Евгений Маркович Скоблов

Коллекционер будущего

Повесть, рассказы

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

© Евгений Маркович Скоблов, 2018

Так случилось, что основным детским населением нашей многоквартирной пятиэтажки, были мальчишки, причём все примерно одного возраста. Во времена, когда об Интернете и мобильных телефонах не писали даже фантасты, а на черно-белых телевизорах было всего два канала, мы развлекали себя сами, насколько позволяла фантазия.

12+

ISBN 978-5-4493-6092-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Коллекционер будущего
2. КОЛЛЕКЦИОНЕР БУДУЩЕГО
   1. Отличный Повар
   2. «Лодка над Атлантидой»
   3. «Икар ХВ — 1»
   4. Красный Ленинград — 68
   5. Серия «Черчилль»
   6. Искатели или Полная переделка
   7. Бидструп возвращается
   8. Польские доисторические животные
   9. Мой Гулливер
   10. Бал мотыльков
   11. «Вулкан Суби»
   12. Чиппи-чиппи, Чип-чип
3. СЕМЬ МАЛЕНЬКИХ ГРУСТНЫХ ИСТОРИЙ
   1. Перетягивание каната
   2. А город подумал…
   3. Солдатики ушли
   4. Матрёшкин день
   5. Букет у подвального окна
   6. Яфа
   7. Пионерский салют
4. РАССКАЗЫ
   1. Курильщики
   2. За забором
   3. Главные выводы
   4. Бибися
   5. Пиф и Поль Мориа
   6. Последний звонок
   7. Сазан

От автора

Идея создания этой книги, и, в общем, история реализации проекта «Коллекционер Будущего» берёт начало в 2015 году, когда у меня возникла мысль совершить виртуальное путешествие в Прошлое с блокнотом и карандашом в руках. Я сделал несколько набросков — воспоминаний, затем обработал их в форме историй и рассказов. Вышло нечто среднее между художественной прозой и автобиографическими заметками, основанными на развитии личных переживаний. Книга шла постепенно, и, после примерно двух лет работы, удалось отыскать оптимальную, на мой взгляд, форму для книги. В неё вошли повесть «Коллекционер Будущего», серия коротких рассказов, объединённых в подборку «Семь маленьких грустных историй» и несколько рассказов разных лет.

Большинство из работ, представленных в книге, в течение 2015 — 2018 годов напечатаны отдельными главами и рассказами в российских периодических литературных изданиях: литературном альманахе «Донская сотня» (г. Ростов-на-Дону), литературно-художественном альманахе «Ковчег» (г. Тула), вестнике Академии российской литературы альманахе «Московский Парнас» (г. Москва), литературно-художественном и публицистическом журнале «Приокские зори» (г. Тула), Международном литературном журнале «Новые Витражи» (г. Москва), литературно-художественном альманахе «Слово» (г. Геленджик), сборниках современной прозы «Житейское море» (г. Нижний Новгород) и «Канатоходцы» (г. Москва).

Выражаю глубокую благодарность издателям, литературным критикам, друзьям за поддержку и помощь в продвижении книги: Леониду Ханбекову, Алексею Яшину, Эльмаре Фаустовой, Марине Чайкиной, Валентине Гончаровой, Сергею Даштамирову, Якову Шафрану, Борису Катковскому, Сергею Овчарову, Борису Кузине, Валерию Филатову, Инне Яковлевне Гальпериной, Галине Викторовне Путилиной.

КОЛЛЕКЦИОНЕР БУДУЩЕГО

В младших классах мне очень хотелось быть примерным и хорошим мальчиком. Мне кажется, я честно старался, но у меня, мягко говоря, это не всегда получалось. И взрослые в один голос повторяли, что если я не буду слушаться старших и плохо учиться, то вырасту лоботрясом. Но мы, мальчишки, устроены так, что подрастая, часто берем пример не с самых лучших, а иногда с очень нехороших наших сверстников, и ребят чуть постарше. По неопытности я думал, что нагрубить учителю — это круто, прогулять день занятий — клёво, а выкурить сигарету за углом — вообще по-взрослому. Но так складывалось, что почти за все ошибки, меня как правило, сразу и строго наказывали. И хуже всего было то, что мне бывало очень стыдно за свои проделки… Стыд, это, знаете ли, такое чувство, что иногда думаешь, уж лучше бы получить по зубам… Честное слово!

Однажды в шестом классе, нас с другом поймали за игрой в «орлянку», и отвели в детскую комнату милиции. Был большой скандал, родителей вызывали к директору школы, а нас чуть не исключили из пионеров. После соответствующих воспитательных мероприятий в школе и дома, я со слезами на глазах дал Торжественное Обещание быть Хорошим, на семейном совете. После этого, я, если не стал отличником учебы и поведения, то старался, в общем, вести себя прилично и не получать плохих отметок. Также, в воспитательных целях, меня записали в художественную самодеятельность, и я, в составе ансамбля, танцевал народные танцы на летних детских площадках. А ещё меня приняли в школьный Клуб Интернациональной Дружбы, где мы проводили акции протеста против войны во Вьетнаме, собирали и отправляли посылки голодающим детям Африки…

И раньше, и, особенно после исторического привода в милицию, у меня, как и у моих друзей, было много, как говорят, «нормальных» увлечений, которые, в общем поощряют взрослые, и всячески им содействуют. Главное место в разное время занимали почтовые марки, книги и кино. Немного позже — популярная музыка, фотография и кое-что ещё. Кто знает, очень может быть мои увлечения сыграли не последнюю роль в том, что я больше не попадал в детские комнаты милиции… да и взрослые тоже.

Мы становились старше, появлялись новые интересы. Увлечения с возрастом тоже менялись, старые уступали место новым, в зависимости от новых веяний молодежной моды. А вот куда подевались те, что стали нам не нужны? Куда пропали наши маленькие друзья? Модели автомобилей и самолетов, оловянные солдатики, значки, почтовые марки, детские книжки… «Забойная» мелодия, переписанная у друга на катушечный магнитофон, и растворившаяся во времени, не оставив ни названия, ни исполнителя. Фильм, который хотел посмотреть, но не удалось, а потом, сколько не пытался его найти, никак не получалось…

Уже будучи взрослым, я часто думал об этом, и мне иногда представлялось, что предметы, составлявшие наши увлечения и приносившие радость в детстве, имели очень тонкую чувствительность, порожденную нашим воображением. И как только наш интерес к ним угасал, они куда-то девались, терялись, в общем, исчезали. Папа мне всегда говорил: «как ты относишься к вещам, так и вещи будут относиться к тебе…»

Но наша память — явление уникальное, поэтому, когда мы вспоминаем о детстве и юности, то невольно припоминаются и эти спутники нашего Далёкого и Светлого прошлого. Ведь если вдуматься, то и они тоже (как, например, старые фотографии) способствуют сохранению нашей памяти о минувшем. Эти вещественные и духовные составляющие культуры нашего личного прошлого, словно маленькие камешки мощного фундамента, на котором установилось, окрепло и возмужало наше «Я».

Не могу точно сказать, когда это началось, но в один прекрасный день, у меня возникло непреодолимое желание вспомнить о своих увлечениях и вещах, что были со мной в далёкие, теперь уже, времена. Сначала вспомнить, а затем, может быть разыскать и вернуть, хоть что-нибудь… Нет, конечно о «возвращении» оригиналов речи быть не может — все они, если и существуют, то в разных мирах, и в разных временах, там, куда попасть невозможно. Но попытаться восстановить точные копии — вполне реально, надо только очень захотеть…

Отличный Повар

Моя бабушка из города Ростова-на-Дону во время Великой Отечественной войны была поваром. И, насколько я понял из рассказов мамы, она была очень хорошим поваром, потому что готовила очень вкусные блюда для солдат и офицеров действующей армии. Детали и подробности героического прошлого моей бабушки мне неизвестны, потому что когда мне пытались рассказывать об этом, меня ещё, к сожалению, интересовали совсем другие вещи, посему, слушал я невнимательно, и конечно, ничего не запомнил.

Однажды, когда мы очередной раз гостили у бабушки, я кое-что отыскал в старом комоде. Это был наградной значок, какие во время войны вручали отличившимся бойцам Красной Армии. Я говорил о том, что бабушка была очень хорошим поваром, и мог подтвердить это уже исходя из собственных познаний бабушкиного кулинарного мастерства. А теперь, я узнал, что она не просто хороший, а отличный повар. Потому что военный значок, который я обнаружил в комоде, среди других очень старых вещей, назывался «Отличный повар», и принадлежал он именно бабушке. Ящик комода пропах стариной, и я запомнил этот запах, и этот комод, и даже этот день.

Я держал в руках старинную вещицу в виде древнерусского щита, с потемневшим бронзовым изображением серпа и молота в красной окружности по центру, и надписью «Отличный повар» по кругу. Ещё там была маленькая нашлёпка в виде полевой кухни в самом низу «щита». Тогда я не знал, что этот знак-жетон появился в 1943 году, среди многих других, таких же, соответствовавших различным воинским специальностям, «Отличный связист», «Отличный артиллерист», «Отличный пулеметчик»…

Разумеется, бабушка мне его подарила, и он, среди множества очень нужных и интересных подарков уехал со мной. Как оказалось, в Очень Большое Путешествие во Времени. Но, первоначально, совместное путешествие оказалось до обидного коротким. Потому что на пути моего движения появился мальчик по имени Валера, которому наградной знак моей бабушки оказался гораздо нужнее, чем мне самому.

Валера, один из ребят с нашего двора, едва увидев значок, тут же проникся идеей и большим желанием его обладания. Он чуть ли не выхватил у меня его из рук, стал вертеть туда и сюда, откручивать закрутку, чмокать губами и шлепать языком.

К делу он приступил немедленно. А чего тянуть резину-то? Сначала он стал просто выпрашивать «Отличного повара». Не просить, а выпрашивать: клянчить, скулить и нудить, таскаясь за мной по двору. Он брёл чуть сзади и приговаривал, что этот значок ему очень-очень нужен, что он собирает коллекцию именно таких значков, что как раз не хватает именно этого, что лично мне он совсем не нужен и всё в этом духе. Я никак не хотел отдавать значок, что-то там, глубоко внутри противилось этому, хотя, в сущности, я был «добрым» и безотказным мальчиком, и мне доставляло удовольствие, когда я мог чем-нибудь порадовать своих приятелей. Впоследствии эту черту моего характера подмечали некоторые друзья-товарищи (или те, кто называл себя таковыми) по жизни, и умело, себе в радость ею пользовались. А некоторые из них даже нагло и беззастенчиво, но это происходило уже в зрелые годы. До тех пор, пока я не перестал совершать бескорыстные поступки и делать добрые дела для всех подряд, а стал разбираться, кому действительно необходима моя помощь.

«Отличный повар» не хотел уходить от меня, я это чувствовал, ощущая в ладони тепло тяжелого металлического значка-жетона. Ведь это был подарок бабушки, чтобы я всегда о ней помнил, помнил комод в маленькой спальне, запах старины и косые лучи заходящего солнца в маленьком окошке. Но, как настоящий советский пионер, Валерка был очень настойчив. Сейчас бы я это определил как «неприлично настойчив», видимо он поставил перед собой цель и решил «бороться, искать, найти и не сдаваться»…

В то время большинство мальчишек было увлечено выплавкой из свинца разных штучек-фигурок-безделушек. Занятие, в общем, небезопасное, поскольку было связано с разведением огня, где попало, разбором старых автомобильных аккумуляторов в целях добычи «сырья», и, собственно, парами, которые приходилось вдыхать, когда свинец расплавлялся в консервных банках. Самой собой, всех этих опасностей мы не замечали. И вовсю были увлечены изготовлением всяких якорьков-крестиков, мордочек-скелетиков, а также грузил для донок различных форм и конфигурации.

Как-то Валера раздобыл парочку игральных шашек из очень прочного материала с правильной формы округлым углублением с обратной стороны. А внутри углубления было выдавлено изображение льва — отличная форма для заливки! Когда мы залили свинец в одну из шашек, то получили совершенно круглую, тяжелую и толстенькую монетку с четким изображением льва в самом центре, и очень похожую на настоящую монету! Отбросив в сторону все остальные заготовки, мы вплотную занялись изготовлением «луидоров», так мы назвали нашу новую валюту. Несколько монеток досталось мне, все остальные забрали себе Валера и его младший брат Виталик. Мы были очень довольны своей выдумкой, хотя во дворе наши монеты больше никого не заинтересовали. Мы же нашли им применение, «луидоры» служили ставками при игре в подкидного дурака, лото и домино.

А однажды, когда я проиграл всё, что у меня было (около тридцати свинцовых «львов»), Валера предложил мне обмен. Он даёт мне пятьдесят, нет, сто «луидоров», а я отдаю ему «Отличного повара». По его мнению, для меня это было очень выгодно, он так и сказал. И ещё добавил в виде шутки, что сам он вполне может считаться «отличным поваром», потому как, свинец надо сначала «сварить», а потом и приготовить из него «деньги». Честно говоря, я очень устал от Валеры, от его суеты, нахрапистости и уговоров.

И я отдал ему бабушкин значок.

Я очень пожалел об этом сразу же после того, как он выхватил у меня из рук «Отличного повара» и исчез вместе с ним. Чувство досады и обиды на себя за безволие, никуда не делось и теперь. Хорошо, что память нельзя ни подарить, ни продать, ни обменять, хотя бы даже за сто миллионов свинцовых «луидоров». Но тогда обмен состоялся, он отсчитал сто монет, наши пути разошлись, и дружба на этом закончилась.

Я иногда думаю о том, что тяжело дружить с людьми, которым, кроме собственно дружбы, от тебя постоянно что-нибудь нужно.

