Оглавление

Пролог

Альтернативная вселенная, где дела обстоят проще, люди в биологическом плане крепче, а процессы истории протекают быстрее.

Москва, полночь сентября 2014 года. Третий этаж раздолбанного и полностью расстрелянного торгового центра как после штурма спецназа с последующей зачисткой помещений. К слову говоря, трупы этого самого спецназа и лежали на полу бутиков. Малыми группами по два, три человека. Кто на полу, кто прямо на витрине с ножом в спине, кто с пробитой головой торчал из стены. Помимо трупов, всё здание было обильно усеяно дырками от пуль разных калибров и боеприпасов. Это была настоящая бойня, после которой остался только он. Под гул сирен и криков прохожих, на месте разрушенной стены после выстрела из гранатомета, показался человек.

Упав на колени, ни то от восхищения, ни то от обильной кровопотери, он с придыханием смотрел на объятый красным пламенем Кремль, с холодным дулом пистолета у виска. Свершилось! То, к чему он, совершенно сознательно, шел всю свою жизнь.

— Как по мне, так достойный финал для наемника. Теперь осталось главное, кончить с этой гребаной жизнью и отправиться на заслуженный покой. Я иду в ад… наконец то.

Выстрел.

Глава 1. На пороге ада

Выстрел в голову не принес ожидаемого покоя, а тем более награду наемнику, скорее наоборот. Его обуяла тревога, с пронзительно нарастающим ужасом. Дикий вопль, с которым человек падает в бездну, его вопль. Ужас нарастал, нещадно подавлял волю и ввергал в пучину отчаяния. Он еще не видел, но чувствовал, что-то приближается и незримо тащит его к себе. Дикий рык, звериный, насквозь пропитанный ненавистью и неутолимым голодом. Наемник еще никого не видел, но уже готов был отдать все, включая свою жизнь и жизни всего мира в придачу только чтоб исчезнуть, чтоб прекратить этот дикий ужас. Он попытался закрыть глаза, но не смог, не было век, не было тела, не в чем было спрятаться и хоть как-то ограничить страх и ужас, который его переполнял. Но все было кончено, в него вцепились существа неописуемой мерзости, издававшие мерзкие рыки и ржач. Он окончательно отчаялся и сдался.

Инферно видел все, там для него не было ни верха не низа, ни права, ни лева, он видел все и не мог это остановить. Он не просто чувствовал определенную гамму эмоций, он все это испытывал все сильнее и сильнее. Это тот пик, который при жизни тело человека ограничивает и сразу гасит. Тут же тела не было, не было границ и конца и края ужасу, отчаянию и стыду за прожитую жизнь. Не было горящей сковороды, на которой он бы тут же согласился жариться хоть всю жизнь, ведь у тела есть предел мучений, но у него и мига не было прийти в себя от этого безумия.

Среди нескончаемых мук наемник стал ощущать, как тьма поглощает его изнутри. Как все светлое, что он испытал в жизни или видел у других, бесстыдно порочит тьма и оскверняет своим извращенным восприятием. И тут он понял, если допустит это, ад его поглотит, и он сольется с ними навеки. Но воли не осталось, он ничего не мог сделать, только с ужасом осознавать, что сливается с этим местом навеки. Но дойдя до самого сокровенного, тьма остановилась. Наемник испытал ностальгию, чувство, которое не испытывал с детства и о котором давно забыл, это была любовь к матери. К матери, которую он бросил, что бы стать тем, кто положит жизнь свою и многих других на его пути, чтобы попасть в ад. Мать, которая по его вине умерла от горя в одиночестве, брошенная сначала его отцом, а после и сыном. Инферно только сейчас осознал в полной мере, как поступил с матерью. Любовь к матери и покаяние за свое предательство выжгли всю тьму из наемника. Ярчайший свет поглотил наемника и стал незыблемой стеной между ним и адом. Больше наемник не чувствовал ни мук, ни страданий, не угрызений, только покой.

Глава 2. Свобода воли

— Сережа

Добродушный голос в свете окликнул Инферно по давно забытому имени из детства и юности. Словно пелена с глаз сошел свет, и наемник увидел под собой ночной город. Это была Москва, та же ночь, те же сирены по всему городу, панические вопли горожан и стратегически важные объекты в огне. Наемник все отчетливо видел, хоть и находился на высоте полутора километра в воздухе над горящим городом. Словно орлиным глазом он видел все, во всех четырех направлениях, что происходило в городе, видел и ощущал, но ничего поделать уже не мог. Он знал сценарий государственного переворота, который в итоге должен был сломать весь мир. Естественно не весь, но опыт позволял заполнить пробелы. Без труда вычислил заводил и вербовщиков, которые как загонщики стада вели толпу на убой. Толпу искренне надеющихся, что идут бороться с коррумпированной властью, с произволом монополий, за суверенитет страны, одним словом — За все хорошее против всего плохого. Им невдомек, что их поводыри, разменяют их как пешек при первой же стычке с силовиками. А после с тыла затопчут как мясо вместе с их транспарантами о свободе и демократии бойцы невидимого фронта с гражданством преимущественно соседних государств. Если так задуматься, эти ребята, польской, украинской и другими наружностями настоящие патриоты, идут в бой за свои страны, только не понятно, почему они этим занимаются на территории России. Можно предположить, что своим присутствием они усиливают толпу обычных работяг. Притом что количественно, что качественно. Количественный фактор дает движению массовость, а если еще сделать правильный кадр как в Югославии в свое время, чтобы надавить на эмоции, а не апеллировать фактами, чтобы кричать с пеной у рта как силовики топчут свободу и демократию можно добиться многого. Например, разоружить СОБР и сдать его разъяренной толпе на съедение, как в бывшей союзной республике. А самое главное пустить по CNN нужную нарезку, дабы держать в страхе остальных политических пешек мира сего. Качественный фактор создает костяк толпы из тех же поводырей, провокаторов и интернационального силового блока. Одним из важнейших инструментов качественного фактора являются, связисты, которые координируют действия и следят за маршрутом и новыми вводными от их хозяев. В своей совокупности эти уроды являются серьезной силой и скрытой угрозой, которые в один момент могут переломить ход истории того или иного государства при помощи его же слепого народа. И, как правило, ведут они народ не к светлому будущему, а на заклание ради интересов своих господ.

И главную роль в этой трагедии, поистине мирового масштаба, сыграл, тогда ещё радикально настроенный Инферно. И хоть с сожалением он наблюдал за бойней на улицах между силовиками и силовиками иностранных ведомств с поистине русским размахом, в душе он понимал, что дело уже кончено. Судьба этого народа, этой страны и целого мира решена еще час назад. Как говорил русский классик — «Дом, раздираемый изнутри, не устоит». Признаки закрытого контура на улицах он не мог увидеть, да и не их это поле деятельности. В такой стране разборки на улицах это как пыль в глаза, после чего нож в спину в кабинете Кремля. Вся ирония в том, что на этот раз, псы разделят участь своего хозяина. Как сказал куратор, процитировав философа давно минувших дней — «Рим предателям не платит». Но что больше поражало Инферно, при встрече с этими самыми предателями из высоких кабинетов, с серьезными пагонами и алчными монополистами у них в глазах читался один страх. И не перед этой беззубой властью, а перед той самой хищной фракцией, которая одной рукой жмет их руку, заверяя в вечной дружбе с хищной улыбкой до ушей, а в другой руке за спиной держит нож, ожидая момента. Но зная и всё, понимая, всё равно верят и стоят на коленях перед западными господами и ради чего?! За жвачку и джинсы, грубо говоря. Инферно поражала их слепота, ведь с ними в приличном обществе даже дел никаких не ведут, все договорники не в закрытых клубах, а в высоких коридорах, подальше от джентльменов и лордов, прям как с ним, с инструментом, по сути, расходным материалом, коим он, несомненно, и являлся. Что наводило на достаточно явный вывод об их не радужной перспективе в ближайшем будущем.

Справедливости ради, были и те, кто знал, как играть в эту игру и главное с кем играют. Судя по приоритетности целей в списке на ликвидацию, у Инферно сложилось впечатление о кастах в руководстве России. Дело вот в чем, наемник не первый раз работает по списку и что касается стран прогрессивного и инклюзивного запада, Африки и любой из Америк, там как список не крути, приоритетность у всех целей одинакова. Все просто, нет идейных расхождений, только цена вопроса и истекшая гарантия ресурса. В России же, что касается касты чиновников, чем дальше от кормушки, тем выше приоритетность цели, то есть несет реальную угрозу срыва операции. Каста силовиков аналогично, только в иерархии звезд. Перевелись нынче Суворовы, Кутузовы и адмиралы как Ушаков.

Но лично Инферно хватило и майора из местного МВД, даже не ФСБ. Благодаря оперативной работе майору удалось его вычислить. Хоть сверху и была крыша от западных партнеров, и майору выдали запрет на захват. Но мужик оказался тертый калач и идейный, видать советской школы еще, потому и майор до сих пор, и выдвинулся с местным ОМОНом на задержание. Но и Инферно был идейным, хоть и с радикально отличной идеей. А что бывает, когда встречаются две идеи?.. Бойня. Майор не смог остановить Инферно и подарить ему, такую желанную им, смерть в яростной схватке. Пришлось, как всегда, сделать все самому.

— Сережа.

Снова этот добродушный голос.

— Кто ты? Где ты? Покажись.

Инферно не испытывал страха пред таинственным голосом, скорее тихий стыд, но больше его переполняло любопытство.

— Я частица Бога в тебе.

— Совесть что ли.

Скорее констатировал факт, нежели спросил.

— А где ты была, когда я творил все это? Почему не остановила!

— Там же, где ты меня и оставил. В твоей юности, когда мне ты предпочел холодный расчет и амбиции зверя. На протяжении всех этих лет ты заливал меня кровью и закапывал трупами своих жертв, ведомый ненавистью и звериной яростью к своим собратьям. Лишь несколько раз твое сердце воззвало ко мне, когда ты испытывал боль потери, когда наблюдал смерть невинных и когда сам пролил кровь ни в чем не повинных людей из мести. Но мой отклик оказался тебе не по вкусу. Боль осознания содеянного ты не захотел принять и прогнал меня вновь. А остановить человека нельзя, это нарушает его свобода воли. Силком в рай не затащишь.

