Оглавление

Проза, с которой ясно жить

Одесское предисловие

Вы заметили, что практически все одесские писатели переходят к «крупной» форме, уже уехав из Одессы? Тут ведь невозможно писать ничего, кроме рассказов, желательно покороче – вся жизнь одессита проходит на улице, в общении, в наслаждении, тут не до романов (кроме настоящих, конечно, но и те протекают зачастую со стремительной быстротой, о чём так замечательно написал Аверченко). В общем, чтобы стать романистом, нужно уехать подальше, как минимум – в Москву. У Янины Желток всё получилось наоборот – сначала она из Москвы приехала в Одессу, здешний роман её длился долго, а вернувшись на подмосковную дачу, она не засела за «тяжёлую» прозу, но собрала воедино написанные в разных городах и странах ясные, очаровательные в своей прозрачности рассказы, которые читаются так быстро и с таким удовольствием, что невольно притормаживаешь и устанавливаешь сам себе ограничения, чтобы растянуть удовольствие подольше.

Предположу, что эта кристальная ясность – тоже результат долгой жизни в городе, «в котором легко жить, в котором ясно жить».

Эти лёгкость и ясность присутствуют во всех историях – о Розе и Зое, Агате и Марине, в общем, во всех тех, в ком легко угадывается alter ego самого автора. Потому «мне всё удаётся!» - фразу Гали из рассказа «Сыроежка и мясоедка» - вполне может сказать себе и нам сама Желток.

Я неравнодушен к такой прозе по нескольким причинам. Одна из них – сам стараюсь писать коротко. Вторая – обожаю рассказы о путешествиях. Третья – неравнодушен к самому автору. По многим причинам. Хотя бы потому, что рассказы её нежные и всегда вызывают улыбку. Хотя бы крошечную. Кстати, это фраза самого Желтка. Разве можно остаться равнодушным, читая, например, такое: «Если грудь красивая – она может и просвечивать. От этого всем только хорошо»?

И я надеюсь, что та самая монетка, брошенная в воду на Большом Фонтане, ещё приведёт Янину в город, где ясно жить.

Евгений Деменок, писатель

Здравствуй, Африка!

Однажды, когда я ждала второго сына, доктор сказал, что моча у меня не очень: «Это плохо, надо пересдать».

Восемь утра. Иду по улице грустная-прегрустная, потому что у меня моча плохая. Летит первый снег, а на березах еще болтаются желтые листочки. Иду с большим животом, а в сумке у меня баночка, а в ней новый материал для анализа. Баночка кипяченая-перекипяченая, мытая-перемытая, тертая-перетертая. Чтобы сразу было ясно: если с анализом что-то не так — в этом виновата не баночка. Это я виновата.

Шагаю по чуть-чуть, переваливаясь. Снег, холодно, пузо, ждать уже недолго, но от этого еще противней. Первого ждала — носилась на высоких каблуках, работала много и веселилась. Со вторым иначе. Даже подумать о том, как это начнется и чем закончится, так страшно, что мороз по коже.

Иду, небо светлеет, прихожу в консультацию, солнышко показывается. Захожу внутрь, луч из окна падает прямо на стол для анализов. Вижу в контражуре — на белой поверхности стола много-много стеклянных баночек. Все светятся разными оттенками желтого, от бледно-лимонного через темно-апельсиновый и к цвету чая. А над столом стоит, задумавшись, черный-пречерный человек в белом халате с маленьким листочком в руке. Кудрявый африканский студент-медик. Улыбнулась ему и поставила свою баночку.

Дальше думаю: «А если этот парень появится у меня на родах? Институт Дружбы народов проходит практику в нашем роддоме. Что я буду делать?» Неудобно молчать и делать вид, что ничего особенного не происходит. Тут же придумала! Если придет, я скажу ему: «Здравствуй, Африка!»

И все будет хорошо. Посмеялась про себя и пошла домой. Через пару дней доктор сообщил, что анализы в порядке. Значит, в прошлый раз виновата была не я, а баночка: видно, что-то к ней прилипло и испортило мой прекрасный результат.