Но всё же, «Отличный повар» остался со мной, потому что через одну вечность наступил один день, когда он вернулся. Да, это был не тот самый знак отличия, с которым я так печально расстался сорок с лишним лет назад. В новом тысячелетии наша встреча состоялась, конечно, на «Вернисаже», где мы частенько бываем с женой. Когда пришла пора, «Отличный повар» был в числе первых среди вещей, которые я терял в жизни и теперь хотел бы вернуть.

На «Вернисаже» много предметов материальной культуры прошлого, ожидающих своих хозяев, и если вы захотите вернуть что-нибудь из своего детства, то вам именно туда. Первый уровень блошиного рынка в основном для иностранцев — матрешки-самовары-лубок, а вот второй и третий уровни для коллекционеров Прошлого. В тот день, я без труда отыскал человека, который продавал такой и ещё много других «отличников» — стрелков, минометчиков, минёров… понтонёров. «Отличный повар» достался мне недорого, и продавец был бы очень удивлен, если бы знал, что я был готов заплатить гораздо больше. Теперь значок лежит у меня на рабочем столе, я смотрю на него, иногда беру в руки, и снова оказываюсь в маленькой комнатке с косыми лучами заходящего солнца в маленьком оконце и старым комодом. Чем не путешествие во времени?

В судьбе моего «отличника», а точнее его возвращенной копии, мог поучаствовать ещё один человек. Мой приятель по последнему месту работы, между прочим, коллекционер — нумизмат и фалерист, очень интересующийся, в том числе и наградными знаками времён Великой Отечественной войны. Он-то мне и поведал, когда я рассказал ему о знаке и историю с ним связанную, что на «Вернисаже» за такую цену я приобрёл не подлинный знак-жетон, образца 1943 года, а современный новодел, специально изготовляемый в больших количествах для продажи иностранцам. Скорее всего, Сергей Викторович был прав, ведь он не просто «погулять вышел», он — настоящий коллекционер, а такие люди, как известно, знают точную цену всем редким старинным вещам, в особенности, когда речь заходит о значках «Отличный повар», выпуска 1943 года. Он, между прочим, и как-то отстранённо предложил мне принести значок, чтобы он «глянул» на него, и вынес окончательное определение. Определение Знатока — Специалиста.

Спорить с Сергеем Викторовичем я не стал, но и значок не принес. Мне хватило одного коллекционера, который ко всем своим достоинствам умел отливать деньги из свинца. Я вдруг подумал, что у Сергея Викторовича тоже ведь может вдруг оказаться случайно сотня-другая каких-нибудь лишних монет, или что-нибудь другое в этом роде. Ну и… ещё раз отдавать в чужие руки память о бабушке, а теперь уже и свою собственную, я не пожелал. Я лишь сказал Сергею Викторовичу, что значок приобретался не для коллекции, по признаку его подлинности или каталожной нумизматической оценке. Просто такой у меня когда-то был, и по моей вине ушел. Сейчас я его вернул, чем, в определенном смысле искупил свою ошибку перед памятью о бабушке, перед своим временем, перед собой, наконец. В общем, опытный фалерист мог поучаствовать, но «не срослось», я этого не допустил. Слава Богу.

Я думаю, что надо стараться не впускать в свой мир посторонних. Я знаю, что это очень трудно, вон сколько посторонних окружают нас везде — в школе, в институте, на работе, среди «вроде бы» друзей-приятелей, в Интернете, но надо постараться минимизировать их участие. Они засоряют память, вносят сумятицу в мысли дурацкими советами, пустой информацией и собственными взглядами на жизнь. И, между прочим, могут легко отобрать (выпросить, выменять и др.) что-нибудь для вас очень важное, ценное и значимое. Что-то, что порой может быть очень важной составной частью нашей памяти.

Ну а если такое, вдруг случилось, следует приложить все силы, чтобы постараться вернуть утраченное.

Даже, если на это потребуется сорок лет.

«Лодка над Атлантидой»

Одной из книг, что я прочитал в возрасте от семи до тринадцати лет больше трех раз, был фантастический роман румынского писателя Виктора Кернбаха «Лодка над Атлантидой». До неё абсолютными лидерами, прочно удерживающими первое и второе место, были «Приключения Тома Сойера» Марка Твена и «Марка страны Гонделупы» Софьи Могилевской. Эти книги я перечитал по семь и пять раз соответственно. С появлением в моей жизни «Лодки над Атлантидой», «суперхита» стало три, и все три долгое время прочно удерживали первое место среди всех остальных книг.

«Лодка над Атлантидой» была выпущена в издательстве «Детская литература» в 1971 году и вошла в серию «Библиотека приключений и научной фантастики», известной в среде читающего народа, а особенно у книголюбов, как «Золотая рамка». Когда я немного подрос, и стал всерьез увлекаться книгами, и не только их чтением, но и коллекционированием, насколько позволяли мои, а главное возможности родителей, то узнал, что заполучить в свою библиотеку книгу из этой серии — очень большая и редкая по тем временам удача. Наверное, это был тот случай, когда оформление обложки играло не последнюю, а может быть, и одну из главных ролей в том, что серия пользовалась таким спросом и популярностью. Эти книги завораживали и притягивали к себе читателей, книголюбов, букинистов и разного рода спекулянтов, независимо от авторов и содержания. Что-то магическое было в самих книгах этой серии. Я, как и все вышеперечисленные уважаемые и заслуженные люди, также увлёкся «золотой рамкой», но это случилось немного позже.

А тогда, в далеком 1971 году, эту книгу подарил мне папа. В то время он служил в Центральной группе советских войск в Чехословакии, и привез её оттуда. Я думаю, что он приобрел «Лодку» в магазине военторга, куда помимо всяких «дефицитов», иногда попадали редкие в Советском Союзе книги.

Я долго ходил вокруг да около, не решаясь начать читать, хотя фантастика, из всего, что я тогда читал, притягивала больше других жанров. Что касалось произведений школьной программы, то они, признаться, шли со скрипом. Грустно всё это было, во всяком случае для меня, может быть ещё и потому, что читать заставляли. И вот, однажды, я просто сел, открыл книгу где-то на середине, около одной из иллюстраций, и стал читать.

Увлекся почти мгновенно, сюжет меня захватил, и, кстати, не казался таким уж фантастическим. Напротив, все события, описанные в романе, выглядели очень правдоподобно и, по моему мнению, вполне могли быть в действительности, в те времена, когда Атлантида могла существовать, а потом… не существовать. В первый раз я её не дочитал до конца, потому что сразу же, после нескольких десятков страниц, начал сначала. А дальше, оторваться уже не мог. Помимо всего прочего, роман был написан лёгким и понятным языком. После того как я прочитал книгу в третий раз подряд, я на время о ней забыл. Потом, периодически снова возвращался, и, если в это время было что-то ещё, то я читал поочередно сразу две книги. Я был переполнен восторгом, восхищением, а некоторые места перечитывал по нескольку раз.

Прошло несколько лет, и мы сдружились с Андреем, мальчиком из соседнего подъезда. Вернее, мы с ним дружили и раньше, но когда немного повзрослели, у нас обнаружились общие интересы и увлечения, среди которых книги, а немного позже, музыка и фотография были основными. Разумеется, мы делились с ним впечатлениями о прочитанном, обменивались книгами и собирали их. Конечно, я рассказал Андрею о «Лодке над Атлантидой», и, как мне показалось, в цветах и красках пересказал сюжет. И конечно, дал ему почитать. Мне очень хотелось доставить удовольствие другу, и самому получить от этого удовольствие.

Андрей книгу взял, но, насколько я понял, прочитать её не торопился. При встречах (мы часто «магнитофонили» — обменивались записями, то у меня, то у него дома) он о ней не вспоминал, вообще ничего не говорил. Но однажды, когда я спросил у Андрея, понравилась ли ему «Лодка над Атлантидой», он сказал, что очень сожалеет, но должен сообщить, что этой книжки больше нет. Вернее, где-то она, конечно, есть, но она потерялась. А если уточнить, то пропала при невыясненных обстоятельствах, в подвале у Трицыка.

Трицыком называли одного хулиганствующего типа с нашего двора, чуть постарше нас. Человеком он был небезопасным, хотя бы потому, что никогда не было точно известно, что он задумал, и когда от него ждать очередной злой выходки. Самыми «безобидными» его развлечениями были мелкий грабеж ребят помладше в нашем дворе и за его пределами, распитие вина и пива в компании юных бандитов, участие в не очень опасных драках с пионерами. Однажды он подбил нескольких мальчишек идти бить стекла в палатках пионерского лагеря, который во время летних каникул расположился неподалеку, в городском парке. Поймали и сурово наказали всех, кроме Трицыка. Его, как выяснилось позже, там вообще не было. А ещё выяснилось, что он и понятия не имеет ни о каком лагере…

Каким образом примерный мальчик Андрей оказался у него в подвале, и почему у Андрея была с собой моя книга, не очень понятно. Скорее всего, он вышел во двор погулять, и почитать на свежем воздухе. Возможно, Трицык его заманил в свой подвал, который «оборудовал» под «комнату отдыха от родителей», чтобы предложить выкурить сигарету, тогда некоторые ребята тайком начинали покуривать. В общем, книга пропала, а Андрей толком не мог объяснить, куда она подевалась. Сказал лишь, что в подвале в тот раз было много народу, все толкались, матерились и курили… и книга исчезла… в табачном дыму…

Я был очень расстроен. И не только потому, что на тот момент это была одна из самых любимых моих книг, а ещё и потому, что к этому времени, я уже знал, что некоторые дорогие людям вещи иногда пропадают безвозвратно. И когда они теряются, и человек знает, что вернуть их невозможно, он очень страдает. И если вдруг, какая-нибудь вещь отыскивается в огромной бесконечности повседневности, то это очень большая удача, если вообще не самая большая удача в жизни. Я же был уверен, что книга не найдется никогда, тем более, что в деле был замешан такой человек, как Трицык.

Но потом произошло невероятное. И случилось это, примерно через год или полтора, когда мы были уже старшеклассниками. Ко мне домой пришел сияющий Андрей, и с видом скромного победителя протянул немного потёртую, но в общем «живую», целую и невредимую «Лодку над Атлантидой». Он только попросил меня ни о чем не спрашивать, потому что, не сможет толком ничего рассказать. Я, в общем-то, не настаивал, хотя вся история выглядела, по меньшей мере, удивительной. Главное — книга нашлась! А это и было самым важным. Правда, Андрей тут же снова попросил у меня её почитать, ведь он же не успел, до того как она исчезла в подвале у Трицыка. Конечно же, я не мог отказать другу… никак не мог! А наверное, следовало бы.

Потому что на этот раз, Андрей мне её так и не вернул. Книга ушла окончательно, навсегда. Вскоре мы окончили школу и наши пути разошлись. Впоследствии мы изредка встречались, в разные времена, но о книге как-то забылось… Забылось? Нет! Я о ней помнил всегда. Где-то там, в глухих, затерянных подвалах «глубокой» памяти.

И всё же, я её нашел. А может быть, это она меня отыскала, моя «Лодка над Атлантидой», и прилетела за мной через время (сорок с лишним лет) и пространство (несколько световых мгновений). Однажды мы с женой прохаживались по «Вернисажу», и вдруг, у одного торговца старыми книгами я увидел «знакомое лицо» в золотой рамке. Это была Она, теперь уже основательно потрепанная. Нет, конечно же, не та самая, что когда-то пропадала в подвале у Трицыка, но всё же, «Лодка над Атлантидой». Всё-таки наши трассы пересеклись, и через сорок лет мы снова встретились, в другом месте, в другое время, в другой жизни. Моё, давно забытое несбыточное желание вернуть утерянное, всё же исполнилось. Поэтому, испытывать судьбу ещё раз я не захотел, и не откладывая до «следующего раза», сразу же купил её.

Теперь она рядом, среди дорогих моей памяти предметов в моем «творческом» уголке. Среди моих Самых Любимых книг.

«Икар ХВ — 1»

Что может быть для молодого человека, лет двенадцати, огорчительнее несбывшегося желания? В мире, полном удивительных, захватывающих событий и прекрасных вещей, когда до определенного возраста исполняется почти всё или очень многое, чего не пожелаешь… И когда, вдруг, случается, что вполне безобидное желание по каким-то причинам сбыться не может (не получил желаемую игрушку, друг пообещал что-то и не сделал, и много чего ещё), это почти всегда — маленькая трагедия, которая оставляет след в памяти и душе, в восприятии окружающего мира.

В гарнизоне, где служили наши отцы, для нас, мальчишек и девчонок, большой и загадочный мир был несколько ограничен. Двор в окружении трех домов офицерского состава, школа, куда нас каждый день доставляли на автобусе в другой город, спортивный зал и клуб на территории воинской части.

Спортивный зал посещали ребята постарше, там один из солдат — мастер спорта по боксу проводил с ними занятия и тренировки. Те кто поменьше, ученики младших классов, в основном болтались в районе расположения клуба. Нет, конечно же, были и другие интересные места, например, танкодром или стрельбище, но ходить туда было небезопасно, могли поймать и строго наказать. В «разрешенных» местах числились автопарк, спортивный городок, и, собственно, сам небольшой чехословацкий городок с названием Крнов.

Клуб был местом, где проводились различные торжественные мероприятия, концерты художественной самодеятельности и показывали кинофильмы, доставлявшиеся из штаба Центральной группы войск, а туда, непосредственно из Советского Союза. Для солдат и сержантов были свои сеансы, а для офицеров, сверхсрочников и членов их семей фильмы показывали отдельно. Мы же старались попасть на все фильмы, хотя сеансы для рядового и сержантского состава нам, мягко говоря, посещать не рекомендовалось. Зрители часто громко и нецензурно выражали свое отношение к тому, что происходило на экране, и считалось, что это может не лучшим образом повлиять на детское неокрепшее сознание.

