16+

 

Alistair MacLean

THE GOLDEN GATE

First published in Great Britain by Collins 1963

Copyright © HarperCollinsPublishers 1963

GOODBYE CALIFORNIA

First published in Great Britain by William Collins Sons & Co. Ltd 1977

Copyright © HarperCollinsPublishers 1977

RIVER OF DEATH

First published in Great Britain by William Collins Sons & Co. Ltd. 1981

Copyright © HarperCollinsPublishers 1981

CIRCUS

First published in Great Britain by Collins 1975

Copyright © HarperCollinsPublishers 1975

Alistair MacLean asserts the moral right to be identified as the author of these works

All rights reserved

Перевод с английского Елены Гуляевой

Серийное оформление Вадима Пожидаева

Оформление обложки Егора Саламашенко

Схема выполнена Юлией Каташинской

 

Маклин А.

Золотые Ворота : романы / Алистер Маклин ; пер. с англ. Е. Гуляевой. — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2025. — (Мир приключений. Большие книги).

ISBN 978-5-389-27423-5

Алистер Маклин (1922–1987) — британский писатель, автор 28 остросюжетных романов и приключенческих рассказов, сценарист. Его имя широко известно читателям всего мира. Книги Маклина разошлись тиражом более 150 миллионов экземпляров, по его романам, сценариям и сюжетам было снято 18 фильмов. В 1983 году Университет Глазго присвоил писателю степень доктора литературоведения.

Герои Маклина живут и побеждают по всему земному шару, «от коммунистической Венгрии и Мексиканского залива до Сингапура, юга Франции, Сан-Франциско, Нидерландов и Северного Ледовитого океана» (kirkusreviews.com).

Флагман этого сборника — роман «Золотые Ворота». Одноименный мост в Сан-Франциско, чудо инженерной мысли, считается неприступным, с точки зрения даже бдительных фэбээровцев. Особенно когда по нему проезжает президентский кортеж. Но для плохих парней, желающих сорвать банк, нет ничего невозможного...

Возглавляющий банду фанатик одержим идеей спровоцировать колоссальное землетрясение и утопить Золотой штат в океане («Прощай, Калифорния!»). Власти расписываются в собственном бессилии. Кто остановит репетицию конца света?..

Риск путешествия по джунглям Амазонии может быть оправдан, если цель — поиски древней цивилизации. Или похищенных сокровищ. Или самих похитителей («Река Смерти»).

В романе «Цирк» фокусника с выдающимися способностями вербует ЦРУ, чтобы с его помощью узнать секретную формулу антивещества.

 

Золотые Ворота

ГЛАВА 1

Операцию предстояло провести с хирургической точностью и тщательностью, которая если не по масштабам, то по уровню могла бы соответствовать высадке союзных войск в Европе во время Второй мировой войны. Это было сделано. Подготовку надлежало осуществить в обстановке полной секретности. Это было сделано. Необходимо было добиться полной координации действий. Это тоже было сделано. Все участники операции должны были вновь и вновь проигрывать отведенные им роли, чтобы довести свои действия до автоматизма. И они это сделали. Требовалось предусмотреть любую случайность, любое малейшее отклонение от намеченного плана. Это было сделано. И наконец, уверенность этих людей в своей способности выполнить задуманное, даже если все с самого начала пойдет наперекосяк, должна была быть непоколебимой. Таковой она и была.

Эту уверенность вдохнул в них руководитель операции, Питер Брэнсон, высокий, крепко сбитый тридцативосьмилетний мужчина с темными волосами и приятными чертами лица. На его губах почти постоянно играла улыбка, но светло-голубые глаза давно забыли, что значит улыбаться. Брэнсон был одет в полицейскую форму, однако к полиции не имел никакого отношения. Как, впрочем, и остальные одиннадцать человек, собравшиеся вместе с ним в заброшенном гараже неподалеку от озера Мерсед, на полпути между Сан-Франциско и Дейли-Сити, хотя трое из них носили такую же форму.

Единственная стоявшая здесь машина явно не вписывалась в интерьер гаража, больше похожего на сарай без передней стены. Это был автобус, хотя данное слово вряд ли уместно по отношению к сверкающей роскошью громадине, верхняя половина которой была выполнена из затемненного стекла, если не считать стоек из нержавеющей стали. Внутри машины вместо обычных автобусных сидений были установлены в мнимом беспорядке около тридцати вращающихся кресел с удобными подлокотниками и индивидуальными выдвижными столиками. В задней части машины находились гардеробная и бар с великолепным выбором напитков, а за ними — обзорная площадка, пол которой отодвигался, обнаруживая просторное багажное отделение. Оно было заполнено сейчас почти до отказа, но вовсе не багажом. В этом вместительном отсеке размером два на два метра хранились, среди прочего, два электрических генератора, работающих на бензине, два прожектора диаметром пятьдесят сантиметров и несколько штук меньшего диаметра, два необычных по виду снаряда на треножниках, несколько автоматов, большой деревянный ящик без надписей, обитый железом, несколько деревянных ящиков поменьше, покрытых смазкой, и другие предметы, среди которых особенно подозрительно выглядели большие связки веревки. Люди Брэнсона как раз заканчивали погрузку.

Покупка этого автобуса, одного из шести ему подобных, обошлась Брэнсону в девяносто тысяч долларов — он счел эту сумму ничтожной, если учесть, для какой цели предназначалось это транспортное средство. Детройтской фирме Брэнсон представился агентом некоего миллионера, большого оригинала, желающего, чтобы его новый автобус покрасили в ярко-желтый цвет. Однако, оказавшись в руках Брэнсона, он стал ослепительно-белым.

Два из пяти остальных автобусов приобрели настоящие миллионеры, которые намеревались использовать их как комфортабельные дома на колесах для путешествий во время отпуска. Этим машинам, оборудованным скатами для въезда малолитражных автомобилей, суждено было по пятьдесят недель в году простаивать в специально выстроенных гаражах.

Оставшиеся три автобуса купило правительство.

Было раннее утро, заря еще не занялась.

 

Три белых автобуса, ставших собственностью правительства, стояли в одном из гаражей в центре Сан-Франциско. Их большие раздвижные ворота были заперты. В углу гаража мирно спал в шезлонге мужчина в штатской одежде, придерживая вялыми руками лежащий на коленях обрез. Когда в гараже появились двое непрошеных гостей, он продолжал дремать и так и остался в блаженном неведении, что ему дали вдохнуть усыпляющего газа из газового пистолета, после чего он заснул крепче прежнего. Проснувшись несколько часов спустя, он по-прежнему не понимал, что произошло, и вряд ли сообщил своему начальству, как долго спал на посту.

Все три автобуса были как две капли воды похожи на автобус Брэнсона, по крайней мере внешне, однако средний из них имел два существенных отличия: одно заметное, а второе — нет. Он весил тонны на две больше своих собратьев, поскольку пуленепробиваемое стекло гораздо тяжелее обычного, а у этих машин площадь стекол была огромной. А интерьер этого бронированного экипажа воплощал самые смелые мечты путешествующего сибарита, чего и следовало ожидать от личного транспортного средства президента страны.

В президентском автобусе стояли друг против друга два огромных дивана, такие глубокие, мягкие и удобные, что человек с избыточным весом, обладающий здравым смыслом, дважды подумал бы, стоит ли садиться на такой диван, потому что принять вновь вертикальное положение он смог бы, лишь приложив неимоверные усилия или прибегнув к помощи лебедки. Там же располагались и четыре кресла со столь же предательски роскошными очертаниями. И это было все, если говорить о местах для сидения. В салоне автобуса имелось несколько искусно замаскированных кранов с холодной водой, а также несколько кофейных столиков из меди и блестящие, отделанные золотом вазы, ожидающие своей ежедневной порции свежих цветов. Чуть далее располагались умывальная комната и бар, причем солидных размеров холодильник в данном конкретном — и необычном — случае был битком набит фруктовыми соками и безалкогольными напитками, из уважения к привычкам почетных гостей президента, которыми сегодня были арабы, и следовательно, мусульмане.

В задней части президентского автобуса, за стеклянной перегородкой, находился центр связи — настоящий лабиринт миниатюризированных электронных систем, приводившихся в действие, как только президент появлялся в машине. Говорили, что все эти установки стоили больше, чем сам автобус. Кроме радиотелефона, по которому можно было связаться с любой точкой земного шара, там имелся стеклянный ящичек, открывавшийся с помощью специального ключа. В нем было пять кнопок разных цветов. При нажатии на первую из них немедленно устанавливалась прямая связь с Белым домом, вторая кнопка обеспечивала связь с Пентагоном, третья — со стратегическим авиационным командованием, четвертая — с Москвой, пятая — с Лондоном. Не говоря уже о необходимости постоянно поддерживать контакт с вооруженными силами, президент был настоящей жертвой телефонизации, вплоть до того, что рядом с президентским креслом стоял еще и местный телефон, соединявший главное лицо страны с центром связи в автобусе.

Однако незваных гостей интересовал не президентский автобус, а тот, что стоял слева от него. Они вошли в него через переднюю дверь и немедленно сняли металлическую пластину рядом с сиденьем водителя. Один из вошедших посветил фонариком вниз и, по-видимому, сразу же нашел то, что искал. Он взял у своего спутника что-то похожее на полиэтиленовый пакет с замазкой, к которому был подсоединен металлический цилиндр длиной около восьми сантиметров и толщиной около трех сантиметров, и аккуратно прикрепил все это клейкой лентой к металлической стойке. Этот человек явно знал, что делает, и неудивительно, ведь худой и мертвенно-бледный Рестон был известным специалистом-взрывником.

Затем эти двое прошли в конец автобуса, к бару. Рестон встал на стул, открыл дверцу верхнего шкафчика и обозрел его содержимое. Если людям из президентского кортежа и предстояло от чего-то страдать, то только не от жажды. В шкафчике, в подставке с круглыми отверстиями, стояли два ряда бутылок, и первые десять слева, по пять в каждом ряду, были бурбоном и шотландским виски. Рестон наклонился и заглянул в нижний шкафчик, обнаружив там точно такой же набор бутылок, причем все они были полными. Казалось маловероятным, что в ближайшее время кого-нибудь заинтересует содержимое верхнего шкафчика.

Рестон извлек эти десять бутылок из ячеек подставки и передал их своему товарищу, стоящему внизу. Тот оставил пять из них на стойке, а остальные пять сунул в холщовую сумку, видимо специально принесенную для этой цели. Затем он протянул Рестону странное снаряжение, состоящее из трех частей: маленького цилиндра наподобие того, что был установлен ранее; устройства, напоминающего пчелиный улей около пяти сантиметров в высоту, и прибора, очень похожего на автомобильный огнетушитель, с тем лишь исключением, что у него была пластиковая головка. Последние два предмета были соединены с цилиндром проводами.

У «улья» снизу имелась резиновая присоска, но Рестон, кажется, не слишком доверял подобным штукам, потому что извлек откуда-то тюбик моментального клея и обильно смазал им донышко «улья». Затем он крепко прижал прибор к задней стенке шкафчика, примотал к нему клейкой лентой большой и маленький цилиндры и, не успокоившись на достигнутом, примотал все сооружение к отверстиям подставки. Наконец он вернул в передние ячейки пять бутылок, которые полностью скрыли устройство. Закрыв дверцу шкафчика и поставив на место стул, Рестон вместе со своим товарищем покинул автобус. Сторож продолжал безмятежно спать. Двое мужчин вышли через ту же боковую дверь, через которую вошли, и заперли ее за собой.

Рестон достал переносную рацию и произнес:

— «Пи-один»?

Усиленный динамиком голос четко прозвучал в автобусе, стоящем в гараже к северу от Дейли-Сити. Брэнсон повернул переключатель:

— Да?

— Все в порядке.

— Отлично. — В голосе Брэнсона не прозвучало бурной радости, потому что для нее не было особых причин; наоборот, он бы сильно удивился, если бы после шести недель основательной подготовки что-то пошло не так. — Возвращайтесь вместе с Маком на квартиру и ждите.

 

Джонсон и Брэдли были необыкновенно похожи: оба симпатичные, молодые (чуть старше тридцати лет), светловолосые и почти одинакового телосложения. А кроме того, они имели поразительное сходство в телосложении и цвете волос с двумя только что разбуженными молодыми людьми, которые приподнялись в своих постелях в гостиничном номере и с вполне понятным удивлением и гневом смотрели на незнакомцев. Один из них прорычал:

— Кто вы, черт возьми, и что вы здесь делаете?

— Будьте добры понизить голос и выбирать выражения, — посоветовал ему Джонсон. — Офицеру морской авиации это не к лицу. Кто мы, не имеет значения. А здесь мы потому, что нам необходимо переодеться. — Он посмотрел на свою «беретту» и указательным пальцем левой руки дотронулся до глушителя. — Думаю, не стоит вам объяснять, что это такое.

Объяснения и в самом деле были ни к чему. В действиях Джонсона и Брэдли чувствовался такой бесстрастный профессионализм, такая спокойная уверенность, что обитатели номера лишились дара речи и утратили всякое желание действовать. Пока Джонсон стоял, небрежно помахивая пистолетом, Брэдли открыл принесенный с собой чемоданчик, вынул из него длинную тонкую веревку и связал двух пленников с быстротой и ловкостью, которые свидетельствовали о немалом опыте в подобных делах. Когда он закончил, Джонсон открыл шкаф, достал из него два костюма и протянул один из них Брэдли со словами:

— Примерь, подойдет ли по размеру.

Обоим подошли не только костюмы, но и фуражки. Джонсона это нисколько не удивило: Брэнсон, этот гений планирования, практически никогда не ошибался.

Брэдли оглядел себя в большом зеркале и заметил с легкой грустью:

— Надо было оставаться законопослушным гражданином. Форма лейтенанта морской авиации мне определенно подходит. Да и ты в ней неплохо выглядишь.

Один из связанных спросил:

— Зачем вам форма?

— Мне всегда казалось, что пилоты морских вертолетов умнее.

Человек вытаращил на него глаза:

— Господи! Не хотите ли вы сказать, что...

— Вот именно. И кстати, мы оба, вероятно, летали на «сикорских» гораздо больше вас.

— Но форма? Зачем вам красть нашу форму? Ее ведь нетрудно купить. Почему вы...

— Мы ужасно скупые. Ну да, конечно, форму можно купить. Но вот чего нельзя купить, так это документы, которые в ней носят: удостоверение личности, водительские права и все такое прочее. — Брэдли похлопал себя по карману. — Однако здесь ничего нет! Где документы?

— Идите к черту! — возмутился второй пленник.

Джонсон был сама кротость.

— Герои сейчас не в моде. Где документы?

— Их здесь нет, — сказал второй связанный. — Флот относит эти документы к разряду секретных. Они хранятся в сейфе администратора гостиницы.

— О господи! — вздохнул Джонсон. — Ну зачем все так усложнять? Вчера вечером в кресле у стойки дежурного сидела хорошенькая рыжеволосая девушка. Вы, наверное, ее помните.

Двое связанных пилотов переглянулись. Ясно было, что они ее помнят.

— Девушка готова присягнуть, что никто из вас ничего не сдавал на хранение. — Джонсон холодно усмехнулся. — Вообще-то, ее вряд ли заставишь приносить присягу в суде, но раз она говорит, что вы ничего не сдавали, так оно и есть. Давайте без глупостей. У вас есть выбор. Первое: вы рассказываете нам, где документы. Второе: мы заклеиваем вам рты, и после небольшого внушения вы нам все рассказываете. Третье: если это не поможет, мы просто обыщем комнату, а вы сможете за нами понаблюдать. Конечно, если не потеряете сознания.

— Вы собираетесь нас убить?

— На кой черт нам это нужно? — искренне удивился Брэдли.

— Мы можем вас опознать.

