Андрей Владимирович Мананников

Не будите тихое место

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

© Андрей Владимирович Мананников, 2018

Группа кладоискателей приехала к давно заброшенной деревне; среди жуткого запустения, один из домов выделялся своим непокорным стоицизмом к безжалостному катку времени. Во время раскопок любопытные поисковики невольно разбудили покоившихся там обитателей. В лунном свете на округу опустился морок, и уйти из брошенной деревни стало невозможно. Как остановить «нечто», несущее животный страх всему живому? Поиски привели героев к осознанию мрачной тайны брошенной людьми деревни.

16+

ISBN 978-5-4493-0011-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Не будите тихое место

Маргаритка.

Открытые настежь окна привносят мягкую прохладу зарождающейся ночи. Лениво колышущиеся занавески, слабо переливаются в лунном свете, заставляя меня, заворожено глядеть на меняющуюся в мертвенном свете поверхность. Не люблю ночь и просто не переношу лунный свет. Когда-кто- то вытаскивает наружу, самые жуткие детские страхи и облекает их в осязаемую форму, чтобы поиграть с твоим воспаленным сознанием. Эти кошмары, поселились в моем сознании прошлым летом, вовремя отдыха.

Знакомый диггер позвал нас провести отдых в заброшенной деревеньке, стоящую около брошенного людьми старого тракта. Тогда, заинтригованные новизной, мы с радостью согласились присоединиться к нему. Вскоре, каждый из нас осознал, что отпуск получился, мягко сказать необычный. С тех самых пор, я боюсь лунных ночей и каждый раз, не уверенный в своей памяти, пытаюсь доказать себе, что это был, лишь кошмарный сон! Но нет…

Люди в своей привычке жить, стараются познать окружающий мир полностью. Сознание человека покоится в абсолютно познанном пространстве и поэтому, любое событие, выходящее за пределы нашего понимания, смертельно пугает.

В той поездке, нас было четверо и каждый по-своему перенес произошедшее. Кто-то носит рубцы на теле, а кто-то лечится от шрамов духовных. Я с тех пор плохо сплю по ночам, тревожно вглядываясь в полумрак и вздрагивая от сторонних звуков! Иногда мне кажется, что ее подернутые мертвой поволокой глаза, смотрят на меня из темного, плохо различимого ночью окна! Дикий страх захлестывает мое сознание и руки непроизвольно начинают трястись! Что бы как-то занять время вынужденной бессонницы, я решил описать события, которым оказался свидетелем. Произошедшее по-прежнему не укладывается в моей голове, но, с тех пор, я понял для себя главное. Зло — это порождение человека, клеймом выделяющее нас из всего остального мира и это нельзя изменить, нельзя осознать, можно только почувствовать.

Глава 1.

Выходные! Наконец-то, и казалось бы ничего особенного, но когда отпашешь без продыху полгода, начинаешь по-особому ценить это незатейливое слово. Пусть это не много, всего пять дней, но я распланировал их давно, в те времена, когда мог о них только мечтать.

Стоит знойное лето и мечта одна, уехать подальше от города, окунуться в лоно природы и забыть, забыть о бешеном круговороте, из которого вырвался. Бескрайние поля, накрытые голубоватой далью, перемежаемые редким сосновым лесочком. Ленивая лазурь озерных вод, освежающе манящая, останавливает дерганое течение времени. Ненавязчиво зовет, созерцать окружающее великолепие, плеском ласковых волн, набегающих на берег. Эх, пока что я в городе, с желанием хорошо выспаться, но завтра, надо бежать из задыхающегося от летней жары города!

Первый выходной день пролетел незаметно, в делах — не требующих отлагательств. По великому закону подлости, время отдыха, таяло на глазах, растворяясь в багровом закате. Редкие кусты во дворе, махали чахлой листвой, вслед уходящему за раскаленный горизонт солнцу. Гомон детворы потихоньку замирал, пробуждая вокруг другие звуки, предвестники ночной жизни города, который казалось, никогда не спал. Запиликал телефон. Я, не расставаясь с кружкой чая, расслабленно прошел в коридор и взял трубку. Расслабленное сознание наполнилось жизнерадостным голосом:

— Здорово, дружище, — голос Макса, пылал энтузиазмом, словно не было в его жизни знойного, летнего пекла.

— И вам не хворать, — расслабленно парировал я, жизнерадостный напор. Организм, получивший долгожданный отдых, чурался кипучей жизнедеятельности, погруженный ленивое, полусонное состояние.

— Прешься? — прочувствовал мое состояние, догадливый Макс.

— Даа! — восторженно выдохнул я.

— Тут такая тема, дружище. Витька едет в очередную вылазку. К Хамар-Дабану, по заброшенной с советских времен дороге. Хочет найти брошенную людьми деревушку. Зовет нас с собой, ты как?

— Почему бы и нет, — вспоминая Витька, ответил я, тот всегда отличался странностями, зацикленный как Плюшкин на старых вещах, вечно натирал какие-то чайники, крестики. Гордо показывал нам монетки, собирая у себя в доме всякое барахло, мы же, тихо подсмеивались над ним. Что же ты в строители пошел, надо было в археологи идти, — говорили мы. На что он тяжко вздыхал, но странное свое хобби ни в какую не оставлял. Как бы там не было, рассказывал он интересно и озвученное Максом предложение, показалась мне привлекательным.

— Я тоже думаю съездить из интереса, посмотреть, чем он занимается. — Макс никогда не любил однообразие. По ноткам в голосе, я понял, что он уже давно договорился с нашим страстным землекопом о совместной поездке.

— Ладно! Поехали, на деревню, к бабушке, — усмехнулся я, соглашаясь окончательно. В принципе, какая разница где отдыхать от удушливого пекла, раскалённого города.

— С утра, Витька за тобой заедет. — поставил окончательную точку Макс.

Некоторое время, мы говорили на нейтральные темы. Договорившись, встретится завтра пораньше, я пошел собирать в поездку необходимые вещи, чтобы не тратить на это время с утра.

Будильник выбил меня из объятий сна, оставляя легкую полудрему, которая никак не хотела расставаться с мягкой подушкой. Некоторое время я пытался бороться с непередаваемым, постельным уютом и не известно кто в конечном итоге бы победил. Неожиданный звонок в дверь, прервал блаженное состояние, заставил с трудом натянуть на себя джинсы и пойти открывать двери утренним визитерам.

— Здорово! Ты спишь, что ли? — напористо запричитал конопатый землекоп. Показушничал Витька перед своим напарником, которого привел с собой.

— Да не, я норм, — поздоровался я с деятельным крикуном.

— Это, Сашка, — махнул он в сторону напарника, тот кивнул головой, и мы обменялись крепким рукопожатием. Витька деловито вводил меня в курс задуманного нами предприятия, а его напарник, согласно кивал головой. Одинаковые ростом, они больше походили на родственников, разве что Сашку природа пощедрее одарила мускулатурой. Более крепкий и спокойный, он, тем не менее, постоянно находился в тени Витьки, который, несмотря на тщедушность, был явным заводилой и обладал неугасаемой харизмой. Начитанный и сообразительный, он всегда был приятным собеседником, способный поговорить на абсолютно любую тему, лишь врожденное правдолюбие постоянно окрашивало его речи, оттенком горечи несогласного человека.

Впрочем, доводы его были убедительны, поэтому спорить с ним, было делом заранее бессмысленным. И лишь, когда речь заходила о его любимом хобби, Витек расцветал, речь становилась идиллической, казалось, он погружался в другой мир, тот, который он считал единственно правильным. Они словно дополняли друг друга, Витек генерировал идеи, а молчаливый Сашка профессионально воплощал их в жизнь. Кроме этого, он оказался еще и владельцем модифицированной уазика «таблетки», без которой, как объяснил Витек, у нас не было шансов добраться до места. Санек оказался парнем сдержанным, с крайне невозмутимым взглядом на многие вещи, которые мы обычно обсуждали крайне эмоционально.

Глава 2.

От чашечки горячего кофе, с нарезанными бутербродами, парни не отказались. Прихлебывая кофе, Виктор крайне внимательно ознакомился с собранными мною вещами и с видом знатока, одобрительно кивал взъерошенной головой. Кружки составили в раковину, остатки бутербродов я забрал с собой, в мое отсутствие они могли испортиться. Парни прихватили мои вещи, и пошли по ступенькам вниз. Я прошелся по комнатам, по инерции проверяя, все ли в порядке и вскоре вышел в прихожую. Некоторое время раздумывал, взять с собой спиннинг или нет, поколебавшись, все же прихватил его, вместе с небольшим рыболовным ящиком, в тайне лелея мечту о горной рыбалке.

У подъезда стоял брутального вида Уазик. Срезанная по периметру юбка, массивные, металлические бампера и внушительная, вездеходная резина. Борта машины, обклеены стикерами городских клубов, автомобильного экстрима. Двигатель приятно загудел, вывернув со двора, машина мигая поворотником, вклинилась в кипящий, утренний поток.

Жаркое летнее утро стремительно набирало обороты, как оживший муравейник, город шустро разъезжался в разные стороны, живя обычным утром рабочего дня. Ему не было дела до нас, лишь некоторые водители видя нашу диковинную машину, смутно догадывались, что мы к обеду, вырвемся из этого знойного и густозаселенного места, навстречу пригородной прохладе и пусть кратковременной, но свободе. Свободе от неутомимого ритма городского организма, доверху наполненного целеустремленными флюидами его обитателей.

Макс ждал нас у ворот своего дома, спокойный, как и всегда. С крупной подтянутой фигурой, он обладал необычной внешностью. Приятные черты лица, напоминали какого- то известного актера. Те, кто не знал его, частенько тушевались перед ним и лишь познакомившись, понимали, что характер у Макса покладистый, с философским уклоном, позволяющем спокойно переносить, любые жизненные трудности. Забросив в машину две объемные сумки, Макс сноровисто запрыгнул в двери поднятого на вездеходных колесах Уазика.

Машина резво пошла по грунтовке, выбираясь из дачного кооператива по узким, разбитым улочкам. До выезда из города, необходимо было заехать в магазин и купить в дорогу продуктов. В местах, куда мы направлялись, населенных пунктов не было. Список продуктов, был написан заранее, предусмотрительным Сашкой.

— Иначе, обязательно что-нибудь забудешь. Я с этим списком, не первый раз езжу, — пояснил мимоходом водитель. Его познакомили с Максом и он, приветливо махнул из-за баранки рукой. Нам было комфортно, ветер обдувал нагретый салон, наполняя монотонным, дорожным шумом и редкими, автомобильными сигналами. Витек расположился на удобных, застеленных покрывалом нарах, а мы с Максом сидели за крепким столиком, обсуждая, аккуратно написанный список.

Витек, далекий от гастрономических тонкостей, сел на своего любимого конька и с упоением рассказывал о истории нашего края, рассказывая о племенах, живших рядом с Байкалом. Про торные дороги, по которым шли люди, сопровождая чайные обозы и какие трудности им приходилось испытывать, преодолевая суровую бесконечность Забайкальских широт. Мы лениво слушали его, находясь в приподнятом настроении.

Очереди в магазине не было, тщательно пробежавшись по списку, купили кое что от себя и потащили объемные пакеты с продуктами, к машине. Макс с Витьком скрылись в вино-водочном отделе, клятвенно обещая не брать лишнего. Я подавал тяжелые пакеты Сашке, который укладывал провизию в специальные ящики. Вскоре, вернулись парни груженые сумкой с позвякивающей в ней стеклянной тарой, явно тяжеловатой. Чувство меры при этом они, по-моему, где-то потеряли.

Расселись по местам, и машину вышла на дорогу с полупустой парковки. Все необходимое сделано, и мы направились к границе города, подталкиваемые желанием поскорее вырваться из утомительной, городской суматохи. Кутерьмы с бесконечными пробками, придавленной волнами жара, исходящими, от расплавленного солнцем и бесконечными машинами, асфальта. Панорама поменялась, пятиэтажки сменились заросшими пустырями. С многочисленных грунтовок виднелись тесные группы дач.

Разных калибров и окраски, обильно утопающих в зелени, буквально лезущей из-за заборов на узкие улочки, уютных дачных поселков. Травянистые полянки, ограниченные с краев невысокими холмами, редкие группы сосенок, плавно стекающих с покатых склонов. Яркая голубизна неба, с ленивыми барашками облаков, тянувшимися вдоль Селенги, которую мы пересекли по мосту, со стоящими наверху фигурами оленей. Умиротворенность окружающих пейзажей постепенно растворялась в расслабленном сознании и незаметно я погрузился в сон.

Легкий и неглубокий, позволяющий слышать ленивый говор друзей и чувствовать мерный такт движущейся машины. Сон мягко погружал меня в состояние покоя и чего- то умиротворяющего, укачивая на плавных, дорожных перепадах. Лениво открывая глаза, я разглядывал бескрайние степные просторы, безумный стрекот кузнечиков, разбавляющих своей суетой спокойное величие, покрытого маревом знойного дня. Ленивая нега неодолимо закрывала глаза обратно, оставляя в сознании, редкие стоп-кадры безмятежного, природного великолепия.

Сон отступил на бездорожье, когда ухабы стали хлестко вытряхивать сонливую истому из оцепеневшего сознания. Сопки, покрытые лесом, пытались сдавить хрупкую ленту лесной дороги, кидая в атаку буйно растущие кусты. Подлесок прорастал сквозь упавшие стволы исполинов, цепким буреломником, старательно стирая всякое присутствие человека. Санька уверенно вел машину по навигатору, двигаясь к условной точке. Дальше надо будет ориентироваться по местности, полагаясь на профессиональное чутье кладоискателей и лихую, неуступчивую удачу.

