Оглавление

НИКОГО НЕ ОСТАЛОСЬ

Предисловие к сборнику

Этой книгой из моих когда-то опубликованных статей и очерков я хочу отдать должное фронтовикам Великой Отечественной войны. Их уже почти нет. Но когда-то мы жили среди них и не ценили того, что они были рядом с нами. Знакомый нашей семьи Яков Матвеевич Шалухин — контуженный и израненный на фронтах — в те годы начал вывешивать на своем кабельном заводе что-то вроде рукотворных плакатов-стенгазет с рассказом о фронтовиках-заводчанах. И сам поразился: на невеликом заводе, в каждом цеху, были воевавшие: танкисты, артиллеристы, бесстрашные саперы с орденами…

«Народу на Дальнем Востоке густо», — говорил в старом фильме «Трактористы» артист Н. Крючков. И ветеранов Великой Войны было «густо» в те послевоенные, особенно советские годы. Они были такой же обыденностью наших дворов, как дети, играющие в песке, как женщины, вешавшие на веревках белье после стирки… Мы тогда не думали: а ведь скоро они уйдут из жизни. Мы мало с ними говорили. Мало спрашивали о войне. Да и мало понимали их. Моя жена вспоминает: в сопливом детстве рядом в полуподвале жила семья столяра, которого двор называл Хусаинкой, потому что столяр с золотыми руками пил... Дети росли во дворе — не понимая, что это наследие войны. Пока соседка, пожилая преподавательница из ссыльных, не рассказала девочке, что на войне дядя Хусаин был героем, ходил в разведку брать «языков», много раз погибал — и пить начал на войне, потому что ему было очень трудно…

В газетах мы, журналисты, нечасто ходили за материалом к былым фронтовикам — разве что как к героям труда. Страна давно жила другими заботами. И только к празднику 9-го мая, в преддверии Дня Победы, к ветеранам шли газетчики — и те, достав из шкафов и надев парадные пиджаки с медалями и орденами, почитали за честь приход к ним журналиста. Хотя это нам, журналистам, надо было почитать за честь посидеть, держа блокнот, напротив ветерана войны.

И всё же остались у меня публикации о героях военных лет, запечатленные газетными строками беседы с ними, старые снимки. Из них я и составил эту книгу. Не всё, конечно, было написано мной, молодым журналистом, мастерски. Но сохранились в подшивках газет бесценные свидетельства: рассказы воевавших, имена, даты, их опыт и трагедии убитых, искалеченных и выживших. Как в бесхитростных стихах ветерана войны, попавших в мою статью:

Сидит друг на завалинке,

Калека в двадцать лет:

Нога больная в валенке,

А правой вовсе нет.

Этот сборник тех далеких уже по времени публикаций — в память о фронтовиках, живших среди нас. О калеках и инвалидах, о людях, опаленных войной. Большинства из них нет в живых. К ним уже не придешь с журналистским блокнотом. И не выпьешь с ними символические «фронтовые сто граммов».

Вот только строки в старых газетах — они теперь как монументы Славы. Мой долг был собрать их в одну книгу.

Виктор Савельев.

ОПЕРАЦИЯ
«ЦИТАДЕЛЬ ШПАНДАУ»

Часть I. Очерк советских времен о парламентере В.Гришине

ПАРЛАМЕНТЕР

Диалог над линией фронта

С фотографии в книге генерал-полковника М. Х. Калашника «Испытание огнем» на меня задумчиво смотрит тридцатилетний майор с гладко зачесанными назад волосами. А сам Василий Яковлевич Гришин напротив. Далеко не тридцать, та же прическа, но в волосах проседь. Мы сидим в его квартире возле цирка, он вспоминает войну.

Тут же, на странице книги, снимки фронтовых товарищей Гришина. «Вот Володя Галл. Он лучше знал немецкий и был переводчиком во время переговоров с комендантом цитадели полковником Юнгом, — представляет сослуживцев Василий Яковлевич. — А этот молодой лейтенант — Конрад Вольф, сын писателя-интернационалиста Фридриха Вольфа. Сейчас он известный кинорежиссер, лауреат Национальной премии и президент Академии искусств ГДР, а тогда мы его называли просто Кони».

