Оглавление

Предисловие

Все мы задумываемся о смысле жизни, о тех вечных ценностях, которые, так или иначе, присутствуют в любой вере, в любой религии. Все мы хотим знать: что такое судьба? В чём наше предназначение? Существуют ли некие высшие силы, которые многие называют по-разному: Богом, Творцом, Отцом Небесным, Создателем, Высшим разумом и так далее? Всем нам хочется заглянуть за эту таинственную границу, куда уходят наши любимые и близкие, наши родственники и друзья. За тот предел, который называют смертью или потусторонним миром. Ведь, и нам когда-то придётся познакомиться с этим таинством, заглянуть за эту завесу. Что там ждёт нас? И ждёт ли что-нибудь, кроме мрака небытия?

Я заинтересовался этим вопросом в ранней молодости, будучи убеждённым атеистом, любящим современную физику, и свято верившим, что «Бога нет, а есть наука». По своему характеру, я ничего не принимаю на веру, и люблю сам разбираться в каждом сложном вопросе. Ещё в школе мне не понравилась Теория Относительности А. Эйнштейна, и более сорока лет я пытался понять, что же в ней не так? В результате появилась моя книга, изданная в Германии на русском и английском языках, которая называется «Новый взгляд на современную физику и теорию мироздания», в которой я, в частности, написал новые решения уравнений Эйнштейна, как в трёхмерном, так и в четырёхмерном метрических пространствах, и дал отличную от точки зрения Эйнштейна их интерпретацию. Точно так же я подошёл к вопросу, когда в начале восьмидесятых годов прошлого века, мне попалась книга Раймонда Моуди «Жизнь после жизни».

— «Неужели это правда?» — с большим недоверием подумал я тогда. — «Любопытно будет в этом разобраться».

Это «разбирательство» заняло у меня достаточно много времени. В результате мной были прочитаны сотни книг на тему возможного существования души. Я изучал индийскую, тибетскую, китайскую, греческую, египетскую, еврейскую древнюю литературу. Я читал книги европейских средневековых теософов и книги современных экстрасенсов. Изучал эзотерические знания и труды врачей — реаниматоров, врачей — психиатров, занимающихся регрессивным гипнозом и реинкарнацией. Прочитал многие свидетельства наших современников, перенёсших клиническую смерть, и вернувшихся «оттуда». Не скрою, очень тяжело было разобраться в этом море, зачастую, противоречивой информации, а, особенно, выстроить на основе этого какую-либо стройную систему. Но я использовал принцип, с помощью которого следователи, собирая факты по крупицам, восстанавливают картину преступления, во время которого они не присутствовали. Вторым критерием истинности информации, был временной фактор. Я считал истинными те знания, которые прошли проверку временем, о которых совершенно независимые авторы, априори незнакомые друг с другом, писали и тысячу лет тому назад, и двести лет и пишут сейчас. Ну и, естественно, все эти факты должны были ложиться в некую стройную систему, быть непротиворечивыми и дополнять друг друга.

В результате, у меня сложилось некоторое, достаточно логичное представление о том мире, в который мы уходим после окончания нашего жизненного пути на земном плане. Это моё личное представление, в которое Вы, естественно, вольны верить, или не верить. Но я, лично, считаю, что доказательств тому, что я описал в данной книге, вполне достаточно. Я специально описал существование души после смерти, и мира, в который она попадает, с точки зрения самой души, чтобы было нагляднее и понятнее. Это взгляд на наш мир оттуда, позволяющий взглянуть на нашу жизнь, судьбу и смерть другими глазами.

Я был бы рад, если бы знания, изложенные в этой книге, помогли бы Вам легче перенести утрату Ваших родных и близких, понимая, что, на самом деле, мы расстаёмся с ними ненадолго. Если бы эта информация помогла Вам, по-иному взглянуть на свою судьбу, и на те трудности, которые встречаются на Вашем жизненном пути, осознать их, и преодолеть с меньшими потерями. Счастливого Вам путешествия на пути познания новых истин.

