Оглавление

Предисловие

Добро пожаловать в мир, где история сбрасывает пыльный фрак, а мифы надевают потрёпанные кеды. Эти сказки — не для колыбельных. Они для тех, кто знает цену пыльным тронам и разбитым сердцам, кто устал от пафоса и ищет истину в иронии и магии повседневности. Здесь города, как старики, спорят с судьбой, а заблудиться — лучший способ найти нечто большее, чем пункт Б. Это притчи, сотканные из грусти и смеха, где мораль нацарапана на стенах соборов и бортах верблюжьих колымаг. Откройте — и позвольте сказке ткнуть вас тростью в ребро истории.

Об авторе: Он — ловец ветров и картограф подземелий. Пишет не чернилами, а пылью архивов, слезами шарманки и искрами от наковальни истории. Его стиль — вихрь метафор: в одном абзаце короли жарят кальцоне у джинна, а Черный Козёл дирижирует вальсом рассветов. Он сшивает эпохи грубой ниткой иронии, превращая тяжёлое наследие в легкое кружево абсурда. Обожает персонажей-упрямцев: города-деды, шарманки-старухи, капитаны подземных рек. Его сказки дышат ностальгией с привкусом перца, а мораль царапает сердце, как надпись на соборной стене. Не ищет истину — играет с ней в жмурки посреди базара Халифата. Читайте его, если готовы, чтобы вас занесло не туда, где счастье пахнет горячим песком и утраченными носками. Ключевые черты: ирония, магический реализм, исторический коллаж, острая ностальгия, диалог с мифом.

Забудьте про златовласых принцесс! Эта книга — для тех, чья сказка пропитана пылью веков и дымом мегаполиса. Здесь оживают древние города (как Вормс, торгующий магнитами о французах), заблудшие души плывут под землей с Алой Музой, а эмигранты спорят с шарманкой вместо GPS. Вас унесет вихрем не туда — прямиком в Халифат с джиннами-лимонадчиками, занесет в топи Москвы, где Черный Козёл стережет тайны, и заставит шагнуть в черную полынью следом за ондатрой. Это истории о упрямстве (как у Ниалла с его наковальней судьбы) и иронии сквозь слезы. Готовы? Книга вздохнет вам в лицо вековой пылью, дёрнет за ниточку ностальгии и — берегите ребра! — ткнёт острой моралью прямо в историю. Ваше «жили-были» только начинается.

О ДВУХ УЛИЦАХ И РЕКЕ

Между Никольской-Сестрицей (в кружевах фонарей и книжников) и Петровкой-Бунтаркой (в кожаном пальто от кутюр, с дерзким каблучком) — всего пять шагов волшебства. Не шагов — пять вздохов зимнего воздуха, что превращаются в пар, а пар — в золотых жуков, улетающих под карнизы сумрачных дворцов-стариков. Эти дворцы помнят всё: как графья векторы судеб на салфетках чертили, как купцы потенциал меряли золотом.

Рука в руке — стрелка компаса, устремленная в Новый Год. А вокруг — блеск праздничных витрин: не просто стекло и лампочки, а две тысячи крошечных солнц, пойманных в ледяные ловушки. В них отражались мы — два силуэта против течения.

И тут… река! Не та, что подо льдом. Река огней ночных — фары, окна, неоновая краска счастья на асфальте. Она текла только для вас двоих. Берега её были не из песка, а из пушистого снега, а посередине — пламя! Не костёр — сердцевина мороза, горящая синим огнём. «Горит пламя на снегу!» — закричали вы, и снежинки вокруг вспыхнули искрами.

Снег-Сообщник принялся укрывать следы:

Ваши шаги — незаметными, как забытые обещания.

Ваши смех — тихим эхом в колодцах дворов.

Ваши тайны — узорами на стёклах спящих авто.

Под светом фонарей-сталкеров и звёзд-соглядатаев вы бежали из города прочь. Не от него — сквозь него, как игла сквозь бархат ночи. Город подмигивал вам:

— Знаю короткий путь! Через арку — там двор, где время спит!

— Бегите мимо часового-грифона на банке! Он сегодня снисходителен!

Тайны улиц и дворы стали вашими союзниками:

— Никольская подбросила вам горсть светлячков из витрины антиквара.

— Петровка расстелила под ногами ковёр из теней — бесшумный и быстрый.

Вы хранили любовь до утра, как драгоценный груз в кармане старого пальто.

