Оглавление

Глава первая

«- Антонина полулежала на тонкой, расшитой золотистыми полосками глади простыне. Пеньюар её, почти прозрачный, не укрывал кружевами большую, но упругую грудь и тёмное треугольное пятно между скрещенными ногами. Голову она откинула назад, на подушку, и в ожидании закрыла глаза. Лишь подрагивающие ресницы и прерывистое горячее дыхание напоминали о том, как она взволнована. Артур стал судорожно срывать с себя брюки, носки, рубашку, от которой начали отрываться пуговицы. Трусы он снимать стеснялся, хотя глаз Антонина не открывала. Но страсть победила. Он стянул трусы и затолкал их под брюки, брошенные на стул. Сердце его стучало так громко, что, казалось — этот грохот испугает Тоню, она очнётся от томления своего тела, вскочит и исчезнет.

— В душ сбегай.- прошептала Антонина так томно, будто собиралась растаять прямо на простыне от раскалившей тело страсти.- Скорее, скорее!

Через пять минут он торопливо вытерся полотенцем, бегом вылетел из душевой, скинул полотенце с бёдер, прыгнул в кровать, на лету распахивая пеньюар, и впился горячими губами в её пахнущую лёгкими цветочными духами грудь. Тела их притянулись друг к другу как намагниченные и Антонина сладостно застонала.»

Ну! — хрипло крикнул с заднего ряда каменщик треста «Зарайсктяжстрой» Шалаев Володя.- Дальше читай! Давай! Что потом началось- то? Как оно проходило, когда закончилось? Чего застыл?

— Я дальше не написал пока.- Поднял вверх руку член литобъединения «Словеса» старший кладовщик управления «горпромторг» Ляхов.- Вот только начал. Зачитывал вам начало первой главы. Интересно знать ваше общее мнение о моём стиле и достоверности описания. Если одобрите — сегодня же сяду продолжать эту повесть. «От любви до ненависти» называется.

— Бляха- папаха! — Возмутился сторож универмага Лыско, тоже член.- Только во всю заслушался! Аж самого проняло. До дрожи в разных удалённых от башки местах. Натурально излагаешь Витя. Вот, чесслово, аж к жене потянуло. Но она, бляха — папаха, на работе сей момент. На козловом кране шарикоподшипникового завода. Ну, ты мастер, Ляхов. Талант!

— Меня чуть не стошнило прямо под ноги нашему председателю. — Встала бухгалтер мясокомбината Северцева.- Мы что, дети малые тут? Сами в кроватях не валялись кто с мужьями, кто с женами? Излишний натурализм типа того- что там под пеньюаром просвечивает — это для кого написано? Мы все знаем что у кого и где. Хоть оно и не просвечивает. Надо тайну любви описывать. Загадку! А я вот сидела, слушала, да испытала полное плотское, я извиняюсь, возбуждение. Это потому, что грубо больно уж. Топорно. А ведь не в этом прелесть настоящей литературы.

— Как не в этом? — Воскликнула Завадская Людмила, технолог кондитерской фабрики.- Вот он нам читал про то — как сейчас будет сиять физическая близость, без которой все мы — нищие плотью. Красочно и жизненно автор описывает прелюдию. Так мне что, должно захотеться в это время пожрать борща? Или сводить у вас, товарищ Северцева, в бухгалтерии сальдо с бульдо? Литература обязана будить истинные чувства. Вот Вы, Людмила Андреевна, чуть — чуть до оргазма не дотянули без участия вашего мужа. Значит чувствуете реализм слова автора! Инстинктивно откликаетесь на него. Это литература, я вам говорю. Сторожа к жене потянуло. А напиши автор коряво и неточно — потянуло бы его в пивную. Да, Лыско Николай Валерьевич?

— Запросто.- Отозвался сторож Лыско.- Или на рыбалку. А тяга пошла к бабе. Значит автор попал словом мне не только в душу. И это есть как раз успех литературного образца. Представьте — какой жгучей вся повесть будет!