— Вы никогда нас больше не увидите.

— Мы можем опознать девушку.

— После того как она снимет рыжий парик? Сомневаюсь. — Брэдли покопался в чемоданчике и нашел кусачки. Весь его вид выражал покорность судьбе. — Время уходит! Залепи им рты.

Пленники снова переглянулись. Один покачал головой и сокрушенно улыбнулся, другой вздохнул.

— Похоже, сопротивление бесполезно. К тому же я не хочу, чтобы мне испортили фасад. Бумаги под матрасом, в ногах.

Так оно и оказалось. Джонсон и Брэдли быстро просмотрели содержимое бумажников, обменялись взглядами, кивнули в знак согласия, вынули из бумажников тоненькие пачки долларов и положили их на тумбочки.

— Сумасшедшие придурки, вот вы кто! — сказал один из пленников.

— Возможно, очень скоро деньги будут вам нужнее, чем нам, — ответил Джонсон.

Он достал деньги из своего ставшего теперь ненужным костюма и сунул их в карман формы. Брэдли сделал то же самое.

— Можете воспользоваться нашей одеждой. Немыслимо, чтобы американские офицеры бегали по городу в полосатых трусах! А теперь, боюсь, все же придется залепить вам рты.

Он потянулся к своему чемоданчику. Один из пилотов в приступе паники попытался сесть на постели.

— Вы же сказали...

— Слушайте, если бы мы хотели вас убить, то шума от наших пистолетов с глушителями никто не услышал бы даже в коридоре. Думаете, нам хочется, чтобы вы начали вопить, едва мы выйдем за дверь? Помимо всего прочего, это принесет неудобство соседям.

После того как рты были залеплены клейкой лентой, Джонсон сказал:

— И конечно, мне не хотелось бы, чтобы вы принялись прыгать и колотиться об стены. В ближайшие два часа нам не нужно никакого шума. Так что извините.

Он нашел в своем чемоданчике баллончик с аэрозолем и брызнул в лица обоим пилотам. Затем Джонсон и Брэдли вышли из номера, повесив на дверях табличку «Прошу не беспокоить!». Джонсон дважды повернул ключ в замке, а затем обломил его с помощью кусачек.

Внизу они подошли к дежурному за стойкой. Улыбчивый юноша жизнерадостно приветствовал их. Джонсон спросил:

— Это вы дежурили вчера вечером?

— Нет, сэр. Начальству трудно в это поверить, но даже дежурным нужно иногда немного поспать. — Он с интересом взглянул на Джонсона и Брэдли. — Простите, но не вы ли случайно те два джентльмена, которые сегодня будут пасти президентское стадо?

Джонсон улыбнулся:

— Не думаю, что президенту понравилось бы такое определение, но это действительно мы. Здесь нет никакого секрета. Вчера вечером мы просили нас разбудить. Эшбридж и Мартинес. Это зафиксировано?

Дежурный провел ручкой по столбику имен:

— Да, сэр.

— И вот еще что. Мы оставили у себя в комнате кое-какие предметы, которые не положено держать в гостинице. Вы не могли бы проследить, чтобы никто не болтался возле нашей двери, пока мы не вернемся? Примерно часа три.

— Можете положиться на меня, сэр. — Молодой человек сделал пометку в журнале. — А табличка «Прошу не...»?

— Мы ее уже повесили.

Они вышли из гостиницы и остановились у первого же уличного телефона-автомата. Войдя в кабину, Джонсон порылся в чемоданчике и выудил оттуда рацию. Он немедленно связался с Брэнсоном, который терпеливо ждал в полуразрушенном гараже к северу от Дейли-Сити.

— «Пи-один»?

— Да?

— Все в порядке!

— Отлично. Двигайте сюда.

 

Солнце уже вставало, когда шестеро мужчин вышли один за другим из домика в горах над городом Сосалито в округе Марин, лежащем на северном берегу залива Сан-Франциско. Выглядела эта компания не слишком привлекательно: четверо были в комбинезонах, двое — в линялых плащах, снятых с какого-то зазевавшегося пугала. Все они забрались в помятый «шевроле»-пикап и направились вниз, в город. Перед ними открывалось потрясающее зрелище. На юге уходил вдаль мост Золотые Ворота и темнели на фоне неба уступообразные (или, скорее, манхэттенообразные) очертания Сан-Франциско. На юго-востоке, чуть севернее рыбацкой пристани и на одной линии с островом Сокровищ, мостом Бей-Бридж и Оклендом, в неверном свете первых лучей солнца виднелся печально знаменитый остров Алькатрас. На востоке лежал остров Ангела, самый большой в заливе, на северо-востоке — остров Бельведер и городок Тибурон, а за ними раскинулись просторы залива Сан-Пабло, исчезающие в небытии. Немного найдется в мире столь же красивых и впечатляющих перспектив, как вид, открывающийся из города Сосалито. Исходя из того, что только каменное сердце способно остаться равнодушным к такой красоте, шестеро мужчин, сидевших в пикапе, могли бы составить небольшую каменоломню.

Они выехали на главную улицу, миновали безупречно ровные ряды парусников и далеко не столь безупречную мешанину лодочных сараев и наконец свернули в боковую улочку, где остановились и заглушили мотор. Водитель и сидевший рядом с ним человек сняли свои плащи и остались в форме калифорнийской дорожной полиции. Водитель, которого звали Жискаром, был высокий, плотный краснолицый мужчина. Крепко сжатые губы и холодный высокомерный взгляд делали его живым воплощением представления о твердолобом крутом копе. Полицейские действительно были неотъемлемой частью жизни Жискара, но он всегда стремился свести к минимуму общение с ними в тех нередких случаях, когда они (пока, впрочем, без особого успеха) пытались упечь его за решетку. Второй человек, Паркер, был высоким, худым, с отталкивающей внешностью. За полицейского его мог принять только близорукий, да и то с приличного расстояния: подозрительность и ожесточение на его лице свидетельствовали о том, что в попытках уклониться от правосудия Паркеру везло гораздо меньше, чем его коллеге.

Жискар и Паркер свернули за угол и вошли в местный полицейский участок. За стойкой находились двое полицейских, один из них был очень молод, а другой по возрасту годился ему в отцы. Оба выглядели усталыми и подавленными, что естественно для людей, которым не мешало бы немного поспать, тем не менее оба были вежливы и любезны.

— Доброе утро, доброе утро, — сказал Жискар с оживлением, вполне уместным для человека, сумевшего натянуть нос половине полицейских на побережье. — Сержант Жискар, патрульный Паркер. — Он достал из кармана лист бумаги с длинным списком имен. — Вы, должно быть, Махони и Нимиц?

— Да, это мы, — ответил Махони, простодушный юнец с ирландским акцентом. — А откуда вы знаете?

— Просто умею читать. — Тонкости светского разговора были несвойственны Жискару. — Как я понимаю, шеф не предупредил вас о нашем приходе. Мы здесь по поводу этой чертовой автоколонны, которая скоро пройдет мимо. И после того, что я выяснил за утро, я начинаю верить, что не напрасно потратил столько времени на эту окончательную проверку. Вы удивились бы, узнав, сколько в нашем штате безграмотных и тугих на ухо полицейских.

— Не могли бы вы сказать, что мы сделали неправильно, сержант? — вежливо спросил Нимиц.

— Конкретно вы ничего неправильного не сделали. — Жискар просмотрел список. — Мне нужно всего лишь уточнить четыре момента. Когда заступает дневная смена? Сколько в ней людей? Где патрульные машины? В каком состоянии камеры?

— Это все?

— Все. Даю две минуты. И поторапливайтесь! Я должен проверить все участки отсюда до Ричмонда.

— Смена в восемь часов. Восемь человек, вдвое больше обычного. Машины...

— Могу я на них взглянуть?

Нимиц снял с доски ключ и повел «проверяющих» за угол здания. Там он открыл двойные двери гаража. Две патрульные машины излучали невероятный блеск выставочных образцов, как им и надлежало выглядеть в тех примечательных случаях, когда президент, король и принц проезжали по территории округа.

— Где ключи от машин?

— В замках зажигания.

Вернувшись в участок, Жискар кивнул на входную дверь:

— Ключи от участка?

— Прошу прощения? — удивился Нимиц.

Жискар был невероятно терпелив.

— Я знаю, что обычно участок не запирается. Но возможно, вам понадобится срочно покинуть здание. Вы же не оставите дверь открытой?

— Понимаю, — сказал Нимиц и показал на ключи, висящие на доске.

— Теперь камеры.

Полицейский взял ключи и повел остальных по коридору. Через несколько шагов они свернули за угол, скрывшись от глаз случайных посетителей участка, и тут Жискар вытащил из кобуры пистолет и приставил его к спине идущего впереди Нимица.

— Мертвый полицейский никому не нужен, — философски заметил он.

Через несколько секунд к ним присоединился Паркер, толкавший перед собой ошеломленного и разъяренного Махони.

Пленникам заткнули рты кляпом и посадили обоих на пол спиной к решетке, через которую пропустили их руки и немилосердно сковали запястья наручниками. Судя по злобным выражениям их лиц, рты им заткнули не напрасно. Жискар сунул ключи от камеры в карман, забрал с доски другие два комплекта ключей, пропустил Паркера перед собой, запер входную дверь и спрятал ключи в тот же карман. Затем он обогнул здание и открыл гараж. Они с Паркером вывели полицейские машины, и, пока Жискар запирал дверь (и, конечно же, убирал ключи в карман), Паркер сходил за остальными пассажирами «шевроле». Когда те вышли из машины, они оказались одеты не в комбинезоны, а в новенькую, с иголочки, форму полиции штата Калифорния.

Полицейские машины двинулись по сто первому национальному шоссе, потом свернули на запад по шоссе номер один штата, миновали Мьюирский лес с его тысячелетними секвойями, достигающими высоты семьдесят пять метров, и наконец остановились в национальном парке Маунт-Тамальпаис. Жискар достал рацию, которая очень шла к его форме, и произнес:

— «Пи-один»?

Брэнсон все еще терпеливо ждал в автобусе, стоявшем в заброшенном гараже.

— Да?

— Все в порядке.

— Хорошо. Оставайтесь на месте.

 

В этот утренний час площадка и улица перед роскошным отелем, расположенным на вершине холма Ноб-Хилл, были почти пусты. Там находилось всего семь человек. Шестеро из них стояли на крыльце отеля, который за всю свою долгую и славную историю не зарабатывал за один день столько денег, сколько удалось получить сегодня ночью. Седьмой из присутствующих, высокий красивый мужчина с орлиным профилем, выглядевший очень молодо, несмотря на седину в волосах, и одетый в отлично сшитый костюм в елочку, медленно расхаживал по подъездной дорожке. Судя по взглядам, которыми обменивались остальные шестеро — два швейцара, двое полицейских и двое в штатском, чьи пиджаки явно жали им под мышками слева, — присутствие седьмого вызывало у них растущее беспокойство. Шестеро вполголоса посовещались, потом один из них, в форме полицейского, спустился по ступенькам и обратился к мужчине:

— Доброе утро, сэр. Прошу прощения, но не могли бы вы пройти в другое место? У нас здесь есть кое-какая работа.

— А почему вы думаете, что у меня ее нет?

— Сэр, прошу вас! Поймите, мы ожидаем очень важных гостей.

— Как будто я этого не знаю!

Мужчина вздохнул, достал из внутреннего кармана бумажник и открыл его. Полицейский заглянул в бумажник, застыл от неожиданности, громко сглотнул и побледнел.

— Простите, мистер Йенсен, сэр! Мне очень жаль.

— Мне тоже жаль. Жаль всех нас. Послать бы куда подальше эту чертову нефть! Господи, что за цирк!

Он продолжал в том же духе, пока полицейскому не полегчало, а затем вновь принялся прогуливаться по дорожке.

Полицейский вернулся на крыльцо. Один из людей в штатском скептически посмотрел на него и заметил:

— Вы потрясающе умеете убеждать!

— Хотите сами попробовать?

— Что ж, придется показать вам, как это делается, — скучающим голосом произнес тот и начал спускаться по лестнице, но внизу вдруг остановился. — Кажется, он показал вам визитную карточку?

— Вроде того, — ухмыльнулся полицейский.

— И кто он?

— Вы что, никогда не видели заместителя своего директора?

— Бог ты мой!

Чудесное возвращение агента ФБР на верхнюю ступеньку лестницы не могло объясняться ничем иным, кроме как левитацией.

— Значит, — невинно спросил полицейский, — вы решили не прогонять его?

Человек в штатском сердито посмотрел на него и вдруг улыбнулся:

— С этой минуты всю черную работу пусть выполняют те, кто в форме!

В дверях отеля появился пожилой коридорный, постоял в нерешительности и спустился вниз на улицу, к Йенсену, который ободряюще махнул ему рукой. Морщинистое лицо старика выражало озабоченность.

— Не слишком ли вы рискуете, сэр? Это был агент ФБР.

— Никакого риска нет, — невозмутимо ответил Йенсен. — Он из калифорнийского отделения, а я из Вашингтона. Сомневаюсь, что он узнает самого директора ФБР, даже если тот усядется ему на колени. О чем ты хотел мне сказать, Вилли?

— Они все завтракают в своих комнатах. Никто не проспал, так что все по графику.

— Докладывай мне каждые десять минут.

— Хорошо, сэр. Послушайте, мистер Йенсен, все-таки вы очень рискуете! Все это место кишмя кишит полицией, причем не только внутри. Посмотрите на окна напротив: там не меньше дюжины винтовок и за каждой винтовкой снайпер!

— Знаю, Вилли. Я в эпицентре урагана — это абсолютно безопасно.

— Если вас схватят...

— Не схватят. И даже если меня схватят, ты чист.

— Как это чист! Все видят, что я с вами разговариваю...

— Ну и что? Просто я объясняю тебе, что я из ФБР. У тебя нет причин сомневаться в этом. Те шестеро на крыльце уверены, что это так. И в любом случае, Вилли, ты всегда можешь сослаться на пятую поправку к конституции.

Вилли ушел. На глазах у всей компании, стоящей на крыльце, Йенсен достал свою рацию.

— «Пи-один»?

— Да? — как всегда, спокойно откликнулся Брэнсон.

— Все идет по плану.

— Отлично. «Пи-один» начинает движение. Докладывайте каждые десять минут. Все понятно?

— Конечно. Как там мой близнец?

Брэнсон бросил взгляд в дальний конец автобуса. Связанный мужчина с кляпом во рту, лежавший в проходе между креслами, имел невероятное сходство с Йенсеном.

— Жить будет.

ГЛАВА 2

Ван Эффен вырулил на дорогу номер двести восемьдесят, и автобус поехал на северо-восток, в сторону Южной автострады. Ван Эффен был невысокий плотный мужчина с коротко остриженными светлыми волосами и головой почти идеальной кубической формы. Его уши были так плотно прижаты к голове, что казались приклеенными, а нос явно пострадал в прошлом от соприкосновения с каким-то тяжелым предметом. На его лице почти постоянно играла рассеянная улыбка, как будто он решил, что это самое безопасное выражение, которое поможет ему совладать с бесчисленными непонятными вещами, происходящими в окружающем его ненадежном мире. Мечтательные светло-голубые глаза, которые никто не посмел бы заподозрить в особой остроте взгляда, только усиливали общее впечатление о нем как о человеке, ошеломленном невероятной сложностью жизни. Однако Ван Эффен был весьма и весьма умным человеком, чей острый как кинжал ум мог справиться с самыми разнообразными проблемами, и хотя с Питером Брэнсоном они познакомились всего два года назад, Ван Эффен стал его незаменимым помощником.