— Ты про семью полковника. Ты и про это знаешь?

— Я часть тебя, я знаю всё.

— Тогда ты должна знать, что я искал свой путь в этой жизни и был убежден, что нашел его.

— Только это тебя и спасло.

— Спасло? О чем ты? Я был в аду! По-твоему, это похоже на спасение?

— Тебя спасли твоя убежденность и твоя решимость. Ты познал мир, принял его и занял в нем свою нишу. Ты был всегда честен с самим собой и отдавался своему идеалу, санитару мира, до конца. Избери ты веру в Бога, а не в человека и, прожив жизнь с такой же убежденностью и решимостью, стал бы святым. Потому говорю, только это тебя и спасло. А в аду ты не был, лишь коснулся края его бытия. Попав в ад, люди с ним соединяются в пороках и страстях. Ты лишь почувствовал, в преддверии ада, послевкусие своей жизни.

— Теперь это со мной навсегда? Это послевкусие.

— Здесь нет времени, но это часть тебя будет, пока будешь ты.

— Тогда как мне это исправить?

— Здесь уже поздно, что-либо исправлять, здесь дают отчет за пережитую жизнь перед лицом совести.

— Почему ты меня не осуждаешь, ведь я только сейчас понимаю что натворил.

— Врач не осуждает больного, он ему помогает излечиться.

— И как ты мне поможешь?

— Я помогу тебе осознать всю пережитую тобою жизнь, все мысли, все слова, все поступки.

— И как мне это поможет?

— Так же как помог ад.

— Что?!

— Если бы ты не коснулся его границ и не испытал его ужаса на себе, ты бы мне никогда не поверил. Повторюсь, сила твоего убеждения и решимости сродни упорству, но если упорство признак самодурства, то убеждение и решимость признак веры. И лишь показав тебе преддверия ада, можно было переломить силу твоей веры в него. Тоже касается и твоей жизни, на примере добра, ты увидишь зло. Так тебе это поможет.

— Так это значит, ты меня в ад спустила?

— Все что я делаю, все ради пользы человека. Людей без всякой веры, ведущих животный образ жизни, ад не стесняется и не прячет своего истинного обличия. Людей же веры, но заблудших, ад приманивает страстью, которая преобладает над человеком больше всего. В твоем бы случае похотью.

— Действительно хорошо меня знаешь. Тогда давай лечиться.

И снова пелена перед глазами, но на это раз не света, а его жизни. От самого рождения и до самого конца. День рождения и первые года неосознанной жизни пролетали за секунды. Но с каждым новым годом время все сильнее и сильнее замедлялось. И уже с шести лет его жизнь шла секунда в секунду. А с девяти все чаще останавливалась на паузу осознания своих непреднамеренных поступков, и к каким последствиям они приводили, даже спустя десятилетия. В конкретный раз это было разбитое сердце девушки, по имени Катя, которую балуясь, поцеловал Сережа, когда им было по девять лет. Ему были открыты первое смущение девочки, потом симпатия на протяжении многих лет, после надежды общаясь с ним и переживания, не видя отклика в его сердце и наконец, разбитое сердце после встречи его в обнимку с другой. Но хрупкое сердце, хоть и разбито, но продолжало питаться надеждой. Но даже пересев к нему за одну школьную парту, он продолжал ее не замечать. Все надежды умерли в тот день, когда прямо на уроке, он неожиданно встал и страшно избил, сзади сидевшего одноклассника. С того дня она его больше не видела. А после подружка помогла, втянув в молодежную и популярную субкультуру Эмо и суицид через четыре месяца депрессии.

— Печально конечно, но откуда я мог знать, нам же было по девять лет, да я вообще пошутил.

— Нет. Ты не понимал, что делаешь и точно не знал, к чему все приведет. Но в тот день твоей виной была не шутка, а бахвальство перед одноклассниками на перемене. В свою очередь к баловству и вольной игре чувств тебя привела систематическая кража сладостей и несоблюдение нормы.

— Что я могу сказать, меня мама в детстве не наказывала, вот и вырос своевольным.

Ни отговорки, ни оправдания, ни даже попытка пошутить не помогали, Инферно начинал испытывать стыд и угрызения.

— Катя была уготована мне судьбой, почему она не выдержала и сломалась?

— Судьбы нет. Свобода воли человека превыше всего и нет ничего, что могло бы сковать ее или ограничить.

— Тогда что!?

— Любовь слишком сильное чувство для одного. Но к тому времени ты уже изменился. Но до этого времени мы еще не дошли.

— То есть мы могли быть вместе?

— Да, если бы ты смягчил свое сердце.

Наемнику стало невыносимо стыдно, он мог спасти жизнь этой девушки. Отрекись тогда от предложения Ловцова и поступи по совести, все пошло бы иначе.

— Нет.

— Что нет?

— Не пошло бы иначе. Девушку бы ты спас, но нет жизни без испытаний, нет победы без борьбы.

— Ты и мысли мои читаешь?

— Мы едины, только так я могу помочь.

— А девушка, Катя, она… в аду?

— Да, но не по твоей вине, это был ее выбор.

— Нет. Перестань. Хватит! Я больше так не могу. Выпусти меня! Это только девять лет, а ты знаешь, что я начал творить дальше, я их всех убил и даже невинных, а перед смертью обрек и весь мир.

— Нам некуда идти. Знаю, но только так тебе можно помочь, только вскрыв гнойник и отчистив рану, можно спасти человека.

Инферно впервые в жизни и за ее пределами начинал чувствовать сострадание к своим жертвам, даже к подонкам и мерзавцам, которые возможно и не были такими однозначно. Он никогда не смотрел на жизни людей под таким углом, где каждый был звеном одной цепи и все судьбы переплетались и так сильно влияли друг на друга. Только теперь он начал понимать, что вскоре придётся посмотреть в глаза не только своим жертвам, но и в глаза их, горем убитым, родителям.

«Раз имел наглость смотреть в их глаза перед смертью, так имей мужество смотреть в них же после смерти» — Сказал себе Инферно и продолжил лечение, а впереди его ожидал ответ за переломный год и за пролитые реки крови в последующие года жизни.

Глава 3. Книга заблуждений

Верить можно в кого и во что угодно, но только решимость и вера в свои убеждения дают гарантии, что человек кем-то станет в этой жизни. Не всегда кем-то хорошим, но точно не тлёй, прожигающую жизнь, плывущую по течению, куда кривая завернет. Но человеком, который сам в праве и в состоянии выбрать свой путь. Но какой, вот главный вопрос на первом этапе, осознанной жизни. А есть ли разница? Если для всех людей уготован один и тот же финал, смерть. И не важно, какую судьбу ты выбрал и кем стал, жнец смерти всех и каждого пожнет. При всем этом никто не знает час своей смерти (за редчайшими исключениями, связанными с разными религиями или мистикой). Хотя это и понятно, стоит узнать человеку час своей смерти, так в тот же миг его беззаботная жизнь и закончиться. Этот дамоклов меч уже не отпустит. И чем ближе срок, тем сильнее будет давление на поведение человека, что непременно повлияет на его дела. А как до подлинно известно, действия человека из-под палки, сильно отличаются от действий без оказания на него давления. Вся разница в искренности. И что мы имеем в итоге:

— кто-то устроил так, что у всех людей разные судьбы, но финал один.

— кто-то скрыл час смерти от человека, чтобы не сковывать волю человека.

— кому-то нужен был искренний выбор человека.

Но зачем? И, по сути, между, чем человек может сделать этот выбор, зная, что все равно умрет. В наши дни столько выбора, что можно запутаться. Но если вернуться к исходной точке, во времена первых людей на земле, к дикой жизни, без суеты и только с одной заботой — выжить, природа выбора человека становиться очевидной. Это выбор между щедростью и жадностью, заботой и эгоизмом, созиданием и разрушением, смирение и властью. Это выбор человека между добром и злом, еще одна константа, как и смерть.

Получается, тот, кто устроил жизнь по этим правилам, подчинил всех людей смерти, но оставил свободным выбор между добром и злом, почему? Почему этот кто то, оставил такой выбор? Ведь любой знает, от мала до велика, что нужно всегда выбирать доброе и никогда зло. Но откуда эта догма пошла? Испокон веков мудрецы и старцы призывали к добру, а те, кто считал иначе, пожирались этим добром. Дикие племена, чьи названия были стерты из истории, выбравшие зло, блуждавшие в темноте, были уничтожены цивилизацией, под знаменами света и добра. Свет опалял тела язычников, а лицедеи добра забирала их жен и детей в рабство. Свет просвещения веками сдерживал познание мира. Первая война и каждая последующая начиналась под лозунги мужества и защиты угнетенных и слабых. Каждая революция совершалась во имя свободы и справедливости, одна кровавее другой. И посей день, добро никак не уймется и только и ищет, кого бы наставить на путь истинный.

Так может быть мудрецы этого мира не так мудры, может быть тому, кто ввел эти правила и подчинил им, каждого из нас было виднее. Возможно, будучи автором этого мира, он же и являлся его законодателем. К тому же ввел эти правила, этот кто, не только для одних нас, но и для животного мира. И как всегда мудрости людей, по истине, нет предела. Они и в животный мир влезли со своими священными принципами добра. На этот раз объектом возмездия, под лозунги добра и защиты, были выбраны злые волки. И добрые люди принялись делать то, что единственное у них лучше всего получалось, уничтожать зло, в любом его проявлении. Благородное дело благовидных господ, как и ожидалось опытными и разумными людьми, то есть еретиками и противниками добра, не привело к раю на земле. Добро людей в очередной раз нарушило естественный порядок и привело к локальной катастрофе. Как оказалось злые хищники, лютые и беспощадные звери, являлись санитарами леса. Они поддерживали баланс среды своего обитания, естественный отбор, загоняя лишь слабых и больных. Их полное уничтожение, привело к вырождению всего леса. Слабые и больные начали плодить себе подобных, тесня сильных и здоровых в брачные сезоны. Со временем пасечных мест стало на всех животных не хватать. Трупы, загнанных хищниками жертв, удобряли почву. Теперь же животные умирали крайне редко, что так же пагубно сказалось на плодовитости почвы. Хрупкий баланс был восстановлен только после завоза волков с других лесов. Хотя первый год показал перевес уже в сторону волков, которых пришлось отстреливать, чтобы снова вернуть баланс.

