16+

 

Jennifer Lynn Alvarez

LIES LIKE WILDFIRE

Copyright © Jennifer Lynn Alvarez, 2021

All rights reserved

Настоящее издание выходит с разрешения Sterling Lord Literistic, Inc. и The Van Lear Agency LLC

Перевод с английского Павла Смирнова

Серийное оформление и оформление обложки Татьяны Гамзиной-Бахтий

 

Алварес Дж. Л.

Пламя нашей лжи : роман / Дженнифер Линн Алварес ; пер. с англ. П. Смирнова. — М. : Иностранка, Азбука-Аттикус, 2025. — (Территория лжи).

ISBN 978-5-389-27560-7

Пятеро друзей из калифорнийской глубинки проводят вместе последнее лето, ведь осенью им предстоит разъехаться по колледжам. «Чудовища» — так их компанию прозвали в школе — дружат с детства и даже придумали собственный кодекс чести. Пусть они очень разные — богатая красавица Вайолет, обаятельный балагур Драммер, искренняя Мо, неукротимый Люк и рационалистка Ханна, — но за школьные годы почти сроднились. Однако хватает первой искры лесного пожара, чтобы из-под мнимой близости проступили тщательно скрываемые злоба, зависть и тайные мотивы, которые грозят погубить не только дружбу, но и жизнь каждого из Чудовищ.

 

 

 

Посвящается хорошим людям, совершающим плохие поступки

Часть первая

ЛОЖЬ

Глава 1

11 августа

11:10

 

Я одета не самым подходящим образом, чтобы искать тело: на мне короткие шорты и тонкая белая майка. Комарье высосет меня досуха, а новые кеды расползутся. Наряд для летнего отдыха, а не для ползания по лесам с кучкой по уши залитых кофеином волонтеров в поисках одной из своих лучших подруг.

Надеюсь, мы ее не найдем. Мне хочется, чтобы Вайолет была жива. Мы только что окончили школу и собираемся в колледж. Что бы с ней ни произошло — похищение, убийство или самоубийство, — в планы на сегодня оно не входило. А что входило, так это покупка постельных принадлежностей и прочих вещей, необходимых для жизни в общаге.

Поэтому нет, я не одета и не готова к тому, чтобы найти мертвое тело Вайолет Сандовал. К тому же я уверена, что ее убили, и не хочется поднимать неприятные вопросы. Почему? Ну зачем кому-то желать, чтобы мертвую девушку не нашли? Потому что она вам не нравится? Вероятно (но не в этом случае). Потому что хочется попытать счастья с ее парнем? Возможно. Или из-за соучастия в ее убийстве? А вот и настоящая причина. Я только что вышла из больницы и не знаю, что случилось с Вайолет. Да и не хочу знать.

Одно я знаю точно: все началось с огня.

Глава 2

Пятью неделями ранее

7 июля

12:15

 

Роясь в багажнике джипа, я слышу сзади быстрые шаги и чувствую, как резинка верха бикини хлопает меня по спине. Резко оборачиваюсь и вижу довольную физиономию Натаниэля Джеймса Драммера, лучшего друга из четверки моих лучших друзей. Я пытаюсь его пнуть:

— Тебе что, двенадцать лет?

Он отскакивает за пределы досягаемости. На нем, как обычно, линялые джинсы и облегающая футболка. Вокруг нас ввысь тянутся седые колючие деревья, а с гор Сьерра-Невада порывами дует жаркий летний ветер.

— Что в сумке? — спрашивает он. — Только не говори, что домашка.

— Лето на дворе, идиот. — Я хватаю рюкзак и перекидываю его через плечо.

Пришлось проделать долгий путь до библиотеки, чтобы взять книги по криминологии. Нет ничего дурного в том, чтобы подготовиться заранее, но формально это не домашняя работа: я ведь еще не уехала в колледж.

Драммер оглядывает тяжелый рюкзак, и улыбка с его лица тут же исчезает.

— Да ладно, Хан! У нас и так мало времени осталось. Не трать его на чтение!

— Вот поэтому я еду в колледж, а ты нет, — смеюсь в ответ я.

Но, встретившись с ним взглядом, я чувствую холод в животе. Драммер понятия не имеет, что я влюбилась в него еще в шестом классе. Все случилось очень быстро — словно съезжаешь с горы. Только что он был чуть пованивающим по́том приятелем с острыми коленками, и вдруг стал загорелым красавчиком на миллион миль выше меня уровнем. Я скрещиваю руки, чтобы он не заметил огромной дыры в форме Драммера у меня в груди. Проблема влюбленности в том, что, если твой лучший друг не отвечает взаимностью, ты остаешься в одиночестве.

Драммер подцепляет пальцем шлевку на моих джинсовых шортах и подтягивает меня ближе. От его раскатистого голоса у меня вибрируют барабанные перепонки.

— Я заехал тебя забрать. Все собираются у Провала немного поплавать. Поедешь?

— Все?

— Ага. Чудовища в полном составе. Мо везет пиво.

Наша компания — Мо (сокращение от Морин), Люк, Вайолет, Драммер и я, Ханна, — и есть те ребята, которых он величает Чудовищами. Так нас прозвали, еще когда нам было по семь.

Все началось в общественном клубе. Наши родители записали нас на лето в малобюджетный детский сад, который маскировался под театральный кружок, ставивший спектакль по книге «Там, где живут чудовища» [1]. Режиссер спросила, кто готов быть чудовищем. Никто из нас не хотел играть человека, поэтому мы дружно подняли руки, после чего она так нас и прозвала. С тех пор мы и стали Чудовищами и лучшими друзьями.

Я толкаю Драммера бедром:

— Доберемся верхом? — Мы с ним ушли в тень и теперь стоим, облокотившись на джип. Матильда, мой бладхаунд [2], смотрит на нас через окно гостиной, навострив большие уши.

