, отвлекаясь на пришедшее сообщение. Виктор заинтересованно наблюдал за сменяющимися эмоциями на лице Дрейк: девчонка помрачнела, сжимая телефон до белых костяшек. — Долбаная сука! — рыкнула она сквозь зубы. С силой дернула замок на куртке, застегивая ту под самое горло. — В который раз нашу встречу отменяет, все нервы мне вымотал.

— Это как-то связано с твоей услугой?

— Напрямую, — кивнула Татум. — Святослав… фамилию не знаю — зеленоглазый, дерзкий, крутится в высших кругах. Наезжает на меня в последнее время, что-то знает о моем прошлом. Знаком с ним? — Она подняла взгляд на парня.

— Слышал, — ответил он. — Жесткий поц, но любит понтоваться.

— Даже не представляешь насколько, — вздохнула Дрейк. — Ладно, меня это достало. — Она мотнула головой, набирая номер.

Ждала несколько секунд, слушая гудки, нервно втягивала носом воздух. Взглянула на Виктора в поисках поддержки. Парень ее оказал без слов.

— Да, куколка? — раздалось на том конце.

Тат дернулась, как от тока. Неопределенность пугала. Но лучшая защита — это нападение.

— Ты просто ссышь или не знаешь, что тебе от меня нужно? — едко поинтересовалась она, собирая волю в кулак.

— Скорее это тебе что-то нужно от меня, — легко парировал Слава.

У Дрейк в животе свернулся узел отвращения.

— Например? — сухо спросила она.

— Например — чтобы я молчал.

— О чем же?

— О том, к примеру, что до больницы ты не была знакома с Люком. — Довольства в его голосе было хоть отбавляй, но Дрейк не сдавала позиции. Улыбнулась, вздернула подбородок.

— Не была, — согласилась она. — И что, предъявишь мне обвинения из-за женских манипуляций с целью познакомиться с симпатичным парнем? — Тат надменно хмыкнула.

Виктор рядом с улыбкой покачал головой.

— С симпатичным парнем с амнезией, — иронично припомнил Слава.

— Из-за беспринципных женских манипуляций, — отбила подачу Дрейк. — Не смеши меня, — пренебрежительно добавила она.

— Ты знакома с Якудзами, — давил он.

— Знакома, — так же легкомысленно согласилась Дрейк назло собеседнику. — Я училась с ними в одном классе. Будешь этим шантажировать еще тридцать человек?

— Как скажешь, куколка. — Слава не сдавался. По его голосу было слышно, что он улыбался. Это настораживало. — Но мне нужна информация, а если ее не дашь мне ты, то я спрошу напрямую у Виктора, — победно протянул он. Тат облегченно выдохнула, смотря на друга. Тот продолжал с улыбкой слушать разговор. — Думаю, он сможет мне рассказать много интересного. Про тебя в том числе.

— Ну, попробуй. За ужином в прошлом месяце мне показалось, что он не питает ко мне настолько сильную неприязнь, чтобы пачкаться о разговор с тобой. — Она жестко усмехнулась и почти чувствовала, что победила.

Но Слава был непреклонен.

— В крайнем случае… — нараспев произнес он и сделал паузу, будто задумался. — Я могу спросить об этом Штат. Знаешь такую особу? — Дрейк замерла. — Была приближена к верхушке этой ОПГ. Только вот ее давно никто не видел, и сдается мне, что она к бывшим коллегам питает достаточно сильную неприязнь, чтобы снизойти до разговора со мной.

Татум победно улыбнулась, встречаясь взглядом с Виктором. Сглотнула и собралась с силами, чтобы сыграть убедительно.

— Сука, — зло выдохнула она, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не засмеяться, когда улыбающийся Виктор показал ей большой палец.

— Так я и думал, — довольно отозвался на том проводе Слава.

Дрейк закатила глаза.

— Завтра в девять на набережной Лейтенанта Шмидта напротив особняка Брюллова, — припечатала Татум. — Хватит тебе уже от меня бегать, — проговорила Дрейк, пытаясь придать голосу нервной дрожи. — Покончим с этим с глазу на глаз.

— С радостью.

Тат сбросила вызов. Молчала несколько секунд, подняла смеющийся взгляд на Виктора.

— Ну что? — Она вопросительно посмотрела на парня исподлобья. — Пойдешь со мной?

— А то, — кивнул он. — И пацанов возьму. — Он с прищуром посмотрел на девчонку и развел руками, объясняя свою мотивацию: — Только я имею пгаво давать тебе пгозвища.

Возвращалась Тат домой в приподнятом настроении: ее прошлое решится завтра. Ее будущее впервые не вгоняло в тревогу. Неужели… жизнь налаживается?

Только вся спесь с нее слетела еще на пороге. Сестра должна была приготовить ужин и познакомить Татум со своим парнем, с которым встречалась уже месяц.

— Ты вовремя, Дрейк!

Дверь открыл Люк.

Глава 2. Распутная вдова по имени власть

Татум

Татум по-черному завидовала умным женщинам. Тем, которые умны настолько, что способны этот самый ум не показывать. Которые умудряются прятать саркастичное закатывание глаз, могут не дать слететь с губ сиюминутной шутке, подают себя легко, непринужденно и царственно.

Таких женщин выбирают мужчины, которые подобные качества умеют ценить. К Дрейк же притягивались такие, как она: озлобленные, импульсивные, с вишенкой криминального флера на торте. Тот факт, что такие десерты, как и сахарный диабет, приводят к проблемам со здоровьем, она в расчет не брала.

Дрейк хотела посетовать на судьбу и попросить жалобную книгу — спросить, почему ее окружают одни козлы. Только после сегодняшнего вечера она этого делать не имела права. Понимала: сама такая. А подобное притягивается к подобному.

В затылке до сих пор звенел колокольчиком смех Люка — искренний, задорный, не вписывающийся в картину ее мира.

Татум думала, что попрощается с сознанием прямо там, на пороге, когда увидела парня. Как назло, ее нервная система оказалась крепче: Дрейк даже выдавила из себя почти естественную улыбку.

Ситуация вырисовывалась двоякая. С одной стороны, если убрать за скобки все, что она сделала, Дрейк была рада за сестру: Люк был веселым, обаятельным и интересным парнем. Было видно, что он заботится о Нике и даже почти в нее влюблен. Тат искренне хотела порадоваться за нее. Просто шутить весь вечер, как старая кошелка, в духе «ну что, сколько гостей планируете на свадьбе?».

Только не могла.

Потому что в реальной жизни, там, на кухне, между подачей первого и второго блюда, Дрейк и ее действия за скобки было не вынести: жизнерадостный парень ее сестры все еще носил повязку на отсутствующем глазу, а вина Татум за это не могла испариться вместе с запахом лука через форточку.

Так и сидели за обеденным столом — святая, незнающий и грешница. Все полтора часа дружеской беседы последняя платила за свои грехи мерзким комом в горле.

Дрейк понимала, что вечно так продолжаться не может. Она не собиралась изливать Люку душу: Тат гением себя не считала, но ума понять, что этот поступок облегчил бы жизнь только ей, хватало. Ему это незачем было знать.

Она убедилась, что Люк создал свою жизнь заново и, несмотря на все, счастлив. Частично даже вспоминал родителей и друзей, но только в общих чертах, поэтому слабую надежду на искупление по случайности Дрейк не оставляла. Как наркоман или вор, который в глубине души жаждет попасться, она смотрела на Люка, но знала, что он не вспомнит. Потому что она этого не заслуживает.

И с каждой улыбкой парня, с каждым легким жестом, которым он поправлял волосы Ники, любовно проводя пальцами по ее скулам, вина отступала. Стояла все так же за плечом, но уже не царапала горло острыми когтями воспоминаний.

Дрейк, очевидно, не любила быть счастливой: мысль о том, что Люк был лучшим другом Криса, вновь перекрыла кислород. Ведь Дрейк была замешана в том, что сломало Вертинского. Не было бы ее — Люк не пострадал бы, а у Криса до сих пор был бы друг. Но опилки прошлого не склеить воедино — оставалось посыпать ими голову.

Тат резко выдохнула, на смену удушающему чувству вины в сердце просочилась злость. Почему она вообще о нем думает? То, что она сделала, — не изменить.

Травма Криса должна грызть только его: никто не заставлял Вертинского отворачиваться от друга из-за собственной трусости.

Они друг друга стоили. Психопатка и предатель — возможно, про них когда-нибудь напишут роман. Только ими, в отличие от Бонни и Клайда, восхищаться не будут — сплюнут три раза через плечо, чтобы так же не вляпаться, и забудут.

Рваным движением Дрейк достала из куртки пачку сигарет. Зло рухнула на скамейку, с покорным смирением приняв боль в копчике. Вид спрятавшегося в сумерках города на краю парка 300-летия не восхищал — выбешивал. Хотелось фыркнуть: «Да знаю я, что являюсь уродливым пятном на твоем фоне, не напоминай», — но Тат только покачала головой, зарывшись пальцами в волосы. С тяжелым вздохом подавила невысказанный порыв, отдававший шизофренией.

