Оглавление

Любимцы молний

Зима отдала концы. Последние талые воды ушли в несытую землю. Над Москвой — рекой, ещё пахнущей сырым несвежим илом, не просохшим по берегам, медленный пар лежал белёсыми пластами. Он медленно пропадал, восходя в мутное, дождевое небо.

Деревья вдоль берега, неохватные сосны, чернели воронками, нанесёнными на кору молниями. Сколько ни было на берегу деревьев, в этом месте на всех запечатлелись удары жестокой грозы.

Долговязый Андрей Викторович, человек с высокой талией, с маленькой головой и кукольным носом на гладко выбритом лице, переминался с ноги на ногу, боясь испачкать бежевые кожаные туфли, на которых аккуратно был вышит канителью логотип «ARMANI». Походная матерчатая парка, в цвет туфель, в нескольких местах ювелирно подшитая его женой Зоей, уже махрилась на рукавах, но он не хотел покупать новую. Он не любит расставаться с любимыми вещами. Не любил менять обои, двигать мебель, перекладывать вещи. Он, вероятно, уже родился снобом…

— Аномалия тут. — успокоила его Зоя, погладила ствол, залезла пальцами в копчёную выбоину и отдёрнула их. — Божья кара на все прибрежные деревья.

— Это молнию, видимо, от воды откинуло… — вздохнул Андрей Викторович.- А ты не суй руки в копоть. Отмываться где?

— В речке.

— До неё ещё долезть надо. А ты погляди, какой ил… трясина. Пошли отсюда. Темнеет, а нам ещё в гору лезть. Я в детстве последний раз так лазал, когда мы с родителями жили на берегу Буга.

— Я знаю дорогу, доведу тебя. Я же… тут всё своё детство провела.

— Всё уже изменилось. Гляди как…

— Всё… Но многое осталось. Вот… как этот берег.

— Деревья раненые только.

— Что там деревья.- многозначительно произнесла Зоя и завела за уши выбившиеся прядки волос золотисто — пшеничного цвета. — Люди тоже бывают…

— Ну, бывают. Пойдём, Зойка. Тебе как девчонке лазать бы и лазать по всякому навозу. А нас уже ждут… там… И… надо, пора. Я промочил ноги. Так темно стало, что ещё гроза начнётся! — ответил Андрей Викторович и голос его повысился от плохо скрываемого раздражения.

— Тебя, думаешь, бабахнет? — и Зоя засмеялась.- Как -же я тебя тогда… попру… на горку? Или тут оставить?

— Глупая!

— Ну, не повезло тебе с женой… Чего уж там…

— Ерунда. Ты наговариваешь на себя. Ну, хочешь… оставайся, индеец. А я иду наверх.

Он сказал слово «наверх», сильно смягчив букву «р», как коренной москвич, он очень старался быть похожим на столичных жителей.

Зоя грустно улыбнулась и скакнула на почти отвесный отвал берега, по которому метров семьдесят ввысь взбирался лес, постепенно сглаживаясь и ровняясь ближе к дороге, лежащей на его краю. Там, через дорогу и бывшая турбаза «Дружба», совсем недавно переделанная в элитный коттеджный посёлок.

Зоя не знала, зачем снова приехала сюда. Здесь всё дышало воспоминаниями. И почти стёртыми, и свежими, как хороший глоток самогона, который сперва обжигает, а потом греет изнутри долго- долго… Коллега мужа позвала на новоселье. Теперь бывшая пионерская турбаза- её собственность. Это страшно неприятно звучит.

Как же… Отказаться нельзя. Совсем скоро Андрей Викторович сам пойдёт на повышение. Вот- вот, станет руководителем высшего звена. Поэтому нужно слушать начальство.

Старое шоссе с глубокой колейностью, казалось, не чиненое лет сорок, вело мимо турбазы к даче Зоиной свекрови. Частенько у неё гостили дочки, когда были маленькие, Зоя сама возила их, но лет семнадцать назад отказалась, внезапно отказалась, жалуясь, что боится резких подъёмов и спусков, да опасных выездов со второстепенных дорог. Андрей Викторович понял это по-своему: значит, получила перепуг, чуть не врезалась… Да, ну, и ладно. Позже, девочек стал возить водитель и он сам. А теперь они выросли. И старшая вышла замуж и родила им замечательную внучку Ольгу. С замашками принцессы. Как же иначе может быть в такой семье?