Выходит, так, что даже самые мудрые из нас не понимают и тем более не знают мир, в котором живут. Метод проб и ошибок, это скорее метод дурака, нежели мудреца, коими мы себя называем. Но есть ли альтернатива этому методу или мы так и будем вырождаться как олени в лесу без хищников. И продолжим игнорировать естественные законы жизни этого мира, подменяя их предположениями мудрецов.

С теорией Дуализма Сережа ознакомился в старших классах, но не на уроках в школе, а у товарища в гостях. С товарищами ему не везло до этого. Не было точки опоры, общих интересов. Не было ничего такого, что могло связать его с кем то. Быть единомышленниками в чем то и развиваться вместе. Но в чем? Интересы сверстников про машины и романтику бандитской жизни его не прельщали, да и заинтересовать не могли. Они были будто разного поля ягоды. И совсем другое дело его товарищ по секции бокса. На общем фоне он выделялся своим поведением и манерами, что и привлекло Сережу.

Времена были не простыми, хоть лихие 90-ые были позади, и на дворе стояло новое тысячелетие. В странах СНГ к русскоязычным продолжали относиться враждебно. Сначала винили, в какой-то колонизации, потом, что развалили СССР. И плевать, что эти две претензии аннулируют друг друга, главное винить. Особенно жестоки были как всегда дети. Не важно что, главное ляпнуть, по дразнить за страну, в которой Сережа успел только родиться, за русскую фамилию, которую он уже ненавидел. В старших классах был пройден пик, но до них школа для Сережи была настоящим адом.

На секцию Сережа записался, не чтобы потом гонять обидчиков, а, чтобы найти нормальных товарищей. Вдруг не везде так, вскоре он убедился в обратном. Он попал в русскоязычную группу, которая численностью была в пять раз меньше группы местных. Дело усугублялось тем, что тренировались оби группы в одном зале, в одно время по вечерам. И когда уже казалось хуже некуда в первую же тренировку, во время самостоятельной отработки техники, Сережа узнал об одной пагубной привычке, их русского тренера. Тренеров, как можно понять, тоже было двоя. Юрий Саныч полностью оправдывал лозунги местной пропаганды о пьющих русских, тактично умалчивая об их профессиональных качествах. В итоге, практически в одно, и тоже время, а именно на этапе самостоятельной отработке техники, Юрий Саныч, приняв на грудь, начинал не без оснований критиковать технику местного тренера. В будущем, став Инферно, Сережа не раз вспоминал своего первого тренера добрым словом. Человека, который поставил ему правильную базу и обучил советской технике, невидимого удара — сокращение дистанции, остановка, выключающая реакцию противника и удар в челюсть. Но в юности, каждая такая критика тренера, переходила в легкую перепалку между ними, тем временем, все стягивались к центру, нервно ожидая, чем у них там все закончиться. Каждый раз, мог стать для Сережи последним, учитывая какие быки стояли на противоположной стороне.

Несмотря на все трудности, Сережа продолжал ходить заниматься, что в будущем ему не раз спасало жизнь. А привел его к такой жизни Юра Ловцов, его товарищ по секции. Пока Сережа присматривался к новым товарищам, на правах новичка, то есть на птичьих правах, Юра сам подошел. Это не походило на знакомство в привычном понимании этого слова, скорее будущий товарищ выложил местный расклад, притом весьма прагматично. В будущем Юра Ловцов и прагматизм станут синонимами для Сережи, как в бытовом смысле этого слова, так и в философском. А сейчас, это был, как глоток свежей воды, после многолетней засухи серых будней. Юра приобщил его к новому миру, где он не был изгоем, где он был полноправной его частью. Звеном одной цепи, которая на каждой тренировке сдерживала натиск превосходящих сил противника. Где они стояли плечом к плечу и могли рассчитывать друг на друга в противостоянии.

Именно тогда Сережа узнал и испытал на себе силу обстоятельств. Он посещал много секций, как до секции бокса, так и после, но нигде больше, сила обстоятельств, не заставляла так сплотиться, в один кулак. Где все личное меркло перед общей угрозой и в принудительном порядке заставляло сплотиться. Ломая, каждую отдельную деталь друг об друга, перемалывая индивидуальные амбиции, сращивая сильного со слабым, ковался монолитный механизм противостояния.

Но так воспринималось не всеми, и был в этом механизме один изъян, паразитирующий на силе обстоятельств. Этим паразитом являлся Ловцов. Он сплоченность воспринимал как инструмент своего влияния и сугубо в своих личных интересах. Сережа тогда еще мало что понимал и не разбирался в тонких аспектах социальной жизни, тем не менее, тревожные нотки уловил. Это как, если прийти к ростовщику, не зная математики, но всеми жилами, чувствуя подвох. Ведь странным делом, все сильные соперники Ловцова, накануне соревнований, по случайному стечению обстоятельств, стравливались с кем-то другим, из наших. То полотенце не там окажется, то со шкафчиком, что то не так, то инвентарь украден. И что самое удивительное, всегда находился негодяй, который, имел дерзость, потом все отрицать. Происходило это крайне редко и постоянно жертвы менялись, как и их агрессоры, но всегда от этого выигрывал только один человек. И так как эти случайности были рассчитаны на то, чтобы сорвать перспективу развития дальнейших событий, уже связанных с Ловцовым, даже заподозрить его было крайне проблематично.

Тем не менее, на повод для разговора этого хватило. Встретив его, вне зала и наедине, Сережа поделился с ним своей гипотезой, внимательно наблюдая за его реакцией. И какое же было удивление Сережи, когда Ловцов с ним объяснился:

— А я уж думал никто так и не поймет что к чему.

— То есть ты даже не парился, что тебя могут вычислить?

— Вычислить? Как?

— Как я.

— А что ты? Разве это ты каждый раз первым заступался за товарища, на которого падала тень обвинения, разве это ты чаще всех учувствовал в мочилове в раздевалке, в конце концов, разве ты упал на Малого, чтобы прикрыть его собой, когда его начали пинать!

— Нет, я не знал, что это произойдет, поэтому меня и не было тогда рядом.

— А я знал, потому что сам это и устроил. Ведь гораздо легче вырубить противника из-под тишка, когда он и не знает, что является, чьим-то противником, чем в открытую на ринге. А после, уже побежденного противника и на ринге легко одолеть, даже в открытую.

— А ничего что парням лица били, пока ты очковал того или другого быка? И что вообще это не по-пацански в спину бить, хоть даже и быка?

— По-пацански? В спину? Ты походу не сильно представляешь, в каком мире живешь, и по каким правилам он работает. Но ты можешь сделать по своему, честно все рассказать парням, раскрыть им глаза так сказать, даже успеть поверить в силу правды. Но после вмешаюсь я, прикинусь шлангом, напомню парням о своих подвигах, о своей жертве и смою тебя вместе с твоей правдой в унитаз.

Кулаки Сережи напряглись, что не осталось незамеченным.

— Понимаешь Сережа, все познается в сравнении. И сравнивая, по большому счету твою правду и мою защиту, их шкурный интерес подскажет им, на подсознательном уровне, выбрать меня. А ты, не найдя понимания и поддержки, станешь изгоем, а изгои в коллективе долго не живет. И я скажу почему. Со временем, некоторые из них поймут, что ты был прав, но помня, до чего довела тебя эта правда, предпочтут промолчать. А после, ты станешь им мозолить глаза, напоминая об их трусости и тогда тебя уже насильно выжмут.

Видя ступор Сережи, Ловцов подтолкнул его:

— Ты можешь продолжить всю жизнь носиться со своей правдой и заниматься этим неблагодарным делом. Из раза в раз наблюдать, как сила твоих благородных намерений разбивается о силу обстоятельств, четко спланированных в угоду чьих-то скрытых и всегда прагматичных интересов. Либо принять мою сторону, мою правду жизни и пойти со мной.

Тогда Сережа, еще не проникся взглядом на жизнь Ловцова — пастырем в его лице и скотом в лице окружающих людей. Но его откровение, безусловно, поразило неискушенный разум парня. Но был и скрытый мотив, в согласии пойти с Ловцовым. По наивности он решил, узнав все тонкости тактики обмана Ловцова, обернуть этот меч, против своего просветителя после. Тогда он еще не знал, что физическая природа этих знаний, имела тягучие свойства, и затягивало сильнее любого болота.

Отец Ловцова имел незаурядную профессию. Он был работником музея, но не каким-то гидом, проигрывая ежедневно одну и ту же пластинку для редких посетителей. Он был многогранным специалистом по искусству и литературе, притом международного уровня. Имея большой опыт и короткий язык, его много где принимали по всей Европе, для оценки того или иного произведения искусства, часто незаконного происхождения. И если картины радовали только его взор, и не более, то до литературы он был настоящим охотником. Имея обширные связи в творческой интеллигенции и среди ремесленников, определенного профиля он охотился за редкими экземплярами литературы. Знакомясь, с кем либо, всегда в первую очередь, как поклонник искусства, он жадно интересовался библиотекой, той или иной семью. И услышав, в перечисленном, что-то любопытное, под любым предлогом искал встречи с ним, чтобы снять копию для личной коллекции. Но годы шли, книгами интересовались все меньше, весь эфир заполонила политика и сплетни. А так называемая «черная аристократия» хоть и консультировалась временами с ним, но не более, а само проявлять интерес, он не мог. Но, как и в любой ситуации, когда человека прижмет, отец Ловцова нашел выход из положения, не официальный и незаконный.