Именно в этом солдатском клубе я впервые посмотрел такие шедевры советского кино как «Джентльмены удачи», «А зори здесь тихие…», «Война и мир». Показывали, конечно, и «про индейцев» ге-де-эровского производства, очень много о войне, а также «взрослые» и не очень понятные для нас фильмы. Но среди всех, эти запомнились навсегда — именно в привязке к этому солдатскому клубу, и к тем временам.

Однажды папа сказал, что к праздничным дням (по-моему к Дню Советской Армии и Военно-Морского флота) в часть привезли несколько новых и очень интересных кинокартин, среди которых, имеется (подумать только!) фантастический фильм чехословацкого производства, под названием «Икар ХВ-1». В то время, в виду очень небольшого количества кинофильмов в жанре фантастики, и очень ограниченного доступа к хорошей литературе подобного рода, я, да и многие другие ребята как раз очень увлекались фантастикой. Тогда я в первый раз прочитал «Аэлиту» и «Гиперболоид инженера Гарина» Алексея Толстого, а больше ничего такого в нашей полковой и в школьной библиотеке не было. И тут вдруг, целый фильм, к тому же иностранный! Фильм, насколько я понял по названию (и ещё мне сказал папа), о космическом корабле и экипаже, направляющемся к другим мирам, с приключениями и опасностью на каждом шагу. В общем, самая настоящая фантастика, да ещё и «не наша» фантастика!

Я был настолько взбудоражен и взволнован, что считал даже не дни, а часы, до того момента когда фильм будут показывать в клубе. Я с увлечением рассказывал своим друзьям и приятелям о предстоящей премьере, о том, что нас всех ждет увлекательное и незабываемое, почти что, чудо. Я тогда не думал, что может быть кому-то из ребят это не очень интересно (или не очень понятно), но все мне отвечали, что да, это ужасно интересно, и все обязательно пойдут в кино. Тогда я совершенно не сомневался и был абсолютно уверен в том, что то, что интересно мне, просто не может быть неинтересным для всех остальных.

Когда в детстве мы пребываем в постоянном поиске увлечений и интересных для нас занятий, когда ещё не сформировалось четкого представления, о том что нам нравится, а чем не стоит заниматься, мы часто увлекаемся то одним, то другим, то третьим. Для нас также очень важно, а что же интересует наших приятелей, или что интересным для нас считают взрослые. Что касается лично меня, то я и тогда и потом не часто находил товарищей по своим увлечениям, и то, лишь на некоторое время.

Однажды в гости ко мне пришел один мальчик, мой хороший приятель. Для начала мы позанимались какой-то ерундой, посплетничали о девчонках, потом разговор перешел на книги. Я тогда во второй раз перечитал «Приключения Тома Сойера», и стал ему рассказывать, насколько это интересная и замечательная книга. Он меня слушал, кивал и соглашался, но мне казалось, что особого интереса не проявлял. Я прочитал ему вслух одну главу о том, как Том Сойер познакомился с Бекки Тетчер, а затем и влюбился в неё. Мне казалось, что тема любви для нас, мальчишек в возрасте Тома Сойера очень актуальна, и она просто не может не заинтересовать такого моего приятеля как Коля Закатов. Особенно, если об этом написано в толстой книжке. Когда я, наконец, закончил читать, Коля сказал:

— Ну, и зачем ты мне всё это читал?

Тогда-то я впервые задумался о том, что книга, которая понравилась мне, может быть интересна далеко не всем ребятам, и даже хорошим приятелям. Вот модели автомобилей, всякие военные штучки, вроде пулеметных лент и гильз от крупнокалиберных пулеметов — совсем другое дело. И, само собой кино «где много стреляют», или «про шпионов»…

В общем, я с нетерпением ожидал, когда наступит долгожданная суббота, в предвкушении просмотра настоящего фантастического фильма, который, возможно расскажет, а главное покажет мне много нового и необычного, чего я пока не видел и не знал. По субботам, как правило, проводили три сеанса, два из которых, в утреннее и послеобеденное время для солдат, а вечером для семей офицеров. Когда будут показывать «мой» фильм в предстоящую субботу точно никто не знал, но папа сказал, что скорее всего, вечером. На дневной сеанс (показывали какую-то муру, с ни о чём не говорящим названием), я решил не ходить, чтобы не портить впечатление, которое собирался получить от незнакомого, но уже полюбившегося мне фильма о путешествиях к далеким звездам.

…Когда в субботу вечером я пришел в клуб, и узнал, что «Икар ХВ-1» показали днём, то был расстроен настолько, что даже заплакал от досады и обиды. Я ещё никогда не испытывал такого горького разочарования. «Муру», как оказалось, перенесли на вечер, потому что посчитали, что она будет интереснее для взрослых, а днём показали моего «Икара». Но ещё обиднее было то, что все ребята, которым я рассказывал о предстоящем фильме, его посмотрели, потому что пошли на дневной сеанс. Среди них были и лучшие мои приятели. Конечно, мне следовало идти на оба сеанса со всеми вместе, всё равно проболтался, ничем определенно не занимаясь. Я обиделся на ребят, и наверное, зря, потому что, кто же уйдет с фильма, чтобы разыскать меня и сказать что именно сейчас, а не вечером, показывают то, что я так долго и с нетерпением, ждал.

В общем, ни тогда, ни позже мне этот фильм посмотреть так и не удалось. Я даже не знаю, показывали его в Советском Союзе, или нет.

Почему же сейчас, более чем через сорок лет, я думаю об этом? Наверное потому, что подобные воспоминания никуда не уходят, они живут с человеком, и между прочим, служат верную службу. Поскольку они есть опыт, и всегда напоминают и предупреждают о том, что жизнь, в общем-то, во многом состоит из подобных разочарований, и к ним надо быть готовым.

Прошла вечность, состоящая из бесконечной череды многих маленьких вечностей. Пришли и ушли другие времена, люди, события, обстоятельства, удачи и неприятности, и я снова вернулся к фильму «Икар ХВ — 1». Он выплыл из закоулков памяти совершенно случайно, где хранился все эти годы, точнее название фильма и воспоминания о том, как я его не посмотрел. Значит, я должен был его посмотреть, там в нашем маленьком клубе, в кругу своих маленьких друзей, в той маленькой вечности.

Сначала я нашел информацию о фильме в Интернете, а потом заказал его в одном из павильонов магазина «Музыкальный парк». А в апреле 2013 года, в одну из свободных суббот, состоялся исторический просмотр (возвращение на «наши» экраны) художественного фильма в жанре фантастики и приключений «Икар ХВ — 1», на кухне московской квартиры в «вечерний сеанс». Не берусь судить о том, какие бы чувства я испытал от просмотра фильма в двенадцатилетнем возрасте, но сейчас, когда я уже убеленный сединами, но всё ещё мальчишка, там глубоко внутри, он на меня произвел впечатление. Вполне возможно потому, что и сейчас его смотрел, всё-таки мальчик, которому до седин ещё очень далеко. Ещё не прочитано огромное количество книг, не просмотрено невероятное число фильмов, всё ещё впереди. И я ещё не знаю, что этот черно-белый фильм снят по мотивам романа Станислава Лема «Магелланово облако», потому что эта книга тоже впереди…

И ещё я подумал о том, что тогда, сорок лет назад, «Икар ХВ-1» скорее всего показался не очень понятным и не очень интересным моим приятелям, поскольку, фильм, как я догадывался и тогда, был «взрослым» — взрослые разговоры, взрослые проблемы, и не так уж много специальных «космических» эффектов… И, конечно же, «Икар» оказался «не очень советским», словом «не нашим» фильмом. Отечественным блокбастерам детского фантастического кино «Москва — Кассиопея» и «Отроки во Вселенной» ещё только предстояло появиться на экранах. Они и были как раз теми фильмами, которые должны смотреть советские школьники –пионеры и совсем юные комсомольцы.

Добавить к этому нечего. Тем более, давать какие-либо оценки фильму «Икар ХВ — 1» с позиций сегодняшнего дня мне бы не хотелось. Если есть желание, посмотрите его сами, возможно он покажется вам интересным, а может быть и нет. Может быть «Улицы разбитых фонарей», или «Пираты Карибского моря», или «Аватар» ближе, у каждого свой вкус.

Что до меня, то моё желание всё же исполнилось, в субботу вечером, через сорок с лишним лет.

Красный Ленинград — 68

Дело было, когда я учился в первом классе самой лучшей школы (по мнению большинства родителей) лучшего города, в лучшей стране мира под названием СССР. Первоклашка лишь начинает знакомиться с большим и прекрасным миром за пределами дома родного — всё для него ново, всё привлекает внимание и вызывает интерес. Всё хочется узнать, увидеть, подержать в руках. Сейчас я совершенно уверен, что увлечений и интересов у первоклассника никак не меньше, а может быть, даже и побольше, чем у почти взрослого, очень умного и важного выпускника средней школы.

Как и большинство моих друзей-приятелей, я увлекался собирательством. У нас все что-то собирали — кто значки, кто почтовые марки, кто этикетки со спичечных коробков или фантики от жвачек. Я коллекционировал почтовые марки, и к этому занятию меня привлёк папа, он сам был серьезным коллекционером и крупным специалистом в филателии. Папа мне объяснил, что если уж собирать марки, то не все подряд, а придерживаться какой-то определенной тематики. Во-первых, это интереснее, а во-вторых, собирать всё подряд не имеет смысла (всего не соберешь) и просто глупо. Разумеется, я выбрал тему «животный мир», как и другие мои друзья — юные филателисты.

Папа всегда интересовался, как продвигаются мои дела на ниве филателии, что нового приобрел, что интересного узнал о тех странах, где выпущены те или иные марки, что за животные изображены на марках, каких пород и где они обитают. Иногда он сам участвовал в пополнении моей коллекции — приносил из городского отделения Всесоюзного общества филателистов очень интересные, красивые и редкие марки.

Но однажды папа принес и подарил мне не новые марки, а серию замечательных значков, посвященных городу Ленинграду. К маленькой золотистой колодочке, на которой была выгравирована надпись «Ленинград», крепился небольшой, тоже золотистый четырехугольник. На его поверхности, покрытой то ли эмалью, то ли пластиком, размещалась металлическая нашлепка с изображением Стрелки Васильевского острова. Всего было три значка: с красным, синим и зелёным покрытием. Они, как новенькие медальки сверкали, когда на них попадал свет, притягивали и завораживали. Это было настолько красиво, что я подолгу не мог оторвать от значков взгляда.

Правда, меня немного расстраивало то, что я не собирал значки, и, по большому счету, не знал, что с ними делать. Они просто лежали у меня в коробочке, и я периодически ими любовался. Конечно, я не мог не принести их в школу, чтобы показать своим приятелям — одна из самых повторяемых ошибок моего детства. И юности. И взрослой жизни тоже… Принести в школу (в институт, на работу) и показать друзьям то, чего у них нет, и что они тут же, отчаянно захотели бы иметь!

Тогда со мной «водился» один мальчик, звали его Мишка, по прозвищу Боба. Правда, дружком моим он был лишь иногда. Гораздо важнее было то, что мой папа и его отец (большой начальник) были знакомы и приятельствовали. А много позже, когда потребовали обстоятельства, отец Бобы помог моему папе с устройством на работу.

Сам Мишка Боба был фигурой очень неоднозначной. Без сомнения одарённый, и, возможно, самый умный мальчик в нашем классе, в начальной школе он был круглым отличником. В пятом классе он решил, что всё что ему было нужно, он уже узнал, и забросил учебу. В каждый новый класс он переходил, едва вытягивая на тройки все предметы, и делал это сознательно. Миша не хотел учиться, а хотел заниматься тем, что ему нравилось. Он был замечательным фотографом и освоил это дело профессионально. В девятом классе, его назначили официальным школьным фотографом, и даже выделили под фотолабораторию специальное помещение — бывший туалет на четвертом этаже. Фотолаборатория Бобы была обклеена плакатами, разными интересными художественными фотками, вырезками из иностранных и отечественных журналов и прочим. Мы, великовозрастные оболтусы, любили «забуриться» к Бобе в фотолабораторию, чтобы позубоскалить, и пообсуждать девчонок на перемене. Кроме того, Боба оказался исключительно талантливым художником, что называется от Бога. Однажды, в старших классах, когда я заглянул к нему в гости (он жил неподалёку от школы), то увидел на стене большой портрет отца Бобы, работы самого Бобы, мастерски выполненный маслом. Честно говоря, я был поражен, и очень рад за Бобу.

Что же сам Боба… Будучи, в общем, добрым мальчиком, он хулиганил по-мелкому в младших классах, любил в шутку поиздеваться над одноклассниками, особенно нашими записными отличниками и активистами в средних классах. А в старших, вдруг полностью переменился. Боба стал не по возрасту мудрым и печальным. Казалось, что он, в один момент, из мальчика сразу превратился во взрослого мужчину. Позже, через десять лет, на нашу встречу выпускников-одноклассников приехал дядя с окладистой бородой, и взглядом, умудрённого жизнью старца. Его даже не все сразу узнали…

Но тогда, в 1968 году, когда я имел неосторожность принести свои значки «Ленинград» в школу, Мишка очень захотел, чтобы они были не у меня, а в его коллекции. Очень-очень захотел. Он, кстати, собирал значки, и его, к тому времени уже довольно большая и богатая коллекция, размещалась в специальных дорогих заграничных, с обтянутыми велюром страницами, альбомах. И я мог дать руку на отсечение, что подобных альбомов в городе больше не было ни у кого. Я, во всяком случае, не встречал.

