Оглавление

Пришельцы с планеты Марс

Книга I. Первая встреча Марсиан и Землян

Глава 1. На Северном полюсе

По бескрайней ледяной равнине ползла гигантская змея. Вытянувшись на огромное расстояние, она исступленно тащила свое гибкое тело, перепрыгивая с льдины на льдину на большой скорости, и зияющие трещины не останавливали ее. Змея то плыла по открытой воде залива, ловко проскальзывая над качающимися тут и там айсбергами, то извивалась по берегу, неумолимо двигаясь прямо на север, к горам, поднимающимся на горизонте. Она проплыла над ледником и направилась к возвышающейся посреди ледяных масс темной скалистой гряде, покрытой большими пятнами коричневатого лишайника, затем снова спустилась в долину, где между валунами были видны зеленые и желтые пятна щавеля и камнеломки. Под ударами тела несущейся с бешеной скоростью змеи осыпались редкие листья ивовых кустов. Потревоженная одинокая пуночка (снежный воробей) поспешно улетела; испуганно зарычал разбуженный белый медведь, чьего лохматого меха только что коснулась змея.

Змея этого не заметила; волоча свой хвост по летнему северному ландшафту, она подняла голову высоко вверх, навстречу солнцу. Только что пробило полночь и наступил новый день — девятнадцатое августа.

Солнечные лучи косо падали на склоны гор, которые в течение дня, длившегося здесь несколько месяцев, покрылись обильной растительностью. За этими высотами скрывался Северный полюс земного шара. Змея направлялась именно туда. Ее гибкое тело скользило в чистом и прозрачном воздухе над полярными просторами. А впереди змеи плыло округлое позолоченное солнцем тело — большой воздушный шар. Тонкий шелк плотно натянут давлением заполняющего его водорода. На высоте трехсот метров над землей сильный устойчивый южный ветер гнал воздушный шар к северу. Змея же была ничем иным как буксирным тросом этого воздушного шара, приближавшегося к загадочному месту, возбуждающему человеческое любопытство, — Северному полюсу Земли. Спускаясь до поверхности земли, буксир регулировал полет воздушного шара. Когда шар набирал высоту, трос сдерживал его своим весом, чтобы он не улетел слишком высоко; когда шар опускался, натяжение троса ослабевало, и он растягивался на большое расстояние на земле. Трение троса о землю стабилизировало шар и тем самым позволяло ему в определенной степени двигаться независимо от направления ветра, поставив управляемый парус.

Но сейчас парус был спущен. Направление ветра было настолько благоприятным, насколько только могли желать смелые путешественники, направляющиеся к Северному полюсу. На северном побережье Шпицбергена путешественники долго ждали южного ветра. Полярное лето уже подходило к концу, и они боялись, что им придется повернуть назад так ничего и не добившись, как это сделал смелый швед Андре во время своей первой попытки. Наконец, 17 августа ветер подул с юга и воздушный шар поднялся в небо; за два дня они преодолели тысячу километров в северном направлении. Шар пролетел над Северным Океаном, открытым Нансеном. Мыс Зупан на Земле Андре (Земля Андре́, норв. Андрéе Ланд, часть территории острова Западный Шпицберген, архипелаг Шпицберген, Норвегия. Земля названа в честь Саломона Августа Андре, шведского арктического исследователя) на юге уже исчез из их поля зрения, а впереди показалась неизвестная земля, которую географы совершенно не ожидали здесь встретить. Вскоре должно было решиться, действительно ли две прежние экспедиции, одна на воздушном шаре, другая на санях, достигли Северного полюса, как считали их участники. Существовали сомнения по поводу точности определения местоположения в этих широтах, поскольку обзор местности с воздушного шара был затруднен из-за тумана, а экспедиции на санях не хватало кругозора. Теперь на средства богатого частного лица, астронома Фридриха Элла, была снаряжена немецкая экспедиция, которая должна была еще раз исследовать полюс с помощью воздушного шара.

При подготовке полета был учтен опыт предыдущих экспедиций. Международная ассоциация полярных исследований создала свой собственный отдел для планирования научных путешествий на воздушном шаре. В частности, было предложено использование буксировочного троса и, таким образом, найдено средство управления воздушным шаром, которое было аналогично таковому морского парусного судна. Были изготовлены металлические баллоны, заполненные водородом, сжатым до 250 атмосфер, чтобы восполнить потери газа во время длительных полетов. Корзине была придана особая форма, позволяющая закрывать ее от внешнего воздуха по мере необходимости. Новый воздушный шар «Полюс» был оснащен всем этим современным оборудованием. Кроме того, под корзиной шара висел большой парашют для использования в экстремальной ситуации. К парашюту специальным устройством была прикреплена корзина с провизией на случай непредвиденной посадки.

Возглавлял экспедицию директор департамента научного воздухоплавания Хьюго Торм. Его сопровождали астроном Грунте и натуралист Йозеф Зальтнер. Зальтнер взглянул на часы и барометр, записал время и атмосферное давление и щелкнул фотоаппаратом.

— Мы были бы рады заполучить эту территорию в свой карман, — сказал он, затем вытянул обутые в высокие войлочные сапоги ноги насколько позволяло ограниченное пространство корзины, лукаво подмигнул и добавил, — господа, я ужасно устал. Нельзя ли мне сейчас немного вздремнуть? Что скажете, капитан?

— Что же, поспите, — ответил Торм, — теперь ваша очередь. Но поторопитесь. Если этот ветер сохранится еще три часа…

Он прервал себя, чтобы снять необходимые показания.

— Разбудите меня, как только мы… будем… на полюсе…

Зальтнер говорил с закрытыми глазами, и к концу фразы он уже задремал.

— Нам необычайно везет, — произнес Торм. — Мы приближаемся к нашей цели. За последние пять минут я снова отметил продвижение на 3,9 км. Нельзя ли попытаться более точно определить, где мы находимся?

— Это возможно, — ответил Грунте, потянувшись за секстантом. — Шар летит очень плавно, и мы достаточно точно определили местное время. Самое низкое положение солнца было у нас один час 26 минут назад. — Астроном с особой тщательностью измерил еще раз высоту солнца и на некоторое время углубился в расчеты.

Пейзаж, над которым пролетали аэронавты, далеко простирался в полном безмолвии. Широкое плато, покрытое мхом и лишайником, перемежаемое то тут, то там водоемами, образовывало подножие горного хребта, к которому стремительно приближался воздушный шар. Не было слышно ничего, кроме тиканья часового механизма и время от времени жужжания аспирационного термометра, перемежающихся со спокойным дыханием дремлющего Зальтнера. Такое полярное путешествие на воздушном шаре было, конечно, гораздо приятнее, чем на медленных санях, которые тащат по ледяным торосам полуголодные собаки. Грунте поднял глаза от своих вычислений.

— Какую широту показывают ваши расчеты на основе пройденного расстояния? — спросил он Торма.

— Восемьдесят восемь градусов пятьдесят одна минута, — ответил тот.

— Мы продвинулись дальше.

Грунте сделал паузу, еще раз проверив вычисления. Затем он сказал негромко, но с той же уверенностью в голосе:

— Восемьдесят девять градусов двенадцать минут.

— Невозможно!

— Совершенно уверен, — спокойно ответил Грунте, поджав губы так, что его рот под тонкими усами стал похож на тире. Это был признак того, что никакая сила не сможет изменить утверждение астронома.

— Тогда нам остается всего девяносто километров до полюса, — оживленно воскликнул Торм.

— Восемьдесят девять с половиной, — поправил Грунте.

— Тогда мы будем там через два часа.

— Через час и 52 минуты, — невозмутимо уточнил Грунте, — если ветер будет дуть с той же скоростью.

— Да, если, — весело откликнулся Торм. — Еще только два часа, если Бог даст!

— Как только мы перевалим через этот хребет, мы увидим полюс.

— Вы правы, доктор! Мы увидим полюс… или также и достигнем его?

— Почему нет? — спросил Грунте.

— Мне не нравится небо за горами — на северной стороне уже несколько часов светит солнце, там восходящий поток воздуха…

— Подождем и увидим.

— Вот, вот — посмотрите туда — какой крутой и высокий обрыв ледника! — воскликнул Торм.

— Мы летим прямо к нему. Не стоит ли нам подняться повыше? — озабоченно спросил Грунте.

— Да, это именно то, что нам необходимо сделать. Осторожно! Сбросьте несколько мешков!

Грунте отрезал ремни и два мешка упали вниз. Воздушный шар взлетел вверх.

— Как обманчиво может быть расстояние, — сказал Торм. — Я рассчитывал подняться над стеной значительно выше — но пока мы поднялись недостаточно. Мы должны пожертвовать еще частью балласта.

Торм отрезал еще один мешок.

— Нам нельзя угодить в ущелье, — объяснил он, — никто не знает, в какие потоки мы там попадем. Но что это значит? Воздушный шар все равно не поднимается? Ничего не поделаешь — нужно сбросить еще больше!

Прямо перед ними возвышалась черная скалистая гряда, рассекающая ледник надвое. Шар завис прямо перед ней. Оба путешественника с тревогой наблюдали за полетом своего шара. К счастью для них, здесь, в непосредственной близости от гор, южный ветер был слабее, иначе их уже швырнуло бы на скалы. Теперь шар находился в тени гор и газ остывал. Температура воздуха быстро опустилась ниже нуля. Торм размышлял, не стоит ли выбросить больше балласта. Но если они теперь потеряют весь балласт, потом, чтобы заставить шар снова опуститься, им придется пожертвовать газом, а газ был их самым большим сокровищем, средством, которое им было необходимо, чтобы вернуться обратно из зоны бескрайнего, пугающего своей неизведанностью сурового севера. Торм не знал, что ждет их за горами. Шар поднимался слишком медленно. Внезапно боковой поток воздуха сдвинул шар в сторону — лучи солнца, показавшиеся над седловиной ледника, снова осветили его — газ расширился, шар поднялся и ледяная гряда внизу стала быстро удаляться.