Сегодня ожидается жара под сорок, восточный ветер весь день. Влажность — одиннадцать процентов и продолжает снижаться. Я это знаю, потому что предупреждения сыплются мне на телефон с восьми утра. По случаю засухи сезон пожаров в этом году наступил раньше обычного, а в полдень энергетики собираются отключить электричество. Когда живешь в Калифорнии, да еще и в лесном районе, о лесных пожарах узнаешь куда больше, чем хотелось бы.

Драммер прищуривается:

— Я не поеду на том жеребчике, который тебя затоптал.

— Санни меня не затоптал, он всего лишь на меня наступил. Не его вина, что в нем четыреста кило веса.

— Еще одна причина на нем не ездить. — Взгляд Драммера смещается на мою майку, надетую поверх бикини, и словно прожигает ее насквозь. — Ты единственная девчонка в этом чертовом мире, которая может заставить меня сесть на лошадь. Ты это знаешь?

Мой голос снижается на октаву:

— Знаю.

Драммер флиртует со всеми. Это ничего не значит, но мое дурацкое вероломное сердце начинает биться сильнее, когда он смотрит на меня вот так.

Его красивые голубые глаза скользят по моему лицу.

— Ладно, Ханна-Банана, будь по-твоему.

Спустя полчаса мы уже в седле и едем по тропе. Лошадь Драммера, четырнадцатилетний жеребец породы аппалуза по имени Пистолет, шарахается от каждой тени.

— Он брыкается, — жалуется Драммер.

— Не брыкается. Сядь прямо и расслабься.

Драммер подчиняется, и Пистолет тут же успокаивается.

Мы выезжаем из сосняка, и перед нами открывается озеро Гэп, которое мы зовем Провалом, — сапфировый овал в короне гор. Его окружают крутые неровные пики, а ветер поднимает рябь на поверхности воды, заставляя ее переливаться, словно струящийся атлас. Летом Провал питают подземные источники, а зимой наполняют дожди и тающий снег. Берега окружают высокие деревья — сосны и благородные пихты, напоминающие неукрашенные рождественские елки.

Провал — это на самом деле яма. Дыра, наполненная пресной водой и не имеющая мелких участков. Ее края резко обрываются в черную бездну. Ученые утверждают, что озеро образовалось из-за сдвига тектонических плит в 480 году нашей эры. Коренные народы считают, что Провал был вырезан во время вулканической битвы между богами. Жителями Гэп-Маунтин все равно, как он появилось. Нам интересно только то, что (по последним измерениям) Провал превзошел озеро Тахо в споре о самом глубоком водоеме в Калифорнии и что, если утонуть тут, тело никогда не найдут.

Первой нас замечает Вайолет.

— Сюда! — зовет она, размахивая руками.

Наша компания расположилась на запыленном участке берега, который мы называем пляжем. Это единственное место, где из Провала можно выбраться на берег. Других ребят вокруг нет. Значит, остальные поехали на реку. Мо роется в термосумке — по опыту знаю, что та набита нарезанными фруктами, бутербродами, чипсами, домашними булочками, печеньем и пивом. Вайолет валяется на огромном полотенце, что-то напевая себе под нос. Люка не видно.

Мы с Драммером подъезжаем к пляжу и вылезаем из седла.

— Ханна! — Вайолет вскакивает и обнимает меня, прежде чем я успеваю привязать лошадей.

От ее волос и загорелой кожи исходит крепкий аромат дизайнерских кремов и парфюма, от которого щекочет в носу. Она улыбается, глядя на меня снизу вверх. Черные глаза блестят, на щеках появляются ямочки. Вайолет маленького роста, фигуристая и живая. Рядом с ней я чувствую себя жирафом — высокая, жилистая, с огромными глазами и длинным носом, ничем не примечательная.

Она целует меня в обе щеки на европейский манер.

— Угадай, кто поет? — Вайолет начинает мурлыкать какую-то новую песню, услышанную по радио, и я, как обычно, не угадываю.

— Почти! — как всегда великодушно восклицает она.

Вайолет — единственная из Чудовищ, кто не живет в Гэп-Маунтин. Она приезжает каждое лето из Санта-Барбары, чтобы навестить богатую бабушку. Иногда ее сопровождает старший брат, но в этом году он уехал в свадебное путешествие на Мальдивы, поэтому Вайолет постоянно тусуется с нами. Она с улыбкой кивает в сторону Драммера:

— Не верится, что ты усадила его на лошадь!

— Он пытался меня сбросить! — жалуется Драммер.

— Не пытался! — возражаю я.

Мо приспускает солнечные очки на веснушчатый нос:

— Ребят, есть хотите?

— Ага, чертовски! — Драммер тут же начинает рыться в ее сумке.

— Только ботинки сними — все покрывало испачкаешь!

Мо тычет его в ребра босой ступней, но Драммер не обращает внимания и начинает угощаться булочками. Мо протягивает мне флакон с кремом от загара:

— Намажься.

— Нет, спасибо. От этой штуки больше вреда, чем от солнца.

— По-моему, это уже теория заговора, Хан, но дело твое.

Она снова начинает подпинывать Драммера, пока тот не снимает ботинки.

— А где Люк? — спрашиваю я.

Вайолет кивает в сторону деревьев:

— Как обычно, не в духе.

Драммер облизывает липкие пальцы и хватает Вайолет за руку:

— Поплаваем?

Он тащит ее к Провалу, не обращая внимания на протестующие крики о том, что она только с утра выпрямила волосы. Драммера такими штуками не пронять.

— Не приезжай к Провалу, если не собираешься промокнуть, — дразнит он. — Причем промокнуть до нитки.

Он подхватывает Вайолет на руки, швыряет в воду и сам ныряет следом.

— Эй, вы! Ну не при людях же! — кричит на них Мо.

— Он ведь не… Они не… — начинаю я и замолкаю.