— Вы не подеритесь мне тут! — Засмеялся доцент кафедры механико- математического факультета пединститута, председатель Зарайского городского литературного объединения « Словеса» Андрей Ильич Панович.-

У нас здесь литературная платформа для дискуссий. Это да! Но спорить — лишь бы спорить- не дело. У автора явный талант. Точные ощущения влюблённых, которые словами не каждый передаст. Лучше всего помогает личный пережитый опыт или, наоборот, полное отсутствие опыта, зато болезненное воображение, как пыткой клещами мучающее человека. И он тужится освободиться от мук, излить воображаемое хотя бы на бумагу. Ляхов передал нам то ли свой опыт, то ли воображаемое — с блеском. Опубликовать его повесть — не реально, конечно. Потому как секса в СССР даже сейчас, в тыща девятьсот нашем шестьдесят восьмом году нет. В космос летаем. Роботы есть. ЭВМ- в Академгородке работает. Водородная бомба наша весь мир не карачки посадила. Дети почти у всех есть. Сотни тысяч треснувших под людьми и провалившихся кроватей есть. У половины мужей — любовницы. У некоторых замужних- любовники. Этого мы не отрицаем. А секса всё рано нет. Оно, может, и к лучшему. Но нашу литературу этот факт обедняет крепко.

Литературное самодеятельное объединение придумал для Зарайска сам доцент три года назад. Он пришел к главному редактору областной газеты «Ленинский путь» и за час убедил его, что область должна иметь много талантливых литераторов, дремлющих в простых народных массах..

— Будем печатать тонкие книжки в газетной типографии, а которые потолще и

значительно важные — я сам поеду пробивать в лучшие республиканские издательства. Я там три книжки издал. Друзей в издательствах навалом. Обмывали с ними мои произведения до потери сознательности.- Андрей Ильич Панович пылал энтузиазмом.- О нас узнает страна! И газета ваша, воспитывающая народных поэтов и писателей, вскоре точно окажется автоматически среди самых демократичных и прогрессивных.

Редактор подумал малость, кивнул головой и только один вопрос задал.

— Средства из редакционного бюджета сосать будете?

— А на кой они нам? — доцент понял, что разрешение почти получено.- Нам

Только зал заседаний нужен ваш. И то после рабочего дня.

Ну, лады.- Напишу приказ о создании. Завтра.- Главный пожал доценту руку.- Девиз для объединения хоть придумали уже?

— Ну, как же! Даже два! — Обрадовался Андрей Ильич.- «Поэтом можешь ты не быть, но написать стихи обязан.» И «Самодеятельная проза — литературе не угроза!»

— Толково. Сам придумал? — Удивился редактор.

— Сам.- Смутился Панович.- И обязуюсь эти тезисы облагородить талантливым народным словом.

На том и разошлись. А по объявлению в газете за первую же неделю в литобъединение записалось семьдесят два поэта и сорок шесть прозаиков. А через месяц в зале мест уже не хватало. Одарённые талантами граждане разного пола и способностей стояли в проходах и сидели на подоконниках.

Раз в неделю они забивали зал заседаний и яростно отводили душу. Читали вслух, ругались культурно и матерно, кидали в несогласных стульями, потом быстро мирились, предлагали пригласить для прочтения хоть одной лекции по курсу «мастерство писателя» Шолохова, а по мастерству поэта — Евтушенко. Написали им письма и дождались ответов с одинаковым текстом: « Спасибо. Освободимся и обязательно приедем.»

Ну, а пока и без них Зарайские писатели и поэты своими силами успешно выращивали яркий невянущий цветок народной высокохудожественной литературы на почве, удобренной всеобщей Зарайской Музой.