— Ура! — в один голос закричали оба воздухоплавателя.

— Что случилось? — отозвался разбуженный криком Зальтнер. — Мы уже на месте?

— Вы хотите увидеть Северный полюс?

— Где? — в одно мгновение Зальтнер вскочил на ноги. — Черт возьми, какая холодина, — воскликнул он.

— Мы поднялись на высоту более 500 метров, — сообщил Торм.

Зальтнер поплотнее закутался в свой мех, его спутники сделали то же самое.

— Сейчас мы летим на высоте, находящейся на уровне горной гряды. Как только мы сможем ее преодолеть, впереди, примерно в 50 километрах к северу, должно быть полюс.

— Там, где крутится земная ось! — воскликнул Зальтнер. — Я умираю от любопытства! Ну, по крайней мере, шампанское нам охлаждать не нужно.

Трое мужчин стояли в гондоле, держась за канаты. Каждую свободную минуту, когда они не были заняты измерениями или управлением воздушного шара, путешественники жадными глазами смотрели в бинокли на север, против солнца, которое лишь немного сместилось к востоку. Постепенно горные вершины под ними уходили назад. Еще один горный хребет снова закрыл им обзор. Воздушный шар проплывал вдоль него, таща за собой буксирный трос. Оставалось пролететь еще через одну широкую лощину, и тогда перед ними должна была появиться долгожданная цель. Шар летел примерно в середине лощины, на высоте не более 100 метров над ее дном, а ее стена закрывала горизонт. Ветер стал слабее, но все еще дул с юга, и воздушный шар медленно продвигался над плоской ледяной равниной.

Вдали за ледяной стеной показались отдельные белые горные вершины. Вершины множились, образуя горный хребет.

— Эти горы должны быть уже за полюсом, — сказал Грунте, и на этот раз его голос слегка дрожал от волнения.

Воздушный шар продолжал подниматься. Среди снежных вершин появились темные горные хребты, переливающиеся красноватым и коричневым цветами. Шар поднялся еще выше и завис над глубокой пропастью. Буксировочный трос натянулся, и шар мгновенно опустился на несколько сотен метров, а затем заколебался то вверх, то вниз. Эти внезапные колебания шара полностью завладели вниманием воздухоплавателей. Глубоко внизу они увидели скопление утесов, скалистых обломков и глыб льда, за которыми ледяная стена круто обрывалась. Нужно было проверить показания приборов, и только после этого путешественники смогли направить свой взгляд вперед, вперед и на север — или, может быть, уже на юг?

Зальтнер был первым, кто взглянул вперед. Но он ничего не сказал, он только удивленно свистнул.

— Море! — воскликнул Торм.

— Боже праведный! — воскликнул Зальтнер. — Старый Петерманн был прав, но лишь отчасти. Это открытое полярное море, но сейчас не стоит слишком много думать об этом.

— Внутреннее море, возможно, озеро, тем не менее, я полагаю, около тысячи квадратных километров, — сказал Грунте. — Размером примерно с Боденское озеро. Но кто может знать, какие фьорды и каналы от него ответвляются. И само озеро еще разделено на части многими островами.

— Тот, кто ступит на этот лед или прибудет на корабле, может с трудом понять, окружено ли море сушей или суша находится посреди моря, — сказал Зальтнер. — Хорошо, что нам отсюда виднее.

— Конечно, — ответил Торм, — очень возможно, что перед нами часть открытого моря, хотя отсюда кажется, что горы окружают водное пространство со всех сторон. Разберемся с этим позже. Но, прежде всего, что нам делать сейчас? Вопреки ожиданиям, нам пришлось подняться так высоко, что мы потеряем много газа, если захотим спуститься. При этом при возвращении нам снова придется перебираться через горы. Это сложный вопрос. Однако у нас еще есть время все обдумать, поскольку шар сейчас движется медленно.

— И мы воспользуемся этой возможностью, чтобы вполне заслуженно передать Северному полюсу наш привет, — воскликнул Зальтнер. С этими словами он достал коробку, из которой маняще вытянули свои серебряные горлышки три бутылки шампанского.

— Я ничего об этом не знал, — изумленно сказал Торм.

— Это послание фрау Исмы. Видите, здесь написано: «Открыть на полюсе». Вес четыре килограмма.

Торм рассмеялся.

— Мог ли я подумать, — сказал он, — что моя жена способна провезти контрабандой то, что нарушает правила экспедиции?

— Но это великолепная мысль вашей жены — отпраздновать шампанским прибытие на Северный полюс, — смеясь ответил Зальтнер. — Во-первых, никто никогда раньше не пил шампанское и тем более не поднимал тост за женщин над Северным полюсом. Во-вторых, согласитесь, это необыкновенное удовольствие — пить игристое вино в такой мороз за здоровье нашего командира. И в-третьих, разве не радостно видеть трагическое лицо нашего астронома? Ведь он принципиально не пьет шампанского и принципиально не поднимает тостов за женщин; но так как он все-таки должен и хочет присоединиться к празднованию на Северном полюсе, то он оказывается в конфликтной ситуации по отношению к своим принципам, из которой ему будет дьявольски трудно выбраться.

— Я мог бы многое сказать в ответ на это, — сказал Грунте. — Например, что мы еще не знаем, где на самом деле находится Северный полюс.

— Верно, — перебил его Торм, — но именно поэтому мы должны праздновать тот момент, когда мы уверены, что впервые увидели его в поле нашего зрения. Вы признаете это?

— Хм… да, — сказал Грунте, и легкая ухмылка скользнула по его чертам. — Я полагаю, мы могли бы быть на полюсе. Поэтому я могу присоединиться к вашему тосту, если мне заблагорассудится, не противореча никаким принципам.

— Почему? — спросил Зальтнер.

— Полюс — это точка разрыва. Принципы — это утверждения, которые действуют в случае существования условий, для которых они установлены, прежде всего непрерывности детерминации пространства и времени. На полюсе все привычные условия упразднены. Здесь больше нет кардинальных точек; каждое направление можно обозначить как север, юг, восток или запад. Здесь также нет времени суток; все времена, ночь, утро, полдень и вечер, существуют одновременно. Поэтому здесь также применяются все принципы вместе или не применяются вообще. Достигается полная точка индифферентности всех определений, идеал беспристрастности.

— Браво, — воскликнул Зальтнер, который тем временем наполнил алюминиевые кружки игристым вином. — Да здравствует фрау Исма Торм, наш многоуважаемый донор!

Зальтнер и Торм подняли свои кружки. Грунте поджал губы и, глядя прямо перед собой, неподвижно держал перед собой свой сосуд для питья, пассивно позволяя остальным чокнуться с ним кружками. Торм торжественно провозгласил:

— Да здравствует Северный полюс!

После этого Грунте также торжественно стукнул своей кружкой об остальные и добавил:

— Да здравствует человечество!

Все выпили и Зальтнер воскликнул:

— Тост Грунте настолько общий, что одной кружки недостаточно. — И он снова наполнил кружки.

Тем временем воздушный шар медленно дрейфовал в сторону внутреннего моря, которое теперь все отчетливее открывалось изумленным взорам путешественников. От подножия крутого скалистого склона гор местность простиралась до берега, вероятно, еще на протяжении двадцати километров. Но теперь пейзаж был совершенно другим. Вместо безжизненного ледника перед глазами путешественников предстала тундра. Зеленые луга, лишь местами покрытые отдельными обломками скал, плавно спускались к воде. Это было похоже на великолепную альпийскую долину, посреди которой раскинулось голубое горное озеро. На дальнем берегу, размытом в неясных сумерках, показался еще один крутой склон из скал и льда, но над горами поднималась стена облаков. Однако самым поразительным во всем этом пейзаже был вид одного из многочисленных и неправильной формы островов, к берегу которого теперь плыл воздушный шар. Он был меньше, чем большинство других островов, но его формы были настолько идеально правильными, что казалось сомнительным, что это был природный проект. Покрытые лишайником скалистые обломки, которые покрывали другие острова, здесь полностью отсутствовали.

До загадочного острова, который исследователи рассматривали в бинокль, оставалось еще около двенадцати километров, когда Торм повернулся к Грунте.

— Скажите нам, пожалуйста, что вы думаете. Можем ли мы на самом деле определить, где мы находимся? Должен признаться, что когда мы пересекали горы и быстро меняли высоту, я не мог уследить за отдельными ориентирами.

— Я сделал несколько измерений, — ответил Грунте, — но их уже недостаточно для однозначного определения положения. Не применим сейчас и метод измерения высоты солнца, поскольку мы уже не в состоянии указать время суток даже с некоторой уверенностью. Здесь, на севере, компас очень ненадежен. В любом случае, мы находимся очень близко к полюсу, где все меридианы сходятся настолько близко, что отклонение на один километр вправо или влево дает разницу во времени в час и более. Если наш шар отклонился от направления север-юг на пять или шесть километров с момента пересечения гор, что очень легко может быть, то сейчас у нас не три часа утра 19 августа, как мы предполагаем, а, возможно, уже полдень, или, если мы отклонились к западу, то мы даже соскользнули назад во вчерашний день и, возможно, сейчас вечер 18 августа.

— Занятный получается фокус! — воскликнул Зальтнер. — Вот что происходит от этого вечного солнца на полюсе! Выходит, что мне надо приклеить вчерашний лист обратно на свой отрывной календарь.