Я помню работу этого талантливого художника: хронику экипажа «МГУ» — мощной громкоговорящей установки. Пред глазами до сих пор плывут кадры: вот неуклюжая машина с черными репродукторами маневрирует между взрывами, хрипит пластинка, начинается звукопередача для немецких войск, вот толпа пленных возле автомобиля, парламентеры у стен крепости Шпандау. Неужели это все о подразделении Гришина?

Сомнений нет. На рабочей тетради фильма, подаренной хозяину квартиры, крупная размашистая надпись по-русски: «Соратнику по боевым делам последних лет войны, о которых повествует (применяя в дозволенных размерах творческую фантазию) фильм „Мне было 19“ — Гришину на память о днях в ГДР. Конрад Вольф (бывший Кони). Берлин.23.IV.1971 года».

— Ох уж эта творческая фантазия, — то ли в шутку, то ли всерьез ворчит Василий Яковлевич. Как человек, придерживающийся факта, он не особенно одобряет художественные измышления. Мне кажется, что Анатолий Медников, описавший в повести «Открытый счет» историю со сдачей крепости, явно не угодил Гришину, для остроты сюжета засадив «его прообраз» — парламентера Зубова под арест в цитадели Шпандау.

Разговоров с лейтенантами, солдатами и прочими чинами гитлеровской армии во время войны у Гришина хватало, не зря его шутливо окрестили «шефом разлагателей». Он был политработником-инструктором, а в сорок пятом возглавлял отделение по работе среди войск противника политуправления 47-й армии. Это была работа особого рода, о которой мы, в сущности, мало знаем. И хотя ее исполнители не поднимали роты в атаку и не врывались первыми в населенные пункты, мужества она требовала не меньшего.

██

…Ночь. На фронтовой полосе затишье. В немецких окопах дозорные чутко вслушиваются в темноту. И вдруг устоявшуюся тишину разрывает голос, усиленный рупором. Кто-то со стороны русских окопов кричит: «Не стреляйте! Я немецкий солдат, хочу поговорить с вами».

Над бруствером неприятельского окопа появляются черные точки — головы. Вслушиваются в неожиданно смело звучащую родную речь: «Солдаты! Не верьте командирам, что русские расстреливают пленных. Если хотите сохранить жизнь, сдавайтесь, как я. Послушайте меня, такого же немца, как и вы. Я родом из Дессау, служил в воинской части номер…»

Кто-то не верит и просит рупориста для подтверждения назвать несколько улиц и кабачков в Дессау, кто-то вступает с ним в спор. Ночь гулко разносит диалог над линией фронта. «Ты немец, а под пистолетом зовешь нас сдаваться», — пробуют пристыдить агитатора.

Новый голос с русским акцентом вмешивается в разговор:

— Я советский офицер Василий Гришин. Но я не держу под пистолетом вашего солдата. Он вызвался говорить добровольно, чтобы спасти вас от бессмысленной гибели за фюрера. От имени командования предлагаю…

Дорога каждая минута: сейчас враги спохватятся. Нужно успеть вкратце рассказать о нашем законодательстве о военнопленных, сообщить о последних поражениях гитлеровских войск. А завтра уже на другом участке снова обращаться к немецким солдатам через микрофон «МГУ», готовить к выступлениям свежих перебежчиков, писать листовки.

✰ ✰ ✰

Это строки из листа на награждение капитана Гришина орденом Красной Звезды:

«В период активной обороны в апреле–июле 1943 года при его участии на переднем крае проведено свыше 150 звукопередач. В результате два состава боевых охранений немцев оказались небоеспособными, и противник вынужден был отвести их в тыл, так как они отказались стрелять в нашего диктора. Это подтверждают и пленные, и солдаты нового боевого охранения, с которыми также установлена связь голосом.