Введение. Абсолют

«Знать путь и пройти его

не одно и то же»

Морфиус

Матрица

Огромный, вечный, непредставимый, беспредельный, удивительно — прекрасный, всеобъемлющий и всепроникающий мир, в котором в невероятной Гармонии обитают, совершенствуются, развиваются, любят и творят мириады и мириады свободных и бессмертных сущностей, заботливо созданных нашим Небесным Отцом, существует вечно и нерушимо. Он наполнен и пронизан насквозь бесподобной силой всеобъемлющей Мудрости, поддержан мощной и по отечески ласковой, энергией Создателя, купается в искрящемся океане нежной и бескорыстной всепроницающей Любви, сверкает и искрится невероятно прекрасными всполохами незыблемых Истин. Мир, вмещающий в себя множество различных, функционально выверенных и до мелочей продуманных, максимально удобных пространств-мирозданий, каждое из которых имеет своё уникальное, божественно совершенное предназначение и строение. Он гениально задуман и талантливо создан по безупречному Плану Творцом всего Сущего, он развивается в соответствии с неисповедимым Замыслом Его. Этот мир, души, живущие в нём, называют своим извечным домом, своей Истинной или Духовной Обителью. Он, по сути своей, на самом деле, является одним общим родным, настоящим домом для всех сущностей, живущих, обучающихся, совершенствующихся и со-творящих в нём. Этот совершенно невообразимый, до конца непознаваемый, абсолютно таинственный и божественно прекрасный, с точки зрения всех смертных, временных обитателей косных планов мир, живущий по своим идеальным высшим Канонам, существенно отличается от любого из огромного количества ментальных и материальных миров, в которых воплощаются мириады душ, в период своего начального обучения. Этот уникальный, восхитительный, невероятный и чарующий мир является и моим домом. Я существую здесь вместе с моей Семьёй с того самого момента, когда появился из «Золотого облака» в пространстве Творения. Все члены моей Малой Семьи, в которую я вхожу, появились, практически, одновременно со мной, и с тех пор мы вместе воплощаемся в косных мирах, вместе учимся, совершенствуемся и развиваемся, помогая друг другу. Нас связывает очень тесная дружба и любовь, во многом мы имеем общие интересы, увлечения и сходство характеров. Разлучаясь, мы тоскуем друг без друга, что, зачастую, из-за блокировки памяти, неосознанно проявляется во время наших воплощений. Зато возвращаясь домой после недолгой разлуки, мы несказанно радуемся встречам с членами нашей истинной Семьи, с нашими близкими друзьями и с горячо любимыми Родственными душами[1]. Я существую в мире Истинной Обители уже довольно долго, по ограниченным временным меркам низших косных планов. Например, на планете Земля, где я когда-то воплощался, с тех пор прошли сотни миллениумов. Но у нас нет линейного времени, мы воспринимаем время совсем по-другому. Мы — вечны и неизменны. В косных мирах всё изменяется во времени, у нас же, меняется само время. Если на материальном плане люди и окружающая обстановка постоянно преображаются, то дома мы сами и пространство вокруг нас остаёмся неизменными, но время и события «текут сквозь нас», иногда, как бурные, быстрые и изменчивые потоки журчащей воды, стремительно огибающие неподвижные каменные пороги, иногда, как величественные, степенные и неторопливые воды широкой и могучей реки, разлившейся от края, до края, и текущие мимо огромных неприступных утёсов монолитных берегов. Но и само восприятие времени в косных мирах и у нас дома существенно различаются. Очень примитивно и весьма условно это можно объяснить, сравнивая время, протекающее в компьютерной игре, и в реальном мире игрока. У игрока может пройти час, а в компьютерной игре — год, десятки лет или вся жизнь.

Отсюда всё выглядит совсем иначе, всё воспринимается совершенно по-другому, чем во время воплощений во временных, бренных физических и ментальных телах в огромном разнообразии учебных планов низших миров. Мы, являясь бессмертными частичками-искорками божественной сущности Создателя, имеем полную свободу воли, мы сами выбираем свою уникальную судьбу, наполняем её необходимыми для нашего совершенствования уроками, и сами же эти уроки потом проходим, пытаясь решить их наилучшим образом. Эти уроки, карму, судьбу мы называем Жизненным Контрактом, который заключаем сами с собой и с сущностями, с которыми нам предстоит совместно учиться и совершенствоваться на планах косных миров. Конечно, мы не одиноки во время выполнения нашего Жизненного Контракта, нам помогают наши ангелы — хранители, а так же души, как правило, либо принадлежащие нашей Малой Семье, которые воплощаются вместе с нами, связанные общими ролевыми образами, либо те, которые могут эпизодически появляться в нашей жизни и сыграть в ней определённую роль. Ангелы — хранители помогают нам мягко и незаметно, внушая определённые мысли и желания, в особые моменты нашей судьбы. Они вовремя подводят необходимых нам людей, заботливо создают нужные для обучения ситуации, ненавязчиво и незаметно следят за нашими действиями. Благодаря им, во время нашего воплощения и выполнения Жизненного Контракта, мы не сбиваемся с выбранного нами же самими пути. Души, связанные с нами общими ролевыми образами, играют, как правило, роли наших мужа или жены, ближайших родственников, близких друзей. Они приходят к нам на помощь в трудные моменты, являются нашими партнёрами в изучении кармических уроков, создают заранее оговоренные препятствия, которые нам приходится преодолевать и, естественно, учатся сами, выполняя свои собственные Жизненные Контракты.