Сейчас они оба сидели на переднем сиденье автобуса, одетые по такому случаю в длинные белые куртки, как настоящие профессионалы: представители спецслужб косо смотрели на водителей из президентской автоколонны, которые пренебрегали формой или закатывали рукава. Брэнсон хорошо водил машину и обычно сам садился за руль, но, не говоря уже о том, что он плохо знал Сан-Франциско, а Ван Эффен родился здесь, в это утро ему хотелось сосредоточить пристальное внимание на приборной доске, выглядевшей как продукт скрещивания миниатюрного пульта управления «боингом» и системы переключателей регистров на электрооргане. Система связи в этом автобусе была гораздо проще, чем в президентской машине, но здесь было все, что требовалось Брэнсону. Более того, здесь имелись кое-какие усовершенствования, отсутствовавшие в президентском автобусе, который, впрочем, в них и не нуждался.

Брэнсон обернулся к сидевшему позади него мужчине. Джонни, темноволосый, смуглый и невероятно волосатый тип (в тех редких случаях, когда его удавалось уговорить снять рубашку и принять душ, он сильно смахивал на медведя), производил общее впечатление бывшего боксера, получившего не одну сотню ударов кулаком. В отличие от большинства членов команды Брэнсона Джонни, разделивший образ его жизни около тринадцати лет назад, не отличался особым умом, но имел добродушный нрав, обладал редким терпением и был безраздельно предан своему боссу.

— Достал номера, Джонни? — спросил Брэнсон.

— Номера? — Джонни наморщил узкий просвет между линией волос и бровями, что обычно означало у него высшую степень сосредоточенности, затем радостно улыбнулся: — Ага, достал!

Он сунул руку под сиденье и вытащил оттуда пару номерных знаков. На автобусе Брэнсона, внешне не отличавшемся от автобусов президентского кортежа, стояли калифорнийские номера, а на президентских машинах — столичные. Номера, которые раздобыл Джонни, были вашингтонскими и, что еще лучше, в точности соответствовали номерам одного из правительственных автобусов, стоявших в гараже.

Брэнсон сказал:

— Не забудь: я выпрыгиваю в переднюю дверь, а ты — в заднюю. И первым делом поменяй задний номер.

— Предоставьте это мне, шеф, — заявил Джонни, излучая уверенность.

Зажужжал зуммер на приборной доске. Брэнсон щелкнул переключателем. Его вызывал Йенсен, находившийся на своем посту в Ноб-Хилле.

— «Пи-один»?

— Да?

— Все идет по плану. Через сорок минут.

— Спасибо.

Брэнсон щелкнул другим переключателем:

— «Пи-четыре»?

— «Пи-четыре» слушает.

— Начинайте движение.

Жискар включил зажигание в украденной патрульной машине и в сопровождении второй такой же двинулся по Панорамному шоссе. Чтобы не привлекать внимания, обе машины двигались не так чтобы быстро, но и не слишком медленно и в считаные минуты добрались до радарной установки на горе Тамальпаис. Радиолокационная станция занимала господствующую высоту — самую высокую точку на многие километры вокруг — и была очень похожа на пару гигантских белых мячей для игры в гольф. Жискар и его люди выучили план станции наизусть и не предвидели каких-либо осложнений.

— Особенно не усердствуйте, — дал установку Жискар. — Мы ведь полицейские, не так ли? Защитники народа. Никто не нападает на своих защитников. Шеф предупредил: никакой стрельбы!

— А что, если я буду вынужден стрелять? — поинтересовался один из них.

— Потеряешь половину своей доли.

— Ладно, никакой стрельбы.

 

Брэнсон щелкнул еще одним переключателем:

— «Пи-три»?

Это был код двух людей, совсем недавно установивших на одном из президентских автобусов мину-ловушку.

— Да?

— Что там у вас?

— Двое водителей, и все.

— Как охрана?

— Все в порядке. Никаких подозрений.

— Ждите.

Снова загудел зуммер, и Брэнсон щелкнул переключателем.

— Говорит «Пи-пять»! — прозвучало из динамика. — Все идет по графику. Через тридцать минут.

— Спасибо.

Брэнсон снова взялся за переключатель:

— «Пи-два»?

Это был код Джонсона и Брэдли.

— Слушаю!

— Можете приступать.

— Приступаем! — ответил Джонсон.

Джонсон и Брэдли, безукоризненно выглядящие в форме морской авиации, неторопливо направились в сторону военно-морской базы в Аламеде. У обоих в руках были блестящие летные сумки, в которые они переложили содержимое чемоданчика. По мере приближения к базе их шаг ускорялся, и когда они подошли к проходному пункту, у них был вид людей, которые страшно спешат. Они предъявили свои удостоверения охраннику.

— Лейтенант Эшбридж, лейтенант Мартинес. Вы очень задержались, сэр, — заметил охранник.

— Я знаю. Мы пойдем прямо к вертолетам.

— Боюсь, что вы не сможете этого сделать, сэр. Командир Айзенк ждет вашего доклада у себя в кабинете. — Моряк доверительно понизил голос: — Мне кажется, он очень сердит, сэр.

— Черт побери! — от души выругался Джонсон. — Где его кабинет?

— Вторая дверь налево, сэр.

Джонсон и Брэдли поспешили туда, постучали в дверь и вошли. Молодой старшина, сидевший за столом в приемной, поджал губы и молча кивнул на дверь справа от себя. Его поведение ясно показывало, что он не желает принимать участие в этом неприятном разбирательстве. Джонсон постучал и вошел, опустив голову, словно искал что-то в своей летной сумке. Но эта предосторожность оказалась напрасной. Айзенк применил испытанный деморализующий прием старших офицеров, желающих нагнать страху на младших по званию: не взглянув на вошедших, он продолжал что-то писать в своем блокноте. Брэдли вошел следом и закрыл за собой дверь. Джонсон поставил летную сумку на край стола. В правой руке, скрытой за сумкой, он держал газовый баллончик.

— Как любезно с вашей стороны явиться сюда! — растягивая слова, произнес Айзенк: учеба в Аннаполисе не повлияла на его бостонское произношение. — У вас был строгий приказ. — Он эффектно вскинул голову. — Ваши объяснения... — Он осекся и выпучил глаза от удивления, все еще ни о чем не подозревая. — Вы не Эшбридж и не Мартинес!

— А ведь и правда!

Неожиданно Айзенк начал осознавать, что происходит что-то очень, очень неладное. Он протянул руку к кнопке вызова, но Джонсон опередил его, и Айзенк рухнул на стол. Джонсон кивнул Брэдли, который открыл дверь в приемную, и когда он закрыл ее за собой, его рука что-то нашаривала на дне сумки. Джонсон обошел письменный стол, изучил кнопки на телефоне, нажал одну из них и поднял трубку:

— Башня?

— Да, сэр!

— Разрешаю взлет лейтенантам Эшбриджу и Мартинесу!

Имитация бостонского акцента Айзенка была очень убедительной.

Брэнсон снова вызвал «Пи-три» — двух наблюдателей у правительственного гаража:

— Как дела?

— Автобусы заполняются.

Три автобуса, стоявшие в гараже, и в самом деле постепенно заполнялись пассажирами. Два из них готовы были тронуться в путь. Автобус, в котором стояли мины-ловушки, был целиком отдан газетным репортерам и телевизионщикам. Среди них находились четыре женщины: три дамы неопределенного возраста и одна молодая. На задней площадке автобуса стояли три кинокамеры, поскольку этот автобус шел в голове автомобильного кортежа и оттуда открывался прекрасный вид на идущую следом президентскую машину. Среди пассажиров этого автобуса были четыре человека, которые вряд ли сумели бы узнать пишущую машинку или кинокамеру, если бы даже она свалилась им на ноги, но зато без труда различали «вальтер», «кольт», «беретту», «смит-вессон» и другие подобные принадлежности, обычно считающиеся излишними, когда дело касается средств массовой информации. Так всегда заведено в головных автобусах.

Однако был там один пассажир, который не только узнал бы кинокамеру, если бы увидел ее (строго говоря, он и сам вез с собой довольно хитроумную аппаратуру), но и без труда различал «вальтер», «кольт», «беретту» и «смит-вессон», причем некоторыми из этих видов оружия владел на законных основаниях и нередко носил с собой. Правда, сегодня этот пассажир был невооружен — посчитал это необязательным, хотя бы потому, что у его коллег набрался настоящий походный арсенал. Зато у него было кое-что поинтереснее: миниатюрный транзисторный радиопередатчик, спрятанный в фальшивом дне фотоаппарата. Его фамилия была Ревсон, и он обладал многими замечательными талантами и умениями, что неоднократно доказывал в прошлом, служа своей стране, хотя страна об этом ничего не знала.

Замыкающий автобус также заняли газетчики и люди, совершенно не интересующиеся газетами, причем счет в данном случае был не в пользу представителей прессы. Благодаря их присутствию автобус напоминал передвижной Форт-Нокс. Порой эти люди и сами задавали себе вопрос: неужели действительно в окружении президента необходимо иметь столько агентов ФБР?

В президентском автобусе пока находилось всего три человека, все члены экипажа. Водитель в белой куртке, нажав кнопку «Прием», ждал указаний, которые должны были поступить из динамика на приборной доске. Необычайно привлекательный брюнет за стойкой бара, словно сошедший с рекламного плаката авиалиний, изо всех сил пытался выглядеть скромным и незаметным, но это ему плохо удавалось. В задней части автобуса свое рабочее место занял радиооператор.

 

В автобусе Брэнсона раздался звук зуммера.

— «Пи-пять», — доложил голос. — Все идет по графику. Через двадцать минут.

Снова зажужжал зуммер.

— «Пи-четыре». Все в порядке.

— Превосходно!

Впервые с начала операции Брэнсон позволил себе немного расслабиться. Захват радарной установки на горе Тамальпаис был важным моментом в его плане.

— Пеленгаторы работают?

— Ответ утвердительный.

В третий раз сработал зуммер.

— «Пи-один»? — прозвучал срывающийся голос Джонсона. — Говорит «Пи-два». Мы можем взлететь прямо сейчас?

— Нет. У вас неприятности?

— Что-то в этом роде.

Сидя за штурвалом вертолета с выключенными двигателями, Джонсон заметил, что какой-то человек выбежал из офиса Айзенка и свернул за угол здания. Как стало понятно Джонсону, это могло означать только одно: он собирается заглянуть в окно кабинета Айзенка, потому что не сумел открыть дверь приемной, которую Джонсон и Брэдли заперли за собой и ключ от которой лежал в кармане у Джонсона. В окно ему тоже ничего не удастся увидеть: Джонсон и Брэдли оттащили потерявших сознание Айзенка и старшину в туалет без окон. Ключ от туалета тоже пребывал у Джонсона в кармане.

Из-за угла показался тот же человек. Теперь он не бежал. Он даже остановился и огляделся вокруг. Нетрудно было прочесть его мысли. Айзенк и старшина могли уйти куда-нибудь по делу, и ему не поздоровится, если он поднимет ложную тревогу. С другой стороны, если что-то и в самом деле произошло, а он не доложит о своих подозрениях, ему тоже влетит от начальства. Человек повернулся и направился в сторону кабинета командующего базой, явно с намерением задать несколько осторожных вопросов. На полпути к кабинету он перешел с шага на бег, из чего следовало, что его вопросы будут не такими уж осторожными.

Джонсон сообщил по рации:

— У нас большие неприятности.

— Постарайтесь продержаться, сколько сможете. Взлетайте только в крайнем случае. Место встречи прежнее.

В автобусе «Пи-один» Ван Эффен посмотрел на Брэнсона:

— Что-то не так?

— Да. У Джонсона и Брэдли неприятности, и они хотят взлететь. Представляешь, что произойдет, если они поднимутся в воздух прямо сейчас и будут десять минут кружить в воздухе, ожидая нас? Парочка угнанных вертолетов над городом, в котором находятся президент и половина нефтяных запасов Ближнего Востока! Тут любой занервничает! Начнется паника, и тогда они ни перед чем не остановятся. Вертолеты просто собьют. У них на этой базе «фантомы» постоянно в боевой готовности.

— Мы на месте. — Ван Эффен остановил автобус за гаражом, в котором стоял президентский кортеж. — Это плохо, но, быть может, не так плохо, как кажется. Если парням придется опередить график, вы всегда сможете посоветовать им лететь над автоколонной. Только сумасшедший командир способен приказать своим пилотам применить пулеметы или ракеты против вертолетов, находящихся над автобусом президента. Вертолет может рухнуть прямо на автобус, и тогда — ни президента, ни арабских нефтяных королей и шейхов, ни министра обороны, ни мэра Моррисона. Отдав подобный приказ, адмирал останется без пенсии. Конечно, если переживет военный трибунал.

— Об этом варианте я не подумал. — Судя по голосу, Брэнсон был не вполне убежден. — Вы полагаете, что наш командующий так же разумен, как вы, и будет реагировать в соответствии с вашими рассуждениями. Но откуда нам знать, а вдруг он не в своем уме? Как бы то ни было, мне ничего не остается, кроме как принять ваше предложение. И всем нам ничего не остается, кроме как продолжать начатое.

Послышался звук зуммера. Брэнсон щелкнул переключателем.

— «Пи-один»?

— Да?

— Это «Пи-три», — доложил Рестон из гаража. — Головной автобус только что выехал.

— Дай мне знать, когда начнет движение президентский автобус.

Брэнсон махнул рукой Ван Эффену, и тот включил зажигание и медленно двинулся вдоль стены, огибая гараж.

Опять зажужжал зуммер.

— Это «Пи-пять». Все идет по графику. Через десять минут.

— Хорошо. Спускайся в гараж.

Тут же последовал новый вызов.

— Президентский автобус только что выехал, — сообщил Рестон.

— Отлично.

Брэнсон щелкнул еще одним переключателем.

— Вызываю замыкающий автобус!

— Да?

— Задержитесь на пару минут. У нас тут пробка. Какой-то придурок только что разбил свой трейлер прямо посреди улицы. Чистая случайность, я полагаю, но рисковать не стоит. Никакой паники, оставайтесь все на своих местах. Мы возвращаемся в гараж на несколько минут, пока не будет принято решение о новом маршруте. О’кей?

— О’кей.

Ван Эффен медленно повернул к передней части гаража и начал осторожно продвигаться вперед мимо раскрытых гаражных ворот, пока в поле зрения пассажиров последнего автобуса, все еще стоявшего в гараже, не оказалась передняя треть автобуса Брэнсона. Брэнсон и Ван Эффен не спеша покинули автобус каждый со своей стороны и вошли в гараж. В это время Джонни, никем не замеченный, вышел через заднюю дверь и занялся заменой таблички с номером.

Пассажиры замыкающего автобуса следили за приближением двух мужчин в белых куртках с любопытством, но без подозрительности, поскольку бесконечное ожидание было неотъемлемой частью их жизни. Брэнсон подошел к двери водителя, в то время как Ван Эффен, делая вид, что прогуливается, направился к задней двери машины. Если кое у кого из обитателей автобуса и возникли причины для волнения, то они должны были исчезнуть при виде двух человек в голубых комбинезонах, которые усердно занимались неизвестно чем возле гаражных ворот. Никто из пассажиров не знал, что это были Рестон и его приятель.

Брэнсон открыл переднюю левую дверь и поднялся на пару ступенек.

— Досадно, что произошла задержка, — сказал он водителю. — Что ж, бывает. Сейчас выбирают новый, безопасный маршрут следования до Ноб-Хилла.

Водитель был немного озадачен, не более того. Он спросил:

— А где Эрни?

— Эрни?

— Водитель головной машины.

— А! Вот, значит, как его зовут. Он, кажется, заболел.

— Заболел? — У водителя внезапно возникло подозрение. — Всего две минуты назад...