В шестом классе наша компания заключила договор: Чудовища не встречаются с Чудовищами. Скрепить его кровью была моя идея, и до сих пор мы соблюдали это правило.

Я стягиваю с себя майку и снимаю шорты, оставшись в том же оранжевом купальнике из «Уолмарта», в котором была в прошлом году.

— Возьму булочку, — говорю я Мо.

Она открывает пластиковый контейнер и протягивает мне булочку с черникой, еще теплую. Потом вытягивает из сумки две бутылки пива «Бад лайт».

— Брат купил для нас. Будешь?

Я качаю головой. Мой отец — шериф округа, и его заместители иногда патрулируют на озере. Меньше всего папе нужно, чтобы собственную дочь притащили в участок за распитие алкоголя несовершеннолетними. К тому же я потеряла мать в пьяном ДТП, когда мне было шесть лет.

Незнакомые люди просто с ума сходят, когда слышат об этом. Начинают похлопывать меня по плечу, называя «бедняжкой», а одинокие женщины флиртуют с моим папой — мужественным вдовцом, воспитывающим дочь в одиночку. Мы с папой этого терпеть не можем, но позволяем им подлизываться. Все же лучше, чем добивать кумушек откровением: моя мать и была тем пьяным водителем.

В той аварии она не погибла, а вот другой водитель умер на месте. В общем, мою мать осудили за вождение в пьяном виде и непредумышленное убийство. Мой отец еще служил заместителем шерифа, когда арестовывал ее. «Закон есть закон, Букашка». Мама умерла в тюрьме два года спустя от инфильтративного рака молочной железы. Но я не виню болезнь в том, что лишилась матери. Нет: в каком-то смысле в ночь той аварии я потеряла обоих родителей.

Не то чтобы я совсем не пью — иногда бывает. Но я стараюсь не попадаться. Поэтому и решила сделать карьеру в органах правопорядка. Лучше уж водить полицейскую машину, чем кататься в ней сзади. Возможно, в этом и состоит разница между мамой и мной — пожалуй, разница единственная, но и самая важная.

Мо возвращает лишнее пиво в сумку, вытаскивает ледяную бутылку лимонада и прикладывает ее к моей ноге. Я вскрикиваю. Она кивает в сторону Санни:

— Наверное, в любом случае не стоит пить, а потом садиться на лошадь, верно?

Я со смехом открываю лимонад и делаю большой глоток.

— Пожалуй, не стоит.

Мы устраиваемся вместе на покрывале и смотрим, как купаются Драммер и Вайолет. Телефон здесь ловит хреново, поэтому мы с Мо делаем десятки фотографий и видео, чтобы потом выложить их в соцсетях.

Наконец появляется Люк. Он выходит из-за деревьев тяжелым шагом, словно снежный человек. Одежда на нем помята, а лицо перекошено.

— Чертовы ублюдки, — бурчит он.

— Кто? — спрашивает Мо.

— Все. — Люк пускает гальку блинчиком по воде, едва не попадая в Драммера и Вайолет, которые протестующе вскидывают руки.

— На твоем месте я бы не стал кидаться камнями! — кричит Драммер, намекая на прошлогодний «подвиг» Люка: тот получил условный срок, после того как кидал камни в окна соседей, сделавших ему замечание за слишком громкую музыку. Разбил шесть окон и причинил вреда имуществу на две тысячи долларов. Спустя мгновение мы все лопаемся от хохота.

— И вы тоже ублюдки, — ворчит Люк, потом снимает рубашку и шорты и встает на краю Провала в одних плавках.

Он постоянно занимается в тренажерном зале, и тело у него плотное, бугрящееся мышцами. Когда-то Люк был веселым мальчуганом, но все изменилось в средней школе, когда его мать бросила отца. С тех пор наш друг стал мрачным и печальным и не подпускал к себе никого, кроме Мо.

— Боишься вымокнуть? — кричу я, глядя, как Люк ходит вдоль берега, будто собака, и размышляет, прыгать или нет.

Он показывает мне средний палец и ласточкой ныряет в воду, которая остается холодной даже летом. Снова оказавшись на поверхности, Люк громко ухает и крутит мокрой головой, разбрасывая по широкой дуге капельки воды.

Я снова перевожу взгляд на Драммера. Он держит на руках Вайолет, лежащую в воде на спине, и сердце у меня проваливается чуть ли не в желудок. Она такая расслабленная, такая счастливая, и осенью она поедет в Стэнфорд. Ей не нужна ни финансовая поддержка, ни стипендия. Весь мир у ее милых ножек.

Вайолет понятия не имеет, что я тоже подавала документы в Стэнфорд, но не прошла. Она не знает, сколько мне приходится работать в конюшне: чистить стойла, чинить заборы и самой объезжать лошадей, потому что я не могу себе позволить никого нанять. Бабушка Вайолет платит тысячу двести долларов в месяц за размещение каждой из импортных выставочных лошадей своей внучки. Животные настолько дорогие, что Вайолет не разрешают ездить на них по диким тропам — только на специально построенных аренах с идеальным покрытием, чтобы жеребцы не поскользнулись и не споткнулись.

Я кошусь на подругу. Вот уж кому повезло и с генетикой, и с семьей. У Вайолет есть все: красота, деньги, мозги… и, возможно, даже Драммер. Мы все ее любим, но она не такая, как мы. Она человек посторонний. Я надеваю солнечные очки. Смотреть на Вайолет — все равно что глядеть на солнце: больно глазам.

Мо убирает в хвост темно-рыжие волосы и кричит:

— Нужно придумать план на оставшуюся часть лета! Мы же не можем ездить сюда каждый день! Я составила список. — Она вытаскивает из сумки ручку и розовый блокнот на спирали. — Вот что у меня пока есть: искупаться в Провале… так… Поход на весь день по тропе к водопаду Вернал в Йосемитском парке…

— Ни за что! — кричит Люк. — Слишком много туристов!