— Вполне возможно! — улыбнулся Грунте. — Предположим, вы прогуляетесь вокруг Северного полюса на расстоянии ста метров от него. Вы легко обойдете его за пять минут и пересечете все 360 меридианов; следовательно, вы пройдете через все времена суток за пять минут. Если вы идете на запад и хотите получить правильное время для каждого меридиана, вам придется переводить часы на четыре минуты назад на каждом меридиане, так что через пять минут вы вернетесь на целый день назад, и если вы будете ходить вокруг полюса таким образом в течение часа, ваши часы, если на них есть указатель даты, должны будут показывать 7 августа.

— Тогда я должен завести себе твердый календарь, — сказал Зальтнер.

— Да, но если вы пойдете на восток, вы продвинетесь во времени на столько же. Если вы будете отрывать страницу в своем календаре каждый раз, когда обходите полюс, то обойдя вокруг полюса двенадцать раз, вы достигнете 31 августа. В обоих случаях, однако, для вас все еще будет 19 августа. Поэтому, подобно морякам, пересекающим 180-й меридиан, вам придется соответствующим образом корректировать дату.

— А если мы пролетим прямо над полюсом?

— Тогда мы мгновенно перескакиваем на двенадцать часов во времени. Полюс — это просто точка разрыва.

— Черт побери, даже не знаешь, где находишься.

— Да, — сказал Торм, — в этом то и загвоздка. С самого начала нам приходилось полагаться на то, что мы определим свое положение по пройденному пути. Неужели ничего нельзя сделать?

— Только если мы приземлимся. Если приборы будут находиться в стабильном состоянии, мы сможем определить наше положение по звездам.

— Мы не можем думать об этом, пока не пролетим над озером и не рассмотрим как следует горы за ним. Нам нельзя спускаться здесь между островами. Так что мы оказались не лучше наших предшественников, и положение истинного полюса все еще остается неопределенным.

— Черт возьми, — проворчал Зальтнер, — мы можем оказаться на Северном полюсе и не знать об этом.

По бескрайней ледяной равнине ползла гигантская змея. Вытянувшись на огромное расстояние, она исступленно тащила свое гибкое тело, перепрыгивая с льдины на льдину на большой скорости, и зияющие трещины не останавливали ее. Змея то плыла по открытой воде залива, ловко проскальзывая над качающимися тут и там айсбергами, то извивалась по берегу, неумолимо двигаясь прямо на север, к горам, поднимающимся на горизонте. Она проплыла над ледником и направилась к возвышающейся посреди ледяных масс темной скалистой гряде, покрытой большими пятнами коричневатого лишайника, затем снова спустилась в долину, где между валунами были видны зеленые и желтые пятна щавеля и камнеломки. Под ударами тела несущейся с бешеной скоростью змеи осыпались редкие листья ивовых кустов. Потревоженная одинокая пуночка (снежный воробей) поспешно улетела; испуганно зарычал разбуженный белый медведь, чьего лохматого меха только что коснулась змея.

Змея этого не заметила; волоча свой хвост по летнему северному ландшафту, она подняла голову высоко вверх, навстречу солнцу. Только что пробило полночь и наступил новый день — девятнадцатое августа.

Солнечные лучи косо падали на склоны гор, которые в течение дня, длившегося здесь несколько месяцев, покрылись обильной растительностью. За этими высотами скрывался Северный полюс земного шара. Змея направлялась именно туда. Ее гибкое тело скользило в чистом и прозрачном воздухе над полярными просторами. А впереди змеи плыло округлое позолоченное солнцем тело — большой воздушный шар. Тонкий шелк плотно натянут давлением заполняющего его водорода. На высоте трехсот метров над землей сильный устойчивый южный ветер гнал воздушный шар к северу. Змея же была ничем иным как буксирным тросом этого воздушного шара, приближавшегося к загадочному месту, возбуждающему человеческое любопытство, — Северному полюсу Земли. Спускаясь до поверхности земли, буксир регулировал полет воздушного шара. Когда шар набирал высоту, трос сдерживал его своим весом, чтобы он не улетел слишком высоко; когда шар опускался, натяжение троса ослабевало, и он растягивался на большое расстояние на земле. Трение троса о землю стабилизировало шар и тем самым позволяло ему в определенной степени двигаться независимо от направления ветра, поставив управляемый парус.

Но сейчас парус был спущен. Направление ветра было настолько благоприятным, насколько только могли желать смелые путешественники, направляющиеся к Северному полюсу. На северном побережье Шпицбергена путешественники долго ждали южного ветра. Полярное лето уже подходило к концу, и они боялись, что им придется повернуть назад так ничего и не добившись, как это сделал смелый швед Андре во время своей первой попытки. Наконец, 17 августа ветер подул с юга и воздушный шар поднялся в небо; за два дня они преодолели тысячу километров в северном направлении. Шар пролетел над Северным Океаном, открытым Нансеном. Мыс Зупан на Земле Андре (Земля Андре́, норв. Андрéе Ланд, часть территории острова Западный Шпицберген, архипелаг Шпицберген, Норвегия. Земля названа в честь Саломона Августа Андре, шведского арктического исследователя) на юге уже исчез из их поля зрения, а впереди показалась неизвестная земля, которую географы совершенно не ожидали здесь встретить. Вскоре должно было решиться, действительно ли две прежние экспедиции, одна на воздушном шаре, другая на санях, достигли Северного полюса, как считали их участники. Существовали сомнения по поводу точности определения местоположения в этих широтах, поскольку обзор местности с воздушного шара был затруднен из-за тумана, а экспедиции на санях не хватало кругозора. Теперь на средства богатого частного лица, астронома Фридриха Элла, была снаряжена немецкая экспедиция, которая должна была еще раз исследовать полюс с помощью воздушного шара.

При подготовке полета был учтен опыт предыдущих экспедиций. Международная ассоциация полярных исследований создала свой собственный отдел для планирования научных путешествий на воздушном шаре. В частности, было предложено использование буксировочного троса и, таким образом, найдено средство управления воздушным шаром, которое было аналогично таковому морского парусного судна. Были изготовлены металлические баллоны, заполненные водородом, сжатым до 250 атмосфер, чтобы восполнить потери газа во время длительных полетов. Корзине была придана особая форма, позволяющая закрывать ее от внешнего воздуха по мере необходимости. Новый воздушный шар «Полюс» был оснащен всем этим современным оборудованием. Кроме того, под корзиной шара висел большой парашют для использования в экстремальной ситуации. К парашюту специальным устройством была прикреплена корзина с провизией на случай непредвиденной посадки.

Возглавлял экспедицию директор департамента научного воздухоплавания Хьюго Торм. Его сопровождали астроном Грунте и натуралист Йозеф Зальтнер. Зальтнер взглянул на часы и барометр, записал время и атмосферное давление и щелкнул фотоаппаратом.

— Мы были бы рады заполучить эту территорию в свой карман, — сказал он, затем вытянул обутые в высокие войлочные сапоги ноги насколько позволяло ограниченное пространство корзины, лукаво подмигнул и добавил, — господа, я ужасно устал. Нельзя ли мне сейчас немного вздремнуть? Что скажете, капитан?

— Что же, поспите, — ответил Торм, — теперь ваша очередь. Но поторопитесь. Если этот ветер сохранится еще три часа…

Он прервал себя, чтобы снять необходимые показания.

— Разбудите меня, как только мы… будем… на полюсе…

Зальтнер говорил с закрытыми глазами, и к концу фразы он уже задремал.

— Нам необычайно везет, — произнес Торм. — Мы приближаемся к нашей цели. За последние пять минут я снова отметил продвижение на 3,9 км. Нельзя ли попытаться более точно определить, где мы находимся?

— Это возможно, — ответил Грунте, потянувшись за секстантом. — Шар летит очень плавно, и мы достаточно точно определили местное время. Самое низкое положение солнца было у нас один час 26 минут назад. — Астроном с особой тщательностью измерил еще раз высоту солнца и на некоторое время углубился в расчеты.

Пейзаж, над которым пролетали аэронавты, далеко простирался в полном безмолвии. Широкое плато, покрытое мхом и лишайником, перемежаемое то тут, то там водоемами, образовывало подножие горного хребта, к которому стремительно приближался воздушный шар. Не было слышно ничего, кроме тиканья часового механизма и время от времени жужжания аспирационного термометра, перемежающихся со спокойным дыханием дремлющего Зальтнера. Такое полярное путешествие на воздушном шаре было, конечно, гораздо приятнее, чем на медленных санях, которые тащат по ледяным торосам полуголодные собаки. Грунте поднял глаза от своих вычислений.

— Какую широту показывают ваши расчеты на основе пройденного расстояния? — спросил он Торма.

— Восемьдесят восемь градусов пятьдесят одна минута, — ответил тот.

— Мы продвинулись дальше.

Грунте сделал паузу, еще раз проверив вычисления. Затем он сказал негромко, но с той же уверенностью в голосе:

— Восемьдесят девять градусов двенадцать минут.

— Невозможно!

— Совершенно уверен, — спокойно ответил Грунте, поджав губы так, что его рот под тонкими усами стал похож на тире. Это был признак того, что никакая сила не сможет изменить утверждение астронома.

— Тогда нам остается всего девяносто километров до полюса, — оживленно воскликнул Торм.

— Восемьдесят девять с половиной, — поправил Грунте.

— Тогда мы будем там через два часа.

— Через час и 52 минуты, — невозмутимо уточнил Грунте, — если ветер будет дуть с той же скоростью.

— Да, если, — весело откликнулся Торм. — Еще только два часа, если Бог даст!

— Как только мы перевалим через этот хребет, мы увидим полюс.

— Вы правы, доктор! Мы увидим полюс… или также и достигнем его?

— Почему нет? — спросил Грунте.

— Мне не нравится небо за горами — на северной стороне уже несколько часов светит солнце, там восходящий поток воздуха…

— Подождем и увидим.