Бобе были очень нужны мои значки. Наверное, он считал, что без них его коллекция была неполной. Да что там! Эти значки стали бы украшением, изюминкой всей коллекции Бобы. Мишка стал ходить за мной буквально по пятам и клянчить значки. Сначала он давил на то, что мы с ним друзья, а друзья, как известно, должны делиться друг с другом значками. Потом убеждал меня в том, что если я собираю марки, то никак не должен собирать ещё и значки, потому что «это нечестно». Угрожал, что больше никогда не будет со мной дружить, если я не отдам ему серию значков «Ленинград». Но я был непреклонен, потому что серия «Ленинград» нравилась мне самому, а потом, я ведь знал, что папа может расстроиться, если узнает, что я кому-то отдал его подарок.

Однажды Мишка подошел ко мне на большой перемене, и с видом заговорщика отвел в сторонку. Оглянулся по сторонам, не подслушивает ли кто, прошептал, что ему удалось «достать» целое богатство. А именно, самую первую, самую ценную, и, разумеется, самую дорогую почтовую марку в мире!

— Это — «Розовый Маврикий», — громко шептал он мне в самое ухо, — таких в мире всего несколько, и те бракованные. Есть ещё «Голубой Маврикий» и «Оранжевый Маврикий»…

И он показал мне, аккуратно уложенную в специальный «марочный» прозрачный пакетик, маленькую беззубцовую марку бледно-оранжевого цвета с изображением профиля какой-то тётки. Самое интересное, что раньше, я уже слышал (возможно, даже от папы) о таких марках, о том, что их очень мало, что они очень старинные и ужасно дорогие. Но чтобы у Бобы, вдруг, появилась одна из таких марок, было выше моего понимания. И, тем не менее, я её держал в руках, и почти не сомневался, что приятель говорит правду. Во-первых, потому что октябрята никогда не врут, а во-вторых потому что был абсолютно уверен, что в Советском Союзе было возможно всё, в том числе, и раздобыть Первую Почтовую Марку в мире!

А Боба продолжал мне что-то нашептывать, в чем-то убеждать. Он говорил, что готов отдать мне такое богатство лишь только потому, что сам он марок не собирает. И просит он за эту «ценную редкость» всего лишь каких-то три «вшивых» значка! Честно говоря, я был сбит с толку основательно и окончательно. Всё же, где-то в самой глубине души я сомневался, но мальчиком был безотказным. Ему очень хотелось иметь значки «Ленинград», и он вертел пакетиком с «Розовым Маврикием» перед моим носом, показывая оборотную сторону марки с безупречным клеевым слоем. В итоге я сдался. Махнул рукой и согласился. В сущности, этот «Розовый Маврикий» самому мне был ни к чему, ведь я же собирал «животных». И пусть даже первая марка в мире, если на ней изображен непонятно кто, никак не вписывалась в мою коллекцию.

— Значки при тебе? — деловито осведомился мой друг.

Я сказал, что нет, не при мне, но завтра принесу.

— Только ты обязательно принеси, — заволновался Боба, — а то мне за эту марку, один знакомый целый альбом значков даёт. А другой мой знакомый из клуба филателистов предлагает десять рублей, понял?! Но ведь я же для тебя как для друга, сам понимаешь…

На следующий день размен состоялся, снова на большой перемене. Боба пересчитал значки, спрятал их в карман, как-то странно усмехнулся и убежал. Весь следующий урок я тупо разглядывал маленький желтенький квадратик, ломал голову, почему же он называется «Розовый Маврикий», раз желтого, почти оранжевого цвета, в общем, не понимая, зачем он мне понадобился… И ещё… мне было очень жаль моих значков, почти до слёз жаль.

Вечером дома, я показал марку папе, и сказал, что отдал за неё те значки «Ленинград», которые он мне принес из Всесоюзного общества филателистов.

— Это «Розовый Маврикий», — сказал я, и, не очень уверенно добавил, — самая ценная марка в мире…

Папа, лишь мельком взглянув на марку, внимательно посмотрел мне в глаза. Потом погладил по голове и мягко сказал:

— Тебя обманули, сын. Это не «Розовый Маврикий». Это вообще не марка. Но не расстраивайся, в мире коллекционеров много нечестных людей, попросту жуликов. В следующий раз будешь повнимательнее. И ещё запомни: потерять гораздо легче, чем найти.

Всё. Больше папа мне ничего не сказал, а я на следующий день потребовал у Мишки назад свои значки. Но Боба рассмеялся мне в лицо, и сказал, что ни за какие коврижки их не отдаст. Мена состоялась — возврата нет, и быть не может, потому что назад вещи никто и никогда не меняет. А ещё через день он смеялся ещё больше, гадливо похрюкивая. Он признался, что эту бумажку вырезал из какого-то журнала, где и прочитал про «первую марку в мире». А клей, самый обыкновенный, с почты, сначала намазал спичкой, а потом равномерно размазал пальцем. Ещё Боба рассказал об этом в классе, чтобы все наши друзья, и, особенно, девчонки, узнали, какой я дурак, и какой ловкий и умный парень Боба. Как я уже говорил, он и был самым способным, талантливым и развитым мальчиком в нашем классе в то время.

Что до меня, то грустил я недолго. Настали другие дни, пришли новые марки, новые книги, новые увлечения. А через несколько лет, когда мне пришлось побывать у Бобы дома, я увидел свои значки на самом почетном месте (только эти три значка на целом листе!) в одном из велюровых альбомов. Я смотрел на них со светлой грустью, но вернуть назад даже не попытался. Почему, не знаю…

С тех пор миновала целая жизнь, изменилось всё, кроме, пожалуй, памяти. В июне этого года, мы с женой поехали на «Вернисаж» в Измайлово, где любим побродить среди предметов и вещей Прошлого и Прекрасного, Прекрасного Прошлого, в общем. Не могу сказать точно, что меня остановило у этого продавца значками, но я стал просматривать его «товар», переворачивая одну за другой матерчатые планшетки. И… я увидел то, что, наверное, и должен был увидеть через Вечность. Это был один, из той самой серии «Ленинград», значок со Стрелкой Васильевского острова на красном фоне. Я тут же присвоил ему собственное имя — «Красный Ленинград — 68». Вспышка в памяти, и всё вернулось! Всё-всё, до мелочей вспомнилось. Я смотрел на маленький красный прямоугольничек на золотистой колодке, и чувствовал волну какой-то светлой тоски (хорошо, хоть из глаз не закапало), и одновременно, облегчения. Вот он, мой «Ленинград», у меня в руках, оттуда, из 1968 года. Конечно, я его тут же купил. Продавец отдал недорого, но если бы он запросил две, три цены, или даже пять, я бы купил, не торгуясь. Ибо память бесценна, и её вещественные свидетельства тоже. Я только сказал бывшему коллекционеру, а ныне реализатору, что должны быть ещё два, на что он покивал головой, мол, да, знаем такое дело, но у него не имеется.

По приезду домой, я зашел в Интернет, и после недолгих поисков обнаружил изображение всех трех значков серии. Более того, я узнал, что имеется ещё и другие подобные значки: Стрелка Васильевского острова на светло-бежевом и памятник Петру I на черном и зелёном фоне. Очень красивая серия «Ленинград». Но ещё красивее то, что я о ней вспомнил и начал поиск.

Первым из «возвращенных» стал «Красный Ленинград-68»

Серия «Черчилль»

Так сложилось, что в начале 1970-х годов мы жили в Чехословакии, по месту службы папы. Мальчишек моего возраста и немного постарше оказалось немало в нашем военном городке, который, впрочем, располагался в черте небольшого города Крнов, что в Северной Моравии. Мы как-то быстро привыкли к своему «особому» положению, и почти не замечали того, что находимся в другой стране, поскольку образовался свой маленький мир, где нам, детям офицеров и сверхсрочников было, в общем, уютно и комфортно.

Среди множества увлечений, занятий, игр, и, собственно учебы в школе, коллекционирование почтовых марок занимало особое место, поскольку считалось безопасным и развивающим, с точки зрения взрослых. Для нас же это было увлекательно, романтично и безумно интересно. Потому что марки, которые мы собирали, в большинстве своём были сплошь «не советскими». То есть, те что можно было купить в газетных киосках и небольших магазинчиках Крнова. Нет, конечно, марки из Советского Союза тоже присутствовали, и в немалом количестве — всё же это были времена социалистического лагеря, Варшавского договора и всего такого прочего, а слова «дружба» и «фройншафдт» значили гораздо больше, чем просто слова.

Итак, мы собирали марки. Обменивались, обсуждали, оценивали, в общем, были заняты «полезным» делом, в свободное от учебы и других развлечений время. В основном марки собирались по темам, самыми популярными из которых были, конечно, «животный мир» и «спорт». Когда и у кого в коллекции появилась первая марка с изображением Черчилля, вспомнить невозможно. Однажды она просто возникла у кого-то в альбомчике, и сразу же привлекла внимание всех остальных юных коллекционеров. Толстый Черчилль смотрит с этой марки исподлобья (мол, со мной, дети, шутки плохи) и протягивает руку со своим фирменным (как мы узнали потом у взрослых) жестом — раздвинутыми в стороны указательным и средним пальцем, в виде латинской буквы V, то есть, знака «виктории», значит, по-нашему, победы. В строгом черном костюме, с бульдожьей челюстью, отвисшими щеками и грозным, колючим взглядом. В общем, настоящий Черчилль. Марка крупная, ромбической формы, очень яркая и красивая. По левую сторону указана страна–производитель UMM AL QIWIAN, потом её стоимость, непонятная для нас 5R, и какая-то надпись по-арабски с правой стороны. Отличная марка. Своей оригинальностью она выделялась на фоне других марок в альбоме у этого мальчугана. Он же и рассказал, что недавно видел в киоске на окраине города ещё и другую марку очень похожую на эту. Всем стало понятно, что это не единичная марка, а существует, наверное, целая серия. И марок в ней гораздо больше, чем две, три или даже четыре.

Началась «Большая Охота на Черчилля», то есть, поиск марок из серии, которую мы про себя прозвали просто «Черчилль». Очень скоро юные коллекционеры узнали, что целиком и сразу всю серию достать невозможно. Каждая марка появлялась в единственном экземпляре в маленьких пакетиках вместе с другими марками, и надо было купить весь пакет ради одной этой марки. Но оказалось, что так даже интереснее. Не беда, что другие марки из пакетиков были разнотемные, невзрачные и интереса для нас не представляющие.

Постепенно ажиотаж возрос настолько, что за «Черчиллем» стали охотиться все ребята, даже те, кто вначале выказывал свое равнодушное отношение к новой серии. И даже «значкисты», так мы называли тех, кто собирал значки, и «медалисты», собиратели подарочных медалек. Юные коллекционеры, по двое, по трое и поодиночке бродили по городу, изучая содержимое газетных киосков и магазинчиков города в поисках «Черчилля». «Черчилль» стал своеобразной валютой и мерилом ценности для всех остальных марок, поскольку ценился гораздо выше. На одну, новую марку из серии «Черчилль» можно было выменять целую серию с животными или спортивную, выпущенную в Болгарии, Польше или Монголии.

«Черчилль» шёл постепенно. Главной маркой в серии считалась та, на которой были изображены главы делегаций государств антигитлеровской коалиции: Сталин, Рузвельт и Черчилль позируют фотографам во время Ялтинской конференции 1945 года. Но и остальные марки были тоже весьма необычными и очень интересными. Казалось бы, на первый взгляд, в них ничего необычного не было. Так, просто фрагменты, фотографии из жизни Черчилля. Но в том-то и дело, что это были времена «холодной» войны, и нам было понятно, что в Советском Союзе серию марок, посвященную одному из главных противников мира во всем мире достать просто невозможно. Мы, несмотря на наш юный возраст, были уже пионерами, и прекрасно разбирались в политике. Особенно в международной, которую уверенно проводила в жизнь коммунистическая партия.

Но… тем интереснее была для нас серия «Черчилль». Вот он, в галстуке-бабочке, с двумя массивными золотыми цепочками на пузе и толстой сигарой в левой руке, где-то сидит и улыбается нам. А вот марка, где он в шубе, расположился на заднем сидении машины. Рядом с ним какая-то тётка, наверное, жена. Правда, кто-то из ребят доказывал, что это — английская королева, хотя, с другой стороны, что им делать вдвоем в одной машине? У английской королевы что, своей машины нет? На следующей марке Черчилль один, на морском побережье, перед ним мольберт, рядом на столике кисти и краски. Оказывается, Черчилль был ещё и художником. Он сидит к нам спиной, очень занят рисованием. Так же со спины мы его видим на следующей марке. Черчилль, в плаще, в шляпе и с палочкой (наверное, уже очень старый) прогуливается по песочку, возможно куда-то уходит. А вот на этой марке, Черчилль в мешковато сидящем на нем костюме военного покроя и в военной фуражке, рядом с двумя высокопоставленными генералами. Один из них, определенно из войск специального назначения, поскольку в берете, какие обычно носят десантники. Ещё одна марка: Черчилль и какой-то серьезный государственный деятель, скорее всего, американский, сидят в креслах на кирпичной веранде и греются на солнышке. Завершают серию две марки, посвященные прощанию с премьер-министром. Общий внутренний вид большого собора, с гвардейцами в почетном карауле у большого креста. На последней, и наверное, самой необычной марке серии, строгие и печальные люди, скорбно и сосредоточенно несут на плечах гроб, укрытый британским флагом. Черчилль умер.

