Вера Грибникова
Член Союза писателей России. Член Союза писателей Крыма. Руководитель Тверского Областного творческого объединения «Ковчег». Автор пяти поэтических сборников. Лауреат Премии губернатора Тверской области «За достижения в области литературы». Победитель и лауреат многочисленных Всероссийских конкурсов и конкурса «Надежды лира золотая» (США, Нью-Йорк). Награждена администрацией пгт. Николаевка почётным дипломом и кубком в конкурсе стихов о Великой Отечественной войне в Крыму. За победы в литературных конкурсах награждена медалями А. Твардовского, И. Тургенева и Э. Асадова.
Замредактора журнала «Белая Скала» (Крым), член литсовета альманаха «Новый Енисейский литератор» (г. Красноярск). Стихи, проза, публицистика печатались в различных альманахах, журналах, газетах не только в Твери, но и в США (г. Нью-Йорк, г. Атланта), Канаде (г. Торонто), Болгарии (г. София), Белоруссии (г. Гомель), Чечне (г. Грозный), Украине (г. Киев), а также в Москве, Пскове, Кондопоге, Кирове, Туле, Орле, Сергиевом Посаде, Ижевске, Ростове на Дону, Красноярске, Санкт-Петербурге, Калуге, Саратове, Симферополе, Архангельске, Калининграде…
Письмо с фронта
М. Ф. Егорову
Мамочка, родная, с Первомаем!
Что пишу урывками, прости.
Мы уже по Пруссии шагаем,
Нелегки военные пути.
Отдыха, порой, ни днём, ни ночью,
Некогда подумать о весне.
Мы такое видели воочью,
Что и в жутком не приснится сне.
Мамочка, прости, я зря про это,
Ты и так, наверно, извелась.
Сын твой жив-здоров. Надеюсь, к лету
Уничтожим вражескую мразь.
Кёнигсберг — фашистская твердыня —
Неприступным слыл перед войной.
С русским гневом он столкнулся ныне.
Догорает за моей спиной.
А когда мы город вычищали,
Средь руин, где угли и зола,
Я нашёл в заброшенном подвале
Немку и детишек — мал-мала.
Немку дрожь, как в лихорадке била.
Малыши — ничком на грязный пол…
Сидор* я раскрыл и, сколько было,
Сухари ей высыпал в подол.
Мне она колени обхватила,
Сапоги пыталась целовать.
Еле отцепил, такая сила!
Что же, мать — она повсюду мать.
Слёзы подступили отчего-то
И едва не брызнули из глаз.
Вот такая, мамочка, работа
У меня в неметчине сейчас.
Скоро, скоро свидимся, родная.
Мы уже у логова почти.
Тыщу раз целую, обнимаю!
К празднику письмо должно дойти.
*Сидор — солдатский вещевой мешок
Помню…
П. В. Рыжову
Бывало, в детстве, в стареньком дому,
Посу́мерничать сядем в тишине
С любимым папкой. Ластимся к нему
И просим рассказать нам о войне.
Погладит наши русые вихры,
И усмехнётся уголочком рта:
«Храни Господь от горестной поры.
Да минет вас такая страхота».
А мы не унимаемся: «Папуль,
В шкатулке есть медаль и ордена.
Ты бил фашистов, не жалея пуль?
Тебя героем сделала война?»
И за вопросом сыплется вопрос.
А папка, неожиданно, в ответ:
«Однажды к нам в окоп спустился пёс,
Такой смышлёный, просто спасу нет.
Его мы научили танцевать.
Он весело кружился под гармонь.
Я с ним делил походную кровать.
Ещё был у меня любимый конь.
Я больше не встречал таких коней,
Как вспомню Урагана — сердце мрёт…»
Рассказывал нам папка о войне,
Изладясь не затрагивать её.
Семейную, родную тишину
Не заносило гарью лютых дней.
…Из книг и фильмов знаю про войну.
А папка не рассказывал о ней.
СИТ
Фашистский танковый десант
Прорвался всё ж на левом крае.
И плакал молодой сержант,
К себе овчарку прижимая.
В отряде знали, он храбрец,
Не раз проверен был атакой.