— Вот, вот — посмотрите туда — какой крутой и высокий обрыв ледника! — воскликнул Торм.

— Мы летим прямо к нему. Не стоит ли нам подняться повыше? — озабоченно спросил Грунте.

— Да, это именно то, что нам необходимо сделать. Осторожно! Сбросьте несколько мешков!

Грунте отрезал ремни и два мешка упали вниз. Воздушный шар взлетел вверх.

— Как обманчиво может быть расстояние, — сказал Торм. — Я рассчитывал подняться над стеной значительно выше — но пока мы поднялись недостаточно. Мы должны пожертвовать еще частью балласта.

Торм отрезал еще один мешок.

— Нам нельзя угодить в ущелье, — объяснил он, — никто не знает, в какие потоки мы там попадем. Но что это значит? Воздушный шар все равно не поднимается? Ничего не поделаешь — нужно сбросить еще больше!

Прямо перед ними возвышалась черная скалистая гряда, рассекающая ледник надвое. Шар завис прямо перед ней. Оба путешественника с тревогой наблюдали за полетом своего шара. К счастью для них, здесь, в непосредственной близости от гор, южный ветер был слабее, иначе их уже швырнуло бы на скалы. Теперь шар находился в тени гор и газ остывал. Температура воздуха быстро опустилась ниже нуля. Торм размышлял, не стоит ли выбросить больше балласта. Но если они теперь потеряют весь балласт, потом, чтобы заставить шар снова опуститься, им придется пожертвовать газом, а газ был их самым большим сокровищем, средством, которое им было необходимо, чтобы вернуться обратно из зоны бескрайнего, пугающего своей неизведанностью сурового севера. Торм не знал, что ждет их за горами. Шар поднимался слишком медленно. Внезапно боковой поток воздуха сдвинул шар в сторону — лучи солнца, показавшиеся над седловиной ледника, снова осветили его — газ расширился, шар поднялся и ледяная гряда внизу стала быстро удаляться.

— Ура! — в один голос закричали оба воздухоплавателя.

— Что случилось? — отозвался разбуженный криком Зальтнер. — Мы уже на месте?

— Вы хотите увидеть Северный полюс?

— Где? — в одно мгновение Зальтнер вскочил на ноги. — Черт возьми, какая холодина, — воскликнул он.

— Мы поднялись на высоту более 500 метров, — сообщил Торм.

Зальтнер поплотнее закутался в свой мех, его спутники сделали то же самое.

— Сейчас мы летим на высоте, находящейся на уровне горной гряды. Как только мы сможем ее преодолеть, впереди, примерно в 50 километрах к северу, должно быть полюс.

— Там, где крутится земная ось! — воскликнул Зальтнер. — Я умираю от любопытства! Ну, по крайней мере, шампанское нам охлаждать не нужно.

Трое мужчин стояли в гондоле, держась за канаты. Каждую свободную минуту, когда они не были заняты измерениями или управлением воздушного шара, путешественники жадными глазами смотрели в бинокли на север, против солнца, которое лишь немного сместилось к востоку. Постепенно горные вершины под ними уходили назад. Еще один горный хребет снова закрыл им обзор. Воздушный шар проплывал вдоль него, таща за собой буксирный трос. Оставалось пролететь еще через одну широкую лощину, и тогда перед ними должна была появиться долгожданная цель. Шар летел примерно в середине лощины, на высоте не более 100 метров над ее дном, а ее стена закрывала горизонт. Ветер стал слабее, но все еще дул с юга, и воздушный шар медленно продвигался над плоской ледяной равниной.

Вдали за ледяной стеной показались отдельные белые горные вершины. Вершины множились, образуя горный хребет.

— Эти горы должны быть уже за полюсом, — сказал Грунте, и на этот раз его голос слегка дрожал от волнения.

Воздушный шар продолжал подниматься. Среди снежных вершин появились темные горные хребты, переливающиеся красноватым и коричневым цветами. Шар поднялся еще выше и завис над глубокой пропастью. Буксировочный трос натянулся, и шар мгновенно опустился на несколько сотен метров, а затем заколебался то вверх, то вниз. Эти внезапные колебания шара полностью завладели вниманием воздухоплавателей. Глубоко внизу они увидели скопление утесов, скалистых обломков и глыб льда, за которыми ледяная стена круто обрывалась. Нужно было проверить показания приборов, и только после этого путешественники смогли направить свой взгляд вперед, вперед и на север — или, может быть, уже на юг?

Зальтнер был первым, кто взглянул вперед. Но он ничего не сказал, он только удивленно свистнул.

— Море! — воскликнул Торм.

— Боже праведный! — воскликнул Зальтнер. — Старый Петерманн был прав, но лишь отчасти. Это открытое полярное море, но сейчас не стоит слишком много думать об этом.

— Внутреннее море, возможно, озеро, тем не менее, я полагаю, около тысячи квадратных километров, — сказал Грунте. — Размером примерно с Боденское озеро. Но кто может знать, какие фьорды и каналы от него ответвляются. И само озеро еще разделено на части многими островами.

— Тот, кто ступит на этот лед или прибудет на корабле, может с трудом понять, окружено ли море сушей или суша находится посреди моря, — сказал Зальтнер. — Хорошо, что нам отсюда виднее.

— Конечно, — ответил Торм, — очень возможно, что перед нами часть открытого моря, хотя отсюда кажется, что горы окружают водное пространство со всех сторон. Разберемся с этим позже. Но, прежде всего, что нам делать сейчас? Вопреки ожиданиям, нам пришлось подняться так высоко, что мы потеряем много газа, если захотим спуститься. При этом при возвращении нам снова придется перебираться через горы. Это сложный вопрос. Однако у нас еще есть время все обдумать, поскольку шар сейчас движется медленно.

— И мы воспользуемся этой возможностью, чтобы вполне заслуженно передать Северному полюсу наш привет, — воскликнул Зальтнер. С этими словами он достал коробку, из которой маняще вытянули свои серебряные горлышки три бутылки шампанского.

— Я ничего об этом не знал, — изумленно сказал Торм.

— Это послание фрау Исмы. Видите, здесь написано: «Открыть на полюсе». Вес четыре килограмма.

Торм рассмеялся.

— Мог ли я подумать, — сказал он, — что моя жена способна провезти контрабандой то, что нарушает правила экспедиции?

— Но это великолепная мысль вашей жены — отпраздновать шампанским прибытие на Северный полюс, — смеясь ответил Зальтнер. — Во-первых, никто никогда раньше не пил шампанское и тем более не поднимал тост за женщин над Северным полюсом. Во-вторых, согласитесь, это необыкновенное удовольствие — пить игристое вино в такой мороз за здоровье нашего командира. И в-третьих, разве не радостно видеть трагическое лицо нашего астронома? Ведь он принципиально не пьет шампанского и принципиально не поднимает тостов за женщин; но так как он все-таки должен и хочет присоединиться к празднованию на Северном полюсе, то он оказывается в конфликтной ситуации по отношению к своим принципам, из которой ему будет дьявольски трудно выбраться.

— Я мог бы многое сказать в ответ на это, — сказал Грунте. — Например, что мы еще не знаем, где на самом деле находится Северный полюс.

— Верно, — перебил его Торм, — но именно поэтому мы должны праздновать тот момент, когда мы уверены, что впервые увидели его в поле нашего зрения. Вы признаете это?

— Хм… да, — сказал Грунте, и легкая ухмылка скользнула по его чертам. — Я полагаю, мы могли бы быть на полюсе. Поэтому я могу присоединиться к вашему тосту, если мне заблагорассудится, не противореча никаким принципам.

— Почему? — спросил Зальтнер.

— Полюс — это точка разрыва. Принципы — это утверждения, которые действуют в случае существования условий, для которых они установлены, прежде всего непрерывности детерминации пространства и времени. На полюсе все привычные условия упразднены. Здесь больше нет кардинальных точек; каждое направление можно обозначить как север, юг, восток или запад. Здесь также нет времени суток; все времена, ночь, утро, полдень и вечер, существуют одновременно. Поэтому здесь также применяются все принципы вместе или не применяются вообще. Достигается полная точка индифферентности всех определений, идеал беспристрастности.

— Браво, — воскликнул Зальтнер, который тем временем наполнил алюминиевые кружки игристым вином. — Да здравствует фрау Исма Торм, наш многоуважаемый донор!

Зальтнер и Торм подняли свои кружки. Грунте поджал губы и, глядя прямо перед собой, неподвижно держал перед собой свой сосуд для питья, пассивно позволяя остальным чокнуться с ним кружками. Торм торжественно провозгласил:

— Да здравствует Северный полюс!

После этого Грунте также торжественно стукнул своей кружкой об остальные и добавил:

— Да здравствует человечество!

Все выпили и Зальтнер воскликнул:

— Тост Грунте настолько общий, что одной кружки недостаточно. — И он снова наполнил кружки.

Тем временем воздушный шар медленно дрейфовал в сторону внутреннего моря, которое теперь все отчетливее открывалось изумленным взорам путешественников. От подножия крутого скалистого склона гор местность простиралась до берега, вероятно, еще на протяжении двадцати километров. Но теперь пейзаж был совершенно другим. Вместо безжизненного ледника перед глазами путешественников предстала тундра. Зеленые луга, лишь местами покрытые отдельными обломками скал, плавно спускались к воде. Это было похоже на великолепную альпийскую долину, посреди которой раскинулось голубое горное озеро. На дальнем берегу, размытом в неясных сумерках, показался еще один крутой склон из скал и льда, но над горами поднималась стена облаков. Однако самым поразительным во всем этом пейзаже был вид одного из многочисленных и неправильной формы островов, к берегу которого теперь плыл воздушный шар. Он был меньше, чем большинство других островов, но его формы были настолько идеально правильными, что казалось сомнительным, что это был природный проект. Покрытые лишайником скалистые обломки, которые покрывали другие острова, здесь полностью отсутствовали.