Кроме того, под воздействием звукопередач с выступлениями военнопленных на участке 38-й гвардейской Лозовской стрелковой дивизии на нашу сторону перебежало 12 венгров. Проведение передач было сопряжено с риском для жизни, поскольку они проводились в 40–150 метрах от немецких траншей, и, чтобы сорвать передачу, немцы открывали ураганный огонь».

Это вклад Гришина в подготовку Курской битвы, исход которой решило не только соотношение в танках, артиллерии и самолетах, но и превосходство боевого духа советских воинов над врагом.

Неудача

— К сорок пятому году в психологии многих немецких солдат и офицеров произошел перелом: они начали сдаваться группами по 30–50 человек. Сказалась наша агитация, а кроме того, листовкам и громкоговорителям помогали победы. Это хорошо чувствовали все пропагандисты. Чем хуже становилось положение немцев, тем дольше они без стрельбы слушали наши передачи.

В рассудительных словах Василия Яковлевича мудрость крестьянина, который считает, что урожай взрастил не он, а ласковое солнышко, жирная почва и своевременный обильный дождь. Но я понимаю, сколько сил должен приложить и сам сеятель, чтобы взошли дружные всходы.

Наверное, крестьянская закваска так и осталась в Гришине, выходце из Давлекановского района. Осталась, несмотря на пройденные с боями пол-Европы, фронтовые награды, звание почетного гражданина города Магдебурга. В конце войны в польской деревушке он увидел женщину, голосившую над коровой с непомерно раздутыми боками. Окончивший сельхозтехникум Гришин без труда определил: тимпания, корова объелась молодой травой. «А ну, держите ее!» — приказал Василий Яковлевич. И изумленные польские крестьяне смотрели, как капитан, скинув гимнастерку, макал жгут соломы в деготь и, словно заправский ветеринар, засовывал руку в глотку животному.

Через два дня его разбудил стук в окно. «Пани плачет… телка», — только и понял он. Пришлось ночью ехать в дальний хутор. Но зато, когда немцы сбросили в округе двух парашютистов, первый же заметивший их крестьянин бросился к «своему капитану». Диверсантов взяли при прочесывании леса…

Удивительная судьба военного поколения. Гришину, по профессии агроному-энтомологу, довелось участвовать в спасении тысяч людей. Последовательно проводя принцип: «Не каждый немец — фашист», фронтовые пропагандисты отрывали от гитлеровской армии тех, кому не по пути с нацизмом. В конечном счете, они способствовали возрождению немецкого народа, созданию новой демократической Германии.

О масштабах работы отделения Гришина рассказывают строки из наградного листа: «Во время операций на Альдамском и Альткюстринском плацдармах в результате большого количества звукопередач и засылки пленных было около двух тысяч перебежчиков на нашу сторону, причем неоднократны случаи групповых переходов. В марте–апреле 1945 года обратно к немцам было заслано 480 военнопленных. Вернулись назад 380 человек, они привели с собой 2600 солдат противника».

Но мне хочется рассказать не об успехах, а о трудностях перелома в сознании, отравленном геббельсовской пропагандой, притупленном немецкой военной муштрой. Словом, это рассказ об одной неудаче, постигшей Гришина.

…Болотистая равнина в Белоруссии. Топь. Только земляная дамба из конца в конец пересекает трясину. И там, где насыпь разрывает маленькая речушка, по обе стороны от нее два форпоста — русский и немецкий.

Два блиндажа, как две соседские белорусские хатки. Всего в пятнадцати метрах друг от друга. Когда у немцев обед, слышно, как звякают котелки. Но все же это маленькая линия фронта. «Хатки» глубоко упрятаны в насыпь, и чтоб не получить пулю, к ним нужно красться, пригнувшись в узкой траншее.

Сюда, на этот необычный передний край и приехал старший инструктор по работе среди войск противника Василий Гришин. Задание было коротким: уговорить немцев сдать форпост.

