Оглавление

Пролог

Слепой в тот день вытащил пустую карту, и Маэро Ли Бонасси судьбой было предписано добраться домой благополучно, но он не добрался.

Стражник ловил контрабандистов и разнимал пьяных грузчиков в порту. Не самая престижная работа для первого народа, но ему нравилась.

В детстве он хотел стать капитаном корабля, но на севере, где он вырос, ледяная вода и слишком много скал. Десять лет назад Бонасси перебрался в Город, где быстро выяснил, что его укачивает даже в штиль.

Маэро не вернулся на родину и остался поближе к океану. Годы спустя он не жалел о своём выборе. Гонять криминал интереснее, чем продавать оружие, на чём разбогател его род.

В тот вечер Маэро возвращался домой после работы. В старом ангаре, где устроилась портовая стража, заступила на дежурство ночная смена и храпела пара пьяных матросов, которых оставили отсыпаться за решёткой.

В Долине день никогда не торопится ложиться спать. Тьма медленно просеивает свет сквозь вечернюю дымку. Он медленно тает, пока не растворится полностью. Но сегодня просто выключился, словно захлопнулась крышка ящика.

Резкий морской воздух дразнит лёгкие, ноги легко режут расстояние ножницами шагов. Стражник запахнул форменный китель. Такого холодного августа не помнят даже старики. Северный ветер напомнил о далёком доме, но даже на родине он ненавидел холод. Оперативнику показалось, что его настигло прошлое, но он ошибся. Интуиция — не самая сильная сторона рода Бонасси. Его настигло будущее.

Из-под фуражки выбились прямые чёрные волосы, но мужчина не обратил внимания. Предстоит тяжёлый выбор. Зайти в бар погреться или сразу домой отсыпаться. По здравым размышлениям…

Он застыл. На плечи опустилась беззвучная тяжесть. Кажется, сейчас продавит в землю по пояс. Маэро поморщился и повертел окостеневшей шеей.

Неужели кто-то из высших духов пожаловал в город? Но они заранее предупреждают о своём появлении, и все хранители порядка получают соответствующие ориентировки.

Нет конкретных ощущений. Любой архонт обладает силой, а любая сила имеет свой вкус. Оттенок ужаса или любви, похоти или воинственности, множество разных ощущений, которые чувствуют даже обычные люди. А здесь пустота.

Страж пожал плечами. Дела архонтов — не его проблемы. Какой-то тайный визит. Стоп. Как может быть тайным визит существа, появление которого чувствует вся округа. Странно. К тому же, архонты подавляют свои способности в людской реальности, чтобы не травмировать психику горожан. А сейчас чувствуется чистая мощь. Это не по правилам. Кто-то заигрался.

Надо бы проверить, но ведь смена уже закончилась. Маэро вздохнул и свернул в Нижний город. В этот момент взвыли собаки в ближайших домах. Никто не вышел проверить о чём воют собаки, даже фонарщики обошли этот квартал стороной, припортовые улицы погрузились во тьму. Все чувствуют. Улица вымерла. Его народ имеет небольшой иммунитет против влияния архонтов, остальным приходится гораздо хуже. Сейчас все жители квартала судорожно вцепились в защитные амулеты.

Маэро нащупал в кобуре револьвер, но вытаскивать не стал. Просто для спокойствия. Против архонта оружие не поможет. Но проверить порт придётся. Чувство долга в крови у людей с приставкой Ли. Он свернул в сторону причала.

Набережная тоже опустела. Но здесь хотя бы горят фонари, качаются на холодном ветру. Страж вышел из-за склада. Длинная тень скользила впереди, а он неторопливо догонял её. Звук шагов тонул в тишине.

Маэро замер и осмотрелся. В нескольких шагах плескалась чёрная вода залива. Поскрипывали спящие корабли. Несколько грузных торговых судов нахохлились в воде, как толстые морские воробьи. Изящные яхты местных и заезжих богачей казалось плывут, даже когда причалены. Спущенные паруса белеют во тьме. И совсем далеко огромный военный фрегат давит своим присутствием и торговцев и роскошные яхты.

Пусто и тихо. В таком шумном и людном месте как порт, эти признаки гораздо подозрительнее, чем хлопанье крыльев Изначального Дракона.

Сдавленный смешок из ниоткуда. Маэро не вздрогнул. Лицо осталось неподвижным, он обхватил рукоятку револьвера и переложил его в карман кителя. Пошёл вперёд, в темноту.

Давление усилилось. Маэро не остановился. В этот момент воздух зазвенел. Страж замер. Это странно даже для архонтов.

Воздух уплотнился, мелко завибрировал. Тело ничего не ощущало, но душа начала резонировать в такт с вибрацией. Мужчина застонал и сунул руку в карман. Его иммунитет не поможет против столь мощного давления. Он вынул из внутреннего кармашка амулет, массивный бронзовый квадрат, на плоской поверхности символы духов. Цепочка отяжелела и потянулась к земле. Маэро с усилием надел его на шею. Все стражи носят амулеты в кармане. Не каждый день приходится выдерживать колдовскую атаку на психику.

С плеч будто тяжесть упала. Воздух стал резким и свежим как после грозы. Посветлело. Страж моргнул. Из темноты ближайшего склада надвигались три тени. Они подошли ближе и перешагнули зыбкую границу света.

Странная компания, как в анекдоте, типа «заходят в бар». Невысокий коренастый крепыш, явно из четвёртой волны. Худой шатен из первых, как сам Маэро, но из центральных, местных. И блондин, высокий и худой как первые, но светловолосый, как вторые. Дальше в анекдоте должно следовать действо, которое покажет древних равнодушными вырожденцами, вторых алчными уродами, а четвёртых тупыми варварами. Но сейчас, похоже, будет не смешно.

В свете фонаря моросит мелкий дождик, но трое мужчин не замечают его. Молодой парень с прямыми светлыми волосами сказал.

— Вот ведь носит же вас! От древних одна морока. Всем вы надоели, все вас ненавидят. Сдохли бы, наконец, сделали одолжение всей Долине.

Маэро выпрямился во весь немаленький рост, его лицо ничего не выражало. Сказал спокойно.

— Что вы здесь делаете под колдовским покровом? Придётся задержать для выяснения.

Коренастый хрипло рассмеялся и вытащил руку из куртки. Блеснул револьвер. С разговорами покончено.

Маэро выстрелил из кармана прямо через китель, и бандит упал. Шумно втянул воздух и покраснел как морковка. На грязной рубашке поползло во все стороны чёрное пятно. Но вопреки ожиданиям не заорал, а хмыкнул и начал подниматься.