До загадочного острова, который исследователи рассматривали в бинокль, оставалось еще около двенадцати километров, когда Торм повернулся к Грунте.

— Скажите нам, пожалуйста, что вы думаете. Можем ли мы на самом деле определить, где мы находимся? Должен признаться, что когда мы пересекали горы и быстро меняли высоту, я не мог уследить за отдельными ориентирами.

— Я сделал несколько измерений, — ответил Грунте, — но их уже недостаточно для однозначного определения положения. Не применим сейчас и метод измерения высоты солнца, поскольку мы уже не в состоянии указать время суток даже с некоторой уверенностью. Здесь, на севере, компас очень ненадежен. В любом случае, мы находимся очень близко к полюсу, где все меридианы сходятся настолько близко, что отклонение на один километр вправо или влево дает разницу во времени в час и более. Если наш шар отклонился от направления север-юг на пять или шесть километров с момента пересечения гор, что очень легко может быть, то сейчас у нас не три часа утра 19 августа, как мы предполагаем, а, возможно, уже полдень, или, если мы отклонились к западу, то мы даже соскользнули назад во вчерашний день и, возможно, сейчас вечер 18 августа.

— Занятный получается фокус! — воскликнул Зальтнер. — Вот что происходит от этого вечного солнца на полюсе! Выходит, что мне надо приклеить вчерашний лист обратно на свой отрывной календарь.

— Вполне возможно! — улыбнулся Грунте. — Предположим, вы прогуляетесь вокруг Северного полюса на расстоянии ста метров от него. Вы легко обойдете его за пять минут и пересечете все 360 меридианов; следовательно, вы пройдете через все времена суток за пять минут. Если вы идете на запад и хотите получить правильное время для каждого меридиана, вам придется переводить часы на четыре минуты назад на каждом меридиане, так что через пять минут вы вернетесь на целый день назад, и если вы будете ходить вокруг полюса таким образом в течение часа, ваши часы, если на них есть указатель даты, должны будут показывать 7 августа.

— Тогда я должен завести себе твердый календарь, — сказал Зальтнер.

— Да, но если вы пойдете на восток, вы продвинетесь во времени на столько же. Если вы будете отрывать страницу в своем календаре каждый раз, когда обходите полюс, то обойдя вокруг полюса двенадцать раз, вы достигнете 31 августа. В обоих случаях, однако, для вас все еще будет 19 августа. Поэтому, подобно морякам, пересекающим 180-й меридиан, вам придется соответствующим образом корректировать дату.

— А если мы пролетим прямо над полюсом?

— Тогда мы мгновенно перескакиваем на двенадцать часов во времени. Полюс — это просто точка разрыва.

— Черт побери, даже не знаешь, где находишься.

— Да, — сказал Торм, — в этом то и загвоздка. С самого начала нам приходилось полагаться на то, что мы определим свое положение по пройденному пути. Неужели ничего нельзя сделать?

— Только если мы приземлимся. Если приборы будут находиться в стабильном состоянии, мы сможем определить наше положение по звездам.

— Мы не можем думать об этом, пока не пролетим над озером и не рассмотрим как следует горы за ним. Нам нельзя спускаться здесь между островами. Так что мы оказались не лучше наших предшественников, и положение истинного полюса все еще остается неопределенным.

— Черт возьми, — проворчал Зальтнер, — мы можем оказаться на Северном полюсе и не знать об этом.

Глава 2. Тайна полюса

Шар медленно двигался дальше, при этом странный островок оставался справа по курсу.

Пока Грунте определял ориентиры, а Торм считывал показания приборов, Зальтнер, отвечавший за фотографирование, сканировал местность с помощью своего превосходного бинокля-телескопа, который давал шестнадцатикратное увеличение и позволял видеть объекты стереоскопически реальными. Теперь путешественники подлетели так близко к острову, что с помощью бинокля-телескопа можно было бы разглядеть людей, если бы они там были.

Зальтнер покачал головой, снова посмотрел в телескоп, опустил его и снова покачал головой.

— Господа, — сказал он наконец, — либо шампанское ударило мне в голову…

— Два бокала — вам? — спросил Торм, улыбаясь.

— Я тоже в это не верю, так что — или…

— Или? Что же вы видите?

— Кто-то был здесь до нас.

— Невозможно! — в один голос воскликнули Торм и Грунте.

— В предыдущих отчетах нет никаких упоминаний о таком острове. Наши предшественники, видимо, вообще не перебирались через горы, — добавил Торм.

— Посмотрите сами, — сказал Зальтнер, передавая телескоп Торму. Он сам и Грунте стали изучать остров в свои более слабые бинокли. Торм какое-то время пристально разглядывал остров, затем хотел что-то сказать, но лишь сделал неопределенное движение губами и не проронил ни слова.

Зальтнер продолжал:

— Остров имеет идеально круглую форму — мы это уже заметили. Но теперь обратите внимание на то, что прямо в центре находится еще один более темный круг — скажем так — диаметром, наверное, метров сто.

— Действительно, — подтвердил Грунте, — но это не просто круг, а цилиндрическое отверстие, как теперь ясно можно увидеть. А на краю его возвышается своего рода парапет.

— А теперь осмотрите край острова еще раз. Что вы видите?

— Мой бинокль слишком слабый, чтобы разобрать какие-либо детали.

— Да, я вижу, что вы, вероятно, имеете в виду, — сказал Торм.

— Но что это, — он внезапно забеспокоился, — шар меняет направление?

Торм передал телескоп Грунте и вновь переключил свое внимание на шар. Шар отклонялся вправо от прежнего курса. Он двигался теперь параллельно берегу острова, огибая его на постоянном расстоянии.

— Давайте убедимся, что мы имеем в виду одно и то же, — сказал Грунте. — По всему периметру острова находятся столбообразные или колоннообразные структуры, расположенные на равных расстояниях друг от друга.

— Это правда, — согласились спутники.

— Я сосчитал их, — заметил Торм, — двенадцать больших и в промежутках между ними одиннадцать маленьких, всего сто сорок четыре.

— А что значит это странное отражение над всем островом?

— По-моему, это выглядит так, будто весь остров покрыт сетью отражающих металлических проводов или рельсов, идущих от центра к периферии, как спицы колеса.

— Да, — сказал Торм, присев на мгновение, словно обессилев, — и вы увидите больше, если будете смотреть дольше. Я хочу вам сказать еще кое-что. — Его голос звучал резко и хрипло. — То, что вы видите там, действительно Северный полюс Земли — но не мы его обнаружили.

— Вот это именно то, что нам сейчас нужно! — вспылил Зальтнер. — Для чего же нам нужно было садиться в этот болтающийся морозильный ящик? Нет, капитан, мы обнаружили его, и то, что мы там видим, не дело рук человека. Ни один человек не будет настолько безумен, чтобы протягивать здесь провода! Я бы скорее поверил, что земная ось заканчивается большим велосипедным колесом и что нас позвали его смазывать! Только не падайте духом!

— Я не знаю, сделали ли это люди, — еле слышно сказал Торм, — и я не знаю, как люди могли сделать такие вещи, и почему, и откуда эти люди взялись — это было бы все-таки известно — однако я твердо знаю, что это реально существует и что я еще в своем уме.

— Ну, — сказал Зальтнер, — это точно не сделали белые медведи, хотя сейчас я бы ничему не удивился, даже если бы прилетел крылатый тюлень и крикнул «Станция Северный полюс». Но, возможно, это природное явление, странный процесс кристаллизации… Черт побери! Теперь меня осенило. Это гейзер! Огромный гейзер!

— Нет, Зальтнер, — ответил Торм, — я тоже об этом подумал, грязевой вулкан может образовать нечто похожее. Но, я полагаю, вы не видели самого главного, необъяснимого…

— Что вы имеете в виду?

— Я тоже видел это, — сказал теперь Грунте. Он опустил телескоп. Затем он откинулся назад и нахмурился. Вокруг его плотно сжатых губ образовались глубокие складки, так что его рот стал похож на знак минус, заключенный в скобки. Он погрузился в глубокие, тревожные раздумья.

Зальтнер взял в руки телескоп.

— Обратите внимание, как окрашена земля на всем острове! — обратился к нему Торм.

— Это рисунки! — воскликнул Зальтнер.

— Да, — сказал Торм. — И эти рисунки представляют собой не что иное, как точное картографическое изображение большей части северного полушария Земли в перспективной полярной проекции. Ясно видны очертания побережья Гренландии, Северной Америки, Берингова пролива, Сибири, всей Европы с их характерными островами и полуостровами, Средиземноморья до северного края Африки, хотя и сильно усеченные.

— В этом нет никаких сомнений, — согласился Зальтнер. — Вся окрестность полюса обозначена здесь на четкой карте в необыкновенных подробностях вплоть до 30-й параллели.

— И как это возможно?

Вопрос не нашел ответа. Все молчали.

Тем временем воздушный шар почти полностью обогнул остров. Но он также немного приблизился к берегу. Было ясно, что шар направляет вокруг острова неизвестная сила, вероятно, вихреобразное движение воздуха, и в то же время его притягивает к острову вдоль оси вихря, который, возможно, исходил из центра острова.

Торм прервал молчание.

— Мы должны принять решение, — сказал он. — Желают ли господа высказаться?

— Прежде всего, — начал Зальтнер, — я хочу сфотографировать эту странную карту Земли. Она выглядит вполне точной даже в деталях. То, что она не могла быть сделана руками человека, видно из того, что на ней также изображены еще неизвестные области полярного региона. Внутреннее отверстие, на котором карта обрывается, соответствует по окружности примерно 86-му градусу широты; таким образом, к сожалению для нас, оставшиеся четыре градуса вокруг полюса отсутствуют.