Я разговаривал с аккуратно ведущим машину Сашей и понимал, что за видимой нами сдержанностью, скрывается непреодолимая страсть к поиску чего-то неизвестного. В разговоре он опирался на конкретную информацию, прочитанную явно не из школьного курса. Его рассказ шел о чайном пути, благодаря которому наш край в свое время, был одним из богатейших районов Сибири. Оказывается, вся Европа знала о Кяхте, маленьком ныне городке, который помнит золотое время своего рассвета, когда с Китая гнали обозами чай. Редкий, удивительный напиток, ценился на вес золота.

Стараясь сократить путь, купцы прокладывали свои пути через могучий Хамар-дабан, стараясь побыстрей выйти к суровому Байкалу. По одному из таких путей мы и ехали, к небольшой, придорожной деревушке. Вскоре, бесконечная лента обозов стала иссякать, чайный путь потерял свою актуальность. Бесценный товар везли морем и надобность в деревне у чайного тракта, отпала. Большинство жителей разъехались в погоне за длинным рублем, остальные, дожив до старости, ушли в мир иной. Покосившиеся развалины напоминали о кипевшей, когда-то жизни, пока безжалостное время, не превратило в прах, потерявшие заботливых хозяев строения. Увлекательный рассказ был настолько убедительным, что я, на некоторое время погрузился в суровое очарование далекой эпохи. Мысли текли в голове, поражая стойкостью людей, которые громоздкими обозами умудрялись проходить там, где мы ехали на серьезно подготовленной к бездорожью машине.

Вспомнил Кяхту, где бывал иногда у родственников. Старинный, раскинутый уделами городок, с ушедшим в землю центром и мощными церковными околотками. Местами восстановленные, а где-то взирающими на сонную жизнь, разрушенными куполами, не востребованных храмов веры, построенных людьми твердыми верой и не нужными сейчас никому.

На бесконечной, кидающей на увалах дороге, приходилось останавливаться, что бы размять кости, расхаживая затекшие от напряжения конечности. Нетронутая красота, поражала воображение благородным изумрудным великолепием! Сосновое воинство, перемежаемое низкорослым кустарником, дурманило чистейшим кислородом. Огромные исполины останавливались на краях обширных полян, словно пришли поглазеть на буйство зеленки, колышимое ленивым ветерком. Любопытные суслики, выглядывали из травы, разглядывая нас с неподдельным интересом.

Глава 3.

На точку заехали в сгущающихся сумерках. Навигатор коротко пикнул, и водитель уверенно сбросил обороты. Машина встала на широком поле, обрамленном молодым сосняком. Окружавший поляну лес упирался в ряд невысоких холмов. Сосновое однообразие терялось в обильной листве, разбавленное небольшой березовой рощей. Густой лиственный лес, намекал на присутствие в чаще воды. Уазик уверенно прошел заросший травой взлобок и встал в небольшой низинке. Мы с радостью вылезли из салона пышущей теплом машины и начали оперативно разбивать лагерь. Сумерки сгущались и до ночи, хотелось хоть как-то облагоустроиться. На притоптанной в беготне траве скинули скатанные палатки. Прихватив небольшой топор, пошли с Максом в березняк, наломать дров для костра. Витька вызвался расставить раскатанные на местах палатки. Молчаливый Саша занялся ревизией провианта и решением вопроса наших урчащих животов, которые на свежем воздухе стали более прожорливыми.

В глубине леса нашелся небольшой ручеек, с ледяной и прозрачной, как слеза водой. Он с трудом пробивал себе дорогу в пышном разнотравье, которое сам же и породил. Наломать сушняка не составило большого труда, упавших валежин в чаще хватало. Долго мы там не задержались, пришлось поспешно возвращаться обратно. Скинув дрова, принялись остервенело чесаться, после ожесточенной встречи с местными комарами. Черная туча вилась до тех пор, пока мы не вышли обратно, навстречу благодатному ветерку, который откинул дикую армию восвояси.

Мне показалось, что я полегчал, после встречи с яростной, кровососущей братией. Макс, судя по глазам, разделял мое мнение, дико чесался и бурчал, что иначе как танками, этих зверюг и не назовешь.

В выложенном камнями круге разожгли трескучий костерок, свет которого немного отогнал стремительно сгущающиеся сумерки. За водой отправили Витьку, ничего не подозревающую жертву злобного, таежного комарья, разойтись с которым ему вряд ли бы удалось. Однако, он пришел обратно с философским спокойствием, вызвав у нас тщательно скрываемое удивление, в надежде поизмываться над мелким занудой, рассчитывали на другой эффект. После мы узнали, что этот хитрец заранее намазался мазью от комаров.

Ночь наступила внезапно. Алмазной россыпью украсило ставшее черным небо. В природе казалось все уснуло, вселенская тишина накрыла округу тугим ватным одеялом, отдыхая от ярких красок дня. Нет более умиротворенного состояния, чем сидеть возле уютного костерка с бурлящим в казане варевом. Смотреть на чарующую красоту неба, сквозь белые колечки дыма, мягко вьющегося навстречу к ярким звездам, густо усыпавшим прозрачной черноты небосклон. Края поля размывались в непроглядном мраке, кромка леса стояла мертвенно бледная в звездном свете и казалась умершей, придавленный к вечеру ветерок не шевелил поникшие в ночи ветки.

Говорливый кладоискатель добыл из недр своего рюкзака пол литра, показывая этим, что ужин готов. Копченой поварешкой разлили густой суп с лапшой, щедро сдобренный парой банок тушенки. Нарезанные крупными дольками огурцы с помидорами, да толстые ломти хлеба, вот и весь стол. Да только на свежем воздухе это самое то, парни оживленно зашевелились, утоляя нагулянный на природе голод. Поначалу молча и сосредоточено, после разморенные рюмочкой и пришедшим чувством сытости, скороговоркой потек разговор.

Под шумок пронырливый Витька принес еще бутылочку. Подкинутые в костер дрова весело затрещали, стремясь переговорить нас. Повеселевшая компания с удовольствием придвинулась к разгоревшемуся костру. Так за байками мы не заметили, как пролетело время это теплой и безветренной ночи, которая в скорости стала таять в тонкой полоске небосвода, тускло окрашенной приближающимся солнцем. Разошлись по палаткам часам к четырем, уставшие, но какие-то, воодушевленные прошедшей ночью.

Сон был легким и поутру, словно растворился в утренней прохладе начинающего дня. Я вышел из палатки, разминая затекшее после сна тело. Легкой дымкой растворялся туман, уходя под напором утреннего, еще не набравшего полную силу солнца, проясняя белые стволы прятавшихся за ним березок. Вдали неспешно куковала кукушка, гармонично разбавляя тишь еще не проснувшегося мира. Сашка раздул небольшой костерок, подогревая настоянный, перепревший чай, заваренный с вечера. Ожидая фыркающий котелок, парень сосредоточенно ковырялся в металлоискателе, потихоньку напевая, что-то невразумительное.

Я подсел к костру на маленький, раскладной стул. На молчаливое приветствие, костровой неторопливо махнув в ответ, продолжая заниматься своим делом. Неторопливо разлил по кружкам чай, из исходившего паром котелка. Обернул горячую посудину полотенцем и подал Саше, он любовно отложил металлоискатель в сторону и шумно зашвыркал обжигающий чай с удовольствием причмокивая.

Мы оба молчали, наслаждаясь робкими звуками просыпающегося утра. Вслушиваясь в удивительную гармонию звуков окружающей природы, обоюдно решив, что рассветную тишину могут нарушать лишь птички, поющие гимн начинающемуся дню, восхваляя его всевозможными трелями. Ветки берез неторопливо шевелились, приятным шелестом навевая красоту освеженной за ночь рощи. Дым костра белым столбом, неспешно поднимался к набиравшему краски небу, которое неумолимо вытесняло мягкое очарование утра. Трава вокруг поражала изумрудным великолепием, умытая выпавшей предутренней росой.

Идиллию нарушил Витек, вылезший из палатки с признаками похмелья на подплывшем лице. Ворчливое создание что-то недовольно бурчало, не замечая молчаливой красоты, застывшей в ожидании нового дня. Я налил в кружку горячего чая, но он пошел в лес, за компанию с вышедшим следом Максом. Вернулись они взбодрившимися, видать холодная вода быстро вернула им тонус. Попивая настоявшийся за ночь чай, мы обсудили план дальнейших действий.

Глава 4.

Решено было взобраться на ближайшую сопку и осмотреть окрестности, Санька остался в лагере, намереваясь пройтись с металлоискателем вдоль заброшенного, давно не хоженого тракта. Болезненный, страдающий с похмелья Витька лезть в гору решительно отказался. Серое лицо морщилось от резких движений, но он клятвенно обещал приготовить к нашему приходу обед. Тиранить страдальца мы не стали и после завтрака разошлись в разные стороны.

В детстве, я читал книжки про непролазные дебри тропиков, здесь же воочию убедился, что сибирская тайга ничем не отличается от них. Упавшие стволы деревьев, густо обросшие кустарником, изумрудные шапки мха, покрытые влагой, немятая трава, покрытая начинающей созревать земляникой. Дурманящие ароматы, непрерывно обдавали нас, наполняя запахами хвои и нежным ароматом багульника, густо росшего на склонах сопки, по которой мы не спеша поднимались вверх. Невдалеке хрустел валежник, пропуская вперед кого-то тяжелого и заставляя нас беспокойно озираться по сторонам.

Через пару часов добрались до вершины, с любопытством оглядываясь по сторонам. Впереди лежал зажатый второй волной сопок овраг, густо заросший невысоким кустарником. Слева, перешеек плавно заходил на соседнюю сопку, густо заросшую сосновым молодняком, не дающим что-либо разглядеть. Позади, мы увидели сосредоточенного Санька, ходящего по полю с металлоискателем и торчащие из провисшей за ночь палатки ноги. Витька досыпал упущенное, забыв о торжественных своих обещаниях.

Справа, был широкий прогал меж высоких сопок и на ближней к нам стороне, покрытой маревом расстояния, я увидел несколько, вросших в землю избенок. В какой -то момент мне показалось, что я увидел эту деревушку в те времена, когда в ней жили люди. С десяток дворов с огромными огородами на задворках, криво сколоченные сеновалы, с томно стоящей в загородке скотиной. Огромные огороды, засаженные картошкой, тянулись до самой сопки, разбавленные редкими цветками подсолнуха. Торная полоса тракта, по которой катит обоз, отделяя деревушку от стоящего на некрутом взлобке погоста, уставленного темными, покосившимися от времени крестами. Я встряхнул головой, отводя наваждение; глядя на зеленое море, росшее на месте покинутой людьми деревней. Кособокие домишки, вбитые неумолимым временем в землю, смотрели по сторонам темными провалами окон.

Спуск вниз по склону, оказался тяжелее подъема, по пути я несколько раз оскальзывался и садко падал, слетая вместе с корой с поваленных, покрытых прелью разложения деревьев. Несмотря на ушибы я упорно шел вниз, баюкая в голове мысль о увиденной с горы деревушке; которая мимолетно показала свои тайны, покрытые необратимым бременем лет. На подходе к лагерю, набрали в охапку хвороста, не рассчитывая на сладко спящего в палатке Витька. Подошли мы тихо, надеясь разыграть его, но увидели, как он сосредоточенно кашеварит, под неусыпным надзором Саньки вернувшегося немногим, раньше нас. Судя по приниженному виду, беспечно уснувшего плута перед нашим приходом моралили и он суетливо наверстывал упущенное. Принесенный со склона хворост бросили возле потрескивающего костра и сели на раскладные стулья. Я с хрустом выпрямил колени, с удовольствием потирая гудевшие после подъема ноги.

Макс с интересом смотрел на пару корявых, серебряных монеток.

— Чешуя, — пояснил кладоискатель, — а вот, стертая до основания подкова. Сомнений нет, это тот самый тракт, который мы искали, осталось найти деревню.

— Зачем искать. За горой деревня, километра три, не больше, — озвучил находку Макс, — несколько обваленных избушек и это, кладбище там.

— Не ошиблись? — уточнил, заинтересованно Витек.

— Это вряд ли, — помотал головой Макс. Я утвердительно кивнул головой.

— Давайте собираться, — потянув рюкзак, сказал Санька.

— Сначала поедим! — синхронно возразили мы с Максом, утомленные беготней по нехоженым косогорам. Спорить было бессмысленно, посмотрев выразительно на Витьку, Санек потащил рюкзаки в машину. Провинившийся кашевар, старательно размешал поварешкой похлебку и кинулся нарезать хлеб. Спустя полчаса, сосредоточено ели, утоляя обострившийся на природе голод. Основательно подкрепившись, расположились на траве, разморенные подступившей сытостью. Впрочем, Санька не дал расслабиться, решительно залил дымящийся очаг водой и пошел заводить машину.

— Подъем лентяи, по дороге отдохнете! — непререкаемо сказал поисковик и пошел собирать расставленные палатки. Упаковали остатки вещей, тщательно осмотрели лагерь и неспешно полезли в салон.

Глава 5.

Доехали неожиданно быстро, за вытянутой вдоль тракта сопкой уперлись в неширокий, стремительный ручей. Там, где мы подъехали, русло разливалось в неглубоком, но заболоченном по краям оврагом. Рисковать перебираясь на другую сторону не было, вросшие в землю избушки хорошо проглядывались с нашей стороны ручья. С молчаливого согласия, на постой решили встать возле леса, где не видно было деревеньки, черные провалы домов действовали угнетающе. Макс неожиданно легко, согласился остаться с Витькой развертывать стоянку, Сашка сдерживая видимое взглядом нетерпение пошел к видневшимся за ручьем избенкам. Любопытство пересилило, и я отправился вместе с нетерпеливым кладоискателем.