А сейчас они приехали в роскошные апартаменты, в коттеджный посёлок, который стоял ровно на том месте, где Зоины детские неспокойные ноги в течении пятнадцати лет, почти каждое лето, наворачивали километраж по дорожкам, засыпанным битым кирпичом…

Турбазу снесли. Коттеджный посёлок был окружён шестиметровым забором. Сосны, которые помнили маленькую Зою, тоже выросли и выглядывали оттуда пышными разросшимися кронами. Зоя была рада, что сосны ещё живы, как она. И помнят много чего такого, что она хотела бы забыть, но молчат, не проболтаются. Славные сосны…

Есть такие места в которые хочется вернуться всегда, а когда возвращаешься когда-нибудь… лучше смерть… До того они не отвечают твоим ожиданиям. До того там нет ничего из хранимых бережно воспоминаний. Они пусты. Ты становишься пуст вместе с ними. Воспоминания твои прежние, мгновенно покрываются новым грунтом и уже настоящее, неприкрытое, незнакомое и необжитое, рисует свою картину.

Зоя, конечно же взяла себя в руки. Конечно же, не проронив ни слова, поехала… Но она сделала это только для того, чтобы заглушить в себе старую боль, причинив новую, ещё большую.

Три её дочери уже вышли замуж. Сын заканчивает школу в этом году. Он медалист и отличник. Хочет стать врачом… Муж, Андрей Викторович стал лысеть и грешит тем, что начёсывает на плешь волосы… Это смешно Зое, которая моложе его на десяток лет… Она знает его до кончиков ногтей, по животному угадывая настроение, без слов понимая, поворачиваясь вместе с ним во сне, в их общей постели. Они вместе двадцать семь лет, за исключением трёх дней. Двадцать семь лет она привыкает к нему, понимая, что не будет даже смотреть в сторону другой судьбы. Ей это уже не будет дано, наверное, никогда. А те три дня в её жизни, что заставили её забыть турбазу на долгие семнадцать лет, она оставила тут навсегда, в разрушенных ныне корпусах и выпиленных елях.

***

Ночь спустилась неожиданно. Машина, новая «девятка», перестала набирать скорость на третьей передаче. Зоя остановилась, понимая, что ещё немного, и из — под капота пойдёт дым. Да, залили плохой бензин, машинка « пинается». Так она не доедет до дома. Надо найти сервис, надо глушить машинку и цепляться за кого-нибудь. До Москвы ещё семьдесят километров, обратно — километров сорок…

Дорога белела только что выпавшим снегом — по ней легко вихрилась позёмка в свете фар переливчатая, игривая. Луна взошла и мёртво освещала просеку шоссе, открытую небесам сверху, проложенную меж чёрных, густогривых елей, справа и слева напирающих на полосу разбеленного асфальта. Зоя заглушила машину и вышла. Ветра не было, окружала гулкая тишина. От капота шёл лёгкий парок, грозящий перерасти в нечто глобально — непоправимое. Погода радовала хотя бы тем, что было градуса два-три ниже нуля и штиль.

— Вот занесло меня… — шепталась Зоя сама с собой.- Как то надо выбираться…

Она огляделась, попутно собирая длинные светлые волосы в хвост, закручивая его жгутом и завязывая в узел на затылке. Оглядев полотно дороги, Зоя застыла, соображая, где может находиться. Она снова заговорила сама с собой.

— Надо было оставаться на ночь… так… Каринское, Шемякино, Рычихино… ДОЛ «Радужный»…Чего там… — она, вглядевшись в далёкий указатель, белеющий на краю дороги, разобрала надпись.

— «Сан. им. Гастелло»…Так! Так, господа, это же прекрасно! Значит, дотянем до спуска… а там турбаза. Ну, вот и отличненько! Значит, з автра с утреца починим машинку, и дунем нах хаус.

Зоя улыбнулась, поглубже вдохнула холодный чистый воздух, сделала пару махов руками и села в незаглушённую машину. Та, хоть и грелась, однако, позволила хозяйке проехать мимо указателя «Сан. Им. Гастелло» и спуститься к турбазе под советским названием «Дружба».