Откровенно — Дрейк было страшно. Завтра вечером она должна была встретиться со Славой и не знала, чего ожидать. Тат понимала, что у нее есть два козыря: незнание Святослава о том, что Дрейк и Штат — один и тот же человек, и его прямая вина за то, что Люк оказался в тот раз на Канонерском острове.

Крис говорил, что вступиться за него позвал Святослав. Была вероятность его участия в неудавшемся тогда нападении на Нику. Небольшая — те парни сами были отбитыми. Но все же. Только намекни — она уже будет в выигрыше.

Однако ни тем, ни другим тузом она воспользоваться не могла. В первом случае — потому что навела бы Славу не только на подозрения в своем участии в организованной преступной группировке, во втором — потому что подставила бы Криса.

Поэтому Тат сидела на скамейке, устало материлась в темноту и понимала, что единственный выход — все отрицать и надеяться на удачу.

Не прийти было нельзя. У Славы на нее что-то было, вряд ли весомое, но Дрейк должна была узнать что. Потому что на пустом месте его голос не сочился бы такой дерзостью. И ему что-то от нее было нужно. Скорее не от нее, а от кого-то из Якудз, но просто так завалиться к ним и потребовать информацию он, конечно же, не мог. Сопляк. Решил зацепиться за Татум: после благотворительного вечера она была, так сказать, ближе к телу.

Дрейк вздохнула. Осознание собственной беспомощности выматывало. Радовало только, что за ее спиной будет стоять Виктор с парнями, а у нее в запасе будут «близкие доверительные отношения» со Штат. Сюрреалистичность происходящего не укладывалась в голове: почему, когда хочешь, чтобы жизнь была как кино, тебе подсовывают дешевую пародию на криминал?

Периферическое зрение выхватило из темноты вечера яркие фары взвизгнувшего колесами джипа и тонкую фигуру, оставшуюся на стоянке, когда машина, не переходя в режим паркинга, так же быстро исчезла из поля зрения.

Дрейк не подняла головы, когда человек присел на другой край скамейки. Только задохнулась дымом и, соблюдая оставшиеся крупицы такта, выругалась на испанском:

— No es un día, sino un jodido…1

— No es necesario decir2, — сказали ей в ответ. Тат подняла удивленный взгляд на незнакомку.

В этот момент, такой незначительный, ей почудилось, что все не так уж плохо. Простое понимание того, что у незнакомого человека сегодня творится такое же дерьмо в жизни, мгновенно подняло настроение на пару делений. Понимание всегда исцеляет. Особенно когда происходит в Петербурге на испанском языке.

— У гениев способы выражения настроения сходятся. — Женщина иронично улыбнулась и закинула руку на спинку скамейки, разворачиваясь корпусом к Дрейк.

— Или у идиотов, — пожала плечами Тат. На душе было паршиво.

Неловкости от сказанного она не почувствовала, хотя стоило бы: незнакомка перед ней как раз была из той породы женщин, которым Дрейк время от времени завидовала. Она выглядела «дорого».

— Говори за себя, — заявила в ответ женщина и отмахнулась, легким жестом обозначая, что реплика Татум ее не задела, а она не хотела задеть ее в ответ.

— Можно мне твою самооценку? — Дрейк со смешком вскинула брови.

Было в женщине что-то, чему хотелось подражать. «Хочу стать тобой, когда вырасту», — крутилось на языке и с иронией оседало на легких: было бы здорово, но Дрейк уже не девчонка — дров наломала по-взрослому.

— Без проблем, — подхватила ее обреченно-насмешливый тон женщина, театрально откинув за спину волосы, — просто никогда ни о чем не жалей.

Татум закатила глаза: непросто жить согласно этому правилу, когда ощущаешь себя гротескно маленьким человеком под весом собственных чувств.

— Легко сказать, — фыркнула Дрейк. — Татум, — коротко представилась она.

— Рене, — кивнула женщина, убирая за скобки расспросы о необычности имени Дрейк своим. — А сделать почему трудно?

Дрейк зашлась беззвучным мрачным смешком: новая знакомая была старше ее лет на семь, но сейчас Татум чувствовала себя дряхлой старухой — по крайней мере, последние три года именно так истрепали ее душу.

— Потому что уже сделано слишком много. — Она с вынужденным принятием вновь пожала плечами, дернула уголком губ в усмешке: плакать уже надоело. — И за такое редко прощают.

Женщина задумчиво хмыкнула. В тусклом свете фонарей Дрейк могла поклясться, что в глазах Рене видела понимание. Хотелось грешить на эффект бармена, но казалось, что эта встреча действительно должна была произойти.

Татум увидела ту, кто, кажется, подобное пережил. В Рене не было легкомысленности или нежности — во всем образе новой знакомой читались лишь благородство, стать и, пожалуй, смелость. Неповторимая и запоминающаяся смелость не жалеть о последствиях, двигаться вперед. Рене, в отличие от Татум, знала, чего хотела.

— Исправить это можно? — После паузы женщина взглянула на Дрейк исподлобья, коротко улыбнулась.

— Нет, — просто ответила Тат.

— Повторять это будешь?

— Нет… — Дрейк нахмурилась. Перевела взгляд с городской панорамы на собеседницу.

— Вот и ответ, — просто сказала Рене. — Сделай выводы и иди дальше.

Внутри Дрейк на секунду поднялась волна смеха и возмущения: как можно так легко говорить о чем-то, не зная сути? Но потом Тат заглянула Рене в глаза и все поняла. Это не было советом «на отвали». Совет был дан из собственного опыта.

— Кажется, ты и правда знаешь, о чем говоришь. — Тат с легким подозрением покосилась на женщину, выкинула дотлевшую сигарету. — Похоже, ты повидала в жизни реального дерьма.

— Надеюсь, это был комплимент, — засмеялась Рене, поправив на плечах роскошный кашемировый шарф.

— Несомненно, — патетично подтвердила Тат, откинулась на скамейке, устремила внимательный взгляд на новую знакомую. — Откуда ты?

— Штаты.

— Далеко тебя занесло. — Одобрительный смешок сорвался с губ и растворился в тишине понимания между ними.

— Чем лучше справляешься с проблемами, — Рене нарочито широко улыбнулась, наклонила голову вбок, играя с Дрейк в гляделки, — тем масштабнее они становятся, даже выходят за границы страны. Но мне это нравится.

— Нравятся проблемы? — Тат не сразу заметила, что Рене закончила говорить, так мелодично и натурально звучал ее голос.

— А то. Это значит, что у меня есть ресурсы их решить. У кого нет проблем, тот сидит на обочине жизни.

— Интересная позиция, — заметила Дрейк. — В таком случае, как человек с таким масштабом мышления, что посоветуешь тому, кто застрял в полнейшем кошмаре из прошлого, которое не может его отпустить?

— Хочешь спросить меня, делать ли тебе то, что задумала, или сдаться? — Рене снисходительно улыбнулась, с прищуром взглянула на Дрейк из-под пушистых ресниц.

— Вроде того… — Тат на секунду замешкалась.

Дрейк тяжело сходилась с людьми. Делала вид, что это дается легко, но искренне подпускать к себе человека близко никогда не спешила — предпочитала ограничиваться сарказмом и острой язвительностью, лишь бы не пропустить момент, когда за ударной дозой юмора покажется кромка ее души, которую болезненно могли задеть. Но сейчас, глядя на изысканную незнакомку, выдыхая в вечерний воздух вековую усталость, она совсем не хотела прятаться.

— Ладно, — кивнула Рене. Дрейк вопросительно выгнула бровь, пряча надежду за скепсисом. — Взвесь все за и против. И если хоть на одно за будет больше, — женщина внимательно посмотрела Тат в глаза, — действуй. Иди до конца и вычеркни сожаления, но для этого у тебя должна быть та самая цель.

Дрейк задумалась, поджала губы, улыбнулась.

— Потому что игра должна стоить свеч?

— Потому что если цель — спасение души, то цель оправдывает средства.

Татум

Первый снег задерживался. Ясный воскресный день, догоняемый ранними сумерками, казался незаконченным, будто художник забыл поставить подпись на полотне.

Вчерашняя беседа с незнакомкой на краю парка закончилась так же неожиданно, как началась: Рене забрал другой тонированный джип, скрывшись в глубине ночи. Татум была рада такой странной, ничего не значащей, но нужной встрече. Решение действовать было принято — оставалось лишь выждать сутки до встречи со Славой.

Квартиру Дрейк отдала на откуп сестре, в родной район не было никакого желания возвращаться. Странная тоска вперемешку с усталостью и предчувствием опасности заставила Тат незаметно для себя пройти несколько километров.

Отчаянно хотелось увидеть Криса, но Дрейк знала: нельзя. Она не хотела переступать черту. Пусть Вертинский разберется сначала со своими делами. Да и кто она ему, чтобы приходить вот так, когда не знаешь, что именно гложет и как от этого спастись? Прийти и попросить обнять ее? Не смешите.

С другой стороны, он же пришел к ней… нет. Она не будет писать ему, потому что Дрейк не признает, что нуждается в нем.

Ноги сами привели Татум на порог квартиры Виктора. Она не знала, было ли это каким-то странным стокгольмским синдромом и тоской по токсичной дружбе, но ни сознание, ни подсознание других идей не выдали.