Речку миновали просто, она была неглубока, и болотина вокруг была по большей части видимостью, легко пропуская ступавшего по ней человека. Мокрые валуны торчали от поверхности воды потертыми шляпками, с вьющейся поверх мошкарой. Вода ласково журчала, закручиваясь в широкие омуты и разбивалась о многочисленные камни широкой отмели. Миновав ручей прошли вперед, придавливая буйно разросшуюся у берега траву. Вскоре, поросль пошла на убыль; мы вышли к избам с обвалившимися, прогнившими крышами. Неприятное зрелище предстало перед нами, с темными провалами окон, с трудом сопротивлялись они натиску тлена, постепенно врастая в землю. Яркий контраст с окружающей природой угнетал заброшенностью, давно мертвых, никому не нужных домов.

Один дом сильней остальных сопротивлялся разрушительному действию времени; с сильно покосившейся, но еще стоявшей крышей и с сгнившим в труху лубом, он — словно командир вел за собой, эту печальную братию. Непокорство сквозило в помертвевшем облике дома, никак не хотевшего мириться с неумолимым временем, стиравшим любые преграды на своем пути. Землекоп подошел к мрачной избе, внимательно разглядывая потемневшие от времени стены. Удовлетворенный осмотром, достал из-за пазухи небольшой мешочек, в котором что-то тихо позвякивало.

— Что ты делаешь? — шепотом спросил я, впечатленный увиденным.

— Обычай такой. На новом месте, стараюсь задобрить местного духа, что бы не делал пакостей и позволил поискать его сокровища. Подарю ему серебряную монетку, найденную в прошлый раз. На удачу, — негромко ответил он.

Я понимал, что это просто обычай, но больше меня поразило то, с какой серьезностью кладоискатель говорит об этом. В какой- то момент от разыгравшегося воображения, у меня зашевелились волосы, представляя этого самого домового. Я представил, как черное нечто выбирается из темного провала окна, к нам навстречу. Тонкие уколы страха непроизвольно напомнили детство, когда с напускной храбростью, лазили по темным подвалам стройки, с замиранием сердца пробегая по темным, гулким углам.

Воображение рисовало страшных чудовищ, которые подстерегали нас в темноте и подстегиваемые собственными криками, мы старались поскорее добраться до оконных проемов и выпрыгнуть в спасительную, насыпанную рядом с котлованом песочную кучу. Воспоминания пробрали легкими, будоражащими уколами, но сдерживаемый напускной бравадой, я продолжал оставаться на месте.

Санька манерно встал напротив окна и стал монотонно шептать, уговаривая домового принять его дар и разрешить нам здесь осмотреться. Я встал чуть дальше, чтобы не мешать странному просителю и по отрывкам долетавших слов, улавливал общий смысл сказанного. Сосредоточенный, деловито нахмуренный кладоискатель размахнулся и бросил серебряную монетку в темный проем окна. Страшный утробный вой раздался над деревней, монетка, влетев в покосившийся проем, разбила на тысячи осколков стекло, которого там казалось, не было. Резко взметнулись встревоженные птицы, разнося по округе ужас, который мы разбудили. Страх обжег меня кипятком и недоумевающее сознание на время зависло.

Гулкий удар вывел меня из ступора, земля под ногами заходила ходуном. Потеряв остатки разума, я ошеломленный произошедшим в дикой панике побежал обратно. Сзади слышалось чье-то нагоняющее дыхание, которое подстегивало меня еще сильней, перелетев стрелой реку, я в полном измождении упал. Сердце истерично бухало, пытаясь выскочить наружу, взгляд обреченно оглянулся, ожидая увидеть что-нибудь страшное. Все было тихо, лишь птицы метались сзади, встревожено галдя. Отдышавшись, поплелся к лагерю, продолжая испуганно озираться. Меня встретил вышедший на встречу Макс.

— Че за хрень? — встревожено спросил он. В ответ и лишь недоуменно пожал плечами. Внезапно наступивший вечерний сумрак толкал меня к свету, не переставая озираться, я потащил, взволнованного Макса поближе к костру. Витек жался к огню с бледным лицом, носившим следы крайнего испуга. Нервно сел к догорающему костру. В повисшей тишине, посмотрел на застывших в недоумении парней и лихорадочно подбросил в огонь дров. Взметнувшиеся вверх искры осыпали меня легкими, обжигающими укусами.

— Бред какой-то, — словно очнувшись, прошептал я, сознание все еще переживало мощный удар, от которого земля плыла под ногами. От пережитого недавно воя, тело окатил ледяной озноб, и я непроизвольно поежился.

— Где Санька? — спросил Макс.

— Не знаю. Мы стояли возле дома, когда кто- то заорал! В окнах разбились стекла, но их там не было! Понимаете, не было! Землю сильно трясло, Сашка упал. Кто-то выл в этом чертовом доме, и я без оглядки побежал к лагерю! Какая то тварь гнала меня до самой реки, и я чуть не сдох от страха! — голос охрип и срывался на придушенный крик. Меня все еще трясло от пережитого.

— Там что, кто- то был? — недопонял бледный, притихший Витька.

— Да, не было там никого! Дом как будто взорвался, или ожил. Черт его знает!

Макс сходил к машине и принес бутылку со стаканами. Не чокаясь, выпили по неполному стакану водки и молча задумались. Волнение постепенно прошло, сердце, прекратив истерику, забилось ровнее.

— Пошли, надо искать Саньку! — первым, заговорил Макс.

— Там ничего не видно! — занервничал Витька, ему явно не хотелось отходить от костра. Побледневшее лицо выдавало, мелькавший в глазах, неподдельный страх!

— Санькаа! — неожиданно прокричал в темноту Макс. Отойти от костра в плотные, сгустившиеся сумерки, мы так и не решились.

Так началась, эта странная ночь!

Глава 6.

Деревенское кладбище.

Взошла луна, осветив все вокруг мертвенным светом, от деревушки через дорогу на взлобке в одной из старых, заросших могил женщина внезапно открыла глаза, черные своей испепеляющей ненавистью. Рот ее искореженный тленом, разверзся и стал шептать леденящие душу наговоры. Лунный ореол стал истончаться, опускаясь на землю, марево окружало деревушку на несколько километров вокруг сплошным, мерцающим кольцом. Саван умершей, мерцал неярким светом, освещая тесное узилище, наполненное иссохшимися цветами. Скрюченные руки тыкались вверх, стараясь откинуть крышку гроба. Она попыталась встать, но не смогла, в бессильной злобе нашептывая страшные слова проклятий. Истошный вой ее, разнесся по округе и словно вторя ей, завыли вдалеке волки.

Этот жуткий вой разнесся в ночной тьме, и окатил нас леденящим, парализующим ознобом. Непроизвольно прижимаясь ближе к костру, испуганно вглядывались в непроглядную тьму. Стараясь унять предательскую дрожь, допили початую бутыль водки. Тишина, последовавшая за выматывающим воем, давила еще сильней, рисуя в окружающем полумраке неведомые ужасы. Искать потерявшегося товарища, никто так и не решился.

— Ну что, пойдем? — безнадежно уговаривал себя я. Остатки самоуважения дергали мой онемевший от страха язык.

— Где ты, предлагаешь ис… — договорить Макс не успел. Мелькнувший в траве силуэт, стремительно шагнул к костру. Мы судорожно дернулись от него, инстинктивно прячась за огонь. Обдавший предательским холодком страх, не дал распознать невесть откуда взявшегося Сашку. Глаза вернувшегося кладоискателя лихорадочно блестели, играя желтыми отблесками костра, на белом как мел лице. Дергаными движениями вернувшийся товарищ подошел и присел, на разложенный у огня стул.

— Ты живой? — не найдя ничего более подходящего, спросил я. Макс покрутил в руках пустую бутылку. Тара полетела в траву, метелки недозревших колосьев медленно кивали, вслед прошедшему к машине человеку.

Без аппетита поели. За рюмкой строили версии происходящего, одну бредовей другой. Ни одной стоящей идеи в хмельных головах так и не возникло, засим разбрелись по стылым палаткам и моментально уснули. Полная луна освещала наш лагерь, оглушающая тишина нерушимо охраняла наш крепкий сон. Ни шороха, ни треска вокруг — как будто все живое покинуло эти края. Стремясь к дальнему краю небосклона, луна равнодушно смотрела на черно-белую картинку уснувшего мира, отражаясь всей своей красой в неспешных струях никогда не спящего ручейка.

Ночью на траве выпала роса, умывая землю перед приходом дневного светила как заботливая мать, которая прихорашивает девку, перед приходом жениха. Робкая полоса рассвета постепенно заливала край небосклона, растворяя ночную гостью яркими красками, высветленная луна спешно прощалась с землей до следующей ночи. Несмелая кукушка, с короткими перерывами, стала оповещать округу о своем пробуждении, отдаваясь эхом в еще не проснувшихся до конца окрестностях.

Денек задался просто замечательный! Ласковое солнце то ярко светило, то словно играя в прятки пряталось за небольшими облачками, кидая легкие тени на землю. Мы пили кофе с бутербродами, наслаждаясь умиротворяющей погодой. Деревья мягко шевелились, заигрывая с легким ветерком, который как озорной мальчишка, то задирал им ветки, то падал до полного затишья, так словно и не было ночью будоражащих душу событий. Вооружившись видавшими виды металлоискателями, осторожно пошли в сторону деревни, подстегиваемые тем, что идем все вместе, лишь хмурый не выспавшийся Макс, всю дорогу говорил, что ночью кто -то настойчиво звал его в сторону тракта. Он не понял, кто это, но этот настойчивый шепот не дал ему хорошо выспаться. Прыгая по каменистым островкам перебрались через ручей, весело журчащий под ногами, и настороженно озираясь, двинулись в сторону обвалившихся домов. Подходя к месту вчерашних событий, мы с Санькой инстинктивно напряглись, ожидая очередного подвоха, но нет, все было спокойно.

Мягкие лучи, продираясь сквозь прорехи сгнившей напрочь стрехи, окутывали внутреннее помещение таинственным полумраком. Стены, почерневшие от времени, с упавшей дверью, лежавшей рядом с колодой кучей трухи, стирали все краски, подчеркивая пугающую мрачность помещения. Подгнившие балки, покрытые местами мелким мхом, все еще держали напрочь сгнившую крышу, криво врастая в землю; жалкими потугами подчеркивая бессмысленность своего жалкого стоицизма.

Мы осторожно обошли дом вокруг; везде нас ждала картина крайнего запустения мертвого жилища, очень давно покинутого своими хозяевами. Пола внутри не было, но как, ни странно трава, которая буквально заползла на стены снаружи, упорно не желала расти внутри. Она не была вытоптана, просто не росла и все, как будто, кто-то запретил ей делать это. Мы так и не рискнули войти внутрь, хотя приметливый глаз Витька, в какой-то момент заметил на полу блеснувшую тусклым серебром монетку. Подошедший Санька сказал, что именно ее он кинул вчера в оконный проем. Никаких осколков разбитого стекла мы не нашли, посему почесав затылки пошли ближе к тракту, так и не выдвинув никаких версий произошедшего, кроме казалось самых не реальных.

Глава 7.

Я включил старенький металлоискатель с обмотанными изолентой наушниками, и мы разошлись вдоль старого тракта, сосредоточенно слушая нудный писк одетых на голову наушников. Вскоре азарт поиска затянул нас полностью, только Макс разморенный жарой и плохим сном прошлой ночью уютно расположился под небольшим кустиком на другой стороне дороги, явно настроенный хорошо поспать. Улов мой был не густым: колотый чугунок, несколько ржавых кусочков железа и пара медных монеток. Скорее всего мне не хватало опыта, но я не расстраивался, наслаждаясь единением с природой, как сын, вернувшийся в отчий дом после долгой отлучки; радующийся всему и вся и благодатная природа, казалось, отвечала мне тем же.

Так, погруженный в мысли о том, как стремительно убегает из естественной среды человек; окружая себя вещами, полностью изолирующими от природы, возвращается изможденный обратно, на короткое время отдыха, чтобы набраться сил и кидается обратно в бешеный круговорот человеческой жизни, стремясь за навязанными обществом идеалами, я не заметил, как пролетел день. Макс спускался ко мне, со следами борьбы с недосыпом на лице и немного озадаченный.

Подойдя ближе, он протянул мне необычный крестик, который был великоват для нательного. Явно старинный, он на удивление хорошо сохранился, даже бечевка, несмотря на ветхость свою была не порвана. Удивило то, что на кресте не было Христа, витиеватые письмена полностью покрывали затянутую патиной поверхность. Я перевернул его другой стороной, кроме глубоких царапин с обратной стороны ничего не было. Повертев находку в руках, предложил дойти до погруженных в работу Санька с сотоварищем, которые перемазанные глиной о чем-то самозабвенно спорили, с азартом крутя в руках какую-то вещицу.

По дороге Макс рассказал, как перебрался он на ту сторону, для философского времяпрепровождения и славно боролся со сном в обществе подгнившей коряги — служившей ему подушкой. Борьба та была легка и приятна, навеваемая дурманом травы и монотонным стрекотом кузнечной братии сознание мягко погрузилось в дрему. Ветерок мягко шевелил чахлый куст и не в силах бороться с вяжущим всякие мысли состоянием, Макс мягко погрузился в туманящее царство Морфея. Яркий как явь — приснился ему сон. Раздвигая руками полянную траву к отдыхающему, подошла приятной внешности девушка в долгополом одноцветном сарафане, лишь темная тугая коса оттеняла его светлый кипенный цвет.

Присев рядом на колени, черноглазая красавица протянула рукой крестик и сказала: — возьми его себе, не пожалеешь. После этого встала и ушла вниз по склону, постепенно растворившись в дали. Макс оторопело смотрел ей в след, не понимая откуда она взялась; захотелось встать и догнать девушку, но тут что-то кольнуло руку и Макс проснулся. Под рукой, из земли торчал край присыпанного песком крестика; Макс поспешно откопал его с удивлением соображая, было это сном или явью.

