Оглавление

Анна-Нина КОВАЛЕНКО

ГОВОРЯЩИЕ ПОРТРЕТЫ

(Галерея памяти)

АЛЬФРЕДО

(Xроника одной плодотворной сердечной дружбы)

1995 Сентябрь. Приснился человек, высокий, красивый, темноволосый, с глубокими чёрными глазами…

И сон, и этот человек из сна послужили толчком к созданию мифического, романтического образа-героя романа «Пять ступенек к воскресению». А в жизни…

Октябрь. Поднимаясь пешком — для физической формы — на четвёртый этаж Художественной Лиги, и минуя выставочный зал на втором этаже, увидела среди толпы Человека с Глубокими Чёрными Глазами. Спешила в свой класс, пошла дальше, выше, не совсем уверенная в том что видение было наяву.

Ноябрь. И вот, представляете, вхожу я в Лигу, и снова вижу Его! На этот раз в холле на лавочке. Очень красивый, с глубокими чёрными глазами. Рядышком с пуэрториканкой Франсис — студенткой класса анатомического рисунка. Движимая очарованием cентябрьского сна и октябрьского видения, приблизилась к парочке и спросила, сама его так и спросила:

— Как вас зовут?

Франсис любезно перевела мой вопрос на испанский, и Человек из Сна в ответ пропищал:

— Альфредо…

Вот этого мой сон не предвидел. Хмыкнув, я отошла. А всё же… Как он красив.

(В моём романе он будет глухонемым. И назову его Альваро.)

***

Оказывается, он натурщик в Лиге. Или модель, как принято здесь говорить. Вон, спешит в шёлковом халате в класс.

Декабрь. Большой перерыв. Сижу в кафетерии упомянутой Лиги. K столу моему подходит прекрасный Альфредо, на ломаном английском просит разрешения присесть рядом. Я конечно разрешаю, место рядом свободно.

— Я извиняюсь, что до сих пор с тобой не заговаривал, просто я не знал английского языка, ходил на курсы. Вот, теперь мы можем говорить. Кто ты, откуда? Ты меня понимаешь? Do you understand me?

— Понимаю. Из России. Я художник и писатель. А ты?

— Soccer player* (*футболист, как оказывается.). Do you understand me?* (* Ты понимаешь меня?)

«Soccer player»? Я не понимала что это, но сказала «да».

(В моём романе он будет скульптор.)

— Да… Это интересно.

— А ты, принеси…

Тут он, взглянув на часы на стене кафетерия, не закончмв фразы убегает: перерыв кончился.

Декабрь же. Он позирует для портрета в классе живописи, где я монитор. На нём ярко-красная рубашка, ему к лицу, к его чёрным волосам. Преподаватель просит его убрать волосы в пучок, Альфредо обращается ко мне за помощью, подаёт резинку. Я беру в руки резинку и гриву его чёрных волос — шёлковые, даже скорее атласные, блестящие, выскальзывают из рук, рассыпаются по плечам — никогда не встречала таких прекрасных и таких непослушных волос. Связала кое-как.

После класса, пришли в Центральный парк что рядом с Лигой, приземлились на огромный камень у входа. Прихлёбывая кофе из бумажного стаканчика, Альфредо рассказывает о себе. Отец американский индеец, мать испанка. Родился и жил в Эквадоре, в Кито, отец преподавал в университете («Что преподавал?»), где Альфредо учился. («На футболиста?» — но молчу, слушаю.) Bстретил Елену — балерину из Швеции, она его увезла в Швецию. Там он разошёлся с Еленой и спустя годы женился на оперной певице Марии. Потом разошёлся с Марией и приехал в Нью-Йорк. Может быть, найдёт модельное агентство, и будет fashion model, моделью для моды на одежду, для какой-нибудь фирмы типа Карл Лагенфельд и пр., там хорошо платят, не то что… «Ты меня понимаешь?» Ему пятьдесят, но ведь он в хорошей форме. («Согласна, вижу». ) Нет ли у меня связей? Вот его фото, где он в индейском облачении, а вот headshot* (*головной портрет). Но сейчас важно, очень важно, добиться получения грин карты* (*резидентская карта США).

Канун Нового Года. Моя знакомая Меги живёт в Хобокене, что в Нью Джерси, замужем за владельцем кафе «Марино». Он египтянин, но дал кафе итальянское название чтобы иметь больше местных посетителей-итальянцев. В новогоднюю ночь они оба будут в их кафе, любят деньги, Меги пригласила меня, а я приглашаю Альфредо, всё веселей. Снег идёт. Долго ждём свой «path train». По выходу из электрички бредём чуть ли не по пояс в снегу. Снег продолжает валить, мы становимся похожими на двух снеговиков. Сбились с пути, бредём, и спросить некого. После двух часов скитаний находим это злосчастное «Марино», читаем на двери: «Закрыто по случаю плохой погоды». Бредём назад, к остановке, находим какое-то кафе и празднуем, чокаясь «бокалами» горячего чая.

1996 Мартовский денёчек. Нам по пути — не помню куда, и мы соседи посиденью в автобусе. Альфредо рассказывает о своих поисках модельного агентства, о проблемах с грин картой, я смотрю в окно, любуясь видами умытых весенним дождичком улиц.