Услышав два слабых взрыва в дальнем конце салона автобуса, он круто повернулся в кресле. Звук был не сильным, скорее напоминал хлопок и сопровождался звоном разбиваемого стекла и свистом воздуха, выходящего под давлением. Заднюю часть салона окутали клубы серого дыма, такого плотного, что никто не заметил, как Ван Эффен закрыл заднюю дверь и прислонился к ней снаружи, чтобы она случайно не открылась. Все находившиеся в автобусе или, по крайней мере, все, кого еще можно было разглядеть, повернулись в креслах и потянулись за оружием — машинальная, но бесполезная реакция, поскольку было совершенно непонятно, куда стрелять.

Брэнсон задержал дыхание, быстро кинул одну за другой две похожие на гранаты газовые бомбы — одну в проход между креслами, вторую к ногам водителя, выскочил из машины и захлопнул за собой дверь. На всякий случай он придержал ручку двери, хотя подобная предосторожность была излишней: стоило разок вдохнуть этот газ, как человек тут же терял сознание. Выждав десять секунд, Брэнсон обошел автобус спереди и присоединился к Ван Эффену. Рестон и его напарник уже успели надежно запереть ворота. Они стащили с себя комбинезоны и остались в отлично сшитых костюмах строгого покроя.

— Все сделано? Так быстро? — воскликнул Рестон.

Брэнсон кивнул.

— Но если один вдох этого газа сбивает человека с ног, то эти люди, продолжая сидеть там и постоянно вдыхать его, непременно погибнут.

Все трое без всякой спешки вышли через боковую дверь гаража и заперли ее за собой, после чего Брэнсон ответил:

— Через пятнадцать секунд кислород нейтрализует газ. Можешь сейчас войти в автобус, и с тобой ничего не произойдет. Но те, кто там сидит, придут в себя в лучшем случае через час.

Когда они подошли к главному входу в гараж, из такси вышел мнимый Йенсен. Четверо мужчин поднялись в автобус Брэнсона, ставший теперь замыкающим в президентской автоколонне, и Ван Эффен повел машину в сторону Ноб-Хилла. Брэнсон коснулся переключателя на приборной доске:

— «Пи-два»?

— «Пи-два» слушает.

— Как у вас дела?

— Все тихо. Даже слишком тихо. Мне это не нравится.

— Как по-твоему, что произошло?

— Не знаю. Я прямо-таки вижу, как кто-то звонит по телефону, запрашивая разрешение запустить в нас парочку управляемых ракет.

— Кто может дать подобное разрешение?

— Главный военный авторитет страны.

— Им потребуется время, чтобы связаться с Вашингтоном.

— Много ли нужно времени, чтобы дозвониться до Ноб-Хилла?

— О господи!

Даже обычное олимпийское спокойствие Брэнсона на мгновение дало трещину. Главный военный авторитет страны занимал в отеле Марка Хопкинса соседний с президентом номер. Генерал Картленд, министр обороны и советник президента по чрезвычайным делам, и в самом деле должен был находиться в свите президента.

— Ты понимаешь, что будет, если военные свяжутся с ним?

— Да. Поездку отменят.

Хотя главнокомандующим вооруженных сил был президент, но в вопросах безопасности он уступал главенство своему министру обороны.

— Подождите минутку! — Наступила пауза, потом Джонсон сказал: — Один из охранников у ворот разговаривает по телефону. Посмотрим, чем все это кончится.

Брэнсон почувствовал, что воротничок рубашки неприятно прилип к шее. Он оставил привычку молиться еще прежде, чем слез с материнских коленей, но сейчас быстро помолился, чтобы все кончилось хорошо. Возможно, охранник звонит по какому-нибудь невинному поводу и результаты этого звонка будут совершенно безвредны. В противном случае о многих месяцах жизни и о четверти миллиона долларов, которые он потратил на подготовку этой операции, можно забыть.

— «Пи-один»?

— Да? — произнес Брэнсон, смутно осознавая, что не может разжать зубы.

— Вы не поверите, но башня только что дала нам разрешение на взлет!

Брэнсон молчал несколько секунд, в течение которых кто-то как будто снял мост Золотые Ворота с его плеч. Он редко вытирал пот со лба, но сейчас почувствовал настоятельную потребность сделать это.

— Ну что ж, — наконец сказал он, — дареному коню в зубы не смотрят. Как по-вашему, что произошло?

— Должно быть, охранники подтвердили, что документы у нас в порядке.

— Значит, взлетаете? В следующий раз мне хотелось бы услышать ваши голоса на фоне шума моторов.

 

Двойная линия сотрудников службы безопасности, стоявших попарно спиной друг к другу через каждые два метра и глядевших в противоположные стороны, образовала короткую защищенную дорожку между отелем и ожидавшим президента автобусом. Подобные предосторожности казались излишними, поскольку улица была перегорожена с обеих сторон в сотне метров от отеля и вся публика находилась за ограждением. Однако высокие гости из стран Персидского залива относились к этому спокойно и вовсе не чувствовали себя узниками. У них на родине, где высокое искусство убийства было доведено до совершенства, и не снившегося в Соединенных Штатах, подобные меры стали неотъемлемой частью их жизни. Без усиленного внимания спецслужб эти люди чувствовали бы себя не в своей тарелке, более того, его отсутствие они могли расценить как неуважение к своим особам.

Президент, шедший первым, задумчиво поглядывал по сторонам, как будто его огорчало, что публика так далеко и ему некому помахать рукой. Это был высокий представительный мужчина в превосходно сшитом коричневом габардиновом костюме, с аристократическим лицом, слегка напоминавшим одного из дородных римских императоров, и с великолепной гривой седых волос, которые являлись предметом его особой гордости. С первого взгляда становилось ясно, что этот человек прямо-таки рожден, чтобы занять Овальный кабинет. Возможно, на Капитолийском холме имелись и более могучие умы, но ни у кого не было такой величественной осанки. Насколько это позволено политику, он был человеком честным и неподкупным (конечно, то обстоятельство, что он был мультимиллионером, сильно способствовало этому), был умен, обладал чувством юмора, его любили и почитали сограждане. Многие утверждали, что за последние полвека ни один американский президент не пользовался таким расположением простых людей. В руках у президента, как всегда, была крепкая трость, которую он сохранил после несчастного случая, когда пострадал из-за собственного лабрадора. Вероятно, президент считал, что трость отвечает его имиджу и делает его похожим на Рузвельта. Во всяком случае, он уже давно не появлялся без нее на людях.

Президент подошел к автобусу, полуобернулся и с улыбкой предложил пройти внутрь первому из своих гостей.

Первенство по старшинству и занимаемому положению несомненно принадлежало королю: в его огромном королевстве нефти имелось больше, чем во всем остальном мире. Это был высокий импозантный мужчина, король с ног до головы: от метущего по полу подола ослепительно белого платья и до верхней точки столь же ослепительного бурнуса. У короля было смуглое лицо с орлиным носом, безукоризненно подстриженная седая бородка и глаза с нависшими верхними веками, придававшие ему сходство с нахохлившимся орлом. Вероятно, самый богатый человек за всю историю человечества, он мог сделаться тираном и деспотом, но этого не произошло, хотя в своей стране он имел абсолютную власть и подчинялся только своим собственным законам.

Следующим шел принц — его небольшое государство не позволяло ему претендовать на титул короля. Территориальные владения принца составляли примерно пять процентов от владений идущего впереди него короля, однако он был почти столь же влиятелен: его страна, бесплодная, негостеприимная пустыня, буквально плавала на огромном море нефти. Яркий и деятельный человек, владелец бесчисленного множества «кадиллаков» (говорили, что при малейшей технической неисправности машина признавалась непригодной и больше не использовалась, что, конечно, являлось слабым утешением для «Дженерал моторс»), принц был великолепным пилотом, талантливым автогонщиком и покровителем нескольких всемирно известных элитарных ночных клубов. Он прилагал известные усилия для поддержания своей репутации плейбоя, однако подобное поведение никого не обманывало: за блестящим фасадом скрывался компьютеризированный мозг выдающегося бизнесмена. Принц был среднего роста, хорошо сложен и не слыл поклонником национальной арабской одежды. Свои костюмы он обычно заказывал на Сэвил-роу. Все в его облике, начиная с остроносых туфель из крокодиловой кожи и кончая ниточкой еле заметных усов, кричало о щегольстве.

За королем и принцем следовали шейхи Иман и Каран, нефтяные министры короля и принца. Они были удивительно похожи — ходили слухи, будто у них общий дед, что было не так уж невероятно. Оба носили европейское платье, у обоих на пухлых лицах сияли широкие улыбки, и при этом оба были очень умны. Единственное различие состояло в том, что Иман носил черную козлиную бородку, а Каран был чисто выбрит.

Следующим к автобусу прошел генерал Картленд. Несмотря на то что он был одет в обычный костюм из неприметной синей ткани в тонкую полоску, он оставался тем, кем был. Даже если бы он завернулся в банное полотенце, любой немедленно распознал бы в нем генерала. Безупречная выправка, точность движений, лаконичная речь, холодные синие глаза, отсутствие привычки дважды повторять вопрос, — все выдавало в нем военного, даже седые волосы ежиком. Хотя у генерала были здесь свои интересы — в конце концов, ему было необходимо горючее для танков, кораблей и самолетов, — однако в эту поездку он отправился вовсе не как эксперт по вопросам нефтяного бизнеса. Он был здесь потому, что без него президент отказывался даже улицу перейти. Президент не скрывал, что полагается на советы Картленда, обладающего большим опытом, обширными познаниями и здравым смыслом. Подобное отношение вызывало зависть многих высокопоставленных особ в Вашингтоне. Трезвые умы этого города считали его незаменимым советчиком президента, и, хотя из-за этой дополнительной обязанности у генерала оставалось все меньше и меньше времени на управление армией, флотом и военно-воздушными силами, Картленд без видимых усилий справлялся и с тем и с другим. Он мог бы стать блестящим политиком или государственным деятелем, но, к несчастью, обладал некоторыми врожденными недостатками: был неподкупен и неизменно следовал морали.

Затем в автобус поднялся Хансен, поставленный президентом управлять энергетикой. Он был недавно назначен на этот пост и пока оставался неизвестной величиной. Его квалификация для данной работы не подвергалась сомнению, но опыта явно не хватало. Энергетика была единственной сферой приложения его интересов. Это был порывистый, нервный человек, настроение которого часто менялось, а темные глаза никогда не знали покоя. Он пользовался репутацией человека с первоклассными мозгами. Возможно, именно это вызывало у нефтяных магнатов настороженное отношение к нему, и он воспринимал это болезненно.

Следующим был Мюир — очень румяный, почти полностью облысевший мужчина. Число подбородков у него варьировалось от двух до четырех в зависимости от угла наклона головы. В отличие от большинства полных людей он постоянно хранил скорбное выражение лица. Мюир навевал какое-то буколическое настроение, он напоминал неудачливого крестьянина, сосредоточенного не на производстве продуктов питания, а на поглощении того, что растет на его земле. Предстоящие сделки с арабскими странами были связаны с множеством политических и экономических проблем, и именно поэтому помощника госсекретаря Мюира, выдающегося специалиста по Ближнему Востоку, включили в свиту президента.

Наконец президент жестом предложил войти в автобус последнему из своей свиты, но Джон Моррисон отказался, сделав в ответ такой же приглашающий жест. Президент улыбнулся и поднялся по ступеням. Моррисона, этого крупного жизнерадостного человека, пригласили в поездку не как специалиста по энергетике. Энергетика, конечно, волновала его, но не до такой степени, чтобы не спать из-за нее по ночам. Он находился здесь отчасти как гид, а отчасти потому, что чувствовал себя обязанным принять приглашение президента. Хотя президент был официальным хозяином для своих гостей, но это были владения Моррисона и именно Моррисон царил и господствовал здесь. Он был мэром Сан-Франциско.

 

Из замыкающего автоколонну автобуса, находившегося в пятидесяти метрах позади, Брэнсон увидел, как дверь президентского автобуса закрылась. Он щелкнул переключателем:

— «Пи-два»?

— Да? — отозвался Джонсон.

— Мы начинаем движение.

— Вас понял.

 

Автоколонна тронулась в путь. Впереди двигались патрульная машина и два мотоцикла, за которыми следовали три автобуса, вторая полицейская машина и еще два мотоциклиста. Нынешний маршрут не включал в себя осмотр города — он состоялся вчера, после того как президентский самолет приземлился в международном аэропорту Сан-Франциско. Нынешняя поездка была сугубо деловой. От отеля кортеж направился вдоль побережья к Ван-Несс, проехал по Ломбард-стрит, свернул направо к Ричардсон-авеню и далее в Пресидио. Начиная с этого момента дорогу перекрыли для всего остального транспорта. Президент и его гости проехали по виадуку, потом автоколонна свернула вправо и двинулась на север, пока не вынуждена была остановиться посредине моста Золотые Ворота.

ГЛАВА 3

Мост Золотые Ворота — несомненно, одно из инженерных чудес света. Для жителей Сан-Франциско это, естественно, самое чудесное из инженерных чудес света, и действительно, среди мостов нет равного ему по эффектности и изяществу. Глядя, как две огромные кирпично-красные башни — или оранжевые, или охряные, в зависимости от освещения, — выступают из плотного тумана, так часто наплывающего со стороны Тихого океана, испытываешь необыкновенное ощущение нереальности происходящего. А когда туман полностью рассеивается, это ощущение сменяется недоверием и преклонением перед гением человека, который не только имел смелость представить себе эту эпическую поэму механического величия, но и обладал техническими познаниями, чтобы воплотить ее в жизнь. И хотя глаза представляют неопровержимые доказательства существования этого чуда, мозг отказывается принять их на веру.

Так или иначе, но своим появлением мост обязан Джозефу Штраусу, который, несмотря на непреодолимые препятствия и уверения коллег-архитекторов в том, что его мечта в принципе неосуществима, продолжал работу с упрямством, характерным для истинных американцев. В конце концов мост Золотые Ворота все же был построен и открыт в мае 1937 года.

До 1964 года, когда был возведен мост Верразано-Нарроуз, оказавшийся на двадцать метров длиннее, мост Золотые Ворота был самым длинным однопролетным висячим мостом в мире [1]. Поддерживающие его две массивные башни на двести двадцать семь метров возвышаются над поверхностью залива. Общая длина моста — два километра семьсот тридцать семь метров. Его сооружение обошлось в тридцать пять миллионов долларов. Сегодня для его постройки понадобилось бы уже двести миллионов.

В биографии моста есть и мрачные страницы. Американцы, решившие свести счеты с жизнью, очень любят делать это именно на мосту Золотые Ворота. Здесь зарегистрировано около пятисот самоубийств, еще столько же прошли незамеченными. В живых осталось только восемь человек. Вероятность выживания при падении с этого моста очень мала. Даже если при падении с высоты шестидесяти метров человек останется жив, его добивают холодная вода и подводные течения, которые проходят на небольшом расстоянии от моста, по обе его стороны. В пяти километрах к востоку, на острове Алькатрас, стоит ставшая тюрьмой крепость. Точных данных о том, сколько узников пыталось бежать оттуда вплавь, нет. Известно, что выжили только трое из них.

Трудно сказать, почему самоубийцы выбирают именно этот мост для прыжка в вечность. Психологи, наверное, скажут, что несчастные хотят сделать эффектным конец своей неудачной жизни. Однако немало людей прыгает с моста темной ночью, когда их никто не видит.