— Само собой разумеется, — сказал Торм, — вы должны сфотографировать карту. Мы больше не можем сомневаться в том, что перед нами работа разумных существ, даже если я не могу объяснить, кто они такие. Но если то, что мы можем проверить, верно, мы должны заключить, что части полярного региона в направлении северных берегов Америки и Сибири также представлены достоверно. И тогда, одним махом, мы получим полную карту этого до сих пор неисследованного полярного региона.

— Ну, я думаю, мы уже можем быть довольны таким достижением. И подумайте, насколько полезной может стать карта для нашего возвращения. Итак, — с этими словами Зальтнер вернул фотокамеру на место, — у меня есть три верных снимка. Но шар, кажется, стал двигаться быстрее, не так ли?

— Я тоже так думаю, — сказал Торм. — Теперь я спрашиваю мнение господ, рискнем ли мы высадиться на остров, чтобы исследовать эту тайну?

— Я полагаю, — сказал Зальтнер, — мы должны попытаться. Мы должны понять, с кем мы имеем дело.

— Конечно, — сказал Торм, — задача заманчивая. Но при этом следует опасаться, что мы потеряем слишком много газа, так что нам придется отказаться от возможности дальнейшего использования воздушного шара. Что вы думаете, доктор Грунте?

Грунте выпрямился, оторвавшись от своих размышлений. Он сказал очень серьезно:

— Ни при каких обстоятельствах мы не должны приземляться. На самом деле, я считаю, что мы должны приложить все усилия, чтобы как можно быстрее отойти от этой опасной точки.

— В чем вы видите опасность?

— Увидев своеобразное оборудование полюса и изображение земной поверхности, не остается сомнений, что перед нами совершенно неизвестная мощь. Мы должны исходить из того, что имеем дело с существами, чьи способности и силы нам не по зубам. Тот, кто смог установить этот гигантский аппарат здесь, в недоступных ледяных равнинах полярного региона, несомненно, смог бы распорядиться по своему усмотрению и нами.

— Ну-ну, — возразил Торм, — не стоит этого бояться.

— Дело не в этом, — ответил Грунте, — мы не должны ставить под угрозу успех нашей экспедиции. Возможно, в интересы этих полярных жителей не входит задача послать весть о своем существовании в цивилизованные страны. Если это так, тогда мы, несомненно, потеряем свою свободу. Я думаю, что мы должны сделать все возможное, чтобы сообщить научному сообществу о том, что мы наблюдали, а затем оставить на более позднее рассмотрение вопрос, представляется ли целесообразным разгадать неожиданную загадку полюса и какими средствами это можно осуществить. Мы не должны считать себя завоевателями, а только разведчиками.

Остальные задумчиво молчали. Тогда Торм сказал:

— Я должен согласиться с вами. Наши инструкции предписывают нам по возможности избежать посадки. Наша задача заключается в том, чтобы постараться как можно быстрее достичь населенных районов после того, как мы максимально приблизимся к полюсу, установим его положение и попытаемся получить с воздушного шара картину расположения земли и воды. Эта задача должна быть главной. Поэтому нам нужно попытаться улететь отсюда.

— Но в каком направлении? — спросил Зальтнер. — Полярная карта острова может дать нам информацию об этом.

— Боюсь, — ответил Торм, — что от нашей доброй воли мало что будет зависеть. Мы должны подождать и посмотреть, что решит в отношении нас ветер. Сначала давайте попытаемся выбраться из этого вихря.

Тем временем шар еще больше приблизился к острову, и его скорость начала увеличиваться. В то же время, однако, он продолжал подниматься над землей.

Воздухоплаватели натянули парус и придали ему такое положение, чтобы шар начал двигаться к периферии вихря. Но поскольку воздушный шар висел слишком высоко, чтобы буксировочный трос мог оказать сдерживающее воздействие, маневр поначалу не увенчался успехом. Поднимаясь по все более плотной спирали, шар приближался к центру вихря и увеличивал свою скорость. Путешественники наблюдали за процессом с большим беспокойством. Они поспешили увеличить длину буксира. Их оборудование позволяло им использовать буксировочный трос длиной в тысячу метров, к нему они добавили еще буксирный ремень длиной сто пятьдесят метров с поплавками. Но даже при такой внушительной длине трос не достигал поверхности воды.

— Нам ничего не остается, — крикнул, наконец, Торм, — как спуститься ниже.

Он открыл маневровый клапан. Газ устремился наружу. Воздушный шар начал опускаться.

— Однако, — сказал Торм, — поскольку мы не знаем, как отсюда выбраться, нужно попытаться послать сообщение домой. Отправим несколько наших почтовых голубей. Сейчас для этого подходящий момент. В Европе должны узнать о том, что мы увидели.

Торм торопливо написал несколько сообщений на узкой полоске бумаги, свернул их и запечатал в трубочки, которые прикрепил к почтовым голубям.

Зальтнер выпустил птиц на свободу. Голуби несколько раз облетели вокруг шара, а затем улетели в направлении от острова.

Торм снова закрыл клапан. Можно было сейчас ожидать, что конец буксира в любой момент коснется поверхности воды. Воздушный шар приблизился к положению равновесия.

Грунте смотрел прямо вниз через рельефный телескоп, так как этот прибор позволял увидеть широкий мешочный якорь на конце буксировочного ремня и оценить его расстояние от земли. Вдруг он с необыкновенной поспешностью потянулся в сторону, схватил ближайший попавшийся под руку предмет — это была коробка с двумя все еще полными бутылками шампанского — и метнул ее по большой дуге в сторону из корзины.

— Черт возьми, как вы посмели, — возмущенно воскликнул Зальтнер, — бросить наше прекрасное вино в воду!

— Извините меня, — сказал Грунте, выпрямляясь, когда заметил по движению вымпелов, что воздушный шар снова поднимается. — Извините, но в конце концов, я же не мог выбросить телескоп. Нельзя было терять ни полсекунды — иначе мы бы наверняка пропали.

— Что это было? — обеспокоенно спросил Торм.

— Мы летим уже не над водой, а над краем острова. Конец троса, вероятно, находился не более чем в десяти метрах от его поверхности. Мы бы коснулись ее, если бы снижение шара не остановилось. К счастью, бутылок оказалось достаточно, чтобы остановить наше падение.

— И вы полагаете, что мы не должны касаться поверхности острова?

— Я не полагаю, я это знаю.

— Почему?

— Нас бы затянуло вниз.

— Я все еще не могу понять, почему вы так думаете.

— Вы согласились со мной, — сказал Грунте, — что мы не должны рисковать оказаться во власти неизвестных существ — кем бы они ни были — которые создали этот необъяснимый агрегат и эту колоссальную карту на Северном полюсе. Но очевидно, что этот агрегат, к которому нас все больше и больше тянет, не стоит здесь сам по себе. Нет сомнений, что остров обитаем. Таинственные строители, вероятно, находятся внутри или под теми крышами и колоннами, куда мы не можем проникнуть с помощью наших телескопов. Можно предположить, что они уже давно заметили наш воздушный шар, и поэтому я делаю вывод, что они немедленно потянут его вниз к себе, как только наш буксировочный трос окажется в пределах их досягаемости.

— Слава Богу, — воскликнул Зальтнер, — что вы, по крайней мере, снабдили неизвестных гостей Северного полюса руками; это очень человеческая мысль в случае крайней необходимости упасть в чьи-либо объятия.

Торм прервал его.

— Я все еще не могу заставить себя поверить в такую превосходящую нас силу, — сказал он. — Это противоречило бы всему, что происходило в истории полярных исследований, да и вообще в истории всех путешествий первооткрывателей. Конечно, карта… — но что вы вообще думаете об этом острове? Вы говорили об аппарате; у такого аппарата должна быть цель…

— Несомненно, она существует, просто мы не в состоянии узнать или понять ее. Подумайте о том, чтобы поставить эскимоса перед динамо-машиной электростанции; он скажет себе, что у этой штуки есть какая-то цель, но никогда не догадается, в чем она заключается. Как ему понять, что провода, идущие от нее, распределяют огромное количество энергии на большие расстояния, что они производят там дневной свет, что они позволяют тяжелым повозкам с сотнями людей легко скользить по путям? Если эскимос скажет что-то о динамо, это будет, во всяком случае, настолько детское мнение, что мы улыбнемся ему. И чтобы не играть роль эскимоса перед этим неизвестным аппаратом, я бы предпочел вообще не комментировать.

Торм задумчиво молчал. Затем он сказал:

— Больше всего меня беспокоит это необъяснимое притяжение, которое ось острова оказывает на наш шар. И обратите внимание, с тех пор как мы перестали выпускать газ, шар снова начал быстро подниматься. При этом он постоянно движется вокруг центра острова.

— И кто может сказать, что будет, если мы попадем в саму ось? Я думаю, что наше положение совершенно отчаянное; мы можем выбраться из круговорота, только если спустимся. Но тогда мы попадаем во власть неизвестных островитян.

— И все же, — сказал Торм, — нам придется решать.

Все трое замолчали. Торм и Грунте с мрачным видом наблюдали за движениями воздушного шара, а Зальтнер рассматривал остров в телескоп. Все больше и больше деталей, которые были хорошо видны раньше, исчезали, что свидетельствовало о том, что шар поднимался с большой скоростью, хотя приборы, и даже усиливающийся холод, не указывали на это.

— Взгляните туда… что это? На острове появилось движение… странное свечение! — Зальтнер обратился к своим спутникам. Те посмотрели вниз, но с помощью своих слабых приборов смогли заметить только, что яркие пятна перемещаются от центра к периферии. Через сильный телескоп Зальтнеру показалось, что несколько фигур делают размашистые движения белыми шарфами в направлении от центра к краю острова.