Было много перекличек из траншеи в траншею, прежде чем командир взвода — немецкий лейтенант и советский инструктор договорились выйти без оружия на дамбу. Они сидели прямо на земле, на виду друг у друга, и только речушка разделяла офицеров двух враждебных армий. Было лето сорок четвертого, война, а здесь, в болотах вокруг, заливались лягушки. Гришин разворачивал газету Национального комитета «Свободная Германия» (его создали немецкие антифашисты на территории нашей страны), агитировал, читал статьи, а после с куском глины перебрасывал связку газет лейтенанту.

Неделю продолжались эти удивительные переговоры через реку, и неделю лейтенант колебался, оттягивал сдачу форпоста. Нерешительность его погубила: советское командование не могло больше медлить со взятием дамбы. Ночью разведчики проползли непролазными топями на немецкую насыпь. В коротком бою с форпостом было покончено…

Наверно, лейтенант и его солдаты не хотели умирать на чужой земле, иначе бы не было этих бесед на дамбе. Но инерция приказа, слепой дисциплины оказалась сильнее первых ростков самостоятельной мысли.

Эпизод. Капля в море. Маленькая трагедия войны.

Цитадель Шпандау

Фронтовики не любят копания в психологических глубинах.

Я имел бестактность спросить Гришина о самочувствии парламентера, идущего в логово врага. Лучше бы не спрашивал. Он так посмотрел, что мне стало не по себе. И лишь его глуховатый голос («Да что уж там…»), жест, которым он обрубил разговор на запретную тему, выдали, скольких душевных сил стоил такой поход.

Эта операция вошла в историю Великой Отечественной войны под названием «Цитадель Шпандау». Сам город был уже взят, советские войска текли по мосту через реку Хафель дальше, к Бранденбургу. И только орудия несдавшейся средневековой крепости грозили засыпать наши войска смертоносным огнем. Оставлять такую «занозу» у себя в тылу стало невозможным. Штурмовать же цитадель было жестоко: в ней находилось много гражданского населения, в том числе женщины и дети.

Оставалось несколько дней до Победы, когда парламентеры майор Гришин и капитан Галл направились к крепости, где засели (а это они точно знали) эсесовские офицеры-фанатики.

То был последний и слабый шанс на мирный исход: две сотни немецких женщин, ходивших перед этим уговаривать гарнизон Шпандау, вернулись ни с чем.

Все было до нелепости знакомо, как в рыцарских романах Вальтера Скотта: средневековые стены, ров с мостиком, забаррикадированные ворота. И даже комендант цитадели полковник Юнг со своим заместителем спустились с балкона по воспетой в романах веревочной лестнице. Но можно ли рассчитывать на рыцарское благородство тех, чьи автоматы смотрят сквозь бойницы?

Полковник Юнг — старый, уставший, невоенный человек. Лично он не против сдачи крепости, но господа офицеры… Выполняя последний приказ фюрера, любой из них может расстрелять командира-капитулянта и лично возглавить оборону. «Ну что ж, — сказал майор Гришин. — Попробуем поговорить с офицерами».

Веревочная лестница качается под ногами. И вот парламентеры в мрачном сводчатом зале. Посредине его немецкие офицеры образовали символический круглый стол — строй кольцом, в котором оставлено место на двоих. Явная попытка подчеркнуть равноправие сторон.

Но равноправия нет и не может быть. Отвергнув все компромиссные предложения гитлеровцев, парламентеры обрисовывают всю безнадежность сопротивления, предлагают безоговорочную капитуляцию. В противном случае вся ответственность за гибель солдат и мирного населения падет на голову офицеров крепости.

Их секут ненавидящие взгляды эсесовцев, порой кажется, что вот-вот чья-то фанатичная рука рванет кобуру. Но выстрела так и не последовало — ни в те минуты, ни тогда, когда Гришин и Галл, не убыстряя шага, уходили от цитадели.