Прощался плачущий боец
С любимой, преданной собакой.
И был он не от страха бел,
Любимца обнимая крепко,
К нему всем сердцем прикипел,
Душою всей, ещё в учебке,
Оставшись круглым сиротой:
От хаты — дымная воронка,
Отец и мама в яме той,
А на братишку — похоронка…
И только вверенный щенок,
Своей немыслимой любовью
Курсанту выстоять помог
В борьбе с отчаяньем и болью.
…Вот вышли танки на угор,
Наполнив грохотом округу.
И значит, смертный приговор
Подписан преданному другу
И вьюк надет, взрывчатка в нём.
А пёс лицо сержанту лижет!
Плюются танки злым огнём,
Разрывы ближе-ближе-ближе!
И нужно выкрикнуть — «Вперёд!».
О, как же дороги мгновенья!
Сковало судорогой рот,
А вместо голоса — хрипенье.
Секунды лупят по вискам,
С ума сводящей канонадой!
И пёс рванулся к танку сам —
Живым, карающим снарядом!
…С войны вернётся в орденах
Солдат, почти что невредимый,
И долго будет в горьких снах
Кричать: «Я сам! Вернись, родимый!
Я сам! … я сам… я сам… я сам…»
СИТ — Собака-Истребитель Танков
На фронтах Великой Отечественной воевало около 70 тысяч собак: санитары, связисты, сапёры, СИТы…
В июне сорок первого
К закату день, июньский день обычный.
Брожу, напрасно вглядываясь в лица…
Вернулся ты в свой город пограничный,
И стало пусто в Северной столице.
Ты приезжал всего на две недели.
Ах, как они мгновенно пролетели!
Промчались, промелькнули будто птицы.
Мы даже не смогли наговориться.
Дарило нам прогулки белоночье,
Манила огоньками танцплощадка.
Там белый танец нам судьбу пророчил,
И сердце в вальсе замирало сладко.
Была Нева от солнышка рябою.
…Зачем же мы повздорили с тобою?…
В немом укоре дрогнули ресницы.
Мы так и не успели помириться.
Ты звал меня певуньей и шалуньей.
Нам детвора кричала: «Тили-тесто!»
Сегодня — двадцать первое июня,
А завтра я возьму билет до Бреста.
Тоскует сердце, не находит места!
Я завтра же возьму билет до Бреста.
В твоё окошко постучу на зорьке.
Нам больше никогда не будет горько.
Никогда! … никогда…
Никогда…
22 июня
— Что же не спишь ты, бабуленька, милая?
Кончились танцы, я дома давно.
Может быть чем-то тебя огорчила я? —
Только вздыхаешь, да смотришь в окно.
Ну побродили мы с Колькой немножко…
Ну… целовалась я с ним у ворот.
Если ты видела это в окошко,
Воли рукам он совсем не даёт!
— Что ты, голубонька, что ты, родная?
Я о своём. Не тревожься, ложись.
Колька хороший парнишка, я знаю,
Не шалопай. Ты за Кольку держись.
— Так почему ж ты ещё не в постели,
Бабушка? Что-то стряслось у тебя?
Звёзды, гляди-ка, почти переспели,
Скоро, поди, петухи затрубят,
И прошмыгнёт ночка летняя мимо.
Что-то болит? Расскажи, не молчи!
— Память болит. И болит нестерпимо.
Каждое лето вот в этой ночи.
Кажется, время уже погасило
Горькую, тяжкую память войны,
Но неуёмная, грозная сила
Вновь поднимает среди тишины,
И до утра я дышу непокоем,
Страхом бомбёжек, облав, грабежей.
С неодолимой, щемящей тоскою
Мне никогда не расстаться уже.
Разве забудешь, как пламенем жарким
Вспыхнул наш домик… а мамочка в нём…
Как растерзали сестрёнку овчарки,
Как немчура гоготала кругом,
Как я брела вдоль разбитого тракта,
Прячась в кустах…
— Как ты выжила, ба?
— Выжила, детонька, выжила как-то.
Люди спасали, щадила судьба.
Выжила. Выросла. Встретила дролю.
