Оглавление

Тот, кто танцует дождь

Ночь. Снова дождь. Затаив дыхание подхожу к окну. Вслушиваюсь. Показалось… Лишь раскаты грома да непрерывный грохот капель, насмерть разбивающихся об асфальт.

Одиннадцать лет назад. Маленький европейский городок. Вечернее небо затягивалось тучами, а я все бродил от дома к дому, тщетно пытаясь отыскать себе временное жилье.

Ливень настиг меня в переулке, который вел к площади. Я заскочил в один из подъездов. В надежде, что дождь скоро закончится, присел на ступеньки. Не знаю, сколько прошло времени, но достаточно, чтобы уснуть.

Мне показалось это сном — цокот копыт, негромкий и равномерный, доносился снаружи. Я открыл глаза, но звук не исчез. Я подождал минуту, две, три. Я вышел на улицу.

Сон продолжался — белоснежный конь, ни на секунду не останавливаясь, танцевал в центре площади, нота в ноту повторяя мелодию дождя. Задумчиво и нервно он перебирал булыжники мостовой, словно пианист клавиши, рождая фантастические звуки. Я промок насквозь, но не смел сдвинуться с места, пока продолжался этот танец.

Вот стена дождя дрогнула, и вскоре ливень погас. Стихла и странная мелодия. Конь замер, поклонился невидимой публике и ушел. Постепенно смолкли его шаги.

Два дня спустя. Мои мысли прерваны дождем, к шелесту которого снова примешались звуки загадочного танца. И вновь с ударом последней капли конь завершил свое действо и удалился.

Неделя была дождливой, и мне так часто приходилось являться свидетелем таинственного представления на площади, что я уже не мог вообразить дождь без танцующего коня. Словоохотливый местный житель рассказал мне, что этот конь принадлежал одному артисту, который был в городе проездом.

Каждый день он давал представление на площади — голосом имитировал шум дождя, а его конь танцевал, подхватывая необычный ритм. Но однажды актер заболел и вскоре умер, а конь, как истинный артист, продолжает выступать, едва начнется дождь.

Уже пять лет он появляется под аккомпанемент первых звуков дождя и исчезает, когда дождь смолкает.

Через несколько дней я уехал, но каждый год приезжал вновь, чтобы послушать завораживающую музыку, пока однажды, хотя уже давно отзвучали первые аккорды дождя, я ее не услышал.

Я узнал, что конь умер. Вопреки правилам, его похоронили на городском кладбище, рядом с хозяином. Говорят, отдать последний долг великому Артисту пришел весь город. И Природа оплакивала его, возлагая на могилу холодные капли.

Оставив цветы умирать на мраморной плите, я в тот же день уехал из города.

С того времени небо пролило немало слез. Но каждый раз с ударом первой капли мое сердце начинает стучать тише, и мне чудится, что где-то на площади конь масти первого снега, подчиняясь неведомой силе, обречено и гордо танцует дождь в память о своем хозяине.

А быть может, это сам дождь в память о верном коне, подражая стуку его копыт и ритму танца, исполняет реквием, сочиненный небом.

Оптимизация штата

Иван Петрович был в неоправданно приподнятом настроении, сновал по коридорам бывшего НИИ и расплёскивал ценные указания.

— Веники убрать! Чайники спрятать! На перерыв никому не выходить! К нам едет комиссия!

— Иван Петрович, а на перерыв-то почему нельзя? Что ж мы сегодня — без обеда останемся?

Шеф притормозил. Уничтожающе посмотрел на дородную сотрудницу Машу и процедил:

— А я на Вашем месте без обеда и завтра бы остался.

Не дожидаясь, когда из прекрасных глаз Маши польются навернувшиеся было слёзы, Иван Петрович помчался дальше по коридору, попутно заглядывая в каждую дверь и бросая в комнаты, что-нибудь ободряющее: «Эй, кадры, пошевеливайтесь — вы не в сауне! Живо навести порядок! Убрать со стола все чашки — это не кафе, чёрт возьми, а солидное предприятие!»

— Нет, ну вы слышали?! — Маша смахнула слезу и развернулась всем своим могучим телом к коллегам. — Он бы на моём месте и завтра не обедал. Умник! Да с такой зарплатой странно, что я вообще не голодаю.

Все, кроме Толика, согласно закивали, поддерживая Машино негодование и сочувствуя едва не голодающей сотруднице.

— И вообще, — продолжала Маша. — Я уже почти села на диету.

