автордың кітабынан сөз тіркестері  Шляпу можешь не снимать

Линор Горалик

Игралась в Машу из „Чайки“: „Отчего вы все время ходите в черном? — Это траур по моей жизни, я несчастна“».

Мне досталась роскошная шелковая рубашка в огурцах из гуманитарной помощи, но у нее сзади был порван и заштопан белым воротник, и расштопывать было нельзя — поползет, а надо было просто всегда так держать голову, чтобы хвост падал на правильное место и закрывал».

Определить, была ли интенция носить «все черное» эстетической или прагматической, трудно — как уже указывалось, перекрашивание вещей в черный цвет было одним из самых простых и распространенных методов создания костюма, сколько-нибудь пригодного для носки

Для выражения «инакости» человека его костюм мог быть намеренно утрированным и театрализированным, причем практика эта распространялась отнюдь не только на богему, представителей творческой молодежи или субкультур, как это бывает в рамках устоявшегося модного пространства: театрализация костюма была необходима в качестве компенсации за невозможность одеться по желанию при помощи менее экспрессивных методов

«…помнится, очень хотелось быть особенно одетой, но средств не было, поэтому стиль назывался — типа „хиппи“»

Речь зачастую шла не о сознательной альтернативности, а о том, чтобы компенсировать именно невозможность одеваться так, как хочется, в соответствии с самоощущением, компенсировать чувство собственной «неуспешности» в новом мире, уже описанное выше

лучшее, с муками добытое, предназначенное для новой жизни там — и выброшенное через полгода, потому что даже чистенькие поношенные вещи из даримых нам безымянных пакетов с помощью эмигрантам оказались в сто раз лучше всего этого бесценного, втридорога купленного богатства

о-первых, «вкус» — единственное, в чем читатель может почувствовать свое превосходство по отношению к знаменитости, обладающей если не счастьем, то как минимум деньгами и славой; во-вторых, читатель предполагает, что при таких финансовых возможностях только отсутствие «вкуса» может помешать человеку одеваться «хорошо»; а в-третьих — по целому ряду причин автор материала, а вслед за ним и читатель оказываются в условиях крайней ограниченности языка: именно понятие «вкуса» и, как следствие, слово «безвкусный» используется каждый раз, когда речь идет о трансгрессии в принципе — о неназываемой трансгрессии, о трансгрессии, которую нежелательно проговаривать слишком подробно, или о трансгрессии, которую автор (а следом за ним — и участвующий, например, в дискуссии к материалу читатель) не умеет проговорить другим языком.

позже возникали периоды, когда «вкус» фактически противопоставлялся «моде» с ее обязательной «нелепостью» и «вычурностью» и объявлялся тем качеством советского человека, которое не только гарантирует способность гражданина совершать в каждый момент безошибочный выбор в пользу «правильного», «подлинно советского» костюма, но и отбивает у этого гражданина всякий интерес к западным выкрутасам, которыми советская власть не могла его обеспечить, — а значит, и к неудовольствию от отсутствия доступа к этим выкрутасам

Если приходилось носить что угодно, не имея возможности сознательного выбора, то одежда не говорила о ее владельце ничего (и, конечно, таким образом, говорила о нем все).