Вдруг, слышу:

— Do you have passport?* (*У тебя есть паспорт?) Do you understand me?** (**Ты понимаешь меня?)

Ну вот, прямо сразу о паспорте. Эта его озабоченность получением грин-карты. Не отрывая глаз от окна, тяну с ответом:

— У меня есть паспорт…

— Есть паспорт? Какой? Американский, российский?

— Есть паспорт… Американский.

— Аа…

Приехали. То есть, его остановка, ему выходить.

Апрель. Мы друзья. Он прост и миролюбив, и это всё что я могу о нём сказать. Я часто вижу его в обществе женщин, девушек, разных. Беседуют на лавочке, гуляют около Лиги. Конечно, с его ослепительной внешностью это естественно. Но и меня он не забывает. Понедельник, вхожу в Лигу, мне к часу в скульптурный класс, что в подвале. Он ждёт у входа:

— Я хочу тебя попросить о чём-то. Спешишь? Когда ты кончаешь свой класс?

— В половине пятого, — отвечаю.

— Так я буду ждать тебя в пол-пятого у выхода.

Вход и выход из Лиги — на углу Пятьдесят Седьмой и Бродвея.

— Хорошо…

«Попросить о чём-то». Предложение руки и сердца?! Из-за грин-карты. По расчёту, как говорится. Что делать? Я не готова, не могу.

Половина пятого: а у скульптурного класса, оказывается, есть свой выход, «чёрный ход» — на Пятьдесят Восьмую. Выскальзываю через этот чёрный ход на улицу.

Вторник — Альфредо ждёт меня у входа:

— Я ждал тебя вчера, но не увидел. Мне очень важно — буду ждать сегодня в пол-пятого.

— Хорошо, хорошо…

В половине пятого — опять через чёрный ход на Пятьдесят Восьмую, таким образом избегая рокового предложения. Ну нет, не могу я. Пусть поищет ещё кого-нибудь.

И грянула среда: Альфредо снова ждёт меня у входа:

— Послушай, я опять тебя не увидел вчера. Давай я сейчас, здесь спрошу.

— Ну давай. («Ой… Как ответить „нет“?»)

— Наклонившись, шёпотом:

— Нет ли у тебя пяти долларов взаймы? Мне нужно купить бритву, смотри, я немножко оброс, а чек в пятницу.

Взглянув снизу вверх на его четырёхдневную щетину: правда, оброс, выгребаю из кошелька все имеющиеся там семь долларов:

— Конечно! Вот, купи себе бритву, и кофе.

— Спасибо, я верну.

(Не вернёт. Но это ничего.)

***

Я дежурю в галерее. Вечер. Звонок. Альфредо:

— Привет.

— Привет.

— Давай поужинаем где-нибудь.

— Хорошо. В шесть я закрою галерею, и тогда…

— Я подойду к шести.

— Хорошо.

В шесть появляется Альфредо.

— Куда пойдём?

Вышли — дождь. Забегаем в ближайшую пиццерию. Продавщица подаёт салфетки — обмакнуть лица. Я ей:

— Один слайз с сыром.

Альфредо:

— А мне с оливками.

Отходит, садится за стол:

— Да, ты заплати, а то я кредитную карточку забыл дома.

Плачу, а что делать.

1999.

Он часто звонит мне, просит взаймы: 20, 80, 100 долларов. Я даю нужную сумму, он не возвращает. Говорит, я ему как сестра.

Холодная зима. Утро раннее. Звонит Альфредо, просит придти почему-то в отель New Yorker около почтамта на 34й. («Что он делает в дорогом отеле утром?») Уезжает на неделю в Эквадор, на похороны матери, просит взаймы, прихожу, он сидит в фойе отеля, даю ему нужную сумму, желаю доброго пути.

2000 Лето. Встречаю Альфредо в СоХо. Он торгует на улице безделушками: браслеты, колечки, шарфики и пр. Мне продал зелёный браслет, кажется, из нефрита. Отошлю дочери, она украшения любит. Беседуем о том о сём. Вернее, «беседует» он. Говорит, его самое большое желание — накопить денег, арендовать хорошую квартиру, и пригласить туда отца, пусть приедет из Эквадора, увидит как хорошо живёт сын. Просто и мило. Никаких тебе «текущих» мировых событий, историй, новинок в литературе ли, искусстве. Арендовать наконец хорошую квартиру в престижном районе Нью Йорка, пригласить отца: посмотри, папа, как хорошо я живу! Всё это так отлично от моих сумасшедших проектов. Я мало говорю о себе, а вернее, совсем не говорю о себе, и так поняла, Альфредо по-прежнему думает, что у меня «есть деньги». У него в Кито была русская подружка Людмила, дочь дипломата, и у неё были деньги, много, — к деньгам Альфредо благоговеет. Он неизменно прост и миролюбив. Правда, без чувства юмора, но я к этому привыкла. Как-то само собой у нас давно установились отношения доброй дружбы. Он арендует (пока, он надеется) комнатку в Гарлеме. С хорошо оплачиваемой модельной карьерой так и не состоялось. Зато, кажется, как-то решилась проблема с грин-картой. В Лиге давно не был. Забавные воспоминания о Лиге:

— Представляешь, я там переспал чуть ли не со всеми студентками. Многих даже по имени не помню.