Спать больше не хотелось, и я начал спускаться вниз, чтобы узнать, кто чем занимается. Слушая Макса, я все больше проникался недоверием к крестику в своих руках, чувствуя скрытую в нем тайную силу и поспешно вернул его обратно. Обойдя широкую лужу дошли до кладоискателей, которые не прекращали свою оживленную беседу и попытались вклиниться в разговор, те лишь досадливо махнули руками, продолжая утверждать друг другу какие-то исторические тонкости.

Мы смогли их переключить, лишь нахально сунув под нос находку. Спорщики, по очереди, как малые ребятишки сгорая от любопытства стали вертеть странную вещицу в руках, во что-то пристально всматриваясь. Впрочем, хмурые знатоки вердикта так и не вынесли, лишь многозначительно пообещали разобраться с интересной находкой.

Собрав ржавые, почерневшие железяки в мешок, пошли в сторону лагеря, подгоняемые разыгравшимся на свежем воздухе аппетитом. Хотя солнце стояло высоко, чувствовалось, что день уверенно идет на убыль. Прибитая жарким солнцем растительность оживилась, приветственно шелестя навстречу освежающему ветерку, принесшему мягкую прохладу приближающегося вечера. Пока перебирались через ручей, напились ледяной воды, походя собирая пригоршнями игриво струящуюся водицу; которой не было никакого дела до дышащего жарой солнца, чьи лучи так и не смогли растопить хладного сердца озорного ручейка.

Добрались до лагеря взбодренные от умывания горной водой; споро разожгли костер и поставили казан с водой на треноге, притулив сбоку чайник с настоявшимся чаем. Покрошив наскоро картошки, расслабленно расселись вокруг щелкающего сушняком костра. Свечерело, солнце стремительно упало за горизонт, оставляя за собой яркую, красную полоску, словно махало на прощание платочком.

Впрочем, небесный пожар быстро поблек, уступая место серебристому свету, спешившей в гости луны. Мы не спеша наелись, глядя на небо, спешно менявшее декорации для встречи ночной владычицы. Все теплые тона были убраны, уступая место холодному, мерцающему серебру звезд. Хладные искры растянули неторопливый хоровод по темному, безграничному бархату, накрывшему землю от края до края, бережно охраняя земной покой. Все стихло, лишь лягушки напористым кваканьем баламутили спящую округу, словно приглашали всех на вечеринку.

Едоки лениво переговаривались ни о чем, сморенные жарким днем и непрерывной ходьбой, я потихоньку впадал в сонное оцепенение, монотонный голоса в моей голове мягко сливались. Вот прошел Макс, который с вечера надел на себя найденный крестик, щеголяя перед парнями, Санек говорит, что вещь ценная и крестик можно выгодно продать; Макс отрицательно мотает головой, говоря, что оставит находку себе, как память о необычном отдыхе. Глаза окончательно слипаются, сонная одурь опускает ставшими неподъемными веки и происходящее у догорающего костра перестает меня волновать.

Глава 8.

Луна — полная телом, ярко освещала спящие земли, надменно глядя на поникшее царство свое, звезды побледнели, уступая владычице место и попрятались на небосводе, стараясь казаться незаметными. Тишина накрыла все вокруг, даже лягушки замолчали, боясь рассердить ночную красавицу. Лунные лучи достигли пригорка и на встречу им из земли поднялась женщина в саване… застыла не шевелясь и парила, слегка касаясь земли ступнями.

Обернутая саваном фигура медленно открыла глаза. Бездонная чернота подсвечивалась изнутри маленькими глубинными огоньками, придававшим страшному своей мертвенной пустотой взгляду, непередаваемый оттенок лютой ненависти. Белый силуэт, обрамленный сверху черными, спутанными волосами напитывался мертвенно бледным светом луны, подсвечиваясь изнутри ирреальным светом. Она с трудом подняла скрюченные руки и прохрипела, здравствие Луне.

Голос ее набирался силой, впитывая живительные лучи ночной королевы. Напитавшись силой гарпия запарила кругами вокруг места, где появилась, словно разыскивая что-то и в какой-то момент быстро остановилась. Омертвевшие уста начали шептать скороговоркой холодящие душу заклятия. Загудела земля вокруг, пошла трещинами, раскидывая бледную траву и ответный вой из разверзшейся глубины покрыл жутью это место. Из-под земли выплыла еще одна укутанная саваном фигура и встала с ней рядом, медленно покачиваясь. Мертвые глаза, покрытые тленом лет, медленно открылись, и раскрылся потрескавшийся, пепельный рот в кривой ухмылке.

— Зачем позвала меня хозяйка.

— Пришлые осквернили мой дом, жаля меня серебром поганым! Разбудили меня, неразумные! Морок навела я на округу, что бы не ушли они не пожалев о содеянном!

Говорящая полетела стремительным вихрем вокруг качающейся в лунном свете мертвячки. Пепельные губы зашептали страшные наговоры, поднятая из могилы стала приходить в себя хорошея телом и обретая былую гибкость, только глаза ее темные так и остались покрыты печатью тлена, неся нерушимый знак вечного сна. Черный зрачки не двигались, словно она ими не смотрела, а прислушивалась.

Сон мой пропал, как будто его и не было. Я сидел так, как и когда уснул; проснувшись, медленно открыл глаза, нехороший холодок сжавший болезненно сердце, рассеял сон начисто. Макс с Санькой, оставшись вдвоем, оживленно беседовали, не спеша допивая бутылочку, которую взяли у храпевшего возле костра Витьки; пускавшего после каждого всхрапывания слюну, словно и во сне он хотел присоединиться к тостующимся. Потрескивал недавно подкинутый костерок, окутывая уютным теплом небольшое пространство. Чайник неспешно фыркал, разнося вокруг терпкие ароматы настоявшегося чая.

Мотыльки щедро сыпались в огонь, принося себя в жертву тяге вечного движения к свету. Собеседники отмахивались от назойливых насекомых, держа в руках неполные стопки. Беседа их носила туманный характер, говоря о не единичном набеге на Витькины закрома, пустая тара лежала на не прибранном столе. Макс повернув голову к товарищу, продолжая хмельной разговор и отходил к ближайшему кусту, расстегивая на ходу ширинку. Я смотрел на идущего товарища и волосы мои встали дыбом; напротив, стояли две фигуры в белом саване, с темными растрепанными волосами и налитыми нехорошим огоньком, черными бездонными глазами.

Макс повернул, наконец то голову, и я вскакивая, увидел, как побелело его лицо, мгновенно выветривая из его головы весь хмель. Такого громкого крика ужаса мне не доводилось еще слышать, но ответный вой буквально отшвырнул Макса на несколько метров. Я повернулся и мельком увидел искаженное страхом лицо только что, проснувшегося Витька. Землекоп с резко побледневшим лицом буквально подпрыгнул от страха, и мы не сговариваясь, прыснули в разные стороны.

Дикий ужас выбил из меня все мысли, лишь мельком я видел, как Макс набирает темп из низкого старта. За ним стремительно летела белая фурия с поднятыми вверх руками. Я бежал к реке, не разбирая дороги, исхлестанный ветками кустов, выпрыгнул прямо на середину ручейка и встал в полнейшем измождении. Легкие горели судорожно схватывая новые порции воздуха, бок резало и сердце захлебываясь скороговоркой — никак не успокаиваясь.

Долгой передышки не получилось, по воде лихо бежал Макс и за ним летели две ведьмы с искаженными от ненависти лицами, в ореоле извивающихся черных волос. Я побежал параллельным курсом, краем глаза видя затравленный бег выбившегося из сил Макса. Та, что постарше догнала беглеца и вскинула над ним руки с длинными острыми когтями. Я бросился на перерез, поборов пульсирующий в груди страх.

Хрипя спекшимся горлом, закричал Максу об опасности и тут же вторая ведьма бросилась с диким воем ко мне навстречу. Макс тяжело дыша обернулся и стремительно летящая тварь полоснула когтями моего друга. Я видел, как кровь брызнула из глубоких порезов, рука ведьмы стремительно мелькнула вспахивая ранами грудь, веревка лопнула и с шеи сорвало болтавшийся от бега крестик. Макс полетел по инерции дальше, а крестик, спикировав, воткнулся в землю щедро облитый кровью. Страшный рев парализовал все вокруг, выдавливая испуганную ночную тишину. Я ничком упал на землю.

Падая, глаза как заворожённые смотрели за происходящим, страшной силы удар буквально вбил летевшую ведьму в землю. Я, корябая землю ободранными руками, полз к Максу; шепча сорванным горлом самому себе, что надо успеть помочь! Друг тихо лежал, напитывая землю вокруг себя — кровью. Приблизившись, я положил ему руку на сердце, слыша тихое его биение, выталкивающее из него тонкими струйками жизнь.

— Помогите! — дико орал я не в силах поверить в происходящее, с надеждой, что парни услышат, повернул голову и чуть не подавился. Над нами стояла вторая ведьма, и безучастно смотрела на нас; я не видел ее глаз, буквально вырезанных на белом фоне лица, увенчанного черными волосами.

Терзаемый болью за друга с усилием приподнялся и с содроганием взглянул в жуткие, мертвенные глаза!

— Помоги! — выдохнул просьбу в бледное, застывшее лицо. Ведьма наклонилась и стала петь наводящие жуткую тоску напевы; я зажимал уши не в силах слышать их, и с изумлением наблюдал, как рваные раны Макса стали затягиваться. Судороги, искажавшие бледное лицо, исчезли и дыхание нормализовалось.

Серая, робкая кромка рассвета заполонила горизонт. Мертвенная фигура выпрямилась и медленно ушла в землю, неотрывно глядя мне в глаза. Волны ужаса непроизвольно накатывали на не хотящее мириться с увиденным сознанием, но я продолжал стоять как пришпиленный, негромко бормоча слова благодарности. Солнце уже светило вовсю, когда я пришел в себя и поднял очнувшегося товарища. Поддерживая бледного как мел Макса, мы медленно поковыляли в лагерь.

Погода словно оплакивала произошедшее. Солнышко так и не захотело показаться, прячась за бегущими по небу облаками, робкими лучами падая на землю, и тут же исчезало вновь. Облака поначалу белые, начали хмуриться и в какой-то момент не в силах сдерживать слезы расплакались, поливая землю косым и хлестким дождем. Доковыляли до лагеря основательно промокшие и, чертыхаясь, сели возле осклизлых дров, ни сил, ни желания разводить костер не было. Подтащив холодный казан, поближе вяло доскребли остатки вчерашнего ужина, запивая его горьким перепрелым чаем.

Ели в полной тишине, каждый думая о своем. У меня в голове никак не укладывалось то, что произошло, гудевшее сознание отказывалась принимать произошедшее за реальность. Бледный Макс сидел напротив, в одних штанах, и четкие полосы от рубцов подтверждали все произошедшее.

Словно очнувшись, я сходил в палатку и принес ему куртку, но он вяло отмахнулся, и я увидел, как у него в глазах мелькали сцены пережитого. Лицо осунулось и как-то заострилось, впавшие глаза застыли, лишенные прежнего огонька, лишь выражая беспредельную усталость. Мягкая пелена дождя окутывала его полураздетую фигуру, застывшую в одном положении, слабое шевеление пальцев рук, крутящих понятные им одним замысловатые фигуры выдавали какие-то признаки жизни. В какой-то миг он словно проснулся и пристально посмотрел на меня, но потом опять потух и погрузился в невеселые свои думы. Так просидели мы до обеда, словно обессиленные произошедшим. Меня всерьез начали волновать отсутствующие кладокопатели, не подававшие никаких признаков присутствия.

Глава 8.

Я начал внимательно оглядывать лагерь и только сейчас понял, что машины на месте не было. Легонько потряс за плечи поникшего Макса и сказал, что пойду искать парней. Он встал и молча пошел со мной, немного прихрамывая. Следы от машины пробив просеку в разросшейся траве, уходили обратно и мы пошли по ним, изредка окрикивая парней по именам.

Отпечатки вели обратно, туда, откуда мы приехали и постепенно терялись на более жестком грунте старой дороги. Пройдя пару километров по заросшему травой, мы увидели криво стоящую машину; Саньки не было видно, но фары у машины тускло горели, и водительская дверь была распахнута. Насторожило то, что машина стояла к нам передом, приближаясь — мы зорко глядели по сторонам. Впрочем, ничего необычного мы не заметили и зайдя за машину, увидели сидящего на земле Санька. Он обернулся, заслышав наше приближение, и призывно помахал нам рукой. Поздоровавшись, мы спросили, что он здесь делает. Он повернул к нам хмурое невыспавшее лицо и устало рассказал, что с ним произошло:

Я побежал вдоль дороги в другую сторону. Страх гнал меня напролом, и я мчался не разбирая дороги. Выбежав на открытое пространство, неудачно слетел в канаву и сильно подвернул ногу. С полчаса сидел, приглушенно мыча от боли с гулко стучавшим сердцем. Приступ паники никак не оставлял меня, и я долго не мог успокоиться. Отдышавшись, выбрался наверх. В лагере медленно догорал разведенный огонь. Всматриваясь в догорающие сполохи, я не увидел возле костра ни души и потихоньку пошел в его направлении. Подкравшись, потихоньку забрался в машину, завел двигатель и запер изнутри двери.

Привычная обстановка помогла чувствовать себя уверенней, но все равно я зорко смотрел по сторонам, готовый в любой момент рвануть подальше. Никто к лагерю так и не вернулся. Подождав какое-то время, я решил отъехать подальше, а поутру заняться вашим поиском. Путь мой лежал к старому нашему лагерю, где я надеялся спокойно переночевать. В свете луны я уже стал различать знакомую полянку, где мы стояли ранее. Направив машину прямиком к ней, я чутко смотрел по сторонам, боясь вновь увидеть что-нибудь кошмарное.

В какой-то момент что-то резко поменялось, глаза мои непроизвольно зажмурились от страха, сердце прострелило болезненным уколом вновь разыгравшегося воображения. Машина дернулась и мотор натужено завыл. Я затормозил, что бы сослепу не въехать куда-нибудь и инстинктивно вжал голову в плечи. В ответ вязкая тишина. Медленно открыв глаза, я стал внимательно вглядываться, пытаясь понять, что меня так напугало, но нет, все было спокойно.