Офицеры гарнизона Шпандау попросили только одно: дать возможность их представителю лично проверить сообщение парламентеров о положении гитлеровских войск. Такая возможность была предоставлена. На передовой полковник из только что сдавшейся немецкой части словно ушат холодной воды вылил на привезенного из цитадели офицера: «Вы еще надеетесь на прорыв генерала Венка? Рассмешили…»

В тот день от крепости Шпандау отделилась группа с белым флагом. Ее возглавлял комендант Юнг. Он подошел к Гришину, расстегнул кобуру и протянул тому свой «вальтер». Гарнизон цитадели — 460 человек — был выстроен за воротами. Вскоре из них к городу хлынул поток стариков, женщин, детей. Это были те, ради кого за неделю до Победы Гришин еще раз заглянул в холодные зрачки автоматов…

Эпилог

Его оружием было слово. Для гитлеровцев оно было страшней динамита. «Мы не искали много тем, — сказал как-то Василий Яковлевич, — а долбили, как капли воды, в одну точку. Несли правду о Советской Армии и войне, разоблачали фашизм». После Победы он сам смог убедиться, насколько чудовищной ложью был опутан немецкий народ. Когда один из немцев-агитаторов приехал с Гришиным в родной город Дессау, его мать лишилась чувств. Все годы нацисты ее убеждали, что сын замучен русскими.

Стремясь донести эту правду, Гришин был изобретателен. Мины, которые рвались листовками вместо осколков — его детище. Это он заставил работать на себя немецкую почту. Непроглядными ночами переходили линию фронта пленные-добровольцы, унося с собой набитые письмами вещмешки. Уезжая по «отпускным документам» в далекий тыл, они бросали в почтовые ящики тысячи весточек от находившихся в плену и населения районов, занятых советскими войсками. Трудно переоценить все значение этих коротких, «сработанных» под немецкую цензуру записок.

Он был везучим, Гришин, поскольку доносить правду до неприятельских окопов было небезопасно. Однажды, когда они кричали через рупоры в ночную тьму, снайпер на звук срезал ветку куста над головой. К несчастью, пуля была разрывной, и помощник Василия Яковлевича, немецкий парень из Билефельда, упал, раненный осколком в лицо. В другой раз снайпер угодил рупористу в сердце. А Гришину повезло: ни одной вражеской пули за всю войну.

…Я листаю документы, смотрю фотографии давних лет. Фронтовые пропагандисты. Племя, родственное и нам, держащим перо, и тем, кто несет в зал или эфир устное слово. Пусть они были не столь изощренны в литературных или ораторских приемах, пусть порой пользовались лишь несложным печатным станком или рупором. Но как они умели в своей агитации выплеснуть самое горячее в тот момент, самое главное слово, как умели за него не жалеть своих сил, жизни, крови…

ПОСЛЕСЛОВИЕ К ОЧЕРКУ: Как «затерялась» память
о парламентере Шпандау
майоре Гришине

Откровенно скажу: спустя 45 лет после моего газетного очерка о парламентере Василии Яковлевиче Гришине я с трудом разыскал один-единственный его портрет в интернете. Куда чаще в интернет-перепечатках о военной операции «Цитадель Шпандау» публикуется фотография, где сидят офицеры — работники политотдела 47-й армии, среди которых есть участники этой операции Владимир Галл и Виктор Пискановский, указан даже не принимавший участие в ней Конрад Вольф, будущий ведущий кинематографист ГДР. Но почему-то из текста к этой фотографии удален главный парламентер Шпандау — начальник 7-го отделения майор Гришин, возглавивший поход парламентеров в крепость с фашистскими фанатиками. Хотя вот он, Гришин — сидит вторым слева в среднем ряду, в самом центре снимка!

Этот снимок из архива В. С. Галла без упоминания майора Гришина, кочующий из одной интернет-перепечатки в другую, поисковик из Башкирии Римма Нуриевна Буранбаева (восстановившая более 800 имен героев войны) с присущим ей чутьем назвала «символом всей ситуации, где молча и ясно показана вся суть!». Послав мне этот «символ», она написала в письме:

«Вот эта фотография — ясно поясняющая всю историю. И комментарий поясняющего, кто есть кто… Ой, а кто это в самом центре? На войне просто так в центр фото не сажали.

Жаль, что делавший подпись забыл, кто это…

Потому что в центре фото, по заслугам… майор Гришин!!!