Все мы, так или иначе, учимся и продвигаемся вперёд в своём развитии, совершенствуясь и развиваясь. Не все проходят свои уроки, именно, таким образом, но все мы повышаем свой ментальный и энергетический уровень ради великой цели: стать со-творцами с Источником, слиться с Абсолютом и расширить свои возможности на прекрасном и удивительном пути дальнейшего совершенствования, который имеет начало, но не имеет конца. Те, кто рискнул пройти этот нелёгкий и опасный путь, совершенствуясь и обучаясь в косных мирах, путь полный страданий, душевных мучений, переживаний и скорби, путь радости, сомнений, любви и творческих успехов, материнской заботы и гордости за своих детей, путь подвига и самопожертвования, получают возможность быстрого и эффективного самосовершенствования. Воплощаясь в различных по своей сложности косных мирах, они завершают важный этап своего совершенствования, становясь Мастерами, получая новые возможности для дальнейшего развития. Очень условно, оперируя земными аналогами, можно сказать, что, окончив школу, они поступают в институт. Находясь в косных мирах во время воплощения, сущности, фактически, попадают в плен иллюзий, воспринимая свою ролевую игру на сцене Театра Жизни, как единственную и непреложную реальность. Они талантливо и увлечённо разыгрывают на этой сцене уникальные, эмоционально глубокие и невероятно чувственные, трагедии, драмы и комедии, которым мог бы позавидовать любой самый известный драматург. В условиях дуальности косных миров, они вынуждены всё время выбирать между добром и злом, храбростью и трусостью, верностью и предательством. Дуальность, которой не существует у нас дома, в нашей Духовной Обители, помогает учиться управлять на этом пути своими чувствами и желаниями, обуздывать переживания и эмоции. Мы становимся сильнее и мудрее, добавляя новые черты к своему духовному характеру, новые спектральные характеристики к своей личной энергии. Великое множество миров, созданных Творцом для нашего обучения в сонме вселенных, по непредставимой Мудрости и заботе о нас Создателя имеет невероятное разнообразие. Сущности, благодаря полной свободе воли, имеют возможность выбирать для совершенствования и развития именно ту учебную, игровую и тренировочную площадку, которая наиболее им подходит. Для них существует множество вариантов физических, физико-ментальных и чисто ментальных миров, в которых можно очень эффективно и быстро совершенствоваться с различной степенью сложности и трудности. Но, даже, не смотря на эти уникальные возможности, предоставленные своим любимым детям Создателем, огромное количество сущностей, обитающих в Истинной Обители, так никогда и не решаются покинуть её пределы. Они совершенствуются дома в идеальных условиях мира Обители, и это тоже их право, это их личный выбор, благодаря свободе воли. Эти сущности, не рискнувшие так как мы, воплотиться в косных мирах, тоже проходят свой собственный путь познания Добра и Зла, постигают чувства любви, ненависти и страсти, но их познания остаются теоретическими, не опробованными на себе. Им приходится платить за свой выбор тем, что их обучение и развитие является менее эффективным, идёт более медленными темпами, потому что «Знать путь и пройти его…».

 Наиболее близкая по духу сущность, лучший друг, обычно, если воплощаются вместе, то, как муж и жена, брат и сестра, близкие родственники и т. д.

