Знаешь, Нина, моя кожа – русская,
покрытая медвежьей шерстью,
спермой и дешевой косметикой,
порохом от незарегистрированного оружия,
нефтью,
кровью,
тюремными татуировками,
стразами из натуральных бриллиантов,
«Новичком» и водкой.
Ах ты, кожа моя, кожа,
кожа русская моя,
кожа русская, кожа тусклая,
усыпанная прыщами-стереотипами.
Знаешь, Нина,
мои прапрапрародители были рабами,
я из кожи вон лезу, чтобы от них отличаться,
хожу в офис на работу,
для развлечения – на концерты и за грибами,
получаю второе или третье высшее,
слушаю, смотрю и читаю только на английском,
выплачиваю ипотеку,
она – основная доступная мне форма рабства,
или не хожу в офис,
а работаю на удаленке,
но все равно плачу ипотеку,
часто обедаю в кафе с капучино и меню,
написанным белым мелом
на черных досках.
Ах ты, кожа моя, кожа,
кожа русская моя,
кожа русская, кожа тусклая,
засыпанная землей
еще до моего рождения.
Знаешь, Нина, моя кожа – русская,
она лоскутное одеяло – из российского флага,
пыльного ватника, вафельного полотенца,
моей школьной формы,
формы силовиков и военных,
скучного галстука Путина,
дачной одежды родителей,
моих первых джинсов из американской
гуманитарной помощи,
пиджаков советских шахматистов,
белых халатов русских олигархов,
коротких юбок русских женщин, попавших
за границу в девяностые и нулевые,
светлых хвостов русских теннисисток,
кожаных курток постсоветских бандитов,
страниц русской и западной пропаганды —
одеяла, сшитого политиками, журналистами
и сценаристами «Нетфликса» (и других крутых
сериальных продакшенов).
Ах ты, кожа моя, кожа,
кожа русская моя,
кожа русская, кожа тусклая,
это не кожа вовсе,
а так, натянутая на меня не мной оболочка.
Я вылезаю из нее,
мне не холодно,
мне не больно,
мне не страшно.
Вот теперь вы видите
мою настоящую кожу.