No comments».

Конечно, для историков Великой Отечественной войны и летописцев, имеющих доступ к архивам, роль майора-парламентера Гришина в бескровной сдаче гарнизона немецкой цитадели Шпандау бесспорна. Ведь он не только ходил на переговоры с фанатиками СС в крепость, но и блестяще провел с подчиненными ему офицерами политотдела всю операцию в целом — от начала агитации гарнизона с привлечением населения города Шпандау до выхода немцев из ворот с белым флагом и сдачи в плен советскому командованию.

Но есть исторические факты — а есть массовое сознание. К сожалению, порой мифы бывают популярней фактов — и так сложилось, что массовое сознание на данный момент сформировано исключительно за счет кино и медиа. Даже в кругу семьи майор Гришин как настоящий мужчина не любил похваляться своими военными делами, не считая их чем-то особенным, исключительным. Но падкое на мифы массовое сознание не любит молчащих! В итоге основного исполнителя переговорной миссии — посланного в цитадель командованием 47-й армии Василия Яковлевича Гришина в этих мифах полностью вытеснил сопровождавший майора переводчик из его отделения Владимир Галл.

В интернете можно найти десятки фотографий «Героя Шпандау» В. С. Галла у стен сдавшейся цитадели. При этом большинство нынешних публикаций про крепость, взятую без выстрела, а также про роли участников тех переговоров, основаны исключительно на мемуарах самого Галла…

Сотворение мифа

Как же так получилось, что на данный момент роль Василия Гришина при взятии цитадели Шпандау так недооценена?

Вернемся к фотографии офицеров политотдела 47-й армии и обратим внимание на двоих: это капитан Владимир Галл и 19-летний лейтенант Конрад Вольф — или, как его звали в подразделении, Конни. В конце войны они сдружились: даже на фотографии черная шевелюра Конни маячит рядом с Галлом.

В 7-е отделение по пропаганде среди войск противника друзья попали не случайно. Владимир Галл до войны окончил факультет германистики ИФЛИ. А для Конни немецкий был родным — он сын писателя-коммуниста Фридриха Вольфа, про которого Википедия пишет: «В марте 1933 года, после прихода к власти национал-социалистов, Вольф подвергался двойной опасности — как коммунист и как еврей — и вынужден был с семьёй эмигрировать из Германии. В 1934 году он приезжает в Советский Союз». В годы Великой Отечественной войны Конни вступил в Красную Армию и в 1945-м году в звании лейтенанта был переводчиком в отделении майора Гришина, где служил с «другом Володей» — Владимиром Самойловичем Галлом.

После войны в образовавшейся Германской Демократической Республике (далее ГДР) Конрад Вольф стал кинорежиссером. Однажды он сделал подарок другу Володе, о чем поведало одно из национально-культурных изданий Украины «Еврейский обозреватель»:

«20 января 1967 г. [Владимиру Галлу] пришло письмо от Конни — известного гэдээровского кинематографиста Конрада Вольфа: «Я хочу сделать тебе совершенно необыкновенный подарок… Я уже давно вынашиваю идею более или менее биографического фильма, но мне не хватает твоих советов и некоторых деталей». Через месяц Конрад приехал в Москву. Обсуждали сценарий. Прощаясь, Конни подарил Владимиру сценарий с надписью: «Лучшему другу прошлого и настоящего, непревзойденному знатоку немецкого языка, немецкой литературы и одесского фольклора».[1]

В этом полубиографическом фильме режиссера и соавтора сценария Конрада Вольфа «Мне было девятнадцать» была показана работа 7-го отделения майора Гришина, героем фильма был Конни — в образе 19-летнего лейтенанта Красной Армии, немца Гре­гора Хек­кера.

А подарком Галлу была роль военного переводчика Вадима Геймана, про которую СМИ впоследствии будут писать: «Советского офицера Владимира Галла в фильме играет Василий Ливанов».

