«Изображай, что порядок есть, пока он не появится»
Я замираю в нерешительности. Но лишь на секунду. А потом хватаю Сейдж за талию, беру на руки и говорю:
— Я на все готов ради своей страны.
— Прости. Я люблю тебя, но это невероятный конфликт интересов.
Сейдж вскидывает голову:
— Ты любишь меня?
— Что? — Я вдруг заливаюсь краской. — Я ничего такого не говорил.
— Говорил. Я слышала.
— Я сказал, что любил бы тебя.
— Нет, — возражает Сейдж, и ее лицо расплывается в улыбке. — Ты сказал не так.
Правда? Я так замотался, что сам не понимаю, какие глупости слетают у меня с языка. Или просто не способен скрывать свои истинные чувства к Сейдж Зингер, а они такие интенсивные, что это меня пугает.
— Иногда дурные вещи происходят сами по себе, — говорю я, поглаживая большим пальцем щеку Сейдж, путешествуя по холмам и долинам ее шрама.
Она ловит мою руку, подносит к губам и целует ее, говоря:
— А иногда так же происходят хорошие.
Но она, слава богу, обвивает руками мою шею и сама порывисто прижимается ко мне. Закапывается пальцами в мои волосы, наполняет мою грудь своим дыханием. На вкус она как лимон с корицей, пахнет кокосовым лосьоном и ленивыми закатами. Она — как провод под напряжением: в каком месте ни коснется меня, я горю.
Когда Сейдж забрасывает ногу мне на бедра, я сдаюсь. Она обхватывает ногами мою талию, платье на ней задирается, и я несу ее в спальню, где кладу на свежайшее постельное белье. Она тянет меня к себе, это как затмение солнца, и в голове у меня мелькает последняя сознательная мысль: лучшего конца у этой истории быть не могло.
По-твоему, чем закончилась эта история?
Я заправляю прядь волос за ухо Сейдж.
— Вот чем, — говорю я и целую край ее рубчатого шрама.
Сейдж втягивает ноздрями воздух, но не отстраняется. Я целую уголок ее глаза, где кожа оттянута вниз из-за пересадки. Я целую гладкие серебристые пятнышки на ее щеке, похожие на упавшие звезды.
А потом целую в губы.
Сперва я прикасаюсь к ней руками нежно-нежно, как к чему-то очень хрупкому. Мне приходится напрягать каждый нерв, чтобы удержаться и не сжать ее в объятиях. Никогда ни одна женщина не вызывала во мне таких ощущений: я хочу вобрать ее в себя, поглотить целиком.
Саффрон смотрит на меня, потом на Сейдж.
— Кто это?
— Лео, — повторяю я. — Коллега.
— Вы печете? — с сомнением в голосе произносит она.
Я поворачиваюсь к Сейдж:
— Ладно, что не так? Пекари носят костюмы клоунов или я одет как бухгалтер?
мама говорила: «Лео, не переживай. Отверженные наследуют землю». Вероятно, это правда.
— Вот я и подумал, что сегодня могу побыть твоей семьей. — Сейдж застывает в неподвижности, потом я вижу, что по ее щекам текут слезы, и тянусь к ней сквозь невидимую стену, беру за руку. — Это мелочь, но все же: ты плачешь как от радости, что в День благодарения за столом появился нежданный гость, или вроде как от ужаса, если бы вдруг узнала, что кто-то из твоих дальних родственников извращенец?
С губ Сейдж срывается смешок.
— Не знаю, как ты это делаешь.
— Что делаю?
— Возвращаешь меня к жизни, — говорит Сейдж. — Но все равно спасибо.
Она попыталась разбудить бабушку, но не смогла.
— Это случилось во сне, — сквозь слезы говорит нам Дейзи. — Ей не было больно, я знаю.
Откуда такая уверенность?