Он открыл дверь спустя минуту, в одних домашних штанах и с мокрой головой. Весело ухмыльнулся, сложив руки на груди в ожидании хоть каких-нибудь слов. Дрейк только закатила глаза и вздохнула.

— Можно я не буду тебе ничего объяснять, а просто съем половину холодильника и лягу спать на диване? — Она криво усмехнулась, с надеждой посмотрела на… друга.

Виктор залихватски зачесал пятерней назад волосы, привалился к дверному проему, окидывая Дрейк нахальным взглядом с ног до головы. Тат только сейчас отметила, что парень похорошел со школьных времен: веса так и не набрал, но приобрел взрослый рельеф и уверенность, стал старше. Татуировки заполнили все руки и грудь.

Виктор с хитрой улыбкой покачал головой.

— Нет. — Он прикусил губу и мотнул головой после паузы, видя досаду, спрятанную за скепсисом, в глазах Дрейк. — С едой негусто, а диван завален хламом, котогый мне лень убигать, так что съешь только четвегть и ляжешь на кговати, — заявил он.

Дрейк облегченно выдохнула, на ходу толкая парня локтем в бок.

— Придурок, — хмуро пробубнила она и кинула полный благодарности взгляд через плечо.

Виктор не стал ее выслушивать, Татум не хотела говорить — парень кивнул на кухню и до середины ночи засел за компьютером, дав Дрейк волю действовать самостоятельно: она знала его квартиру вдоль и поперек.

Утром Дрейк проснулась разбитой и только к десяти выползла на кухню. Виктор собирался уходить, смерил Тат насмешливым взглядом, лишь бросив в самых дверях:

— На холодильнике телефон доставки, деньги в банке из-под кофе. Вегнусь — обсудим все.

Дрейк лишь обронила «ладно» в закрытую дверь и поджала губы.

Она чувствовала себя маленькой девчонкой, которая ждет из школы старшего брата, чтобы тот разобрался с обидчиками. Только старшего брата у Дрейк никогда не было, а обидчиков приходилось наказывать самой.

День прошел в сумбурном тумане за просмотром бессмысленных роликов в Интернете и поеданием роллов «Филадельфия». Тат разрешила себе похандрить и выключить мозг на целых восемь часов, впервые не продумывая дальнейший план.

Раз в два часа всхлипывала, но затем вытирала слезы, недовольно отмечая, что недостаточно расстроена для рыданий. Просто устала. Она просто, сука, чертовски устала.

К восьми вечера Дрейк смогла взять себя в руки, сходила в душ и обновила макияж, заказала очередную порцию суши. Виктор вернулся вместе с курьером.

— Почему мы не можем быть просто детьми? — Дрейк скривилась, укусив красный имбирь из набора. Подняла взгляд на парня, произнеся первую реплику за день.

— Потому что детство кончилось, ласточка. — Он неопределенно махнул в воздухе рукой, разломил китайские палочки. — Надо платить по счетам, искать дело и бабки. Соня, вон, вообще годила.

— Правда?

— Ага.

— Жесть… — Дрейк удивленно качнула головой, на несколько секунд погрузилась в собственные мысли, уставившись в одну точку. — Ты злился, когда я ушла? — Вопрос прозвучал неожиданно для обоих.

Виктор внимательно покосился на Дрейк, обдумывая слова. Вернулся к еде, пожав плечами.

— Хотел злиться, — после паузы ответил он. — Но, вообще говогя, все понимал.

Татум слабо улыбнулась, подняла на друга изучающий взгляд. Виктор был хорошим парнем… если не брать в расчет то, что делало его плохим.

В другой вселенной, где Дрейк не совершала ошибок, а жизнь не вынуждала Вика быть предводителем организованной преступной группировки, они могли бы… жить иначе.

— А я на тебя злилась. Жутко прям. — Тат грустно усмехнулась, переведя задумчивый взгляд на соевый соус. — Было проще верить в то, что не я виновата. Ну, понимаешь, во всем.

— Знаешь, ласточка… — Виктор взял ее за руку и заглянул в глаза, намеренно ловя внимание Тат. — Ты мне куда больше нгавилась, когда не ныла… — И он зашелся звонким смехом, вынуждая Дрейк искренне улыбнуться. — Сегьезно, амплуа стгадалицы тебе не идет. И сегодня не поможет точно, — напомнил он, с шуточным укором взглянув на Дрейк исподлобья.

— Ладно-ладно, — хихикнула в ответ Татум, с удовольствием добавляя к рису васаби.

Надо было прекращать ныть.

Виктор лишь мазнул по девичей фигурке нечитаемым взглядом, пожал плечами: ему будто было плевать.

За едой Дрейк понемногу приходила в себя: она отсиделась в убежище — готова была выбираться на охоту, ныряя в космос вечерних сумерек.

Из души выветривалась дрожь, взгляд наливался сталью. Каждый был погружен в себя. Как перед дракой, они накручивали внутреннее состояние.

Состояние холодного азарта, соревновательной злости и безнаказанности: там, где участвуют кулаки, ты не должен сомневаться, насколько сильно бить и будут ли последствия, — должен идти до конца. Потому что, как правило, участвовать будут не только кулаки. А в такие моменты нужно не думать ни о чем, что было до этого, — только желать победы любой ценой и помнить, что эта игра всегда стоит свеч.

Татум ступала по асфальту тяжело, упрямо. Смешение прошлого и настоящего под соусом неизвестной угрозы выбивало из колеи. Лишь извечные каблуки на ногах добавляли происходящему хоть какой-то оттенок стабильности.

Дрейк была сосредоточена, невозмутима — впечатывала широкий шаг в асфальт и вспоминала, почему подростков из депрессии вытаскивают с помощью яркой одежды: сейчас Дрейк в привычном черном поглощала любые всполохи эмоций вокруг себя. Тат потрясла головой: такой «тяжелой» тоже нельзя быть.

— Эй, Вик, а ты в курсе, что правильно говорить не «дровосеки», а «дровосексуалы»?

Неуместная шутка разрядила давящую атмосферу. Перезвон смеха друзей разрезал усталые сумерки вечера: к ним возвращался азарт. На машине до места встречи на краю Васильевского, аккурат рядом с музеем «Подводная лодка С-189», они добрались за десять минут по пустым дорогам. Дрейк бережно хлопнула дверцей старого джипа, облокотилась на капот, прикурила.

Дым сизыми нитями поднимался вверх, Татум улыбнулась. Внутренняя пружина натягивалась, готовность ко всему росла. Дрейк специально не думала о прошлом, чтобы максимально погрузиться в имеющиеся сейчас плюсы и не скатиться в чувство вины.

Они перекинулись с Виктором парой фраз, когда их окликнул свист: на освещенное пятно парковки вышел человек.

Татум кинула в его сторону секундный взгляд, ухмыльнулась. Прикрыла глаза, взращивая в них огонь и лед, кивнула другу и, медленно «отлепившись» от капота машины, стала лениво вышагивать навстречу Славе.

Сигарета показательно тлела в расслабленной руке.

— Привет, красавчик. — Дружелюбный тон смазал улыбку на губах.

Дрейк чуть вздернула подбородок в знак приветствия. Молодой мужчина в ответ на этот жест лишь презрительно поправил воротник замшевой куртки.

— Привет, бродяжка. — Он с прищуром отзеркалил улыбку Татум, заглядывая ей за плечо. Виктор стоял в десяти шагах и, улыбаясь, наблюдал за ситуацией.

— Вы только гляньте, — картинно удивилась Татум, доставая из лексикона утрированные колкие словечки, — какие манеры: сразу видно — сливки общества!

— Очевидно, стухшие, — надменно хохотнул Виктор из-за спины Дрейк.

Татум якобы насильно стерла с губ улыбку, вернула внимание к Святославу, непринужденно уперла свободную от сигареты руку в бок. Она не доставит ему удовольствия лицезреть защитный жест в виде скрещенных рук.

— Ты хотел поговорить. — Татум пожала плечами. Выжидающе вздернула брови. — Так говори.

Святослав прищурился, сканирующим взглядом проходясь по худощавой фигурке. Остановился на черных глазах. Их он заметил еще при первой встрече — бесстыдные, бездонные, азартные. Но если раньше видел в них хорошо скрываемое смятение, то сейчас — ничего.

Лишь игровое поле и предложение сделать ход.

— Все еще будешь отнекиваться от своей связи с Якудзами? — Слава насмешливо цокнул, стрельнув глазами на парня за спиной Тат.

Парой суток ранее яростно доказывала, что она ни сном ни духом, а тут…

— Отнекиваться от чего? — Дрейк с праведным недоумением хлопнула ресницами, в наигранном смятении оборачиваясь через плечо. — Я просто привела друга. Сам понимаешь, негоже девушке одной ночью гулять. — Она сверкнула беспомощной улыбкой и снова в упор уставилась на парня.

Сложила руки в замок за спиной, будто смотрела сквозь стекло в зоопарке.

— И твой друг по счастливой случайности оказался предводителем организованной преступной группировки? — Святослав надменно выгнул бровь, надеясь надавить на чашу весов здравыми аргументами, но Татум лишь развела руками.

— Ну, знаешь, друзей не выбирают…

Слава сморщился: Дрейк неприятная. Неприятная и притягательная в своей уверенности, непробиваемости. Словно всегда знает — что бы ни сделала, — что ее прикроют.