— Нам сигнализируют, — сказал он. — Посмотрите сюда через телескоп!

— Это не может означать ничего другого, — вскричал Торм, — кроме того, что мы должны отойти от оси. Но мы уже и сами это сообразили — просто не знаем как.

— Мы должны открыть дренажный клапан, — сказал Зальтнер.

— Тогда мы сдадимся на их милость и на наш позор! — воскликнул Грунте.

— И все же нам не остается ничего другого, — заметил Торм.

— И какой вред это принесет? — спросил Зальтнер. — Возможно, эти существа действуют только в наших интересах. Иначе разве стали бы они нас предупреждать?

— Как бы то ни было, мы не должны подниматься выше, — сказал Торм. — Нас буквально уносит вверх.

Все уже плотно закутались в свои меха.

— Давайте подождем, — сказал Грунте, — мы все еще находимся примерно в ста метрах от оси острова. Видимость снизилась, мы входим в облачный слой. Может быть, шар все-таки достигнет равновесия.

— Вряд ли это возможно, — ответил Торм. — Мы уже достигли примерно 4000 метров. Воздушный шар находился в равновесии, когда вес коробки с бутылками шампанского смог изменить его движение. Если он поднимается с такой скоростью, это признак того, что нас ведет внешняя сила, которая становится тем сильнее, чем ближе мы к центру.

— Я должен это признать, — сказал Грунте. — Это как если бы мы были в силовом поле, которое выталкивало бы нас от поверхности земли. Может, выпустим пробный шар?

— Это нам не сообщит ничего нового, слишком поздно. Мы уже в облаках.

— Значит, вниз! — воскликнул Зальтнер.

Торм открыл посадочный клапан.

Воздушный шар замедлил свое восходящее движение, но опускаться не начал.

Глаза путешественников были прикованы к приборам. Несколько минут должны были решить их судьбу. Газ с огромной силой вырывался в разреженный воздух. Если это не приведет к быстрому снижению, то это будет означать, что они полностью потеряли контроль над управлением и что они столкнулись с силой, которая гонит их прочь от земли, независимо от равновесия их воздушного шара в атмосфере.

Однако воздушный шар не стал снижаться. Некоторое время казалось, что он стремится остаться на одном уровне, но вихревое движение не прекращалось, притягивая его к оси острова. Эта ось, несомненно, была ничем иным, как самой земной осью, той математической линией, вокруг которой происходит вращение Земли. Их тянуло к ней все больше и больше. Но чем ближе они подходили, тем сильнее шар выталкивался вверх. Физические нагрузки на организм, сопровождающие подъем в разреженные слои воздуха, уже начинали давать о себе знать. Все жаловались на учащенное сердцебиение. Зальтнеру пришлось опустить телескоп, объекты расплывались перед его глазами. Появилась одышка.

— Делать больше нечего, — воскликнул Торм. — Разрывной шнур!

Грунте схватился за разрывной шнур, который был предназначен для разрыва полоски оболочки воздушного шара длиной в шестую часть его окружности, чтобы в экстренной ситуации в течение нескольких минут опорожнить шар от газа. Но устройство отказало! Грунте с силой дернул шнур еще раз — он не сдвинулся с места. Должно быть, он зацепился за сетку воздушного шара. Теперь восстановить повреждение было невозможно. Воздушный шар продолжал подниматься. На земле больше ничего не было видно; вокруг мелькали облака.

— Кислородные аппараты! — скомандовал Торм.

Хотя изначально путешественники планировали всегда оставаться на небольшой высоте, было невозможно предугадать, не возникнут ли обстоятельства, когда будет необходимо подняться в более высокие слои. На этот случай экспедиция была обеспечена сжатым кислородом для дыхания. Теперь настало время воспользоваться этими запасами.

Исследователи почувствовали себя вновь бодрыми, но холод становился все сильнее и сильнее. Они заметили, как их конечности угрожающе замерзли. Их носы и пальцы онемели, и они пытались восстановить кровоснабжение, растирая их. Шар продолжал подниматься, чем ближе к центру тем все быстрее и быстрее. В течение четверти часа на барометре сменились показания: семь тысяч — восемь тысяч — девять тысяч метров. Самая большая высота, когда-либо достигнутая человеком, теперь была превышена.

Путешественники сидели, прижавшись друг к другу. Они опустили шторы вокруг гондолы, поскольку это все, что они могли сделать чтобы защититься от холода. Средства спасения не появлялись. Ничего нельзя было сделать с воздушным шаром. Их энергия начала иссякать под воздействием губительного холода. Полет вверх был неостановим. Ничто не могло спасти их от замерзания или удушья. Что будет дальше? Это уже не имело значения.

И все же, раз за разом, то один, то другой усилием воли брал себя в руки и еще раз смотрел на приборы. Термометры давно замерзли — и — в это трудно поверить — барометр показывал давление всего 50 миллиметров, что означало, что они находились на высоте двадцати километров над поверхностью земли. Вдруг — было ли это действительностью или только казалось — воздушный шар стал приближаться к ним. Опустевшая шелковая оболочка опустилась над гондолой. Поскольку гондола летела быстрее шара, она словно выстреленная из пушки врезалась в сдувшийся шелк. Обитатели гондолы запутались в клубке ткани и веревок. В полубессознательном состоянии, они едва заметили нечто, что вызвало настоящий шок — они были захвачены осью вихря, исходящего из центра острова…

Путешественники находились прямо над Северным полюсом Земли. Цель, к которой они стремились с такой надеждой, была достигнута. Далеко под ними, в ярком солнечном свете, лежали блестящие полосы облаков, а далеко на юге расстилалась зеленоватая мерцающая земля, но отважные исследователи больше ничего не видели. Обморочные, задохнувшиеся — раздавленные тяжестью воздушного шара, они летели, тесно прижавшись друг к другу в гондоле, в направлении земной оси к границам атмосферы.

Глава 3. Пришельцы с Марса

Под воздействием таинственной силы остатки злополучной экспедиции к Северному полюсу летели с возрастающим ускорением в направлении земной оси. Корзина, утонувшая в складках сдувшегося воздушного шара, теперь двигалась вверх с бешеной скоростью. Для гибели пассажиров было бы достаточно всего нескольких минут, поскольку опущенные шторы вокруг гондолы не могли служить достаточной защитой.

Странный аппарат, уже неузнаваемый с поверхности Земли, одинокий и потерянный, казалось, мчался через вселенную, неподвластный человеку; игрушка, находящаяся во власти неведомых космических сил.

И все же воздушный шар был объектом самого напряженного внимания. Наблюдатели находились в таком месте, где ни один человек не мог бы заподозрить присутствие живых существ или даже предположить такую возможность. То, что Северный полюс был занят неизвестными жителями, было крайне странно и удивительно; однако это все-таки была точка на земле, где живые существа могли находиться и дышать. Другая точка, откуда наблюдали за потерпевшим крушение воздушным шаром, уже находилась за пределами земной атмосферы. Точно над земной осью и на таком же расстоянии от поверхности Земли, как центр Земли под ее поверхностью, т.е. на высоте 6356 километров, в безвоздушном пространстве свободно парило странное произведение технического искусства — кольцеобразное тело, формой похожее на огромное колесо, плоскость которого лежала параллельно горизонту полюса.

Ширина этого кольца составляла около пятидесяти метров, внутренний диаметр — двадцать, а общий диаметр — 120 метров. Вокруг кольца, похожего на кольца вокруг Сатурна, располагались тонкие, но очень широкие диски, которые простирались еще до двухсот метров. Они образовывали систему маховиков, которые без трения с огромной скоростью вращались вокруг внутреннего кольца и держали его перпендикулярно земной оси. Внутреннее кольцо напоминало большой круглый зал, имеющий три этажа, общей высотой около пятнадцати метров. Весь материал этого здания, как и материал маховиков, был абсолютно прозрачным. Однако он обладал необычайной прочностью, был воздухо- и теплонепроницаемым и полностью отгораживал внутреннюю часть зала от безвоздушного пространства. Хотя температура вокруг кольца была почти на двести градусов ниже точки замерзания воды, внутри кольцеобразного зала было приятно тепло, а воздух был хотя и несколько разреженным, но все же пригодным для дыхания. На среднем этаже, через который проходил клубок проводов, решеток и вибрирующих зеркал, на внутренней стороне кольца, два оператора были заняты наблюдением и управлением нескольких аппаратов.

Но как это кольцо могло свободно парить над Землей на высоте 6356 километров? Глубокое знание законов природы и необыкновенно продуманная подготовка в области технологии позволили создать это чудо.

Кольцо, естественно, было подвержено гравитационному притяжению Земли и, предоставленное самому себе, упало бы на остров на полюсе. Но именно с этого острова на него действовала отталкивающая сила, удерживающая его в равновесии на расстоянии, точно равном радиусу Земли. Источником этой силы было не что иное, как само Солнце, и преобразовать силу солнечного излучения таким образом, чтобы она поддерживала кольцо в равновесии с Землей, было достижением блестяще развитой науки и техники.

Над полюсом, на высоте, равной земному радиусу, кольцо подвергалось воздействию солнечной радиации без перерыва. Энергия, излучаемая Солнцем, поглощалась и собиралась огромным количеством специальных элементов, расположенных в кольце и на поверхности маховиков. На поверхности Земли от энергии Солнца люди в основном используют только тепло и свет. Однако здесь, в пустом пространстве, стало очевидно, что Солнце излучает значительно больше энергии, особенно лучи с очень большой длиной волны, такие как электрические, а также лучи с гораздо меньшей длиной волны, чем световые волны. Почти ничего из этой энергии не достигает поверхности земли, потому что большая часть уже поглощена внешними слоями атмосферы или отражена в космос. Здесь, однако, вся эта иначе потерянная бы энергия была собрана, преобразована и отражена в подходящей форме на остров на Северном полюсе. На острове, в сочетании с излучением, непосредственно поглощаемым островом, она использовались для решения ряда грандиозных задач; ведь таким образом можно было получить колоссальное количество энергии.