Шатен был вооружён как Маэро, кинжал и револьвер. Они выстрелили почти одновременно. Страж схватился за правую руку и выронил оружие. Темноволосый рухнул рядом с коренастым, раскинув руки. В голове дымилась дыра. Длинные пальцы на худых руках подёргивались. Ноги сгибались, словно он намеревался встать, но не мог.

Блондин распахнул плащ и выхватил из ножен саблю. Свистнуло лезвие. Маэро покатился по земле, избегая удара. Поднимаясь, вынул левой рукой кинжал. Это нормально. Их с детства учат стрелять правой, а рубиться привычной левой. Большинство первых — левши. Клинки столкнулись и лязгнули. Сабля гораздо длиннее, но древние растут с кинжалом на поясе, так что преимущество не столь очевидно, как хотелось бы блондину.

Они кружили друг против друга, но это не могло длиться долго. Коренастый уже наклонялся за своим оружием. Блондин ухмылялся и вязал в воздухе тонкий узор молниеносных ударов, которые не давали стражу возможности для манёвра.

Раненый бандит поднял револьвер. Одной рукой держался за живот, из которого хлестала кровь, но он не чувствовал боли.

Одержимые!

Маэро начал слабеть. С кровью уходят силы. И он чувствует боль. На лбу выступил холодный пот. Он старался держать блондина между собой и вооружённого револьвером. Бандит понял его тактику и отпрыгнул в сторону. Открылся, уходя с линии выстрела и Маэро метнул кинжал ему в ногу. Тяжёлое лезвие перебило мускулы в бедре и воткнулось в кость. Блондин упал и зашипел от злости. Сабля покатилась по земле.

Стражник бросился к своему револьверу, кувыркнулся по настилу причала. Вскрикнул от боли в руке и схватил пистолет. Пуля выбила искры в бетоне, и крошки взметнулись в воздух на месте, где он только что стоял.

Маэро навёл оружие почти одновременно с преступником, но стрелял гораздо лучше. Пуля разворотила коренастому лицо. Он нелепо взмахнул руками и рухнул наземь, револьвер отлетел в сторону. Страж перевёл дуло на место, где лежал блондин, но тот уже скрылся в темноте. И даже почти не прихрамывал. Маэро послал вдогонку пару пуль, но без особой надежды на успех. Вздохнул и подставил разгорячённое лицо мелкому моросящему дождю. Тяжело поднялся.

— Так, так, — женский голос приблизился к нему, но никого пока не видно. — Опасный и глупый. Плохое сочетание для долгой и счастливой жизни.

Рядом с невидимым голосом раздалось визгливое хихиканье.

В круг света фонаря вышла женщина. Лет сорока, темноволосая, из древних. Но лицо будто в тени — колдовская маска.

— Вечно кто-то путается под ногами.

Она подняла руку. Револьвер в ладони полицейского вдруг стал тяжёлым и выскользнул из ослабевших пальцев. Звякнул о бетон. Маэро сжал кулак, разжал.

— Вы задержаны для выяснения. Не делайте резких движений, — чётко сказал он.

Женщина искренне рассмеялась.

— Узнаю свой народ.

Она снова подняла ладонь, но амулет стража полыхнул серо-синим светом. Ведьма вздрогнула.

— Ты где это взял, кретин! Это не стандартный амулет.

— Память предков, — слабо улыбнулся мужчина. — А теперь повторяю. Сопротивление бесполезно. Сдавайтесь. Или я сейчас подниму револьвер и сделаю аккуратную дырку у вас во лбу.

Ведьма нахмурилась и полезла в карман куртки за какой-то очередной неприятной неожиданностью, но уже знакомый визгливый шёпот остановил её.

— Подожди, не горячись. Вам людям лишь бы кровь лить. А ведь вы храните в себе столько вкусных вещей.

Маэро поморщился и нагнулся за револьвером, не сводя глаз с женщины.

— Покажись, храбрец, и тогда увидим кто кого.

Ладонь сжала костяную рукоятку, и мужчина выпрямился. Направил дуло в лицо женщине, но она в ответ издевательски улыбнулась. А голос продолжал.

— Например, судьба. Самое вкусное в людях — не плоть и даже не душа. И то и другое быстро сгнивает. Нет. Самое вкусное в людях — судьба. Мощная, упругая сила судьбы. По вкусу, как огромная креветка с лимоном. Ел бы и ел.

Маэро покрылся испариной. Рукоять снова стала скользкой. Боль в плече усилилась, и стражник едва подавил стон. Хоть и держал оружие здоровой левой рукой.

— Не подходи, буду стрелять.

Голос не обратил внимания на его слова. Он стал скрипучим, тихим, но отчётливым, чуть ли не вкрадчивым.

— Я уничтожу жизненную силу твоей судьбы, и на тебя падёт нерушимое проклятие. С этого вечера всё в мире обратится против тебя. Люди с отвращением будут отворачиваться от тебя. Разум восстанет и станет твоим безжалостным палачом. Тело предаст в самый нужный момент. А память будет помнить только плохое и терять хорошее. Нет ничего вкуснее, чем сила пути. Я сожру её, наслаждаясь каждой капелькой твоей дороги. Пути, которого ты никогда не пройдёшь.

Сзади на плечо Маэро опустилась чья-то конечность, как сухая лягушачья лапка, но живая и несокрушимая, как силач в цирке. В тот же момент в голове стража взорвалась густая ослепительная тьма. В ней вспыхнула извилистая серебристая тропинка, уходящая в непроглядную даль. В следующее мгновение в сияющей дорожке появились прорехи. За десяток мучительных ударов сердца пылающий белым светом, звенящий силой путь стал похож на кусок сыра, обгрызенного крысой. На месте провалов образовалась пустота, наполненная острой ледяной болью. Она поселилась в его сознании и Маэро понял, что эта боль теперь навсегда. Он застонал. И падение во тьму беспамятства воспринял с благодарностью.

Глава 1

Амелла Ли Маносси проснулась от хлопанья крыльев. Она выглянула из-под одеяла. Тревожное зрелище. Форточка распахнута, а по комнате мечется здоровенная птица размером с ворону, но серая, с большой головой. Она беззвучно разевала длинный прямой клюв и шумно взбивала воздух крыльями. На постель опустилось серое перо.

Девушка взяла перо длинными тонкими пальцами. Повертела перед собой. Всё понятно без слов. Слепой метнул кости, и она проиграла. Она могла бы не узнать о беде, пока та не похлопает её по плечу и смущённо пробормочет что-нибудь вроде: извини, я ненадолго. Будет больно, ты уж потерпи моё присутствие, как я вас всех терплю. С трудом. Однако, птица — верный признак. А уж брошенное перо недвусмысленно предупреждает — хорошие дни закончились.