Приглядевшись внимательней, я не увидел полянки, к которой ехал, и это крайне удивило меня. Осторожно выйдя из гудевшей машины, стал настороженно вглядываться по сторонам и тут же увидел знакомую полянку, но она, почему то оказалась сзади. Я не мог проехать ее не заметив, подумалось мне, и поразмыслив, решил, что все же не доехал до нее. Сев за руль осторожно развернул машину и поехал опять к полянке, напряженно всматриваясь в лобовое стекло. Не успев разогнаться, машину тряхнуло на ухабе, и она опять оказался развернутым в обратную сторону.

Выложил на середине дороги запаску, развернулся и повторил заезд. Всякий раз непреодолимая сила разворачивала машину вспять! Чертовщина какая то! Когда в очередной раз я выехал к лежащей на земле запаске, не долго думая запер двери и завалился спать. Сон не шел, организм потряхивало от пережитого, никак не отпуская и не смотря на дикую усталость, наотрез отказывался спать. Картина пережитого у костра стояла перед глазами.

Женские фигуры в белом, с жуткими черными глазами, как тени появившиеся рядом с Максом, заставляли сознание каждый раз содрогаться, вызывая непроизвольный озноб. Кто они и что им от нас надо? Мысли не давали покоя, никак не укладываясь в сознании — так за думками, пролетел остаток ночи. Забарабанивший по крыше дождь заставил прийти в себя, и я начал вглядываться в серую пелену наступающего дня.

Мы стояли рядом с ним жалкие и вымокшие, каждый про себя гадая, что же с нами происходит. Хмарь тянулась по небу нависая, казалось прямо над нами, изредка накрывая нас мелким теплым дождем. Я решил, что так стоять просто бессмысленно и предложил для начала найти Витьку. Парни встрепенулись, мы решили, что поедем на машине до лагеря и попытаемся определить направление, в котором он убежал. Машина нехотя завелась, с явно подсаженным аккумулятором стартер вяло и надсадно урчал, пока движок не ожил, выбрасывая урчащий, белый парок.

Подождав пока машина прогреется, Санька тронулся обратно, неторопливо переваливаясь по колдобинам; мы с Максом прильнув к боковым стеклам, смотрели по сторонам, надеясь увидеть Витька. Пару раз Санька пронзительно сигналил, но все было тихо, мы так и не заметили ничего подозрительного. На подъезде к лагерю еще раз протяжно посигналили, разогнав стайку птичек, пировавших в наше отсутствие.

Кроме вертких воробьев, возле догоревшего костра, пускавшего из-под политого теплым дождем бревна тонкий дымок, никого не было. Спешно собрали в машину разбросанные вещи, попутно вспоминая, где же был в тот момент Витька. Явных следов мы не нашли и решили поехать в примерном направлении. На подъезде к лесу увидели цепочку размашистых следов; петляя на подмокшей глине рифленая вязь ныряла в поросшее высокой травой поле и примяв колышущиеся метелки неровным пробором уходила к кромке леса.

Водитель первым заметил Витьку, беглец сидел на сучке высокой сосны, обняв ствол руками. Он как-то странно среагировал, когда мы подъехали ближе, плотнее вжавшись к стволу дерева испуганно втянул голову в плечи. На увещевания спуститься, он смотрел на нас очумелым взглядом, явно не узнавая; серое и сильно осунувшееся лицо носило отпечатки недавно пережитого ужаса, который оказался слишком силен для его чувствительной натуры. Пепельные губы что-то шептали и тело изредка передергивало; вскоре мы поняли, что никакие уговоры не заставят его спустится. Макс набрал в солдатскую фляжку водки, повесил ее на ремень и полез наверх с хрустом обламывая тонкие ветки.

Добравшись до Витька, он открыл фляжку и силком влил товарищу в рот немного водки, жалкие барахтанья не помогли перепуганному верхолазу, хрипя, он вынужденно хлебнул порцию горячительного. Посидев на ветках несколько минут, Макс решительно отлепил размякшего Витьку от сосны, разогнул скрюченные, занемевшие за ночь пальцы и начал потихоньку спускать беглеца вниз. Передвигались не спеша, на низах веток не было, лишь серые гнилушки торчали из ствола, редкие и почти все под корень обломанные.

Не выдержав, очередная ветка громко щелкнула, и верхолазы полетели вниз, благо до земли оставалось не много. Макс в полете отчаянно матерился, но приземлился удачно — встав на ноги, рядом мешком грохнулся Витек, немного пришедший в себя после сумбурного полета с дерева. Не дав ему опомнится, сноровисто затащили захмелевшего приятеля в машину. Не выходивший из–за руля Санек дал газу, и мы постарались убраться подальше, от этого места с его жуткими обитателями.

Из придорожной норки вылез суслик, встал на задние лапки и стал с любопытством вглядываться по сторонам, словно пытался увидеть, что ни будь интересное. Яркое разнотравье мерно шевелилось под слабым ветерком; дождь после обеда прошел, лишь серое небо, закрытое низкими облаками, по-прежнему скрывало солнце — слабыми отсветами освещающее серый, ненастный день.

Слабая тень пробежала по мордашке любопытного зверька и глаза его внезапно остекленели, потеряв присущее ему любопытство, он целенаправленно направился на ближайший взгорок. Подбежав к одинокому кусту, он начал что-то искать, бегая все расширяющимися кругами, пока не нашел лежащий в земле крестик с порванной бечевкой. Зверек застыл над присыпанной землей находкой, словно прислушиваясь к чему-то и словно получивший команду на старт, подцепил зубами бечевку и потянул крестик к кусту.

Проворный на земле суслик неловко падал, пытаясь забраться на куст, лапки его скользили по тонким веткам, неудержимо стягивая грызуна вниз. Извиваясь в полете, он неуклюже падал, но тут же вставал и как заведенный лез в щетинистую гущу ветвей. После многократных попыток зверьку все же удалось забраться повыше, неловко разместившись на густо разросшейся развилке, суслик начал аккуратно обматывать бечевку вокруг веток.

Вниз спуститься не удалось, грызун просто брякнулся вниз, недоуменно поглядывая по сторонам, затем словно опомнившись, стрелой рванул к спасительной норке. Встав на лапки, рядом с покинутым не по своей воле жилищем, суслик по-прежнему стал с любопытством вглядываться в даль, словно и не было ни чего необычного в его размеренной жизни.

Машина, надсадно урча, медленно шла в сопку, подминая колесами густо разросшийся на склоне кустарник. Рифленые шины карабкались на второй увал подряд, медленно удаляя нас от заброшенной деревушки. Водитель вел машину через пологие сопки, решив прямиком выйти на федеральную трассу, идущую вдоль Байкала. Нам почти удалось забраться на вершину очередной сопки, когда машина резко развернуло в обратную сторону. Уазик с высоты примерно метра неожиданно упал на ушедший из-под колес склон и с грохотом покатился вниз. Нас буквально раскидало по трясущемуся салону, вместе с набросанными вповалку вещами. Нарываясь на увесистые тумаки острых уступов парни отчаянно чертыхались, лишь Санька чудом держался за рулем, пытаясь справиться с летящей вниз машиной, ломающей на пути густые кусты и мелкий сосняк. Изрядно побитые выкарабкались из-под наваленных вещей, как новый удар опять разметал нас вновь, сосна побольше остановила нас на полном скаку, щедро осыпав машину хвоей и недозрелыми шишками.

Со звенящими после безумного полета головами, мы выбрались из салона, медленно приходя в себя. Машина стойко выдержала удар, благодаря сваренному на заказ бамперу, лишь пассажирскую дверь намертво заклинило и никакие усилия так и не помогли нам открыть ее. Двигатель завелся нормально, упираясь жердями в задний мост, мы помогли Саньке сдернуть машину с накренившейся от удара сосны. Медленно двигаясь в таежном буреломе, съехали в ближайший распадок и остановились на привал.

Глава 9.

Сноровисто разожгли небольшой костер, поставили копченый казан с остатками воды, найденными в канистре и большую чугунную сковороду; вытряхнув на блестящее дно несколько банок каши вперемежку с тушенкой. Глаза Саньки бегали, словно он пытался, что-то вспомнить. Витек чесал, набитую на затылке шишку, болезненно морщась. Мы с Максом зачарованно смотрели на шипящую, на сковородке кашу, втягивая в себя безумно аппетитный аромат разогретой тушенки. Животы непроизвольно урчали в предвкушении плотного полдника. Нарезав крупные ломти хлеба, дружно накинулись на стреляющую жиром сковороду, смачно жуя исходящую горячим парком горячую кашу. Санька наевшись, налил себе свежезаваренного чая и начал говорить:

— В детстве все мы читали сказки, и я помню о мороке, наводимом на людей.

— отхлебнув горячего чая, добавил, — нас что-то постоянно разворачивает обратно. Прошлой ночью та жа хрень творилась со мной на подъезде к старому лагерю. Мы вряд ли сможем отсюда выбраться обычным путем.

Едоки налили в кружки дымящегося чая и начали обсуждать, как быть дальше. Решено было отъехать к месту, где мы встретили Саньку и, запершись в машине переночевать. Место там было просматриваемое, ночью можно дежурить по очереди и в случае очередной чертовщины уезжать подальше, решив, что резонней держаться вместе.

Допив напревший смоляной чай, споро собрались и тронулись по заранее намеченному маршруту, попутно стараясь трезво оценить создавшуюся ситуацию. Машина ехала по краю поля, оставляя широкий прогал, замятых, накренившихся в разные стороны метелок травы, прячущих в зеленой гуще редкие ямки на которых нас ощутимо подбрасывало. Не останавливаясь проехали мимо брошенного второпях лагеря. Водитель наискось, не разбирая дороги, двинулся к намеченной точке.

— Бензина хватает, я всегда беру на запас несколько канистр на всякий случай, — констатировал Санька, уверенно объезжая одинокую осинку, неуверенно дрожащую под порывами ветерка.

— Фигня полная, нужно, нужно что-то думать! Что это вообще за тварь такая! — нервно ударил по ручке сиденья перепуганный кладоискатель, — еще и вторую с собой притащила! — в сердцах резюмировал Витек.

— Ага, недолюбливает, — Макс потрогал свою рассеченную шею.

— Вторая вообще какая то непонятная! Когда ведьма пластала Макса, он упал, и эта тварь ушла в землю! Когда я дополз до него, это бледное пугало стояло у меня за спиной! Я случайно оглянулся и чуть было не обделался, но она ничего мне не сделала, но не это важно! Когда я звал на помощь, она помогла! Выходит, что пока нет рядом первой, вторая не опасна! — вспоминал я, пытаясь разобраться в этом безумном бреде, — как быть не понимаю? Ничего в голову не идет, чем обычно борются с нечистью, чеснок, колья, кресты? Чушь, какая.

— Вы же ходили к дому, после этого все и началось? — уточнил Макс, –сжечь к хрену этот сарай и дело с концом.

— А что, вариант — подхватил Витек.

— А если не поможет, вдруг будет только хуже? — спросил сомневающийся Санька, лихо разворачиваясь на небольшом пятачке. Водитель уверенно встал, ориентируя машину в сторону деревни.

— Оно конечно так, сомнения есть, да только других идей, нет. — заметил Макс, любящий в любой ситуации барахтаться до конца. Спрыгнув с подножки, он пошел к кустарнику и через некоторое время припер оттуда дубину, обстругивая ее ножом.

— Вряд ли это поможет, но с ней мне как-то поспокойней — резюмировал он, несколько раз помахав ей в разные стороны. Витек достал несколько крестиков, протянув нам, мы взяли, лишь Макс отказался.

— Я одевал уже крест, недавно и мне не очень понравилось, как его с меня сняли, больше не хочется как-то. — невольно трогая затянувшиеся шрамы пояснил он. Санька достал из харчей, несколько головок чеснока и на полном серьезе положил на всеобщее обозрение. Глядя на него, меня пробрал смех, я пытался сдержаться, но не получилось. Задыхаясь от смеха, я еле выговорил:

— Кучка парней собирает всякую ерунду, и всерьез обсуждают, как бороться с ведьмами, скажи кому, засмеют. Макс растягивая улыбку, вторил:

— Ага, осталось намазать дубину чесноком, обвешаться крестиками и поиграть в ведьмобол. Санек улыбнулся, поняв комичность ситуации:

— Нее… Лучше уж машину, круче будет. Мы рассмеялись, лишь впечатлительный Витек не разделял нашего веселья, Макс повернулся к нему

— Аааааа… я тебя съем! Идиии сюдааа! Мы от души хохотали, глядя на помрачневшего Витька.

— Пошли нахрен! Заколебали! — повернулся он и ушел за машину.

В разрядившейся атмосфере мы залезли в машину, решив поставить первым на часы Витьку.

— Ты больше всех их боишься, поэтому вряд ли уснешь!

Тот не сильно сопротивлялся и перелез на водительское сиденье, тщательно осмотрел дверь на предмет открытия; убедившись, что дверь закрыта, он уселся поудобней и стал настороженно глядеть по сторонам. Остальные разлеглись на раскладных нарах, шумно ворочаясь на жестких каркасах. Окна были закрыты, оставили открытыми только люки на крыше, к вечеру погода наладилась, и стало душновато. Ветер затих, придавленный наступившими сумерками, подсвеченными яркой полоской догорающего заката. Духота исходила влажными испарениями от земли, влажной и прогретой, несмотря на хмурый день. Ворочаясь, я подложил под голову пару рюкзаков, что бы украдкой смотреть на близлежащие окрестности.