 

Процессия медленно проехала под первой башней моста. Сидя в роскошном президентском автобусе, король, принц и их министры смотрели по сторонам с тщательно дозируемым королевским (и принцевым) энтузиазмом. Несмотря на полное отсутствие подобных мостов в их песчаных странах — да и правда, зачем там такие мосты? — им все же не хотелось признавать, что некоторые вещи на Западе умеют делать лучше, чем на Ближнем Востоке. Не позволяли они себе чересчур восторгаться и пейзажем, ведь миллионы квадратных километров движущихся песков, пусть и не лишенных привлекательности для истинного бедуина, явно не шли ни в какое сравнение с пышной яркой зеленью возделанных полей и лесов, простирающихся на том берегу залива. И действительно, весь этот район выглядел как нельзя лучше в то великолепное июньское утро, когда солнце высоко поднялось на безоблачном небе и его лучи засверкали на бирюзовых водах залива. Это было сказочное начало дня, который, как искренне надеялись президент и его министр энергетики Хансен, должен был иметь по-сказочному счастливое завершение.

Принц оглядел салон автобуса, на этот раз не опасаясь выразить искреннее восхищение. Он был человеком своего поколения и разделял его страсть к различным техническим штучкам.

— Позвольте заметить, господин президент, вы знаете, что такое путешествовать с комфортом, — сказал он с безупречным оксфордским произношением. — Я бы и сам хотел иметь такой автобус!

— И вы его получите, — милостиво пообещал президент. — Моя страна сочтет за честь подарить вам такую машину в ближайшее же время после вашего возвращения на родину. Разумеется, она будет оборудована с учетом ваших пожеланий.

Король сухо сказал:

— Принц привык заказывать свои машины дюжинами. Без сомнения, Ахмед, вы захотите заодно прихватить и парочку таких! — Он указал на два вертолета морской авиации, зависших над автобусами. — Вы хорошо заботитесь о нас, господин президент.

Президент лишь улыбнулся в ответ. Зачем комментировать очевидное?

— Это исключительно для декоративных целей, ваше величество, — вступил в разговор генерал Картленд. — Кроме сотрудников службы безопасности, которые ждут на другом конце моста, и нескольких полицейских машин, отсюда до Сан-Рафаэля вы никого не увидите. Тем не менее безопасность нам гарантирована. На всем пути следования автоколонны военные наблюдают буквально за каждым метром дороги. К сожалению, сумасшедшие встречаются повсюду, даже в Соединенных Штатах.

— Особенно в Соединенных Штатах! — мрачно заметил президент.

— Значит, мы в полной безопасности? — полушутливо-полусерьезно спросил король.

Президент ответил с прежней уверенной улыбкой:

— Как под сводами Форт-Нокса.

 

В тот момент, когда головной автобус миновал середину моста, почти одновременно произошло пять событий. В замыкающем автобусе Брэнсон нажал на кнопку панели управления. Две секунды спустя в передней части головного автобуса, прямо у ног водителя, раздался небольшой взрыв. Хотя водитель почти не пострадал, он испытал мгновенный шок, затем выругался, быстро пришел в себя и нажал на педаль ножного тормоза. Никакой реакции.

— Господи Иисусе!

Ему потребовалось еще несколько секунд, чтобы понять — у его автобуса отказали тормоза. Тогда он рванул ручной тормоз и включил первую передачу. Машина начала замедлять ход.

Брэнсон резко поднял правую руку и так же резко опустил ее, чтобы упереться обеими руками в приборную доску. Сидящие позади него люди по этому сигналу вытянули вперед руки, слегка согнутые в локтях (этот прием они не раз отрабатывали на практике), и уперлись ими в спинки сидений, находящихся перед ними. На передних сиденьях, естественно, никто не сидел. Ван Эффен поставил ручку передач в нейтральное положение и изо всех сил нажал на педаль тормоза, словно собирался вдавить ее в пол.

Тот факт, что Ван Эффен недавно и с недобрым умыслом отключил задние тормозные огни, почти не повлиял на положение злополучного водителя следовавшей позади патрульной машины. Президентский кортеж двигался медленно, со скоростью не более сорока километров в час, и задняя полицейская машина шла точно так же. У ее водителя не было причин ожидать каких-либо неприятностей, ведь мост был закрыт для другого транспорта, а значит, ничто не могло изменить ровный, неторопливый темп продвижения автоколонны. При такой скорости можно было даже улучить момент, чтобы полюбоваться великолепным видом, открывавшимся с моста. К тому моменту, когда водитель патрульной машины понял, что все идет не так, дистанция между ним и автобусом сократилась вдвое. Пока он соображал, что предпринять, расстояние до автобуса уменьшилось еще на несколько метров. Это был опытный шофер, но его реакция оказалась недостаточно быстрой, и в ту секунду, когда он нажал на педаль тормоза, до автобуса оставалось около пяти метров. Столкновение с неподвижным объектом, даже на скорости в тридцать километров в час, — удовольствие весьма сомнительное. Четверо офицеров полиции ощутили это на себе в полной мере.

В момент столкновения Брэнсон нажал вторую кнопку на пульте управления. Благодаря ручному тормозу головной автобус двигался теперь со скоростью не более пятнадцати километров в час, и тут раздался еще один взрыв, на этот раз в баре, и послышалось громкое шипение, словно откуда-то выходил сжатый воздух. Через несколько секунд весь салон заволокло ядовитым серым дымом с неприятным запахом. Водитель мгновенно потерял сознание, и автобус, оставшийся без управления, стал медленно поворачивать вправо и остановился не более чем в полуметре от бокового ограждения моста. Впрочем, ничего страшного не произошло бы, даже если бы он ударился о заградительный барьер: тот был в состоянии выдержать столкновение с любым транспортным средством меньше тяжелого танка.

Президентский автобус не пострадал. Его водитель вовремя заметил, что загорелись тормозные огни головного автобуса, сбавил скорость, взял влево, чтобы обойти повернувшийся автобус, и остановился рядом с ним. На лицах двенадцати пассажиров в той или иной степени выразилась озабоченность, но паники не было заметно.

Возглавляющие колонну мотоциклисты и патрульная машина почему-то не сразу обратили внимание на возникшую позади них сумятицу. Только теперь они увидели, что автобус свернул в сторону, и начали разворачиваться назад.

Все действия команды Брэнсона были расписаны по минутам и хорошо отрепетированы. Ван Эффен выскочил через левую переднюю дверцу, Джонни — через правую как раз в тот момент, когда рядом с ними остановились два мотоциклиста, замыкающих колонну.

— Скорее в автобус! У нас тут кое-какие проблемы! — крикнул им Ван Эффен.

Полицейские бросили свои мотоциклы и быстро забрались в автобус. Как только они скрылись из виду своих возвращавшихся коллег, команда Брэнсона их мгновенно обезвредила. Это было не очень трудно, потому что патрульные не оказали серьезного сопротивления: войдя внутрь, они сразу же заметили связанного мужчину, лежавшего на полу в дальнем конце прохода.

Почти тотчас из последнего автобуса вышли семь человек. Пятеро из них присоединились к Ван Эффену и Джонни и побежали к другим автобусам. Двое пошли назад, к помятой патрульной машине. Двое оставшихся в автобусе распахнули заднюю дверь и установили на треноге длинную стальную трубу, безобидную на вид. Брэнсон и Йенсен остались на месте. Лежавший на полу связанный мужчина, чьи документы были теперь у Йенсена, наблюдал за происходящим со свирепым выражением на лице, но этим его возможности и ограничивались.

Двое, направлявшиеся к пострадавшей патрульной машине, носили имена Ковальски и Питерс. Они больше походили на молодых процветающих биржевых маклеров, чем на преступников. Кроме Джонни, никто из членов команды Брэнсона не соответствовал расхожим представлениям о том, как должны выглядеть рецидивисты. Ковальски и Питерсу доводилось убивать, но убивали они, если можно так выразиться, на законном основании: оба служили во Вьетнаме, в особом подразделении морской пехоты. Разочарованные в мирной жизни, они примкнули к Брэнсону, у которого был особый дар подбирать команду. С тех пор они никого не убивали. Брэнсон допускал насилие только там, где и когда оно было необходимо, и разрешал своим людям убивать только в самом крайнем случае. За тринадцать лет его активной «деятельности», связанной с нарушением законов на территории Соединенных Штатов, Канады и Мексики, такого крайнего случая не представилось. Чем диктовалось подобное поведение — моральными принципами или иными соображениями, — неясно. Ясно было другое: Брэнсон считал убийства плохим бизнесом. Полиция проявляет несравнимо больше рвения в розыске убийц, чем грабителей.

Окна в обеих передних дверцах патрульной машины были опущены, — видимо, это сделали еще до столкновения. Четверо полицейских в машине не очень пострадали, но испытали сильное потрясение. Больше всего не повезло полицейскому, который сидел рядом с водителем: у него был сломан нос. Полицейские еще не пришли в себя и не оказали серьезного сопротивления, когда у них отбирали оружие. Действуя согласованно, Ковальски и Питерс подняли окна в дверцах, каждый со своей стороны, затем Питерс захлопнул дверь, а Ковальски бросил внутрь газовую гранату и тоже закрыл дверь.

Ничего этого не видели ни направлявшиеся к автобусам мотоциклисты, ни водитель головной патрульной машины — они оставили свои транспортные средства и начали осторожно приближаться к автобусам. В это время справа от головного автобуса показались Ван Эффен и Джонни с пятью помощниками. В руках у всех было оружие.

— Быстро сюда! — закричал Ван Эффен. — Там двое психов, один с базукой, другой со «шмайссером». Прячьтесь за автобус!

У полицейских не оставалось времени на размышления, они сразу подчинились приказу. Возможно, сыграл свою роль инстинкт самосохранения. Ван Эффен осторожно огляделся, чтобы убедиться, что из президентского автобуса их не видно. Он не боялся неприятностей с той стороны, однако, заметив их действия, пассажиры автобуса могли запереть двери, и тогда пришлось бы разбивать замок выстрелами или взрывать.

Ван Эффен кивнул Джонни и вместе еще с одним членом команды направился к задней части автобуса. Что бы ни говорили об ограниченных умственных способностях Джонни, но он был просто создан для ситуаций, когда надо действовать не раздумывая. А длительные тренировки развили даже его голосовые возможности.

— Почему бы вам, ребята, не поднять руки вверх?

Все шестеро полицейских мгновенно обернулись. На их лицах отразились удивление, гнев и, наконец, покорность — только это им и осталось. По какой-то причине они еще не успели сообразить, что пора достать собственное оружие, а когда умный человек сталкивается в упор с двумя наставленными на него автоматами, он делает то, что ему велено, например поднимает руки вверх. Пока Джонни держал полицейских под прицелом, его напарник отобрал у них оружие. Двое из остальных членов команды побежали обратно к последнему автобусу, как только увидели, что Ван Эффен и его напарник поднимаются в президентский автобус.

Реакция пассажиров представляла собой смесь недоумения и раздражения, да и то в слабо выраженной форме. Один или двое предприняли обреченную на неуспех попытку встать с диванов, когда Ван Эффен поднялся по ступеням.

— Успокойтесь, господа, — произнес он. — Это всего лишь небольшая задержка.

И таков был авторитет обычной белой формы (при уличных происшествиях толпа расступается даже перед фартуком мясника), что все снова опустились на свои места. Ван Эффен достал оружие весьма неприятного вида — двуствольный обрез двенадцатого калибра.

— То, что сейчас происходит, вы можете назвать налетом, или нападением, или похищением. Впрочем, совершенно неважно, как вы это назовете. Просто оставайтесь на своих местах.

— Господи! — Президент уставился на круглое лицо Ван Эффена, словно тот был пришельцем из космоса. Его глаза, словно притянутые магнитом, устремились в сторону короля и принца, затем недоверчивый и возмущенный взгляд вернулся к Ван Эффену. — Да вы что, с ума сошли? Вы не знаете, кто я? Вы не знаете, что направляете оружие на президента Соединенных Штатов?

— Я знаю. Однако в этой стране направлять оружие на президента — давняя, хотя и не очень почитаемая традиция. Пожалуйста, не создавайте трудностей. — Ван Эффен в упор посмотрел на генерала Картленда, которого незаметно держал под контролем с момента своего появления в автобусе. — Мне известно, генерал, что вы всегда носите с собой оружие. Пожалуйста, отдайте его мне. Не пытайтесь ловчить. Ваш двадцать второй калибр может быть довольно неприятным, если он достаточно точен. Моя пушка успеет проделать в вашей груди дыру размером с руку. Надеюсь, вы не из тех, кто путает мужество с самоубийством?

Генерал кивнул со слабой улыбкой, достал маленький черный пистолет и протянул его Ван Эффену.

— Благодарю. Боюсь, господа, что некоторое время вам придется оставаться на своих местах. Поверьте моему слову: если вы не станете применять к нам насилие, то и мы не будем его применять по отношению к вам.

Наступила мертвая тишина. Король, сложив на груди руки и закрыв глаза, о чем-то размышлял или, быть может, общался со Всевышним. Неожиданно он открыл глаза, взглянул на президента и спросил:

— Так насколько же безопасны своды Форт-Нокса?

 

— Вам лучше поверить мне, Хендрикс, — сказал Брэнсон. Он говорил в микрофон, который держал в руках. — У нас в руках президент, король и принц. Если подождете пару минут, то я дам президенту возможность самому это подтвердить. И кстати, не совершайте никаких необдуманных и поспешных поступков, вроде того чтобы приблизиться к нам. Позвольте кое-что вам продемонстрировать. Полагаю, что у южного конца моста есть несколько патрульных машин, с которыми вы поддерживаете связь по радио?

Глядя на Хендрикса, трудно было поверить, что перед вами начальник полиции. Сейчас он больше походил на студента, сбежавшего с занятий. Этот высокий худой мужчина с загорелым лицом, безупречно подстриженный и скромно одетый, был на редкость умен, что могли подтвердить многие из тех, кого Хендрикс засадил за решетку. В стране не было более эффективно действующего полицейского. Однако в данный момент этот тонкий ум временно бездействовал. Хендрикс пребывал в замешательстве и имел вид человека, ночные кошмары которого неожиданно стали явью.

— Да, есть, — ответил он.

— Очень хорошо. Ждите.

Брэнсон повернулся и подал сигнал двум своим людям в глубине автобуса. Раздался звук взрыва, исходящий из безоткатного ракетного орудия, установленного на задней площадке. Через три секунды между пилонами южной башни моста возникло облако плотного серого дыма. Брэнсон снова заговорил в микрофон:

— Ну?

— Вижу что-то вроде взрыва, — сообщил Хендрикс. Голос его заметно окреп. — Много дыма, если, конечно, это дым.

— Это нервно-паралитический газ. Оказывает временное, но эффективное действие. Через десять минут разрушается под воздействием кислорода. Если нам придется воспользоваться этим газом и ветер будет с северо-запада, севера или северо-востока, ответственность, как вы понимаете, падет на вас.

— Понимаю.

— Обычные противогазы здесь бесполезны. Это вы тоже понимаете?

— Да.

— У нас есть такое же оружие, накрывающее северный конец моста. Сообщите полицейским патрулям и воинским подразделениям, что неразумно пытаться проникнуть на мост. Вы меня поняли?

— Да.

— Вас проинформировали о двух вертолетах морской авиации, зависших над мостом?

— Да. — С лица Хендрикса исчезло загнанное выражение, и его мозг вновь заработал с прежней скоростью. — Должен сказать, меня это удивило.

— В этом нет ничего удивительного. Вертолеты в наших руках. Срочно объявите тревогу во всех ближайших подразделениях военно-воздушных сил. Предупредите их, чтобы не вздумали выслать истребители. Если военные попытаются сбить вертолеты, это может плохо кончиться для президента и его гостей. Мы получаем информацию о каждом поднятом в воздух самолете — в наших руках радарная установка на горе Тамальпаис.

— Господи! — воскликнул начальник полиции, вернувшись в первоначальное состояние духа.

— Господь вам не поможет. На радарной установке работают опытные специалисты. Не пытайтесь отбить станцию с земли или с воздуха. Мы осознаем, что у нас нет возможностей для отражения подобных атак. Однако не думаю, что президент, король и принц будут благодарны человеку, по чьей вине они лишатся, скажем, правых ушей. Пожалуйста, не думайте, что я шучу. Мы доставим вам их уши в пластиковом пакете.