Пропащая. Будто черт с ней. В прямом смысле.

— Вообще-то выбирают. — Святослав дернул уголком губ в ухмылке, кинул еле заметный взгляд через плечо.

Через несколько секунд рядом с ним возникли пятеро парней, выныривая из тени под свет очерченного контрастом ринга.

— Добрый вечер, — с едкой иронией поздоровалась Татум. Смятение на секунду ударило под дых при виде Арсения. Продажный ублюдок со своими Хулиганами пошел на запах бабла. И теперь был по другую сторону. Затолкав растерянность глубже, Дрейк расплылась в довольной улыбке, жадно разглядывая каждого по очереди, наклонила голову вбок. — Какая прелесть, это все мне?! — Она кокетливо подмигнула бывшему знакомому и вернула внимание к Славе.

По венам растекалась азартная уверенность в выигрыше: Дрейк в извращенном смысле было приятно, что Святослав привел подмогу на разговор с ней. Значит, боялся. По крайней мере — опасался. И вряд ли знал, что с Сеней они плотно в былые времена общались. Этот фактор странным образом заставлял сердце биться чаще и улыбаться шире. Целый отряд крепких парней против нее — одной мелкой девчонки?! Право, сильно льстит.

Татум распрямила плечи, помня о том, что Виктор не пришел бы один на такую встречу: за ситуацией его «друзья» тоже наблюдали. Дрейк была рада, что не они первые выложили козыри на стол.

— Не зазнавайся, — фыркнул Слава, понимая, что его фокус вызвал обратную реакцию.

Татум только вздохнула.

— Дорогой, ты же понимаешь, я могу подкалывать тебя хоть целую ночь, но ты вроде что-то хотел, верно? Выкладывай.

Тат вскинула подбородок, оценивающе оглядела парня с головы до ног. Виктор позади усмехнулся. В нужные моменты Дрейк была прекрасной актрисой, но сейчас забавляло больше всего то, что Татум была искренна.

Святослав незаметно передернул плечами, поджал губы. Его начинало напрягать, что девчонка ведет себя так раскованно: план был совсем другим. Очевидно, она не понимает всю серьезность ситуации.

— Всенепременно. — Он манерно махнул рукой. — Хочешь перейти сразу к делу — давай.

Он коротко улыбнулся, предвкушая, как станет свидетелем ее поражения. Слава сам не знал, откуда появилось желание крови и зрелищ. Он стал гладиатором на арене, не хотел сдаваться так просто.

Только если раньше ему нужно было от Татум совершенно определенно одно — информация, то при взгляде на пренебрежение в ее лукавых черных глазах и расслабленную позу в Святославе разгоралось нечто очень личное: теперь он хотел уничтожить конкретно ее. Подчинить. Сменить презрение в глазах Дрейк на страх.

— Как бы ты ни отнекивалась от связей с Якудзами, — он бросил ехидный взгляд на парня за спиной Тат, — мы оба знаем, кто, даже в отличие от тебя, оборвал все контакты с бывшими друзьями и до сих пор не выходит на связь. И кто абсолютно точно во всем замешан по самые уши и знает обо всех ваших скелетах в шкафу… — Он выдержал театральную паузу и с кривой ухмылкой проницательно посмотрел на Дрейк. — Штат. Она, насколько мне известно, с вами обоими не в лучших отношениях, раз с тех времен, уже три года, ее никто не видел.

Дрейк подавила смешок, стараясь выглядеть серьезно, но холодок по спине пробежал: жутко было осознавать, что парень хоть недостоверно, но изучил отношения в их банде. Татум взяла себя в руки, вопросительно выгнула бровь.

— И?..

Слава заметил в Дрейк замешательство. Обрадовался.

— А значит, есть вероятность, что со мной она захочет поговорить.

Слава смерил Дрейк нахальным взглядом, сложил руки на груди. Пренебрежительный, тяжелый взгляд парня прибивал Татум все ближе к земле.

Она сглотнула. По телефону это звучало менее драматично. Ситуация вырисовывалась не лучшая. Дрейк могла сейчас спокойно послать наглого щеголя, но тогда не исключено, что Слава уже всерьез займется вопросом. Сконцентрирует все свое внимание на Штат и докопается до правды. Тат даже была удивлена, что до сих пор не докопался: цепочка тайн, держащаяся на молчании вчерашних подростков, была совсем не надежной.

Оставалось надеяться на прошлую репутацию и страх, который до сих пор внушал Виктор со своей компанией: только благодаря этому ее имя еще никто не сдал ни полицейским, ни таким, как Слава.

Посылать его ко всем чертям было нельзя: это стало бы доказательством того, что Святослав в выигрышном положении. Нужно было что-то решать. Славу нельзя было злить.

Его нужно было растоптать.

Стихшая уверенность вперемешку со злостью снова повысила градус, разогревая кровь.

— Очень интересно, под чем ты это придумал, — притворно удивилась Татум. — Во-первых, хотелось бы узнать, с чего ты решил, что я со Штат не общаюсь. — Она гордо вздернула подбородок. — Во-вторых… — Дрейк скрипнула зубами от злости: кем он себя возомнил? — Хотелось бы узнать, с чего ты решил, что можешь лезть ко мне. А, красавчик? — Тат шагнула навстречу парню, накаляя атмосферу негодованием. — И с чего ты, интересно, решил, что избежишь последствий? — Еще шаг. Виктор за спиной Дрейк дернулся, но она не могла стоять на месте: тихая ярость толкала Татум в спину. Парни по обеим сторонам от Славы ощетинились. — М-м? — Последний шаг — между ними ничтожное расстояние. Дрейк гневно смотрела парню в глаза. Она была зла настолько, что готова была влететь прямо в солнце. Ткнула пальцем ему в грудь, повысила голос. — Я тебя, сука, спрашиваю! С чего ты решил, что можешь приходить сюда и что-то от меня требовать?! И кстати, от лица Штат могу сразу передать тебе: отсоси!

Перед глазами скакали черные точки, лишь через секунду Дрейк заметила руку Виктора на своем предплечье: друг не дал ей накинуться на Славу с кулаками. Ее не остановили бы пятеро друзей оппонента. Она была близка к состоянию, в котором выбила Люку глаз.

— Ты блефуешь. — Слава ответил небрежно, но настороженно: к такой неожиданной вспышке ярости он не был готов.

Она точно чокнутая. Или его информация оказалась неверной?

— О, думаешь? — Дрейк опять подалась вперед, почти рычала. Из-за этого ублюдка она месяц жила с перманентной паранойей, но оказывается, что ничего, кроме сраных догадок, у него нет! — Тебе наше селфи прислать?! — Теперь Дрейк блефовала. — Или попросить Штат тебя дубинкой оприходовать?! — Она ядовито улыбнулась.

Слава прищурился.

— Не стоит, просто подтверди ваше общение более весомыми аргументами. — Парень хмыкнул. — Например, скажи: где Штат была вчера вечером?

Дрейк поняла, что отнекиваться уже не получится. И пошла до конца.

— У старого друга. — Татум победно цокнула, отступая на шаг. — Обновляла сделку. — Дрейк улыбнулась, когда увидела растерянность на лице парня. Она выиграла. Гадкое чувство расползалось по венам, но вскрыть часть правды для дела было нужно. Откуда только он знал это?.. — Так что от меня, от лица Штат и всех-всех-всех заклинаю тебя: не лезь ко мне больше никогда. Иначе, Свя-то-слав, поверь мне, ты не захочешь знать, что будет.

Дрейк пронзила парня предупреждающим взглядом, презрительно сплюнула ему под ноги. Развернулась и ушла.

Слава ее не останавливал.

Потому что и правда проиграл.

Святослав

— Завтра в девять на набережной Лейтенанта Шмидта напротив особняка Брюллова, — припечатала Татум. — Хватит тебе уже от меня бегать. Покончим с этим с глазу на глаз.

— С радостью, — улыбнулся Слава.

Тат сбросила вызов.

— Эта мелкая дрянь точно замешана, — задумчиво раздалось из угла комнаты.

Слава кивнул.

— Все равно слишком много неизвестных в уравнении. — Он качнул головой. — Девчонка подозрительная, но мне нужно что-то весомое, чтобы надавить на нее. Настолько весомое, чтобы многоходовочка не провалилась. Ты хоть представляешь, как на меня давят? Эта сраная флешка уже три года мне кровь портит. И эти отбросы Якудзы.

— По крайней мере, раньше ты просто ходил вокруг да около, а теперь у нас есть связующее звено — Татум Дрейк. Вадик сказал, Штат объявилась сегодня у него спустя три года. Можно надавить на это: Дрейк, как и Штат, ни с кем не общалась. Просто нужно понять, как ее размотать. В любом случае ты будешь действовать со своей стороны, а я — со своей. Кто-то да выиграет. В итоге и виновного в амнезии Люка найдем, и тебя от отрезанных пальцев избавим. Или чем там тебе угрожают?

— Ну и мудак ты, Старицкий, — с раздраженным смешком отмахнулся Слава. — Вроде психолог, а еще хуже своими словами делаешь. — Он фыркнул. — Но в любом случае да, рано или поздно она расколется. Нужно просто не отступать.