Мы тогда толком так и не разобрались, сколько же всего марок в серии. Дособирав до десяти, решили между собой, что их должно быть десять. Во-первых, ровный счет, а во-вторых, что может быть ещё такого интересного про Черчилля, что можно изобразить на почтовых марках? Мне, во всяком случае, удалось собрать десять марок из этой уникальной и, как потом выяснилось знаковой для меня, серии. Какие-то из марок я покупал в пакетиках, некоторые удалось обменять у друзей-коллекционеров. Серия была, конечно, замечательной, и в общем-то выбивающейся из наших детских представлений об интересах в филателии. Тогда мы не могли причислить её ни к какой области или теме, которыми увлекались. Если бы я продолжил заниматься коллекционированием марок, то возможно, начиная с этой серии, стал бы собирать марки, посвященные разным великим людям. Например, ученым (в СССР выпускалось много таких марок), может быть, художникам, общественным деятелям, и конечно, писателям. Но тогда этого не произошло, и серия, посвященная Черчиллю, осталась единственной в моей коллекции, выпущенной в память об одном из величайших людей двадцатого века.

Потом мы уехали в Союз, где я ещё некоторое время, совсем недолго собирал марки. Главным образом ещё и потому, что мой папа был очень серьезным коллекционером. Все это время серия находилась в одном из моих альбомов. Но потом, как-то тихо и незаметно исчезла. Она ушла, и, как будто ушло всё, что было с ней связано — обмены, радость от приобретения очередной марки, поиски и путешествия по газетным киоскам маленького заграничного городка.

Позже я узнал, что папа обменял её на другие, нужные ему марки, когда я охладел к филателии. Папа коллекционировал марки по теме «Космос», принимал активное участие в городских, республиканских, и даже, всесоюзных выставках. Он часто занимал призовые места на этих мероприятиях, получал памятные именные медали. Именно тогда, а это была уже середина семидесятых, серия «Черчилль» растворилась в пространстве. Честно говоря, я не очень расстроился, потому что к тому времени, у меня появилось много новых увлечений, главными из которых были рок-музыка, книги, девочки… И, может быть, она чем-то помогла папе. Во всяком случае, я на это надеялся.

Прошли годы, десятилетие, несколько десятилетий. За это время многие воспоминания покрылись толстым слоем пыли, поросли мхом, а вот о серии «Черчилль» остались яркими и глубокими. Среди некоторых других, дорогих для меня воспоминаний. Более того, серия засветилась, подала знак, позвала из глубин памяти.

Где-то в начале десятых годов нового века, я начал поиск, а точнее, возобновил охоту на «Черчилля», интересуясь на блошиных рынках в Москве, других российских городах, в зарубежных поездках. Понятное дело я её нигде не нашел, ведь всем известно, что когда ищешь какую-нибудь нужную вещь, она специально куда-нибудь прячется, чтобы искатель приложил максимум желания, усилий и терпения. Ни один коллекционер, у кого я интересовался, не то что не мог ничего мне сказать, но никогда и не слышал о такой. Мне кажется, что тогда, в семидесятые, она в Советский Союз так и не попала, хотя, возможно я и ошибаюсь.

И всё же, серия «Черчилль» должна была ко мне вернуться!

В один из счастливых вечеров, я обнаружил её в Интернете, по своему запросу, сразу на нескольких сайтах. Более того, была размещена фотография всей серии, которую я тут же скачал и сделал заставкой рабочего стола на компьютере. Это было, наверное, немного больше, чем просто счастье. Вспышка, взрыв, землетрясение, конечно без жертв! В области сердца что-то заныло, воспоминания обрушились водопадом. Я чётко увидел перед собой и военный городок в Северной Моравии, и ребят — коллекционеров, и киоски, да и все остальное.

Я немедленно сделал заказ, оплатил его через сбербанк России, и менее чем через две недели получил плотный конверт с планшеткой внутри. Вот она, вся серия «Черчилль» у меня на столе, в отличном состоянии, «чистая», то есть, негашеная. И, кажется, что-то ещё… Вознаграждение за долгие поиски, за верность выбранному пути, за… в общем, за что-то ещё. Блок! Большой блок к серии, тоже ромбической формы с двумя беззубцовыми марками, повторяющими две марки из самой серии с зубцами. Там, на фоне Биг Бена и Вестминстерского моста, Черчилль с жестом «Виктория», и сцена прощания в соборе, с гвардейцами в почетном карауле. Значит, всего их тринадцать! То есть, конечно, двенадцать плюс сам блок.

Под «Черчилля» я специально купил новый альбом в Центре международной почты на Варшавке, и вот сейчас сижу и смотрю на свою серию.

У каждого из нас в жизни имеется что-то самое важное, самое ценное, что невозможно измерить деньгами. Может быть, эта серия, а главное, воспоминания о том, что с ней связано — что-то из этого. Что могло, но всё-таки не растворилось, не исчезло во времени и в пространстве.

Вот, в общем-то, и всё.

Искатели или Полная переделка

Литературным произведением, которое стало переходным от детского к юношескому чтению в моих литературных изысканиях, можно, пожалуй, считать фантастический роман Зиновия Юрьева «Полная переделка». Его напечатали в сверх популярном издании середины 70-х годов — литературном альманахе «Искатель». Тогда он выходил с периодичностью раз в два месяца как приложение к журналу ЦК ВЛКСМ «Вокруг света» и пользовался бешеной популярностью у любителей фантастики и приключений. Причем, печатали, как правило, в основном произведения современных отечественных и зарубежных авторов.

«Искатель» был бестселлером того времени сам по себе, и в нашем городе его найти было практически невозможно. С боем доставшиеся номера, читали и перечитывали, давали читать друзьям и знакомым. И зачитывали, не то что до дыр, до отдельных листочков, на которые альманах просто рассыпался, поскольку был в мягкой бумажной обложке и, довольно неважно склеен. Тем не менее, само издание было просто исключительным, начиная с содержания, заканчивая очень талантливо выполненными иллюстрациями к произведениям и красочным оформлением обложек каждого номера.

Однажды папа принес с работы (он тогда работал в агентстве «Союзпечать») целых четыре номера «Искателя» за 1975 год. Разумеется, я был на седьмом небе от счастья и на время даже забыл о тех книгах, которые читал на тот момент. Сначала я прочитал все короткие фантастические рассказы, оставив «на потом» приключения, всё же фантастика для меня всегда была на первом месте. Но к «большим» вещам (в этих номерах были и повести и романы) я приступил не сразу. Всегда получалось так, что наступал момент, когда появлялось чувство, что вот, именно сейчас я должен взяться за то или иное крупное произведение. И тогда я полностью «уходил», погружался в новый, неведомый мир. Так было, когда я читал книги Александра Беляева, Герберта Уэллса, Артура Конан Дойла.

Четвертый номер «Искателя» открывал роман Зиновия Юрьева «Полная переделка». Я бегло пролистал его, выхватывая с каждой страницы по две-три фразы, по абзацу. Сначала мне показалось, что в «Полной переделке» мало собственно фантастического, скорее это напоминало детектив. Я отложил, было, его в сторону, но папа, который уже прочитал книгу, сказал, что вещь просто великолепна. И не столько сюжет, сколько сама идея и то, как роман написан. Папа сказал, что автор — настоящий мастер, и добавил «не оторвешься».

Слово и мнение папы для меня всегда были самыми авторитетными и самыми значимыми, хотя он никогда не пытался меня в чем-то убедить, ни тем более, заставить что-то полюбить, чем-то увлечься. Просто мне казалось, что папа знал и умел очень многое из того, о чем имели очень отдаленное представление отцы многих моих приятелей и знакомых. Увлечения же самого папы (а он был очень увлекающейся натурой) были весьма разнообразными, среди которых особое место занимали фотография, домашнее любительское кино, филателия, джаз и классическая музыка.

И я, конечно, тут же взялся за «Полную переделку». А прочитав три-четыре страницы, оторваться уже не мог. Потому что это была не просто фантастика, а «убойная» по тем временам вещь, и действительно написана не просто легко, с юмором, а так, что хотелось читать ещё и ещё, и перечитывать заново уже прочитанные отрезки и целые главы. Первую часть романа я просто «проглотил». Вторая же, заключительная часть должна была быть в пятом номере, и я не мог дождаться, когда он выйдет. Я уже успел два или три раза перечитать первую часть и даже выучить наизусть некоторые, особенно понравившиеся мне места.

Уже зная, что книга, если дать её почитать кому-нибудь из друзей, не всегда возвращается, я, как мне ни хотелось поделиться радостью от этой вещи с приятелями, всё же держался, и никому «Искатель» не давал.

Наконец настал день, когда пришел долгожданный пятый номер. Не отрываясь, и по-моему, за один вечер, я прочитал вторую часть романа. Она показалась мне чуть менее интересной, чем первая, но в целом, роман стал для меня «суперхитом» среди всех, прочитанных к этому времени книг. Я ещё два раза перечитал роман целиком и спрятал эти номера «Искателя» среди самых дорогих мне, любимых и ценных книг. Но в общем, я с ним не расставался до самого окончания школы, а в старших классах интерес моих друзей и приятелей (кроме одного-двух) к чтению почти пропал. Видимо они посчитали, что всё интересное в своей жизни они уже прочитали.

После окончания школы я поступил в военное училище, а папа в этот год ушёл. Ушёл совсем молодым, и к моему большому сожалению, нам так и не удалось поговорить как мужчине с мужчиной. Или, например, обсудить «по-взрослому» роман «Полная переделка»… В моих воспоминаниях он навсегда остался мужчиной, а я мальчиком.

Однажды, когда я уже учился на втором курсе, возвращаясь из каникулярного отпуска, я решил взять с собой «Полную переделку». Захотелось вновь оживить не такие уж далёкие и приятные воспоминания. Тем более, что в моей жизни как раз и происходила «полная переделка». Собственно, обучение в военном училище и было переделкой мальчика в мужчину. Во всяком случае, нам об этом постоянно напоминали наши командиры.

«Искатели» лежали у меня в прикроватной тумбочке, я частенько их перелистывал перед сном, иногда брал с собой в караул или на выездные полевые занятия.

Как-то в «личное время», после длинных споров и обсуждений прочитанных книг, просмотренных фильмов, я всё-таки не удержался и дал почитать «Полную переделку» одному моему приятелю, Игорю по прозвищу Гораций. Говорить он умел много и складно, весьма неплохо разбирался в живописи, джазе и рок-н-ролле, и всё время рассказывал какие-то небылицы. Друзьями мы, конечно, не были, просто однокашниками с кое-какими общими интересами. Например, поискать приключений в увольнении, у девчонок в общежитии торгово-экономического института. Но мне казалось, что именно Гораций, а не кто-нибудь другой сможет по достоинству оценить роман. Не знаю, оценил он его, или нет, но только своих «Искателей» я больше так и не увидел. Они ушли, как всегда уходят дорогие, но не оцененные по праву, вещи, обиженные нами друзья, девушки, которых любили недостаточно сильно — тихо и незаметно. Вот, казалось бы, они где-то были рядом, а вот уже и нет.

Гораций ничего не говорил ни о романе, ни об «Искателях». А после двух или трёх моих напоминаний, он разозлился и довольно грубо заявил, что я его «достал», и что он вообще не знает, о чем идет речь.

Всё. Конец истории?

А вот и нет. Слишком дороги были для меня воспоминания связанные с «Искателем» и не только. Воспоминания о папе, который мне принес альманах и научил его читать, о тех временах когда… в общем, ещё до «полной переделки».

В дальнейшем, я как ни пытался, как ни старался, но так и не смог найти ни самого романа, ни приложения к журналу ЦК ВЛКСМ «Вокруг света». Они ушли надолго из поля зрения, но из сердца никуда не делись. Всегда были где-то рядом, да и сейчас тоже. Вот она, вся подборка «Искателя» за 1975 год, цела и невредима, почти новая. Я уже перечитал роман (не помню в который раз) через сорок лет, и он ничуть не изменился, для меня во всяком случае. Может быть, кому-то он и покажется устаревшим по нынешним представлениям, но только не для меня. Потому что этот роман — часть моего существа, моей души, моего прошлого, а значит, и настоящего. И, надеюсь, будущего.

Интернет, вот кто стал моим главным помощником и другом в старинной славянской игре «А ну-ка, отыщи!», правила которой просты: надо постараться разыскать и вернуть пропавшие в разные периоды жизни дорогие сердцу вещи, предметы, и конечно, книги. Однажды я набрал в поисковике «Яндекса»: «Зиновий Юрьев, роман „Полная переделка“», и, о чудо! — он оказался оцифрованным. Разумеется, я тут же, его скачал в электронном виде. А потом сделал запрос: «Журнал „Искатель“ за 1975 год». Один из книголюбов (наверное, как и я, родом из детства), отозвался и написал, что есть у него такая радость, и даже в ответ на моё письмо прислал фото всех номеров «Искателя» за 1975 год.

Я, не раздумывая, отправил ему деньги под честное слово, и через две недели в нашем почтовом отделении получил то, что когда-то, как мне казалось, безвозвратно потерял.

Бидструп возвращается

В начальной школе я дружил с одним мальчиком, Юрой Благодырём. А точнее, мы были друзьями-сопрениками, поскольку часто ссорились, а иногда даже дрались. Тем не менее, дружбу ценили, как могут ценить её мальчишки в семи-восьми летнем возрасте.