(«Как? Когда? Зачем со всеми?»)

— ? Ну, Альфредо, ты просто гигант. Со студентками, только?

— Что ты имеешь в виду! Мужчины мне не нравятся. Нет-нет.

(Я вообще-то имела в виду преподавательниц.)

Сентябрь. Позвонил Альфредо, предложил встретиться после моей службы, хорошо, четыре тридцать около Лиги, я сказала.

В четыре тридцать он ждёт у входа-выхода.

— Куда пойдём?

— Может быть, в магазин «Империал» что по соседству, там в подвале замечательный кафетерий?

— Идём.

Идём. Сначала бродим по магазину и выбираем в отделе полуфабрикатов что есть поесть-попить. Я беру круассан и кофе. Альфредо — круассан и чай. Ставим на один поднос. Кассирша спрашивает, считать отдельно или… Я оборачиваюсь к Альфредо:

— Мне что, платить за тебя?

Молчание в ответ — похоже, да. Плачу, идём вниз, занимаем столик. Съев круассан, он вынимает из сумки старенькую газету на испанском:

— Вот тут объявления. Есть специальные отели, в которых можно снять номер на пару часов, ты меня понимаешь?

— Какой номер, для чего?

— Ну, делать любовь. Мы. Мы с тобой. Ты могла бы заплатить, это не оче…

— Ой, мне кажется, я забыла в Лиге что-то. Одну минутку, сбегаю…

Вскакиваю, убегаю. Навсегда.

Декабрь. Хожу пешком из экономии. Вот иду я в библиотеку мимо роскошного здания Hilton Time Square, или попросту Хилтона — одного из самых дорогих отелей в Нью-Йорке. Холодно, холодно левой руке, потеряла перчатку. Что, пойти назад, поискать? Звук подъезжающей машины. Мерседес, белый. Тормозит. Выходит из машины симпатичная блондинка — уж не сама ли Мисс Хилтон? Отдаёт распоряжения водителю, а за ней Альфредо. Его роскошные волосы седы. Идут они прямо к входу в величественное здание, минуя меня, рука-в руку.

Гляжу им в след:

— Прощай, друг Альфредушка.

КОНЕЦ

P.S. « …Я шла по трапу, по этой лестнице, бесконечной и крутой, ведущей сверху вниз, и обнаружила, что потеряла перчатку, с одной руки, левой (пра­вой держала сумку через плечо).Безумный импульс — глупая, ко­нечно, затея: пойти назад, вспять, за потерянной перчаткой. Но ведь холодно. (И мои руки — я их стесняюсь…) Найти её, во что бы то ни стало… Иду, смотрю на ступеньки, без надежд, пи­хаемая, сбиваемая с ног толпой выходящих… Тут Он, стоит с мо­ей перчаткой в руке, седой человек с глубокими чёрными… впрочем, это моя надвигающаяся слепота делает их чёрными, — с тёмными, серо-зелёными глазами; протягивая руку за перчаткой — схватить, прикоснуться, чтобы это не оказалось сном, делая между тем знак: «Спасибо, Альваро», — я уже знала, что будет завт­ра. Будет то, что было…»

(«Пять ступенек к воскресению, глава пятая — «У порога»)

Розочка

Оказывается, я забываю свои добрые поступки.

Марина. В вагоне поезда Q подошла ко мне стремительно светлоглазая девушка:

— Здравствуйте! Я вас узнала!

Заметив моё смущение:

— Я Марина!

Имя ничего мне не говорило.

— …Вы мне дали вот этот шарфик, «цвета весенней листвы» так вы сказали. Я ношу его не снимая.

Oтошла. Глаза… На шее шарфик, нежно-зелёный. Я стала вспоминать. Понадобилось полчаса чтобы оживить в памяти такую сцену: утро раннее холодное и хмурое, навстречу мне группа молодых людей из России, собрались в Бостон. Одна девушка одета так легко… Я снимаю с себя шарфик и говорю ей:

— Вот, может быть он вас согреет своим цветом весенней листвы.

Ну да, я ещё запомнила благодарное выражение её светлых глаз. Это было лет пять тому назад, и она носит не снимая? Марина! Но Марины уже в поезде не было, вышла давно на своей остановке.

Ева. Ева была моделью в Лиге. Постоянно перекрашивалась то в брюнетку, то в блондинку. Потом исчезла, я её довольно долго не видела. И вот, встречаю в СоХо* (*райoн в Нижнем Манхаттене) с молодым эксцентрично одетым спутником, которому представила меня так:

— Это Нина. Она спасла мне жизнь.

Да, правда, было такое: Художественная Лига. Я вошла в класс на третьем этаже, эта классная комнатка в уголке всегда пустовала, не считая раз в неделю для занятий Барбары Адриан. Иногда туда заглядывали студенты перекусить, обменяться новостями, покрыть лаком свежую работу, и т. п. В тот день там Ева спала около