Кого, подкупая, кому делая одолжения в силу занимаемых им постов, он наладил поставки себе в коллекцию редких книг. В основном его подельниками были реставраторы, но и подкупом слуг из домов аристократов, он не брезговал. Так же немало сил и связей приходилось задействовать при работе с аукционными домами, в которых иногда все же удавалось перехватить достойные экземпляры. Особенно в семьях, чьих потомков интересовал только финансовый вопрос их наследства. В итоге, за почти 30 лет была собрана уникальная библиотека, в основной своей массе копии, что ввело бы в ступор любого коллекционера, но Ловцова старшего этот факт не смущал. Его завораживал сам процесс охоты за тем или иным экземпляром, вкус победы и мнимое приближение к тем, кого он считал богами на земле, к «черной аристократии» Европы.

Ловцов младший в свою очередь, в частом и продолжительном отсутствии отца, на правах хозяина дома внимательно изучал литературу. При том не только по списку отца, но и на свое усмотрение.

Сережу так же привлекло отсутствие телевизора, магнитофона, даже компактного плеера он не заметил. Позже Ловцов расскажет о методах его воспитания и еще больше о методах его самовоспитания. Матери Юра не знал, к такому выводу Сережа пришел сам. Исходя из того, что никогда ее не видел и сам Юра о ней не упоминал. На тех малых фотографиях, что стояли в кабинете Ловцова старшего, только одна была похожа на семейное фото. Но так как Ловцов старший на ней был еще молод, Сережа предположил, что мать Юры, стоящая рядом на снимке, умерла вскоре после родов или вовремя, что объясняло некоторую жесткость Ловцова младшего.

В общем и целом, для Сережи это был новый мир и темный лес. Он как то никогда и не думал, что утешение можно найти в книгах, а так же еще много чего. Незаметно для себя у них установился общий режим. Утром школа, потом домой, невыносимое ожидание вечера, наконец, тренировка и после они шли к Ловцову, зачитываясь допоздна. Мама Сережи, наконец, увидев огонь в глазах сына, разрешала оставаться с ночевкой у нового товарища. Сережи было интересно все, теории возникновения мира, теории возникновения человека, мифы и легенды, история древнего мира и античности. Как возвысилась и пала первая цивилизация. Выдающиеся деятели и великие полководцы. Нельзя сказать, что Сережа не учил в школе историю, но он однозначно взглянул на нее под новым углом.

— Мы, в принципе ведь проходим это в школе, так почему там мне до фени, а у тебя мне интересно?

— Вот именно что проходим, а не учим.

— Сэнсэй, а можно как-то по конкретнее, прям как для нерадивого.

— Ну, давай по порядку, ради чего ты читаешь и учишь в школе?

— Ну, ради знаний.

— Как бы ни так. Подумай еще и ответь не как учителю, а как ответил бы сам себе. И впредь только так и отвечай.

— А какая разница?

— Когда ты отвечаешь кому то, особенно, авторитетом или иерархией выше тебя, на подсознательном уровне, в режиме автомат, ты переключаешься на его язык и твой ответ, скорее всего, будет относиться больше к нему, нежели к тебе. Проще говоря, ты ответишь скорее то, что он хочет услышать, нежели то, о чем на самом деле думаешь.

— А почему так?

— Это заложено эволюцией, что бы сгладить острые углы и наладить контакт между людьми. Лучше всего это видно на примере слабого и сильного. Слабый перенимает образ видения сильного, свой образ заталкивает куда подальше, тем самым лишая себя перспективы личного развития.

— А попроще?

— Перенимая чужой образ мысли, чужое виденье мира, ты будто идешь, по написанной кем-то другим, карте.

— И что же в этом плохого?

— А то, что эта карта не твоя и написана другим человеком, который далеко не факт, что хочет привести тебя к успеху, скорее к погибели, видя в тебе конкурента или просто забавы ради. Но даже если это не так, ты всегда будешь соревноваться с ним на правах догоняющего, в любом случае это зависимость одного человека над другим. Зная это, как теперь ты ответишь?

На этот раз Сережа задумался.

— Ради оценок.

— Вот именно, но это еще полбеды.

— А в чем заключается вторая половина?

— Ты мне ответь.

— Учителя.

— Что учителя? Можно по конкретнее, прям как для нерадивого.

— Ха-ха-ха, подколол. Ну как они учат.

— Ну и как же?

— Пичкают знаниями, учительница по английскому сама так говорила.

— И чем это плохо?

— Ну, судя по себе, тем, что я ничего не знаю.

Оба рассмеялись.

— А ты вообще умеешь нормально отвечать на вопрос?

— А что не так?

— А то, что ты отвечаешь вопросом на вопрос. В чем прикол?

— А в том, что так ты лучше все запомнишь, своя шкурка к телу ближе.

— Опять это твое образное мышление, а можно его обернуть во что то, что можно потрогать.

— Это манера обучения древнегреческого философа, который в такой манере вел все диалоги. Ни на один вопрос сам не отвечал. Зная ответ, он наводящими вопросами подводил ученика к правильному ответу. То есть ученик, мало того, что вовсю рассуждал во время диалога, так и в итоге сам отвечал на свой же вопрос, в уже удобоваримом для себя виде. От того своя шкурка к телу ближе. И раз уж мы вышли на древнегреческую философию грех не упомянуть об их виденье обучения. Они в ученике видели не пустой сосуд, который нужно напичкать знаниями, а факел, который нужно разжечь.

— Про сосуд понятно, а что с факелом?

— Факел это жажда знаний, распалив который, ученик и после завершения обучения продолжал изучать и познавать окружающий мир.

На такой манер проходили все их вечера. И с каждой новой встречей, после каждого нового откровения, Сережа все сильнее и сильнее ощущал пламя факела в своем сердце. Но помимо этого, подспудно, протекали процессы, которые меняли парня. Открыв свое сердце и распалив его жаждой к знаниям в корыстных целях, чтобы в итоге обыграть Ловцова, помимо знаний он впустил в себя множество идей, образов видений мира и разного характера отношения к людям. Не до конца сформировавшись как личность, не имея, морального иммунитета его разум и сердце жадно поглощало чужие идеи и ценности, метались от одного к другому, внося смуту, в еще не окрепшее сознание Сережи. С каждым последующим днем, все яснее представляя картину мира и как все в нем устроено, видя всю несправедливость, алчность, лицемерие и глупость мироустройства в сердце парня начала разжигаться ненависть к этому миру и его осуждение. Юра Ловцов видел и знал, что происходит с Сережей и что именно он испытывал, на каждом из этапов, ведь Сережа шел по его карте, вернее не шел, а догонял на правах слабого. Имея определенный опыт, он прекрасно понимал, что под видом благовидных бесед, каждый из них вел подспудную игру против другого. Уже до конца извращенная фантазия Юры ясно представляла картину будущего, на которой два товарища жмут друг, другу руки дружелюбно улыбаясь, и как каждый из них прячет вторую руку с ножом за спиной. Но надежда умирает последней и такой надеждой для Сережи стала история об Иисусе Христе и его религии.

— Что ты слышал о христианстве?

— Самая распиаренная религия, противоречия ветхого и нового заветов, педофилы в рясах, что конкретно тебя интересует?

Сереже не понравилась ирония Юры в такой важной для него теме.

— Например, как христианство дожило до наших дней?

— А что ему будет?

— Ты на мне снова испытываешь, чью то философию или тупо злишь?

— Ладно, ладно. Ну, был один такой хиппи, вовсю пиарил любовь, равноправие, мир во всем мире и жвачку. Но мир был еще сыроват для таких идей, да и люди проще, вот и вздернули выскочку.

— Допустим, а что на счет последователей?

— Последовали за ним, при том в буквальном смысле.

«Зря ты язвил, расслабился и попался» — подумал про себя Сережа.

— То есть в буквальном смысле и все?

Юра немного опомнился, но по инерции продолжал.

— Ну да. А что тебя смущает? Время было жестким и с пацифистами, особо никто не церемонился.

— Меня смущает тот факт, что если его последователи, буквально отправились за ним, то тогда кто продолжил их дело, кто распиарил, как ты выражаешься его видение образа мира и порядка, кто распространил христианство, если всех истребили?

Тут Юра понял, что не получится отшутиться. Так же он понял важность этого вопроса для Сережи и ощутил в нем надежду, которую непременно следовало растоптать. Природа их отношений была двойственная и лукавая с обеих сторон. Со стороны Сережи была смута, он уже не стремился вывести Ловцова на чистую воду перед парнями с секции, более того уже давно стыдясь этой глупой и непрактичной затеи. Он понимал, что запутался в пучине знаний, но так же понимал, что остановиться уже не может и отчаянно искал, на что опереться в идейном плане, чтобы спокойно двигаться дальше. Со стороны Юры был как всегда расчет на то, что, имея за спиной, лично взращенного в интеллектуальном смысле и по содержанию конкурента в лице Сережи, он будет держать Ловцова в тонусе, своими жалкими попытками его обыграть. На праве слабого постоянно догонять и в силу своих амбиций пытаться его обойти. Каждый такой спор, Юра воспринимал как вызов, на который отвечал и впоследствии беспощадно давил своего оппонента, часто даже после капитуляции того.

Но в этот раз было все иначе, больно серьезную тему затронул Сережа. «Принизить тему не получилось, а значит, теперь он ее точно поднимет на обсуждение, да чтоб ты сдох урод» — думал про себя Юра. Он всегда мысленно унижал человека, который выводил его из равновесия, чтобы не терять в своих глазах чувство собственной важности и превосходства. Если же собеседник делал это намеренно, Ловцов выдерживал паузу, давая себе время на созерцание успокоительной мысли, в которой с головы до ног измазывал в грязи этого плебея, а после топил в дерьме, до полного своего успокоения, а после любезно переспрашивал вопрос. С Сережей он проделывал эту терапию уже ни раз и с каждым последующим разом, она его успокаивала все меньше и меньше.