Глава 1. Путь домой

«Дела не всегда обстоят так,

как кажется…»

Путешествие домой

Ли Кэрролл

Ласковые, по-весеннему тёплые майские солнечные лучи, выглянувшего из-за причудливо изломанных городских крыш светила, дотянулись до гордо вздымающегося над левым, закованным в серый гранит, берегом полноводной Невы, золотого шпиля Адмиралтейства. Они шаловливыми световыми зайчиками отразились от него и резво прыснули в разные стороны. Самый наглый из них ворвался в комнату одной из питерских квартир на четвёртом этаже старинного дома, составляющего архитектурный ансамбль центра Северной столицы, и упал на лицо мирно спящего человека. Сергей Васильевич, поморщился, сбрасывая с себя оковы сна, и ладошкой заслонился от нахального гостя, без приглашения, ворвавшегося в его комнату и беззастенчиво усевшегося на его лице. Из открытой настежь небольшой форточки старинного окна с облупившейся белой масляной краской на деревянных переплётах, в спальню доносились переливчатые радостные птичьи трели. Ранние пташки перекликались между собой, вероятно, обсуждая свои птичьи заботы грядущего дня и приветствуя восходящее светило. Сергей Васильевич сладко потянулся, сбросил тонкое верблюжье одеяло, сел на кровати, нащупывая ногами мягкие коричневые изрядно стоптанные тапочки без задников с замшевым верхом и окончательно просыпаясь. Поплотнее запахнув фланелевую немного выцветшую светло-серую в тёмную полоску, видавшую лучшие времена, пижаму, он поднялся, и неторопливой тяжёлой походкой направился по длинному, загибающемуся вправо коридору, в ванную. В просторной с высоким потолком ванной висело старинное большое зеркало, в медной, местами позеленевшей окантовке, чуть надтреснутое в левом верхнем углу, с потемневшими оспинами пятен по краям, из которого на Сергея Васильевича глянул усталый не выспавшийся человек, с большими тёмными мешками под глазами, глубокими морщинами на лбу и щеках, всклокоченными седыми волосами и слегка заросшим щетиной подбородком.

— «Да», — подумал Сергей Васильевич, открывая старый, ещё бабушка в тридцатых годах покупала, деревянный шкафчик с треснувшим посередине стеклом на фанерной дверце, и доставая зубную щётку, — «видок не очень. Впрочем, чему удивляться после бессонной то ночи».

У него и раньше были проблемы с сердцем, оно, что называется, пошаливало, и не раз он хватался за него рукой на работе. Работа была ответственная, как он сам считал, важная, а потому, нервная.

— Ничего, Василич, — говорил ему его друг и товарищ по работе, видя, как он иногда, морщась и тяжело дыша, держится за левую сторону груди, — вот, выйдешь на заслуженную пенсию и забудешь про все свои болячки. Будешь много гулять по городским паркам, заниматься любимым делом, отдыхать на даче под Лугой с любимой женой.

Однако, «человек предполагает, а бог располагает», и сразу выйти на пенсию не получилось. Сергей Васильевич и сам уходить не хотел, да и начальство просило поработать немного. В общем, он проработал ещё около шести лет, пока, наконец, в этом году, перед самыми майскими праздниками, ему не нашли достойную замену. Коллеги по работе устроили Сергею Васильевичу пышные проводы, в просторной комнате для переговоров составили вместе несколько офисных столов, накрыли импровизированной белой с цветочками по краям дежурной скатертью, которую откуда-то достала молоденькая миловидная и неугомонная секретарша Лизочка. На столах, как по волшебству, появились многочисленные одноразовые тарелки с разнообразными закусками и фруктами. Ну и как водится, между всей этой снедью, гордо возвышались бутылки с шампанским, коньяком, водкой, красными и белыми винами, а также пакетами с соками и пластиковые бутылки с Кока-колой, Фантой и другими напитками. Начальник, первым взяв слово, произнёс прочувственную речь, пригожие девушки из бухгалтерии вручили ценные подарки, не забыв чмокнуть его в обе щёки. Было много разных тостов с пожеланиями от коллег, и чего греха таить, позволил себе Сергей Васильевич лишнего, позволил. И, вот результат, уже несколько дней возмущённое таким отношением к себе сердце не даёт ему покоя.

— Давай вызовем скорую или неотложку, — несколько раз предлагала ему, обеспокоенная его состоянием, жена, видя, как он ворочается в постели, положив руку на левую сторону груди.

Но Сергей Васильевич только отмахивался:

— Всё в порядке, не нужно мне никаких врачей. Это я так, придуриваюсь, чтобы ты меня пожалела, проявила, так сказать, женскую заботу и ласку. Вот, видишь, уже ничего и не болит.

