«Гилберт Кийт Честертон написал необычайно много. Есть у него романы, веселые, как клоунада, и повести-притчи, и блестящие детективные рассказы, и биографии великих людей, и бесчисленные очерки. Мастер увлекательного сюжета и острых парадоксов, Честертон известен прежде всего как талантливый юморист. Но хотя в его книгах много юмора и почти все они построены на занимательной интриге, Честертона никак нельзя назвать поставщиком бездумного, развлекательного чтива. Он учитель, проповедник, или, как он часто себя называл, защитник. Что же он защищал? Не хочется писать «оптимизм»: он не любил этого слова; он вообще предпочитал «неученые» и неистрепанные слова. Можно сказать, что он защищал радость. Иногда он говорил, что защищает удивление, детский взгляд на мир; иногда — что защищает надежду.» Наталия Трауберг.
Любимая фраза: «У каждого своё мировоззрение, вот это — моё, оно мне подходит» — знак слабоумия. Воззрение на мир создаётся не для того, чтобы подходить человеку; оно создаётся, чтобы подходить миру. Частная вера так же немыслима, как частное солнце или частная луна
Если жажда счастья и готовность к счастью зовутся оптимизмом, он — оптимист, обиженный оптимист. Он требует от мира оправданий не потому, что хочет их отвергнуть, а потому, что хочет их принять. Он требует от Бога объяснений, но совсем не в том духе, в каком их требовал Хэмден от Карла I, а в том, в каком их требует жена от любимого, почитаемого мужа.
Помните, что древний мир, создавший эти поэмы, верно хранил предание, традицию. Отец мог оставить поэму сыну, чтобы тот её кончил, как мог оставить возделанную землю. Возможно, «Илиаду» создал кто-то один; быть может — целая сотня людей. Но помните: тогда в этой сотне было больше единства, чем сейчас в одном человеке. Тогда город был как человек. Теперь человек — как город, объятый гражданской войною.