В девятнадцатом веке И. С. Тургенев показал, что не только «быстрых разумом Невтонов» может рождать российская земля, но и своих Гамлетов, Фаустов и королей Лиров. Эти вечные образы претерпели изменения на русской почве, став еще ближе, роднее и понятнее нам.
Все на свете – и хорошее и дурное – дается человеку не по его заслугам, а вследствие каких-то еще не известных, но логических законов, на которые я даже указать не берусь, хоть иногда мне кажется, что я смутно чувствую их.
На странице, отмеченной Харловым, стояли следующие слова: «Смерть есть важная и великая работа натуры. Она не что иное, как то, что дух, понеже есть легче, тоньше и гораздо проницательнее тех стихий, коим отдан был под власть, но и самой электрической силы, то он химическим образом чистится и стремится до тех пор, пока не ощутит равно духовного себе места...» и т. д.[2]. Матушка прочла этот пассажик раза два, воскликнула: «Тьфу», – и бросила книгу в сторону.
Если вы знакомы с творчеством Тургенева лишь по рассказу "Му му" и повести "Отцы и дети", то вы должны иметь в виду, что вы знакомы с Тургеневым, вставшим с прокрустова ложа советского литературоведения. Неспроста и Аксаков был включён в школьную программу в ещё более усеченном виде - русским столбовым дворянам, не потерявшим связи со своей землёй и своим народом, не было места в советских хрестоматиях, а составители постсоветских хрестоматий попросту позабыли о них. Главной фигурой в композиции этой повести стал как раз такой столбовой дворянин. Вся повесть держится на нем, как когда-то на нем и подобных ему держалась Россия. Именно поэтому, после ухода со сцены главного героя, таким излишним и скучным кажется эпилог "Степного короля Лира", именно поэтому весь он похож на оседающую пыль от разоренного дома.