---

Глава 3. Спрос и предложение

Крис

Крис проснулся неожиданно. Резко распахнул глаза, сел на кровати. Несколько секунд мозг загружал блоки памяти, мозаика прошедших событий складывалась воедино: загруженная работой неделя, эмоциональное выгорание, сутки, проведенные с Татум.

Крис улыбнулся. Процессоры заработали с нормальной скоростью, настроение подскочило до высочайшей отметки.

Вертинский повел плечами, хрустнул шеей, задумался. Тело налилось приятной истомой: сон пошел ему на пользу. Задумчиво заваривая кофе, Крис с удивлением отметил, что не может перестать улыбаться.

Казалось, ребра расступились, пропуская сквозь кожу легкий весенний бриз. Ветер щекотал внутренности, пускал по спине мурашки, согревал… сердце? Крис мотнул головой, скорчил серьезную мину, но предательская улыбка все равно расползлась на губах уже через секунду.

Лучи утреннего солнца настойчиво пробивались сквозь жалюзи, пространство кухни наполнялось непривычной гармонией тишины. Примерно то же он чувствовал рядом с Татум субботним вечером. Только в тот момент сознание было подернуто усталостью и работающими по инерции шестеренками в голове, а сейчас Вертинский ощущал этот баланс кристально трезво. И ему это нравилось. Нравилось чувство, когда ты абсолютно точно, без капли сомнений знаешь, что все так, как должно быть. Правильно. Нет чувства уязвимости, обиды, желания кому-либо что-то доказать.

Когда ты просто стоишь на кухне, гипнотизируешь кипящий кофе в турке и улыбаешься сам не зная чему.

Крис пустил смешок, посмотрев на экран телефона: он проспал с вечера субботы до утра понедельника. Время до учебы еще было, но отцовской машины во дворе не наблюдалось. Понедельник — день большой планерки.

Воспоминания о прошедших выходных обдали парня новой теплой волной: он помнил розовеющие от смущения щеки Дрейк, помнил ее в растянутых штанах и помнил ворот футболки, вечно соскальзывающий с острого смуглого плечика.

И черт, он помнил их диалог насчет приверженности той или иной философии. Жар поднялся с низа живота, Вертинский махом выпил обжигающий кофе и, матерясь сквозь улыбку, пошел собираться. Никогда бы не подумал, что может возбудиться от женского интеллекта или простого диалога. Даже от воспоминаний о нем.

Сон удачно стер не только ощущение усталости, но и ее следы: зеркало заднего вида «мерседеса» отражало лишь свежего, молодого, амбициозного парня. Не затравленного офисного клерка с проблемами в управлении гневом, как два дня назад.

Осознание того, что ему нужно делать, пришло к Крису неожиданно. Он почувствовал это, как только проснулся, но сознание сформулировало мысль лишь сейчас. Он помнил, что ему сказала Татум. Нужно перестать прыгать выше головы. Потому что он действительно встал на носочки и слишком быстро потерял равновесие.

А еще она сказала, что гордится им. И знает, что у Криса есть потенциал, — он еще покорит этот мир. Чувства от этих слов, рождающиеся в сердце, Крис не мог аргументировать ни на одном из языков, которые знал, но от них определенно хотелось улыбаться.

И улыбка эта окончательно подтвердила, что Крис принял верное решение.

Вертинский припарковался на ставшем родным за последний месяц месте у бизнес-центра, лихо поднялся на девятый этаж, пошел сразу в переговорную: знал, что застанет там отца в одиночестве, составляющим план на неделю.

Матвей Степанович почувствовал на себе взгляд, поднял глаза от бумаг.

Крис с самого детства хотел быть похож на отца. Не карьерой или внешностью, а той энергетикой, что он излучал. Крис знал отца и в лучшие, и в худшие времена, но каждый раз, как сейчас, видя его за работой, сосредоточенного, не мог отделаться от мысли, что отец всегда уверен в том, что делает. Спокойный, внимательный, но от этого не менее радушный, теплый и понимающий.

— Привет. Есть две минуты? — Крис скупо дернул уголком губ, сел за переговорный стол напротив отца, видя приглашающий жест Матвея Степановича.

— Пришел на работу в толстовке? — Мужчина кинул на сына беззлобный, скептичный взгляд. — Дело твое, но помни, что твой образ не менее важен, чем твои навыки. Особенно для подчиненных, — спокойно проговорил Матвей Степанович и откинулся в кресле, сложив руки в замок.

Крис опять увидел снисхождение, проскользнувшее во взгляде отца. Он уважал Криса за проделанную работу. Но не более.

— Насчет этого. — Крис улыбнулся, поправив ворот черной толстовки. — Мне понравилось работать в команде и над этим проектом. Я убедился: это то, чем я хочу заниматься по жизни. — Он уверенно кивнул. Матвей Степанович одобрительно улыбнулся. — Но также я понял, что всего и сразу не получить. Так не бывает. А если и получу, то огромной ценой, которую не хочу платить. — Вертинский-старший внимательно слушал сына. А Крис понял, что делает это не ради одобрения отца, а ради себя. И потому, что так правильно. — Поэтому я заморожу ту часть проекта, где нужен непосредственно я, и отдам под управление Ракова юридическую и кадастровую подготовку, пока не закончу университет. Я мог бы удариться в воплощение своей мечты, но не думаю, что это будет разумно: диплом мне понадобится в любом случае, так лучше я закончу учебу сейчас, постепенно и с помощью управляющих буду вливаться в дела, не забивая на университет. Потому что в данный момент, хоть мне и безумно это нравится, такие скорости я не выдержу. И зад у меня не настолько пока большой, чтобы на двух стульях усидеть. А ведь нужно уделять время еще и… Татум. — Крис осекся на последнем аргументе: было умно ее привести в пример, но, если честно, Крис сам от себя этого не ожидал. Вертинский поджал губы, продолжил: — Так что, думаю, полгода я смогу потерпеть, а там уже с настоящим навыком, законченной учебой и целой нервной системой вернусь в офис. Ты не против? Знаю, неожиданно, но все перестройки я возьму на себя.

Крис замолчал, внимательно посмотрел на отца. Нахмурился.

Матвей Степанович сидел, сложив руки на столе, внимательно слушал сына. Но было странно не то, что он отвлекся от дел и полностью посвятил свое внимание парню в толстовке, а в том, что глаза Вертинского-старшего светились совершенно иначе. Крис вздрогнул.

Так горела в зрачках Матвея Степановича чистая, неприкрытая отцовская гордость. Крис сглотнул ком предательских слез.

— Честно… это было очень неожиданно, — спустя несколько секунд восхищенного молчания проговорил Матвей Степанович, почесав подбородок. — Но твои слова… помимо того, что не лишены здравого смысла, так и заставляют тобой бесконечно гордиться, Крис. Это очень взрослое и взвешенное решение. Именно сейчас я… Ты извини, что только сейчас, но сам понимаешь. — Мужчина хохотнул в кулак, улыбнулся. Крис отзеркалил улыбку и пожал плечами. Конечно он понимает. — …поверил, что ты настроен серьезно. Ты уже не буйный мальчишка, ты действительно знаешь, о чем говоришь. — Крис глубоко вздохнул. Сам почувствовал себя лет на пять старше. Он принял верное решение, и так казалось не только ему. Щекочущее щенячье счастье расползалось в груди. — С передачей дел я помогу, — активно закивал Матвей Степанович. — На планерку останешься или…?

Крис улыбнулся такой неосознанной проверке от отца, покачал головой.

— У меня учеба. И я хочу диплом не ради корочки.

Матвей Степанович расхохотался, обошел стол и одобрительно хлопнул сына по плечу, неловко обняв.

Он с самого его детства знал: у Кристияна огромный потенциал. И мальчишка проявлял его во всем, до чего дотягивался. Только в последние несколько лет пошел по пути стандартного буйного юношества. Матвей Степанович ничего не имел против: сам таким был. Но Крис открыл бизнес. А потом попросился в большое дело, сказал, что готов, и тут Вертинский-старший заволновался. Одно дело — устраивать вечеринки, другое — масштабные проекты. Но Крис раз за разом, начиная с просчитанного проекта до сегодняшнего дня, доказывал, что это не просто желание, а намерение. И теперь Матвей Степанович со спокойной душой мог с этим согласиться.

— Я горжусь тобой, Крис. Всегда гордился, но сегодня — особенно.

Крис улыбнулся, пожимая руку отца. Он не случайно на исходе сил вспомнил только одно имя. Татум Дрейк.

Крис

Когда ты счастлив, окрылен, повсюду видишь знаки. Первый поздний снег в этом октябре стал для Вертинского таким знаком. Выйдя из здания фирмы, Крис нахмурился: забыл, каково это — чувствовать снежинки, таящие на горячей коже лица. Затем он тихо рассмеялся, высунул язык и покрутился вокруг своей оси, будто ему снова пять. Стряхнул пепел снега с волос, запрыгнул в машину.

Все получилось. Отец им гордится, Крис понял, чем хочет заниматься, и все складывалось именно так, как надо! Вертинский понял, что его разорвет, если он не поделится новостями с кем-нибудь. А на языке опять крутилось одно-единственное имя.