Зоя, не останавливаясь, въехала в открытые створы железного забора из крашенных в зелёный цвет прутьев, и, в тёплом свете круглых фонарей попала прямо на стоянку, уютно расположенную прямо за зданием котельной. Зоя не зря радовалась- эта турбаза была ей почти родной. Отец и мать возили её сюда с двух лет, позже она ездила сюда уже без отца, с матерью и братом, а потом, в студенческие годы с однокурсниками. Она знала тут каждый метр, каждый поворот дорожки, знала местный лес, его тропы и вырубки, склоны, отвесные и пологие, спуск к реке, т айную дорогу через забор в посёлок санатория Гастелло, где жили знакомые ребята в частных синих финских домах… Она обрадовалась, что машина сломалась тут, именно тут, а не в другом месте.

Снег вкрадчиво летел на широкий двор перед столовой, освящённый пятью круглыми фонарями. Никого не было, тишина, гул елей из лесу… жутковатый звук, наводящий тоску. Муж всё равно не будет волноваться: он в Ярославле, на конференции, до среды… А сегодня пятница! Свекрови можно позвонить и доложить, что доехала, и отсюда. Меньше будет знать- крепче будет спать. Девочек они обещали привезти после тринадцатого января… А сегодня пятое число.

Маленькое здание администрации, одноэтажное, из белого кирпича, аккуратно пряталось в туях и можжевеловых кустах, растущих вдоль дорожек. Над входом электронные часы мигали красными цифрами: 22:30. Кто-нибудь должен выйти…

Зоя нажала на звонок- чёрная железная дверь была заперта. Одно окошко, справа, занавешенное оранжевой шторой, светилось. Возможно, это охрана не спит.

Дорожка Зоиных следов на свежем снегу, виднелась со стороны котельной, мимо столовой, прямо к администрации… Зоя попрыгала на крылечке, ожидая движения за окном, потом, соскочив с невысокого бордюра стукнула в окно три раза и снова вернулась к двери. За окном, наконец, проскользнула тень и послышался звук открываемой двери и шаги. Чёрная дверь открылась на треть и Зоя увидела охранника.

— Заходите.- хрипловато, будто со сна, сказал он. -Ноги обтрусите только… снег там, что ли… А то Люська меня прикончит.

Зоя вздохнула и протиснулась в дверь, которую охранник тут- же запер. Она оглядела большой холл, стены которого были облицованы коричневыми пластиковыми панелями и вдоль стен стояли клетки, много клеток. Но все они пустовали.

— А птички где? Тут птички раньше жили. Попугайчики, канареечки… — спросила Зоя, стоя в полусвете, идущем из приоткрытой двери охранной комнаты, замечая немоту стен.

— Не при мне. -ответил охранник из своей каморки, надевая курточку и водя по заспанному лицу большой ладонью.

Зоя заметила, что он незнаком ей, совсем мальчик, года двадцать два-двадцать три. Большего она не разглядела, потому что он ушёл за угол и оттуда спрашивал Зою.

— Так поздно… -сказал он.

— Что? — спросила Зоя, не сообразив. — Поздно чего? Я к вам?

— Да.

— Машина сломалась у Гастелло.

— А… — без интереса протянул охранник.- Ну, я сейчас Люсе Васильне позвоню. Она придёт, вселит.

— Да… Если можно. Чтобы мне не ночевать в машине то…

— В машине? Да нет… Не позволим так уж.- и он принялся постукивать по телефонному аппарату.- Чё то не берёт… Чё вот? Спит? Людмила Васильевна! А! Это Иван. Ну хватит, ну ладно… Да, девушка тут вселиться хочет. Ну, Людмила Вась… Да. Ждём. А? Свет погасить на стоянке? Ладно…

Тут- же он вышел и провёл рукой по стене, где был ряд белых выключателей. Холл осветился лампами дневного света, перемигивающимися друг с другом из металлических ячеек на потолке. Действительно, в клетках не было ни одной птицы. Манстеры по углам холла, клонившие к чёрным кожаным диванам разлапистые листья, достигли потолка. Зоя глуповато улыбалась, и думала о том, что ей