Авария на Чернобыльской АЭС. Никто даже не представляет — что ждет страну?! Даже жена генерального секретаря ЦК КПСС! Строптивая «первая леди» не смотря на запреты едет в зараженную зону… А, тем временем, известного советского иммунолога, ученого с мировым именем, неожиданно арестовывают. Сотрудники КГБ узнали — он изобрел «чудо-вакцину» от рака и лучевой болезни. Арестованного профессора везут к самому главному в СССР человеку — Генеральному секретарю ЦК КПСС.
Все персонажи и события вымышленные — совпадения возможны лишь случайно, за что автор ответственности не несет.
Владимиру Александровичу Козлову — российскому иммунологу посвящается:
Есть много истин, правда лишь одна:
Штампованная, признанная правда.
Она готовится из грязного белья
под бдительным надзором государства.
Над горизонтом висел малиновый восход. Необычное, яркое зрелище зачаровывало. Всполохи временами гасли, и потом вновь бурлили в воздухе, словно пламя адского огня. Они, то носились, сбиваясь в кучу закрученными, как спираль облаками, то растворялись в тяжелом и густом апрельском небе. Восход был немного похож на малиновое варенье, которое пролилось на чистую свежую темно-голубую скатерть. Люди стояли и смотрели, замерев от жуткой реалистичности происходящего. Смотрели и понимали, совсем скоро этот малиновый восход начнет убивать, начнет преследовать их, выгонять из своих домов, и превратится в настоящий кошмар бытия, но это будет лишь в ближайшем будущем. А пока, пока это было так красиво, так адски красиво!
ЧАСТЬ I
ПЕРВЫЕ ВСТРЕЧИ
Российская Федерация. Красноярск
2010 год
Сквозняк. Неожиданный и какой-то тревожный.
Нет, не тревожный, а пугающий. Чувство неприятное.
Вдруг тебе становится немного прохладно. Просто прохладно и немного страшно от соприкосновения воздуха со щекой, с кожей.
Тихо и неопределенно от движения воздуха, от неизвестности. Неизвестность, она такая нежеланная, наверное, даже страшней самой неприятной и ужасной новости. Страшней тяжелой и мучительной определенности. Неизвестность — сама по себе уже есть мука.
Негромко хлопнула дверь, вернее она даже не хлопнула, а лишь тихонько скрипнула, словно пугаясь звуков. Пугаясь вообще нарушить что- либо: тишину, течение времени, но она скрипнула, скрипнула и застыла.
Мужчина невольно поднял глаза и оторвал взгляд от документов на столе. Он застыл в неудобной позе сидя за своим письменным столом. Как-то картинно приподняв локоть, словно замерев, в процессе детской игры. Ему двигаться не хотелось.
Вернее, он не спешил двигаться. Он замер на несколько секунд и даже не дышал. Перед ним на стуле сидел человек. Как он появился в кабинете — хозяин не мог себе даже мысленно представить. Гость, словно возник из ничего, именно его возникновение и сопровождалось еле заметным сквозняком. Движением воздуха, которое тут же исчезло, растворилось в глубине кабинета.
Человек, сидящий за столом, постепенно пришел в себя от неожиданности. Он старался не показать незнакомцу напротив — своё смущение, свою растерянность, но у него это не получилось.
Сглотнув слюну, человек за столом с трудом выдавил из себя:
— Вы кто? Вы это что? Вы зачем тут?
Незнакомец на стуле — молчал. Он, положив ногу на ногу, пристально смотрел на хозяина кабинета. Смотрел странно: не злобно и не внимательно, не с жалостью или удивлением, а как-то пристально-увлеченно, словно призывая человека за столом взглядом-рентгеном.
Но этот рентген был лишь исследовательский, безвредный.
— Вы кто? — повторил вопрос хозяин кабинета.
Его голос окреп. Вернулось самообладание. Мужчина немного расслабил галстук и расстегнул пуговицу на рубашке:
— Я сейчас охрану вызову. Я попрошу вас удалить, — не злобно, но внушительно уверенно, добавил хозяин кабинета.
Гость молчал.
Он даже не ухмыльнулся. Ни один мускул на его лице не дрогнул. Эта уверенность вновь заставила волноваться человека за столом.
— Вы, что не понимаете?! Я ведь не шучу! Кто вы такой?! — окончательно разозлился хозяин.
Гость вновь выдержал паузу, которая уже точно была лишняя, потому как напряжение, опять всколыхнуло воздух в кабинете.
— А вы эмоциональный, как я себе и представлял. Эмоции, это хорошо. Без эмоций невозможно сделать то, что ты хочешь искренне. И это нам пригодится, вернее — вам пригодится.
