«Если человек любит фантастику — то прежде всего он любит космическую фантастику. Практически, это уже своего рода аксиома. В самом деле, вопросы «а что кроется в небе там, дальше облаков?», «неужели наша Земля — единственный очаг жизни во всём безграничном Космосе?», «человечество обязательно встретит иную разумную жизнь в космическом пространстве, но вот какой будет эта встреча — встречей возможных друзей или же началом противостояния враждебных космических рас?», — такие вопросы всегда интересовали человечество вообще, и фанатов фантастического жанра в частности. Поэтому-то наше издательство с радостью представляет сборник фантастики «Врата Космоса», посвящённый именно попыткам поиска ответов на подобные вопросы. Каждому любителю фантастики наверняка будет любопытно узнать (и сравнить!), какими себе представляли освоение и изучение Космоса писатели-фантасты разных времён: классики Жюль Верн и Александр Беляев, классики новой фантастики братья Стругацкие, и наши с вами современники — Дмитрий Раскин и Елена Ворон. Одним словом, не теряйте времени, дорогие читатели. Наберитесь храбрости и постучите во «Врата Космоса». Вам обязательно отворят.»
Пікірлер4
👍Ұсынамын
Много непонятностей в последнем рассказе, но в целом интересно
Дәйексөздер75
Нежданная волна тепла в финале осени,
перестоявшей, высохшей на стеблях — высохший
на стеблях мир. Бесценное последнее тепло —
как будто колесо извечного круговорота чуть подалось
назад. Ну что ж, и это славно. О, этот вкус
раскрытого пространства… его дымов. И мир
стоит без красок… Без движенья, надежды, звука,
как будто в пользу сути мира
или ее отсутствия — теперь неважно… Здесь все
есть умножение бытия — и даже ветер,
что уже сдувает тепло с пространства, гонит рябь
по блюдцам неба.
Как зрима
высвобожденность сущего,
пусть не вещи каждой — вещь обрела предел.
Высвобожденность в?
Не то чтоб мы не знали слова, но слово —
только слово, в лучшем случае, должно быть, — истина.
перестоявшей, высохшей на стеблях — высохший
на стеблях мир. Бесценное последнее тепло —
как будто колесо извечного круговорота чуть подалось
назад. Ну что ж, и это славно. О, этот вкус
раскрытого пространства… его дымов. И мир
стоит без красок… Без движенья, надежды, звука,
как будто в пользу сути мира
или ее отсутствия — теперь неважно… Здесь все
есть умножение бытия — и даже ветер,
что уже сдувает тепло с пространства, гонит рябь
по блюдцам неба.
Как зрима
высвобожденность сущего,
пусть не вещи каждой — вещь обрела предел.
Высвобожденность в?
Не то чтоб мы не знали слова, но слово —
только слово, в лучшем случае, должно быть, — истина.
Мгновение над временем победы, прорыва сквозь —
это тоже погоня-за-ветром.
Пусть здесь,
в последней и главной бессмысленности —
смыслы, истины, боль, бытие — может быть, в ней и только…
и обретают подлинность, и судьбу…
О, этот наш, наверно, все же дар,
Пусть мы о нем, опустошающем и непосильном, не просили…
Дар обнаружения бессмысленности этой.
Он видно все же в пользу недостижимого?
Бытия? Ничто? Свободы? Воздуха?
И Путь и Круг, исчезновенье без следа и Вечность
бессмысленны, непостижимы, затмевают.
В твоей доле и в самом деле ничего нет.
Непостижимая, независящая от света,
источника ль света
чистота…
это тоже погоня-за-ветром.
Пусть здесь,
в последней и главной бессмысленности —
смыслы, истины, боль, бытие — может быть, в ней и только…
и обретают подлинность, и судьбу…
О, этот наш, наверно, все же дар,
Пусть мы о нем, опустошающем и непосильном, не просили…
Дар обнаружения бессмысленности этой.
Он видно все же в пользу недостижимого?
Бытия? Ничто? Свободы? Воздуха?
И Путь и Круг, исчезновенье без следа и Вечность
бессмысленны, непостижимы, затмевают.
В твоей доле и в самом деле ничего нет.
Непостижимая, независящая от света,
источника ль света
чистота…
Между тем речь шла покамест лишь о том, чтобы пустить ядро в Луну, — довольно-таки грубый способ установить сношения, однако весьма распространенный в цивилизованных странах.
