Плачь, молчи, веди себя достойно — вот правила хорошего тона в изысканном обществе, когда умирает близкий человек.
В детстве, когда я пыталась выражаться утонченно, мне казалось, что я прыгаю в пропасть.
Эта злоба была его жизненной энергией, его силой, помогающей противостоять нищете и считать себя мужчиной
Я чувствовала, что стала чужой самой себе
Я следила за ним и пыталась читать «Мандарины» Симоны де Бовуар. Но погрузиться в чтение не получалось: на какой-то странице этой толстой книги моего отца не станет.
Хочется оттянуть последние страницы, чтобы они всегда оставались где-то впереди.
На расстоянии папа превратился в нечто абстрактное, безусловно-нежное.
Он никогда не помнил, в каком я классе
Обязательная сакрализация вещей. И в каждом слове — чужом, моем — слышать зависть и сравнение. Стоило мне сказать: «Одна девочка из моего класса ездила в замки Луары», тут же гневное: «У тебя еще полно времени, чтобы там побывать. Радуйся тому, что есть». Постоянно чего-то не хватает, и конца этому не видно.
Но желаешь ради самого желания, потому что на самом деле не знаешь, чтó красиво, чтó должно нравиться. Папа всегда полагался на мнение маляра и плотника в выборе цветов и форм, как сейчас делают. Ему даже в голову не приходило, что обстановку дома можно подбирать самому, из отдельных предметов. У них в спальне — никаких украшений, только фотографии в рамках, кружевные салфетки, вышитые ко Дню матери, да на камине — большой керамический бюст ребенка, который достался им от продавца мебели в качестве бонуса к угловому диванчику.
Лейтмотив: выше головы не пукнешь.
Религия, наряду с чистоплотностью, давала им ощущение собственного достоинства.