В последний день осени, в тот день, когда родился мой сын, большая группа студентов из университета Патриса Лумумбы действительно пришла принимать роды и наблюдать за родами. Там были и чернокожие, и желтокожие, и несколько индусов, индианок и мексиканок — всякие-разные ребята в белых халатах, будущие врачи. Человек тридцать. Появились они ровно в восемь утра. А мой сынишка будто знал об этом. Он поспешил и родился в 7.45. Толпа разноцветных студентов втиснулась в коридоры, когда я уже лежала со счастливой и максимально широкой улыбкой на каталке и слушала, как кричат новорожденные. Красивая очень смуглая студентка подошла и спросила, можно ли измерить мне давление. Конечно, можно! Давление в тот день было у меня отличным. Да и в целом! Мероприятие прошло успешно. Главное, пупсик родился крепким и прожорливым. Таким, как надо. Здоровые дети — счастье для родителей, как говорит наш дедушка.

Так что кричать «Здравствуй, Африка» в тот раз не понадобилось. Лишь десять лет спустя я сказала эту замечательную фразу уже на африканском континенте. Вот как долго Африке пришлось меня ждать!

Женя Валентинов в парке Биссола

Как-то в начале мая художник Женя Валентинов приехал в Венецию на биеннале современного искусства. Поселиться в самой Венеции ему не удалось, он выбрал маленькую гостиницу на материке, в двадцати минутах от Венеции, в городе Местре. Женя приехал из аэропорта в городок Местре, заметил двух медленно шагающих черных-пречерных парней, подошел к ним и спросил, где его улица и знают ли они гостиницу, в которой он собрался остановиться. Ребята спокойно и явно с удовольствием стали объяснять, куда идти, а потом сказали, что покажут, и повели Женю. По дороге Женя Валентинов рассказал про себя, спросил, откуда ребята, — из Кении, — поинтересовался, как их звать. Оказалось, симпатичного негритоса с волосами-антенками зовут Тупак. И второго крепкого коротко стриженного с широким носом — Адам.

— Тупак и Адам — отличная компания! — сказал Женя Валентинов, и они расхохотались все вместе — прямо как на открытке Фестиваля молодежи и студентов 1957 года.

Имя «Тупак» переводится как «два пакетика». Поэтому Женя Валентинов плавно перешел к новой теме. Он спросил у Тупака, есть ли тут трава и хорошая ли. Темнокожие ответили, что трава есть, очень хорошая, и достать можно.

— Кто может достать? — спросил Женя.

— Я, — ответил Тупак.

— А как тебя найти?

— Напротив твоей гостиницы кафе. Сядь в кафе, закажи чашечку кофе, и я появлюсь, — сказал Тупак.

Жене Валентинову такой ответ очень понравился, потому что он верил в волшебство. Но сколько Женя ни тужился, ни всматривался в улицы Местре, желая увидеть его снова — Тупак не появился. Ждать в кафе Женя Валентинов совсем не мог — утром он садился в автобус и уезжал в Венецию на выставки биеннале, а возвращался Женя, когда было уже темно.

Как-то один венецианский аристократ спросил Женю Валентинова, где он остановился. Женя ответил: «В Местре». На что итальянец в рубашке с кружевными манжетами ответил почему-то по-русски: «Местре — это как ваш Житомир».

«Какой высокомерный», — подумал Женя Валентинов. Женя давно решил не обращать внимания на слова и мысли высокомерных людей. Ясно, что жить в самой Венеции здорово, но и в Местре неплохо. В Италии везде прекрасно, особенно когда попадаешь туда впервые. Художник Женя Валентинов приехал в Италию первый раз.

Когда дома по интернету он искал гостиницу в Местре, то выбирал между двумя маленькими. Первую держали китайцы, в отзывах писалось: все такое микроскопическое, что только для китайца и подойдет. А про вторую гостиницу Женя прочел, что ее держат индусы. Это был решающий момент. Женя Валентинов любил Индию и индусов, особенно индийских старцев в оранжевых тогах. Именно с ними на берегу Ганга Женя Валентинов курил джа и радовался. Седые старцы в чалмах и с длинными бородами сидели с Женей и тоже радовались.

В гостинице в Местре Женя узнал, что держат ее не индусы, а ребята из Бангладеш. Они на самом деле очень похожи на индусов, если не спросить — индус и индус. Говорят на английском. А между собой на своем. Женя Валентинов как-то спросил хозяина гостиницы:

— Ты на каком языке говоришь?