— Дай мне закончить, — требует Мо. — Ночь кино у Вайолет, поездка по магазинам в Рино за одеждой и вещами для колледжа, квест… ну, это я сама придумаю… родео в августе, день спа-процедур… это только для девочек… и охотничья вылазка для мальчиков.

— Я тоже люблю охоту! — возражаю я.

— Ты хочешь с ними? — спрашивает Мо. — В самом деле?

Хочу ли я провести пару ночей в крошечном охотничьем домике вместе с Драммером? Еще как! Но я молчу.

— Другие предложения? — обращается Мо к остальной компании.

— Кемпинг в Долине Смерти, — откликается Драммер.

— Только если нас повезет кто-то другой, — отвечает Мо. — Я еще с прошлой поездки не могу отцовский пикап от пыли отмыть.

— Есть идея, — бросает Люк. — Предлагаю сделать что-нибудь вне плана.

Мо хмурится, глядя на него:

— Я… Это я не могу записать.

Он плещет на нее водой из озера, и Мо недовольно щурится:

— Да если бы не я, вы бы все передохли с голода и скуки!

Драммер и Вайолет уже вышли из озера, и Драммер принимается за Мо:

— Очень в этом сомневаюсь! — Он щиплет ее за руки и щекочет живот, пока она не разражается громким хохотом.

Потом к берегу выплывает Люк и без сил плюхается на полотенце — он курит не меньше двух пачек сигарет в день и еле дышит. Вайолет и Мо принимаются за перекус, а мои лошади пасутся на высокой сухой траве у нас за спиной.

Неужели это последнее лето, когда мы вместе? Мо уедет первой — учиться на медсестру во Фресно. Вайолет отправится в Стэнфорд заниматься биохимией, я поеду в Сан-Диего изучать уголовное право, а Люк и Драммер пойдут работать.

Может быть, и мы с Вайолет и Мо уже на первом курсе найдем себе подработку и не приедем домой на каникулы? Или приедем лишь после того, как родители начнут нас умолять? Будут ли Чудовища разделены только географией, или образование тоже повлияет? Я содрогаюсь от мысли, что придется уехать из Гэп-Маунтин, заводить новых друзей, жить дальше…

Порыв ветра срывает с Мо шляпку.

— Я подберу, — говорю я.

Драммер косится на жарящее с неба солнце, и его ресницы отбрасывают острые тени на щеки.

— Погодка как раз для пожара.

— Тьфу на тебя! — восклицает Мо, словно одних его слов достаточно, чтобы все вспыхнуло.

Если не считать ветра, который теперь дует сильными порывами, день идеальный. Наше будущее раскидывается перед нами, подобно Провалу, такое же прекрасное и непредсказуемое, и я обещаю себе не забывать ни единого момента этого лета.

И вот тут Люк встает, вытаскивает из кармана пакетик с травкой и произносит слова, которые изменят нашу жизнь навсегда:

— Курить будет кто?

Глава 3

7 июля

15:00

 

— Что ж ты через бонг не куришь, как все нормальные люди? — ворчит Мо. — Отойди! Не хочу потом вонять этой дрянью!

От жары щеки у нее раскраснелись, а губы потрескались.

— Все равно у воды слишком сильный ветер. — Люк подхватывает свой рюкзак и решительно отправляется в лес, вплотную подступающий к пляжу.

Драммер встает и идет за ним. Вайолет секунду смотрит на них, потом натягивает шорты с низкой посадкой, застегивая их на тонкой талии, и сует ноги в кеды:

— Я быстро.

Она бежит за ними, приплясывая и чуть склонив набок голову.

Мо сворачивает покрывало и складывает вещи в сумку.

— Похоже, конец празднику.

— Или только начало, — недовольно ворчу я. — Ты же знаешь, я не люблю, когда Драммер под кайфом.

— Это потому, что он на тебя внимания не обращает, верно? Забудь про него, Хан. Есть и другие парни.

Меня бросает в жар.

— А точно есть?

Она смеется и закидывает сумку на плечо. Ее большие светло-карие глаза на мгновение стреляют в сторону леса:

— Черт! Надо бы за ними приглядеть.

— Они уже не маленькие, — возражаю я.

Мо молча вскидывает брови.

— Ну ладно. — Я сую полотенце в седельную сумку Санни, оставляю лошадей на привязи и следом за подругой иду по звериной тропе между соснами.

— Гляди! Медвежьи следы, — указывает Мо. — Жаль, ты не взяла с собой Матильду.

— Мне тоже жаль.

Собака у меня старая, но лает достаточно громко, чтобы отпугнуть медведя. Я сегодня слишком мало пила, и голова начинает слегка кружиться от обезвоживания. В лесу едва ли прохладнее, и сквозь ветки до нас дотягивается сухой ветер, горячий, словно дыхание дьявола. Трава и кусты крошатся, высушенные самым жарким летом в истории Гэп-Маунтин.

Я смотрю на телефон. Время 15:12. Под ногами шуршат сосновые иголки, напоминая о необходимости опасаться змей. Я слышу впереди смех.

Мы с Мо находим своих друзей посреди небольшой поляны. Люк и Драммер вполголоса судачат о ком-то им неприятном, а Вайолет стоит, прижавшись к Драммеру, и смотрит снизу вверх, как он затягивается трубкой Люка. Я замечаю, что рука Драммера небрежно обнимает Вайолет за талию, а пальцы распластались по заднему карману на ее шортах. Сердце начинает биться неровно. Это совсем никуда не годится.

Мо тоже это замечает и косится на меня.

— Уговор, — произношу я одними губами, но она пожимает плечами, словно говоря: «Мы были в шестом классе. Неужели он еще действует?»

В ответ у меня напрягается позвоночник. Конечно же, действует! Мы все договорились, что Чудовища не встречаются с Чудовищами. Я пялюсь на сосновые иголки. Кажется, внутри я по-прежнему двенадцатилетка, просто ростом стала повыше.