Беда уже навещала её незадолго до гибели родителей двенадцать лет назад. И её улыбка — последнее, что видела девушка в день, когда беспорядки по случаю смены власти в Совете уничтожили её семью.

Кровать справа от окна, а птица улетела вглубь комнаты и уселась на шкаф. Девушка медленно откинула одеяло и опустила босые ноги на гладкий деревянный пол. Вытянулась во весь рост. Лёгкая ночная рубашка обтянула стройную фигуру. Повыше, чем у большинства женщин, но не настолько, чтобы мужчины начали комплексовать.

Осталось решить, что делать с вторжением.

Говорила ей подруга, чтобы она не оставляла форточку приоткрытой. Амелла не спорила, но всё равно оставляет, не может жить без свежего воздуха. А под рукой револьвер и родовой кинжал. Но не станешь ведь палить в птицу. Или станешь?

Птица заметила её, сорвалась со шкафа и теперь металась из угла в угол. Девушка схватила подушку и замахала перед собой. Пернатая зыркнула в неё чёрными глазами и вцепилась в подушку когтями. Ничего себе! Амелла от удивления выпустила подушку из рук, и та упала на пол. Птица мелькнула серыми крыльями и уселась на карниз, над светло-зелёной лёгкой шторой. Молча вертела головой. М-да. Всё-таки придётся стрелять.

Оружие в прикроватной тумбочке. Амелла скрипнула дверцей и медленно вытащила револьвер, не отводя взгляда от птицы. Дымный утренний свет окутывал комнату. Блеснуло дуло.

— Сдавайся! — мрачно сказала девушка. — Ты окружена. Сопротивление бесполезно.

Птица приоткрыла клюв и уставилась на неё бессмысленным взглядом. А может задумчивым. Может она прямо сейчас размышляет, сразу заклевать наглую девчонку или оставить на обед!

— Медленно опусти крылья и…

Птица мотнула головой, скорее как ретивый конь или собака после купания, чем уважающая себя крылатая. В следующее мгновение сорвалась с карниза и метнулась в открытую форточку.

Уф! Впервые в жизни едва не вступила в перестрелку. И учитывая злобный характер зверюги в перьях, ещё неизвестно за кем осталась бы победа. Возможно, пришлось бы отмахиваться от неё кинжалом.

Амелла положила револьвер на тумбочку и закрыла форточку, повернула латунную задвижку. Зевнула, потянулась. Так-то лучше.

Настало время утренних ритуалов. Девушка прижала левую ладонь к груди и накрыла правой ладонью. Стала перед окном, лицом в сторону океана.

— Древний мир просыпается, и я открываю глаза. Мы один мир и один народ. Мы открываем глаза и вместе встречаем рассвет. Доброе утро, древний народ!

Пора переходить к водным процедурам. Беда бедой, но работу никто не отменял. Плохой знак — не повод для прогула. А пока душ.

Через полчаса девушка собиралась на работу. Чёрные брюки из плотной ткани, кожаные полусапожки с твёрдой подошвой. Белая блузка и серый тонкий свитер. Это уже от себя. День мокрый и серый, как всю предыдущую неделю. Самый холодный август за последние лет…, в общем, много лет, кто их считает. В принципе, рыжие наверняка считают. Они всё регистрируют, изучают, раскладывают по полочкам. Надо бы купить газету, возможно, там будут комментарии учёных.

Форменный плащ по колено, цвета шкуры горного льва. Её личный цвет. Тёмные волосы волной легли на тонко выделанную кожу. В старые времена плащи были просто куском тёплой ткани, в которую заворачивались охотники холодными ночами. Но сейчас это разновидность стильных кожаных пальто, созданные специально для агентов Департамента судьбы.

Осталось оружие.

Кожаный ремень обхватил бёдра. Справа кобура с револьвером, слева болтаются ножны для кинжала. Куда же она засунула служебный кинжал! Точно! Она вчера резала мясо. Вот он валяется рядом с раковиной. Хорошо, хоть вымыла. Пора бросать привычки древних охотников. Они мило смотрятся на семейных сборищах или театральных постановках про старину, но в цивилизованном обществе производят странное впечатление. Недаром вторые до сих пор от них шарахаются, хотя вместе живут уже тысячу лет.

Сумочка через плечо, кинжал с костяной рукояткой в ножны. Можно выходить.

Щёлкнула в замке ключом и бросила его в сумочку. Вот теперь всё.

Амелла спустилась по ступенькам. Её квартира на верхнем, третьем этаже старинного дома. А это значит, что дом каменный, серебристо-серый, с чёрной крышей. А всякие новомодные штучки, типа водопровода и канализации, провели недавно, ещё во времена её родителей. Когда-то весь этот дом принадлежал её семье.

Род Маносси — высокие, стройные древние, с тёмными волосами и глазами цвета грозового неба известен своим умением охотиться, воевать и служить стране. Молчаливые, выносливые, опасные. Могут ждать добычу часами или гнать её полдня, пока она не рухнет от усталости. Но дельцы из них были никакие, и последние сто лет они постепенно теряли свои обширные владения. Потом патриарх понял, что весь род может уйти в историю и сделал выводы. Со временем превратился в успешного владельца мануфактур и торговых кораблей.

Но родители Амеллы не сумели измениться, время обогнало их и оставило позади. После смерти родителей, девушка продала дом за долги, а после окончания Академии нашла работу и теперь снимает квартиру в своём доме детства у новых собственников на общих основаниях.

Можно было попросить деньги у дедушки, но гордость тоже семейная черта. К тому же любые деньги нужно отрабатывать, а ей нравится её собственная работа. Престижно, зарплата хорошая и пока вполне непыльная. Остаётся надеяться, что такой и останется.

В широком холле стойка для велосипедов. Девушка отомкнула цепочку и вывела свой изящный, но выносливый «Ураган» из дома. В магазине на углу большая стеклянная витрина, и девушка привычно посмотрелась в неё. Поправила волосы. Ладони обтянули мягкие перчатки без пальцев.

Мимо простучала копытами пегая лошадь, везущая повозку. Амелла пропустила её и выехала на улицу. Привычно жала педали мимо магазинов и двух-, трёхэтажных домов, похожих на её собственный. Вперемешку старинные каменные дома и разноцветные кирпичные здания второй волны, обычные в этом старом квартале. Но когда девушка выехала в центр, оказалась в центре не города, а бесконечных строек. Теперь здесь возводят даже десятиэтажные дома.