— Никаких попыток отбить станцию не будет.

Капитан Кэмпбелл, краснолицый жизнерадостный здоровяк, считавшийся правой рукой Хендрикса, удивленно посмотрел на своего шефа. Капитана поразили не слова Хендрикса, а то, что на лбу у шефа выступили капли пота, — такого он никогда прежде не видел. Невольно Кэмпбелл потрогал свой собственный лоб и почувствовал, что он тоже влажный.

— Надеюсь, вы отвечаете за свои слова. Вскоре я свяжусь с вами, — сказал Брэнсон.

— Как насчет того, чтобы я переместился ближе к мосту? Мне придется устроить что-то вроде штаба, и это место представляется самым подходящим.

— Не возражаю, только не пытайтесь въезжать на сам мост. И примите меры, чтобы ни одна частная машина не пересекала границы Пресидио. Мы не хотели бы прибегать к насилию, но, если все же что-то произойдет, я не хочу, чтобы пострадали невинные люди.

— Вы очень внимательны, — с вполне понятной горечью произнес Хендрикс.

Брэнсон улыбнулся и положил микрофон.

 

Газ внутри головного автобуса улетучился, но его воздействие на людей все еще продолжалось. Все по-прежнему находились в бессознательном состоянии. Двое или трое человек упали в проход между креслами, по-видимому не получив при этом каких-либо повреждений. Большинство пассажиров оставались сидеть на своих местах, некоторые тяжело навалились на спинки стоящих впереди кресел.

Джонни и Бартлет шли по проходу, но вовсе не в качестве милосердных ангелов. В свои двадцать шесть лет Бартлет был самым молодым членом команды Брэнсона и выглядел точь-в-точь как студент колледжа, хотя никогда им не был. Они обыскивали каждого человека в автобусе, и делали это очень тщательно, тем более что те, кто подвергался этому унижению, были не в состоянии протестовать. Женщин-журналисток обыскивать не стали, но осмотрели содержимое их сумочек. Тот факт, что ни один доллар из тех нескольких тысяч долларов, что прошли через руки Джонни и Бартлета, не застрял в их карманах, многое говорил о стандартах, исповедуемых Брэнсоном. Грабеж в крупных масштабах представлялся стоящим делом, мелкое воровство было неприемлемо. В любом случае они искали не деньги, а оружие. Брэнсон не без оснований полагал, что в журналистском автобусе должны находиться агенты ФБР, в задачу которых входит не столько защита президента и его гостей, сколько наблюдение за журналистами. Поскольку визит арабских нефтяных властителей в Соединенные Штаты вызвал широкий интерес во всем мире, среди журналистов было с десяток иностранцев: четверо из Европы, четверо из стран Персидского залива и по одному из Нигерии и Венесуэлы — стран, имеющих особый интерес к сделке между главными нефтяными государствами и Соединенными Штатами.

Джонни и Бартлет нашли четыре пистолета и забрали их, а на четырех владельцев этого оружия надели наручники и оставили их сидеть на своих местах. Закончив обыск, они вышли из автобуса и присоединились к своим товарищам, которые охраняли шестерых все еще ничего не понимавших полицейских, скованных наручниками в цепь. Еще один человек сидел возле похожей на базуку ракетной установки, охранявшей северную башню. Здесь, как и на южном конце моста, все было под контролем, все шло в точности так, как было спланировано Брэнсоном, потратившим на подготовку несколько предыдущих месяцев. Их руководитель имел все основания быть довольным собой.

 

Однако Брэнсон, только что вышедший из последнего автобуса, не выглядел ни довольным, ни недовольным. Все шло так, как он и надеялся, и это было нормально. Последователи Брэнсона часто отмечали (хотя и не в его присутствии) его поразительную самоуверенность. В то же время они вынуждены были признать, что до сих пор он никогда не ошибался в себе. Из восемнадцати человек, составлявших постоянное ядро команды Брэнсона, девять провели различные сроки в различных исправительных заведениях, размышляя о превратностях фортуны. Но это было до того, как они присоединились к Брэнсону. После этого ни один из его людей не попал ни под суд, ни за решетку, и это следовало считать немалым достижением, если принять во внимание, что среди них был такой частый гость правительства США, как Паркер.

Брэнсон прошел к президентской машине и обратился к Ван Эффену, стоявшему в дверях:

— Я немного передвину вперед первый автобус. Скажи своему водителю, пусть повторяет мои действия.

Поднявшись в головной автобус, он с помощью Джонни вытащил еще не пришедшего в себя водителя из кресла и сел на его место. Затем включил зажигание, переключил передачу, развернул автобус, проехал вперед примерно пятьдесят метров и остановился с помощью ручного тормоза. Президентский автобус следовал за ним на расстоянии нескольких метров.

Брэнсон вышел из машины и направился назад, в сторону южной башни. Дойдя до отмеченной середины моста — точки, в которой мощные поддерживающие тросы опускались ниже всего, — он оглянулся назад и опять посмотрел вперед. Пятьдесят метров центральной секции моста, секции, где винты вертолетов не могли зацепиться за тросы независимо от направления и силы ветра, были свободны. Брэнсон отошел подальше от этого участка и помахал стрекочущим в воздухе машинам. Джонсон и Брэдли посадили свои вертолеты на мост спокойно и без суеты. Впервые за свою долгую и славную историю мост Золотые Ворота использовался как вертолетная площадка.

После этого Брэнсон отправился в президентский автобус. Находившиеся там инстинктивно поняли, что перед ними глава похитителей, виновник их теперешнего положения, и их отношение к нему нельзя было назвать сердечным. Четверка нефтяных магнатов и Картленд смотрели на Брэнсона бесстрастно. Хансен нервничал сильнее, чем обычно, его руки и глаза беспрестанно двигались. У Мюира, как всегда, был сонный вид, глаза были полузакрыты, и казалось, этот человек вот-вот заснет. Мэр Моррисон, получивший во Вторую мировую войну столько медалей, что они едва умещались на его широкой груди, кипел от ярости. Президент тоже: обычное для него выражение терпеливой доброты и сострадательной мудрости, которое приковало к нему сердца миллионов, было в данный момент спрятано в морозильник.

Брэнсон начал без предисловий, но довольно любезно:

— Мое имя Брэнсон. Доброе утро, господин президент, ваши высочества. Я бы хотел...

— Вы бы хотели! — Президент был вне себя от ярости, однако успешно контролировал выражение своего лица и тон голоса: если двести миллионов называют тебя президентом, ты не можешь вести себя как распоясавшаяся рок-звезда. — Оставим пустые любезности. Кто вы такой?

— Я уже сказал. Брэнсон. И я не вижу причин, почему мы должны забыть об обычной вежливости. По-моему, будет лучше, если мы станем строить наши отношения — для вас начатые несколько принудительно, я согласен, — на более спокойной и разумной основе. Обстоятельства сложатся более благоприятно, если мы будем вести себя как цивилизованные люди.

— Цивилизованные? — Президент уставился на Брэнсона с искренним изумлением, которое быстро сменилось прежней яростью. — Вы! Такой тип, как вы! Мошенник! Обыкновенный преступник! И вы еще смеете призывать нас вести себя цивилизованно?

— Мошенник? Возможно. Обыкновенный преступник? Нет, я не обыкновенный преступник. Но мне жаль, что вы заняли подобную позицию. Выражая свои чувства с такой враждебностью, вы все равно не сумеете достучаться до моей совести: ее у меня вообще нет. Но этим вы облегчите мне жизнь. Если мне не придется держать ваши руки — я имею в виду, в прямом смысле, — мне будет проще достичь своей цели.

— Вряд ли кто-нибудь попросит вас подержать его руку, — сухо сказал Картленд. — В каком качестве вы рассматриваете нас? В качестве похищенных? Как источник денег для какого-то важного для вас дела?

— Единственное важное для меня дело стоит перед вами.

— Значит, как заложников, за которых должны заплатить выкуп?

— Это уже ближе. Как заложников, за которых должны заплатить очень большой выкуп, я надеюсь, — ответил Брэнсон и посмотрел на президента. — Прошу меня простить за неудобства, причиненные вашим иностранным гостям.

— Неудобства! — всплеснул руками президент, призвав на помощь свою трагическую музу. — Вы не знаете, какой непоправимый вред нанесли своими действиями.

— Даже не представляю, что такого страшного я сделал. Или вы говорите это для их высочеств? Лично я не вижу в подобной задержке никакого вреда. Вы, вероятно, имеете в виду назначенную на сегодня поездку в Сан-Рафаэль — боюсь, она на некоторое время откладывается — с целью выбрать место для строительства самого крупного в мире нефтеперегонного завода? — Брэнсон улыбнулся и кивнул в сторону короля и принца. — Похоже, эти люди взяли вас с Хансеном в оборот, я хочу сказать, в нефтяной оборот? Сначала они ограбили вас на продаже нефти, получили столько денег, что не знают, куда их девать, и тут у них возникает блестящая идея — вложить свои капиталы в ограбленную страну, построить на Западном побережье нефтеперерабатывающий комплекс и управлять им лично, разумеется с вашей технической помощью. Сырье у них свое, оно им ничего не стоит, поэтому прибыли будут огромными, часть которых перепадет вам в виде уменьшения цен на нефть. Это же просто золотое дно! Я, конечно, не силен в международных и финансовых делах — предпочитаю зарабатывать деньги более простым способом, — но если вы думаете, что гости обидятся из-за этой задержки и не заключат сделку, то вы слишком наивны. Более наивны, чем позволительно быть президенту такой страны. Эти люди — настоящие бизнесмены, их чувства не влияют на бизнес. У них стальные сердца и компьютеры вместо мозгов. — Брэнсон сделал паузу. — Кажется, я не очень-то вежлив по отношению к вашим гостям?

Король и принц утратили былую бесстрастность. Теперь они разгневанно смотрели на Брэнсона.

— Вы, видимо, не слишком торопитесь достичь своей цели, какой бы она ни была, — заметил Картленд.

— Вы абсолютно правы. В спешке нет необходимости. Время больше не имеет существенного значения, разве что в том смысле, что чем дольше я здесь пробуду, тем выгоднее это окажется для меня. Почему — объясню позже. И между прочим, чем дольше вы здесь просидите, тем яснее станет вам и вашим народам в Соединенных Штатах и на Ближнем Востоке, в какую неприятную ситуацию вы попали. И поверьте мне, ситуация действительно неприятная. Подумайте об этом.

Брэнсон прошел по проходу в конец автобуса и обратился к светловолосому молодому военному, обслуживающему весь этот мощный центр связи:

— Как вас зовут?

Военный слышал все, что произошло в автобусе, и это ему явно не понравилось. Он немного помедлил и неохотно пробормотал:

— Бойенн.

Брэнсон протянул ему листок бумаги:

— Пожалуйста, свяжите меня с этим номером. Это местный звонок.

— Связывайтесь сами!

— Я ведь сказал «пожалуйста».

— Идите к черту!

Брэнсон пожал плечами и повернулся:

— Ван Эффен!

— Да?

— Позови сюда Крайслера. — Он повернулся к Бойенну. — Крайслер успел забыть о телекоммуникационных системах больше, чем вы успели узнать. Вы думаете, я не предвидел, что встречусь с юными героями? — Он снова обратился к Ван Эффену: — Когда придет Крайслер, сбрось Бойенна с моста.

— Обязательно.

— Прекратите! — Президент был шокирован и не скрывал этого. — Вы не посмеете!

— Попробуйте меня спровоцировать, так я и вас сброшу с моста. Понимаю, это нелегко, но должны же вы наконец понять, что мои слова с делами не расходятся.

Мюир пошевелился и в первый раз за все время заговорил. Голос его звучал устало.

— Мне кажется, этот парень говорит вполне искренне. Конечно, он может просто блефовать. Однако я не хотел бы быть тем человеком, который попытается это проверить.

Президент бросил на помощника госсекретаря недобрый взгляд, но тот, похоже, снова погрузился в сон.

— Бойенн, делайте, что вам приказано, — тихо сказал Картленд.

— Есть, сэр!

Бойенн был почти счастлив, что ему не нужно принимать решение, и взял у Брэнсона бумажку. Тот спросил:

— Вы сможете подсоединиться к телефону возле кресла, что стоит напротив президентского?

Бойенн кивнул.

— И параллельно подключить президента?

Тот еще раз кивнул. Брэнсон вернулся в салон и устроился в свободном кресле.

Бойенн немедленно соединил его с указанным номером. Очевидно, звонка ждали.

— Хендрикс у телефона, — произнес голос.

— Это Брэнсон.

— Понятно. Брэнсон. Питер Брэнсон. Господи, я мог бы догадаться! — Наступило молчание, затем начальник полиции спокойно сказал: — Мне всегда хотелось с вами встретиться, Брэнсон.

— Вы осуществите ваше желание, мой дорогой друг, причем гораздо раньше, чем думаете. Я с удовольствием поговорю с вами позже. А пока меня бы вовсе не удивило, если бы президент не захотел разговаривать с вами.

Брэнсон с некоторыми затруднениями поднялся из кресла и уступил трубку и кресло Моррисону, который тоже с трудом встал на ноги и с готовностью принял предложенное.

Президент вел себя так, как повел бы на его месте любой другой президент, оказавшийся в столь неприятном положении. Он проявил целую гамму чувств: изумлялся, возмущался, не верил и, наконец, ужасался тому, что исполнительный глава государства и зарубежные монархи оказались в столь чудовищной ситуации, не имеющей аналогов в мировой истории. Он возложил всю вину за случившееся на Хендрикса, хотя знал, что план охраны кортежа разработан Вашингтоном, а местная полиция просто делала то, что ей приказали. Видимо, из-за потрясения президенту отказали память, логика и чувство справедливости. Закончил он тем, что потребовал, чтобы Хендрикс немедленно разобрался со всем этим.

У шефа полиции было больше времени для того, чтобы обдумать создавшуюся ситуацию, поэтому в разговоре с президентом он сохранял спокойствие.

— Что вы предлагаете мне сделать, сэр? — спросил он.

Из последовавшей за этим сбивчивой речи стало ясно, что конструктивных предложений у президента пока нет. Моррисон воспользовался наступившей паузой и взял трубку:

— Бернард? Это Джон. — Моррисон по привычке улыбнулся. — Боюсь, нашим избирателям все это не понравится.

— Всем ста пятидесяти миллионам?

Мэр снова натянуто улыбнулся:

— Если иметь в виду всю нацию, то да.

— Похоже, дело перерастает в общенациональную проблему, Джон. Фактически ты прекрасно знаешь, что так оно и есть. Да и в политическом смысле оно нам не по плечу.

— Ты меня очень подбодрил, Бернард.

— Хотел бы я, чтобы и меня кто-нибудь подбодрил! Как ты думаешь, наш друг позволит мне поговорить с генералом?

— Я спрошу.

Мэр спросил, и Брэнсон довольно дружелюбно кивнул. Остальные пассажиры автобуса переглядывались между собой с разной степенью подозрительности и настороженности, адресованной Брэнсону. Этот человек был возмутительно самоуверен. Но в сложившихся обстоятельствах он мог себе это позволить. Он не просто вытащил всех тузов из колоды — у него была целая колода тузов.

— Генерал Картленд? Это Хендрикс, — сказал начальник полиции. — Насколько я понимаю, сэр, предстоит скорее военная, чем полицейская, операция. Видимо, мне следует связаться с военным начальством здесь, на побережье?

— Берите выше.

— С Пентагоном?

— И немедленно!

— А действия местных властей?

— Подождите, пока положение немного стабилизируется и мы выясним, чего хочет этот сумасшедший.