К Пановичу приходили в институт жёны народных писателей и поэтов, кланялись ему в пояс, некоторые даже в щёчку целовали. Они приносили ему домашние пирожки, грибы солёные, собственное варенье, копчёное сало и сдобные булочки. Произносили они при этом примерно одно и то же. При этом глаза их счастливой слезой омывались едва заметно, а голос был у всех одинаково ласкающим слух. Откровения каждой передать невозможно. Много места займут их благодарные речи. Но общий смысл можно вложить в благодарные уста образа единой обобщённой жены самодеятельного поэта или прозаика.

— Вы, Андрей Ильич, спасли нашу семью. Ведь пил Володька (Петька, Гришка, Ванька, Серёжка, Мишка и т.д.) проклятую безбожно. Напишет стишок про козявку, которую склевала курица, и заливается после этого неделю слезами и портвейном. Или, ещё хуже, местным вермутом. Мы им крыс травим в подполе. Они от одного запаха окочуриваются. А когда про Родину — мать сочинит поэму, то всем читает вслух, пока не уморит, попутно пьёт до полной непохожести на человека и сильно плачет. Родину ему жалко больше чем козявку склёванную. А чего её жалеть?! Сильная, богатая!! Она нам свет дешевый даёт, уголь копеечный и ботинки нашей фабрики имени Зусмана, которые не горят, не тонут и не разрубаются топором. Один раз купил за восемь рублей и носи до естественной смерти от старости.

А они жалеют отчизну из-за очень плохих руководителей, через которых мы всё обещаем и обещаем всему миру, но не можем — таки догнать и перегнать Америку. И страдают ещё оттого, что абсолютно никому совсем их произведения даром не нужны. И топят они потому в водке талант свой. Творческому человеку больно, когда его труд мыслительный дружки считают баловством и детской дурью, смехотворной при солидном возрасте.

А вот как открыли вы свои посиделки — они там на них до тёмного посинения выговариваются, дома только хрипят пока не поужинают. А потом сразу без сил — в кроватку. Пить уже некогда и тяжело стакан держать. С жёнами лаяться тоже сил нет. Силы и время уходят на ваши диспуты, на поиски истины и постижение через всякие шибко странные учебники ваших хитрых писательских секретов. Спасибо вам от нашего сообщества жён самопальных литераторов, коих вы в людей превратили литературой.

— А скоро мы их книжки начнём печатать.- Вдохновлялся Андрей Ильич.- Так вы их хвалите, книжки. И в красный угол ставьте под иконы, у кого они есть. А если нет, то ставьте вместо них. Просите мужей вслух читать своё по выходным. Плачьте от радости обладания талантливым мужиком. И будет в семье лад, мир и, возможно, вечное счастье.

Сам Панович написал целых три книги. Научных. Одну про то, что квадрат- это вообще — то круг, а круг, если вдуматься, квадрат. Но вдуматься просто необходимо. Иначе не допрёшь. Вот о том — как именно надо высчитать, что квадрат и круг — одна и та же фигура, первая книга и учила. Самостоятельно прочесть её не мог даже главный редактор издательства, поэтому поверил Андрею Ильичу на слово и толстый том напечатал в количестве трёх тысяч штук. А он её громко читал на заседаниях литобъединения и втягивал в научный спор даже детских поэтов — любителей, которые все трое работали рубщиками мяса на комбинате. Второе произведение он посвятил супруге Зинаиде. В нём он рассказал народу о личном знакомстве с инопланетянами и полёте с ними в созвездие Большого пса на звезду Сириус, где его познакомили с управляющим чёрной дырой номер двенадцать нашей Вселенной. Они подружились, управляющий с тех пор семь лет уже телепатически зовёт его слетать с ним в чёрную дыру и раскрыть человечеству её тайну.

Но откуда у доцента время? То литобъединение, то студенты нервы его рвут в лохмотья, то проректор через день вообще мозг Пановича сотрясает как шпалой по темечку. Некогда лететь.

Третья книга доцента не посвящалась никому, потому, что в ней было написано сто восемьдесят страниц про ничто. Он дос