Драммер передает трубку Вайолет, и она глубоко втягивает дым, сложив губы, словно для поцелуя. Он завороженно глядит ей в лицо, и этот взгляд мне отлично знаком — не потому, что Драммер когда-то так смотрел на меня, а потому, что он так смотрел на множество девушек за прошедшие годы. Они с Вайолет нынешним летом оба без пары, и этот флирт… кажется опасным. Если Драммер замутит с ней, то ненадолго. И это может причинить боль Вайолет.

Когда Драммер замечает мой взгляд, он отстраняется от Вайолет и отдергивает руку, прижав ее к своему боку. И вид у него чертовски виноватый. Понимаю, что мое неодобрение несправедливо: Драммер мне не принадлежит. Между нами существуют какие-то странные отношения, которые невыносимы. В основном для меня, но и для него иногда тоже.

Трубка погасла, и Люк достает упаковку спичек из жестянки, лежащей у него в рюкзаке.

Я смотрю на него, вытаращив глаза:

— Эй! Нельзя зажигать спички в лесу!

Он косится на меня налитыми кровью полуприкрытыми глазами:

— Ага, но мне можно.

— Только не при повышенном риске пожара!

— Я осторожно, — возражает он, и Драммер хихикает.

Я качаю головой:

— А зажигалкой нельзя? Зачем вообще в наше время спички?

— Зажигалку ему еще не продадут, — хихикает Драммер еще громче, поскольку Люк несовершеннолетний.

Люк кивает:

— Зато я могу купить дробовик.

— Точняк! — восклицает Драммер, и они с Люком стукаются кулаками.

На меня никто не смотрит. Никто меня не слушает.

— Серьезно, не надо здесь курить. Не сегодня. Я знаю — у меня папа шериф.

— «У меня папа шериф», — повторяет Люк, идеально передразнивая меня, и оба разражаются громким смехом.

Гнев охватывает меня.

— Идите вы все к черту!

Люк морщится:

— Кому не помешает затяжка, так это тебе, Хан Соло.

Он чиркает спичкой, поджигает травку в трубке и глубоко затягивается. Потом выпускает дым мне в лицо.

Я понимаю, что он просто дурачится, но мозг совершенно отключается, и небо приобретает ослепительно-красный цвет. Я хватаю Люка за руку, впиваясь в нее ногтями. Он силен, чертовски силен, и вырывает руку из моей хватки. Зажженная трубка вместе со спичками вылетает из пальцев, и тлеющие алые угольки рассыпаются по сухой траве. Мой окрик разносится, словно выстрел:

— Я сказала, хватит!

— Черт… Ханна, успокойся… — Люк растерянно оглядывается вокруг. — Кто-нибудь видел, куда упала трубка?

Смех затихает.

— Вот так и начинаются пожары, — бормочу я.

— Это из-за тебя я ее уронил, — огрызается Люк.

— Это ты ее зажег, — напоминаю я.

Мы склоняемся к земле и начинаем искать трубку в высокой желтой траве.

— Если не найдем, с тебя новая, — говорит Люк. — Я ее только купил.

— Ребят, — раздается голос Вайолет спустя несколько мгновений, — я чую дым.

Мы выпрямляемся и оглядываемся в поисках источника запаха.

— Вон там! — указывает она на тоненькую струйку дыма и несколько небольших костерков, пожирающих опавшие сосновые иглы и разрастающихся на запад, куда их гонит ветер.

Мгновение мы смотрим на то, чего нас учили бояться с самого рождения, но чего мы прежде никогда не видели собственными глазами: на лесной пожар.

— Боже! Тушите скорее! — кричу я.

Мы беремся за дело, срывая рубашки и пытаясь сбить пламя, но взмахи лишь усиливают приток кислорода, питая огонь. Люк набирает землю горстями и швыряет в костерки, но огонь уклоняется. Один из очагов разделяется, обходя дерево, и образует два зубца, напоминающих рога. Мы пытаемся их остановить.

— Отводите его в сторону! Сделайте противопожарную полосу! — орет Драммер.

Мы выскакиваем перед огнем и начинаем выдергивать траву и расчищать кусты.

— У тебя есть что-нибудь в сумке, Мо? Может, вода? — спрашиваю я.

— Да.

Мо срывает сумку с плеча и вытаскивает полбутылки воды, плещет водой в пламя, и языки съеживаются, злобно шипя, а потом перескакивают через сырую траву.

— Это все?! — кричу я.

— Еще пиво осталось…

Она открывает бутылки и выливает содержимое в огонь, но пламя уже слишком сильное, чтобы этого хватило. Мо бросает бутылки.

— Я принесу воды из Провала! — кричит Вайолет.

Она хватает пляжную шляпу, чтобы набрать в нее воды, и бросается бежать. Пожар доходит до расчищенной нами полосы и легко перескакивает ее, подгоняемый ветром. Горячая зола летит вперед, создавая новые очаги. Пляшущие оранжевые языки пламени стремятся на запад, карабкаются по деревьям и пожирают кусты. Они разрастаются слишком быстро, нам за ними не поспеть. Высокие травы и сосновые шишки горят с треском, разбрасывая искры, парящие по ветру. Там, где они падают, разгораются новые костерки — голодные, молодые, жадные до топлива.

— Черт, черт, черт, — бормочет Люк.

Возвращается Вайолет со шляпой, видит, как широко расползлось пламя, и начинает плакать. Вода беспомощно льется из шляпы на землю.

Драммер отбрасывает со лба волосы, тяжело дыша. Нам всем трудно дышать, начинает одолевать кашель.

Мо достает ингалятор.

— Мы не сможем его остановить. Нужно звать на помощь, — сипит она.

Люк выхватывает из кармана телефон:

— Черт! Сигнала нет!

Ни у кого нет. За спиной у нас раздается конское ржание, и мне в голову приходит идея:

— Мы с Драммером можем доехать на лошадях до пожарных.