— Что пригодится?! — совсем обомлел мужчина за столом.
— Ну, нашему делу пригодится. Немного эмоций и немного интереса, и все, будет, так, как и должно быть.
— Какого интереса?! Вы, что тут говорите?! Вы про, что говорите?! Перестаньте! Поверьте, мне очень не хочется вызывать охрану. Вы человек пожилой. Но, вы, правда, меня пугаете! — хозяин кабинета говорил искренне.
Он встал из-за стола и подперев бока руками, тяжело вздохнул. Наконец-то хозяину кабинета удалось рассмотреть непрошеного посетителя.
Суховатый мужчина с жилистыми руками, небольшой головой и немного нелепо длинными ногами. Лицо совершенно, искусственное, какое-то немного карикатурное, правильное и чистое. Но «чистое», не «от излучаемой доброты», а чистое от эмоций и теней: белесое, ровное, как инкубаторское яичко, глаза глубоко посажены, серые и совершенно равнодушные. Казалось, в них нет мысли, в них нет искорки жизни, в них ничего нет. Просто правильные серые глаза. Ровные губы. Немного бледноватые. Обычный нос и слегка подрумяненные щеки. Если бы не морщинки, которые вились на переносице и возле глаз, то могло показаться, что это человек без возраста.
А так…
Так хозяин кабинета, навскидку, дал этому мужчине что-то в районе пятидесяти семи, пятидесяти восьми лет.
— Мне шестьдесят девять, — словно прочитав мысли, сказал незнакомец.
Хозяин кабинета вновь вздрогнул:
— Да какая мне разница сколько вам?!!! Я просто зову охрану… и все, — обиделся он. — Мне все равно, сколько вам лет.
— Нет, не все равно. Вы думаете, что я очередной городской сумасшедший и со мной опасно оставаться один на один, хотя я агрессии не излучаю. Напротив, на всякий случай нужно позвать еще кого-то в кабинет. — Так вам дал рекомендацию один из психологов с которыми вы сотрудничаете на проекте про экстрасенсов. И вы ему поверили?! И правильно сделали, это хороший психолог, его рекомендации правильные. С нездоровыми психически людьми, не стоит оставаться один на один. И дело даже не в том, что они могут на вас наброситься и нанести физическую травму, а дело в том, что, оставаясь один на один с психически ненормальным человеком, можно легко запутаться в сознании, и начать сомневаться. То есть начать следовать его логике и потом ловить себя на мысли, что в принципе он может говорить истину. И еще не понятно, кто из вас не нормальный, поэтому лучше оставаться с психически больным в кабинете еще с кем-то. Так по крайней мере вас будет большинство. Это основы, правильные основы вашей психической безопасности.
Хозяин кабинета вдруг поймал себя на мысли, что полностью соглашается с убедительными доводами незнакомца. Ведь тот говорил настолько веско и уверенно, что хотелось лишь кивать головой и поддакивать. А гость, меж тем, продолжал свою мини лекцию:
— И еще — вы боитесь, что я пришел высказывать вам претензии по поводу ваших репортажей, поэтому предпочитаете, что бы все претензии тоже звучали при свидетелях. Это правильно. И это разумно.
— Вы кто? — немного успокоился хозяин кабинета. — Экстрасенс, что ли очередной? Если да, давайте я правда позову редактора нашего проекта экстрасенсов. Она, правда, вам поможет. Более того, я сам хочу, чтобы вам помогли, и может правда, вы поможете нам. Хороший экстрасенс на дороге не валяется, и он нам, ой, как нужен.
— Бросьте Петр Сергеевич, какой я экстрасенс?! Вы же видите, я на экстрасенса не похож.
Хозяин кабинета вновь задумался, он помассировал лоб и, сделав жест, что-то вроде: «добро пожаловать» — развел руки и тем самым, дав понять, что окончательно смирился с присутствием незнакомца:
— Чаю хотите, или кофе? — спросил хозяин и направился к тумбочке в углу.
На ней стоял красивый электрочайник. Рядом примостилась вазочка с сахаром и пару чашек.
— Кофе у вас нет. Растворимый я не пью — это гадость, шелуха пережаренная, а от чая не откажусь. Налейте, если можно, покрепче черного чая и без сахара, — бросил ему в спину незнакомец.
— Как скажите?! И все-таки вам, наверное, жарко, а вы в пальто сидите. И потом, сверток этот, ваш в руках, меня тоже немного волнует — пробубнил Петр Сергеевич, разливая чай по чашкам.