В зимнем сумраке ночном вы были не просто вдвоём. Вы были — целая вселенная на пушистом берегу огненной реки. Город отступал, превращаясь в декорацию. Оставались только:

Шелест ваших шагов по снежному савану прошлого.

Тепло ладоней, сплетённых в единый вектор.

И пламя на снегу — вечный, невозможный, как сама эта ночь.

А когда рассвет попытался высунуть розовое ухо из-за горизонта, река огней свернулась в клубок и укатилась в подземный коллектор. Пламя погасло, оставив на снегу звезду из инея. Вы стояли на пустом берегу — усталые, смеющиеся, с карманами, полными зимнего снега.

Мораль (написанная инеем на витрине булочной):

Иногда пять шагов между улицами — это вся Вселенная.

Иногда побег из города — единственный способ найти его душу.

А пламя на снегу напоминает: самые яркие чудеса рождаются на стыке противоположностей — как любовь на стыке двух сердец в морозную ночь.

P.S. Говорят, если встать ровно посередине между Никольской и Петровкой в канун Нового Года и векторно умножить свои мечты… можно поймать хвост той самой огненной реки. Главное — не отпускать руку того, кто верит в пламя на снегу.

СКАЗКА ПРО ГОРОД, КОТОРЫЙ УСТАЛ БЫТЬ ВЕЛИКИМ

Жил-был в Германии город-дед Вормс. Не просто дед, а дед с претензией — борода из плюща, плащ из вековой пыли, а вместо сердца — каменный Нибелунгенлид. «Я был столицей!» — бубнил он каждому туристу, поплёвывая крошками крепостных стен.

Дорога времени? Да это ж его любимая горка в парке! Он по ней катался:

Вверх — к Робертинам (это у него были такие молодые тараканы-аристократы, что правили 15 минут, но успели заказать фреску «Мы — великие!»).

Вниз — к Бабенбергам (те ходили гордо, как коты в коронах, пока не споткнулись о династический коврик).

— Дарю вам королей! — хвастался Вормс соседним деревням. — Смотрите: этот — с дыркой в мантии! Этот — со съемной короной для балов!

Но потом пришли французы — не гурманы, а те, что с факелами и плохим настроением.

— Бонжур, старикашка! Где тут у вас «величие»? Ах, вон оно — дровами стало!

И пылал Вормс, как бюджетный фондюшник. Старый дом (читай — полгорода) чихнул пеплом и пробормотал: «Лучше бы я в буржуа превратился… у них хоть сантехника новая!»

А потом… тишина. Не героическая — скучная. Вормс заскучал:

— Где мои короли? Где драконы? Сплошные буржуа с зонтиками-тростями!

Но тут явилось спасение в штанах-кюлотах: Рембрандт! Вернее, его муза — небритая, в краске, с кистями вместо веера. Она молча прилепила картины к уцелевшим стенам:

— Смотрите! Вот ваша тётя Ульрика в юности! Вот пожар в стиле барокко!

Город ахнул: «Так я ж красивый был! А сейчас… гаражная распродажа истории».

Величие минувших поколений? Оно валялось тут же:

— Под мостовой — кость королевского пса Карла Великого (тот гавкал на папских легатов).

— В пивной «У трёх императоров» — призрак менестреля, вечно путающий гимн с частушкой.

— На ратуше — пятно от супа Барбароссы (он ел тут, когда империю терял).

Сквозь пламя мятежей и тьму веков Вормс пророс, как гриб после дождя. Не величественный — упрямый. Он теперь:

Шепчет туристам, что Страсбург — это его «вечный сон» после перепоя с Рейном.

Продаёт магниты с надписью: «Я пережил французов — переживу и твою любовь к селфи!»

Напоминает буржуа, что их гаражи стоят на месте королевской уборной — вот и всё «величие».

Мораль (нацарапанная на стене собора):

Родина — не музейный экспонат. Это дед, который ворчит, но всё ещё может ткнуть тростью в ребро истории и сказать: «Я ЭТО пережил. А ты?». И да — буржуа с зонтиком тоже часть легенды, особенно если он купил сувенирный щит и уронил его в Рейн.

P.S. Вормс до сих пор крутит «витую нить времени» на вязальном станке истории. Иногда путает петли. Получается готика с помарками. Зато душевно.

СКАЗКА ПРО ТО, КАК ЗАНЕСЛО НЕ ТУДА, ГДЕ ПАХНЕТ ЛАЗАНЬЕЙ