Часть этого источника энергии была прежде всего использована для генерации электромагнитного поля огромной силы и протяженности. Весь остров с его ста сорока четырьмя круглыми бастионами представлял собой как бы огромный электромагнит, питаемый энергией самого Солнца. Конструкция была разработана таким образом, что силовые линии были сконцентрированы вокруг кольца, и кольцо удерживалось в подвешенном состоянии под действием силы тяжести. То, что это было достигнуто именно на расстоянии радиуса Земли от полюса, объясняется взаимосвязью электромагнетизма и гравитации, в результате чего именно в этом месте смогла образоваться своеобразная узловая точка для волнового пересечения обеих сил и стало возможным равновесное состояние.

При этом ряд сложных и весьма изобретательных контрольных устройств обеспечивал, чтобы все колебания в количестве энергии уравновешивались в нужное время. Однако такую конструкцию невозможно было бы установить ни в какой другой точке Земли, кроме как в продолжении ее оси вращения, то есть над Северным или над Южным полюсом. Ведь в любом другом месте, помимо других трудностей, смещение поверхности Земли в результате ее суточного вращения представляло бы непреодолимые препятствия для установления равновесия между гравитацией и электромагнетизмом; также не хватало бы равномерного солнечного излучения. Полюс, однако, если удается его достичь, предлагает самые благоприятные условия во всех отношениях.

Ну, а непревзойденные инженеры острова и кольца однажды уже там побывали. Но откуда они взялись? Как они попали туда без малейшего ведома Международной комиссии по полярным исследованиям? И самое главное, зачем они там оказались, какой смысл было уравновешивать это свободно плавающее кольцо над полюсом? И после того как это кольцо было создано, как оно могло подниматься и опускаться?

На самом деле это кольцо было лишь средством для достижения совершенно иной цели. Оно служило вспомогательной площадкой за пределами земной атмосферы, не более чем средством для временного блокирования земной гравитации. Пространство между внутренним отверстием кольца диаметром двадцать метров и углублением на острове — цилиндром, ось которого точно совпадала с осью Земли, — представляло собой «абарическое поле», то есть зону без гравитации. Тела, попавшие в это цилиндрическое пространство, больше не притягивались к земле. Это абарическое поле создавало в окружающем его пространстве зону напряженности, которая затягивала в поле любые приближающиеся тела. Именно по этой причине остатки воздушного шара постепенно притягивались к острову, а значит, неизбежно к абарическому полю.

Создание пространства между островом и кольцом, в котором гравитация была бы блокирована, стало возможным благодаря генерации гравитационной силы, направленной в сторону, противоположную земному притяжению. Обитатели полюсов знали, как преобразовать энергию солнечных лучей, которая в основном производила химические эффекты — тепло и свет, — в гравитацию. Для этого солнечные лучи направлялись в «гравитационный генератор» во внутренней части кольца. Это был аппарат, с помощью которого тепло преобразовывалось в силу тяжести. Второй гравитационный генератор был установлен в центральном углублении внутри острова. Оба устройства работали вместе таким образом, что ускорение гравитации внутри ограниченной зоны между островом и кольцом можно было регулировать по своему усмотрению. Она могла быть либо уменьшена или полностью устранена — в этом случае создавалось абарическое поле в истинном смысле этого слова — либо контргравитация могла быть модифицирована таким образом, что тела в пределах абарического поля «падали вверх», т.е. получали ускорение любой силы в направлении, противоположном земному притяжению, т.е. в сторону от земли. Таким образом, можно было привести тела в движение с любой желаемой скоростью между островом и кольцом, как снизу вверх, так и сверху вниз, поместив их в летающую транспортную кабину — аэромобиль — сконструированный для этой цели.

Перед инженерами на двух конечных станциях стояла сложная задача — регулировать работу генераторов таким образом, чтобы каждый раз абарическое поле имело необходимую силу для того, чтобы поднять аэромобиль вверх или остановить его в движении.

Когда воздушный шар путешественников попал в зону влияния абарического поля, настроенного на «контргравитационный» режим, он устремился от поверхности острова к кольцу. В результате шар, увлекаемый в сторону абарического поля, как только он приблизился к оси поля, был вытащен вверх с огромной скоростью.

Внешне область поля совершенно не отличалось от окружающего пространства. Разница заключалась только в наличии сильного восходящего воздушного потока и, как следствие, сильного бокового притока воздуха. Но при небольшом диаметре поля в двадцать метров, масса воздуха, поднимаемого вверх, была настолько мала, что не вызывала никакого заметного тумана или образования облаков, тем более что от кольца и от острова шло такое сильное излучение, что любой конденсирующийся водяной пар немедленно снова переходил в газовую форму.

До тех пор, пока шар находился в воздушных слоях на высоте до одного-двух километров, отток газа мог в некоторой степени задержать его подъем. Но затем ускорение стало слишком большим. Гондола, которая находилась в центре поля, испытала большее ускорение вверх, чем воздушный шар, который был меньше по массе, но гораздо больше по размеру. Поскольку диаметр шара превышал двадцать метров, он частично выступал за пределы абарического поля. Только когда он полностью сдулся из-за потери газа, он целиком вошел в абарическое поле и начал свое колоссально ускоренное «падение вверх», которое подняло бы шар на тысячу километров в течение четверти часа, если бы его, к счастью, не остановили спустя всего минуту.

Когда инженеры острова заметили воздушный шар, они сначала попытались удержать его, ухватив буксировочный трос. Грунте предотвратил это, выбросив бутылки с шампанским, так как хотел избежать любого контакта с островом. Таким образом, шар поднялся так высоко, что его уже нельзя было достать, но тем самым он был неизбежно затянут в абарическое поле. Здесь жители острова могли бы немедленно остановить его и вернуть обратно, если бы применили «контр-гравитационное» поле. Однако это оказалось для них невозможным, поскольку их транспортный аэромобиль находился над воздушным шаром, делая его невидимым для наблюдателей кольца. Поэтому они не могли внести какие либо изменения в поле, пока аэромобиль не прибыл на станцию кольца. К счастью для обитателей воздушного шара, это было возможно сделать очень быстро.

Тем временем инженеры на кольце, хотя и не могли видеть шар, однако, заметили возмущение в абарическом поле на своих гравитационных измерителях. Поэтому они отправили сообщение с кольца на остров.

Передача сообщений не представляла никаких трудностей, поскольку обитатели полюса научились использовать для этого световые лучи в качестве носителей. Пространство между кольцом и островом позволяло это делать даже в самую влажную погоду благодаря интенсивному излучению.

Обитатели станции не только телеграфировали, но и телефонировали с помощью светового луча. Электромагнитные колебания телефона преобразовывались в фотохимические колебания и немедленно считывались устройством на другой станции. Пока гондола терпящего крушение воздушного шара, окутанная его шелком, совершала свое молниеносное падение вдоль земной оси, от кольца на остров передали сообщение, которое гласило: «Е найох. Ке.»

И с острова ответили: «Батэ ли вар. Так а фил.»

Можно было бы перебрать все известные языки земли и ни в одном из них не найти этих слов. Они означали: «Внимание! Помехи! Что случилось?»

И ответ был таков: «Люди в абарическом поле. Отключитесь как можно скорее».

Получатель этой депеши стоял в смотровой секции парящего кольца и контролировал транспортный аэромобиль, который был подключен к большой панели управления. Стрелка на дифференциальном бароскопе показывала ему, где именно в данный момент находится транспортная кабина, которая уже приближалась. Уверенными движениями оператор регулировал ее скорость. Через несколько минут аэромобиль появился у конечной остановки. Остановленный выступающей защитной сеткой, он припарковался к платформе.

Оператор — это был сам начальник станции по имени Фру — до сих пор не отрывал глаз от транспортной кабины. Его можно было принять за старика из-за длинных, почти белых волос, опускавшихся на виски. Необычайно высокий лоб возвышался над большими глазами, из зрачков которых исходил особый блеск. Поза тела была свободной и легкой. Он ловко перемещался вдоль длинного распределительного пульта управления от одного аппарата к другому, его шаги напоминали скольжение по поверхности. Очевидно, он привык к тому, что сила тяжести на кольце была намного меньше, чем на земле. Ведь здесь, на расстоянии от центра Земли в два раза большем, чем на ее поверхности, сила тяжести составляла лишь четверть от той, к которой мы привыкли.

Дверь аэромобиля открылась. Фру только коротко взглянул на него, а затем повернулся к пульту, чтобы телеграфировать на полюс, что абарическое поле свободно.

Восемнадцать пассажиров, одетых в странные костюмы, плотно прилегающие к телу, покинули кабину и вошли в галерею. Их открытые головы отличались очень светлыми, почти белыми волосами и блестящими, проницательными глазами, которые сейчас были защищены темными очками. Прибывшие прошли через галерею, надпись на которой на иностранном языке гласила: «Внешняя станция Земли», и свернули по лестнице к выходу на верхнюю галерею. Над дверью большими буквами было написано: «Вел ло Ну», что означало: «На космический корабль на Марс».

Парящее кольцо было ничем иным, как марсианской станцией. Это была станция вблизи Земли, строительство которой позволило жителям планеты Марс установить регулярную связь между своей планетой и Землей. Пассажирами летающего корабля были марсиане, которые хотели вернуться на свою родину.