На самом деле его тревожила усилившаяся за последнее время одышка. Раньше он соколом взлетал на четвёртый этаж, а сейчас приходилось останавливаться на лестничной площадке каждого этажа и ждать, когда восстановится дыхание, прислонившись к исцарапанной различными надписями и рисунками стенке.

Жена встала сегодня пораньше, и пошла готовить завтрак. У неё в этот день дежурство в библиотеке, никак тоже не хочет уходить на пенсию, старшему сыну нужно на работу, и дочка спешит на занятия, — заканчивает педагогический университет имени Герцена.

Сергей Васильевич проводил всех своих, запер за ними тяжёлую, сделанную ещё в начале прошлого века, покрытую многими слоями коричневой краски и бесцветного лака, дверь с накладными замками и большой старинной бронзовой задвижкой, и пошёл на кухню, попить горячего и душистого чайку с любимым вареньем из раритетного гранёного стеклянного стакана с металлическим, потемневшим от времени подстаканником. Он почувствовал себя лучше, сердце, вроде, немного отпустило, но давящее чувство в груди так и не прошло, сегодня оно было особенно неприятным. Тяжело вздохнув, он решил выйти на улицу, подышать свежим весенним воздухом, погулять в знаменитом Александровском саду, пройтись по любимой Английской набережной вдоль красавицы Невы.

На улице ярко светило ласковое майское солнышко, стены домов украшали разноцветные флаги, слабо колышущиеся лёгким ветерком, а в вольготно расположившемся за зданием Адмиралтейства Александровском саду на деревьях уже появились нежно-зелёные листочки, на газонах вовсю зеленела и тянула к солнцу свои побеги мягкая шелковистая травка. Сергей Васильевич, немного щурясь от яркого весеннего солнца, вскарабкавшегося уже довольно высоко по ярко-синему безоблачному небосклону, не торопясь прошёлся вдоль Гороховой, до Малой Морской, свернул на неё и, прогулочным шагом человека, которому некуда спешить, направился к Исаакиевскому собору. Дивный прозрачный питерский воздух был напоён весенними ароматами, откуда-то сквозь шум машин, доносилось чириканье непоседливых и скандальных воробьёв.

— «Красота то какая!» — подумал он, проходя мимо петербургских домов, фасады которых, словно резьбой, были украшены фигурной лепкой.

Слева показалась гостиница Англетер, у входа в гостиницу привлекала внимание мраморная памятная вывеска, посвящённая погибшему здесь известному поэту Сергею Есенину.

— «Все мы смертны», — ни с того, ни с сего, грустно подумал, вдруг, Сергей Васильевич, останавливаясь на другой стороне улицы, напротив вывески, — даже великий поэт не избежал этой участи.

Он тряхнул головой отгоняя эти дурные мысли, и немного ускорил шаг, выходя к знаменитому собору преподобного Исаакия Долматского, построенному гениальным Огюстом Монфераном.

— «Умели же строить наши предки», — засмотрелся он, невольно останавливаясь, и любуясь огромными полированными гранитными колоннами, возвышающимися, словно гигантские часовые, охраняющие вход в знаменитый собор.

К колоннам вели широкие мраморные ступени, по которым то и дело поднимались и спускались многочисленные туристы. Под золотым куполом, по смотровой балюстраде ходили люди, снизу на такой высоте казавшиеся лилипутами. Сергей Васильевич постоял немного, полюбовался Исаакием, и, двинувшись дальше, пересёк по зебре Адмиралтейский проспект, войдя в Александровский парк. Впереди виднелся знаменитый памятник Петру Первому, восседающему на бронзовом коне, который попирает копытами змею. По дорожке, посыпанной гравием, и проложенной среди зеленеющих газонов, он, не торопясь, дошёл до памятника и, в который раз, засмотрелся на него. Пётр Первый властно указывал твёрдой рукой на противоположный берег, в каком-то порыве, словно собирался сорваться с пьедестала и, одним гигантским прыжком, перескочить на коне через Неву.

— «На берегу пустынных волн стоял он дум великих полн…», — пришли ему на память бессмертные пушкинские строки.

— Привет, соседушка! — неожиданно раздалось сзади.

Сергей Васильевич, очнувшись от своих дум, обернулся и увидел соседа по лестничной площадке — Игоря Степановича. Тот был на двенадцать лет моложе, и работал в Адмиралтействе преподавателем. У него была короткая стрижка, многолетняя армейская выправка, светлые выцветшие глаза, пышные, пшеничного цвета усы и глубокий шрам на левой щеке, полученный во время одного из автономных походов на атомном подводном крейсере, где он служил командиром БЧ — 3.