Хозяин ответил:

— Это банга! Банга! Язык Бангладеш.

В Венеции и в Местре все люди, похожие на индусов, на самом деле не индусы, а бангладешцы, как-то у них получилось именно в эту область Италии переехать и там застолбить себе местечко.

Женя Валентинов снял комнатку с завтраком. Завтрак подавал совсем юный парень из Бангладеш по имени Шубо. Именно на Шубо выпал жребий Жени Валентинова. Потом уже в других путешествиях Женя называл других людей, которые помогали ему найти траву: «Мой Шубо». После завтрака Женя Валентинов тихо спросил красивого белозубого Шубо:

— Скажи мне, тут можно достать траву?

Шубо вывел Женю Валентинова на крыльцо и шепотом ответил, что в Местре есть специальное место, где можно купить траву и гашиш. Называется парк Биссола. Это большой парк, и в центре парка круглое озеро. Там собираются ребята, которые интересуются этой темой.

— Ты сможешь меня туда отвести? — спросил Женя Валентинов.

— Могу. Только поздно вечером. И никому не говори, — прошептал в ответ Шубо.

Женя и Шубо договорились встретиться вечером на углу.

— Никто в отеле не должен видеть, куда мы пошли, — сказал Шубо.

Этим вечером Женя Валентинов приехал из Венеции раньше обычного. Парк Биссола оказался на самой окраине города. В парке было темно и прохладно. Какие-то подозрительные люди ездили на велосипедах вокруг круглого озера. К Жене Валентинову и Шубо подъехал толстый темнокожий и предложил какие-то снадобья, Шубо не понравилась цена, и он отказался. Дело еще в том, что Шубо хотел купить у своего продавца. Они дождались «своего», то есть — бангу, и взяли у него кусочек гашиша за двадцать евро. Тут Женя Валентинов показал новым товарищам свою бескрайнюю, как степь, душу художника. Он не сделал так, как сделал бы на его месте другой: купил, взял и ушел. Женя Валентинов сказал:

— Ребята! Как хорошо, что мы нашли траву. Давайте теперь покурим вместе!

Шубо и его приятель удивились, затем возрадовались и ответили:

— Конечно! Тут есть замечательное местечко прямо у пруда. Сядем там, забьем и покурим.

Они сели на гранитный бортик круглого озера и раскурили трубку мира. Женя посмотрел в воду и увидел, что совсем рядом с ним проплыла рыба. То ли карп, то ли карась. Размером с упитанную собаку. Женя Валентинов всмотрелся и увидел еще много рыб и все они были огромными, просто гигантскими. Кишмя кишели. Женя сказал товарищам:

— Ребята! Вы видели рыб?

Тогда и эти двое посмотрели в воду:

— Ух ты, — отвечают, — здоровенные! А мы и не знали! Мы туда никогда не смотрели.

А рыбы все подплывали и подплывали. Чешуя их в воде чуть-чуть светилась. Наверное, рыбы ждали, когда их будут кормить. Или просто ребят рассматривали. Или дым нюхали: хороший джа или не очень? Хороший! Не наврал Шубо. Ребята посидели еще, подышали. Рыбы рядом с ними поплавали, понюхали, они высовывали морды и что-то рассказали, открывая рты. Что они говорили? Что хорошо живется в воде озера в парке Биссола. И кормят, и тепло, и пахнет вкусно. Посидели, а потом все — Женя Валентинов, ребята-банга и упитанные светящиеся рыбы — разошлись и расплылись по домам.

Тем вечером Женя Валентинов долго не мог успокоиться. Не спал, ворочался у себя в каморке и все повторял это странное слово: «Биссола! А Вы говорите — Венеция. В каналах Венеции точно ни одной рыбы не водится. А тут вот какие!»

Джузеппе и его любовь

Это было путешествие, к которому я часто возвращаюсь в мыслях. Думаю, воспоминание о нем так и останется одним из самых приятных и значительных, потому что это была моя первая поездка в Венецию.

Мы отправились в Венецию с Вероникой в гости к ее приятелю Карло. Вся семья Карло состояла из поклонников Венеции, они так любили город, его острова и мостики, что несколько лет подряд снимали квартиру на Каннареджо.