Сумерки постепенно легли на землю удлиняя тени, что бы потом укрыть светлые места, стирая окружающее пространство в одно темное пятно. Луна еще не взошла, и чернильная темнота физически давила на нас, ни огонька, ни каких признаков жизни. Макс с дубиной в обнимку мирно посапывал, Санек некоторое время блестел в темноте глазами, но позднее сдался и потихоньку обмяк, дыхание его выровнялось, став практически не слышным. Я потихоньку окликнул Витька.

— Спи, если что разбужу, — буркнул часовой.

Сон не шел, тело гудело, требуя отдыха, но мысли как комары не давали голове покоя, — почему вторая не тронула нас, — вертелись думки, я упорно пытался найти рациональное объяснение. Погрузившись в прошлое, встали картинки прошлой ночи, после жуткого удара, ведьма с разгону ушла под землю. Вторая стояла над нами без какой — либо агрессии, хотя холодок ужаса все-таки пронзил тело, когда я увидел ее стоящей прямо над нами.

Напрашивалось только одно, ей управляли, когда пропала первая, мертвячка, а в этом сомнений не было, сразу остановилась; когда я попросил ее, она не задумываясь помогла нам. Выходит, что бояться надо той, что проявила к Максу такую безумную ярость, но, что же не дало ей довести дело до конца? Ничего не изменилось, разве что, когда мы шли обратно, у Макса не висел на шее тот несуразно большой крестик, что он гордо носил по вечеру, хвастаясь своей необычной находкой?

Я встрепенулся, на улице стало светлее. Луну словно пнул кто-то, она стремительно вышла на небосклон, освещая своим бледным светом окружающее пространство. Чернота медленно отступала, становилась светлее, словно отпускала из плена кромку леса, ставшего доступной для взора. Трава лениво колыхалась под порывами легкого бриза, качаясь сонными медлительными колосками. Стояла полная тишина, лишь под колесами машины возился какой — то мелкий зверек, явно удовлетворяя свое неуемное любопытство. Приподняв голову, я оглянулся по сторонам, все было тихо, ни движения, ни шорохов не было. Мелкий грызун, утолив свое любопытство, ретировался, оставив после себя звонкую, вязкую тишину.

Глава 10.

— Витька? — тихонько позвал я, но ответа не было, свесив голову на бок незадачливый охранник спал, сморенный окружающей нас тишиной. Я прилег, пытаясь заставить себя уснуть, по небу плыли редкие облачка, спокойно и неторопливо. Тишина звенела, владея этим спящим царством безраздельно, не спал лишь я, ворочаясь на своем жестком ложе, тщетно пытаясь уснуть. Подняв руку, я рассмотрел часы, было без четверти два. По идее, нужно было разбудить Саньку, почти час назад, что бы он сменил нашего дрыхнущего без задних ног, горе часового. Легкой дрожью колыхнулась машина, я поднял глаза и обомлел, прислонив руки к борту, ведьма всматривалась мертвыми с черной поволокой глазами внутрь салона. Успокаивая накатившую дрожь, я лежал, не шелохнувшись, захлебываясь гулкими ударами сердца. Вторую не было видно, страшная наблюдательница отстранившись, плавно перешла ко второму окну, словно высматривала кого-то.

Дрожь в теле прекратилась, лишь тонкие уколы страха, по-прежнему прокалывали сердце, заставляя его непроизвольно сжиматься. Я смотрел на нее не в силах отвести глаз, бледное лицо в ореоле растрепанных, густых волос, поражало черными налитыми дикой, неукротимой силой глазами. Они казалось, все видели, но вид их был незрячий, покрытый смертной поволокой и тени внутри мелькали так, что создавалось впечатление просмотра ею кинофильма, когда отблески экрана отражаются в глазах, мелькая быстро и неуловимо. Она явно, что- то задумала, и надо было как- то разбудить друзей, стараясь не привлекать до поры ее внимания.

Осторожно вытянув ногу, я попытался тихонько толкнуть спавшего, напротив Саньку, но не успел. Впереди истошно заорал Витек, ведьма стояла напротив лобового стекла, кривя в страшной ухмылке рот, и смотрела на него, немигающими глазами. Парни спросонья по вскакивали, со сна ничего не соображая. Витька сбился на всхлипы, а она, открыв широко рот, рыкнула ему в ответ, от ее жуткого рева машину ощутимо тряхнуло, и парни дружно повалились навзничь, сбитые с ног. Я поднялся с лежанки и за шиворот поднял Саньку, толкая его в сторону водительского сиденья. Поначалу, он пытался отбиваться, но увидев, что это я, понял, что от него надо. Витек забился в истерики и, потеряв сознание, осел на рулевое колесо. Это дало нам некоторое время, клаксон заревел, и ведьма шарахнулась от машины, как ошпаренная. Пока Макс чертыхался на полу, придавленный рюкзаком, мы выдернули с водительского сидения податливое тело Витька.

Я опять надавил на клаксон, а Санька ужом нырнул за руль, лихорадочно заводя двигатель. Мотор завелся, поддавая газу, водитель вдавил педаль газа заставлял мотор реветь и врубил дальний свет. Ведьма как то съежилась и испуганно ушла в сторону, прячась от напугавшего ее света, но расслабляться, было рано. Сзади, разбив окно, попыталась ворваться вторая, истошно воя она попыталась сграбастать Макса, но тот вовремя среагировав, отскочил вглубь. Задерживаться было глупо, и Санька лихо рванул вперед.

Машина пробкой рванула вперед, не разбирая дороги. Безумная езда проваливала сознание на безразмерных ухабах, я по инерции полетел назад, ткнулся головой в спину и слегка контуженный завалился на лежащего внизу Витька. Макс, получив двойное ускорение, полетел прямо в объятия ведьмы, которая на половину втиснулась в салон. Как разъярившаяся кошка начала она рвать его, кромсая куртку в клочья.

Макс пытался отбрыкиваться, но сила инерции прижимала его к ней вплотную, не давая шанса для маневра. Я отлепился от скулящего подо мной Витька и поднял плавающие глаза вверх, пытаясь разобраться в обстановке. С трудом узнал в иступленной фурии ту, что спасла Макса прошлой ночью, дикие глаза ее метались в такт, с рвущими его руками, подминая под себя, воющий рот скалился, словно она хотела прокусить ему шею. Не долго думая, я рванул его на себя, невольно чувствуя ее неукротимую силу и не в силах бороться, сунул ей в лицо православный крестик. Жутко скорчилась она, и дико заревев, кошкой выпрыгнула в окно. За ней стояла ведьма, напугавшая до истерики Витьку, и громогласно говорила нам в след:

— Верный конь ты не беги, со сжатым сердцем упади! — Макс изрядно потрепанный, но не деморализованный, ощерился:

— Облезешь, калоша старая, коня нашего ронять! — и в сердцах показал ей непристойный жест. Старуха страшно ощерилась, и стремительные тени рванули вдогонку, стараясь зайти с боков, словно гнали нас как дичь. Мы проезжали лагерную стоянку, когда одна из них догнала нас, и с размаху запрыгнув на крышу, стала раскачивать машину в разные стороны. Вторая скрылась в темноте деревьев, и я ее не видел, мельком бросая взгляды по сторонам. В какой-то момент, машина потеряла почву под колесами, и ее стало заносить.

— Тормози — заорал я и Санька, не задумываясь, нажал на тормоз, судорожно выворачивая руль, что бы нас окончательно не занесло. Поймав оторванной от земли парой колес бровку, машина встала как вкопанная, подняв перед собой облако пыли. Ведьма не удержалась и кубарем покатилась вниз, но опомнилась быстро, вскочила и, подняв руки, зашептала:

— В просьбе ты не откажи, быстрой белкой прибеги! Кости станут, словно медь, помоги-ка мне — медведь! Пока она говорила, Санька дал газу, надеясь ее раздавить, но она безбоязненно смотрела на нас, гипнотизируя своими черными глазами. Я увидел черную тень, выскочившую из леса, наискось к нам. Стрелой промчался и встал у нас на пути, нависая горою, медведь, с чумною пеной у рта. Страшной силы удар выбил из-под машины землю, мы, потеряв всякую ориентацию и полетели по тесному салону, расшибая лбы и набивая ссадины. Сбоку отчаянно матерился Макс, и лишь это помогло мне не потерять чувство реальности, вцепившись за нары, я постарался остановить свой полет в летящей кубарем машине. Мы встали на колеса, пролетев метров двадцать, я подскочил, надсадно, пригибая звенящую голову, и потряс Саньку за плечо; поплывший от удара водитель встряхнул головою и лихорадочно стал заводить заглохший двигатель. Мотор надсадно урчал, но ни в какую, не хотел заводиться. В туче пыли, освещенной светом фар, я увидел стремительно приближающуюся тень, и слегка контуженный, неожиданно громко, заорал:

— Врубай заднюю, скорей! — и вцепился в поручни мертвой хваткой. Удар был очень сильный, но я устоял на ногах, непроизвольно жмурясь от приближающейся махины. Машина от подачи завелась и натужено заревев, понеслась задним ходом. Санька сдернул заднюю передачу и лихо сманеврировав, поехал прямо по полю, не разбирая дороги.

Я перевел дух, и устало присел на нары, рядом сидели затихшие парни, ошарашенные увиденным.

— Рисуйте у стекол крестики — сказал им и сам взялся царапать на обшивке складным ножом, коряво получающийся крест. Парни сосредоточенно взялись за дело, тщательно царапая, где только можно. Тем временем мы вышли на дорогу и двинулись к исходной точке, на максимальной скорости, стараясь, побыстрее туда добраться. Развернув машину, Санька крикнул:

— Макс, залей канистру в бензобак, бензин на нуле!

Я кинулся открывать дверь, выпрыгнув на землю, судорожно стал отвинчивать пробку с горловины. Макс протиснулся мимо меня и начал лить бензин в бензобак, щедро разливая часть его мимо горловины. Времени искать воронку у нас не было.

— Быстрей в машину! — заорал водитель, когда я с хрустом закручивал пробку. Повторного приглашения ждать не стали и запрыгнули в салон, бросив пустую канистру на дороге. Санька поехал вперед, одна фара, чудом уцелевшая слабо освещала дорогу. На улице было светло, и мы увидели метрах в пятидесяти впереди стоящую ведьму. За ее спиной чуть поодаль была вторая, медленно двигаясь вперед.

— Дави их на хрен! — прорычал Макс.

Санька про газовав, резко рванул им на встречу. Мерцающие волны пульсировали вокруг них, расходясь почти, незаметно в разные стороны и испускали мягкий синий свет. Машина разогналась около сорока, когда мы доехали до них. Все зачаровано смотрели, ожидая, как их раздавит, но синий свет, куда-то исчез, а с ними и стоящие на дороге ведьмы. Мы не были на дороге и неслись на огромное дерево, приближающееся с угрожающей быстротой. Санька резко нажал на педаль тормоза, но было поздно, набравший ход уазик с разгону врезался в могучий ствол стоявшей на пути сосны. Я цеплялся за поручни из последних сил, летевший сзади Макс выдавил меня вперед, больно приложив по затылку, сорвавшись как белье с прищепок, я полетел навстречу пропитанной смолой коре. Сознание выпорхнуло из моего бренного тела, разрываясь хрустом выбитого лобового стекла, и я погрузился в небытие.

Холодная вода вернула меня обратно, слезливо морщась, я посмотрел вверх. Надо мной стоял Санька в ореоле яркого солнца и участливо сбрызгивал лицо водой.

— Пришел в себя? — спросил он.

— Сейчас подожди маленько, — я тихонько сел, болезненно морщась от гудевшей как колокол головы, — Где парни?

— Макс пошел за водой, сейчас вернется, а с Витькой –оглядываясь вокруг, резюмировал стоящий — проблема. После аварии он, завидев этих дохлых тварей, рванул истошно вопя в неизвестном направлении, зомбачки похоже, ушли за ним, больше я их не видел.

Упертая решимость покончить с преследующей нас вакханалией, овладела мной. Никогда не нравились мне посторонние факторы, нарушающие течение моей жизни, а тут, какая-то запредельная хреновина реально может лишить жизни!

— Присядь-ка, — подошедший Макс положил мне руку на плечо. — Сначала поедим, а дальше видно будет. — спокойный тон сказанного поумерил мой пыл, я сел на ближайшую корягу болезненно морщась. Голову отпустило, но любые резкие движения захлестывали нездоровой слабостью.

— Машина больше не поедет. — резюмировал Санька, с немым состраданием глядя на свой покореженный танк.

«Таблетка» крепко обняла дерево, вылетевшей лобовухой, покореженные двери, наглухо, заклинили в проемах. Я машинально потрогал лоб, пульсирующий набрякшими порезами, это явно моя кровь украшала пятнами вылетевшее стекло.

— Двигатель сорвало с подушек, тосол вытек — продолжал уныло Санек, говоря о внутренних гораздо более серьезных поломках.

— Короче, теперь мы пешие? — утвердительно вопрошал Макс, раздувая слабый еще огонек.

— Кстати, где крестик, что ты нашел? —

— По-моему, я потерял его в то дождливое утро, — вспоминая ответил Макс.

Санька поставил казан над несмело разгорающимся огоньком и резонно спросил: — что дальше делать будем?

Макс неожиданно вскипел: — допрем пару канистр и сожжем тот домишко, нахрен! Задолбало все!

— И что? Что изменится? — скептически спросил Санек.

— Вы же сами разворошили тот гадюшник! Забыл, как бежали оттуда как зайцы! Что ты предлагаешь? Сидеть и ждать у моря погоды? — Макс все больше накалялся.

— Ладно, — примирительно сказал я — заодно и Витька поищем. Давай те слаживать в рюкзаки все необходимое, сюда чую, вряд ли вернемся.

— Что брать то, остатки харчей возьмем и всего делов то. — Макс всегда отличался минимализмом.

Поели основательно, не зная, доведется ли еще сегодня поесть. Скорые было сборы, затянулись. Санька упорно не хотел бросать, свою помятую любимицу, все ходил вокруг, в надежде какого-то чуда, поглаживая незаметно от нас, покореженный металл.