— И тебе здорово! — отозвался он на приветствие соседа. — Ты как здесь оказался? Тоже погулять вышел?

— Если бы, — вздохнул сосед, — бегал на работу, вот, взял новую учебную программу, хочу на праздниках внести кое-какие исправления. Ладно, извини, тороплюсь, привет жене.

— И Анне Викторовне, привет! — крикнул ему вдогонку Сергей Васильевич.

Он повернулся спиной к воспетой Пушкиным скульптуре великого русского царя, и направился к памятнику знаменитому путешественнику и учёному, действительному члену Императорского Русского географического общества, Николаю Михайловичу Пржевальскому. По пути его прошиб холодный пот, немного закружилась голова и нахлынула слабость. Ноги под Сергеем Васильевичем ослабли, и он чуть не сел на утоптанную тысячами пар ног дорожку парка, но слабость отступила так же неожиданно, как и пришла.

Народу на длинных деревянных, недавно покрашенных белой масляной краской скамейках, кольцом окружающих памятник с гордо возлежащим под бюстом великого путешественника бронзовым верблюдом, навьюченным сумками, было немного. Сергей Васильевич очень любил этот памятник, он, даже, специально купил несколько книг о Пржевальском и прочёл их от корки до корки. Уже приближаясь к невозмутимо и гордо взирающему на прохожих верблюду, он опять почувствовал себя плохо, ноги снова ослабли, стало трудно дышать. Он плюхнулся на ближайшую свободную скамейку и резко, так что отлетела пуговица, рванул ворот рубахи, чувствуя, что ему не хватает воздуха. Мир заволокло туманом, и он начал медленно вращаться. Сергей Васильевич захрипел, почувствовал нарастающую боль в груди и медленно сполз на деревянные перекладины городской скамейки. Уже теряя сознание, сквозь возникший и сгущающийся туман, он увидел тревожные лица направляющихся к нему незнакомых людей…

Придя в сознание, Сергей Васильевич долго не мог понять, где находится. Сначала перед глазами возник незнакомый белый потолок, выкрашенный водоэмульсионкой, и уже успевший покрыться кое-где паутинкой мелких трещин, затем в нос ударили странные запахи лекарств, смешанных с запахами пищи, хлорки, свежей масляной краски и чего-то ещё чужого, стандартного и казённого. Сергей Васильевич попытался сесть, но слабость и боль в груди, не позволили ему это сделать. Он, вдруг, понял, что находится в какой-то просторной комнате, где лежит в казённой больничной пижаме, накрытый лёгким тонким коричневым одеялом на странной кровати без спинок. С трудом повернув голову, он увидел, что кроме него, в этом помещении ещё есть люди, лежащие на таких же кроватях, похожих на металлические носилки с длинными ножками на колёсиках.

— «Это же каталки», — подумал он с некоторым удивлением. — «Куда я попал?»

Люди, лежащие на каталках, выкрашенных светло-жёлтой, местами протёртой до металла, краской, так же были накрыты лишь тонкими покрывалами, к некоторым из них были подключены капельницы. Слева от него, у немного запылённого окна с облупленными деревянными рамами, лежала женщина. Её длинные светлые волосы разметались по подушке и спускались по плечам на простыню. К ней тянулись провода и трубки от какой-то аппаратуры, установленной на металлической стойке в изголовье, аппаратура тихонько гудела и попискивала. Пытаясь понять, где он находится, и осмотреться получше, Сергей Васильевич попытался повернуться на правый бок и немного приподняться. К нему тут же подошла симпатичная девушка в аккуратном и чистом белом халатике, лет двадцати семи, худощавая, невысокая, со стройной фигуркой, длинными, чёрными как смоль, волосами, в очках-лисичках шоколадной расцветки в тонкой изящной оправе, с толстой синей тетрадкой в левой руке. Коротенький белый халатик не скрывал стройные загорелые ножки, а подвёрнутые рукава открывали тонкие симпатичные девичьи руки.

— Лежите спокойно, — сказала она негромко приятным голоском, — Вам нельзя вставать. Сейчас придёт врач и поговорит с Вами.

— Где я нахожусь, и как попал сюда? — тихо спросил Сергей Васильевич.