— Ну вот — как раз повод сесть окончательно, — съязвил Толик. Маша запустила в него скотчем, не попала, и обиженно замолчала. Толик открыл рот, чтоб продолжить тему, но неожиданно замер, уставившись на дверь. На пороге стоял замдиректора Павел Никодимович. За ним виднелись субтильная фигура уборщицы тёти Наташи и широкий, как дверь, охранник Степан. Он едва удерживал в руках огромный картонный коробок, до верху заполненный несвежей посудой.

— Посуду всем сюда! — прорычал в пустоту коридора зам, ткнул пальцем в коробок и резво зацокал каблуками в сторону кабинета директора.

— Давайте, народ, кладите. Только аккуратнее — дно хилое, — пробубнил Стёпа, осторожно обходя каждый стол.

Тётя Наташа со скоростью чемпиона по кёрлингу, заелозила перед охранником шваброй, размазывая грязь по полу.

— Да Вы бы лучше за мной подтирали…

— Не учи учёного! — сердито оборвала Стёпу уборщица, и швабра замелькала ещё быстрее. Охранник остановился возле Маши.

— Не отдам! — неожиданно взвизгнула она и прижала к девятому размеру чашку с искрящимися розочками.

— Ну и дура! — бесцеремонно заявил Степан. — Никодимыч велел, значит, лучше отдать по-хорошему. Съедят её что ли, кружку твою?

— Не съедят, так разобьют. Не отдам! — «отрезала» Маша и спрятала чашку в самый дальний угол нижнего ящика стола.

— Как знаешь, — пожал плечами охранник и продолжил сбор посуды. Остальные сотрудники безропотно сложили чайно-кофейные принадлежности в коробок, и Стёпа удалился.

— Как вы думаете — что это за комиссия? — подал голос Толик.

— Я всё время говорю, что ты на работе дрыхнешь, — усмехнулась Маша. — Иван Петрович ещё на прошлой неделе ВСЕХ (!) предупреждал — приедет комиссия. ТАМ — Маша многозначительно подняла указательный палец — хотят убедиться, что нас всех заменили роботами.

— Это те манекены, которых в прошлом году прислали из Японии? — уточнила Зинаида Семёновна, взглянув на Машу поверх очков.

— Они!

— И на фига нам роботы? — Толик так поразился, что даже утратил способность шутить.

— Ты не правильно ставишь вопрос, — вмешался Сергей Владимирович. — Нужно спрашивать не «на фига НАМ роботы», а на фига МЫ роботам?

— То есть? — парень растерялся.

— Толик, Маша права — ты спишь что ли на работе? — принялась укорять его Тамарочка. — Шеф нам все уши прожужжал про эти штуки. В целях повышения производительности ряда предприятий оптимизируют производство и штат сотрудников. Московское руководство закупило партию программируемых станков и несколько роботов. Станки заменят рабочих, а роботы нас — людей умственного труда.

— Ну, рабочих ладно, — согласился Толик. — А как они нашу бухгалтерию заменят роботами?

— А очень просто, Толик. Тем более, что такого «крутого» программиста как ты можно и обезьяной заменить. Её хоть чашки можно научить мыть, а от тебя всё равно проку никакого.

— Ну, Машенька, конечно, зато ты у нас незаменимый засовыватель скрепок в принтеры и стиратель ярлыков с рабочего стола.

— Да тихо вы! — прикрикнула на молодёжь Зинаида Семёновна. — Идёт кто-то.

Действительно, в дверях возник Павел Никодимович. Придирчиво оглядел комнату, задержал взгляд на каждом сотруднике и остановил на Маше.

— Мария Станиславовна, вы ежегодный профосмотр проходите? У Вас здоровье не хромает?

От столь неожиданного вопроса Маша сперва не нашлась, что ответить, потом взяла себя в руки и гордо произнесла:

— Я абсолютно здорова!

— Не думаю, — усомнился Павел Никодимович. — Со слухом у Вас плохо — я же сказал, сдать ВСЮ посуду.

Маша залилась краской, нашарила в ящике чашку и нехотя протянула заму.

— Вы с ума сошли? — неожиданно завизжал Павел Никодимович. — Я что по Вашему — носильщик?

Он выхватил чашку и с размаху грохнул об пол. Маша вскрикнула, закрыла лицо ладонями и разрыдалась.

— Тьфу! — сплюнул виновник Машиных слёз. — Этого ещё не хватало — плакать. Отнесите свою лохань Степану, а остальным — взять ВСЕ личные вещи, собрать ВСЁ со стола, поднять одно место и отнести завхозу на склад! Вас, Мария, это тоже касается.

Маша не могла поверить такому счастью — любимая чашка осталась в живых. Она мигом схватила её, достала из сумочки супермаркетовский пакет, сгребла туда мелочёвку со стола и радостная выскочила из комнаты. «Дисциплинка тут у вас…», — прошипел Павел Никодимович и удалился. Сотрудники, поохав, принялись выполнять приказ зама.