— Мне не жарко. И вообще у меня нет привычки снимать верхнюю одежду в чужом кабинете. Это вне моих правил. Вы не об этом беспокоитесь, — Петр Сергеевич спиной чувствовал, что непрошенный гость, рассматривает каждое его движение.
— Ну, как знаете, мое дело предложить, — хозяин кабинета, поднес две чашки с чаем и поставил их на свой стол.
Он медленно пододвинул стул, что стоял у стенки и присел рядом с незнакомцем, словно посетитель в кафе. И лишь сейчас он позволил своему любопытству внимательно рассмотреть сверток в руках мужчины. Это был не сверток, скорее большой конверт из плотной серо-желтой канцелярской бумаги. Просто конверт похожий на письмо из далекого прошлого.
— Кстати, предлагать буду я. И я буду предлагать вам такое, от чего будет зависеть не только ваше нервное напряжение и равновесие, но и ваш успех, — ровным голосом сказал незнакомец — отпив чай. — Ваш личный творческий успех. А это ведь очень важно для творческой личности, такой как вы, Петр Сергеевич. Порой важней материальных благ и спорить не надо, я это знаю точно.
Хозяин кабинета усмехнулся:
— Может все-таки, давайте познакомимся? — робко спросил Петр Сергеевич.
— Давайте. Я про вас в принципе все знаю, — незнакомец вновь пристально посмотрел в глаза собеседнику. Он медленно отодвинул от себя чашку и вздохнув кивнул головой:
— А вы про меня можете знать, лишь, только имя отчество, больше я вам все равно ничего не скажу. Да и не надо вам больше ничего знать, поэтому, если вас устроит такая форма знакомства — готов! — четко и уверенно сказал гость, и не дав хозяину кабинета смутится, тут же добавил. — Итак, о вас: Петр Сергеевич Попов, сорок два года. Редактор телекомпании «Апрель». Образование высшее. Женат второй раз. От первого брака дочь, ей двадцать лет. От второго — две дочери, девять и семь лет. Не курит. Экспрессивен. Азартен. Осторожен. Увлекается футболом. Образование высшее — техническое. Пишет книги. Из женщин предпочитает брюнеток. Мечтает жить за границей. Сентиментален. Это о вас. Теперь обо мне.
Хозяин кабинета махнул рукой и устало прикрыл глаза ладонью:
— Началось, опять вот данные. Досье. Да я знаю, знаю, что вы там собираете на меня. В принципе, мне все равно. Нет не все равно, волнует конечно. Не каждому приятно, что про него собирают данные. Слушают телефоны, небось, но, тут такова игра. Вернее, правила игры. Вы пришли, сюда, чтобы давить на меня?! Наверное, и я знаю, что вы будете давить. Неприятно конечно, но я готов. Вы пришли чего-то мне предложить, от чего я не могу отказаться. Ну, что, начальство вам сказало, и вы будете это все равно делать. Я готов. Но я вам сразу в глаза скажу: я не очень люблю вас. Боюсь. Побаиваюсь, но не люблю. Да и за что вас любить? Конечно, бояться вас нужно. Но вот я вас и боюсь. Неприятно конечно признаваться, но что сделаешь. Я даже знаю, какие козыри примерно вы будете вытаскивать из своего рукава. И готов к этому. И может даже, попрошу не вытаскивать их. Зачем? Мы и там договоримся. Потому как если с вами не договоришься — себе дороже будет.
— Вы закончили?! — бесцеремонно прервал Попова незнакомец.
— В принципе, да, — растеряно ответил Петр Сергеевич.
— А вот величать меня будете Олег Викторович.
— Это вымышленное конечно словосочетание имени и отчества?! — не оставлял попытки уязвить собеседника Попов.
Он поймал себя на мысли, что как-то проникся к собеседнику, его манере, и невольно испытывает к нему некое любопытство. Вернее, даже сказать интерес, как к закрытому и малоизвестному герою, который может открыть для Петра Сергеевича новую очень важную страницу его жизни.
— Это для вас не имеет значения. Я Олег Викторович и все. Информация полная, усвойте ее в голове, — осадил его собеседник.
Но хозяин кабинета уже не обиделся. Попов растянулся в улыбке:
— Прям, инструкция для сексота или шпиона.
— Считайте, как хотите.
— Ну, так, Олег Викторович?! Я с нетерпением жду, что бы вы пояснили мне цель вашего визита! Ну и конечно жду, когда вы, положите передо мной свой конверт. Честно говоря, уже сгораю от любопытства взглянуть — что же там! Попов покосился на конверт в руках гостя.