Вайолет качает головой:

— Нет, с тобой поеду я. Я езжу лучше и умею быстро скакать.

И верно. Как и я, она всю жизнь ездит верхом. Мы бросаемся к лошадям, но я резко останавливаюсь и оборачиваюсь к остальным:

— Мо, подбери все бутылки! Избавься от всего, что показывает, что здесь были мы.

Секунду никто не понимает, потом Люк кивает:

— Ага. Это не мы.

— Что? — переспрашивает Мо; ее рыжие волосы растрепались и полощутся на ветру вокруг лица.

— Ты слышала, что сказал Люк. Мы ни при чем. Нас здесь не было. Никому ничего не рассказывайте. Просто бегите к моему дому! Мы с Вайолет предупредим город.

Я киваю Вайолет, и она смотрит на меня, растерянная, до смерти перепуганная и еще не отошедшая от травки.

Мы подбегаем к лошадям, чуть сбавив шаг, чтобы их не напугать. Санни гарцует и встает на дыбы, а вот Пистолет скорее озадачен, чем встревожен. Я отвязываю их, и мы ставим стопу в стремя, перекидываем вторую ногу через седло и подбираем поводья.

— Дай Пистолету волю, — говорю я Вайолет. — Ты поедешь впереди. Санни больше любит скакать сзади.

Вайолет на Пистолете выезжает на главную тропу, ведущую от озера в Гэп-Маунтин. Позади нас на хребте уже начинает гудеть пожар, пожирающий кусты. Сосновые шишки катятся по склонам, брызжа горячей смолой и распространяя пламя. Густой светлый дым вздымается столбом. Уверена, в добровольной пожарной команде его уже заметили. Мы гоним лошадей галопом к городу.

По пути до Гэп-Маунтин в моей голове проносятся законы и наказания, о которых я слышала от отца. Разводить огонь даже без злого умысла противозаконно. Поджог по неосторожности в штате Калифорния считается административным правонарушением. Телесные повреждения, причиненные в результате поджога по неосторожности, в штате Калифорния считаются преступлением. Смерть людей по причине поджога по неосторожности в штате Калифорния считается убийством. Пожар нужно остановить, пока никто не пострадал.

Я бью Санни пятками по ребрам:

— Но!

Обе лошади, пригнув головы, ускоряют бег.

Глава 4

7 июля

16:24

 

Мы с Вайолет галопом влетаем в Гэп-Маунтин. В городке всего одна центральная улица — Пайн-стрит; на ней и расположена добровольная пожарная команда.

Я вывожу Санни на дорогу, и его подковы начинают скользить по асфальту. Кони тихо ржут, встревоженные быстрой скачкой и запахом дыма. Ветер, дующий нам в спину, выворачивает хвосты лошадей вперед. Пистолет передо мной встает на дыбы. Вайолет одной рукой держит поводья, а другой вцепляется в луку седла. Она оборачивается и смотрит на меня тусклыми, покрасневшими глазами.

— Вайолет! На тротуар! — кричу я ей.

Она кивает, но слишком резко дергает поводья Пистолета, и конь снова встает на дыбы. В этот момент по Пайн-стрит прямо на них выворачивает машина. Визжат тормоза, и Вайолет пригибается к шее Пистолета, словно они собираются перемахнуть через препятствие, но потом Пистолет опускается на все четыре подковы. Он фыркает на маленькую «хонду» и ее потрясенного водителя.

— Прочь с дороги! — кричу я, но Вайолет уже выводит коня на тротуар.

«Хонда» медленно уезжает, и ее водитель качает головой. Я нагоняю Вайолет. Ее густые волосы липнут ко лбу, лицо мокрое от слез и соплей, а глаза опухли.

— Ужасно выглядишь, Ви. С пожарными говорить буду я, ладно?

— Хорошо.

Мы смотрим в сторону горы. Светлый дым потемнел. Он клубится над деревьями, затягивая небо. Я щелкаю языком, подгоняя Санни, и веду его по тротуару к пожарной части, но там уже заметили дым. Широкие ворота гаража подняты, и красная машина, сверкая маячками, уже выехала наружу. Пожарные спешат надеть снаряжение. Новенькие двухтоновые сирены, установленные на грузовиках как раз на такой случай, завывают на весь Гэп-Маунтин.

Горожане высыпают из кафе «Уайлдфлауэр», из парикмахерской, из магазина и стоят на улице, не сводя глаз с нависающих над нами гор.

Вдруг одновременно пищат все мобильники в Гэп-Маунтин, и вся улица, включая Вайолет и меня, смотрит на пришедшее от шерифа округа Моно уведомление:

Лесной пожар на хребте Гэп.

Направлены пожарные.

Жителям Гэп-Маунтин приготовиться к возможной эвакуации.

Я пялюсь в телефон:

— Эвакуация? Серьезно?

— Ханна, плохо дело! — кричит Вайолет.

Она сидит на моей пегой лошади посреди города с закрытыми глазами. Под кайфом, перепуганная, с виноватым видом. Нужно увозить ее.

— Вайолет, погляди на меня.

Она открывает глаза. Нижняя губа у нее дрожит.

— Это мы виноваты, — шепчет она, бросая взгляд в сторону дыма, клубящегося над лесом.

— Тсс… Молчи! — Мимо проносится пожарная машина, и Санни вздрагивает. — Вот видишь? Они уже знают о пожаре. Бригада в пути и скоро все погасит. Ведем лошадей ко мне домой. Больше мы ничего сделать не можем.

Вайолет кивает, и мы рысью направляемся на юг к окраине города. Тут рядом с нами резко останавливается полицейская машина. Открывается дверь, и выскакивает мой отец. Черт! После полудня ветер разыгрался и теперь треплет его серебристо-белые волосы. В пронзительных голубых глазах — тревога.