Девушка объехала очередную стройку и как всегда подивилась скорости прогресса. Такими темпами скоро начнут и двадцатиэтажные дома строить, хотя зачем они нужны! Люди не птицы и не должны жить в гнёздах. Три этажа — вполне достаточно для жизни. И то — перебор, связанный с резким увеличением населения при второй волне. Раньше вообще одним этажом обходились.

Департамент судьбы — одно из старейших зданий в Городе. Очень высокое, но одноэтажное и небольшое по площади.

Амелла приковала велосипед в ряду других и поднялась по стёртым ступеням. Зашла в тяжёлые открытые двери, которые днём притянуты цепями к стенам, а на ночь закрываются.

Она кивнула охранникам в приёмной, прошла короткий коридор и вошла в зал приёмов.

В длинном помещении стоят столы, позади которых вешалки, небольшие шкафы с книгами и канцелярскими принадлежностями. Рядом маленькие столики, на некоторых уже дымятся чайники. Амелла шла, здороваясь с другими инспекторами. Всего двенадцать столов, но сейчас заняты семь и посетителей немного. Её место в конце помещения, почти напротив кабинета директора. Так уж повезло.

Кабинет начальника угловой, и дверь выходит в сторону коридоров ведущих в другое крыло и в подземный ход соответственно. В зал приёма пробито окошко с односторонним стеклом. Глаза не мозолит, но всё под контролем.

Её терпеливо ждал первый заявитель. Невысокий человек со всклокоченными светлыми волосами. Он сидел на потёртой лавке у стены напротив стола и приподнял брови, когда увидел инспектора.

Девушка сняла плащ и повесила на деревянную вешалку в своём углу. Отстегнула оружейный пояс и повесила рядом с плащом. Кинжал швырнула в нижний ящик стола. Револьвер сунула под столешницу. Мужчина встал с лавки и просеменил к её столу.

— Можно?

Не дожидаясь ответа, придвинул стул и сел, комкая в руках серую клетчатую кепку. Его круглое бледное лицо сжалось. Брови сдвинулись, губы поджались, морщины на лбу прорезались чётче. Он готовился спорить.

Амелла вздохнула и посмотрела на часы. Без двенадцати девять. Она специально приезжает пораньше, чтобы выпить традиционную утреннюю кружку травяной настойки. Сегодня вторник, значит ромашка. Посетитель не может не знать о ритуалах первых, но ему всё равно. Ладно. Прошли старые времена.

— Что вы хотите?

— И даже не думайте, что я буду называть вас «чтимая». Я в профсоюзе состою, — зачем-то уточнил он.

В своё время блондины были настолько благодарны древним за то, что те пустили их в свою Долину и спасли от жестоких преследователей, что начали называть коренных жителей — чтимые, хотя их никто не просил и не заставлял. Первые всегда были равнодушны к иерархиям. А теперь вторые подчёркнуто не хотят называть их чтимыми в знак протеста против высокомерия, которое сами же навязали. Народы долго живут вместе, но по-прежнему не понимают друг друга.

— Вы не обязаны называть меня «чтимая». Все виды различий отменены десяток лет назад.

— Двенадцать, — уточнил мужчина.

— Двенадцать, — согласилась Амелла и с тоской посмотрела на соседа, который отхлёбывал дымящуюся настойку и не обращал внимания на женщину в сером жакете, которая мялась возле его стола и не решалась присесть.

— Вы, наверное, тогда совсем маленькая были.

— Вы действительно пришли сюда, чтобы обсудить мой возраст? — девушка приподняла тёмные полоски бровей.

— Да уж, — скривил посетитель бледные губы. — Времена новые, а порядки старые. Хамите человеку старше вас просто потому, что вы бывшая, — он помахал пальцем перед своим лицом, — бывшая элита.

Бледное хорошенькое лицо, обрамлённое тёмными волосами, ничего не выражало, кроме вежливого интереса.

— Вы абсолютно правы. Я бывшая элита, а вы нынешняя. Возможно, вы хотите представиться.

— Меня зовут Сит Ир Бенчжа. Я приказчик у коммерсанта.

Он замолчал.

— Вы подготовили заявление о нарушении ваших прав на судьбу?

Из высокого витражного потолка лучи солнца поползли по людям, полу и столам цветными пятнами. На столе Амеллы привычно примостилось красное прямоугольное пятно.

— У меня есть заявление. Вот, адвокат составил, всё здесь написал. Подробно. Мои права нарушены.

Он протянул инспектору тонкую папку. Она вытащила несколько листов с напечатанным текстом и неторопливо прочитала. Всё это время губы мужчины подрагивали, он морщил нос и дёргал подбородком. Иногда окидывал взглядом её стройную фигурку обтянутую серым тонким свитерком. Книги на её столе. Справа лампа, а слева подставка с двумя фундаментальными трудами: «Кодекс судьбы» и «Договор», которые регламентировали деятельность департамента.

Амелла подняла голову и отложила листы.

— Я ознакомилась с документами. К сожалению, вынуждена сообщить, что я отклоню ваше заявление как не обоснованное.

— Что! — глаза мужчины распахнулись и стали круглыми, как его лицо. — Почему это? Вы даже не разобрались.

— Я уже видела сотни подобных заявлений. Проигрыш в азартных играх не является преступлением против судьбы. Это чётко указано в соответствующих статьях Кодекса.

Сит Ир сжал и вытянул свою кепку, словно хотел разорвать её надвое.

— Но это бред! Это бред! Мне постоянно не везёт. Постоянно. Я всё время проигрываю. Я в карты играю и проигрываю даже в мист. Понимаете, даже в мист! А это вообще игра для детей. Даром, что на деньги. Кости. А кости! Это мрак. Они не хотят падать правильно. Я ни разу не выиграл, ни разу. Понимаете! Это что, по-вашему, не преступление! По-вашему они сами не падают! Нет, нет, — он снова помахал указательным пальцем перед собой. — Это архонты. Это они. Нет здесь других вариантов. Зловредное проклятие, вот что это. Я ведь узнавал у знающих людей. Это проклятие. А значит, ваша прямая обязанность расследовать и выяснить. И принять меры. Владыки, конечно, права имеют, но ведь не воли же человека лишать. Кто им позволил! Я имею право на выигрыш.

Амелла ждала, пока образуется пауза в потоке слов.

— К сожалению, не имеете.

— Да как же так…

— Пожалуйста, выслушайте, — она замолкла и посмотрела на посетителя. Он поджал губы и нахохлился. — Вы сэкономите время и деньги, свои и государства. Всего несколько минут. Хорошо?