Я придирчиво осматривал снаряжение. Еды осталось не много, едва заполнив дно объемного рюкзака. Добавил туда топор, обернув курткой, и сунул с ним запасные штаны на всякий случай. В походную фляжку слил содержимое чудом уцелевшей бутылки водки, одиноко лежащей среди крошева двух разбитых товарок. Накинув рюкзак на плечи, вытянул из машины канистру с бензином, показывая этим, что готов.

— Пойдем Санька, мы обязательно за ней вернемся. — сказал Макс, вытягивая вторую канистру. Санек горестно вздохнул и, накинув рюкзак с канистрами для воды, обреченно пошел в сторону деревни. Стоял иссушающий зной, трава понуро наклонила маковки придавленная жарой, даже ветерок казалось, устал с нею бороться и в отчаянии затих. Мы добрались до ручейка и, забыв обо всем, блаженно припали к его ледяным струям. Зуба ломило, но разогретый организм, раз за разом заставлял цедить мелкими глотками живительную влагу. Наполнив водой канистры, прихваченные Санькой, с опаской пошли к пугающему воображение дому. Раньше днем эксцессов не происходило, но после чумного медведя, поигравшего нами в боулинг, я был готов ко всему. Возле дома было тихо, смолкли даже кузнечики, до этого стрекочущие на все лады, и мы приблизились к ветхим стенам с опаской.

Глава 11.

Возле входного проема была притоптана трава, как будто здесь кто был, но желания заходить внутрь не было, обдавая сердце холодком неуверенного страха. Собравшись с духом, открыли принесенные канистры и начали быстро поливать осевшие в землю, скособоченные стены. Забросив канистры с остатками бензина внутрь, поспешно отошли назад, гнетущая тишина стояла над нами словно укоряя нас в содеянном.

Нехорошее предчувствие кольнуло сердце, но другого пути я не видел и поднес к дому заранее политую бензином длинную, запаленную палку и поджег этот мрачный, злосчастный дом. Моренные погодой бревна нехотя занялись, раскидывая огонь по периметру неширокой полоской. Я спешно отбежал, догадываясь, что сухостой займется быстро, и правда в один момент ветхий домишко яростно запылал, разнося вокруг яростный жар пылающего дерева. Мы зачарованно смотрели на огонь, и тут все, изменилось…

Истошный вопль донесся из дома, темная тень металась от проема к проему, голося до боли знакомым голосом. Мы от неожиданности пригнулись и вовремя, гулкая волна разошлась от дома. Щелкнул оглушительный хлопок и огонь моментально погас. Ни чада, ни обгоревших бревен, как будто не было ничего. Завывающий силуэт выпрыгнул в окно и сиганул в близь лежащий лес. Мы от удивления остолбенели, это был Витька, но господи, что с ним произошло? Почерневшее лицо с заострившимися скулами, безумный блеск глаз, неузнаваемо полоснул нас, покрытые инеем седины волосы, взъерошенной паклей покрывали голову убегающего человека? Не оглядываясь на наши окрики, он молниеносно исчез в тени деревьев, лишь утихающие завывания, еще некоторое время перекатывались вдали. Санек бросившийся вдогонку, спускался с пригорка, разочарованно мотая головой.

— Какой там, бежит как угорелый! Может успокоиться и сам выйдет. —

Вблизи стен стоял сильный запах бензина, но признаков гари не было. Не веря глазам обошли по периметру дом, тщательно осматривая, но признаков горения так и не нашли. Макс зажигалкой подпалил бревно, явно смоченное бензином, пламя пыхнуло, и мы быстро отскочили. Отбежав подальше, присели и напряженно стали смотреть на занимающееся огнем строение. Бревна опять вспыхнули, прячась за оранжевыми, жадными языками, но через несколько секунд еще одна волна, щелчком сбила пламя со стен. Вытянув шеи, мы с интересом смотрели за происходящим, но дому видно надоело играть с нами, потемневшие проемы испустили угрожающий рык, раскидывая волны предательской паники овладевшей нами. Развернувшись, мы позорно ретировались, не солоно хлебавши. Непонятный страх гнал нас от мрачных, недобрых стен.

Присев возле ручейка, отдышались после изнуряющего на жаре бега. Напившись вдоволь воды, пошли к старому лагерю, и расселись на валежинах принесенных, ранее к костру.

— Полный бред! Хрен его знает, что делать дальше? — устало привалившись к бревну, прошептал Санька. Отчаяние проблескивало в его глазах, из-за него, по сути, заваренной здесь каши. Макс вперил опустошенный взгляд в одну точку, и не отзывался. Глядя на него, мне не давала покоя зудящая мысль, ухватить которую я пока что не мог.

— Посидите здесь, я скоро вернусь. Подумайте пока, что нам делать дальше, — сказал я и двинулся от костра в сторону пригорка. Жаркий день подходил к концу, и хотя до заката было еще далеко, удушливая волна спала, отпуская из своих жарких объятий траву. Разморенные колоски распрямились, весело заколыхались, треплемые легким, порывистым ветерком. Суслик поднял из травы любопытную мордашку и долго провожал меня, долгим, заинтересованным взглядом.

Я шел там, где бежал Макс, убегая в ту, первую ночь, от осатаневшей ведьмы. Легкий, неуловимый след лежал в быстро восстанавливающейся траве, кривой тропкой указывая путь. Мой взгляд тщательно рыскал вокруг, стараясь не пропускать ни малейшей детали. Так дошел я до того памятного места, откуда тащил ослабевшего от потери крови Макса. Тщательно оглядевшись вокруг, я так ничего и не увидел, даже темных подтеков крови, казалось, кто-то тщательно прибрал все, стирая любые признаки произошедшего.

Разочарование нахлынуло на меня, как будто что-то спасительное ускользнуло от моего взгляда, потешив неисполнимой надеждой. Потухший взор равнодушно скользил по траве, минуя чахлый куст, под которым спал Макс. Стоп! Именно здесь он его и нашел, принеся мне после полуденного сна. Приблизившись, я не спеша обошел куст стороной, вглядываясь в чахлую сердцевину. Вот он! Тщательно примотанный к веточкам разорванной бечевкой, крестик тускло поблескивал в лучах заходящего солнышка. Я лихорадочно отмотал его и бегом припустил к лагерю, с трудом раздвигая густые поросли травы.

Парни суетливо подскочили, увидев меня, бегущего к ним, и настороженно напряглись, заглядывая мне за спину. Я сбавил ход, чтобы не пугать товарищей; не спеша подошел к небольшому костру и шумно присел.

— Ты где шарахался? — спросил Макс, протягивая мне банку каши, разогретую прямо в банке. Я не стал отказываться, вытащил на общее обозрение крестик, который он потерял.

— И что? —

— Санек, ты можешь прочитать, что здесь написано? — проигнорировал я Макса.

— В принципе, да. — ответил он, покрутив чудный крестик в руках. Я не спеша зацепил ложкой каши, аппетитно зачавкал, вооружившись крупно порезанным ломтем, подсохшего хлеба. Парни с интересом жевали кашу, ожидая, пока я разрожусь наконец, крайне заинтригованные моим загадочным видом. Я не спеша доел, чувствуя внутреннее спокойствие, что-то в глубине души подсказывало мне, что верное решение у нас в руках. Знал бы я наперед, чем все закончится, не радовался бы так, но на тот момент душа была спокойна, и это давало мне тайную надежду.

Поев, мы начали детально изучать поверхность крестика. Тщательно очистив почерневшую от времени поверхность, начали потихоньку читать то, что там было написано. Азы старорусского, мне были знакомы, когда-то я читал Куликовскую битву, написанную оригинальным текстом, движимый чистым любопытством и сейчас эти навыки пригодились. Щурясь из-за мелкого текста, прочитали следующие слова:

— Это адово дитя,

Положили божьей дланью,

Крест водою осветя!

Из земли тебе нельзя,

Пусть тебя и не убили,

Лишь оковы наложили

Всех живых прошу понять,

Крест с земли не можно брать!

Многозначительно переглядываясь, мы начали наконец понимать, что здесь происходит…

Тесно собравшись в кружок, был выработан план действий. Эти твари появлялись после полуночи, время еще было и мы, еще раз обсудив детали, принялись за дело. Ошибок быть не должно, иначе нам грозили серьезные неприятности, в лучшем случае мы так и ходили бы тут кругами не в силах выбраться из заколдованного места, про худший вариант лучше не думать.

Сделав все необходимые приготовления с нетерпением замерли, ожидая полуночи. Солнце, уставшее от дневных трудов своих, пыхнуло и пропало за горизонтом, неожиданно легко уступая место ночной прохладе. Робкие по началу звезды, постепенно обретали яркость и вскоре, даже самые мелкие засветились в полную силу. Луна поднялась из-за горизонта, освещая поверхность земли призрачным светом, лишь в нашем лагере, горел огромный костер, далеко разгоняя ночную тьму. Две фигуры, сидевшие у огня, были видны из далека, черными силуэтами выделяясь на фоне горящего пламени. Я, судорожно сжимая в руке крестик, шептал молитву водителя, единственную, что врезалась мне в память. Других я не знал и искренне надеялся, что она нам поможет.

Затаившись у края леса, на возвышенности, я видел пригорок, лежащий как на ладони. Мелкие холмики деревенского кладбища, заросшие травой, зеленым ковром скатывающейся к журчащему ручейку. Вдалеке, ярко горел костер, большим пятном выделяясь на фоне лунного света. Сердце заходилось, бешеным ритмом, отдававшимся в голове предательским шепотком. «сейчас начнется, сейчас начнется.» — назойливо стучала в сознании мысль. Я все же начало стало для меня полной неожиданностью!

Внезапно ходуном зашаталась земля, выпуская наверх ведьму, покрытую бледным светом, исходящим прямо из-под земли. Парившая над землей фигура открыла свои мертвые глаза и стала обводить округу тяжелым, ненавистным взглядом. Я замер не дыша, шагах в тридцати от нее, заходясь панической, внутренней истерикой. Спину обдало холодом, и я прикусил губу, что бы хоть как то прийти в себя. Так лежа ни жив ни мертв, я не спускал с парящей фурии глаз, боясь потерять из виду. Она увидела вдали горящий костер и резко напряглась. И без того страшный облик ее, исказился в ненавистной ухмылке и стал попросту ужасающим!

— Мара… Ритка ты моя, непорочное дитя! Лунным светом обернись и ко мне скорей явись!

Из-под разверзшейся земли выплыло тленное тело и встало рядом, медленно покачиваясь.

— Зачем звала хозяйка? — открывая мертвые глаза свои, спросила усопшая.

— Долго спало ты дитя, от людей себя тая!

Видишь, грешники обозом, засиделись у костра!

В пьяной драке вылетая, полоснула сталь литая,

И убив, милочка разом… Отомстить, тебе пора!

Лицо покойной исказилось, и она завыла — жутко и печально. Затем стремительно сорвавшись с места, понеслась к горящему костру. Следом рванула говорившая, мелькая бледными сполохами в траве. В темноте, к месту где появились из-под земли покойницы выбежали Макс с Санькой, волоча на спинах коряги заранее наготовленного сухостоя.

Я, молча, наблюдал за ними и посматривал вдаль, где неслись к костру призрачные тени. Зрение мое в полумраке обострилось, все происходящее настолько увлекло меня, что когда справа от меня что-то мелькнуло, я среагировал не сразу. Чувство опасности полоснуло холодком, и быстро оглянувшись, чуть не заорал от страха. Рядом на коленях стоял с диким взглядом Витька, и смотрел вниз с безумным любопытством. Парни уже запалили костер и ждали, когда разгорятся сложенные в кучу дрова. Макс держал в руках дубину, которая добавляла ему решительности, хотя помощи от нее не было никакой. Сердце мое колотилось раненой птахой, встреча с безумцем была настолько неожиданной, что сознание не выдержало, и я провалился в небытие.

Воспалённое сознание вернулось от призывных криков, вылетев на поверхность как пробка. Товарищи жались к костру, громко окрикивая меня. Ведьма стояла рядом и сверлила их, тяжелым, гипнотизирующим взглядом. Помощница заходила с боку, ненавистно ухмыляясь. Ждать дальше не было смысла и вскочив с земли, я побежал к костру. Ведьма резко перевела взгляд на меня, и я чуть было не поперхнулся от исходящей от нее злобы; превозмогая леденящий страх, продолжил бежать к ней.

Мерзкая старуха ощерившись, взвилась навстречу и с диким воем разметала парней, попытавшихся встать у нее на пути. Я бежал к намеченному месту и понимал что она, окажется там раньше. Не было сил, которые смогли бы остановить ее, ведьма уже стояла там, куда я бежал, замахиваясь рукой с удлинившимися когтями и скаля в страшной ухмылке, кривой рот. Сила провидения спасла меня тогда, я приготовился к неминуемому удару, который точно убил бы меня, но сзади добралась ее помощница и со всего маху ударила меня по спине. Получив дополнительное ускорение, я не устоял на ногах и пролетев пару метров, врезался в землю возле ее ног. Краем глаза я видел, как ощерившаяся ведьма полоснула когтями воздух, и с улыбкой положил крестик на землю…

Глава 12.

С диким воем взбешённая фурия ушла под землю, пытаясь зацепить меня руками, но я, вжав голову в плечи, плотней вдавил крест в землю. Подошел хромающий Санька, сломанная рука, плетью висела вдоль тела. Он сел на колени и стал здоровой рукой подкапывать ямку, потихоньку утапливая крестик ниже. Из-под земли слышались истошные крики, и земля содрогалась от страшных ударов! Я убрал одну руку и нашарил рядом заранее приготовленный булыжник, осторожно припечатал подпрыгивающий в ямке крестик и наконец-то перевел дух. Макс лежал поодаль от костра, отвинтив крышку с фляжки, я осторожно влил ему небольшую порцию. Закашлявшись, он посмотрел на меня мутным взглядом, сел, и отобрав фляжку, выпил еще.