Однажды, заигравшись на перемене, мы подрались и перевернули поднос со стаканами молока. Молоко приносили в класс из школьной столовой на каждой большой перемене, чтобы мы росли здоровыми и крепкими, как того требовала советская школа. Поднос стоял на столе учителя, Лидии Никифоровны, и молоко залило всё, что было на столе — классный журнал, тетрадки, ещё какие-то документы… Нас, конечно, выгнали с уроков. И мы, как лучшие друзья отправились в кинотеатр им. Чкалова, находившийся в парке через дорогу от школы. Как раз успели на последний утренний сеанс…

А один раз, когда мы гоняли вверх-вниз по широкой школьной лестнице, Юрка не удержал равновесия, и кубарем скатился на пролёт второго этажа, пробив при этом застеклённую дверь правой рукой. Порезы были довольно глубокими, и его тут же отправили в травпункт, который также находился неподалёку от школы. Что-то подобное происходило частенько, но мы всё же, оставались хорошими приятелями.

Однажды Юрик пригласил меня к себе домой после уроков. По дороге мы болтали о всякой всячине. Он рассказывал, что друг его папы работает в Африке, и обещал привезти в подарок живого львёнка. И, если вдруг не получится львёнка, то тогда тигрёнка. Ещё он говорил о том, что у него, а точнее у его папы в кабинете есть много очень интересных, но взрослых книг, которые папа ему читать пока что не разрешает, но потом, он их обязательно прочтёт. А ещё он сказал мне (очень загадочно, почти шепотом):

— Я покажу тебе Бидструпа. Ты такого никогда не видел!

Я понятия не имел, что такое «бидструп», но Юрик умел заинтересовать, потому что уже тогда он был, наверное, самым интересным человеком в нашем классе. Во всяком случае, для меня.

Так, в гостях у школьного друга я узнал, кто такой Херлуф Бидструп и впервые увидел четырехтомное издание его работ. В свободную продажу, насколько я понимаю сейчас, они в нашем городе просто не поступали. Папа Юры был каким-то важным работником обкома партии, а в те времена редкие и ценные книги могли появиться только у очень важных, таких как он, сотрудников. Юрка сначала показал мне эти книги, а потом и дал два тома из четырех, чтобы я посмотрел их дома, в «спокойной обстановке». Сказать честно, я был восхищён работами мастера, и как теперь принято говорить, «подсел» на работы Бидструпа — как отдельные рисунки, так и «рассказы в картинках», и он навсегда закрепился в моей памяти.

Книги находились у меня несколько лет, и я время от времени, очень внимательно и с большим удовольствием пересматривал их. Уж больно неординарно и нестандартно было всё, что делал Бидструп. Хотя в те времена, жанр карикатуры, шаржа были очень даже в моде. Чего стоил только один журнал «Крокодил»! Почти в каждой советской газете, и даже в газете «Правда», которую мы выписывали, как правило, в каждом номере были политические карикатуры. Я их вырезал и собирал в специальную тетрадку.

Тогда же, вместе с Бидструпом, Юра дал мне любимую книжку всей советской пионерии, «детский детектив» (по определению В. С. Высоцкого) — «Старик Хоттабыч», который, я, разумеется, прочитал сразу. Когда мы оканчивали школу, Юра попросил вернуть Бидструпа. Мне было очень жаль расставаться с полюбившимися мне книгами, но я их вернул, а «Хоттабыча» Юра мне оставил в подарок. Книга до сих пор хранится в моей домашней библиотеке.

В дальнейшем я часто вспоминал работы великого художника. А точнее, с тех пор, Бидструп стал для меня самым любимым художником-карикатуристом. Долгие годы не мог найти не то что книг с его работами, но и просто его отдельных рисунков, например, в каком-нибудь журнале.

Однажды, где-то в начале девяностых, я зашёл в Дом книги на Новом Арбате, и в букинистическом отеле увидел тот самый четырёхтомник, что однажды мне показал Юра Благодырь. Я был на седьмом небе от счастья, но когда продавец назвала цену, то понял, что моей тогдашней получки как раз хватит, но жить целый месяц будет просто не на что. Некоторое время я всё ещё хотел собрать денег и купить книги, однако в тот раз мне так и не удалось осуществить свою мечту.

И вот, в середине первого десятилетия нового века, у одного моего сотрудника из подчиненной организации (в которую я приехал с проверкой), я увидел в кабинете сразу две крупноформатные и очень хорошо оформленные книги с работами Бидструпа, издания 2005 года. Товарищ сказал, что у него работает паренёк, которого зовут Ваня Пырьев (прямой потомок того самого Ивана Пырьева). А родители Вани трудятся в Издательском доме Мещерякова, который среди много прочего, осуществил издание двух больших альбомов «Херлуф Бидструп. 200 лучших работ».

Юрий (так звали сотрудника, и мне кажется, что это был какой-то Знак, поскольку, мой Юра, к тому времени, и к большому моему сожалению уже покинул наш мир), заметив, что издание меня весьма заинтересовало, тут же передарил мне «от Вани, с уважением» обе книги. Деньги Юрий Анатольевич брать наотрез отказался. И это оказался для меня, поистине, Очень Дорогой подарок. Наверное, в определённом смысле, главный подарок десятилетия, а то и больше…

Бидструп вернулся! Но, как выяснилось позже, лишь начал своё возвращение…

Через несколько лет я нашел в интернете, и скачал некоторые работы мастера в электронном виде. Я хотел даже использовать кое-какие сюжеты, и даже не сюжеты, а персонажи для оформления своей книги миниатюр и афоризмов «Каланча и Лягушки». Но, сначала мой друг Филин, а потом и в Московской городской организации Союза писателей мне сказали, что этого делать не надо.

«Кто такой Бидструп, и кто такой ты?» — спокойно и убедительно рассуждал Филин. Он считал, что для Бидструпа это будет унижением, поскольку вставлять рисунки великого и признанного художника в «непонятно что», имея в виду мою будущую книгу — это просто «жесть»!

А в Союзе писателей один очень заслуженный литератор, выразил мнение, что это может повлечь за собой неприятности, поскольку вопрос использования работ Бидструпа ни с кем не согласован (имеются в виду датчане: родственники, владельцы прав, издатели и проч.). «Найди лучше какого-нибудь нашего „мазилу“, и пусть себе рисует!» — сказал мне старый литератор. Примечательно, что я про себя иногда называл «Хоттыбчем» этого талантливого и доброго человека, и это, наверное, ещё один Знак от Юры.

Настоящее (и окончательное) возвращение Бидструпа, того самого в четырех томах (издательство «Искусство», Москва, 1968 год), что был у Юры, состоялось 10 мая 2014 года, когда я нашел его на «Вернисаже», в отличном состоянии, у одной бабуси. Я купил его без раздумий, сразу.

Теперь, он в моей библиотеке на почетном месте, и надеюсь навсегда, вместе со мной.

Как и воспоминания о Юрике Благодыре, и о том, что мы когда-то вместе бегали по школьным лестницам.

Польские доисторические животные

Эта серия польских почтовых марок была у меня в детстве. Я тогда собирал марки, в основном, с изображениями животных. В то время это было поголовным увлечением, марки собирали почти все мои знакомые, кроме самых лучших друзей. Хотя иногда и они интересовались, почему это занятие пользуется такой популярностью. Но их интереса хватало, как правило, ненадолго.

Я же собирал марки ещё и потому, что мой папа был филателистом. Настоящим коллекционером — интеллектуалом. Он выписывал журнал «Филателия СССР», делал подшивки, из номеров, тщательно и аккуратно «изучал проблему», был членом Всесоюзного общества филателистов. Во времена «железного занавеса» и холодной войны, он без опаски переписывался с коллекционерами из-за границы, обменивался с ними марками по почте, и география была очень широкой: Европа, Азия, Африка, и даже, Австралия. Папе удалось собрать великолепную коллекцию по теме «Космос». Он часто брал меня с собой на «заседания» городского клуба филателистов, где собирались, так же и нумизматы, фалеристы и прочие. В те времена, занятие это для ребенка было, безусловно, интересным и, конечно, полезным. Я собирал «фауну», а папа руководил процессом и, насколько это было возможно, направлял его.

Но… как в любом деле или увлечении, взрослом или детском, в коллекционировании марок, среди моих коллег во дворе и в школе существовало нечто, напоминавшее соревнование-соперничество.

Однажды парочка ребят из нашего двора, тоже коллекционеров, но немного постарше меня, посмотрев мой альбом, как-то, криво ухмыляясь, сказали, что «всё это не то». Я сначала не понял, что значит «не то», потому что знал, что марки у меня были очень красивые, в очень хорошем состоянии, и среди них имелись достаточно редкие экземпляры, выпущенные в африканских французских колониях. Эти марки в филателистических кругах так и назывались — «колонии». Они печатались способом металлографии, и на вид были очень дорогими и экзотическими. И мои «приятели» пояснили, что означало «не то». Дело заключалось в том, что я не сам достал (выменял, купил, украл) эти марки, а «тебе их отдал твой батя». Я был сбит с толку, потому что в этом они были совершенно правы. Многими, особенно ценными марками, пополнил мою коллекцию папа. А раз так, продолжили добивать меня товарищи, то значит, не я сам собрал коллекцию. И, следовательно, это «не честно». Вот что значит, «не то».

Я был очень расстроен, логика их рассуждений мне была понятна, и я не знал, что на это ответить. Я думал об этом остаток этого, и весь следующий день. А потом пришёл к папе, протянул ему альбом и сказал, что не буду больше собирать марки.

Папа спокойно выслушал меня и сказал:

— Твои ребята так сказали потому, что у них нет таких марок. Это — обыкновенная зависть, ты что, не понимаешь?

— Но ведь они правы, — печально сказал я в ответ. — Ведь я же не сам их собирал, правильно ведь? А это нечестно…

Папа немного помолчал, потом улыбнулся и сказал:

— Эти марки — твои. И совершенно неважно, как они стали твоими, если они появились в твоей коллекции честно, то есть, если ты никого не обманул и не украл их. Это — раз. А второе, если ты будешь слушать кого попало, то никогда не добьешься чего-то значительного в своей жизни. Выбрось из головы и стой на своём. Отстаивай своё мнение. Борись за себя.

Я неуверенно взял альбом, но мои филателистические настроения были на какое-то время основательно подпорчены. Потом всё как-то успокоилось, и главным образом потому, что те мои товарищи потеряли интерес к маркам. А потом я и вовсе забыл об этом разговоре.

Одной из моих любимых серий, и по-моему, её для меня у кого-то выменял папа, была польская серия 1965 года «Доисторические животные». Около десятка «чистых» (в смысле «негашёных»), довольно крупных марок с горизонтальным и вертикальным расположением рисунков, в отличном качестве. На марках были изображены, как мне казалось, все известные виды животных, существовавшие на Земле «за миллион лет до нашей эры».

Сквозь толщу лет и массу бесполезных событий я хорошо запомнил, как выглядела эта серия. Доисторические животные были воспроизведены не детально, как реконструкции, а просто, как красивые рисунки: стегозавр, динозавр, ихтиозавр и другие. Для ребенка — в самый раз, и яркость расцветки, и размеры. Я любовался этой серией, показывал её другим ребятам, но, конечно, понимал, что серия не очень ценная, поскольку Польша — страна из социалистического лагеря очень близкая, и очень дружественная. Тем не менее, я узнал, что такие марки были не только у меня, но и у других ребят, у кого-то полная серия, у кого-то нет.

С этими марками я не связываю больше никаких воспоминаний, кроме ощущения близости детства, чистого ребячьего интереса и почти счастья от обладания такими красивыми марками. Поэтому, серия «польские доисторические животные» запомнилась мне больше других по теме «фауна». Она осталась в Прошлом, затерялась на перекрестках времени, где-то на рубеже 60-х и 70-х годов прошлого века, как впрочем, и многие другие вещи, которые доставляли радость и были частью жизни…

Прошла вечность, и я сначала вспомнил, а потом и нашел эту серию. Вот она, в моем новом альбоме, который я купил по случаю возобновления своего увлечения филателией. Во всём своем блеске, полноте (их оказалось ровно десять) и красоте, серия снова со мной. Неизвестный друг выложил её в Интернете, мы связались с ним, я оплатил и марки и пересылку, и вот, далекое стало чуточку ближе. И главное, я достал её «честно», как когда-то учил меня папа.

Возможно, кто-нибудь сочтёт, что всё это — просто чепуха, кто-нибудь скажет, что старый дурак впал в детство, да много чего можно сказать с незлобивой издёвкой, прочитав это. И я не буду спорить, потому что у каждого в жизни свое — «что-то самое важное». Для меня, порой, это мысленно вернуться в Прошлое, ещё раз пережить ощущения, а главное, взять с собой в дальнейшее путешествие во Времени кусочек детства. Других интересуют более осязаемые, насущные и необходимые вещи — деньги, автомобили, кайф и ещё что-то.

Я же говорю, открывая альбом: «С возвращением домой».

Мой Гулливер

Когда я учился в шестом классе, одним из моих самых одиозных и самых опасных одноклассников был второгодник Валера Рыбак. Разумеется, он был хулиганом, и проживал в самом хулиганском районе города — Дубово. Рыбак был на голову выше всех остальных ребят, и выглядел гораздо старше. Само собой он уже курил, пил вино, а также водил дружбу с подозрительными личностями, что периодически околачивались в школьном дворе. Человеком он был отчаянным и, в некотором смысле, храбрым. То есть, мог во время большой перемены смотаться в ближайшее кафе «Струмок», где пропустить стаканчик сухого. У продавцов не возникало ни малейших сомнений, что перед ними совершеннолетний. В классе у него было трое приятелей, и эта шайка заводила свои порядки. Остальные их побаивались, и старались не связываться. В то время наш класс не был самым лучшим среди всех шестых классов, но, как принято говорить, предпосылки к этому были. А когда после восьмого класса, Валера Рыбак окончил свои «учебные страдания», и вместе с некоторыми другими не очень успешными учениками отправился осваивать высоты профессионально-технического направления, класс сначала спокойно вздохнул, а потом взял курс на первенство в школе по всем показателям. К тому же, примерно треть класса были детьми разного уровня начальников и руководителей в нашем городе. Влиятельные родители как могли, помогали школе, что особенно ценилось администрацией.