Он пожал узкими плечами и скрипнул стулом.

— Вот ваши документы. Здесь зафиксированы дары высших духов, которые вы получили при рождении. Хорошее математическое мышление, к примеру. Но повелитель бед не обратил на вас внимания и ничего ужасного не прописал. А даже если бы прописал, имеет полное право. Дары архонтов — их дело, и здесь нет повода жаловаться. Во-вторых, в Кодексе чётко указаны права людей и духов. Взрослый человек имеет право играть в азартные игры в специально отведённых для этого местах. Но у человека нет никакого врождённого права на победу. Поймите, это общая ошибка, хотя о ней ещё в школе всё подробно объясняют.

При этих словах приказчик хмыкнул, но не стал комментировать.

— Человек имеет право на возможности. Например, возможность жениться или выйти замуж. Но нет никаких врождённых прав, которые вменяли бы женитьбу в безусловные права личности или обязанность. Вы имеет полное право играть, но не обязаны выигрывать или проигрывать. Это исключительно дело случая. Причём, Слепой здесь совершенно ни при чём. Он абсолютно беспристрастен и ни за кем специально не охотится. Поэтому ваше заявление никто не будет принимать и жаловаться бесполезно.

— А я вот вижу, что вам просто не терпится от меня отделаться. Всё на вашу драгоценную настойку поглядываете. Она вам дороже, чем люди. Человек для вас никто. Что я не прав! Я буду жаловаться. И не смотрите на меня так.

— Официальный ответ вы получите по почте.

— Вы слишком молоды. Я хочу кого-нибудь поопытней. Где ваш начальник?

— Так дела не делаются, — сказала инспектор. — Вначале вам пришлют официальный ответ с подробным объяснением причин отказа. Затем вы можете подать письменную жалобу на неправомерный отказ в приёме заявления.

— Так я и знал. Сплавить хотите!

Звуки рассыпались по приёмному залу. Инспекторы и посетители смотрели на человека, который вскочил и теперь размахивал бумагами. Он тяжело дышал, покраснел и, расслышав тишину, обернулся и обвёл всех взглядом.

— Ну что смотрите, давайте, у вас же револьверы у всех, пристрелите меня. Всех не перестреляете. Эх, мы, таких как вы, двенадцать лет назад…, — он замолчал и принялся заталкивать бумаги в папку. — Ничего, и на вас управа найдётся. Я до Совета дойду. До настоящего республиканского правительства, а не подстилку для архонтов. Развели здесь духов! Стыдобища, человеку продыху нет.

Господин Бенчжа пошёл по проходу, бормоча под нос.

— Ни разу ведь, ни разу. Что это за жизнь! И говорят, никто не виноват. Посмотрим, кто виноват, а кто нет. Развели осиное гнездо.

Торопливые шаги замолкли в отдалении. Шум голосов возобновился. Маносси вздохнула и поставила чайник. Девять двадцать семь. Второй раз за последние пару часов хочется кого-нибудь пристрелить, а ведь день только начинается.

Девушка успела поднять дымящуюся чашку в ритуальном приветствии в сторону океана. И даже поднесла ко рту, когда из своего кабинета вышел начальник. Поймал её взглядом.

— Чтимая, зайдите ко мне.

На мгновение общий шум снова прервался. Коллеги проводили её заинтересованными взглядами. Как только дверь закрылась, голоса возобновились

Глава 2

Бо Кабоси — потомок третьей волны, но его предки столетия назад добились фамилии с окончанием на — си. Всем понятно, что семью с оговорками приняли в сообщество древних. Но без права на приставку Ли, и окончание фамилии всего с одной  - с. Но даже с такими ограничениями, подобное признание значило очень многое в прежние времени. Большое уважение и зависть вторых. Но сейчас не значит ничего.

Как большинство третьих, начальник не удался ростом. Крепкий костяк обтягивает пухлая, но плотная и упругая плоть. Древние никогда не понимали, как такие округлые люди могут быть такими подвижными, сильными и быстрыми. Лысая круглая голова. Острые карие глаза выглядывают из-под тяжёлых век.

Он промчался к столу, переложил какие-то бумаги, подбежал к окну и открыл форточку. В громадном окне установлены какие-то специальные стёкла, которые делают свет бельм, почти молочным. Кажется, что за окном начальника всегда лёгкий туман. По слухам, это специальное пуленепробиваемое стекло. Но оно естественно смотрится в обшитом коричневыми деревянными панелями кабинете.

Потом Кабоси снова метнулся к столу, выдвинул ящик и смахнул в него какие-то бумаги. У девушки начала кружиться голова от обилия движений. Потомки охотников предпочитают двигаться и говорить неторопливо. И вообще не дёргаться без необходимости.

Начальник снова подбежал к сотруднице и задрал голову.

— Что за шум? Опять буянят?

— Как обычно. Очередной игрок требует права на выигрыш.

— Ясно. Никак не угомонятся.

— Они никогда не успокоятся. Для них жалобы — естественное продолжение азартных игр.

— Но этот вроде и политику приплёл.

— Вы же знаете вторых. Они ведут себя так, словно двенадцать лет назад революцию устроили. Хотя всего лишь возглавили Совет и приняли закон о равноправии.

Бо Кабоси упёр руки в пухлые бока и фыркнул.

— Притом, что никаких законов о неравноправии не было.

— Да, но сейчас нельзя говорить — первые или вторые. Теперь это оскорбительно и карается штрафом.

Начальник рассмеялся, покачиваясь на носках.

— Подожди, лет через двадцать они будут рассказывать как с оружием в руках, по колено в крови сражались за свободу и равенство.

Девушка пожала плечами.

— Пусть себе. Но жертвы действительно были, хотя к революции не имели прямого отношения.

Директор департамента сморщился и потёр подбородок.

— Прости, всё время забываю.

— Ничего. Вы не обязаны помнить.

— Да уж. Впрочем, я тебя не за этим вызвал. Одевайся, поедешь со мной. У нас дело.

— У нас? Вы тоже хотите участвовать?

Кабоси уже подлетел к шкафу из светлого лакированного дерева и снял с крючка форменный короткий плащ. Достаточно лёгкий, чтобы не зажарить своего обладателя, непромокаемый и даже выглядит как нормальный плащ, а не чёрное чудовище, которое таскали сотрудники во времена его молодости. Серый, неприметный — лучше для их профессии. К счастью, он не навязывает выбор цвета своим сотрудникам. Женская половина коллектива предпочла бы застрелиться, чем носить серые плащи.

— Дело серьёзное, — говорил он по пути. — Только что курьер принёс сообщение от советника по безопасности. Я должен сам всё проверить.