«Ну что щенок, давай схлестнёмся, в любом случае ты работаешь на мой опыт, развиваешь мой образ мысли, а лично тебе, это ничего не даст, уж я об этом позабочусь» — решил про себя Юра.

— Наверняка трудно сказать, но судя по всему плебеи, от того религию и переполняют противоречия, люди то не шибко умные были. Наверняка много отсебятины добавили, в итоге и получился винегрет. Притом винегрет только в укороченном варианте дошел до наших дней. Ведь если вспомнить историю, а именно как император римской империи Константин принял христианство и сделал его официальной религией, становиться многое ясно. А именно, при принятии любой религии нужны догмы, свод правил, то есть не делай то, не делай это и все в таком духе. И тут началось самое интересное, что взять за фундамент, на чем будет зиждиться христианская религия. Как оказалось, материала, более чем достаточно, как ни как триста лет прошло. Но была одна загвоздка, вернее целых одиннадцать или пятнадцать, может даже больше, точно не помню.

— Что за загвоздки?

Юре удалось сбить с толку Сережу и вовлечь его уже совсем в другой разговор, русло которого мог менять уже на свое усмотрение.

— Книги, а конкретно Евангелии от последователей.

— Я думал Библия тот фундамент, на котором зиждиться христианство.

— Не совсем, Библия, это уже производная от Евангелий, а именно от четырех.

— Но ты говорил про одиннадцать или сколько там евангелий.

— А еще говорил про винегрет

— Ловцов! Ты голодный что ли, иди, поешь, я подожду.

— Не кипятись… моя метафора тут к тому, что в момент формирования догм, истин оказалось слишком много, дело осложнялось тем, что многие из них противоречили друг другу. И было принято разумное мнение оставить самые достоверные, а именно четыре, а остальные сжечь, чтобы избавиться от путаницы раз и на всегда. Хотя по мне спорное решение.

— Это почему?

— Потому что сжечь нужно было все евангелии, все до единой. Этот гребанный хиппи поднял такую волну, которую даже спустя две тысячи лет никак погасить не могут. Сам пошел против системы, да насрать, распяли и дело с концом, но так нет, скольких полудурков он успел опоить своими сказками, про мир во всем мире, про любовь человека к человеку, что за бред. Какой мир! Какая любовь к человеку! Мы альфа хищники этого мира, не мир дает нашей цивилизации технологический прогресс, а война! Не любовь к человеку в каждом из нас развивает хищника, а ненависть и ярость к противнику.

— Про войну еще согласен, но на счет любви ты не перегибаешь?

— А ты сам ответь, разве любовь дала возможность выжить нашим предкам в доисторические времена? Нет, только ненависть и ярость, хитрость и холодный расчет, вывели из стада обезьян лучших из нашего вида, которые дали потомство. И так продолжалось на протяжении многих веков, естественный отбор, а у них первая же заповедь — «Не убей»

Здесь Юра сознательно юлил, ведь он прекрасно знал разницу между Ветхим и Новым заветами, но ему было плевать. Его не интересовала истина, ему важно было доказать свое и растоптать противника. Фразу «В споре рождается истина» он понимал по-своему. Извратив смысл и подстраивая его под свои интересы, он считал истина это не данность, это награда в споре. Сам спор, считал за борьбу всегда противников за умы людей. Инструментами такой борьбы, являлись аргументы и факты, которыми он крутил вертел как хотел. Когда требовались серьезные меры, чтобы запутать противника, он пользовался теориями и даже гипотезами.

Видя, что Сережа в ступоре, он продолжил как заботливый папаша.

— Я прекрасно тебя пониманию, учения христианства на первый взгляд поражают и дают надежду получить ответы на все вопросы, но это плацебо. Умный человек всегда учится на чужих ошибках, а глупый-на своих.

— Это ты к чему?

— А к тому, что прежде чем слушать их бредни и уж, тем более принимать их на веру, ты посмотри, что эти бредни сделали с ними самими. Начиная с третьего века, как пришли к власти и до наших дней, они льют кровь, не переставая, их шпионы везде, их интересы во всем. Что ни новый папа, то новое покаяние за крестовые походы, а сколько еще замалчивается. Силами инквизиции научный прогресс давили со страшной силой. На протяжении нескольких веков наука, искусственным образом тормозилась, а ее приверженцы придавались огню и назывались еретиками и все потому, что их научные изыскания противоречили догмам христианства.

Этой демагогией Ловцов хитро ушел от главного вопроса Сережи — «Как христианство дошло до наших дней?». Ведь он прекрасно знал, что христиан в древнем мире давили со страшной силой, при том ни за что, не было ни одной явной причины для такой агрессии. Карл Маркс писал по этому вопросу — «Христианство, возникнув, вошло в резкое противоречие со всеми другими религиями». Если взглянуть на эту фразу под определенным углом, становиться отчетливо видно главное отличие христианства от других религий, его не мог придумать или выдумать человеческий ум. Во всех же остальных религиях не было ничего подобного, их наполнение содержало грубый свод правил, не требующий никаких усилий духовного характера, придуманный человеком для контроля другого человека. Христианство же отличалось тонкими рекомендациями Бога для души человека, не ради контроля над ним, а ради освобождения его от страстей и пороков. Которые только поначалу приносят удовольствие, но потом быстро сменяются неутолимым голодом бездонной души человека, что ведёт к его страданиям. Но Ловцова это все не волновало, куда больше его волновал древнеримский лозунг времен императора Трояна — «Христиан ко львам».

— Ну а что там с богоизбранным народом?

— Богоизбранным! Дело тут не в том, о чем многие думают. На деле это если бы я дядю Васю с третьего подъезда избрал в качестве моего сантехника, как то так.

— Что за бред!

— Считается, что еврейский народ был избран, чтобы сохранить летопись, свидетельство, писание, евангелия называй, как хочешь, ну они и сохранили, так как в каком-то виде это все дошло до наших дней. Ну и собственно все, на этом их избранность и закончилась, вернее последователей, которые были евреями. Дальше эстафету приняли римляне, уже очень давно, примерно в тот момент, когда Константин принял христианство.

Видя Сережину подавленность и понимая, что тот даже о чем спросить уже не знает, решил добить его окончательно.

— Нет другого бога на земле, кроме человека. И пока будет человек, богу на земле делать нечего.

— А там?

— В правильном направлении мыслишь. А там баланс. Баланс между добром и злом, между раем и адом и куда тебе, выбрать ты должен здесь, пока живешь.

— И как выбрать?

— Условно говоря, тебе, где больше нравиться в библиотеке с ботаниками или на дискотеке с девчонками?

— Конечно на дискотеке. Так выходит я, обречен, принять зло и после отправиться в ад гореть на сковороде?

— А это уже интересный вопрос. Я бы даже сказал вопрос всей жизни. Ведь по большому счету, большая часть людей проживает жизнь, даже не задумываясь, зачем и кем дана жизнь. Как хомячки в колесе все стремятся куда-то и чем сильнее стремятся, тем быстрее пролетает их жизнь. И на что кладут жизнь в итоге? Кто ради славы в веках. Вот тебе, например, не всё равно будет, если тебя всем городом будут славить за окном, пока ты спишь.

— Если не разбудят, то вообще фиолетово.

— Вот и я про тоже, а ведь кто-то всю жизнь кладет на это и таких не мало. Кто то, вжившись в роль больше других, как хомяк тащит все в семью, не понимая, что если не внуки, то правнуки точно разбазарят все добро. Или вот, спортсмены со своими лозунгами — «Кто дальше, выше, быстрее, сильнее и т.д.». Будто не понимают, что любой гепард быстрее, любой слон сильнее, любой жираф выше… И ведь нет, становятся инвалидами, но всё равно толкают стену.

— Тогда что по твоему?

— Опыт. Человек живет, чтобы познать в первую очередь себя, а уж потом окружающий мир, а не стать или заниматься, чем хочет. Это все равно, что рука, захочет стать ногой, что в итоге получиться? Наш мир получится. Человек идет, и уже давно, на поводу своих желаний, а не необходимости.

— А в чем разница?

— Желания человека отвлекают от сути его жизни, а так как человек бездонная бочка и постоянно будет желать всего и вся, до сути он так и не дойдет.

— Так что за суть жизни, к чему ты ведешь?

— У каждого она своя, условно говоря, на протяжении всей жизни ты познаешь себя, выбрав одну из сторон, которые балансируют этот мир, и идешь к сути своего бытия в этом мире. И никто тебе не ответит, в чем заключается суть твоего бытия, никто кроме тебя. Но для этого необходимо познать себя. Но тут не так все безнадежно. Да, единичное мнение тебе слабый помощник, а очень часто и сбить с пути может. А вот совокупный опыт лучших из людей, сила жизни которых не оспаривается и проверена временем, необходимый инструмент в познании себя, что в свою очередь приведет тебя к сути твоего бытия.

В этом Юра Ловцов был прав, никто из гадалок, хиромантов, пророков местного разлива и тем более откровенных шарлатанов не смог бы разглядеть в Сереже, человека, который лишит весь мир надежды и погрузит его во мрак и ужас.

— Ты про книги?

— Можно и так, но ты годы потратишь на то, чтобы отделить зерна от плевел, а ведь это еще и уметь надо. Я же говорю про конкретную книгу, которая касается только этого вопроса, главного в жизни каждого. Эта книга жемчужина коллекции моего отца, но он так занят охотой за новыми экземплярами, что уже не может остановиться. Типичная жертва своих желаний.

— Что за книга? И откуда она у него?

— С аукционного дома. Какой-то финансист отправился в мир иной, а наследника мажора волновал только финансовый вопрос в завещании. Тут кстати странный момент произошел. Финансист всю жизнь жил на широкую ногу, его состояние насчитывало ни одну сотню миллионов в долларах. А после смерти выяснилось, что у него за душой ни гроша и он должен всем и каждому. Но ни в этом даже странность, ни один из держателей долга не потребовал его с наследника. И это-то в век капитализма, очень странно. Тем не менее, мажор тогда еще не знал, что с него никто ничего не спросит и отказался от всего в уплату долгов. Все ушло в аукционный дом, тут то мой папенька и подсуетился, кому на лапу дал, с кем договорился, чьего родственника пристроил на место, в общем, своего добился и книгу по-тихому увел.