Но тогда, в шестом классе, всё было по-другому. В то время я уже достаточно серьёзно увлекался книгами, и не только чтением, но и их коллекционированием. Однажды я увидел у Валеры книгу «Принц и нищий» Марка Твена. Я взял её в руки, и почувствовал тёплую волну, исходящую от томика. Я знал об этой вещи, мне как-то рассказывал о ней папа, но в нашей домашней библиотеке её не было. Кроме того, я к этому времени уже несколько раз перечитал «Приключения Тома Сойера». Моя заинтересованность не ускользнула от намётанного и опытного взгляда Рыбака. Он тут же предложил мне её продать, ровно за восемьдесят одну копейку, то есть, по номиналу. На следующий день я принёс требуемую сумму, но Валера запросил в качестве дополнительной платы «за услугу» ещё двадцать копеек и метательный дротик для игры в дартс, который у меня был, а у него, соответственно, нет. Я согласился, и сделка была совершена. Весь урок я поглядывал на обложку книги, млея от удовольствия. Кроме, собственно, романа «Принц и нищий», в книге были ещё некоторые рассказы, которые я раньше не читал. А на большой перемене Рыбак вызвал меня за мастерские, где обычно курил со старшеклассниками, и деловито раскуривая сигарету «без ниппеля» поинтересовался, нужны ли мне ещё книги. Я обрадовался… Конечно, нужны! И на следующий день у меня появились два тома сказок Андерсена, сборник фантастических произведений Александра Беляева. А ещё через день, Валера принёс «Путешествия Лемюэля Гулливера», 1955 года издания, из серии «Библиотека приключений» с иллюстрациями Жана Гранвиля, объемом 430 страниц, в обложке темно-синего цвета. Я был счастлив, оттого что столько хороших и ценных книг у меня появилось за такой короткий срок. Потому что в те времена, хорошие книги были большим дефицитом. Народу хотелось книг, но в книжных магазинах была сплошь партийно-политическая и военно-мемуарная литература, а также произведения современных советских писателей о трудовых свершениях рабочих и колхозников, в стиле «социалистического реализма».

Правда, где-то через месяц, некоторые из книг, что я приобрёл у Рыбака, пришлось вернуть. Видимо, Валера взял у кого-то «почитать», и продал, а потом от него потребовали книги вернуть. Но «Гулливер» остался у меня, и «просуществовал» дома до 1988 года. Когда я бывал в отпусках, то непременно брал книгу в руки, листал, перечитывал кое-какие главы. Эта книга, сама по себе как-то притягивала, что-то в ней было такое, что завораживало, переносило в другие измерения…

А в 1988 году, в один из своих приездов к маме, я женился. Среди всего необходимого при подготовке к свадьбе, мне нужно было купить памятный, «свадебный» подарок для невесты, а денег не хватало… И я отнес в букинистический магазин в центре города, где раньше располагался магазин «Военная книга», своего Гулливера и два очень старых тома Александра Беляева.

Книги купили сразу (в магазине было много покупателей), и мне показалось, что я сильно продешевил. Я бросился за новым обладателем моих книг, бежал за ним по улице два квартала, и униженно просил набавить ещё «хотя бы трояк». Если мне не изменяет память, он и дал три рубля, только, чтобы я отстал.

Так мой Гулливер от меня ушёл, и я потом очень сожалел, что настолько просто расстался со своей памятью. Конечно, подарок для моей невесты, а потом жены, вещь очень важная и нужная… Ради такого дела, вообще ничего не жаль! Но Гулливера, всё же, отдавать не стоило. Надо было найти другие пути решения вопроса. Например… занять у кого-нибудь денег.

Потом прошла почти половина жизни. Или, во всяком случае, треть. И я всегда вспоминал своего друга в «тёмно-синей» обложке… и чувствовал себя виноватым.

В первом десятилетии 21 века, когда я ещё продолжал свою трудовую деятельность в качестве государственного служащего, Гулливер был «частично» восстановлен. То есть, в очередной свой приезд в отпуск, я приобрел подобную книгу, в том же букинистическом магазинчике, только теперь он переместился в другое помещение, ближе к Центральному городскому рынку. «Частично», поскольку это был «новодел», то есть, книга была издана в 1984 году, и в общем, повторяла оригинальное издание. Однако книга оказалась гораздо тоньше, и обложка ярко-красного, а не тёмно-синего цвета. Хотя иллюстрации в книге были теми же, и дизайн обложки тоже. Эта книжка и сейчас имеется в моей библиотеке, и после того как перечитал, я, в общем, успокоился и решил просто сохранить память о Той книге, которой дорожил, но не сберёг, а тупо продал.

Никогда нельзя продавать то, что дорого для души. Я понимаю, бывают обстоятельства, безвыходные положения и тяжёлые времена. Но сохранить то что можно сохранить, нужно стремиться всегда. Или, изо всех сил пытаться делать это, чтобы потом не было стыдно перед самим собой…

Но настал День (17 мая 2014 года), и я увидел «моего» Гулливера, то есть именно то издание, что когда-то было у меня, на «Вернисаже» у того же продавца, у которого в свое время я купил «Лодку над Атлантидой». Нахлынули воспоминания: школа, Валера Рыбак и почему-то метательный дротик с ярко-желтым оперением. Момент возвращения утраченного — самый волнующий момент в жизни многих людей. Я с трепетом взял книгу в руки и тут же почувствовал в душе прилив тёплой волны. Это волна прикатилась из моего детства.

Вначале, я хотел договориться с продавцом и купить Гулливера в следующее своё посещение Вернисажа, поскольку деньги, что у меня были с собой, я планировал потратить на одну серию редких почтовых марок. Собственно ради этой серии я и приехал в тот день на Вернисаж.

Но тут мне, совершенной случайно повстречалась одна знакомая художница, и мы заговорили с ней о линиях судьбы. О мистике случайных встреч. И о том, что никакая встреча, в сущности, не бывает случайной. По ходу разговора мы выпили кофе, и я подумал, что Гулливер встретился со мной сегодня очень даже не случайно…

Когда мы с ней прощались, я уже знал, что пожертвую марками и куплю эту книгу не в «следующий приезд», а сейчас. Потому что в следующий раз либо не будет продавца, либо книги, либо закроют второй этаж Вернисажа. Или огромная цунами перенесёт блошиный рынок в страну лилипутов. В общем, произойдёт тысяча и одно событие, которые помешают мне вернуть моего Гулливера.

Так случается почти всегда, если человек упускает свой шанс что-то изменить или исправить, даже оказавшись в нужном месте и в нужное время…

Бал мотыльков

Летом 1975 года мы с папой и мамой отдыхали в Сочи. Героиня одного очень уважаемого мною фильма сказала: «В Сочи, я думаю, хоть раз в жизни отдыхает каждый человек». До выхода этого киношедевра на экраны СССР (и мира — в Штатах он получил «Оскар» в номинации «за лучший фильм на иностранном языке»), было ещё далеко, а в Сочи мы приехали уже во второй раз. Папа только что окончил службу в Вооруженных Силах, и новую жизнь было решено начать с доброго отдыха в главном курортном городе страны.

Всё было, в общем, как и в первый раз (в 1971 году) прекрасно — и море, и погода, и великолепная Ривьера. Нам удалось остановиться в гостинице «Кубань», и мама была немного недовольна, поскольку в прошлый приезд мы размещались в отеле «Ленинград», класс и уровень которого был немного выше.

Мне же были совершенно безразличны бытовые условия. Вот подыскать подходящих по возрасту приятелей, чтобы весело провести время, мне очень хотелось. Я тогда уже начинал покуривать, и у меня была припрятана пачка сигарет «Родопи», в самой глубине моего «походного» портфеля чтобы в нужный момент, в кругу будущих новых знакомых продемонстрировать свою «крутизну» и «независимость».

Да… мне действительно казалось, что я уже достаточно взрослый и самостоятельный. Меня по-настоящему увлекали книги (довольно серьёзные для столь юного возраста), кино, рок-музыка и спорт, а главное, уже были собственные суждения по самым разным вопросам.

Книги я, что называется «глотал», предпочитая, в первую очередь, фантастику и приключения. Музыка занимала особое место — к тому времени у меня имелась большая коллекция магнитофонных записей, а также фотографий и плакатов, популярных в 70-е годы рок-групп. Кино интересовало, как и других моих друзей, в основном приключенческое и «взрослое», предпочтительно «не наше». И я рассчитывал, что на отдыхе найду «единомышленников», с которыми будет интересно провести «обмен мнениями», как любили тогда выражаться ведущие новостных телевизионных программ.

Но «друзья», что появились, чуть ли не на следующий день, после нашего приезда, ничем таким особенно не интересовались. По вечерам, когда пляжные и городские развлечения в составе семей завершались, в сквере у гостиницы, под стрекот цикад и сверчков, в основном шла болтовня о всякой ерунде. Рассказывались и пересказывались «взрослые» матерные анекдоты, юношеские пошлости, «забавные» приключения-похождения и всё такое прочее. Компания подобралась из разных уголков Советского Союза, и даже был один поляк. А в общем, несмотря на то, что обсудить интересующие меня темы мне ни с кем так и не удалось, было весело, и отдых мне очень нравился… А кому бы не понравилось провести две недели в Сочи в 1975 году?

Однажды после пляжа, мы с родителями пообедали в ресторане и вернулись в номер, чтобы отдохнуть перед прогулкой по Ривьере. Папа включил телевизор, шёл выпуск новостей. Всё было как обычно: вести с полей, достижения высоких производственных показателей на предприятиях Орловской области, награждение тружеников — передовиков сельского хозяйства в Казахстане, победы советских спортсменов в честь предстоящего XXV съезда КПСС… Завершали выпуск новости культуры.

И тут произошло невероятное. Диктор объявил, что на каком-то зарубежном кинофестивале специальный приз получил мультипликационный фильм «производства Великобритании» «Бал мотыльков». Далее следовал отрывок из названного мультфильма. Вроде мультяшка как мультяшка: забавный лягушонок с гитарой, идёт по лесной тропинке, поёт весёлую песенку, и повсюду, где он появляется, сразу же начинается танцевальный праздник, всё начинает крутиться, вертеться, петь и танцевать, светиться ярмарочными и цирковыми огоньками. На бал собрались и закружили в танце все маленькие обитатели лесной поляны — жуки, лягушки, мотыльки, стрекозы, кузнечики и им подобные. Словом, мультфильм как мультфильм. Но вот сама песенка, которую исполнял главный герой, меня просто потрясла, и я буквально не мог оторваться от экрана! К тому времени я уже не просто знал многие рок-группы по названиям и репертуару, но различал их на слух по звучанию инструментов, голосам вокалистов, стилям и направлениям. То, что в этот момент показывали с экрана чёрно-белого телевизора в гостиничном номере, было ни много, ни мало отбойным глэм-роком, с оркестровыми вставками и хором на подпевке! Мне захотелось танцевать вместе с героями мультика, я был в полном восторге, но никак не мог определить, что за группа играет, и кто поёт «за Лягушонка». Голос был до боли знакомый, и я перебирал в памяти вокалистов групп «Sweet», «Slade», «Deep Purple» и других, но ничего не подходило… Песенка Лягушонка и название мультфильма — «Бал мотыльков» что называется, врезались в мою музыкальную память, и немедленно заняли там своё место.

Под впечатлением мультика и песенки я оставался до окончания нашего отдыха. А когда вернулся домой, сразу же бросился расспрашивать своих друзей, тоже любителей рока, о мультфильме «Бал мотыльков». Но мультфильм, как выяснилось, никто не смотрел, и о чём я спрашиваю, понятия не имел. Даже меломаны повзрослее, обладатели солидных музыкальных коллекций записей и виниловых дисков ничего не могли мне сказать. Возможно, говорили они, эта штука только вышла и появится у нас позже, просто нужно подождать. Честно говоря, я был немного расстроен, потому что мне казалось, что я уже никогда не увижу и не услышу песенку Лягушонка.

Правда, где-то в самой глубине души, я надеялся, что может быть, когда-нибудь этот фильм покажут у нас, или у кого-нибудь из друзей появится запись. Но время шло, и «Бал мотыльков» отдалялся, уходил в прошлое. Некоторые детали нашего пребывания в Сочи, лица ребят, моих товарищей по летнему отдыху, стали бледнеть в памяти, стираться, а вот Лягушонок, оставался таким же весёлым, задорным «зажигалой». Он чётко отпечатался в моём сознании, и думая о нём, я совершенно ясно вспоминал тот гостиничный номер, тот день, когда это произошло.

Через несколько лет, когда я уже учился в военном училище, мне всё же удалось отыскать одного парня, такого же как и я любителя рок-музыки, которому тоже удалось посмотреть этот мультфильм, а точнее, отрывок, что показали в новостях. Он очень убедительно пересказал мне то, что видел, и сказал, что точно не знает, кто «поёт Лягушонка», но скорее всего, это группа «Slade». В общем, я с ним согласился. «Слэйды», насколько я был знаком с их музыкой, вполне могли исполнить что-то подобное. На этом, в общем, тогда всё и закончилось…

А потом… Потом пришло Новое время и наступила эра Интернета.