— Вы находитесь в реанимации, — ответила девушка, заботливо поправляя сбившееся одеяло. — Вас сюда недавно доставила скорая с сердечным приступом. Вы потеряли сознание в парке, но сейчас уже всё позади, не волнуйтесь, скоро придёт Ирина Аркадьевна — Ваш лечащий врач, она осмотрит Вас и всё расскажет.

Солнечный свет за окном отражался в трепещущих от лёгкого ветерка молодых листочках, видимо, солнце заглядывало в эту палату утром, днём уходя на другую сторону.

— Девушка, как Вас зовут? — спросил Сергей Васильевич, не зная, как к ней обращаться.

— Наташа, — улыбнулась она той немного лукавой и такой милой женской улыбкой, от которой так часто тают мужские сердца.

— Ого, — послышался глубокий грудной голос, — мы уже с молоденькими девушками знакомимся. Значит всё в порядке.

В поле зрения Сергея Васильевича появилась высокая улыбающаяся женщина лет сорока, в безупречном новеньком оливкового цвета халате и в такой же шапочке, из-под которой выбивались густые пряди красивых тёмно-каштановых волос. Привычным движением она поправила стетофонендоскоп, выбившийся из левого нагрудного кармана, и висящий у неё на груди, встав рядом с Наташей.

— Как тут дела? — спросила она, — Как новенький?

— Он уже пришёл в себя, — ответила Наташа, немного отодвигаясь в сторону и поворачивая свою хорошенькую головку к вновь пришедшей, — спрашивал, что с ним случилось?

Вошедшая женщина подошла к каталке, посмотрела на Сергея Васильевича своими карими немного раскосыми глазами, и, пододвинув от окна белую видавшую виды деревянную табуретку, села в изголовье, прямо напротив его лица.

— Здравствуйте, — ещё раз мило улыбнувшись, сказала она, — меня зовут Ирина Аркадьевна, я — Ваш лечащий врач.

— Что со мной? — севшим от неожиданного смущения голосом, произнёс Сергей Васильевич. — Вы уже сообщили моей жене? Она будет волноваться и начнёт меня искать.

— Главное, Вы не волнуйтесь, — произнесла врач, успокаивающе положив ладонь левой руки на его предплечье. — Всё будет хорошо. Номер телефона жены мы нашли в Вашей записной книжке. Мы ей обо всём сообщили, и, она скоро приедет. У Вас был сердечный приступ, но сейчас Вам уже гораздо лучше. Полежите здесь немного под наблюдением, мы сделаем кардиограмму, возьмём анализы и подлечим. А сейчас, позвольте, я Вас осмотрю.

Ирина Аркадьевна достала стетофонендоскоп, вставили в уши наконечники, и приложила мембрану его к его груди. Она стала слушать сердце, перемещая головку мембраны, то влево, то вправо.

— Запиши его Наташа, — сказала она, снимая стетофонендоскоп, и засовывая мембрану в кармашек халата, — на кардиограмму, на завтра на девять утра, и дай Клопидогрел с Аспирином.

— Что-нибудь серьёзное доктор? — немного волнуясь, спросил Сергей Васильевич.

— Ничего особенного, — успокаивающе улыбнулась ему Ирина Аркадьевна. — Переутомление, понервничали, наверное, недавно, да и возраст уже — не двадцать лет. Отдохнёте у нас, полежите, лекарства немного попьёте, будете как новенький. А там мы Вас и выпишем.

— С работы меня на пенсию проводили несколько дней тому назад, — стесняясь, произнёс Сергей Васильевич. — Выпил я лишку, вот, наверное, сердце то и прихватило.

— Да, вполне может быть. В вашем возрасте пить алкоголь вообще вредно. Я Вам это как Ваш лечащий врач, совсем запрещаю. — Серьёзно сказала доктор, поднимаясь и отодвигая табуретку. — Скоро Ваша жена придёт, я выпишу ей постоянный пропуск. Сейчас постарайтесь больше спать, и не вставайте ни в коем случае. Наташа за Вами присмотрит. Утром снимем кардиограмму, сделаем пару анализов и решим, как лучше Вас лечить, чтобы побыстрее поставить на ноги.

— Ты, ведь, утром сменяешься? — спросила она Наташу, — Ну-ка пойдём со мной, у меня будет к тебе одна маленькая просьба, там в коридоре свёрток лежит… Впрочем, пойдём, я тебе сама всё покажу.