— Так что за книга ты не ответил?

— Самая важная, правда, если ты уже себе на воображал, что она написана на человеческой коже, монахом, запертым в крепости на двадцать лет, под диктовку самого дьявола, спешу тебя разочаровать, с виду это обычная книга 17-го века. Правда есть одна изюминка, она закрывается на ключ. Написана чернилами от руки на французском языке, но на каждой странице, есть листок с переводом, папаня постарался.

— То есть он ее читал, но она его не зацепила.

— В его возрасте мало что уже цепляет, перегорел человек. К тому же он с новыми истинами, идеями, теориями и гипотезами встречается ежедневно, при оценке того или иного произведения. Для него уже это серая обыденность, он угас уже давно.

Юра видел, что Сереже уже не терпеться увидеть книгу, но он не спешил. Он редко когда что-либо делал для другого человека по своей инициативе, это сбивало ему цену в глазах собеседника, гораздо приятнее, когда его просили, тем самым выказывая свою зависимость от него.

— Покажи.

Услышав просьбу, Ловцов, с довольным видом, отправился в кабинет отца. Он всегда подмечал такие мелочи, и они его приводили восторг. Открыв сейф, в котором лежало то малое количество оригиналов, он достал нужную книгу и вернулся к Сереже.

— Ого, в металлической обложке. Что за символы по бокам и логотип по центру, я никогда такого не видел.

— Это потому что ты пока что читал книги официальной истории и не знаком с историей второго, закрытого контура власти. Глаз в треугольнике в рамках циркуля сверху и наугольника снизу это логотип масонов, символы по бокам это принадлежность к ложу. И в отличии от современных экземпляров, а именно, все что было написано до первой французской революции можно читать и принимать на веру.

— А почему так, потеряли в своей актуальности?

— Нет, это были идейные люди, но придя, к власти после революций они выполнили все свои задачи, и после использовали уже их. Сначала как канал связи, а после, особенно в наши дни, как вектор направления для богатых тупиц, которые в школе историю не учили. В итоге, считая, что управляют миром, являлись марионетками сильных мира сего. Но повторюсь, в 17-ом веке это были идейные люди, сила жизни которых, может вдохновить на свершения и сегодня.

На протяжении следующих семи месяцев Сережа изучал книгу — «Теория дуализма», плод творения исключительных людей. Чей совокупный опыт убедил и вдохновил его на всю оставшуюся жизнь. Параллельно книге он знакомился с историями закрытых обществ, поражаясь, как немногочисленным группам людей, удалось сплотить усилия и превратиться в субъект, двигающий историю всего человечества в нужном, для них, направлении. Его переставали трогать судьбы обычных людей, проблемы и угрозы, которые таили в себе эти направления к новому мировому порядку и светлому будущему для всех. Его интересовали только личные качества людей, которые на весах истории весили больше даже некоторых стран. Не сталкиваясь ни с чем и ни с кем подобным, поражаясь масштабу и преклоняясь перед их интеллектом, он впитывал в себя, как губка, все их идеи и качества. За этот короткий промежуток времени он был одурманен их личностями, они стали для него непререкаемыми авторитетами, за которых он готов был умереть, а в скором времени и убить.

Изучив историю жизни каждого из авторов, переняв их видение, он в последний раз прочел их труд, их книгу — «Теория дуализма». Эффект был сногсшибательный, его сердце прожгла обида, за столь бесцельное существование. Ненависть и призрение к окружающим его людям, в каждом из них он перестал видеть людей, только животных. Притом не как индейцы по тотемам, а сугубо по их скотской натуре. Настолько яркие чувства он еще не испытывал никогда, они его переполняли и рвали на части. Это его напугало, и он закрылся от всех, престал посещать секцию и даже Юру Ловцова. От всех, кроме матери, но только в силу обстоятельств. Без злобы и укора он на нее и посмотреть не мог. Что эта ограниченная женщина могла дать ему, кроме крова и пропитания. Но собственная беспомощность в этом мире, в этой, уже, ненавистной ему системе, приводила просто в ярость. Он еле себя сдерживал и отчаянно искал выход.

Время шло, итоговые контрольные написаны и сданы и проходили рутинные уроки в конце мая, на которых все шутили, предвкушая летние каникулы, все, кроме Сережи. На одном из последних уроков, как и полагает отличнику, Сережа сидел со своей одноклассницей на первой парте, продолжая игнорировать ее знаки внимания. Тем временем, парни на задней парте, похоже тоже нуждались во внимании. Кидая невзначай словечки типа — русня, перестройщик и все в таком духе. Но Сережа был глубоко в себе, в судорожном поиске выхода. В конце концов, такой игнор стал раздражать парней, и сидевший позади Сережи ткнул ручкой ему в спину и начал медленно давить. Это был гром средь ясного неба, резкая и главное неожиданная боль пронзила спину Сережи, опомнившись и поняв, что происходит, он себе шепнул:

— К черту, достал.

Встал во время урока, повернулся, парни встретили его глупыми ухмылками и ткнувшие ему в спину начал:

— А мы уж дума…

Его прервал прямой удар в нос, потом еще один и еще один. Последним замахом Сережа случайно зацепил локтем учительницу, подбежавшую сзади, от чего при следующем ударе парня по лицу повредил руку. Но он не остановился и продолжил избивать парня, вцепившись в его голову, таща за волосы, он начал бить его головой об стол. Остановил его только крик учительницы — «Сережа остановись!!!». Придя в себя, он увидел ошарашенный свой класс, обернувшись, учительницу в шоке, сбитую с ног. Перехватив ее взгляд, он увидел, как она с оцепенением смотрела как еще пару секунд назад, улыбающийся парень, теперь пускал кровавые слюни на окровавленную парту. Взяв его за волосы, откинув на стул, и присев на корточки Сережа сказал:

— Веселых тебе каникул, урод.

Но перед тем как выпрямиться, его взгляд упал на ключи от квартиры в кармане. И тут как током пронзило, вот же выход. Сила обстоятельств его вытолкнула на реализацию своих намерений. Его отец богат, значит точно посадят, а еще значит, что ближайшие пару часов он будет в больнице у сына. Все потом, сейчас бежать. Незаметно выкрав ключи, Сережа спокойно подошел к учительнице и начал шарить по ее карманам. Женщина инстинктивно оперлась на его руку, думая, что он ей помогает встать, но найдя ключи от класса, он ее бросил, и женщина снова упала. Выйдя из класса, в туже секунду он его запер, оставив ключ в резьбе и выбив ушко ключа, тем самым заблокировав их в классе, и побежал на первый этаж. Спустившись на первый этаж, он побежал к крайнему кабинету, подальше от поста охранника, который не выпускал из школы до конца занятий. Это был хорошо знакомый и всеми прогульщиками любимый класс, который можно было легко покинуть через окно. Что Сережа и проделал посреди урока, под радостные вопли шестиклассников и злой комментарий учительницы вслед выпрыгнувшему старшекласснику:

— Совсем страх потеряли.

Покинув школу, он рванул к дому, избитого одноклассника. Он просто летел, адреналин никак не выветривался из организма и мешал думать, думать, что украсть, чтобы пережить переход в будущее, в будущее, которое он сам построит, фундамент которого воздвиг на крови своего одноклассника. Добравшись до дома своей жертвы, он решил немного подождать, пытаясь успокоиться и рассчитать время. Он спрятался за деревом во дворе пятиэтажного дома. Пока он рассчитывал, к нужному ему подъезду подъехала иномарка, судорожно пару раз посигналила и, не глуша мотор стояла. Сережа прижался к дереву, за которым прятался. Сквозь тонировку он не видел водителя, но машину узнал, это был папа его жертвы. Взгляд снова упал и на сей раз, на кусок кирпича. Окрыленный легкой победой и под влиянием нахлынувшей ненависти Сережа представил красочно картину. Как поднимает этот кусок и с разбега кидает в окно водителя, как быстрым шагом подходит к разбитому окну машины, как выволакивает жирную тушу борова, как начинает его избивать и топтать ногами, за то, что такой скот и такого же скота воспитал. Но нет, контроль, вдох выдох и контроль. Может промахнуться и тогда, против здорового мужика риски повышаются. И самое главное, он себя обнаружит, и сам же отрежет себе путь, в намеченное будущее. «Нет, контроль, этот биомусор того не стоит» — успокоился Сережа. Очередной неожиданный гудок машины сбил боевой настрой парня, и он успокоился, насколько мог. В этот момент из подъезда выскакала фифа, приемная мать его жертвы сердито прикрикивая:

— Да иду я, иду.

Открыв дверь в машину, послышалось сердитое ворчание, и они резко тронулись, выехав из двора. Потеряв их из виду, он тут же нырнул в подъезд, третий этаж, ключ его жертвы в замок и вот он уже в квартире. «Первым делом в его комнату, сумка для соревнований, он ею хвастался до посинения. Быстро в шкаф, верх, низ, обувь, только новое. Теперь в спальню, антресоль, трюмо все перешерстить на предмет бижутерии. Сколько же коробочек и шкатулочек у этой ощипанной курицы. А вот и десерт, кабинет борова, стол и сразу джек-пот, валюта, притом разная. Пофиг, все в сумку. Стол наизнанку, все какие-то документы и макулатура. Опа, три пары часов, сгодятся на обмен, как и бижутерия курицы. Сворует еще, не велика потеря. Опа, туристическая барсетка, ну-ка, еще валюта, все сгодиться. Теперь на кухню, еды, на дорогу, холодильник, пирожные и колбаса, и это пока мать одиночка копейки считает, буржуи. Нет, испортиться, лучше консервы» — торопился Сережа. Взяв одну услышал, пронзительный свист за спиной и оцепенел. Медленно повернулся и увидев кипящий чайник, выключил его. Ярость Сережи не имела предела в этот момент и как раз вовремя, шум в прихожей и голос:

— Еще и дверь забыла закрыть, ну и курица.