— Всему своё время. Начнем с простого, вы знаете кто такой Александр Владимирович Козин? Вам, что — ни будь, говорит это имя?
Попов задумался. Он нахмурил брови, и часто замигав ресницами, развел руками:
— Нет, а кто это? Не слышал никогда…
— Я так и знал…
Попов махнул рукой и улыбнулся:
— Может, хватит говорить загадками! Мало ли людей, которых я не знаю. И не узнаю никогда. Кто это такой Козин? И почему именно он становится главной темой нашего и без того странного разговора?
Олег Викторович вновь выдержал паузу. Он задумался и, посмотрев почему-то на большие часы на стене кабинета, загадочно произнес:
— У нас с вами будет три свидания. Три встречи. Больше я не могу ни себе не вам позволить, поэтому прошу вас быть очень сосредоточенным!
Попов тоже посмотрел на часы на стене. Он вдруг увидел, что батарейка в них села и стрелки застыли на цифрах без пятнадцати девять. Петр Сергеевич поймал себя на мысли, что не может определить, когда это «без пятнадцати девять»? Может вчера или позавчера часы остановились, когда этот загадочный кгбэшник зашел в кабинет? Мистика? Стечение обстоятельств?
Петр Сергеевич махнул рукой:
— Да я и так сосредоточенный, с первой секунды, как только вы появились в кабинете, я сосредоточенный! — вскипел Попов. — Кто такой это Козин?! Давайте уж по существу. А-то право, мне уже надоедать начинает!
Олег Викторович согласившись, кивнул головой:
— Вы правы. Пора начинать. И так, что такое иммунология надеюсь, вы знаете? И что она представляет для человечества тоже? И насколько это сейчас важно. Но, я начну не с этого. Я начну с того, что у человечества был момент, когда оно могло и не пойти по нынешнему пути развития безопасности и изучения иммунологии. И это был очень, пограничный и крайний для всего человечества момент… Вот с этого я и начну.
— А причем тут Козин? И кто он?
— А вот Козин, в нашей с вами истории, будет самым, как оказывается, главным героем. Причем, в прямом смысле этого слова. Я сейчас вам расскажу лишь начало. И все будет зависеть от того как вы воспримите именно эту информацию. И самое главное, прежде чем я начну, вы должны осознать, что все, что я вам сейчас расскажу до этой секунды, является строгой государственной тайной первой категории, и все факты которые я вам сейчас предоставлю до сего момента, засекречены. О них знают лишь несколько человек в нашем государстве. Я специально делаю вам это заявление, что бы вы поняли всю ответственность, которую с этой секунды перекладываю и на вас.
Попов обомлел. Он молчал и даже не мог пошевелиться. Нет, когда это слышишь в сериалах, боевиках про тупых бандитов и умных шпионов задумчивых следователей и коварных политиков — это одно. К этому относишься как к какой-то нереальности, тебя не касающейся. Но когда это звучит тебе на полном серьезе, это совсем другое. Это прям какое-то угнетающее сознание чувство неведомой опасности.
Попов вспомнил, как однажды в детстве, когда он был пионером и великий и могучий Советский Союз был крепок и вечен, он провинился в пионерлагере. И хотя времена были брежневские, миролюбивые, стабильные и безликие, пионервожатая, построив его десятый отряд на плацу, заставила выйти его перед этим самым строем девочек и мальчиков в рубашках и красных галстуках, громко отчитывала пионера Попова и ругала его. А он, пацан, склонив голову хлюпал носом, делая вид, что ему страшно, вдруг услышал кошмарные для его детского сознания слова этой самой пионервожатой. Девица-студентка вдруг заорала:
— Да ты обманщик. Даже не враг, ты враг народа!
И это был перебор. Пионер Попов почувствовал ледяной удар. Затряслись коленки, руки стали ватными, во рту пересохло. На каком-то подсознательном уровне словосочетание — «враг народа», ввели Петю Попова в ступор, почти в коматозное состояние. Враг народа! Да, что он, пацан, мог знать о врагах народа?!!! Он вообще ничего не знал о Сталине, репрессиях и НКВД. Когда там они были эти «враги народа»?! И все-же! На подсознательном, на генетическом уровне, Петя Попов понял, что хуже этих самых «врагов народа», наверное, в мире ничего быть не может!