Крис свернул с дороги в универ и направился по знакомому адресу. Он мог поехать к Марку, друг бы обязательно его понял и поддержал, но все же… говорить ему «представляешь, я последовал совету девушки и впервые увидел, что отец мной гордится» было бы как-то… не брутально.

Татум тоже, казалось бы, странно было в таком признаться, но отчего-то Крис был уверен, что она не осудит. Не будет смеяться. Он вспоминал ее слова субботним вечером, ее теплый взгляд и понимал, что снег падал не только на лобовое стекло, но и проходился по контуру его души. И тут же таял, потому что душа пылала.

Крис запнулся перед порогом: прошел такой путь, приехал, хотел уже постучать в дверь и вспомнил, что не предупредил Тат, даже не писал ей все это время. Может, она уже ушла? У нее другие планы?

Тысяча вопросов пронеслась ураганом в голове и стихла: когда ты счастлив, то уверен в своей непобедимости и правоте. Вот и сейчас Крис просто отбросил все сомнения и постучал.

Улыбка сама расползлась на губах, когда за дверью через пару минут послышалась отборная, родная матерщина. Крис заблаговременно сделал шаг в сторону, потому что через секунду из дверного проема вывалилась Татум, запнувшись спросонья о собственную ногу. Проморгалась, выпрямилась, растерянно посмотрела на парня.

— Крис? — Степень удивления в голосе Дрейк даже задела самолюбие Вертинского. Она будто не надеялась его встретить вообще никогда. Тат неловко нахмурилась. — Ты зачем тут?..

С наспех расчесанными волосами, рассыпанной под глазами тушью, недоумением в шоколадных глазах, Татум, сама того не зная, заставляла сердечные клапаны парня работать быстрее. Рассеянный дневной свет языком ласкал ее ключицы, не до конца скрытые потрепанным кардиганом. Крис наблюдал за этим тайком, не преступая границ.

— Тебя забрать. — Вертинский коротко улыбнулся, сделал шаг навстречу девушке. Дрейк вздрогнула в его руках: Крис, не поднимая глаз, взял в руки полы вязаной кофты, в которую куталась Тат, запахнул их на ее груди плотнее. Посмотрел на девушку сверху вниз, чуть наклонил голову вбок, внимательно разглядывая Тат, и кивнул. — Одевайся. Жду в машине.

Дрейк в растерянности стояла на пороге квартиры еще с минуту, хмурясь ему вслед, после чего лихо скрылась за дверью.

Крис откинулся на спинку сиденья «мерседеса», прикрыл глаза. Из магнитолы играло что-то попсовое, незамысловатое, по телу разлилось тепло. Губы щекотала глупая улыбка, но он уже устал с ней бороться, так что просто позволил звонким нотам проникать под кожу.

Татум плюхнулась на переднее сиденье уже при параде: уставший взгляд хоть и выдавал бессонную ночь, но как всегда густо подведенные глаза, якобы небрежно уложенные волосы и браслеты-цепи говорили о том, что Дрейк готова к новому бою и дню.

Тат бросила сумку в ноги, пристегнулась, поправила помаду в отражении салонного зеркала, громко выдохнула, откинулась на спинку сиденья, прикрыла глаза. Прислушалась к музыке, нахмурилась, повернула голову, с прищуром посмотрела на улыбающегося парня.

— А ты чего такой довольный? — Она подозрительно скривила губы, оглядела Вертинского с ног до головы.

— Все хорошо, — шире заулыбался Крис, — я просто счастлив.

Тат иронично выгнула бровь, покачала головой и снова прищурилась.

— Ты под кайфом?

— А что, не похож? — Вертинский искренне удивился такому вопросу, но улыбаться не перестал.

Смешно было наблюдать за такой нахохлившейся, недовольной, любопытной, как всегда дерзкой Дрейк.

— На того, кто под кайфом? Вполне, — фыркнула Тат.

Вид улыбающегося Криса начинал ее напрягать: такие паузы в принципе настораживали. Он должен был утопить педаль газа в пол и рвануть с места. А дальше — учеба, однокурсники и далее по списку нескончаемой беготни, но они стояли на месте. А Крис еще и улыбался.

— На того, кто счастлив. — Вертинский беззлобно усмехнулся.

Дрейк в своем репертуаре.

— Похож, — пожала плечами Тат. Нахмурилась, кутаясь в пальто. Первое попавшееся, что схватила с вешалки, — оказалось тем, что купил ей Крис. — Просто странно. Поедем? — Дрейк кивнула на руль.

Крис качнул головой, дернул ручку передач, вырулил на дорогу.

— Почему странно? — искоса наблюдая за тем, как девчонка за деланым безразличием скрывает странную нервозность, спросил он.

— Потому что ты не из тех, кто «перманентно счастлив, просто выдался плохой день». —Дрейк наконец расслабилась, чуть съехав с кресла вниз. Словно ее лихорадочные мысли были заняты другим, а вопрос Криса удачно помог ей отвлечься. — У тебя же внутри кровавое месиво, — задумчиво бросила она, смотря на пейзаж за окном, будто эти слова не требовали отдельного внимания. — Ты не подумай, я сама в этом смысле инвалид второй группы, — опомнилась Тат и неловко хмыкнула, обернувшись к парню. — Просто странно, вот и все.

— Правда так думаешь? — Крис бросил на Тат скептичный взгляд.

Легкая улыбка осталась на губах, но в груди неприятно закололо. Вертинский насторожился.

— Брось, Крис. — Тат положила руку на его ладонь поверх ручки передач, откинула голову на подголовник, посмотрела на парня. — Ты же не думаешь, что я смотрю только на симпатичную картинку? Я тебя не первый день знаю. — И вернула внимание на дорогу, чуть сжав ладонь Вертинского в знак поддержки.

Вот так просто. Да, он ей рассказал многое из прошлого, но Крис не сомневался, что она видела больше. Мозг у Дрейк был. А еще были эмпатия и внимательность к деталям, хоть последние два качества она усердно прятала. Татум просто сказала, что знает о травмах его души, взяла за руку и продолжила смотреть на дорогу — не строила из себя дуру и не докапывалась: просто была собой. Крис неосознанно задержал дыхание.

Что-то внутри щелкнуло. Приятной болью кольнуло в самое сердце и разлилось по телу глубоким теплом.

За окном проносились деревья, дома, в салоне машины витала гармония.

Остановившись на светофоре, Крис осекся. Моргнул, посмотрел на Татум: умиротворение и гармония ощущались только на его стороне — там, где сидела Дрейк, явно читались тоска и отрешенность.

Крис никогда не считал себя чувствительным человеком, но в том, что витало вокруг Татум, он был уверен. Вертинский вдруг кое-что понял.

— А о тебе, Дрейк, я мало что знаю. — Он задумчиво нахмурился и ловко перевернул их руки, положив свою ладонь сверху, переплел пальцы, заглянул ей в глаза.

— Ты многое обо мне знаешь, — отмахнулась Тат, подкрепив свои слова неловким смешком.

— Нет. — Сигнал светофора сменился на зеленый, Крис газанул. — Так только кажется. — Вертинский говорил уверенно: осознание этого факта шарахнуло по голове крепко. Он же действительно, помимо ее характера с умеренной горчинкой и кучи незначительных мелочей, ничего о ней не знал. — Ты легко говоришь о том, что любишь и ненавидишь, с готовностью высказываешь свое мнение по любому вопросу, но это только отвлекающий маневр. То, что на самом деле тебя трогает, ты не показываешь никому.

Тат поджала губы, прищурилась, прожгла парня внимательным взглядом. И замолчала. Смотрела на Криса спокойно, почти безразлично, с нечитаемым выражением лица. Вертинский не отступал: через тишину к истине пробираться всегда сложно, но оно того стоило.

Машина остановилась перед университетом, Крис заглушил мотор. Положил ключи в карман и развернулся к Татум всем корпусом, поднял брови в ожидании ответа. Дрейк выдохнула и усмехнулась.

— Меня никто об этом не просил. — Она коротко дернула уголком губ, отпустила руку Криса и перевела взгляд за окно. — А ты знаешь правило: спрос рождает предложение. Не наоборот.

Она кивнула Крису с легкой улыбкой и вышла из машины. Вертинский выскочил следом, но замер, смотря вслед удаляющейся Дрейк: она, как всегда, не обижалась, не строила из себя королеву драмы, не хотела, чтобы ее догоняли и останавливали, — она констатировала очевидный для Татум Дрейк факт и ушла по своим делам.

Вертинский моргнул. Вот так просто?! Не спросит, что на самом деле произошло, почему он улыбался?

И вдруг Крис осознал: все сокровенное, что ей рассказывал, он рассказывал сам. Тат не просила. А он так расслабился рядом с ней, так был увлечен своими проблемами, что не узнал Дрейк лучше. Да, делал свои выводы по ее увлечениям и поведению, но не спрашивал…

Будто он за свою жизнь встречал еще хоть кого-то настолько интересного.

Дурак.

Крис

Весь день Крис издали, украдкой наблюдал за Дрейк. Ну, может, не совсем украдкой: Марк несколько раз замечал увлеченный взгляд друга, смотрел в ту же сторону, а затем улыбался и качал головой.