— Все? —

— Нет! Осталась она! — мы перевели взгляд на застывшую тень мертвячки, думая, как осуществить задуманное.

Я поднялся и с опаской подошел к застывшей фигуре. Она покачивалась безучастно, уставившись мертвыми, немигающими глазами в одну точку, как трава на ветру.

— Мара? Ритка? — повторял я подслушанные слова, с опаской вглядываясь в ее лицо. Она повернулась ко мне и посмотрела на меня. От ее взгляда озноб прокатился по телу, она вплотную приблизилась ко мне, пристально глядя в мои глаза, черный омут заполонил все вокруг, и я впал в оцепенение, перенесясь в иную реальность.

Покрытые снегом крыши небольшой деревеньки, стоящей возле тракта. По стылой улице крайне редко проходят люди и лишь дымок, колечками подымающийся вверх, говорит о присутствии живого духа. Оживает все, когда на околице появляется очередной обоз, хозяева домишек, зазывно машут руками и деловито открывая ворота, загоняют большие сани на баз. Ребятня сноровисто распрягает, фыркающих заиндевевшим парком коней, а хозяйка улыбчиво, привечает проезжих в горнице. Рацион преимущественно мясной, сдобренный обстоятельными разговорами, о далеких краях. Охочими до них хозяйками, стимулируемые, вовремя поставленной на стол бутылкой самогона.

Рано поутру, обозники скоро собирались и трогались в путь, стараясь по быстрей выйти к Байкалу. Там по ледяной глади могучего моря, напрямки уходили на Иркутск. Бывало, что подступившая непогода заметала все вокруг и сопровождающие тяжелые тюки с чаем, люди не рисковали бороться с суровой природой Хамар-дабана, предпочитая отсидеться на станке.

Видел я девочку с позарани рожденную, что попискивала жалобно в люльке и подбегала к ней заботливая мать, прижимая ребенка к набухшей груди. За столом степенно сидели мужики, празднуя родины. Отец ребенка разговаривал с важным стариком — хозяином обоза, заехавшим на постой к вечеру. Тот вел неспешный рассказ, как был он на родинах в далекой Европе и нарекли девчушку Маргаритой, чудным для обитателей станка именем. Хозяйке крачу слушавшей этот разговор имя понравилось и стали звать родившееся дитя этим замысловато красивым именем.

Вот подросшая девица несет воду с колодца домой, приладив сноровисто коромысло с тяжелыми деревянными ведрами. Смотрит на нее неотрывно парень из-за поветей, потирая нервно грудь, за ставшей враз тесной рубахой. Порывался все выскочить к ней и каждый раз останавливался, смурнея, словно кончались силы. Она заходила в дом, а он бежал в лес в избытке переполнявших его чувств, не зная, как выразить их. К вечеру ложил ей на подоконник букет цветов, самых красивых в его понимании. Маргаритка с утра брала их и замирала в новизне чувств своих, знала она, кто носит ей по вечерам букеты! Недаром пересекались они взглядом в людных местах и тут же с пылом отводили глаза, старательно пряча захлестнувшее их сердца чувство. Первая ночь, когда он подкрался к ее окошку, а Маргаритка ждала его. Тихо ступая, стараясь не скрипеть широкими половицами, вышла к нему во двор, и просидели они до первых петухов. Поутру воодушевленная девушка, словно не замечая бессонной ночи, порхала по избе. Работа кипела, но думушки были там, рядом с любимым, наполняя сердце тягучим, непознанным до конца чувством. То было легкое и счастливое время.

Сон.

Маргаритка бежала, игриво уворачиваясь от пытавшегося догнать ее любимого. Обернувшись, призывно улыбнулась навстречу бежавшему вслед парню и тут земля ушла из-под ног. Она проваливалась в мутный, бурливый водоворот, отчаянно загребая руками. Пронзительный крик поперхнулся захлеснувшей девушку бурливой волной. Нечем дышать… — Маргариту словно подкинуло в кровати. Ужасный сон выкинул ее в реальность. Сердце жутко билось в груди, словно хотело выскочить. Вторя ему кто-то барабанил в дверь. Ужаленная подступившей дурнотой, метнулась, опережая домашних к двери. В распахнутых дверях мелькнули белки глаз и перекошенный рот, закричал: — убили! Парня твово убили!

Черная тьма накрыла сознание, лишь упавшее бесчувственное тело подхватил подоспевший сзади отец. Проворно уложили ее в кровать, лишь непрерывно слезы текли из закрытых глаз. Задохшаяся от беготни соседская бабка, скороговоркой трещала: — в пьяной сваре обозные не поделили, чей то! А ен под руку попался! Ой, беда то, какая!

Несколько дней пролежала она, не приходя в себя. То металась лихорадочно, то затихая совсем. Испуганная мать не отходила от нее ни на шаг, переживая за любимую дочку. Так прошло несколько дней. Мать, уморенная постоянными переживаниями, приснула возле кровати. Ближе к полночи словно кто-то толкнул уснувшую матушку и сна как не бывало. Оглянулась, поведя красными от бессонницы глазами, дочки в кровати не было. Подскочив как ужаленная выбежала в горницу, походя ткнув спящего мужа в плечо: — дочки нету!

Сумбурно собравшись, выскочили в светлую, лунную ночь. По наитию торопко пошли к погосту. Издали заслышался горестный девичий плач. Ускорившись, заторопились к месту недавних похорон. Упав на рыхлый холмик, возле свеже вбитого креста, царапала землю в неизбыточном горе их любимая дочь. Так и не смогли увести ее оттуда разом поседевшие отец и мать. Никакие увещевания не заставили Маргариту, глядевшую на родителей мертвыми, безумными глазами пойти домой.

На второй день подошла к ней тетка с недобрым лицом и воровато оглянувшись повернула ее к себе лицом.

— Помогу тебе, если хочешь? Кровью захлебнутся убийцы! На вот выпей отвару и иди домой!

Силком, напоив бесчувственную из кружки: — пей! Отпустит тоска то. И приходи ко мне, если хочешь!

Вернулась домой Маргарита, пугая дома молчаливым взглядом родителей. Стала частенько ходить с тех пор к колдунье с недоброй славой, о чем недоуменно шептались бабы в закоулках. Но боль потери видно сильнее была, через месяц, умерла Маргаритка, побежденная жестокой своей любовью.

Колдунья же вложила ей в домовину камушки, которые каждую ночь заговаривала неистовыми наговорами в течении трех суток.

Горестная гурьба шла за домовиной в последний путь, лишь мерзко улыбалась вслед процессии колдунья, в которой я узнал виновницу всех наших бед. Вязкая пелена затянула горестную процессию, словно обильные горестные слезы!

Я вышел из оцепенения и без страха взглянул на нее. Чувство жалости не покидало меня, увиденное столь необычным способом, до сих пор стояло перед глазами. Оглянулся вокруг, пытаясь сфокусировать зрение, парни настороженно наблюдали за мной, готовые в любой момент прийти на помощь. Я успокаивающе подмигнул им и вновь обернулся к ней.

Глава 13.

— Маргаритка? Как нам снять морок? — попытка взять ее за руку, ни к чему не привела. Как воздушный шарик, легкая и податливая, при сильном нажатии руки мои проваливались внутрь. Она отстранилась и поманила меня рукой, призывно отходя дальше.

— Макс, стереги старушку. — повернув голову, сказал я и двинулся за ней.

Она уверенно вела меня к дому, бесшумно двигаясь по траве, изредка оглядываясь. Встав возле скособоченного проема, мертвая Маргаритка повернулась и исподлобья глядя мне в глаза, казалось, выжгла мне зрение. Я беспомощно моргал, потяжелевшими, невидящими глазами. Свет плавающими пятнами, возвращался ко мне, и я неуверенно закрываясь вытянул вперед руки. Дверной проем по-прежнему был передо мной, но в нем была дверь, с массивными петлями. Я закрыл глаза и несколько минут стоял, ожидая, когда глаза придут в норму. Пятна поблекли и зрение стабилизировалось став четким, словно кто-то подкрутил резкость.

Осторожно отворив, предательски скрипнувшую дверь, я крадучись зашел в темные сенцы. Стояла лунная ночь, слабый свет тускло светил сквозь крохотные окошки, несильно растворяя полумрак. Грубо сколоченная полка висела напротив двери, близоруко щурясь, я добрался до нее и чиркнул спичкой, что бы осмотреться. В глубине пучками лежала сушеная трава, на параде лежала горка нашипаных лучинок и маленький китайский божок, в виде неваляшки. Взяв горсть щепочек, я запалил одну и тихонько отворил дверь в горницу.

Краем глаза потихоньку осмотрелся, скользя взглядом по столу, буфету с божницей и уперся в загнетку необъятной русской печки. Нога уже перешагивала за порог, когда сзади раздался тихий плачущий звук, я вжался в угол с дико колотящимся сердцем. Лучинка погасла, мерный, неживой плач повторялся, заставляя похолодевшую спину, сильней вжиматься в тесаные бревна. Я зажег спичку и затаив дыхание, огляделся. На полке качался китайский божок, мрачно улыбаясь в тусклом свете, и издавал жалобные звуки. Чуть не помер от страха- мелькнуло в воспаленном сознании, глаза облегченно закрылись, в ожидании пока не успокоится сердце. Отдышавшись, я повторил свою попытку; осторожно перешагнув через порог, в горнице было светлее и жечь спички я так и не решился. Крадучись добрался до печки и встал возле занавески, не решаясь заглянуть внутрь.

Внутренний шепоток поучал:- ищи зеркало. Не везет, более голых стен я не видел, коромысло, закрытая тряпкой божница и пучком завернутая трава украшали закопченные стены. Как бы мне не хотелось, пришлось сдвинуть занавеску, разглядывая тесный закуток. Облупившийся, массивный комод стоял напротив, сверху висело искомое зеркало в широкой, лакированной раме, отражая узкий проход, между стеной и деревянной кроватью. На кровати лежала ведьма, я узнал ее сразу, даже во сне лицо несло печать ненависти и чего-то крайне угнетающего.

Противная слабость проняла тело, при мысли, что придется пройти мимо. Набравшись храбрости, я осторожно пошел к комоду и дрожащими руками снял со стены зеркало. Поворот обратно стоил мне половины жизни, в леденящей душу тишине, я не слышал ни малейших звуков, но воспаленное сознание рисовало ее стоящей за моей спиной. Но нет, она по-прежнему лежала прямо, лишь вздымающаяся грудь говорила о ее дыхании. Я вышел за занавеску постаревшим, предательски трясущиеся руки ослабели, с трудом удерживая ношу на весу и лишь тающие остатки решимости, донесли меня до двери. Окончательно обессиленный я осторожно положил зеркало краем на порог.

Воображаемые страхи выматывают сильнее, чем реальные, — подумалось мне и краем ботинка я надавил на отблескивающее стекло. Трещины покрыли поверхность с гулким хрустом и мелкими осколками, зеркало высыпалось внутрь рамы. Внутренне, я ожидал как минимум фейерверка, но стояла вязкая тишина, не веря до конца в удачу, надавил на дверь. Дощатое полотно намертво стояло в проеме, толкнув сильней, я услышал шум встающего с кровати человека. Сердце сковала паника, безуспешно толкнул заклинившую дверь, запрыгнул на лавку и замер в ожидании. Тишина, все что угодно, но только не она. Тишина, давящая на мозги, ехидно издеваясь над, и без этого измотанным рассудком. Тишина…

Минут пятнадцать я вжимался в стену в изнурительном ожидании, но, так и не дождавшись, снова попытался открыть дверь. Не продвинувшись ни на йоту, развернулся в глубь горницы, надеясь найти там какой-нибудь рычаг. Молнией слетела с печи кошка, беззвучно, полоснула мне лицо, острыми когтями и отпрыгнула на стол, хищно выгибаясь. Я не успел среагировать и запоздало дернувшись, кубарем полетел к стене. Инстинкт самосохранения подкинул меня, заставляя развернуться к столу. Кошка отвратительно зашипела и на стене резко вспыхнула лучина, озаряя горницу мерцающим светом. Я смотрел на занавеску, ожидая появления хозяйки, но шипящая бестия смерчем слетела на пол и обратилась человеком.

— Не меня ждешь? — давя тяжелым взглядом, спросила ведьма.

Хоровод мыслей наполнял, залитую кровью голову, но внятного ответа у меня не было. Схватив с буфета чугунок, я с криком бросился на нее. Вопя, для храбрости, во всю глотку, занес руку, целя кошмарной старухе в голову и ударил се всей дури в пустоту. Она кошкой ушла из-под меня, успев напоследок распластать мне когтями шею. Я с грохотом влепился в стену, чугунок ободрав костяшки пальцев, с размаху саданул в грудь. Дыхание сперло, и подъем был уже не такой резвый, как сначала. Проигрываю в чистую- мелькнуло в голове. — и тут меня осенило!

Я снова побежал на нее, но затем резко вильнув, забежал на стол и, не тормозя перепрыгнул на буфет. Взъярившаяся ведьма кинулась в догонку, истошно воя. Сдернув полотно, я подхватил самую большую икону и развернулся к ней навстречу. Летевшая фурия нисколько не испугалась, мои же руки чуть не выронили икону, с обратной стороны было дрожащее в ладонях зеркало, из которого на меня смотрела омерзительная бестия. Выхода не было, я от отчаяния пнул ее, по лицу, не ожидавшая этого ведьма, все же увернулась и отскочила обратно. Завертелась волчком и кухонная утварь полетела в меня, взбесившийся буфет ощутимо толкнул в спину, выкидывая на меня свое содержимое, не удержавшись, я полетел вниз. Злополучный котелок решил добить меня окончательно и услужливо оказался между мной и полом. Дух вылет