Ещё до того, как стать активным пользователем Сети, я повстречал одного своего старого друга из «прошлой жизни», по прозвищу Филин. Кроме того, что он был всегда Самым Продвинутым читателем, зрителем, слушателем и путешественником среди прочих моих друзей и знакомых. Мудрый Филин знал Всё, или, почти Всё. Или, по крайней мере, немного больше, чем все остальные. Он всегда и во всём был, как говорят, на «передовых позициях», и в середине восьмидесятых, когда мы вместе с ним, ещё совсем молодыми совместно выполняли свой служебный долг в Костроме, и в середине первого десятилетия 21 века, когда нас снова совершенно случайно свела судьба в Москве. Мы стали встречаться, в основном в бильярдных клубах, чтобы поболтать, выпить кофе и вспомнить былые «горячие деньки».

Как-то я снова вспомнил о «Бале мотыльков», позвонил Филину, и спросил, знает ли он что-нибудь об этом мультфильме. Филин сказал, что лишь слышал когда-то о таком, но попробует посмотреть, есть ли что-нибудь в Интернете.

И… чудо свершилось. Потому что чудеса иногда случаются, при определённом стечении обстоятельств, условий… Условий, иногда созревающих годами, и никак не зависящих от наших желаний. «Бал мотыльков» снова оказался на моих горизонтах. Филин скачал его из Интернета, привёз мне диск, и я снова увидел развесёлого Лягушонка и его друзей на празднике жизни. И он снова пел, теперь уже с экрана моего ноутбука. Правда, выяснилось, что мультфильм называется не «Бал мотыльков», а «Бал бабочек и кузнечиков». И это, в общем, не очень-то и мультфильм, а фильм-концерт, проект бас-гитариста группы «Deep Purple» Роджера Гловера, в котором участвуют легенды и звёзды рок-музыки первой половины 1970-х годов. Сам же трёхминутный мультик лишь завершает почти двухчасовую программу.

Теперь всё встало на свои места. Музыка «Deep Purple», исполнитель (он же Лягушонок) Ронни Джеймс Дио, чего я ожидал меньше всего. Но это было теперь уже и не так важно — круг времён замкнулся, и я снова побывал в Сочи, летом 1975 года.

Спасибо, Филин!

В 2016 году я снова вернулся к этому мультфильму, несколько раз его посмотрел и послушал, а потом поделился своей радостью с друзьями на Facebook.

Спасибо Роджеру Гловеру за прекрасный бал, который начался летом 1975 года и продолжается сегодня.

Спасибо папе и маме за то, что всё это произошло…

Спасибо всем

«Вулкан Суби»

В конце шестидесятых — начале семидесятых годов прошлого века мой папа служил в Центральной группе советских войск, в Чехословакии. Однажды он приехал в отпуск и привёз, кроме всего прочего, книгу с загадочным названием «Вулкан Суби». Книга была, что называется, «взрослой», и я, в то время ученик начальной школы, полистав, и повертев в руках маленький томик, отложил его в сторону. Тогда меня увлекали совсем другие книги, о чём я уже рассказывал.

Прошло несколько лет, и эта книжка снова оказалась у меня в руках. В этот раз я заинтересовался основательно, и в первую очередь потому, что автором был современный американский писатель, Берт Коул, а речь в книге шла о военных действиях с участием американской армии. Я, как активный член школьного Клуба интернациональной дружбы, принимал участие во всех антивоенных и других акциях, проводимых Клубом. В основном, почти все они были направлены против американского военного присутствия во Вьетнаме, и вообще, везде. Поэтому книга была мне интересна ещё и как комсомольскому активисту, который не желает мириться с произволом Соединённых Штатов Америки во всём мире… В самом деле, как можно мириться, если они убивают мирных жителей!

Я снова полистал книгу, останавливаясь лишь в некоторых местах. Всё в ней было так, как я и ожидал. Американская оккупация какой-то необозначенной автором страны в Юго-восточной Азии… Но я почему-то был уверен, что речь шла о Вьетнаме. Попробовал почитать повнимательнее, но всё равно, книга для меня была ещё слишком взрослой. Сейчас-то мне понятно, чем отличаются книги для взрослых от книг для подростков, и даже очень развитых подростков. Но тогда, как не пытался, я не мог осилить роман целиком. Мне было многое непонятно, и я читал частями, отрывками, в общем, не имея цельного представления о романе.

В повествовании шла речь об одном рядовом из американской военной базы по фамилии Джадсон. Этот солдат, как мог, помогал местному населению, страдавшему от голода и болезней. Он периодически убегал из военной части, огороженной колючей проволокой, раздавал продукты и лекарства туземцам. У него даже появилась любимая девушка из местных. Мне показалось, что Джадсон был хорошим человеком, потому что ему было очень жаль местное население, и он всё время плакал. В отдельных главах рассказ продолжался от имени одного из офицеров базы, и события, происходившие в романе, описывались немного по-другому.

Прошло немного времени, и я ещё раз попытался прочитать книгу целиком, но меня всё время что-то отвлекало, всегда была какая-то помеха: то уроки, то занятия в музыкальной школе, то ещё какие-то мальчишечьи дела. Тем не менее, я время от времени возвращался к роману, книга мне нравилась. В то время, в середине 1970-х годов, Америка была главным врагом СССР. Агрессивный блок НАТО угрожал мирным странам, и в особенности, государствам Восточной Европы, членам социалистического лагеря, объединённым в военную, но мирную Организацию Варшавского договора. Нас, советских пионеров и комсомольцев готовили к защите социалистических завоеваний, и многие ребята, мои сверстники, уже твёрдо решили после школы поступать в военные училища Страны Советов. Быть военным в те годы было очень престижно и почётно. Мама очень хотела, чтобы я, как и папа, тоже пошёл по «военной» линии. Я этому никак не сопротивлялся, хотя, если честно, меня увлекали несколько другие вещи.

По телевидению и радио каждый день передавали сообщения о новых преступлениях, творимых Пентагоном и Белым Домом, то там, то сям. И, одновременно, все (имеются в виду мои знакомые и приятели) стремились достать американские джинсы, американскую жвачку и американские сигареты. Когда в кинотеатре демонстрировался новый американский фильм, нужно было выстоять большую очередь в кассу, а плакаты с изображением заокеанских кумиров музыки и кино были вожделенной редкостью и стоили недёшево. Впрочем, ношение джинсов в школе было запрещено, а западную музыку не разрешали проигрывать на школьных вечерах. На всевозможных митингах и демонстрациях мы, советские школьники и передовой отряд молодёжи — комсомол, клеймили позором американского президента, ЦРУ, военщину, а также всяческих «наёмников» и «прихвостней» США в Западной Европе.

Но вот, в июле 1975 года, состоялся первый в мире международный орбитальный полёт космических кораблей «Союз» и «Аполлон», и на время, все как-то отвлеклись от того, что СССР и США непримиримые враги. По телевизору показали Леонида Ильича Брежнева, который испытывал глубокое удовлетворение и большую гордость оттого, что совместный полёт проведён успешно. Во время торжественного приёма в Кремле, Генеральный секретарь показывал всем пачку новой марки сигарет «Союз-Аполлон», и говорил, что, он бросил курить, но на пачках ставит свой автограф и дарит знакомым и приятелям… Но только… самым лучшим приятелям! И его шутке радовались все официальные лица, присутствующие на церемонии, вся страна, что смотрела эту телетрансляцию, наверное, всё прогрессивное человечество, и, конечно, я.

И всё же, американцы, в большинстве своём, продолжали оставаться неприятелями, потому как, угрожали нам и миру во всём мире. И книга Берта Коула «Вулкан Суби» была, как раз, об этом… Автор, казалось, задавался вопросами, вроде таких: «А что мы, американцы, делаем здесь, в джунглях, на другом конце Земли? И ради чего, собственно, проводится вся эта военная операция?» В общем, я был очень доволен, что познакомился с такой серьёзной книжкой, и мне, конечно, очень хотелось поделиться с кем-нибудь мыслями о том, что удалось прочитать.

В то время я посещал музыкальную школу, она размещалась на втором этаже Дома офицеров в самом центре нашего небольшого города. Я был старше остальных учеников моего класса, потому что учился уже в шестом классе обычной школы, и лишь в третьем школы музыкальной. В классе были сплошь девчонки, слишком мелкие и слишком неинтересные для меня. Была и пара ребят, а один из них, такой же переросток, как и я. Мы с ним, в общем, были приятелями и часто болтали на групповых занятиях — уроках сольфеджио и музыкальной литературы. Его звали Димой, и он тоже учился в шестом классе общеобразовательной школы, но не той, что посещал я, а соседней. Поэтому мы общались только когда встречались в «музыкалке».

Полноценными друзьями мы считаться, конечно, не могли, но нам бывало интересно обсудить некоторые темы. К тому же, он был, что называется воспитанным и скромным мальчиком, никогда не употреблял матерных слов, при этом всегда выглядел аккуратным и… солидным. Эдакий маленький, аккуратный, степенный мужичок…

Разумеется, я ему рассказал о книге, и он, конечно же, очень захотел её прочитать. На следующие занятия я принёс ему «Вулкан Суби», и как выяснилось немного позже, распрощался с ней навсегда. Потому что даже аккуратные, скромные и на вид честные ребята, не всегда возвращали книги, которые брали почитать у приятелей. То же, касалось и магнитофонных записей и пластинок, мелких денег и некоторых других, нужных и часто дорогих для подростков вещей.

Я несколько раз напоминал Диме о книге, и каждый раз он говорил, что обязательно принесёт на следующие занятия. А в следующий раз он говорил (с неизменной улыбкой), что уже даже приготовил её, чтобы принести, но в последний момент забыл положить в портфель, когда собирал учебники в школу.

Потом мои занятия в музыкальной школе закончились (я не доучился два класса, о чём сейчас сожалею), и мы с Димой больше никогда не встречались.

Так «Вулкан Суби» растворился в середине 1970-х годов, и в последующем эта книга мне уже никогда не встречалась. В библиотеках моей взрослой жизни её не было, опытные читатели, которых на моём пути было хоть отбавляй, никогда о ней не слышали.

Окончился 20 век, прошло первое десятилетие 21-го, и однажды, я, совершенно случайно, вспомнил о книге моего музыкального детства. Как это произошло, мне непонятно, но когда я стал активным пользователем Интернета, то в один из майских дней 2013 года просто набрал в поисковике «Яндекса»: «Книга „Вулкан Суби“, купить», правда, я не помнил, как звали автора романа.

Чудо свершилось. Передайте всем, кто сомневается: чудеса бывают. Более того, они встречаются почти на каждом шагу, нужно только внимательно «читать знаки», которые нам периодически старательно показывает наше бытие. Книга обнаружилась в одном из букинистических интернет-магазинов далёкого Новосибирска. Всё сходилось: роман «Вулкан Суби», автор Берт Коул, издательство «Воениздат» 1964 года, и даже прилагалось фото обложки.

Да, это был мой «Вулкан»!

Я тут же сделал заказ по электронной почте, и какой-то очень добросовестный незнакомый продавец немедленно переслал мне её в Москву наложенным платежом. 28 мая 2013 года книга лежала на моём рабочем столе. Она была немного потрёпана, но учитывая её «преклонный» возраст (почти полвека), достаточно хорошо сохранившаяся.

Через некоторое время, я очень медленно и очень внимательно прочитал «Вулкан Суби». Точнее, очень обстоятельно, делая, как обычно, выписки в свою литературную тетрадь, перечитал. Я был счастлив. Не только читать, но и просто держать в руках эту книгу. Потому что, Прошлое вновь ожило в цветах и красках: наша маленькая квартира на пятом этаже «хрущёвки», музыкальная школа в Доме офицеров и улыбчивый, скромный Дима.

И, конечно же, первый в мире интернациональный космический полёт «Союз-Аполлон», 1975 года.

Чиппи-чиппи, Чип-чип

Однажды, по космическим меркам недавно, а по меркам обычной человеческой жизни — в другой, давно забытой реальности, в одном, очень отдаленном военном гарнизоне жила-была ватага веселых мальчишек. Гарнизон был настолько далёк от родных осин, что мальчишки просто жили ожиданием (в остальное от других забот время) счастливого времени отпусков своих отцов. Чтобы напиться березового сока или броситься в объятья родной речки, в обществе неисчислимого множества старых друзей своих дворов. Там, на Большой земле, ласково называемой «Союзом».

Но это счастье выпадало лишь раз в году, поскольку отцы наши, трудную службу несли вдали от России, а мамы гордились тем, что тоже в деле.

Ну, так что же мальчишки в далёком гарнизоне? Да, как все мальчишки во всем остальном мире: дружили, дрались, с любовью и стеснением поглядывали на сверстниц, собирали гильзы… ну, положим, гильзы собирали не все. Ещё был дворовой футбол, редкие, но не шутейные «зарубы» в настольный теннис и бильярд в комнате отдыха, когда офицеры и сверхсрочники были на службе. Драки, к слову сказать, были в чести: почти каждый желал отстоять своё «я», а «я» товарища сделать немного поменьше, чем своё собственное. Разборки возникали по поводу и без, по случаю и просто так. Симпатии и антипатии наметились почти сразу, после того, как все оказались на этой «подводной лодке», состоящей из трёх домов офицерского состава на окраине небольшого городка в Северной Моравии. А борьба за влияние или старшинство в ватаге, началась минут через двадцать…

Небезынтересно и то, что многие заводили дружбу, или что-то вроде приятельских отношений в соответствии с воинскими званиями и/или должностями своих родителей. Это было странно и глупо, но именно так. Ведь и родители тоже придерживались установок и традиций, ориентированных на строгую армейскую иерархию. Словом, через некоторое время, ребята разделились на группировки, которые, то враждовали между собой, то мирились, то просто забывали о существовании друг друга.