В коридоре, отойдя подальше от палаты, Ирина Аркадьевна негромко произнесла:

— Наташа, у этого больного я предполагаю трансмуральный инфаркт миокарда левого желудочка. Дашь ему одну таблетку Клопидогрела с Аспирином, а утром перед тем, как ты уйдёшь домой после дежурства, зайди к Михаилу и скажи ему, чтобы подготовил кардиограф. Этому больному, если он тебя спросит, ничего, пока, не говори, не нужно его сейчас волновать. И жене его тоже ничего не рассказывай. Ты ничего не знаешь. Отсылай её ко мне, я сама с ней поговорю.

Сергей Васильевич, успокоенный словами врача, заснул и проснулся ближе к вечеру, когда его разбудила, взволнованная жена. Увидев родное лицо, он заулыбался и, даже, попытался приподняться, но, почувствовав боль в левой стороне груди, опустил обратно голову на подушку.

— Ну, как ты себя чувствуешь? — нарочито оптимистичным тоном сказала она. — Мне позвонили из больницы, и я, не заходя домой сразу прибежала сюда. Купила по дороге фруктов, печенье к чаю, пакет кефира и багет. Но мне не разрешили ничего пронести в эту палату.

— Ничего, — улыбаясь, сказал Сергей Васильевич, — врачам лучше знать, что можно, а что нельзя. Вот, через пару деньков оклемаюсь и поем и фруктов, и печенье, и кефир.

Они говорили и говорили, почти не обращая внимания на окружающих. За больничным окошком как-то незаметно потемнело. В открытую форточку по-хозяйски заглянула жёлтая любопытная луна, выглянула из-за занавески, окинула палату оценивающим взглядом, и не торопясь спряталась за набежавшую тучку.

— Пойду, узнаю, можно будет мне где-нибудь прилечь ночью? — Жена поднялась, поправляя наброшенный на плечи слегка помятый белоснежный халат, и отбрасывая назад прядку каштановых, чуть вьющихся волос, таким до боли знакомым движением.

— Зачем? — сразу же вскинулся Сергей Васильевич, — и не вздумай оставаться здесь на ночь, я чувствую себя уже гораздо лучше, да и врач сказала, что у меня всё хорошо, и волноваться не о чем.

— Но я всё — равно волнуюсь за тебя. А, вдруг, тебе ночью что-нибудь понадобится?

— Ничего мне не понадобится. Тут медсестра дежурит. Между прочим, симпатичная молоденькая девушка, — попытался пошутить он. — Придёшь ко мне утром, тем более что врач обещала выписать тебе постоянный пропуск.

Жена, тяжело вздохнула, ещё немного постояла около кровати, но, в конце концов, попрощавшись, ушла. Перед сном он выпил лекарство, принесённое миловидной и ставшей уже какой-то своей медсестрой Наташей, и заснул довольный, что всё закончилось хорошо.

Ночью он внезапно проснулся от странного и тревожного ощущения, словно кто-то или что-то толкнуло его в бок, и обнаружил, что стоит босиком на полу возле своей каталки и смотрит со стороны на своё собственное, спящее под покрывалом тело. В палате было почему-то светло, хотя за окном была ночь, и все светильники на потолке не горели. Чувствовал себя Сергей Васильевич великолепно, словно и не было у него никакого сердечного приступа накануне. Наоборот, во всём теле ощущалась необыкновенная лёгкость и прилив энергии, словно в далёкие молодые годы.

— «Странно», — подумал он, — «как легко дышится и совсем ничего не болит. И видно всё так чётко, словно воздух стал очень прозрачным».

Легко ступая босыми ногами по кафельному полу, совершенно не ощущая холода от плиток, он прошёлся по реанимационной вдоль нескольких таких же, как и у него каталок, заглядывая в лица спящим людям, а, затем, через приоткрытую дверь, вышел в больничный коридор. Длинный больничный коридор, окаймлённый двумя рядами выходящих в него дверей, освещался несколькими тусклыми, висящими под потолком лампами — ночниками. Впереди, через несколько входов от реанимационной, около которой он сейчас находился, стоял большой белый стол на стройных металлических ножках, за которым, положив голову щекой на изящные ручки, наполовину выглядывающие из коротких рукавов медицинского халата, спала симпатичная Наташа. Её чёрные волосы мягким водопадом спускались вниз по круглому плечику и тёмными струями стекали на стол. Они отлива