К вечеру усилиями начальства бухгалтерия представляла собой нетронутый человеком образцовый, практически выставочный офис — идеально чистые столы, у края столешницы которых на одинаковом расстоянии красовались ровные стопочки бумаги, и безупречно прямые спины сотрудников, уставившихся немигающими глазами в мониторы, перечерченные, словно молниями, графиками. Зам делал завершающий обход.

— Всем понятно — сидеть, не шелохнувшись?

— А если я шевельнусь? — жалобно спросила Маша.

— Тогда завтра Вы будете шевелиться уже дома.

— Не буду! — испугалась Мария и застыла, как статуя.

— Я истуканом долго не высижу, — сказал Толик.

— Ещё один! Знаете что? — побагровел Павел Никодимович и обвёл недобрым взглядом комнату. — Не желаете подчиняться моим правилам, уберётесь отсюда все. Следовало бы давно вас всех к чёртовой матери…

Внезапно затрещал его сотовый. Павел Никодимович послушал секунду трубку, потемнел, отбился и сурово посмотрел на подчинённых.

— Все поняли? — хоть один поведёт себя, как человек, вылетит сегодня же!

В следующую секунду зам отступил в сторону, почтительно уступая дорогу толпе азиатов, материализовавшихся в дверях. За ними шествовал директор. Процессию замыкала строго одетая девушка — переводчица.

— Ну вот, — Иван Петрович широким жестом обвёл комнату. — Это и есть ваши, то есть теперь уже наши роботы. Конечно, мы немного трансформировали их внешность — адаптировали, так сказать, к российским реалиям — но начинка осталась неизменной.

Члены комиссии одобрительно закивали, по очереди подошли к каждому «роботу», старательно помяли, пощупали и удовлетворённо захмыкали.

Один из прибывших что-то спросил у директора.

— Почему они тёплые? — механическим голосом перевела вопрос девушка.

Иван Петрович вопросительно посмотрел на зама.

— От работы нагреваются — находчивый Павел Никодимович даже улыбнулся, гордясь столь быстро отыскавшимся объяснением.

— Разве вы не установили охлаждатели? — переводчица рассеянно посмотрела на зама и снова, не моргая, уставилась на ближайшего члена комиссии.

— Да, разумеется. Но… Они работают так усердно…

— Странно… Наша переводчица — тоже робот и очень усердствует в работе, но можете её потрогать — она абсолютно холодная. Конечно, она — другая модель. Вы полагаете, нужно улучшить систему охлаждения?

— Да… пожалуй… — Павел Никодимович замялся.

— Тогда мы заберём на доработку… вот этот экземпляр, — гость указал на Машу. Нужно отдать ей должное — самообладание Маша не потеряла. Лишь в глазах промелькнул ужас и тут же потух.

— Так сразу? Забрать? — растерялся Павел Никодимович.

Тут шефа осенило:

— А зачем забирать-то? Систему переделывать? Может быть, дешевле поставить мощные сплиты в кабинете?

Комиссия задумалась, а шеф решил не сбавлять обороты:

— Мы купили бы у вашей компании такие. Если возможно, конечно…

— Да, да, можно купить у нас, — гости радостно закивали.

— Может быть, продолжим обсуждение, в моём кабинете? Там уже всё готово, — намекнул директор.

Члены комиссии с готовностью развернулись к выходу, как вдруг кто-то чихнул… В комнате повисла плотная удивлённая тишина. Директор и зам, как по команде, уставились ненавидящим взглядом на виновника шума — Толика. Гости кольцом обступили источник нехарактерного для робота звука. Толик старательно таращился на экран. Один из членов комиссии достал платок и принялся щекотать им нос администратора. Тот держался изо всех сил.

— Больше не чихает, — озвучила переводчица улыбчивого гостя.

И тут вся комиссия, хохоча, принялась совать в нос парня кончики платков и обрывки бумаги. Толик мужественно крепился, лишь покачиваясь под напором многочисленных тычков.

Павел Никодимович решил прийти на выручку предприятию и Толику.

— Господа, господа, это бесполезно. Мы запрограммировали робота на однократное чихание, чтоб вас повеселить.

Переводчица озвучила зама. Комиссия довольно зацокала языком и зааплодировала.

— И так, приглашаю всех в кабинет директора. Прошу!

Когда комиссия ушла. Толик выхватил платок и принялся безудержно чихать.

