и Юрий Дудь в очередном своем интервью говорит «корешесса» (феминитив от слова «кореш»), и звучит это, как ни странно, скорее нейтрально, чем насмешливо.
и делает возможным его речь. Чтобы понять эту ответственность, человек, сам несущий в себе первородный языковой грех, должен оценивать говорящего по языку, который он или она использует. Этот парадокс подразумевает этическую дилемму, назревающую у истоков любой речи».[14]
Каждое сказанное нами слово – наша, и ничья иная, ответственность, – и наша свобода. И каждый раз, открывая рот, чтобы что-то сказать, мы делаем выбор – кто мы, про что мы и в каком мире хотим жить. Позвольте закончить цитатой из книги Джудит Батлер «Захватывающая речь: Политика перформативного» (перевод мой): «У нас может возникнуть соблазн понять существование травмирующего языка как постановку этического вопроса: какой язык нам стоит использовать? Как язык, который мы используем, влияет на других? Если язык вражды взят у кого-то еще, значит ли это, что тот, кто его цитирует, не несет ответственности за его употребление? Можно ли сказать, что кто-то другой изобрел этот язык, который я всего лишь использую, и тем самым снять с себя ответственность? Я бы сказала, что цитирование системы понятий наоборот усиливает нашу ответственность за нее. Тот, кто использует язык вражды, в ответе за его повторение и укрепление, за восстановление контекстов ненависти и травмы. Ответственность говорящего состоит не в переизобретении языка из ничего, а скорее в осознании наследия, которым он пользуется и которое ограничивает
alphabetism (притеснение кого-то из-за его имени, фамилии или аббревиатуры, которое образуют его инициалы), beardism (дискриминация лиц мужского пола из-за растительности на лице), diseasism (нетерпимое отношение к больным людям), faceism (дискриминация людей из-за непривлекательных черт лица), genderism (дискриминация по половому признаку – не путать с сексизмом).
Если сексизм, расизм, гомофобия звучат для русского уха уже привычно, то современные лукизм (дискриминация по соответствию определенным стандартам внешности и красоты), эйблизм (притеснение лиц с физическими недостатками), эйджизм (дискриминация по возрасту), фэтфобия (дискриминация толстых людей), трансфобия (непринятие трансгендерных людей) знакомы еще не всем. А есть еще масса слов, которые еще не дошли до нас – и снова, добро пожаловать в языковую машину времени
многих американских ресторанах уже не существует понятий waiter и waitress («официант» и «официантка» – вместо них гендерно-нейтральное waiter person (устоявшегося перевода нет)). Вместо привычного cameraman («оператор») сейчас принято говорить camera operator (тоже «оператор», но без слова man). То же самое со словами postman («почтальон») – вместо него mail currier; fireman («пожарный») – вместо него fire fighter; policeman («полицейский») – вместо него police officer; businessman – теперь businessperson. То есть везде, где есть слово man, от него стараются избавиться.
русском происходят и другие замены: «секс-работа» (sex-work) и «секс-работник» (sex worker) вместо «проституции» (prostitution) и «проститутки» (prostitute). «Люди с инвалидностью» (people with disabilities) вместо «инвалиды» (the disabled, the handicapped). «Слабослышащий» (hearing impaired) вместо «глухой» (deaf), «невербальный» (nonverbal) вместо «немой» (numb). «Бортпроводник» и «бортпроводница» (flight attendant) вместо «стюард» и «стюардесса» (steward, stewardess). И так далее. Понятно, что русский и английский – очень разные языки, и многие корректные термины конструируются у нас по-своему, но тенденция приходит из английского.
Есть в английском и не такое: например, motivationally challenged (испытывающий трудности из-за уровня мотивации) вместо lazy (ленивый), chronologically challenged (испытывающий трудности из-за времени) вместо unpunctual (непунктуальный) и много всего подобного. Можно над ними смеяться, а можно смотреть на наше возможное будущее. Нравится нам это или нет, но большинство современных заимствований приходит с Запада, в частности, из английского языка.
Попробую высказать эту мысль совсем просто. Политкорректная правка русского языка проводится без учета самого языка и языковой интуиции его носителей, а как бы по аналогии с английским. Более того, эта правка зачастую проводится в довольно травматичной для обычных носителей языка форме. В языке почти все основано на привычке. Поэтому обвинение носителей языка в расизме, сексизме, гомофобии и так далее на основании того, что они произносят нейтральные и привычные для них слова, несправедливо, а именно этим часто подкрепляется требование отказа от этих слов. Тем более что большая часть носителей языка вообще находится вне контекста политкорректной дискуссии.