Мамка твоя народилась на свет.
Ты вся в неё, мой цветочек лазорев.
Время летит, а покоя всё нет.
Вот и брожу от окошка до двери,
Слушая память, да ночи разбег.
Словно коварного, лютого зверя
Велено мне караулить вовек.
Вот и молюсь, за тебя и за Кольку,
Чтоб не изведали вы этот страх.
Наша Россиюшка вынесла столько,
Что просолилась в крови и слезах.
Ох, да зачем же на юную душу
Я выливаю такую беду!
Ну-ка в постель. А старуху не слушай.
Скоро и я за тобой побреду.
— Бабушка! Дай я тебя обниму!
Будем вдвоём караулить войну…
Легендарная 54-ая
Командиру батареи И. И. Заике
Остановись у пьедестала,
Где вечной Славы знамя реет.
Здесь, в окруженьи погибала
Береговая батарея.
Стояли насмерть тут когда-то —
Непокорившейся преградой —
Бойцы, советские солдаты,
Хлебнувшие земного ада.
Заслон от циглеровской* клики —
Четыре огневые точки —
Поставил лейтенант Заика:
Комбату двадцать три годочка.
По двадцать — командирам взводов,
Лишь политрук немного старше.
Не удалось фашистским ордам
Вломиться в Крым парадным маршем.
Земля была кровавой кашей,
Когда, от ярости зверея,
Гвоздили по одной, по нашей —
Три иноземных батареи,
Сюда рвались два эскадрона,
И танки, и бронемашины,
Мотострелковые колонны,
А с неба — градом! — бомбы, мины!
Всё злее вражеская лава —
Две пушки выбиты из строя.
Всё меньше личного состава,
Но каждый умирал героем.
И с перебитыми ногами
Ползли бойцы из медсанбата
Квитаться с лютыми врагами,
Опять хватали автоматы,
Терпя неистовые муки.
Кольцо сжималось всё быстрее.
Но ни один не поднял руки,
Никто не предал батарею.
Ревел на флангах рукопашный!
«Прощайте!» — в штаб морзянка гнала…
Кончался день. Четвёртый. Страшный.
Навеки вписанный в анналы.
* Полковник Хайнц Циглер — командующий соединением (сводной «бригадой Циглера»), созданным для захвата Крыма. Соединение состояло из моторизированных частей, бронемашин, танков, пехоты, кавалерии, сапёрных, тяжёлых артиллерийских и зенитных дивизионов.
Личный состав 54-ой береговой батареи составлял 150 человек.
Хвастовская переправа*
Здесь была деревня Хвастово,
А теперь — поклонный крест.
И лежат луга цветастые,
Тишина стоит окрест.
Катит воды Волженька под крутые склоны.
Ни одной дороженьки. Только крест поклонный.
Острой болью память полнится:
В сорок первом, у реки,
Погибала наша конница
И пехотные полки…
Где ж вы брали силушки для жестокой битвы?!
И по всей Россиюшке — слёзы да молитвы…
Вьётся лугом тропка узкая,
Где гремел неравный бой,
Где бойцы сторонку русскую
Заслонить смогли собой.
Красен был от кровушки плёс и дни и ночи…
Матушки и вдовушки выплакали очи…
Берег скорби и молчания.
На волну цветы летят,
В память бившихся отчаянно
И погибших тут солдат.
Чтим людское мужество и принявших муки.
Панихида служится. Кланяются внуки.
Катит воды Волженька, в берег плещет робко.
Проторим дороженьку из невидной тропки.
*Под Тверью, в тридцати километрах вверх по течению Волги, находится мемориал «Хвастовская переправа». Отсюда, в конце октября 1941 года, шагнули в бессмертие солдаты и офицеры 119-й, 246-й стрелковых и 46-й кавалерийской дивизий 29-й армии Калининского фронта, выполняющие приказ Родины — остановить продвижение фашистов к Москве. На шесть суток важнейшая транспортная артерия — Старицкое шоссе — оказалось перерезанной, шесть суток Даниловско-Некрасовский плацдарм удерживал здесь огромные силы противника.
В боях погибло более полутора тысяч человек.
