В попытках изменить ситуацию чисто реактивные, защитные нужды текущей адаптации слиты с глубинной, долгосрочной логикой интериоризации, с сопротивлением
безуспешно, как не удалось и Гуковскому напечатать статью о советском романе. В обоих случаях идеологическая и политическая конъюнктура с типично тоталитарной непредсказуемостью сделала
Если это интериоризация (хотя грань между идеологией и научным сознанием неощутима), то «опережающая»: мечта Горького о новом эпическом
Г нет места подобным провокативным (в том числе по отношению к авторскому «я» исследователя) экспериментам, нет попыток технологично совместить официальные идеологемы с концепцией, нет приспособления категорий классовой теории к материалу. Считается, что, поскольку речь идет о Толстом, это уже сделано Лениным. Да
В 30‐х гг. феномен адаптации — интериоризации выглядит иначе, чем в предыдущем десятилетии. Тогда, на начальных страницах ШГ, «классовое» объяснение подхватывалось почти демонстративно, как своего рода игра, нешуточная цель которой заключалась в проверке возможностей его применения — там, где позволяет материал, и, главное, теми, кого понуждают от
Написано кусками, с большими перерывами, не полным голосом»
Можно было бы предположить, что подобными ходами в статьях Эйхенбаум пытался помочь изданию третьего тома своей монографии. Эту «функцию» статьи могли выполнить потому, что они, в отличие от разбитой на несколько томов монографии, говорили о Толстом в целом, и соответственно советские идеологемы, окрашивавшие небольшой текст (особенно в началах и концовках), должны были восприниматься как знак и доказательство общей идеологической апробации. Она распространялась бы также на работу, посвященную лишь части «жизни и творчества», на демонстрируемый автором большой «монографический» материал, непосредственно этими идеологемами не охваченный.
деждами (давними и новыми) на гуманизацию и рационализацию, с другой.
с логикой стабилизации интериоризированного образа мыслей, с одной стороны, и на
Что до собственно мировоззренческого уровня, то, думая об «обратном пути», Эйхенбаум касается идеологической темы, поднятой во второй половине 30‐х гг., когда журнал «Литературный критик» и тяготевшие к нему литературоведы пытались взамен детерминизма «вульгарных социологов» акцентировать динамические противоречия между мировоззрением (идеологией) писателя и его художественным методом, творческой работой, преодолевающей «ограниченность» и даже «реакционность» его идеологических посылок.
