Русские народные сказки с мужскими архетипами
Сборник русских народных сказок, собранных А.Н. Афанасьевым, главные герои которого архетипические мужские персонажи — от Кощея Бессмертного до Финиста Ясного Сокола. Иллюстрации популярной художницы Marik формируют новый взгляд на привычные образы, сохраняя при этом их уникальную самобытность.
Возрастные ограничения: 16+
Правообладатель: Манн, Иванов и Фербер
Издательство: Манн, Иванов и Фербер
Художник: Marik
Бумажных страниц: 232
Впечатления11
Я хотела почитать о героев сказок, а не сами сказки, которые составляют наверное половину этой книги. Поэтому было мало полезной информации. Хочу отметить художника, арты к книге очень красивые.
Цитаты49
Если в большинстве «женских» сюжетов главная героиня отправляется в опасное путешествие не по своей воле, то персонаж-мужчина нередко сам провоцирует начало приключений: подбирает перо жар-птицы, едет по заведомо опасной дороге, пьет воду из заколдованного копытца, дает напиться пленному Кощею, сжигает лягушечью кожу…
При этом (на что обращает внимание Е. М. Мелетинский) и Иван-царевич, и Иванушка-дурачок заинтересованы не в спасении мира, не в установлении мирового равновесия, как древние женские персонажи вроде Марьи Моревны, а в достижении выгоды, блага для себя и близких (например, семьи, вызволении матери из Кощеева плена). Такое смещение мотивации от коллективных («прометеевских») интересов к личным ученый объясняет самой сутью сказки, вышедшей из мифа, но утратившей его сакральные черты, перенесшей внимание на земную сторону жизни.
В глобальном же разрушении порядка и мирового равновесия заинтересованы потусторонние антагонисты вроде Кощея, Верлиоки, упырей, ведьмаков и прочих созданий, которых принято объединять под архетипом злодея или, у́же, Кощея.
В отличие от амбивалентного образа Бабы-яги, которая способна выступать и как вредительница, и как помощница-ведунья, образ Кощея в сказках всегда остается отрицательным.
При этом (на что обращает внимание Е. М. Мелетинский) и Иван-царевич, и Иванушка-дурачок заинтересованы не в спасении мира, не в установлении мирового равновесия, как древние женские персонажи вроде Марьи Моревны, а в достижении выгоды, блага для себя и близких (например, семьи, вызволении матери из Кощеева плена). Такое смещение мотивации от коллективных («прометеевских») интересов к личным ученый объясняет самой сутью сказки, вышедшей из мифа, но утратившей его сакральные черты, перенесшей внимание на земную сторону жизни.
В глобальном же разрушении порядка и мирового равновесия заинтересованы потусторонние антагонисты вроде Кощея, Верлиоки, упырей, ведьмаков и прочих созданий, которых принято объединять под архетипом злодея или, у́же, Кощея.
В отличие от амбивалентного образа Бабы-яги, которая способна выступать и как вредительница, и как помощница-ведунья, образ Кощея в сказках всегда остается отрицательным.
В данной версии чудесным предметом является не аленький цветочек, а ореховая веточка, которая и становится причиной таинственного замужества девушки; а в образе чудовища-жениха выступает медведь, в русской традиции чрезвычайно мифологизированное существо, часто наделяемое антропоморфными чертами.
Еще один вариант образа чудовища-жениха в русской традиции — это змей, правда, он чаще появляется в сюжетах лубочного происхождения.
Таким образом, если в европейской традиции чудовище не имеет четкого облика, оно описывается просто как некто страшный, внушающий ужас, то для русской традиции характерно использование в аналогичном сюжете образа медведя или змея.
Еще один вариант образа чудовища-жениха в русской традиции — это змей, правда, он чаще появляется в сюжетах лубочного происхождения.
Таким образом, если в европейской традиции чудовище не имеет четкого облика, оно описывается просто как некто страшный, внушающий ужас, то для русской традиции характерно использование в аналогичном сюжете образа медведя или змея.