Фотографу Карло было тогда за сорок, его родители жили в Милане и наведывались в «венецианские апартаменты» только время от времени на выходные. Постепенно мысли об экономии перебороли мысли о любви к городу на воде, и семья решила прекратить свое расточительство. В Венеции и так всегда присутствует особенное щемящее и острое чувство: то ли ушедших времен, то ли утекших вод, а может быть, это грусть о не случившихся любовях и не подаренных подарках. Карло все повторял, что эти выходные — последние в его отношениях с венецианской квартиркой, что звучало довольно печально.

Но пока я не знала про венецианскую грусть, мы ехали в машине Карло на восток в сторону моря. Тут Вероника схватила меня за рукав и жарко зашептала в ухо:

— Когда мы приедем, обязательно попроси Карло, чтобы он рассказал тебе историю своего брата!

(Мы познакомились с Вероникой накануне весной, когда я только начала писать мои тексты. Я читала ей вслух, и Вероника cтала первым человеком, кто воспринимал меня как писательницу. Это было новинкой в моей жизни. И очень приятной).

— Что за история? — спросила я.

— О том, как брат Карло встретил очень богатую женщину. Не хочу тебе рассказывать, там куча подробностей! Они познакомились крайне необычно.

Мы ехали по трассе, которую окружал индустриальный пейзаж — заводы, фабрики, гигантские склады. Время от времени вдали появлялись синие горы или проносилась старинная колокольня. Никакой сбивающей с ног красоты. Только небо, небо над Италией, было выписано тоненькой кисточкой, как на картине старых мастеров.

Мы оказались в Местре. Стемнело.

— Въехать в Венецию на машине нельзя, — объяснила Вероника, — машина останется в Местре. Мы сядем в электричку и через десять минут будем в Венеции. Билет один евро.

— Там другое измерение, другая реальность, — сказал Карло, — все осталось точно таким, как было пятьсот лет назад.

Поезд с мягкими серыми креслами подкатил к Венеции, мы оказались на вокзале Санта Лючия, просторном и высоком. Мы шагали в полночь по ничем не примечательному европейскому вокзалу. Я уже стала волноваться, что ничего необыкновенного сегодня не произойдет. Открываю дверь вокзала, по инерции прохожу пару шагов и понимаю, что… Удивительным образом мы оказались прямо в первой сцене фильма «Казанова» Феллини. Перед нами Большой Канал, на той стороне дворцы, в воде отражаются окна и фонари, мост из фильма! По каналу движется черная гондола, и управляет ею гондольер в канотье и матроске. Слева и справа в черноту неба взмывают маленькие синие салютики. Карло и Вероника оглядываются и смотрят на меня. Ты прав, Карло! Тут другое измерение. Просто кайф!

Действительно. Мы в Венеции. Шагаем по мостовым, перебегаем через мостики. В памяти всплывает давнишний сон. Мы в Венеции с моим папой. Я захожу в какую-то лавочку, он в музей. А улицы, мостики и рукава рек начинают двигаться сами собой. Мы теряемся с моим папой. Хочу вернуться, но это невозможно: найтись здесь трудно, а потеряться очень легко. Это состояние я снова чувствую уже в настоящей Венеции, как только оказываюсь здесь.

Вечером мы попадаем на вечеринку с танцами и напитками в настоящий венецианский дворец, увешанный коврами и старинными люстрами, с выходом на Гранд канал.

Когда первые восторги улеглись, во второй вечер нашей Венеции в квартире на четвертом этаже собралась компания приятелей. Карло сварил много спагетти, и я, наконец, спросила его про брата. История действительно оказалась достойной рассказа.

Жил-был Джузеппе, старший брат Карло. Джузеппе был не то что аутистом, но очень малообщительным человеком. Какое-то время он обитал в той же уютной небольшой квартире в Венеции, где мы гостили.