Но вернемся к статье в «Еврейском обозревателе»: «Съемки фильма начались в апреле того же [1967] года. Галл все лето провел на студии DEFA в Бабельсберге. В картине его сыграл Василий Ливанов. А в январе 1968 г. в качестве подарка ко дню рождения Галл получил приглашение на премьеру фильма, состоявшуюся 1 февраля в Берлине».

Фильм хвалили в ГДР и СССР, его включили в список ста важнейших лент немецкого кино. Но Конраду Вольфу в фильме, видимо, не хватало «вишенки на торте» — похода двух парламентеров в фашистскую цитадель Шпандау. Сам Конни не был участником похода, но что не сделаешь для остроты сюжета! И волей его режиссерской фантазии в фильме «Мне было девятнадцать» в логово фашистов и фанатиков СС «пошел» не русский майор Гришин, а немец — лейтенант Хеккер, на пару с военным переводчиком Гейманом, за которыми без труда угадывались друзья Конни и Володя.

Именно для постановки сцен по цитадели Конрад Вольф и вызвал на студию DEFA Владимира Самойловича Галла. Позднее издание «Berliner Zeitung» напишет: «Вольф учился в Московской киношколе; когда он начал снимать „Мне было девятнадцать“ в 1967 году, он и его сценарист Вольфганг Кольаазе полагались на Галла до последней детали».[2]

«Изъятие» парламентера майора Гришина из Шпандаусской операции потом прятали за отговорками, типа: «За исключением нескольких незначительных драматургических свобод, все это произошло так, как Конрад Вольф поставил в фильме «Мне было девятнадцать»[3]. Таким образом, как ни грустно это может прозвучать, но «незначительной» драматургической свободой стало то, что именно майор Гришин рисковал своей жизнью ради спасения немецких мирных жителей, оказавшихся в цитадели.

Говорят, что Конни уговорил жившего в тот момент в Уфе Василия Яковлевича согласиться с такой «творческой фантазией». Да и как не уговорить! — бывший пропагандист Гришин, до 1950 года работавший в советской военной администрации в Германии, не мог не понимать пропагандистское значение фильма, где в цитадель к немцам-фашистам идет тоже немец, но антифашист, борец за новую Германию… Но едва ли тогда Гришин понимал, что в итоге тысячи зрителей, да и весь Запад поверят в киномиф, который вычеркнет из Истории реального руководителя переговоров с немецким гарнизоном.

Вместо него на экране — после консультаций Галла на студии DEFA — «возглавлять» и вести переговоры в цитадели Шпандау стал военный переводчик в исполнении Василия Ливанова. Что было абсурдом. Переводчик, сам по себе, фигура вспомогательная, без самостоятельных функций: он лишь поддерживает идущего на переговоры парламентера (уполномоченного лица), как горнист-трубач и знаменосец с белым флагом из его сопровождения. По статусу переводчику не положено даже задавать собственные вопросы, писал в 1975 году в журнале «Звезда» военный переводчик Николай Дятленко,[4] участвовавший в допросе немецкого фельдмаршала Паулюса.

На эту нелогичность, кстати, указала дочь майора Гришина — Татьяна Васильевна Гришина, доктор экономических наук, профессор Академии труда и социальных отношений, которую автор сих строк в ноябре 2019 года разыскал в Москве.

— Обратите внимание, — сказала Татьяна Васильевна, — что в фильме про Шпандау артист Василий Ливанов играет фактически переводчика Галла. Но исполняет роль майора (ведет переговоры, принимает решения). Кстати, отец был готов идти на переговоры в цитадель без переводчика, поскольку немецким владел настолько хорошо и свободно, что после Победы на него в Германии, в советской военной администрации, возложили обязанность просмотра выходивших на немецком языке книг, фильмов и спектаклей. Но перед походом в цитадель Шпандау начальник политотдела армии Калашник сказал отцу: по статусу парламентер не может ходить один, по статусу тебе нужен переводчик. И отец взял с собой сослуживца Галла и пошел к крепости с ним…

Так или иначе, но фильм «Мне было девятнадцать» возвел рядовую фигуру переводчика в статус главного парламентера Шпандау, отодвинув прочь майора Гришина.