В коридоре перед кухней эту самую курицу неожиданно встретил Сережа.

— Ой, мальчик, а что ты тут делаешь?

— Не ну ты реально дура.

— Чё! Ты кто та…

Возмущение курицы прервал хук справа, после которого она упала как мешок с картошкой. Стоп, ей хватит, после консервы в челюсть еще не скоро придёт в себя. Вернувшись на кухню и подойдя к окну, наблюдая за машиной во дворе, Сережа начал просчитывать варианты. Теперь что, боров ждать долго не будет, через пару минут точно поднимется, притом злой как черт. Так, расклад ситуации, лифта в доме нет, ни как не разминуться, подняться на этаж выше и переждать, пока зайдет в квартиру, не вариант, быстро поймет, что к чему. Этот дебил, всей школе уже растрепал, что его папа бандит и важный человек. А значит, может носить с собой ствол. В другой ситуации как знать, но сейчас точно будет стрелять и пофиг, что в пацана, если учесть, что он натворил. И вообще не правильно рассматривать ситуацию, после того, как боров поймет, что случилось. Эффект неожиданности, единственный путь к спасению. Теперь осталось выбрать правильный момент и убрать последнюю преграду со своего пути.

Дверь открылась, и из иномарки вывалился боров и раздражённо потопал к подъезду. «Решено, встречу его на лестнице, фактор неожиданности и выгодное положение на высоте должны сыграть» — решил Сережа. Ну а если нет, замкнутое пространство и жирная туша борова все кости выжмут из Сережи. Но этот риск, справедливая плата за его будущее и за него он будет драться до конца. Только рискуя своей жизнью, тот или иной поступок, приобретает значимость и кует характер победителя. И Сережа почувствовал этот огонь в грудь, и пошел навстречу своей судьбе.

Поднимаясь по лестнице, выговаривая все, что думает про дуру жену, увидев спускающегося на встречу, ему парня только и успел от удивления пикнуть:

— Се…

Удар ногой в лицо не дал закончить, и мужчина покатился кубарем по лестнице.

— Да что ж такое, весь день вашему семейству носы разбиваю.

— Ах ты су…

Удар с ноги в печень погасил гнев отца семейства. Контроль, вдох выдох, только не убивать, тогда точно найдут, контроль.

— За сына порву щенок, на ремни пореж…

Снова удар ногой в печень.

— Ну давай, рви, режь. Ну!

Снова удар ногой в печень.

— Забирай, все забирай и уходи, только уходи.

— А как же порву за сына? Или что, вдруг стало насрать, своя жопа дороже! Животное, всю жизнь теперь помни, как ты сука сына променял на свою жопу.

Удар с разбега по лицу. Выдох, живой. «Смотрю, соседи тебя тоже не особо жалуют, раз даже не вышли на крики» — подумал про себя Сережа и побежал к выходу, испытание пройдено. Прежняя жизнь принесена в жертву, в жертву будущему.

На пути из города Сережа подумал о Ловцове, но нет. Опасно и глупо прощаться с тем, кто начал сходить сума. Последние беседы с ним, дали ясно понять Сереже, как человек, открывший ему дверь в новый мир, сам запутался и остался за порогом этого мира. Его игры с философией прагматизма лишили его всякой истины и четкой опоры. Обманывая других, он не заметил, как сам пропитался этой ложью и пошел по пути вырождения. Сам же Сережа, пережив опыт блуждания во тьме, помня этот страх и одиночество и наконец, найдя свою опору, зарекся ни на шаг не отступать от сознательно выбранной стороны, поняв и приняв свою суть.

— Я волк! Хватит с этого мира добра, я выбираю зло.

Глава 4. Да здравствует Легион

Язык до Киева доведет, хотя Сережа предпочел двигаться дальше. В Украине он не видел для себя перспектив, хоть она находилась ближе к Европе, чем его конечный пункт назначения. Но он считал, что уважение стран, важнее добрососедских чувств и двинул в Россию. Пересек границу Незалежной легко, за три сотни баксов в паспорте автостопщика, таможенник даже холодильную камеру не стал досматривать. А вот российскую таможню удалось пересечь не без риска для жизни. Натянув на себя все шмотки и даже те, что дал дальнобойщик, пришлось прятаться теперь уже в холодильной камере. Сначала Сережа боялся момента, когда откроют холодильную камеру для досмотра, но через час другой, уже ждал с нетерпением, окоченев до полусмерти. Благо дальнобойщик не оказался кидалой и после пересечения границы откачал парня еле живого. Но это того стоило, он оказался в России. Нельзя сказать, что он питал каких-то нежных чувств к этой стране, но с недавних пор, он начал уважать силу и теперь стремился к ней.

Попасть попал, как теперь закрепиться. Ни паспорта, ни даже вида на жительства у него и в помине не было и не могло быть, ведь ему всего 17 лет. К тому же ни родни, ни даже знакомых у него в России не было. А если бы даже и были, все равно не обратился бы, так как матери сообщили бы сразу. Но теперь он хотел жить без оглядки, променяв всех на эту возможность.

Недолго думая, рассудив логически — «Куда пошел бы бездомный несовершеннолетний?.. Детский дом». И снова язык до Киева довел и снова дальше. Найдя местный детский дом, он решил присмотреться. Стандартное трёхэтажное здание советской модели. Разве только ремонт смущал, вернее его отсутствие. Но Сережа был готов к спартанским условиям и аскетическому образу жизни, более того он стремился к нему, чтобы закалить свое тело и привыкать держать себя в тонусе. К тому же медлить было нельзя, любой мент мог подойти и спросить — «мальчик ты кто и откуда». С последующим проездом в милицейский участок. Правда они могли его тоже в детский дом отправить, а возможно и нет, но деньги в валюте у него точно бы изъяли. В общем, теперь, как и всегда, свое будущее он решил сам планировать.

Прикопав сумку с деньгами обмотанными пакетами, предварительно вытащив из нее всю бижутерию на дело так сказать и высыпав всю пачку сигарет в сумку и на нее, чтобы ни одна собака не учуяла, он отправился к директору детского дома решать свой вопрос. Попав к директору, он выложил ей, что ему от нее нужно и сколько это будет стоить, коротко и по существу. Судя по выражению лица тетки, она склонялась больше к тому, чтобы отдать его в дурдом, нежели взять к себе. Видя глухую стену непонимания, он пошел ва-банк и высыпал всю украденную бижутерию из дома борова. Лед тронулся, и тетка попросила повторить, что Сереже нужно. Всего два документа, паспорт и все что прилагается сироте. И вот тут ожидал неприятный сюрприз, заочного отделения у них не было, неприятный поворот, но ожидаемый и приемлемый.

В итоге к спартанским условиям и аскетическому образу жизни добавился сплоченный коллектив, при том сплоченный против него. При первом же знакомстве с этим коллективом парни ему показали, как дерутся настоящие пацаны, забив его толпой. Первые месяцы пришлось яростно показывать настоящим пацанам в узких коридорах, что бокс тоже тема, а медсестре потом доказывать, что пол был скользкий. Но после притерлись и хоть Сережа не планировал со всеми пацанами миром расходиться, но против всего коллектива переть тоже не мог.

За год, проведенный в стенах детдома, проанализировав, всё, что с ним случилось по приезду, он ужаснулся. Во-первых, он с самой первой секунды пересечения границы чуть не умер в холодильной камере, можно было подождать и придумать что получше. А еще лучше по пути продумать этот момент. С другой стороны, иди, знай, не войдя в доверие так сильно к водителю, согласился бы он после так рисковать на границе с Россией, хоть и за две тысячи фунтов стерлингов. А после так вообще мог бросить. С детским домом ситуация тоже не устраивала. Не стоило этой тетке отдавать все сразу, нужно было авансами, ходил бы льготником, а не как обычный сирота в детском доме. С другой стороны, она могла пожадничать, или вообще ментов вызвать, мало ли честная бы попалась. И тут Сережа понял, его мучали одни сомнения, он ни в чем не был уверен и не мог предугадать или хотя бы спланировать что либо. Он нуждался в опыте и в последние месяцы своего заключения не вылезал из местной библиотеки.

Наконец получив паспорт и покинув стены ненавистного детдома, он отправился к своему схрону. От его сохранности зависело, куда Сережа отправиться дальше. На его счастье его схрон не был обнаружен, а качественная и непромокаемая сумка сберегла купюры, и он отправился уже с паспортом на электричке в Москву.

Еще в детдоме Сережа выбрал подразделение, в котором хотел служить, и оно подходило ему по многим личным параметрам. Но необстрелянным новобранцем он не хотел туда идти. Поэтому, имея льготы сироты, он по наивности, думал, что перед ним все двери откроются и в любое силовое подразделение его возьмут. И как обычно в России бывает, не тут-то было. Очень скоро он понял, что в такие подразделения набирают ни кого попала, а если и берут с улицы, то только по рекомендательным письмам и только при острой необходимости. У Сережи не было времени ждать такой необходимости, жизнь в Москве была не из дешевых, да и рекомендательного письма у него не было. Максимум что ему предложили, это служба на КПП в спецподразделении ВЫМПЕЛ на три года, с возможно последующим зачислением в спецназ подразделения ВЫМПЕЛ.

Ему ни один вариант не подходил, притом настолько, что год армии в лопатных войсках по общему призыву, смотрелся выгодным предложением на фоне остальных. Он вообще перестал понимать, что происходит с его жизнью последние полтора года, год из которых, он, по сути, сидел в неволе. Но в скорее все прояснилось. При очередной неудачной попытке вступить в ряды, хотя бы, ОМОНа, один из бойцов на КПП ему прояснил ситуацию:

— Просто это Россия детка… Умом Россию не понять, аршином не измерить.