Во дворе ждал экипаж. Пара вороных переступала копытами. Парочка охранников что-то обсуждали в уголке, ёжась от утренней прохлады. С любопытством проводили их взглядами. Амелла и начальник устроились на кожаных сиденьях и лошади зацокали копытами по каменной мостовой.

Холодное солнце плавало в море светлого неба. В лицо ударил порыв зябкого северного ветра.

На перекрёстке стоял стражник в красном плаще и регулировал движение. Увидел государственный экипаж и взял под козырёк. Мимо ехали гражданские кареты и велосипеды.

Девушка ожидала, что начальник объяснит ситуацию, но он молчал. Не хочет говорить при извозчике, значит дело действительно серьёзное. Он хмурился, ёрзал на сидении. Вытащил револьвер и проверил патроны. Шмыгнул носом, посмотрел на прохожих, которые не обращали на них ни малейшего внимания. Вытащил из сюртука часы на цепочке. Открыл крышку, долго смотрел на стрелки, убрал обратно. Подёрнул брюки. Вздохнул.

— Неправильный август, — сказал начальник.

— Горный ветер проснулся на пару месяцев раньше, — ответила девушка.

Амелла сидела неподвижно, вцепившись в сумку. И сама себе напоминала старую тётушку, которая едет навестить больного родственника. Возможно, они действительно устарели как народ. Всё меньше хочется двигаться, всё меньше вещей волнуют, потому что они уже видели все вещи. И уже не страшно. Почти ничего не страшно. Даже не справиться с жизненной целью, заданной Отцом людей и всех архонтов, и навсегда раствориться в пустоте под сочувственные взгляды родных.

Но вдруг сердце сжалось. А через пару секунд слева от экипажа пролетели три вороны и громко каркали, как на погосте, перед тем как полакомиться мертвечиной. Глаза девушки расширились, а по спине пробежала холодная волна.

Поторопилась с выводами. Оказывается, она очень даже способна бояться. А ведь пока всего лишь второй дурной знак. На третий должна прийти Беда. Последний раз она так боялась, когда на её глазах погибли родители. И вот, после дюжины лет омертвения, она проснулась. Но разбудил её страх, а не любовь, как в глупых сказках светловолосых из второй волны.

Девушка покрепче вцепилась в сумку. Хотела проверить револьвер, но представила, что станет похожа на суетливую девчонку из родичей своего начальника. С револьвером и так всё в порядке. И против Беды он совершенно не поможет.

Ещё за два квартала она догадалась, что они едут в городскую больницу для госслужащих. Логично. Где бы ещё начинаться будущим неприятностям.

Экипаж остановился на белой брусчатке. Перед воротами, как стражи, шелестят на ветру деревья. Уже не ярко зелёные, готовятся желтеть.

Агенты судьбы прошли через ворота из чёрного железа и зашагали по белой дорожке из гравия к главному зданию. По обе стороны в тени деревьев спрятались удобные лавочки. Небольшой парк для восстановления больных. Но сейчас пусто. Наверное, процедуры или обход врачей.

Кирпичная больница, выкрашенная в зелёный цвет, напоминала уютный сельский домик, но гигантских размеров.

Толстенький рыжий врач встретил их в вестибюле. Он выскочил из смотровой, откуда его вызвала высокая медсестра. Зелёный халат болтался на округлой фигуре. В руке зажаты какие-то бумаги.

Он настолько напомнил Амелле начальника, что она чуть не хихикнула.

— Доктор Ажару Кукомле. Приветствую, пройдёмте. У меня куча дел. Совсем замаялся. Давайте, следуйте за мной.

Фамилия как у её подруги. Неудивительно, третьи все где-то родственники. У них всего несколько семей, как и у первых. У блондинов сложнее. Они хоть и светлые все, но делятся на разные кланы. И связи между ними довольно отдалённые.

Они поднялись на третий этаж. Прошли в дальний конец, в охраняемую зону. На посту предъявили документы и пересекли порог. В коротком коридоре пост медсестры и несколько палат.

В ближней правой палате только одна кровать, и на ней лежит человек. Девушка с интересом окинула его взглядом. Из первых, светлоглазый, с прямыми чёрными волосами, значит из северных семей. Лет тридцати, с хорошим мужественным лицом. Но глаза ей не понравились. Мутные, как у человека, который никак не может проснуться. Правая рука перевязана и подвешена на груди.

Он поднял голову и посмотрел на посетителей без малейших эмоций. Представителям других народов древние всегда кажутся немного деревянными. Однако сами первые прекрасно чувствуют оттенки эмоций друг друга. Но сейчас Амелла не ощущала ничего. Как бесцветный пустой лист. Словно серый больничный халат надет прямо на пропахший лекарствами воздух.

— Начальник следствия преступлений против судьбы Бо Кабоси. Инспектор Амелла Ли Маносси.

Выражение лица мужчины не изменилось. Он молчал.

— Как вас зовут?

Шатен задумался и медленно сказал.

— Маэро Ли Бонасси. Старший инспектор Городской Стражи.

Доктор постукивал бумагами по ладони. Он вмешался.

— Его коллеги только десять минут назад ушли. Всё утро здесь торчали.

Начальник сухо сказал.

— Они передали дело нам. Точнее, их начальство. Преступление против судьбы гораздо важнее, чем пустяковое ранение в плечо.

— Они не показались мне довольными.

— Им придётся смириться. Они завалены работой, а у нас приоритет. Всегда.

— Ясно. Ну, разбирайтесь, а я побегу. Проклятия не по моей части.

Доктор выскочил из палаты и куда-то умчался.

Начальник придвинул стул и сел рядом с кроватью, раненый равнодушно смотрел перед собой. Амелла вытащила блокнот. Кабоси сказал.

— Чтимый, расскажите, что произошло.

Маэро не выразил ни тени возмущения, хотя всё утро говорил одно и то же. Монотонно повторил рассказ. Ладони безвольно лежали на серой простыне. Девушка терзала бумагу острым карандашом, почти не поднимая голову.

Тень дерева за окном наполнила комнату, крона прошелестела и тут же исчезла под очередным порывом ветра.

— Вы сможете опознать существо, которое уничтожило вашу судьбу?

Инспектор помолчал, медленно произнёс сухими губами.

— Вряд ли. Я не видел его. Он подкрался со спины, говорю же вам. Но голос помню. Издевательский такой, чуть ли не хихикающий. Всё произошло очень быстро.

— Но хотя бы человек это был или дух?

Мужчина откинулся на подушке.

— Голова кружится, пока пытаюсь вспомнить.