Брэнсон вежливо улыбнулся, но, как всегда, улыбка не коснулась его глаз.

— По его словам — если, конечно, ему можно верить, — время не имеет для него существенного значения. Полагаю, он хочет поговорить с тобой.

Брэнсон взял у Картленда трубку и удобно устроился в кресле.

— У меня к вам пара вопросов и требований, Хендрикс. Думаю, в моем положении я вправе рассчитывать на ваше сотрудничество. Вы согласны?

— Я слушаю.

— Эта новость уже разошлась?

— Что, черт возьми, вы хотите сказать этим «разошлась»? Половина Сан-Франциско видит, как вы застряли на этом проклятом мосту!

— Не стоит так выражаться о моем любимом мосте. Я имел в виду, разошлась по стране.

— Очень скоро она разнесется по всему миру.

— Я прошу вас это обеспечить. Средства массовой информации, как эти люди предпочитают называть свои газетенки, должны заинтересоваться. Я готов позволить... нет, я настаиваю, чтобы вы предоставили вертолет, а лучше два вертолета в распоряжение репортеров, желающих увековечить это историческое событие. В районе залива полно вертолетов, гражданских и военных.

Последовала пауза, потом Хендрикс спросил:

— На кой черт вам это?

— Ну, это же очевидно. Мне нужна гласность. Чем больше, тем лучше. Хочу, чтобы каждый американец и вообще каждый человек в мире, у которого есть телевизор, увидел бы, в каком затруднительном положении оказались президент и его арабские друзья. А положение у них затруднительное, не правда ли?

Снова наступило молчание.

— Гласность вам, конечно, нужна для того, чтобы привлечь на свою сторону общественное мнение, которое поможет вам получить то, к чему вы стремитесь. Так?

— А как же иначе!

Хендрикс медленно сказал:

— Может быть, вы хотите, чтобы я послал на мост группу репортеров?

Брэнсон улыбнулся в телефонную трубку:

— Группа репортеров мне ни к чему, но еще больше мне не понравилась бы группа вооруженных до зубов агентов ФБР, замаскированных под репортеров. Нет, я думаю, мы от этого откажемся. Тем более что у нас тут уже имеется целый автобус репортеров.

— А что помешает мне погрузить в эти вертолеты десантников?

Брэнсон вздохнул:

— Помешает только здравый смысл. Вы не забыли, что у нас тут заложники? Пуля доберется до президента гораздо быстрее, чем десантник.

Он взглянул на президента. Судя по выражению лица, тот не желал быть объектом подобного торга.

— Вы не посмеете его убить, — заявил Хендрикс. — Не станете рубить сук, на котором сидите. Ведь тогда вам нечем будет нас шантажировать.

— У меня еще останутся король и принц. Только попробуйте — и увидите, что из этого выйдет. Не пытайтесь играть втемную. Неужели вы хотите войти в историю в качестве человека, из-за которого погибнут президент, король и принц?

Хендрикс не ответил. Было ясно, что в этой роли он себя не представляет.

— Однако я не исключаю, что найдутся горячие головы, жаждущие посмертной славы. Поэтому вот мое первое требование. В этом районе полно военных баз: Пресидио, Форт-Бейкер, остров Сокровищ, Форт-Фунстон, Мили и Мейсон, Форт-Бэри, Кронкайт, — вы и сами знаете, они все здесь поблизости, недалеко от шоссе. Думаю, у них найдутся две компактные самоходные скорострельные зенитки. Я хочу получить их не позднее чем через час. Ну и хороший запас снарядов к ним, конечно, и пусть военные все предварительно проверят. Вы же знаете, иногда техника подводит.

— Вы и в самом деле сумасшедший.

— Это божественное сумасшествие. Теперь слушайте мои указания.

— Я отказываюсь их выполнять.

— Отказываетесь? Генерал Картленд!

Генерал с усилием встал и тяжело прошел по проходу. Он взял трубку и сухо сказал:

— Делайте то, что велит этот сумасшедший. Вам что, никогда не приходилось сталкиваться с манией величия?

— Очень любезно с вашей стороны, генерал, — усмехнулся Брэнсон и забрал у Картленда трубку. — Вы получили приказ?

Голос Хендрикса прозвучал так, словно он задыхался.

— Получил.

— Теперь мое третье требование. Вызовите две команды военных инженеров. Нужно, чтобы они построили на мосту стальные заграждения, по одному у основания каждой башни. Сооружения должны быть достаточно прочными, чтобы остановить танк, и достаточно высокими — разумеется, с колючей проволокой наверху, — чтобы никто не мог перелезть через них. Северное заграждение должно быть цельным, в южном пусть сделают ворота на петлях, чтобы мог пройти джип. Ворота должны открываться с внутренней стороны. Эти конструкции следует привинтить или приварить к боковым ограждениям моста и сделать на проезжей части автоматически выдвигающиеся шипы. Впрочем, военные лучше меня знают, как делаются такие вещи. Я лично пронаблюдаю за строительством.

Казалось, Хендриксу было трудно дышать. Наконец он сумел выговорить:

— Зачем?

— Вы же знаете эти проклятые туманы, которые постоянно накатывают с Тихого океана! Зачастую они накрывают весь мост — вот как раз сейчас к нам движется целая стена. — Брэнсон чуть ли не извинялся. — Под покровом тумана на нас легко напасть.

— А зачем нужны ворота?

— Мне казалось, я об этом уже сказал. Чтобы обеспечить проезд джипа, который доставит сюда членов переговорного комитета, врача, если таковой понадобится, а также еду и напитки, причем самые лучшие из того, что сможете найти в городе.

— Господи! Ну вы и наглец, Брэнсон!

— Наглец? — обиделся Брэнсон. — Значит, мою гуманную заботу о людях вы называете наглостью? Короли и президенты не привыкли голодать. Вы же не захотите войти в историю еще и как человек, уморивший голодом короля, принца и президента? Подумайте о суде истории.

Хендрикс молчал. Возможно, он и в самом деле думал о суде истории.

Брэнсон продолжал:

— Не следует забывать и о тонкой чувствительности королевских особ. До того как заграждения будут установлены, здесь должны появиться два фургона с туалетами. Оборудованные, естественно, по самым высоким стандартам, — и это вовсе не значит, что они будут битком набиты вооруженными до зубов агентами ФБР. Вы все запомнили, Хендрикс?

— Все записано на пленку.

— В таком случае заставьте колесики крутиться. Или мне снова позвать генерала Картленда?

— Все будет сделано.

— Немедленно?

— Немедленно.

Брэнсон опустил телефонную трубку на колени и задумчиво посмотрел на нее.

— На этот раз он даже не послал меня куда подальше. — Он снова поднял трубку. — И последнее требование, Хендрикс, но самое важное. Президент временно выведен из строя. Можно ли поговорить с лидером страны, оставшейся без лидера?

— Вице-президент уже в Чикаго. Сейчас он на пути в аэропорт О’Хара.

— Великолепно. Великолепно. Прекрасный пример добровольного сотрудничества. Но боюсь, что мне придется пригласить к сотрудничеству еще одного или двух членов правительства. Я знаю, что требую слишком многого, однако...

— Избавьте меня от вашего школьного юмора, Брэнсон! — В голосе Хендрикса прозвучало раздражение — следствие усталости. — Вы имеете в виду конкретных людей?

— Нет, просто любых двоих.

У Брэнсона был дар говорить особенно рассудительно, выдвигая самые безрассудные требования.

— И когда они вместе с вице-президентом окажутся у вас, вы и их тоже возьмете в заложники?

— Нет. Можете мне не верить, но этого не произойдет. Вы теряете хватку, Хендрикс. Никто не похищает посредников. В противном случае придется вести переговоры с кем-то другим, ниже по положению, а так недолго добраться и до кого-то вроде вас. — Брэнсон сделал паузу, ожидая комментариев, но Хендрикс промолчал. — Мне нужен госсекретарь.

— Он уже на пути сюда.

— Вы читаете мои мысли! Откуда он едет?

— Из Лос-Анджелеса.

— Как удачно! Что он там делал?

— Участвовал в заседании Международного валютного фонда.

— Международного валютного фонда? Но это значит, что...

— Да, — устало сказал Хендрикс, — министр финансов тоже там был. Он летит сюда вместе с госсекретарем.

Брэнсон положил трубку.

— Так, так, так! Маленький Питер Брэнсон визави с министром финансов. Что за тет-а-тет меня ожидает! Я думал, что такой день никогда не наступит.

ГЛАВА 4

Пол Ревсон медленно, словно нехотя возвращался к действительности. Веки у него были свинцовыми, голова кружилась; ему даже показалось, что он немного оглох. Других последствий от воздействия газа Ревсон не чувствовал. Он знал, что его отравили газом, но после взрыва, который раздался возле ног водителя, все произошло так быстро, что у него не сохранилось об этом четких воспоминаний. Когда его зрение прояснилось, он огляделся вокруг. Рядом с ним сидела, привалившись к спинке стоящего впереди кресла, девушка с копной светлых волос; ее шее было, наверное, очень неудобно. Несколько человек лежали в проходе, видимо еще не проснувшись. Остальные сидели на своих местах в самых немыслимых позах. Кое-кто начал шевелиться, приходя в себя. Ревсон выглянул в окно и недоверчиво заморгал. Он родился и вырос в Сан-Франциско и сейчас сразу понял, что их автобус стоит почти на самой середине моста Золотые Ворота. Это обстоятельство требовало каких-то объяснений.

Он переключил внимание на свою соседку, благо она того стоила. Обладательница столь хрупкой фигуры была на первый взгляд недостаточно вынослива для того, чтобы целыми днями таскать на плече тяжелую кинокамеру. Светлые волосы девушки так сильно выгорели («Натуральная блондинка», — подумал Ревсон), что их можно было бы назвать платиновыми, но белую кожу красавицы загар не тронул. В начале пути девушка успела рассказать Ревсону, что снимает показы мод для одной из крупных телевизионных компаний, а поскольку президента сопровождали исключительно мужчины, было трудно понять, что она здесь делает. В этом не было смысла, как, впрочем, и в большинстве президентских поездок. Имя у нее было таким же нелепым. Эйприл Уэнсди [2] — так она отрекомендовалась, и это подтверждала приколотая у нее на груди карточка. Вероятно, девушке достались лишенные воображения родители, которые не нашли ничего лучшего, как назвать дочку в честь дня ее рождения.

Ревсон осторожно обнял соседку за плечи и усадил поудобнее. Белокурая головка склонилась ему на плечо. Он не представлял, как привести в чувство человека, пострадавшего от отравления газом. Может быть, потрясти ее? Или похлопать по щекам? Или пусть себе спит? Проблема отпала сама собой, когда девушка зашевелилась, вздрогнула неизвестно по какой причине (хотя на ней было лишь зеленое шелковое платье, довольно тонкое и короткое, температура в автобусе поднялась градусов до тридцати), потом открыла глаза и, не мигая, уставилась на Ревсона.

На ее лице, не лишенном и других приятных черт, глаза были, без сомнения, самой замечательной чертой. Большие, ясные, поразительно глубокого цвета морской волны, они обладали какой-то чистотой и невинностью. Ревсон невольно подумал о том, как обманчиво это впечатление: любая молодая женщина, которая работает на крупную телевизионную компанию, наверняка уже потеряла невинность, если, конечно, не сделала этого еще раньше.

— Что случилось? — спросила девушка, не сводя с Ревсона глаз.

— Похоже, какой-то шутник подкинул нам газовую бомбу. Все мгновенно отключились. Как вы себя чувствуете?

— Как с похмелья. Голова кружится, и тошнит. Вы понимаете, о чем я?

Он кивнул.

— Почему люди делают подобные вещи?

— Здесь есть много разных «почему». — Ревсон посмотрел на часы. — Почему, к примеру, мы вот уже час десять минут стоим на мосту?

— Что?!

— Посмотрите вокруг.

Девушка огляделась, медленно осознавая реальность происходящего. Неожиданно она замерла и схватилась за руку, которая все еще обвивала ее плечи.

— Посмотрите на тех двоих, что сидят через проход! — Ее голос упал до шепота. — Они в наручниках!

Ревсон наклонился и посмотрел. Двое крупных мужчин, все еще пребывавших без сознания, действительно были в наручниках.

— Почему? — снова прошептала Эйприл.

— Откуда мне знать? Я сам только очнулся.

— А почему тогда мы с вами не в наручниках?

— Откуда мне... Нам просто повезло.

Ревсон оглянулся назад и увидел, что прямо за их автобусом стоит президентский.

— Прошу меня извинить. Как хороший журналист, я считаю, что пора поискать ответы на ваши вопросы.

— Я пойду с вами!

— Конечно.

Девушка вышла в проход, и Ревсон последовал за ней. Но вместо того чтобы идти прямо к двери, он сначала отвернул полу пиджака у ближайшего к нему мужчины в наручниках. Пустая кобура рассказала ему о многом. Ревсон направился к передней двери и там заметил, что водитель, который все еще не пришел в себя, оказался с правой стороны автобуса, на некотором расстоянии от своего кресла. Очевидно, он покинул свое рабочее место не по доброй воле.

Ревсон спустился на мост, где его ждала девушка. Огромный и чрезвычайно безобразный полицейский — у Джонни был тот тип лица, который сам по себе создает его обладателю дурную славу, — направил на них автомат. То, что полицейский направил на них оружие, было довольно странно. То, что он вооружен автоматом, было еще более странно. Но самым странным был вид шестерых несчастных полицейских, скованных в цепь наручниками.

Эйприл Уэнсди изумленно посмотрела на полицейских, потом перевела взгляд на Ревсона. Он сказал:

— Согласен, все это требует каких-то объяснений.

— Вы их получите, — спокойно заявил Брэнсон, который в этот момент неторопливо вышел из-за президентского автобуса. — Как ваше имя?

— Ревсон.

— Примите мои извинения. И вы тоже, юная леди.

— Вертолеты! — воскликнула девушка.

— Да, вертолеты, ну и что? Вы получите объяснения, но не в индивидуальном порядке. Когда ваши друзья придут в себя, мы побеседуем.

Брэнсон направился к третьему автобусу. Он шел беспечной походкой и, казалось, был вполне доволен жизнью. Его взгляд устремился в сторону полосы тумана, медленно, очень медленно надвигавшегося с запада. Если это и встревожило Брэнсона, то он не подал виду. Подойдя к помятой патрульной машине, он обратился к охранявшему ее человеку:

— Крайслер, наши друзья пришли в себя?

— Да, сэр. Судя по всему, настроение у них неважное.

Крайслер был высоким молодым человеком с интеллигентной внешностью. Ему бы еще портфель в руки, и он показался бы подающим надежды молодым адвокатом. На самом деле, как и сказал ранее Брэнсон, Крайслер был специалистом в области телекоммуникаций. Кроме того, он ловко вскрывал сейфы и мог припугнуть людей оружием.

— Я так и думал. Пусть пока посидят в машине. Это проще, чем вытаскивать их оттуда и надевать наручники. Когда приведут из головного автобуса четырех фэбээровцев — а я полагаю, что они из ФБР, хотя бы судя по тому, что они были вооружены, — возьми пару своих парней и отведи этих четырех, а также шестерых полицейских, четверку из патрульной машины и двоих из нашего автобуса поближе к южной башне. Всего их получается шестнадцать человек, и любой потенциально опасен, так что держать их здесь нельзя. На полпути к башне снимите с них наручники — очень полезная вещь эти наручники, никогда не знаешь, когда они могут снова пригодиться, — и пусть прыгают с моста сами. Сделаешь?

— Конечно! — Крайслер указал на запад, на медленно приближающуюся полосу тумана. — Как вам это нравится, мистер Брэнсон?

— Мы вполне обошлись бы и без этого. Ну ничего, справимся. Похоже, туман пройдет под мостом.