— Что вы делаете в городе верхом?

Я притворяюсь, что запуталась в поводьях, чтобы не смотреть на него.

— Увидели дым и приехали сообщить.

Если бы отец знал, что я поспособствовала пожару, он был бы обязан арестовать меня — точно так же, как когда-то арестовал мою мать. Я не могу с ним так поступить.

Папа треплет Санни по шее, глядя на пылающую гору.

— Хорошо, но теперь мы этим занимаемся. Пожарная служба штата идет на помощь. Отведи лошадей домой, Ханна. Если придется эвакуироваться, езжай в Бишоп. Вот, держи! — Он сует мне в руки кредитку. — Снимешь номер в гостинице. Прихвати для меня немного одежды и возьми фотографии матери.

Я напрягаюсь:

— Ты хочешь сказать, мои фотографии?

— Да, твои фотографии, — вздыхает он.

Я не упоминала, что была в машине, когда мама пьяной села за руль? Папа говорит, что она была слишком молода для брака и детей, но это полная ерунда. Ей было семнадцать, ему — восемнадцать, и они меня не планировали. Обычная история. Наверное, все просто: мама была эгоисткой и не заботилась о воспитании дочки. Поэтому и фотографии остались только мои, а не ее. Ничего «ее» больше нет.

У отца орет рация, и я узнаю голос помощника Варгаса:

— Мы перекрываем проезд по дороге к Провалу.

— Уже еду…

Папа косится на Вайолет, видит ее заплаканные и раскрасневшиеся глаза, видит, что она одета неподходяще для верховой езды, и ему становится любопытно:

— А вы не видели, как начался пожар? Или вообще что-нибудь необычное? Костер, оставленный без присмотра, детишек с петардами, еще кого?

Я открываю рот. Наверное, стоит сказать правду, но я не могу. Чудовища не сдают Чудовищ — еще один наш уговор. Признание должно быть общим решением, но Вайолет делает выбор за нас всех:

— Мы ничего не видели, шериф Уорнер. Только дым. Поэтому и приехали сюда.

У меня противно сводит живот, словно вагончик на американских горках набрал скорость, миновал крутой поворот и вот-вот рухнет вниз.

Отец снова смотрит на огонь, бушующий на склоне горы в нескольких милях от нас.

— В девяноста процентах случаев лесные пожары случаются по вине человека, — произносит он. — Наверное, чертовы электрики…

Снова что-то бормочет рация.

— Мне пора, — говорит папа, ныряет в машину, отвечает на вызов, и машина срывается с места, визжа шинами.

— О боже! — громко выдыхает Вайолет. — Я только что соврала твоему отцу. Меня тошнит.

— Все нормально, Ви. Это все травка и жара. Давай поводья, я отведу вас домой.

Она качает головой:

— Нет. Мне нужно проверить, как там бабушка и ее пудели. — Вайолет спешивается.

— Я с тобой. Отец просто осторожничает. Огонь не доберется до Гэп-Маунтин.

Она с сомнением смотрит на меня.

 

Двадцать минут спустя мы уже почти у самого дома бабушки Вайолет — идем рысью проселочными дорогами, минуя семейства, высыпавшие на лужайки перед домами. Кто-то пялится на гору, кто-то поливает водой крыши, кто-то складывает вещи в машину. Пищат телефоны — новое предупреждение:

Лесной пожар приближается к Гэп-Маунтин.

Сильный ветер способствует распространению пламени.

Пожарные прибыли на место.

Приготовьтесь к эвакуации.

Я разворачиваю Санни и смотрю в ту сторону, откуда мы приехали.

— Господи… — шепчу я.

— Что там? — Вайолет оборачивается и видит то же, что и я.

Пожар — наш пожар — превратился в жуткую движущуюся стену оранжевого пламени. Она уже перевалила через хребет и валит деревья, змеясь в сторону города, будто дракон. В небо бесконечными клубами взлетает дым, и вокруг, словно снежинки, начинает сыпаться пепел.

— Огонь приближается! — кричит Вайолет.

Пистолет чувствует ее страх и срывается на галоп. Я даю шенкеля Санни, и мы нагоняем Ви, спеша к дому ее бабушки.

Когда мы подъезжаем к жилищу Элизабет «Лулу» Сандовал, белому трехэтажному дому в викторианском стиле, построенному по образцу особняков Сан-Франциско и окруженному лесом, хозяйка уже складывает вещи в свой внедорожник. На ней истертые ковбойские сапоги, футболка с выцветшей радугой на груди и старые джинсы. Седые волосы заплетены в две длинные косы. По виду и не скажешь, что она богата, но Сандовалы сделали огромное состояние на торговле лесом.

— Вайолет! Ханна! — заметив нас, зовет Лулу. — Девочки, с вами все в порядке?

По пути сюда Вайолет наконец-то поддалась инстинкту самосохранения. Она утирает глаза и собирается с духом.

— Все хорошо, бабушка. Что ты делаешь?

Лулу бросает взгляд в сторону пожара.

— Эвакуируюсь. На что еще похоже?

Дым затягивает солнце, и небо из голубого становится приглушенно-серым, будто кто-то накинул на него покрывало. Порывы ветра треплют одежду, яркие искры сыплются маленькими кометами.

— Огонь до нас не доберется, — уверяю я.

Бабушка Вайолет вздыхает:

— Милая моя, он уже добрался.

— Что?

— Город загорится не от пламени. От искр.

Я замечаю падающие вокруг нас красные частички горящего пепла. Они не способны навредить дому Лулу, потому что она старается соблюдать меры безопасности: безупречные лужайки зелены и всегда обильно политы, водосточные желоба на крышах закрыты сетками, и в них не скапливается мусор, а между домом и лесом вспахана широкая защитная полоса. Но далеко не все жители Гэп-Маунтин настолько внимательны. По всему городу водостоки домов завалены опавшей листвой с прошлой осени, на облупившихся крылечках домов сложены поленницы дров, а высохшие лужайки усыпаны сосновой хвоей. Гэп-Маунтин не может не вспыхнуть.