— Мы вас не задержим надолго. Вы не возражаете, если наша сотрудница осмотрит ваши повреждения?

После недолгого раздумья Маэро сказал.

— Не против. Но меня уже проверяли местные врачи. Здесь лучшие специалисты по проклятьям. В карте должны быть все параметры.

— Проклятье само по себе — не наш профиль. Мы смотрим повреждения судьбы.

— Ладно, давайте.

Высокая тонкая девушка положила блокнот и карандаш на подоконник, где уже лежала её сумочка. Она подошла к кровати и улыбнулась пострадавшему.

— Не волнуйтесь, я просто хочу увидеть энергию вашего пути.

— Я не волнуюсь.

Молодая древняя повернулась к начальнику.

— Шеф, позвольте по старинке. Показания приборов потом официально в отделе зарегистрируем. Всё равно ручной определитель никто всерьёз не воспринимает. Использую только линзы для усиления.

Кабоси потёр пухлый подбородок.

— Не уверен. Здесь что-то серьёзное.

— Но ведь вы приняли меня на работу как раз из-за моего дара. Можно его использовать.

— Ладно, приступай.

Амелла вытащила из кармана плаща очки со стёклами цвета безоблачного летнего неба. Нацепила их на нос, повернулась к Маэро и мягко сказала.

— Посмотрите мне в глаза.

Он поднял на неё мёртвые холодные зрачки. Ей показалось, что в мозг впились ледяные иглы. Но она не отвела взгляд. Будет глупо если она сейчас пойдёт на попятную, после того, как только что убеждала начальника в своей квалификации. Не говорить же, что она просто забыла взять ручной определитель помех судьбы. Теперь придётся соответствовать, хотя пускать в свой мозг чьё-то проклятье — удовольствие ниже нижнего.

Она пропустила внешнюю мерзлоту и расслабилась. Главное, не напрягаться, а следовать за чужим сознанием.

Маэро застыл под её взглядом. Его глаза остекленели. Девушку пробил холод, потом жар, потом опять холод. На лбу выступила испарина. И вот появились первые образы.

За взглядом человека скрывается знание своей судьбы. Но здесь грязные снежинки одной формы кружились посреди мёрзлой пустоши; вспыхивали под её взглядом и горящими хлопьями спекались жаром в песчаную пустыню. Девушка не отступала. Несколько смен жара и холода можно потерпеть. Издержки профессии.

Главное не отводить глаз. Иллюзия исчезнет, если быть настойчивым. Ей показалось, что её взгляд превратился в нож, вспарывающий реальность. Лёд треснул, потёк чёрной водой, а потом застыл. Потерял объём и превратился в карандашный набросок, истончился до прозрачной тонкой бумаги. И рассыпался в пыль.

Распахнулось ночное небо, похожее на чёрный мрамор с вкраплениями мелких брильянтов. Всплыла цепочка звёзд, которая билась в ритм с личностью инспектора. Но выглядела так, будто по ней проехалась повозка гружёная металлом. Часть звёзд потухла и плыла в пространстве мёртвыми тусклыми массами материи. Другие разбросало и скрутило в замысловатые рваные узоры. А между ними чёрная пропасть, выгрызенная чьей-то прожорливой пастью. Девушка вздрогнула.

— Я это я. Ты это ты. У нас разные взгляды, разные души, разные судьбы.

Она моргнула и сделала шаг назад. Комната ослепила её дневным светом, за окном гомонили птицы. Амелла сняла очки и вздохнула.

— Спасибо за сотрудничество.

Маэро даже не поинтересовался, что она увидела.

Агенты, молча, прошли по коридорам больницы. И уже на хрустящей под ногами белой дорожке, она спросила.

— И долго он будет такой полумёртвый?

— По-разному бывает. Судя по всему, человек он сильный. Первое потрясение за пару дней пройдёт, а проклятьем займутся специалисты. При хорошем лечении и поддержке, он более-менее придёт в себя, но в страже работать больше не сможет. Скорее всего, отдел безопасности подберёт ему место охранника. Что ты видела?

— Это не обычное проклятие.

— В смысле? — начальник остановился и повернулся к ней. — В больнице его уже осматривали. Есть заключение. Ты сама его читала.

Амелла вздохнула.

— Я сама не могу понять. Наш страж порядка не преувеличивал. Тот, кто это сделал, лишь частично изуродовал путь, но большую часть он просто сожрал.

— Что? Съел судьбу?

— Да.

— Хм. Даже не слышал о подобном. Неужели архонты научились уничтожать силу судьбы!

— От них всего можно ожидать.

Шеф повернулся, и они пошли к воротам.

— Ладно. Что ты в целом думаешь об этом деле?

— Интересно!

— Это хорошо, что интересно. Потому что с этого момента это твоё дело.

Амелла обернулась к начальнику.

— Но я же на приёме. Я всего пару раз была на полевой работе.

— Ничего, все начинают с приёма, набираются опыта. А ты уже два годы штаны протираешь, скоро стул сломаешь. Пора уже воздухом свежим подышать. Практику ты проходила, руководитель написал хорошую характеристику. Пора показать себя. Ты не можешь стать настоящим агентом, пока не начнёшь вести реальные дела, а не только бумажки перебирать.

— Понятно. Тогда ещё вопрос. Насколько можно полагаться на стражу в этом деле?

Кабоси покачал головой.

— Не слишком надейся. Там сотрудники тёртые, но они привыкли работать с людьми. Они плохо соображают, когда речь идёт об одержимых или общении с высшими духами. У пострадавшего был родовой талисман, это его в чём-то спасло. Но у рядовых стражей обычные амулеты, с которыми их и похоронят, если нарвутся на того, кто сделал подобное с инспектором Бонасси. Даже у тебя опыта больше, чем у них. Ты хотя бы понимаешь, с кем предстоит иметь дело.

— Пока не понимаю.

— Вот и выяснишь.

Амелла вздохнула.

— Дело мне не по зубам. Такое мощное проклятье способен наложить только сильный дух, либо очень крутой колдун. В любом случае, здесь нужен опытный специалист.

— Нет у меня других оперативников. Все три полевых агента бегают, высунув языки, я не могу их грузить ещё больше, иначе у меня восстание начнётся. А остальных ты сама знаешь, каждый день общаетесь, настойки гоняете. Либо новички, либо записные буквоеды. В общем, возражения не принимаются. Привыкайте, чтимая работать с духами. Бери необходимые инструменты, подключай новичков в помощь, но не больше одного в день.

— Ясно.

— Прекрасно. Когда нет допросов — будешь по-прежнему сидеть на приёме, а в остальное время гонять по дворам духов и общаться с владыками путей. Романтика! Вечером зайдёшь с планом расследования.