Страшно. И вот похожее чувство. Через много лет. Оно вернулось на подсознательном уровне. Заложенное в генах? У нас есть этот самый ген раба? Попов думал, вернее, понимал, что думает не о главном, не о том. О каком-то, совсем не важном сейчас. Что это за боязнь? Что это за чувство страха? Откуда оно берется? Сверху? От великого и ужасного… но кого? Мистика…
А это вновь и вновь звучит реверсом в ушах:
«Является строгой государственной тайной первой категории, и все факты которые я вам сейчас предоставлю, до сего момента, засекречены и о них знают лишь несколько человек в нашем государстве. Я специально делаю вам это заявление, что бы вы поняли всю ответственность, которую с этой секунды перекладываю и на вас!!!»
Зачем все это ему? Зачем все это нужно? Назад, не отыграть. Не отыграть назад, поздно…
Попов немного скис.
Олег Викторович выдержал очередную паузу, словно ожидая — когда Петр Сергеевич, переварит информацию. Он увидел: смятение журналиста может быть критическим и не к чему хорошему не приведет. И ему почему-то это понравилось. Понравилось потому, что он вновь понял, что еще умеет делать свою работу. Вернее, умеет еще распознавать людей.
Затем вновь спокойным голосом добавил:
— Но бояться не стоит. Никакого вреда вам и вашим близким это не принесет. Это вам я гарантирую. Я отвечаю за каждое свое слово. Но и у меня, как говориться, есть свой интерес, и он прост. Я специально поделюсь с вами этой секретной информацией, что бы вы ей грамотно распорядились, а вы, я уверен, я проанализировал, обязательно грамотно ей распорядитесь… итак, вы готовы?
Попов невольно кивнул головой. Он вдруг вновь почувствовал себя мальчишкой из советского прошлого в ожидании, какого-то запрещенного иностранного фильма — для тех, кому за шестнадцать. Причем сеанс должен был состояться ночной…
— Если вам не трудно — закройте дверь на ключ изнутри, я не хочу, что, бы во время моего рассказа, нам кто ни будь, помешал…
Ловушка захлопнулась. Вот так они умеют подчинять людей.
Петр Сергеевич, слово послушный солдат встал и порывшись в кармане, достал связку ключей. Через секунду щелкнул замок. Попов медленно прошел и сел на свое кресло. Он ждал, ждал, когда, начнется рассказ…
Олег Викторович медленно положил большой конверт на стол перед Поповым.
Украинская ССР
Где-то под Киевом. 1986 год. Апрель
Инспектор ГАИ — старший лейтенант Олег Костюшко, продрог до самых костей. Он трясся как осиновый лист. Стоял и, кутаясь в форменный сине-серый плащ, то и дело переминался с ноги на ногу. Фуражку сдвинул козырьком на самые глаза. Олег пыхтел в воротник — пытаясь дыханьем, как-то поднять температуру тела, но тщетно ему это не удавалось. Хотелось спать. Злость и раздражение все больше стучали в виски. Кроме сна, хотелось выпить водки и закусить большим бутербродом со слоеным, украинским салом. А затем отправить в рот дольку белого ядреного лука! И закусить соленым огурчиком! У-у-у!!! Как хотелось! Слюни подкатили к горлу.
А потом! Потом завалиться в теплую постель и наброситься на жену, заставляя ее проснуться от сладкого сна. Отбросить ее локоны в сторону и уткнуться в пухлую хохлятскую грудь — услышав томный стон.
Олег чертыхнулся и смачно сплюнул. Надо же! В эти холодные минуты налезло в мозг столько желаний!
Непременно именно он этот самый черт, если конечно он есть — стимулирует эти мысли и желания!
Полосатый жезл, привязанный петлей и пропущенный за запястье его руки, болтался — как сережка на ухе у невесты во время первой ночи. Деревья с молодой зеленью на ветках, тоже дрожали от весеннего, раннего ветерка и нагоняли утреннюю прохладу, на едва смоченную росой, ровную дорогу. Асфальт зловеще блестел мелкими лужицами.
За спиной у инспектора стоял его служебный автомобиль — ВАЗ 2103, раскрашенный, как индеец — синими полосами по бокам и уныло крутил моторчиками, замысловатые синие всполохи маячков — на крыше кабины. Они, ворча, жужжали шестеренками, словно выражая недовольство — от пустой траты энергии аккумулятора на безлюдной трассе. За гаишным автомобилем, как пьяный журавль, над дорогой склонился деревянный шлагбаум — перегораживая проезд.
За шлагбаумом, на обочине стоял военный небольшой броневик противного грязного цвета хаки. БРДМ с маленькой круглой башней нелепо смотрелся в общем формате этого сельского умиротворенного пейзажа. В бронетранспортере, закутавшись в шинели, мирно похрапывали два солдата срочника с малиновыми погонами на плечах и блинами эмблем Химвойск ВС СССР в петлицах. Их лейтенант сидел на месте стрелка наводчика и строчил письмо матери. Он то и дело плевался в открытый люк — яростно зевая и открывая так широко рот, что казалось, он разорвется от натуги.