Джузеппе ничем особенно не занимался. Целыми днями сидел в интернете, хотя было ему уже пятьдесят. Сидел за компьютером и играл в игру. Тут Карло рассказал мне, что есть очень модная игра, воссоздающая реальность. В этой игре люди выбирают себе разные роли, профессии и хобби и живут в образах своих персонажей. Там, в интернете! Они строят дома, делают ремонт, заводят собак, зарабатывают, знакомятся друг с другом, женятся и растят детей. В виртуальной реальности. Тут мне сделалось жутко. Я подумала: неужели это наше будущее? Неужели такая игра скоро будет тут у нас на русском языке, и придется так глубоко погрузиться в несуществующую реальность, чтобы ходить на свидания и рожать там — в интернете — детей?!

Прошло уже семь лет, и ни один из моих знакомых не играет в эту игру. Кажется, пронесло!

Но речь не про меня и друзей, а про Джузеппе, старшего брата Карло, который любил компьютеры и был социопатом. Он сидел в Венеции и играл в игру. Играл уже много месяцев, у него были там друзья и жена, с которой они завели ребенка. Хотя не уверена. Может быть, они завели собаку. Большую часть дня Джузеппе был онлайн — и счастлив. У него и его виртуальной супруги сложились чудесные, душевные отношения.

Именно в этот сладкий момент у родителей великовозрастных братьев-холостяков снова заработали счетчики на водомерах. Родители сказали: «Как так! Джузеппе сидит без дела, нехорошо! Джузеппе должен пойти работать, иначе нам нечем будет оплачивать квартиру в Венеции. Пусть идет и работает. Пусть найдет работу официанта». Так славные времена, полные неги, рассматривания зеленой воды каналов и красной черепицы церкви напротив, подошли к концу. Джузеппе устроился работать в маленький венецианский ресторан. В зале было шесть столов, их должен был обслуживать Джузеппе, работы не очень много, но с непривычки он быстро уставал и, возвращаясь домой на четвертый этаж, сразу ложился и засыпал, совсем забросив онлайн-пространство.

Но не стоит забывать, что за виртуальной женой Джузеппе скрывалась реальная женщина. Обнаружив, что ее любимый супруг перестал приходить домой в игру, она начала бить в колокола! В этот момент она вспомнила, что и Карло, младший брат, тоже был персонажем игры.

Джузеппе, старший брат Карло, не отвечал на письма супруги много дней. Тогда она написала младшему брату, нашему другу Карло, точнее — персонажу Карло, и спросила, что случилось с Джузеппе и как теперь быть. Карло объяснил. Он ответил, что Джузеппе, его мудрому старшему брату, пришлось пойти на поводу у семьи, и теперь он работает, очень устает, и ему не хватает сил на игру. Но в целом Джузеппе здоров, и все очень хорошо.

Прошло несколько дней. И вот Карло открывает игру и читает удивительное письмо.

Я знаю, что некоторые письма обладают волшебной силой.

Я даже читала однажды такое письмо.

Письмо, прочитав которое, человек вдруг далеко перемещается в пространстве или начинает играть новую для себя роль.

Карло тоже понял, что получил особенное письмо. Беата, жена Джузеппе по игре, писала, что она любит Джузеппе по-настоящему. Она хочет выйти из игры и увидеть его таким, какой он есть. И приехать туда, где уже человек — реальный Джузеппе, а не персонаж, — будет ее ждать.

— Я позвонил Джузеппе сюда, — Карло обвел руками комнату с видом на зеленый канал, мостик и красную крышу церкви, — и сказал: «Брат, она любит тебя! Тебе нужно познакомиться с ней в реальности».

Дальше была неделя сомнений Джузеппе. Так много раз люди, выбираясь из сетей, смотрели друг на друга и не находили тех, кого хотели обнаружить под маской… Вдруг они совсем разные? Беата в реальности и Беата из игры. А вдруг не подойду я? Джузеппе терзался.

Следующая неделя ушла на переговоры с дамой. Она оказалась испанкой, жила в Барселоне и была готова приехать в Венецию, чтобы увидеть Джузеппе.

И вот в один прекрасный день Джузеппе встретил Беату на вокзале Санта Лючия. Они сразу понравились друг другу. Они гуляли по Венеции, а их симпатия становилась все гармоничнее и глубже. Джузеппе пригласил Беату домой и:

— Он взял ее прямо на этом столе! — торжественно произнес Карло, — они страстно занялись любовью. И он кричал! И она кричала! Они стонали так громко, что внизу на площади собралась толпа, которая слушала их стоны. И когда их голоса слились в финальной прекрасной песне, когда они оба пережили великолепный и лучший в жизни оргазм, люди на площади зааплодировали!