Амелла хмурилась, но вздохнуть не решилась. «Романтика» вполне может кончиться безумием. Общение с архонтами опасно, даже если они сами не желают тебе ничего плохого. Но если долго лежать под солнцем, можешь обгореть, даже если солнце лично против тебя ничего не имеет. И такое случается сплошь и рядом. Недаром специалисты по судьбе получают такую большую зарплату. И почему желающих так мало.

Когда Амелла поступала в Академию чиновников на факультет судьбы, она осознавала, что повышенная зарплата подразумевает риск. И ей казалось, что она готова к опасности, но в глубине души надеялась проскочить на простых бытовых претензиях, как большинство инспекторов. Сложные дела — для опытных полевых агентов. Но не прокатило. Все действительно загружены. И начальник решил, что она лучший кандидат, чтобы рисковать. Что ж, надо, значит надо.

— Слушаюсь.

Вечером инспектор стояла перед столом начальника и зачитывала по листку бумаги. Он сцепил пальцы перед собой и нетерпеливо постукивал носком ботинка по полу. Негромко, но почему-то очень раздражающе. Белый свет лампы выбелил его немолодое лицо, прочертил невидимые днём морщинки. За окном плескалась дождём ранняя вечерняя мгла.

— В первую очередь, наладить контакт с коллегами пострадавшего и запросить дело. Затем провести официальное обследование пострадавшего на базе нашего департамента и выдать соответствующее заключение.

— Так.

Третье: провести исследование в архивах по поводу дел, где судьбу не просто поломали, но частично или полностью съели.

— Хорошо. Подключи кого-нибудь из коллег. Они теперь тебе подчиняются как полевому агенту.

— Спасибо. Четвёртое: допросить архонтов запирающих пути.

— С кого думаешь начать?

— Со Слепого. Лорд О не проклинает людей, но мог выкинуть не ту карту, и человеку просто не повезло. И в целом, он наверняка знает, кто способен сожрать судьбу.

— Разумно. Как будешь формулировать состав преступления?

— Полагаю, дело по факту причинения повреждения судьбе в особо тяжкой форме общественно опасным способом.

— Ну вот, а говорила, что ничего не знаешь и не понимаешь. Всё прекрасно соображаешь.

— Спасибо. Я могу идти?

— Можешь. Но… — шеф побарабанил толстыми пальцами по столу, — будь осторожна. От этой истории не то что воняет, а несёт за версту чем-то очень гнусным и опасным. Тот, кто способен переварить чужую судьбу способен на всё.

— Спасибо, я учту.

Когда девушка взялась за ручку двери, она на мгновение заколебалась. Стоит ли рассказать о знамениях, предвещающих пришествие Беды? Но никто, кроме древних, не верит в предчувствие, считают глупым суеверием. Шеф решит, что она испугалась и пытается отделаться от дела. Придётся выжидать и смотреть, что будет дальше. Она мягко прикрыла за собой дверь.

На закате Амелла встала перед окном и прижала руки к груди. Пришла пора произнести слова, которые сейчас вместе с ней говорят сотни тысяч людей по всей Долине и за её пределами. От самых маленьких, которые едва научились говорить, до тех, кто уже с трудом шевелит языком и путает слова.

— Мир засыпает, и я закрываю глаза. Мы один мир, мы один народ. Мы вместе встречаем закат. Спокойной ночи, древний народ!

Глава 3

Амелла тихо вздохнула. Опять двадцать пять! Иногда кажется, что она каждый день принимает одних и тех же людей. Эта женщина примерно двадцать пятая в своём роде. Та же скорбная линия рта, глаза печальной собаки, нагадившей на ковёр и ждущей справедливого возмездия. Да-да, такая вот я сука, но ничего не могу поделать, собаки себя не контролируют. А хозяина у меня нет. Меня бросили на жестокий произвол злокозненных архонтов.

Инспектор могла бы записать протокол беседы ещё до того, как услышит первое слово. К тому же, психическая чувствительность посредника приятно дополняет профессиональный опыт.

«Сколько себя помню, мне всегда не везло. Духи меня не любят. И родители не любили. Коллеги не понимают. И сама себя терпеть не могу».

— Я была маленькой, когда поняла, что у меня всё не как у людей. Все дети как дети, а у меня даже куличики из песка кривые выходили. И ведь не дурнее других, а вот ничего не получается. Я ещё в школе…

Амелла пыталась сосредоточиться и не зевать, не закрывать глаза, не бить эту женщину по голове чем-нибудь тяжёлым. Она уткнулась в заявление посетительницы и сделала вид, что читает.

— И всю жизнь так. Куда ни сунусь, везде чужая. Люди общаются, дружат, влюбляются, а у меня чертополох в душе. Так гадалка сказала. Говорит, это врождённое. Мол, иногда архонты издеваются над людьми. Просто со скуки. И вместо даров такой вот чертополох в сознание определяют. Просто семечку кидают, и она прорастает с возрастом. Не буквально конечно, но что-то типа проклятия. Вам виднее. Мне экспертиза нужна, а сама я сделать не могу. Денег нет. Я на бирже труда состою. Но меня не берут. Только уборщицей, но как я пойду тряпкой махать, я всё же образованный человек. И зарплаты той, как совести у вторых. Вот что мне делать! Пыталась стать преданной архонтов, но даже туда не берут. Прямо не говорят, но смысл понятен. Не хотят меня во Дворах видеть. Ни там — ни там. Вот и маюсь без толку. А смысл в чём? В чём он смысл то?

Амелла подняла голову от заявления и посмотрела на женщину. Та поспешно опустила взгляд и скомкала вместе сухие ладошки.

— Я вам сочувствую, но поймите правильно. Я у вас даже заявление принять не могу.

— Почему это? — женщина поджала тонкие губы.

— Потому что не бывает никаких чертополохов в судьбе. Этот суеверный бред распространяют гадалки, чтобы деньги у людей выманивать. А на биржах труда подобные разговоры — дело обычное. Но тяжёлая жизнь — не повод для обращения в нашу службу. Всем жить трудно.

Черты лица посетительницы ещё больше заострились.

— А вы хуже гадалок. Напридумывали сказок о развитии сознания. А всё проще, покрываете вы своих хозяев. Архонтов этих. Недаром люди говорят, вы на них работаете. Им служите.

— Рассуждайте здраво. Если бы мы служили архонтам, то просто закрыли бы этот департамент и всё.

— А просто, чтобы люди не возмущались. Надежду даёте. Сами даёте, сами отнимаете.

— Это не ска