Гаишник раздраженно смотрел на БРДМ. Он понимал, что воякам-то совсем наплевать на этот наспех сооруженный пропускной пункт на дороге. И тем более им наплевать на то, как гаишник будет контролировать проезд. Им дана команда — в случае неповиновения — помочь сотруднику милиции.
И все!
Но какое — тут неповиновение?!!! Кто может не повиноваться старшему лейтенанту ГАИ МВД СССР на трассе?! Как такое вообще возможно?!!! Это же не Чикаго там, какое — ни будь? Любой водитель в штаны наделает, увидев гаишника, стоящего у мигающей сигналками машины, да еще и с бронетранспортером с солдатами за спиной!
Ужас! Кто может остановиться и не подчиниться в такой ситуации?
Тем более, что трасса была пуста. По ней уже, два дня, как запретили всякое движение еще километров за двадцать до сюда! На трассу могут выехать с второстепенных дорог, лишь, жители местных сел на этом участке! Это и злило старшего лейтенанта Костюшко. По сути, всю самую противную и бесполезную работу спихнули на него. Тебе надо — ты и ходи возле шлагбаума, и мерзни!
Костюшко сначала хотел сесть в свои служебные «Жигули» и включить магнитофон и главное — печку, чтобы просто согреться. Но в его голове все еще звучали слова полковника Пусько — начальника районного управления, который, как загнанный кабан, с налитыми кровью глазами, во время развода и инструктажа, орал хриплым голосом:
— Суки! Сразу предупреждаю! Кто будет сидеть по машинам, кто потеряет бдительность, и главное — кто пропустит хоть один автомобиль мимо себя, сразу может срезать с себя погоны!!! И еще — готовить сухари! Готовить подштанники к долгой отсидке на зоне! Суки!!! Понимайте! Это задача государственной важности! Государственной!
Его подчиненные боязливо и уныло переглядывались, и не могли понять — отчего такое возбуждение и главное нервозность у начальника?! Обычно, он, очень выдержанный и спокойный, никогда не позволял себе матерки! Нет конечно, Пасько матерился, но не на таком массовом мероприятии — как развод и инструктаж всего личного состава ОВД! А тут?! Он, словно с цепи сорвался. Причем на разводе присутствовал какой-то мрачный тип в сером костюме, с хмурым лицом, который скромно и тихо сидел в углу на последнем ряду в актовом зале. Сидел и молчал. Среди личного состава прошел шепоток, что это человек из КГБ.
Но, что делает на обычном разводе сотрудник КГБ?! К тому же — судя по возрасту довольно в солидном звании! Милиционеры отдела вели себя настороженно. Но все равно, любопытство брало вверх. Они пытались задавать вопросы — зачем все эти временные посты на трассах и совместное патрулирование с военными группами и бронетранспортерами? Но тщетно! полковник Пусько отмахивался фразами типа:
— Не твое собачье дело! Тебе задача поставлена, вот и выполняй! Ты человек служивый! Родина тебе поставила задачу! Делай и не спрашивай! Совместные важные учения! Важные! Высокой, правительственной значимости! Оцепить район и чтоб муха не проскочила! Результаты будут оценены и проанализированы на самом высоком уровне! Не облажайтесь ребята! И делать свое дело, как вам положено! Не обосритесь! Иначе, иначе под суд! Суки, не спать и не зевать! Ребятишки, не подведите!
Все эти угрозы и уговоры помнил Костюшко. Он так же прекрасно понимал, что Пусько просто так истерить не будет. Он, матерый старый волк, давно работавший в органах и напускать жути на своих подчиненных — зря не станет. Костюшко слишком хорошо знал полковника. Но гаишника сейчас мучили совсем другие вопросы: что все-таки по-настоящему случилось у него в районе?! И, из-за чего весь этот маскарад с учениями и сыр-бор с патрулями и играми в особое положение?! Становилось совсем тревожно и страшно, а тут еще и этот чертов холод, и вояки под боком в своем БРДМе — просто и откровенно сливающие на него всю тяжесть патрулирования.
Вояки вообще народ противный. О сам ведь был солдатом и прекрасно помнил ту дембельскую поговорку: солдат спит, служба идет!
Костюшко подошел к бронетранспортеру и постучав жезлом по броне прикрикнул:
— Эй, лейтенант, откуда вас сюда перебросили?