Татум ходила задумчивая, презрительно кривилась, когда ей не уступали дорогу в коридорах, но ошибались так только по невнимательности: Дрейк нельзя было не заметить. С первого дня Крис чувствовал, что вокруг нее витает какая-то особая, огненная энергетика. Тат ей искрилась, проявляя характер словами или взглядом, но в основном красноречивым молчанием.

Из аудитории сегодня она выходила первая, на обеде лишь перекинулась парой слов и дружелюбными улыбками с компанией Евы, которая не сводила с Криса взгляд.

Татум сегодня поглощала энергию вокруг себя. Была центром пустоты: будто то, о чем она думала, требовало слишком много усилий, и своих ей не хватало. Она не взглянула на Криса ни разу в течение дня. Даже надменно или с иронией — Вертинскому захотелось узнать, что произошло.

Отойдя от компании знакомых во дворе, она стерла с лица улыбку, вновь погрузившись в задумчивое состояние, отошла на пару десятков метров от толпы и присела на каменные ступени. С минуту смотрела перед собой, затем закурила.

Крис не выдержал, пришел спустя десять минут и две сигареты. Кинул друзьям: «Не ждите», — и под внимательными взглядами учащихся направился к Дрейк. Плюхнулся рядом.

Протянул девчонке шарф, без слов заставил приподняться и положить ткань под зад. Татум закатила глаза, недовольно поджала губы, но согласилась. Одолжила Вертинскому сигарету.

Крис выдохнул сизый дым, повернулся к Татум, вынуждая поднять на него глаза, не игнорировать. Дрейк подняла на парня омытый соленой морской водой взгляд.

Кажется, у кого-то выдались неудачные выходные. А он даже не спросил. Но теперь она не расскажет. Крис выдохнул.

— Можешь отвести меня в одно место? — Он задал вопрос осторожно, не хотел спугнуть.

— В какое? — Дрейк дернула уголком губ в полуулыбке, насмешливо выдохнула носом дым.

— В то, где тебе было спокойно, пока твое сердце еще было целым.

Татум не дернулась — замерла, внимательно вглядываясь в глаза Криса. Такими вещами не шутят. Точно не она.

— С чего ты взял, что мое сердце разбито?

Сарказм вышел неправдоподобным, усмешка — несерьезной: все выдавал взгляд. Крис сделал неопределенный жест рукой с зажатой в пальцах сигаретой — отзеркалил внимательный взгляд Дрейк. Он явно не шутил.

— Я тоже смотрю не только на симпатичную картинку. — Он поджал губы и перевел взгляд на дорогу перед собой.

Не давил, не допытывался.

А в глазах Татум продолжал гореть вечный поиск. На этот раз — ответа: может ли она довериться? Дрейк искренне считала, что для юмора нет запретных тем, но сейчас поняла, что с сердцем шутки плохи. И если Крис не готов был отвечать за свои слова, Тат с чистой совестью разбила бы ему нос прямо здесь.

Но Вертинский выглядел серьезным, Дрейк не заметила насмешки в его взгляде или напряжения в позе — он просто задал вопрос. Тат выдохнула.

Выхватила из рук парня недотлевшую сигарету, затушила каблуком о землю, встала, посмотрела на Криса сверху вниз. Кивнула в сторону «мерседеса».

— Ты поведешь.

Крис

Они приехали в Эрмитаж. Крис удивился, но вида не подал. Аккуратно взял Татум за ладонь на пути к главному входу, положил ее руку себе на сгиб локтя на манер джентльмена, прижал девушку ближе к себе.

Дрейк отдалялась с каждым шагом все больше, не физически — мысленно. Уходила в себя, отрешенно глядела по сторонам, будто собиралась с силами.

Вертинский смотрел на Тат подозрительно, с опаской: сейчас она казалась хрупкой и уязвимой. Криса это удивляло. Он уже видел ее в подобном состоянии на благотворительном вечере, когда отсутствующая роза в декоре вывела ее из равновесия, но сейчас она утопала в этой растерянности куда глубже.

А ведь он привык к тому, что сердце у Татум каменное и горячее. Что в статике ее позвоночника чувств не меньше, чем в мощном потоке слов. Привык пить эту девушку целиком, не разбирая на составляющие.

Но сейчас Дрейк была холодной и мраморной. Сознанием находилась далеко, но не в километрах, а в прошлом. Крис не требовал большего — сам попросил. Не думал, что задел нечто настолько кровоточащее. А он точно задел, потому что на расстоянии пяти метров от Дрейк все живое пригибало к земле.

Купленные билеты, турникет. Татум сразу зашагала направо по длинному коридору. Пропустила два зала, пошла к скамейкам в третий — в эпоху Древнего Египта. Крис шел следом.

Они сели на зеленый бархат, Татум молчала. Перед ними в стеклянном саркофаге лежал экспонат — древнеегипетская мумия.

Крис чувствовал, что не имеет права нарушить тишину.

Странно было видеть обратную сторону эмоциональности Дрейк. Вечно саркастичная, острая, любопытная, смотрящая четко в глаза Татум сейчас будто упала за борт жизни, забыв спасательный круг. Глаза потускнели, от улыбки, даже ироничной, не осталось следа.

Не только Криса прошлое поваляло за шкирку в дерьме — теперь это было очевидно.

Крис повел плечом: находиться рядом с такой Тат было физически больно. Так же ярко, как она заражала окружающих смехом и азартом, сейчас Тат излучала подавленность и скорбь. Сложно представить, что творилось у нее внутри, раз даже своим молчанием она будила в Крисе желание закопаться в дальний угол комнаты.

Яркие люди болеют душой куда громче.

Дрейк вздохнула, провела ладонями по лицу.

— Мы таскались сюда каждые выходные. — Она улыбнулась на изломе. Смотрела на экспонат под стеклом почти с любовью. — С седьмого класса, каждую неделю. Тащились тогда по Древнему Египту, эта мумия нам особенно нравилась. — Крис понимал, что смотрела Дрейк сквозь — в свое прошлое. — Мы садились на эту скамейку и выдумывали, кем бы он мог быть, когда был жив. Пытались дедукцию развивать, догадки какие-то строили. — Дрейк выпустила из легких не воздух — боль потерянного чувства беззаботности. — Потом, конечно, реже стали приходить: мы подросли, и появились дела поинтереснее — вечеринки например. Мы с Виктором курили. Да, я начала в тринадцать. Только этим дело не ограничилось — в какой-то момент все, что творилось в моей жизни, начало разрывать на части. Мне казалось, что я особенная. Но поступила по учебнику: в ход пошли наркотики. — Она горько, с принятием усмехнулась.

Крису было непривычно видеть Тат такой… сломленной. Ее внутренний огонь, текущий по венам, заставлявший его удивляться каждую секунду, проведенную с Дрейк, будто залили водой, заставив шипеть. Тот разноцветный, странный, светящийся огонек, который срывался с языка колкими шутками и оскорблениями, об который Крис обжигался, целуя ее, засыпали землей.

Вертинский неожиданно понял: это сделали не сегодня. Это произошло, еще когда семиклассница Татум придумывала истории жизни для мумии за стеклом, когда в тринадцать начала курить, когда ее сердце еще было целым.

— Знаешь, причина мне все еще неясна. Наверное, было любопытно. Хоть и страшно. Я так и остановилась на известных мне транквилизаторах — нового не пробовала, боялась потерять контроль. Это не помогло, — тихо продолжила Дрейк, глядя сквозь пространство. — Зависимости уже нет, вспоминать о прошлом не хочется, но его последствия я несу в себе до сих пор. До этого года я не ходила на встречи «Анонимных наркоманов»: для меня три чистых года не были достижением. Лишь еще одним напоминанием о мерзкой ошибке, в которую я втянула других. От этого не отмыться. Меня это душило, в какой-то степени я понимала, что творю, но мне помогал Виктор. Он был рядом, в таком же дерьме, что и я. И между нами были наши сигареты.

Тат горько улыбнулась, а Крису хотелось ребра раскрыть для нее, лишь бы поделиться куском своего сердца. Тоже израненного, в шрамах и язвах, но оно хотя бы стучало. Потому что в Дрейк, кажется, все давно умерло.

Крис знал, что это не так: он бы в пример живее Дрейк не привел бы никого, просто не думал, что ее огню, тому искрящемуся куску света приходилось все это время продираться через толстый слой земли. Светиться сквозь горькие воспоминания, под которым его похоронили. Тат вздохнула.

— А потом я начала причинять вред другим. Косвенно. Семье, друзьям — я гнила изнутри и заражала токсичным ядом окружающих. В один вечер… когда по моей вине хотели причинить вред Нике, я поняла… что это край. Не сразу, не в этот же день — меня крыло отсутствием эмоций неделю от шока, но потом… Единственное, чего мне хотелось, — умереть. Я всегда считала самоубийц эгоистами, но тогда поняла их. Бывает боль, с которой не можешь жить. Боль, которую не волнуют последствия. Когда тебе плохо настолько, что даже плач близких по твоей смерти не трогает. Когда ненавидишь себя, как пленные в концлагерях ненавидели своих мучителей. Ненавидишь до глубины души, которая покоится в Марианской впадине. Ненавидишь отчаянно и ежесекундно, зная, скольким людям испортил жизнь.