Мы с Вайолет слезаем с лошадей и помогаем Лулу загрузить в «линкольн-навигатор» коробки с фотографиями, ее лекарства, чемодан, важные документы, ящик с бутилированной водой и закусками, а также троицу ее больших пуделей. Собаки грациозно запрыгивают на заднее сиденье.

Потом Лулу отправляет внучку наверх собрать одежду. Вернувшись, Вайолет добавляет в багажник машины два небольших чемодана.

Лулу, сжав губы, смотрит в телефон:

— Не могу дозвониться до твоих родителей!

— Бабушка, они посреди Тихого океана, — отвечает Вайолет, и я вспоминаю, что ее родители этим летом наняли частную яхту для круиза из Сан-Франциско в Австралию. — Не бойся, в Бишопе мы будем в безопасности, — добавляет она.

— Собачий корм! — вскрикиваю я. — Собачий корм взяли?

Лулу щелкает пальцами:

— Молодец, Ханна! Сейчас принесу.

Она быстрым шагом возвращается к дому; косички колотят по спине.

— Нам нужно договориться, что будем врать, — шепчу я Вайолет, когда Лулу скрывается из вида.

Горячая искра падает мне на кожу и опаляет волосок на руке.

Полуприкрытые глаза Вайолет начинают яснеть:

— Зачем?

— Потому что мы соврали моему отцу, — отвечаю я, беря часть вины на себя. — Потому что Люк ходит под условкой и потому что вы, ребята, пили и курили травку. Никто не должен знать, что мы были у Провала, когда все это завертелось, — я машу рукой в сторону пожара.

Оливковая кожа подруги бледнеет на глазах:

— Но это же вышло случайно!

— Неважно, Ви. Все равно это поджог. Да и Люк закурил трубку далеко не случайно. — Я утираю лицо и начинаю расхаживать из стороны в сторону. — Нас могут упечь в тюрьму.

Вайолет испуганно глядит на меня.

— Наши рассказы — твой, мой и остальных — должны совпадать. Надо встретиться и обсудить.

Я достаю телефон и начинаю групповой чат: «Вы уже у меня?»

Через считаные секунды приходит ответ Люка: «Ни хрена себе разгорелось! Да, мы у тебя».

Я: «Оставайтесь там. Нужно поговорить. Всем. Удалите эту переписку».

Мо: «А эвакуация?»

Я: «ХВАТИТ ПИСАТЬ!»

Когда возвращается Лулу, мы убеждаем ее отпустить Вайолет со мной — помочь вернуть лошадей и собрать вещи.

— Как только закончим, я сама отвезу ее в Бишоп, — обещаю я.

— Я поеду за вами, — предлагает Лулу.

— Не надо, — убеждает Вайолет. — Мы едем в сторону от пожара, а на дорогах будут пробки. Мы сильно не отстанем.

Лулу глядит на пуделей, кивает и садится в «линкольн».

— Позвоню по дороге и забронирую номера в «Холидей инн». Вам с отцом тоже, Ханна.

Я благодарю ее, мы с Вайолет садимся на лошадей и пускаем их галопом. Пока мы едем на юг, ветер усиливается, гоня в нашу сторону дым и пепел. Мы подтягиваем майки вверх, прикрывая рты. Небо темнеет.

Впервые с того момента, как я увидела пламя, тело сковывает настоящий ужас. Огонь уже спускается по склону с хребта, пожирая деревья и кусты, скользя к северной окраине города. Дома там старые, построенные на участках площадью от четверти до половины акра. Именно в северной части живет большинство пожилых горожан.

Мы с Вайолет пересекаем дорогу и замечаем колонну машин пожарной службы Калифорнии, несущуюся в нашу сторону, сверкая мигалками и гудя сиренами. У Санни сдают нервы, и он встает на дыбы, выбрасывая меня из седла. Я падаю на спину.

— Тпру! — ору я, хватаясь за свисающие поводья, но конь ржет и уносится прочь, скрываясь среди деревьев.

Пистолет рвется следом, но Вайолет удается его усмирить.

— Поедешь со мной, Хан, — командует она.

Забираясь на лошадь перед Вайолет, я чувствую, как болит спина. Мы вместе скачем на Пистолете к моему дому.

Телефоны снова пищат, выдавая новое оповещение:

Неконтролируемый лесной пожар достиг Гэп-Маунтин.

Огонь угрожает зданиям.

СРОЧНАЯ ЭВАКУАЦИЯ!

Локализация пожара: 0%.

Мы с Вайолет едем в напряженном молчании, выбирая проселочные дороги и объезжая стороной центр города. Вскоре до нас доносятся первые взрывы: газовые баллоны. Сирены гудят по всей долине, в которой расположен округ Моно, и дым поднимается между горными пиками, словно после взрыва атомной бомбы.

Кажется, я физически ощущаю чувство вины где-то между лопатками. Не надо было хватать Люка за руку, когда он держал трубку. Дурацкий поступок! Допустим, он надо мной потешался, но почему я не могла пропустить его подколы мимо ушей, как поступили бы Драммер или Мо? Мы постоянно подтруниваем друг над другом. Почему именно меня это всегда бесит? Кто из нас виноват в пожаре: я или Люк?

Я направляю Пистолета по дорожке, и вот уже виден наш дом: старый коттедж с двумя спальнями, угнездившийся среди сосен. Когда мы подъезжаем, вся компания — Драммер, Люк и Мо — уже сидит на крыльце. Мой пегий жеребчик Санни тоже нашел дорогу домой. Кто-то (скорее всего, Драммер) расседлал его и закрыл в стойле.

Все поднимают головы и смотрят на меня. Шагнув на крыльцо, я выдыхаю:

— Все в дом. Надо поговорить.