Они устроили овацию любовникам, которые обрели друг друга в виртуальном пространстве и, наконец, встретились здесь. В Венеции.

Оказалось, что дама из Барселоны — вдова очень богатого человека, и она ведет бизнес своего мужа. «Настоящая миллионерша!» — сказал Карло.

Они решили пожениться и уехать в Барселону.

История была триумфальной и в то же время немножко грустной. Ведь если бы Джузеппе не уехал из Венеции, никому не нужно было бы оставлять эту уютную квартиру недалеко от моста Риальто.

Потом фотограф Карло, настоящий реалист и немножко нытик, перечислил моменты, которые ему не нравятся в браке старшего брата.

Джузеппе в его пожилом возрасте пришлось покинуть Италию и поселиться в Барселоне. Там у него нет ни родителей, ни брата, ни друзей, ни знакомых. Джузеппе может загрустить. Кроме того, несмотря на кучу денег Беаты, Джузеппе сексист и поэтому не хочет сидеть на шее у жены.

— Я его понимаю, — говорит Карло, — Джузеппе не дурак!

И вот все итальянское семейство ищет для старшего брата небольшой ресторанчик, где он будет работать официантом, теперь уже в Барселоне.

— Просто, чтобы он чувствовал себя хорошо и нашел новых друзей, — говорит Карло.

История закончена, Карло собирает пустые тарелки из-под спагетти и уносит в кухню, погружает в мойку и тут же возвращается с криком:

— Представляешь! Письмо! А в нем: «Я на самом деле люблю твоего брата!»

— Такая романтичная история, — вздыхает Вероника.

Тут я вспоминаю, как должен вести себя образцовый гость, подскакиваю и несусь в кухню, чтобы мыть тарелки после вкуснейших спагетти. Мощный напор воды! Горячая и чистая вода Венеции. Такая же горячая, чистая и напористая, как история, которую нам только что рассказал Карло.

Все сидят за столом довольные после спагетти. «Ван лав» напевает кто-то. Одна любовь. Любовь в жизни Джузеппе, старшего брата Карло. И сама Венеция тоже — одна любовь. Ван лав.

Today I will shine

Мы ехали с Марией из Харькова в Белгород. Там очень приятная пешеходная граница между Украиной и Россией. На такси до границы, пешком минут 15, маленькая очередь, а может, совсем не будет, опять пробежка-прогулка, и на втором такси до вокзала в Белгороде. В Харькове на вокзале Мария, дама в возрасте, бодрая и с красивыми волосами, попросила подержать для нее место: мы первыми пришли к пустой пока что маршрутке до границы. На ее белой футболке переливалась надпись: Today I will shine.

Мария пошла к водилам и сказала, что ужасно спешит, поэтому ехать надо уже, но водители пропустили ее слова мимо ушей:

— Места займут, и поедем, — отвечали они.

Мы тронулись минут через двадцать. В пути мы говорили про Одессу. Мария рассказала, что сын ее знакомых с девушкой переехал из Харькова в Одессу:

— Очень хороший мальчик-врач. Родители продали его квартиру в Харькове и на эти деньги купили ему квартиру в Одессе. Но что-то не складывается с девушкой, хотели пожениться, а теперь в Одессе все разваливается или развалилось.

— А почему? В чем дело? — спросила я.

— Она девочка из Киева, ей нравятся новые порядки. Он тоже совсем молодой, но у них родня в России, и вот стали ссориться из-за политики. Похоже, свадьбы не будет! Как жалко.

— Обычная история, люди меняются в других городах, — отвечала я, — может, к лучшему? Так ведь бывает?

— Все бывает, — ответила Мария, — может, найдет новую невесту. Глядишь, лучше прежней!

Так мы беседовали, не напрягаясь. У меня была масса времени до поезда. А Мария, наоборот, все повторяла, что она спешит, потому что должна сегодня же вернуться обратно в Харьков, на Украину. Надо успеть.