Из чрева стального монстра послышался гулкий ответ:
— С Аральского моря! Там наша бригада стоит! Прямо на берегу!
— С Аральского моря?! Это шо, какой-округ-то?
— Краснознаменный Среднеазиатский! — гудел голос летехи изнутри.
Солдаты недовольно закряхтели и повернулись на другой бок. Им эти переговоры мешали сладко спать.
— А шо там у вас за бригада такая, эй лейтенант! Мотострелковая шо ли? — не унимался Костюшко.
Он просто хотел, чтобы служивые, не спали в своем бронированном гробу. Ведь это несправедливо — он тут снаружи, а они там, в тепле «тащатся».
— Нее, не мотострелковая! Особая бригада химвойск особого резерва Главного командования!
— Ого! А шо это именно вас сюда? Всю бригаду? Шо никого поближе не было?
— Да не, ты что, у нас вообще одна бригада такая в союзе! Только мы можем особые задачи по обеззараживанию выполнять! А сюда конечно не всю бригаду! У нас вообще, часть секретная! Всех никогда не отправят в одно место! Только второй полк сюда, особый полк химзашиты! Нас подняли по тревоге. В полной боевой. Говорят, особое задание! Вот и все! Мы сами не поймем! По полной выкладке с полным химснаряжением! Вот у нас все лежит! Только вот зачем понять сам не могу! У меня жена на сносях! Рожает! Я ее в Кемерово к матери отправил. А меня вот сюда! Правда, нормально тут на Украине, лучше, чем там у нас! У нас там уже жара!
— А шо, за особое задание-то?
— Да пока никто не доводил. Говорят, слухи ходят: большое, окружное химучение! Якобы заражение целой области! Вот сюда все спецчасти химиков и бросили! Я батальон спецразведки встретил! Они из Подмосковья! А это вообще главный резерв Генерального штаба! Их поднимают, я так тебе по секрету скажу, лишь в случае ядерной войны и химического, и биологического удара!
— Бачил, бачил, они це в комбинезонах таких смешных белых стоят.
— Да-да. Это они. Они очень важные. Пижоны. Они вообще ни с кем не разговаривают. Только вот я не пойму, что нашу химэлиту послали в Киев дороги патрулировать?!
Но гаишники не ответил. Он вдруг замер. Повернув невольно голову в сторону пустой трассы — увидел странное зрелище: по ней, как в сказке, как в каком-то фантастическом фильме двигалась целая колонна автомобилей. И не просто колонна, а колонна особых черных авто. Это были длинные массивные черные лимузины. Они светились противными вспышками спец сигналов под радиаторными решетками. Машин было пять штук. Впереди них двигалась новенькая белая «Вольво», раскрашенная синими полосками гаишных татуировок. На «Вольво» светились два маячка — один красного цвета, второй синего.
Костюшко обомлел на несколько секунд. Его губы лишь прошептали:
— Шо це таке?!
Затем гаишник вздрогнул и принялся колотить жезлом по бронетранспортеру:
— Тревога! Тревога! А ну! Тревога!
Лейтенант от испуга выронил ручку и листок. Солдаты в ужасе ударялись головами о броню. Через несколько секунд они выпрыгивали из своего бронированного дома на колесах.
Колонна приближалась все ближе и ближе. Лейтенант судорожно поправил китель, надев фуражку, он прикрикнул солдатам:
— Бараны, ремни подтяните!
А колонна из черных машин приближалась, как клин-свинья рыцарей на Ладожском озере. Костюшко сделал несколько шагов вперед и непроизвольно вытянул жезл. Обычно, как он тысячу раз вытягивал, останавливая простые автомобили на трассе. Просто автоматически, так скомандовал его мозг он, протянул руку с полосатой палкой. Зачем он это сделал? В эти секунды Костюшко не смог бы дать ответ на этот вопрос. Инстинкт, заученные движения.
Колона подъехала уже совсем близко. Вот можно даже рассмотреть лицо майора, который сидит за рулем гаишной «Вольво» сопровождения. Костюшко стоял, замерев как стальной, как гранитная статуя. Его немного потрясывало от волнения, но зато стало непроизвольно жарко от напряжения. Да что там жарко — по спине побежали горячие струйки пота.