Из всего этого невнятного пафоса он понял только одно, для России он еще маловат.

Слухами земля полниться. Отчаявшись в конец, он пошел сдаваться в местный военкомат, когда его и там не приняли, по причине отсутствии местной прописке, он просто сказал себе, успокаиваясь:

— Это Россия детка…

Но поход в военкомат оказался продуктивнее, чем на первый взгляд. Он набрал там рекламных буклетов, пропагандой направленности, рекламирующие военные училища. Через час он уже выбрал подходящее, Новосибирскую академию внешней разведки, заодно чтоб подальше от Москвы, вдруг там все по-другому. Через три часа он уже дозвонился и записался в список на поступление, на льготное место в виду статуса сироты. Через неделю он уже был в Новосибирске и вовсю корпел над вступительными экзаменами. А по вечерам задавал себе вопрос — Ну что за страна, то месяцами околачивал двери всех силовых ведомств Москвы, и все без толку, то за день, по сути, все вопросы решил.

Поступив в училище, Сережа снова разочаровался, но было уже поздно, он попал, по сути, в туже армию. Наряды, ежедневные уборки, заучивание устава и везде эти рамки, и надзор, и самое главное у всех все одинаковое. Но первое впечатление оказалось обманчиво. В скорее появились специальные дисциплины такие, как международное право, история дипломатических отношений, политология. Так же курсантов обучали технике по развитию зрительной памяти, технике по запоминанию фактов, технике устанавливать и развивать контакты, то есть оперативной психологии, бонусом шло экстремальное вождение. Зная конечный свой пункт назначения, Сережа выбрал в качестве иностранных языков, язык нило-сахарской группы и французский язык. Первый курс пролетел незаметно, он освоился, поостыл. Дисциплина и высокие физические нагрузки воспитали в парне сдержанность и расчет своих сил. Весь мир одним желанием не победить и он решил продлить свое обучение еще на год.

Но этим планам не суждено было сбыться, да и вообще в России он под задержался. Ему начали прививать чуждые его нутру идеи такие, как любовь к Родине, как честь мундира и слово офицера. Что-то из этого находило отклик в его сердце, но не более. В нем жил зверь, который дремал, пока его хозяин набирался опыта. Пока непрестанно оттачивал свои знания в библиотеке и ударную технику в спортзале.

Второй курс с самого начала отличался от первого, и в основном это связанно было с коллективом. На первом курсе они все начинали как одиночки, в совершено комфортной среде для Сережи. Но начиная со второго курса, начали формироваться группы, а Сережа предпочел остаться одиночкой, с этого начался его конфликт, с группой тувинцев. Даже конфликт с одним тувинцем опасен для жизни. Эти ребята шуток вообще не понимают, чуть что, сразу за ножи. Хоть он и отточил технику своего первого тренера по боку, Юрия Саныча, тем не менее, опыт схватки с толпой из детдома еще был свеж. И Сережа понял, что пора делать ноги. Но он не мог уйти не попрощавшись.

Дождавшись ужина и увидев обидчика в окне, зная, что тот предпочитает перед ужином в курилке звонить своей подруге, Сережа взял первый попавшийся документ со стола строевой и пошел в курилку. Выйдя из казармы, осмотрелся, убедился, что тувинец один и направился к нему. Тувинец, разговаривая по телефону, увидел Сережу, после переключил внимание на документ в его руке, который тот демонстративно ему нес. Подойдя вплотную, он отдал его тувинцу, тот беглым взглядом просмотрел и ничего не понял:

— Это че…

Правый хук и тувинец упал.

— Что что, сотрясение твое.

На этой высокой ноте он покинул Академию.

Через неделю он оказался снова в Москве. На этот раз он отправился не схрон откапывать, а в банк. Как оказалось, деньги очень даже выгодно хранить в виде вкладов. Проценты почти за полтора года набежали очень даже приличные. Сняв все доллары, остальные все валюты перевел в новую валюту евро. Когда финансовый вопрос был улажен, он сделал звонок своему единственному знакомому москвичу и договорился о встрече. Это был офицер старшего офицерского состава сил специального назначения. Сережа с ним познакомился еще полтора года назад, когда обивал все пороги разных силовых ведомств. Еще тогда этот офицер ему описал возможность, как осуществить его мечту. Но тогда Сережа решил не торопиться и поднабраться опыта у самого боевого народа на земле, который ни одну серьезную войну не проиграл. За полтора года ситуация кардинально не изменилась, он все так же не имел боевого опыта. Но какое ни какое представление о своем будущем виде деятельности академия Сереже дала и самое главное, этот вид деятельности давал ему возможность раскрыться и развернуться на полную катушку. За небольшую плату, офицер провел инструктаж, после чего, Сережа отправился в посольство Франции на территории города Москва. Там он заполнил пару анкет и получил новые вводные. Выдвинулся в аэропорт и вылетел в Париж, оттуда добрался до города Обань, место дислокации базы Французского Иностранного Легиона. Да здравствует Легион.

Глава 5. Я Инферно!

Уже через неделю воодушевление Сережи спало на нет, по поводу Легиона. Проходя целых, пять дней медкомиссию он вдоль и поперек ознакомился с европейской бюрократией. При том был удивлен, что мужики, явно неспортивного телосложения, продолжают проходить медкомиссию, что невольно наводило на мысль, что отбор не такой уж и жесткий, как о нем пишут.

Вторая неделя уже начала откровенно раздражать. Весь набранный сброд больше походил на пушечное мясо, нежели на элитных бойцов Легиона. А когда дело дошло до физической подготовки у Сережи начали чесаться кулаки. Их нормативы были один в один как в его школе. Он откровенно не понимал, что происходит. В личное время, избив грушу и спустив пар в тренажерном зале, он решил переждать. Ведь в академии внешней разведки тоже, поначалу было не по себе. Изнурив свое тело, он пошел в библиотеку нагружать свою голову. Но и тут его ждало разочарование, конечно библиотеку уровня академии он здесь не ждал, но и откровенной пропаганды тоже. Сплошная лирика и воспевание былых побед. Где суровые тренировки и боевые операции в джунглях, в пустыне, в горах, наконец, на территории бывших колоний. Ничего из этого не было.

На исходе третьей недели и терпения Сережи, на утренней пробежке его жизнь резко изменилась, и он получил то, зачем приехал в эту страну и вступил в Легион. На протяжении всей зарядки он ловил на себе взгляд мужчины, лет сорока пяти одетого в повседневный костюм. Но интуиция Сережи подсказывала, что это не простой человек.

После завтрака, к Сереже подошел капрал его отделения и приказал подойти к офицерскому столу, за которым сидел мужчина в костюме. Когда он подошел к мужчине в костюме, все уже покинули столовую. Пока он думал, как к нему обратиться, мужчина в костюме, не отрываясь от документов и не оборачиваясь, неожиданно спросил:

— Ты и в самом деле знаешь язык нило-сахарской группы?

— Да.

— Где выучил?

— Репетитора нанял.

— С чувством юмора, это хорошо, умирать не страшно будет. Ладно, дело твое.

— Кто вы?

— Я пока не решил. Все будет зависеть от тебя.

— В смысле?

— Если ты произведешь на меня впечатление, я представлюсь твоим куратором, если нет, тогда для тебя я никто, и звать меня никак и больше ты меня не увидишь.

— Как?

— Вы русские славитесь нестандартными решениями. Иди туда, не зная куда, сделай то, не зная, что — кажется, так у вас говориться.

Собрав документы, мужчина встал и, уходя, добавил:

— У тебя времени до утра.

Сережа, был просто в ярости — «Какого хрена меня все называют русским!?». Контроль вдох выдох. Он попытался разобраться логически, на что мог намекать мужчина в костюме, нет, всё-таки чужая душа потемки. Почему он спросил про язык нило-сахарской группы. «Что ему вообще нужно?» — размышлял Сережа.

— Твою мать! Неужели так трудно отдать конкретный приказ!?

Контроль, вдох выдох, ему не хватает контроля. После такого яростного взрыва изнутри себя он вдруг задумался и спросил самого себя:

— А достоин, такой как я вообще жить? Достоин быть волком? Да трудно, да вообще нихера не получается! Но он прав, все в моих руках. И плевать я хотел, чего он хочет, самое главное, чего хочу я!?

Подумав немного, его осенило.

— Разнести к чертям этот лагерь бойскаутов и оформить каждому инвалидность не ниже второй группы.

Сережа снова готов поставить на кон свою жизнь. Он давно не испытывал таких сильных чувств. Только в такие моменты, максимального риска он чувствовал себя достойным быть волком. И снова переломный для него момент, либо он, либо его. На его стороне, какой никакой опыт и физическая подготовка, на их количество и масса тел, стоит хоть раз упасть, и затопчут насмерть.

— Да к черту! Хватит с меня теории. Тут и ребенку понятно, что никаких шансов. Но именно в этом и есть моя суть, суть моей жизни. Пойти против всего мира, поверив только в себя. Прожить эту жизнь на максимум. Жизнь всего одна, в аду мне не гореть, а править, значит можно все! Я волк!

Его три соседа по комнате сбежались к умывальнику обеспокоенные криками Сережи. Видя, как парень вцепился руками в умывальник и весь вспотел, мужики начали его подбадривать:

— Потерпи, потом будет легче.

Сережа поднял голову и, посмотрев на него через зеркало прокричал:

— Потом? Да не будет у вас никакого потом!

Резкий выпад ноги назад в пах мужика. Резкий разворот влево, вцепившись в голову наклоненного мужика, он рывком придал ей ускорение лицом об умывальник, снеся им его. Пока двоя других, пытались осознать происходящее, Сережа по очереди их размазывал по разным стенкам коридора в умывальнике. Не теряя ни секунды, Сережа вышел из умывальника, закрыл за собой дверь и сломал ударом ноги ручку.

— Минус троя. Еще шесть таких же комнат, с индивидуальными умывальниками по четыре новобранца в каждой, плюсом сержант с двумя капралами.

О