— Каково а? — возмутилась Маша. — «Почему тёплая, почему тёплая?» Что я труп, что ли? Истыкали всю сволочи…

— Да уж, вам с Толиком досталось, — посочувствовала Тамарочка. — И как вы сдержались? Я бы так, наверное, не смогла.

— А куда бы ты делась? — спросила Зинаида Семёновна.

Сергей Владимирович молча вытряхивал валидол на ладонь. Руки дрожали.

***

Часа через три комиссия в приподнятом застольем настроении высыпала в коридор. Бухгалтерия, услышав голоса, замерла в ожидании второго пришествия. К счастью шаги протопали мимо, и по кабинету пронёсся вздох облегчения. Неожиданно дверь приоткрылась и в комнату скользнула переводчица.

— Выручайте, девчонки! Дайте что-нибудь для критических дней!

«Девчонки» секунду оторопело взирали на «робота», потом Тамарочка с Машей дружно полезли в ящики стола — сумки-то тоже отобрали.

— Умоляю! Быстрей! Пока эти гады не заметили, что меня нет.

— Вот! — Маша торжественно извлекла на свет гигиенический пакет и помахала им как флагом. — Держи! Туалет в конце коридора.

— Спасибо! — переводчица мигом испарилась.

Некоторое время коллеги потрясённо молчали.

— Я так и не понял, — Толик решил прояснить ситуацию. — Это так далеко у них техника шагнула, или она — одна из нас?

— Не из вас, Толик, а из нас, — уточнила Маша. — И вообще меньше болтай об этом. Давайте лучше чаю попьём. Иди, Толик, к Степану, тащи обратно коробок с нашими чашками.

Озадаченный происшедшим Толик без возражений принёс посуду.

Оставшиеся до конца работы два часа бухгалтерия с наслаждением пила кофе.

Стоянка ветров

Артайя ждала птиц. Несмелый ветер взъерошивал волосы и ласкал травы. Луг трепетал, перекатывал тяжелые волны и шептал на ухо что-то нежное. Наполняя пространство неповторимой музыкой, разноцветные жуки и мошки кружили над цветами, и порой обманутые яркой расцветкой опускались на легкую ткань одежды. Листья осторожно гладили кожу, жадно впитывающую пряное дыхание цветов и теплые лучи вечерней Патабу. Артайя лежала навзничь на прохладных упругих стеблях и вглядывалась в густеющую синеву. Она чувствовала — скоро прилетят птицы.

На языке угасающего народа вапри все, рожденное летать, называется «дит» — «птица». Потому на планете Ука крохотные желтые пташки, семена-паруса поющего дерева и космические машины, падающие с неба, носят одно имя. Потому девочка Артайя считает их птицами — и грузные космические товарняки и легкие пассажирские космобили, приносимые вселенскими ветрами на маленькую планету. Они кажутся ей фантастическими пернатыми с проводами вместо вен, которые прилетают из далеких-далеких миров, скрытых в непостижимом омуте Космоса за безупречной синевой неба.

Артайя не рождена вапри. Она знает об этом. Двенадцать лет назад Ог — хозяин заправки космических кораблей на Уке согласился оставить у себя детеныша какого-то животного с планеты, затерянной в пустыне Вселенной. По крайней мере так его отрекамендовал пришелец, шофер остроносого космобиля. Он объяснил, что выиграл этого зверька в карты много дней назад в одном из тысяч свободных космических портов. Но он не мог заботиться о зверьке должным образом, так как вся его жизнь проходила в полете. К тому же зверек успел загадить уютный салон космобиля и постоянно плакал, успокаиваясь на короткое время и лишь тогда, когда получал еду. Хитрый инопланетянин закачал топливом полный бак, взял несколько ящиков твердого горючего и гору провизии, за что выложил массу полезных товаров, и заправщик смягчился — ладно, пусть зверек остается. Первое время Ог ужасно волновался — во что превратится это странное безволосое существо с гладкой розовой кожей, вечно орущее и пачкающее пол. А вдруг он вырастет и загрызет его с женой, разрушит их дом или высосет топливо из уки? Риск велик, и заправщик не раз пожалел о своем решении приютить зверя. Но его успокаивала жена — смотри, мол, существо забавное, незлое, любит ласку, отзывается на голос, ест мало, да и то обходится остатками еды. Постепенно Ог успокоился и привязался к зверьку. Назвали нового жильца заправки «Артайя» — «незнакомец».

***

Изумрудно-красная мошка спланировала на руку Артайи и запуталась в белесых волосках. «У-ух» — выдохнула девочка, и мошка снова взлетела.

— Арци! — голос отца был подхвачен порывом ветра и унесен прочь. Но девочка успела заметить стальную, освещенную Патабу точку в глубине неба и что есть духу помчалась на зов.

***