Два раза за день перейти через границу. Интересное дело. Обычно у пограничников мозг закипает, если они видят отметку «туда» с сегодняшней датой, когда им уже нужно поставить штамп «сюда». Лица их вытягиваются, они чешут репу под фуражкой и спрашивают:

— Вы что, сегодня въехали?

Хотя там стоит число — сегодня. Если въехали вчера — это их не удивляет. А «сегодня» вызывает некий, как говорят подростки, «разрыв шаблона». Но Мария почему-то не боялась вызвать подозрение. Почему?

Солнышко сияло над полем с желтыми подсолнухами. Мария уютно молчала рядом. Мелькали поля, деревушки, столбы с рекламой. Я стала думать: «Наверное, Мария — не просто Мария. Скорее всего она драгдилер, раз ей надо вернуться сегодня, и она все время об этом помнит».

Летя с ветерком в машине под палящим украинским солнцем, я почувствовала себя героиней фильма Тарантино, едущей рядом с душевной дамой-драгдилером. От этой мысли мне сделалось хорошо, как бывает, когда начинаешь смотреть фильм про Америку. Действие разворачивается, быстро увлекая зрителя. Она-то драгдилер. А мне-то — в любом случае ничего. Я же просто еду рядом, будто фильм смотрю.

На границе Мария убежала вперед, но перед пропускным пунктом мы снова встретились: у пограничников случилась пересменка.

— Ты знаешь английский? — спросила меня Мария, когда мы вместе с группой других пешеходов нашли место в теньке у шлагбаума.

— Знаю, — ответила я.

— Можешь перевести, что у меня написано? Я не все слова понимаю. Тут вроде бы «Сегодня я собираюсь»… а дальше что?

— Классный текст! «Сегодня я буду светить». Это слово «шайн» часто употребляется со словом «солнце». The sun is shining!

— Какая хорошая надпись! — заулыбалась Мария.

— Я сразу перевела, как только вас увидела.

Мы перешли через границу и снова побежали. На российской стороне Мария догнала меня, и оказалось, что она как раз вмещается четвертым пассажиром в «Волгу», которая готова стартовать в Белгород. Мы опять сидели вместе, и тут я решилась спросить:

— Мария, какая у вас профессия?

— Я инженер, но давно не работаю.

— Почему же вы так торопитесь в Белгород? Я думала, вы — курьер.

— Что ты! Куда в мои годы?! Еду в Россию за пенсией, а потом возвращаюсь домой, в село под Харьковом.

По дороге Мария несколько раз наотрез отказалась от заездов в аэропорт и еще куда-то, как предлагал таксист. Ей надо без проволочек оказаться на месте. Она попрощалась у вокзальной площади, и снова я увидела убегающую Марию.

Опять я подумала: вот было одно государство. И никакой границы. А теперь государства два, флаг и деньги разные. Люди лет двадцати пяти — тридцати иначе как две отдельные страны эти два огромных пространства не воспринимают. Люди постарше по-прежнему удивляются. А некоторые даже умудряются получать пенсию в соседней стране. Может быть, даже в двух этих странах Мария получает две — не думаю, что большие — пенсии. Вот же чудеса.

Выходит, что фильм я смотрю не про наркотики. Хотя наркотики тоже едут через все границы. Но про них ни слова, это совсем другой фильм.

Кувалда утром

Утром я замерзла и надела свитер. Кошка Кувалда тоже замерзла и залезла ко мне под одеяло. Скользнула, гладкая, как змея, и прижалась к ноге. И тут же стала выбираться, царапаясь и расталкивая одеяла: услышала, как в шкафу завопил ее спиногрыз. Помчалась к нему:

— Что случилось, сынок?

— Мама, я есть хочу. Что на завтрак?

«Что на завтрак? Что на завтрак?» — заметалась Кувалда.

— Вот тебе все мои восемь сисек, только не пищи!

Котенок схватил лапами и зубами конец молокопровода, уперся носом и лбом в материнский белый волосатый живот и начал громко на весь дом:

— Чаф-чаф! Чаф! Чаф! Чааааф!

Разбудили меня окончательно. «Вот и с людьми так же, — подумала я. — Кстати, а что на завтрак? Сейчас проснется народ и начнет требовать. Мне так легко не отделаться, как кошке Кувалде».