Эмоции пропали с ее лица. Теплые карие радужки покрылись коркой льда.

Голос затих на последнем слове, Татум опустила голову на руки. Крис захлебывался чужим горем.

— Я живу с этим до сих пор. Временами пытаюсь убедить себя, что сделала все, что могла, чтобы искупить вину, но знаю: этого все равно недостаточно. Некоторые вещи не исправить, не склеить — человеческую жизнь например. — До сих пор ее это трогало. Всегда — оголенный нерв. — Можно залатать, перекрыть шрамы новыми воспоминаниями, но они все равно там будут. И, глядя на человека, ты будешь их видеть все равно. Даже если он теперь счастлив.

Крис видел в ее кофейных радужках негодование и скорбь. И что делать с этим — не знал. Не знал, что та грань, на которой постоянно балансировала Татум, смех и горчинка, которые притягивали к себе людей, имели совершенно иную сторону надлома.

— Не знаю, как живут остальные. Может, у них так же, как у меня, ежедневно болит каждая клетка сознания и тела из-за совершенных ошибок, может, они забыли обо всем — и правильно сделали. Но тогда…

Мышцы сердца болели: она говорила про покалеченную жизнь друга Криса и даже сейчас лгала… скрывала часть правды. О переживаниях говорила честно. Но это не искупало вины.

— Я могла бы сказать, что осознание своей разрушенной жизни, обломками которой придавило других, было худшим временем. Но это будет неправдой. Посеревшая, не такая четкая вина дребезжит во мне до сих пор. И худшее время — продолжается.

Крис умирал от ее вздохов. Он понимал Дрейк. Абсолютно — он это чувствовал до сих пор. Люк стоял у него на быстром наборе даже в новом телефоне. Но Крис ему так и не позвонил.

— Потом я неделю лежала пластом на кровати. Не ела, даже почти не пила. Сознанием я была далеко — в прошедших годах: перелопачивала в воспоминаниях каждое действие, пыталась умереть от передоза виной. Но потом поняла, что сделаю еще хуже. Поняла, что близкие не заслужили такого конца. Я — да. Но не они.

Дрейк покачала головой. Не прошло. Время ничего не залечило. Поплевало на палец и перевернуло страницу. А почерк остался старым.

— Хотела бы я сказать, что взяла себя в руки и все исправила, но я не взяла. Не было сил. И я наказала себя главным страхом: рассказала о зависимости родителям. Меня настолько уже не было «здесь», что последствий я не боялась. Самым кошмарным было видеть тотальное разочарование в их глазах. Горький плач мамы, скупые ужимки отца. Папа мне тогда пощечину отвесил, мама бросилась в истерике выдирать волосы: чтобы купить вещества, я продала много всего. Ничего не было, насилием это нельзя считать, потому что я заслужила. И заслужила гораздо больше, чем два пинка в грудь и пощечину. Они имели право закидать меня камнями. Я бы им не мешала. — Тат криво улыбнулась. Это было бы честно. — Они спасли меня. В прямом смысле. Заперли на месяц в квартире, не выпуская никуда одну, затем — в загородном доме на лето. Пока я была на даче, они переехали. Вернулась я уже в новый дом. Связи со всеми оборвала неожиданно. Даже те, кто ни о чем не знал, больше не могли меня найти. Я начинала заново.

Она вздохнула. Скорбь по утраченным шансам испарялась с кончика языка — ничего нельзя было изменить. Дрейк это знала.

— Мама с папой пожертвовали для меня всем. Сестра тоже. Ника перевелась в другую школу, родители уволились из риэлторской фирмы и открыли свою. Я сломала им жизни, а они мне помогли. Я никогда себя не прощу. И всегда буду им благодарна. Только поэтому знаю, что в жизни бывает свет. Не внутри меня, но хотя бы рядом. — Тат коротко улыбнулась. — В общем… — Дрейк поправила волосы, встряхнула головой, отбросила наваждение воспоминаний. — Больше на мумию я ходить не смотрела. Не потому, что тот случай, — она нервно сглотнула, — разбил мне сердце, нет. Только надколол. Остальное я раскрошила сама.

Крис осторожно взял Дрейк за руку, чуть сжал ладонь. Она не сопротивлялась. Но и не отвечала. Отчаяния в ее глазах, жестах, образе — мегатонны. Крис хотел бы обнять ее, впитать ее боль, только не мог.

— Чего ты сейчас хочешь? — через минуту тихо поинтересовался он, готовый помочь чем угодно: разбить здесь все витрины, напиться, прыгнуть в Неву.

Но Дрейк обернулась на парня, мазнула пустым взглядом по его лицу, поджала губы и бесцветно выдохнула:

— Знаешь, Крис… я уже ничего не хочу.

Встала и вышла из зала.

Вертинский смотрел вслед ее тонкой фигурке, за которой шлейфом волочилось горе, и молчал. Но знал, что делать. Не умом, не сердцем, но чем-то в груди почувствовал, что сейчас нужно Дрейк.

Поймал ее на каменной дорожке у музея, аккуратно взял под руку, повел за собой к машине. Кинул короткое «поехали» в ответ на ее нечитаемый взгляд и завел мотор.

Татум молча смотрела в окно, излучая тихую грусть. Не строила из себя несчастную, не ждала утешений, действительно — ничего не хотела. Он сам попросился в царство ее скорби, Тат разрешила присутствовать. Больше она ничего ему не была должна.

Дорога в тепличном молчании пролетела быстро. Крис припарковался у своего дома, кивнул Тат на выход. Она только пожала плечами, без интереса следуя за парнем.

Вертинский снова схватил ее за ладонь и повел за собой, будто боялся, что Дрейк сбежит. Она ведь всегда так делала — исчезала, оставляя после себя желание встретить ее снова.

Крис, очевидно, был счастливчиком. Стремление приковать ее к себе цепью и никуда не отпускать, как в поместье, вновь разлилось в груди, но Крис мотнул головой, отгоняя навязчивые мысли: он не хотел действовать из эгоистичных побуждений.

Они поднялись на второй этаж, остановились у кровати Вертинского. Тат не реагировала — наблюдала. Крис достал из шкафа спортивные штаны и футболку, отдал в руки Дрейк. Посмотрел в глаза девчонки, убедился, что она слушает.

— Переодевайся и ложись. Я принесу еды.

Холодильник опустел быстро: Крис выгреб его подчистую, соорудил на скорую руку бутерброды, налил сок, взял овощи, фрукты, вяленое мясо. Застал переодетую Дрейк под одеялом, смотрящую в потолок. Сглотнул горечь в горле, поставил поднос на кровать, кивнул Татум.

Она подняла на него подозрительный, растерянный взгляд, и Крису стало тошно от самого себя.

Дрейк смотрела на него с удивлением, поскольку не верила, что все это — просто так. С растерянностью, потому что если придется платить сексом, то она лучше свалит прямо сейчас. А такие взгляды не рождаются в зрачках просто так — только после планомерного использования человека. Он так не делал, но, если так показалось хоть на долю секунды, он уже был неправ.

Крис вздохнул, попросил Дрейк поесть и сказал, что поработает пару часов внизу.

Сконцентрироваться не получилось. Грусть Дрейк фонила даже через этаж. В итоге Крис все бросил и поднялся к ней. Говорить ничего не хотелось, да и не нужно было: Тат лежала под одеялом, свернувшись калачиком, такая маленькая и беззащитная, что Крис не смог ничего сказать. Просто лег, обнял Дрейк сзади, тихо выдохнул на ухо: «Я рядом».

А Татум расплакалась. Лежала в объятиях парня, тихо всхлипывала и прижималась к горячему телу Криса плотнее. Просто кончились у яркой Дрейк душевные силы. А на такую заботу она не рассчитывала.

У Криса сердце закололо. У Тат был «синдром ненужности». Она отдавала всю себя людям и ничего не просила взамен, потому что думала, что не нужна. Она помогла ему, отдала Крису свои тепло и свет, и — конечно, он только сейчас это осознал — он сделает для нее то же самое.

Тат замолчала, вытерла слезы, не оборачиваясь к парню, вздохнула. Чуть иронично хмыкнула и без ожиданий сжала его ладонь.

— Не трать свое время, Крис, — слабо улыбнулась она. — Тебе со мной не о чем трахаться.

Вертинский улыбнулся. Попытка казаться независимой, ничего не просить и отдалиться провалилась.

— Ты даже не представляешь. Обо всем на свете, Дрейк. Обо всем.

Проваливаясь в теплый, спокойный сон рядом с Татум, Крис хмыкнул. Она невозможная. Разбитая, покоцанная, на изломе. Но только его.

Глава 4. С уверенной горчинкой

Татум

Татум проснулась в жарком коконе. Вытерла со лба пот, отбросила теплое одеяло, уставилась в потолок. В комнате было тихо. Мозг загружался медленно.

Дрейк почувствовала себя на той опасной грани, когда в новом дне ты решаешь — будешь огрызаться на всех или петь в такт диснеевским птичкам. Определиться не удавалось. Звякнул телефон.

От кого: Виктор

Тат сфокусировала на экране взгляд, задумалась, улыбнулась. Решение было принято в пользу «Диснея».

Кому: Виктор