Тридцать метров. Двадцать, десять…
«Вольво» медленно начала останавливаться. На нее как вековые торосы льда сзади буквально начали давить своей громадиной черные лимузины. Казалось, вот-вот и они сметут легкую машину сопровождения. Но нет, черные махины тоже притормозили и остановились. Костюшко закрыл глаза от напряжения. Рука занемела. Она торчала как нелепый сук засохшего дерева. В эту секунду он услышал суровые слова майора-гаишника, который сидел за рулем «Вольво». Он включил СГУ и в микрофон рявкнул через динамики громкоговорителя на крыше:
— Старший лейтенант, ну что стоим? Не видите, колонна правительственных автомобилей следует по трассе! Открыть шлагбаум!
Но Костюшко не сдвинулся с места. Он втянул воздух и открыв глаза опустил руку в которой держал жезл. Что делать дальше он не знал. В принципе, как говорила инструкция, он должен подойти к передней машине и спросить цель движения в запретную зону. Вежливо попросить документы, и заставить развернуться колонну. Но заставить развернуться эту махину? Эту кавалькаду черных лимузинов, в котором наверняка сидят полубоги! Нет, он не мог заставить себя делать эти движения. Совершать эти действия. Но и подчиниться команде майора из «Вольво» он точно не мог. Он помнил угрозы полковника Пусько.
Майор выскочил из «Вольво» и быстрыми шагами подбежал к Костюшко. Он тяжело дышал. От него пахло дорогим одеколоном. Он тоже нервничал:
— Ты что… ё…твою мать… — далее с губ майора сорвался отборный русский мат. — Не видишь, кто у меня за спиной едет?! А ну, открывать шлагбаум!!!
Костюшко неожиданно для себя пропищал:
— А кто у вас за спиной? Вы, кто такие?
— Да ты что? Урод! Как фамилия?! Открыть шлагбаум! — буквально ревел майор.
Лицо его налилось кровью. Костюшко зажмурился. Он почувствовал, что горячие слюни изо рта этого гаишника попали ему на щеки и подбородок. Костюшко как-то пригнулся, ссутулился, но не двигался с места. Он вдруг решил, что вообще не пошевелится. Если им надо — пусть сами открывают! Это самое разумное. А потом, потом он напишет рапорт, что они мол: самовольно. И это может спасти от увольнения. Выговор… да черт с ним с выговором!
И в это мгновение прозвучал незнакомый голос. Совсем рядом. Причем голос прозвучал как спасение. По крайней мере, в первую секунду, так показалось Костюшко:
— Спокойней майор! Спокойней. Старший лейтенант сейчас опомнится и откроет нам шлагбаум. Он же разумный человек. Но он ведь и офицер милиции, он поставлен выполнять задачу. он выполняет.
Костюшко открыл глаза. Рядом с ним стоял высокий суховатый человек в сером плаще. Он добродушно смотрел на старшего лейтенанта. В его взгляде, Костюшко увидел сочувствие.
Незнакомец добавил:
— Я майор ка-гэ-бэ Ветров. Я старший группы сопровождения. Вот мое удостоверение, — незнакомец протянул в руке темно-бордовые корочки.
Он сунул удостоверение Костюшко прямо под нос. Старший лейтенант выдохнул и с некой легкостью, дрожащим голосом произнес:
— Это конечно да, но, но…
— Ах, да!!! — словно спохватился майор, вы хотите старший лейтенант знать, кого мы сопровождаем, кто следует в правительственной колонне? Да конечно. Хотя инструкции нам не велят говорить, но это особый случай, поскольку мы отвлеклись от маршрута и следуем в запретную зону, то я вам скажу. Мы сопровождаем супругу генерального секретаря цэ-ка ка-пэ-эс-эс Ларису Максимовну Горбунову. Всё. Вы довольны?
Костюшко округлил глаза. Жена генсека, тут в черных машинах! В одной из них! Вот это да! Вот бы — рассказать кому ни будь! Нет, непременно, он расскажет коллегам! Что, вот так, остановил колонну с Ларисой Максимовной! Костюшко растянулся в улыбке.
Он невольно отжал честь, жезл, что висел у него на запястье — больно ударил по щеке.
— Ну, что стоишь, старшой? Открывай! — подбодрил его майор.
Он в мгновение превратился в добродушного толстячка. Улыбался и подмигивал, как будто не было того красномордого монстра секунды назад.
Костюшко кивнул и повернувшись направился к шлагбауму. Но через пару шагов он встал как вкопанный. Возле шлагбаума стоял лейтенант. В правой руке он держал свой табельный «Макаров». Рядом с летёхой стояли два солдата срочника. Они, широко расставив ноги, ощетинились своими АК 74. Стволы автоматов был направлены в сторону правительственно колонны.
РСФСР. Красноярск
Центральная тюрьма. СИЗО№ 1
1986 год. Май
Ко
...