— Мистер Брэнсон! — окликнул его Йенсен, появившийся в дверях третьего автобуса. — Это с горы Тамальпаис. Срочно.

Брэнсон побежал в автобус, сел у пульта управления и взял в руки микрофон:

— Брэнсон слушает.

— Это Жискар. Мы поймали сигнал. Он идет с юга, точнее, с юго-востока. Похоже, это маленький самолет. Сейчас примерно в тринадцати километрах от нас.

— Спасибо.

Брэнсон щелкнул переключателем. Юг или юго-восток. Это может быть только международный аэропорт в Сан-Франциско.

— Начальника полиции Хендрикса! Немедленно!

Через несколько секунд Хендрикс взял трубку:

— Что на этот раз?

— Я велел вам очистить воздушное пространство. Наш радар поймал сигнал со стороны аэропорта...

Хендрикс прервал его:

— Вы хотели видеть Мильтона и Квори, не так ли? — Мильтон был госсекретарем, Квори — министром финансов. — Они прилетели из Лос-Анджелеса пятнадцать минут назад и сейчас направляются сюда на вертолете.

— Где они приземлятся?

— На военной базе в Пресидио. Оттуда до моста — две-три минуты машиной.

— Благодарю.

Брэнсон снова связался с радиолокационной станцией. Жискар тут же ответил.

— Не волнуйтесь, — успокоил его Брэнсон. — Это друзья. Однако продолжайте следить: в следующий раз могут оказаться враги.

— Будем следить, мистер Брэнсон!

Брэнсон встал, собираясь покинуть автобус, но остановился и посмотрел на связанного мужчину, лежавшего в дальнем конце прохода.

— Теперь можешь снова называться Гарриманом, — обратился он к Йенсену, сидевшему рядом. — А настоящего Йенсена развяжи.

— Столкнуть его с моста?

На какой-то миг Брэнсон заколебался, и это ощущение ему очень не понравилось. Сомнения были не в его характере. Принимал ли он решение обдуманно или интуитивно, он почти всегда делал это мгновенно: те немногочисленные ошибки, которые он совершил в своей жизни, были неизменно связаны с подобными колебаниями. Брэнсон принял решение:

— Мы его оставим. Этот человек нам еще пригодится, пока не знаю как, но обязательно пригодится. Он все-таки заместитель директора ФБР. Не такая уж мелкая рыбешка попалась в наши сети! Введи его в курс дела и держи здесь, пока я не скажу.

Брэнсон вышел и направился к головному автобусу. Примерно два десятка человек выстроились в ряд возле автобуса под бдительным оком и автоматом Джонни и его двух товарищей. Они по-прежнему пребывали в расстроенных чувствах. Брэнсон заметил, что в их числе находятся четверо агентов ФБР. Он заглянул в автобус, увидел, что там пусто, и повернулся к Питерсу:

— Отведи этих четырех господ в наручниках и этих шестерых полицейских к Крайслеру. Он знает, что с ними делать.

Брэнсон снова посмотрел на надвигающуюся дымку. По мере ее приближения к мосту становилось ясно, что туман движется гораздо быстрее, чем казалось издали. К счастью, он обещал пройти довольно низко, ниже моста. Но если даже и нет, команда справится с ситуацией, должным образом пригрозив президенту и его гостям, хотя повод для беспокойства будет оставаться, пока не установят стальные барьеры на концах моста.

Брэнсон повернулся и посмотрел на репортеров. Среди них были четыре женщины, но только об одной из них, зеленоглазой блондинке, стоявшей рядом с Ревсоном, можно было по праву сказать, что она — послевоенный ребенок.

— Успокойтесь! — обратился он к собравшимся. — Ни с кем из вас ничего не случится. Собственно, после того, как я дам вам объяснения, мы предоставим вам выбор — остаться на мосту или уйти. Безопасность вам обеспечена в любом случае. — На его лице появилась обычная, ничего не значащая улыбка. — Мне почему-то кажется, что все предпочтут остаться. Надеюсь, после моей речи вы поймете, что подобные истории нечасто падают вам прямо в руки.

Когда он закончил говорить, ни один из этих отчаянно строчащих в блокнотах и бешено щелкающих затворами журналистов ничуть не сомневался: подобные истории падают тебе прямо в руки всего один раз в жизни, да и то если проживешь достаточно долго. Теперь их можно было увести с моста только силой. Они попали в самую сердцевину беспрецедентного эпизода в истории преступлений, и этот эпизод обещал войти во всемирную историю.

К этому времени туман добрался до моста, но не поднялся до его уровня. Сверху пролетело несколько небольших клочьев, но основная масса проплыла в шести метрах под мостом, создавая диковинное ощущение невесомости, зависания в пространстве, словно мост плыл по иллюзорному руслу туманной реки.

Брэнсон вновь заговорил:

— Если вы решите остаться, то придется соблюдать некоторые правила. В последнем автобусе есть три телефонные линии для связи с городом. Они предназначены для нужд моей команды, но каждый из вас сможет один раз воспользоваться ими для связи с тем средством массовой информации, которое вы представляете. Договоритесь, чтобы ваше начальство выделило людей, которые будут дежурить в южном конце моста, тогда вы сможете трижды в день, в специально отведенное время, передавать своим коллегам наработанные материалы. Президентский автобус мы огородим флажками, и никто не будет заходить за ограждение без моего разрешения. Никто не будет брать интервью у президента и его гостей без моего разрешения и без согласия заинтересованной стороны. Было бы гораздо удобнее во всех отношениях, если бы президент провел здесь пресс-конференцию, но я не могу и не буду заставлять его делать это. Вокруг вертолетов тоже будут установлены ограждения, и это запретная территория. В двадцати метрах к югу от моего автобуса и в двадцати метрах к северу от вашего на мосту будут проведены белые линии, ограничивающие ваше передвижение. В пяти метрах за этими линиями мы выставим охрану, которой дадим приказ при нарушениях стрелять без предупреждения. И последнее: в темное время суток вы должны оставаться в своем автобусе. Это правило будет отменяться только в тех случаях, когда произойдет что-либо достойное освещения прессой. Что именно достойно вашего внимания, решать буду я. Все, кто не желает подчиниться этим правилам, должны немедленно покинуть мост.

Никто не двинулся с места.

— Вопросы есть?

Пока корреспонденты совещались между собой, Брэнсон наблюдал за тем, как туман катится на восток, скрывая из виду остров Алькатрас. Наконец двое из журналистской братии выступили вперед. Оба были средних лет, одеты в хорошо сшитые костюмы, но один совершенно лысый, а другой, наоборот, с необычайно густой седоватой шевелюрой и такой же бородой.

— У нас есть вопросы, — сказал лысый.

— Ваши имена?

— Я — Графтон из Ассошиэйтед Пресс. А это Дуган из агентства «Рейтер».

Брэнсон посмотрел на них с нескрываемым интересом. Эти двое могли обеспечить ему такую широкую аудиторию, какой не обеспечили бы все остальные их коллеги, вместе взятые.

— И каков ваш вопрос?

— По-видимому, неправильно будет думать, мистер Брэнсон, что сегодня утром вы проснулись и вдруг сказали себе: «Сегодня чудесный денек для того, чтобы похитить президента Соединенных Штатов»?

— Вы верно мыслите.

— Судя по всему, — сказал Дуган, — эту операцию долго и тщательно готовили. Если оставить за рамками суть ваших действий, нельзя не признать, что вы предусмотрели все до мелочей и ничего не отдали на волю случая. Сколько времени заняла подготовка?

— Три месяца.

— Это невозможно. Точный маршрут стал известен только четыре дня назад.

— Он был известен в Вашингтоне три месяца назад.

— При сложившихся обстоятельствах мы вынуждены вам поверить, — сказал Графтон. — Как по-вашему, почему эту информацию так долго скрывали?

— Чтобы ею не могли воспользоваться такие люди, как я.

— Как же вам удалось заранее получить эти сведения?

— Я их купил.

— Каким образом? Где?

— В Вашингтоне, как и в любом другом месте, за тридцать тысяч долларов можно купить немало информации.

— Вы можете назвать имя? — поинтересовался Дуган.

— Глупый вопрос. Еще вопросы есть?

— Есть! — откликнулась неопределенного возраста журналистка в темном костюме. — Судя по всему, мы имеем дело с опытными профессионалами. Можно ли сделать вывод, что вы не впервые преступаете закон?

Брэнсон улыбнулся:

— Можете делать какие угодно выводы. Прошлое было лишь прологом.

— У вас есть уголовное прошлое? — настаивала журналистка.

— Я ни разу в жизни не был в суде. Еще вопросы?

— У меня есть вопрос, — отозвался Дуган. — Нам всем хотелось бы знать, зачем вы это сделали.

— Об этом вы узнаете по ходу пресс-конференции, которую я дам через два часа. На ней будут присутствовать госсекретарь и министр финансов. Вице-президента Ричардса мы ожидаем позднее, он не успеет на пресс-конференцию.

Присутствующие были опытными журналистами, тем не менее все на какое-то время потеряли дар речи. Наконец Дуган осторожно спросил:

— Можно ли про вас сказать, что вы исповедуете принцип: «Если дело стоит того, чтобы его делать, то стоит делать его хорошо»?

— Очень прагматичная философия, однако действенная. А теперь вы можете воспользоваться телефонами в моем автобусе. Заходите по трое.

Брэнсон повернулся и сделал несколько шагов к президентскому автобусу, как вдруг его остановил голос Джонни.

— Господи! — Громила с отвисшей челюстью уставился на запад. — Вы видите то же, что вижу я, мистер Брэнсон?

Брэнсон посмотрел в ту же сторону. Не далее чем в полумиле от моста стена тумана резко обрывалась, словно ее обрубили ножом. И менее чем в миле от нее виднелась надстройка огромного корабля. Хотя корпус корабля все еще скрывался в тумане, сомнений в его предназначении не было. Несколько секунд Брэнсон стоял неподвижно, потом бросился к президентскому автобусу. Под любопытными взглядами сидящих в нем людей он быстро прошел к Бойенну.

— Срочно соедините меня с Хендриксом! Я буду говорить по этому аппарату!

Он указал на телефонный аппарат, стоявший в небольшой нише.

Хендрикс ответил немедленно, и Брэнсон заговорил ледяным, жестким голосом, совершенно не характерным для него:

— Хендрикс! Хотите получить уши президента прямо сейчас?

— Что вы имеете в виду?

— А вы, что имеете в виду вы? Или скажете, что этот игрушечный кораблик оказался здесь случайно! Отзовите его!

— Ради бога, кого я должен отозвать?

— К мосту Золотые Ворота приближается большой линкор, — медленно и четко произнес Брэнсон. — Он мне здесь не нужен. Не знаю, что вы задумали, но мне это не нравится. Отзовите его.

— Не имею представления, о чем вы говорите! Не кладите трубку!

Пока телефон молчал, Брэнсон кивком подозвал к себе Ван Эффена и быстро сказал ему:

— К мосту подходит линкор. Будут ли у нас с ним проблемы? Не знаю. Я хочу, чтобы все немедленно оказались в укрытии: репортеры — в своем автобусе, наши люди — в своем. Двери должны быть закрыты. После этого сразу же возвращайся сюда.

Ван Эффен кивнул в сторону рыжеволосого молодого человека, который стоял возле сиденья водителя, держа руку на пистолете, засунутом за пояс.

— Думаете, Брэдфорд управится один?

Брэнсон вынул свой пистолет и положил его в нишу возле телефонного аппарата.

— Я тоже здесь останусь. Поспеши!

Он был слегка разочарован в Ван Эффене. Да, конечно, Брэдфорд успешно выполнял обязанности сторожа как снаружи, так и внутри автобуса, но для создания надлежащей атмосферы угрозы и устрашения было необходимо, чтобы сам Брэнсон оставался на виду у пассажиров.

Хендрикс снова заговорил в трубку:

— Это «Нью-Джерси», линкор военно-морских сил Соединенных Штатов. Несколько месяцев в году он базируется в Сан-Франциско. Это его очередное плановое возвращение на базу для пополнения запасов горючего и провианта. Корабль появился именно сейчас, потому что может пройти под мостом только при отливе.

Брэнсон понял, что это правда. Вода действительно заметно опустилась, к тому же было не похоже, чтобы власти успели вызвать «Нью-Джерси» за такой короткий срок — менее чем за два часа. Да и что они могут сделать? Не взрывать же мост, когда на нем находится президент! Однако Брэнсон привык не доверять людям. Именно поэтому он был все еще жив.

— Остановите линкор. Он не должен пройти под мостом, не то я сброшу на него одного из ваших нефтяных королей.

— Ради бога, вы что, совсем сумасшедший? — Прозвучавшее в голосе Хендрикса отчаяние вызвало у Брэнсона улыбку. — Мы попытаемся остановить его.

 

Корреспонденты и члены команды Брэнсона столпились у ограждения с западной стороны моста, наблюдая за тем, как приближается гигантский военный корабль. Хотя было заявлено, что нет никакой опасности в его прохождении под мостом, напряжение среди зрителей росло. Надстройка линкора была очень высокой, отчего начинало казаться, что некоторые ее секции неминуемо врежутся в мост, и от этого ощущения было никак не избавиться, хотя элементарная логика подсказывала, что «Нью-Джерси» проходил здесь уже не один раз и военно-морской флот не имеет привычки рисковать кораблями стоимостью в сотни миллионов долларов.

Только один человек совершенно не интересовался приближением «Нью-Джерси». Сидя в полном одиночестве в автобусе, Ревсон был занят тем, что прикреплял длинный, тонкий как нить зеленый шнур к черному цилиндру длиной около двадцати сантиметров и диаметром примерно в три сантиметра. Закончив работу, он спрятал цилиндр со шнуром в просторный карман своего свободного пиджака, вышел из автобуса, бросил взгляд на корабль и неторопливо завернул за автобус, оказавшись справа от него. Тут он заметил Ван Эффена, который спешил к противоположной стороне моста, где собрались зрители, наблюдавшие за линкором. Ревсон не знал, что заставляет Ван Эффена мчаться рысью, но понял, что у него самого времени совсем мало.

Все той же неторопливой походкой он подошел к восточному ограждению моста. Никто не обратил на него внимания, потому что с этой стороны никого не было. Ревсон небрежно перегнулся через перила и как бы невзначай вынул из кармана цилиндр со шнуром. Осторожно оглядевшись и убедившись, что за ним не наблюдают, он быстро, почти не двигая руками и локтями, пропустил вниз сквозь пальцы тридцать метров шнура и привязал конец шнура к металлической стойке. Его тревожило, хватит ли рассчитанной им длины шнура, но Ревсон отбросил эту мысль: что сделано, то сделано. После этого он не спеша вернулся в автобус и спрятал остатки зеленого шнура в сумке Эйприл. Если раскачивающийся на ветру шнур обнаружат и будет произведен обыск личных вещей, то пусть лучше остатки шнура найдут у кого-нибудь другого. Если их найдут у девушки, это не будет иметь для нее никаких последствий: Эйприл Уэнсди была из тех людей, присутствие или отсутствие которых нельзя не заметить, и многочисленные свидетели охотно подтвердят, что она стояла в толпе с того самого момента, как линкор впервые показался из тумана. И даже если она попадет в беду, Ревсон должен стойко выдержать это: главное, что сам он избежит подозрений.

 

— Брэнсон, вы должны мне поверить. — Голос Хендрикса нельзя было назвать умоляющим — подобная интонация была ему совершенно несвойственна, но он говорил очень искренне. — Командир «Нью-Джерси» не слушает выпусков новостей, и он думает, что все это — не более чем хитроумная шутка на его счет. Мне трудно винить его в этом. Он собственными глазами видит, что этот чертов мост стоит целый и невредимый, как стоял последние сорок лет. Так почему сегодня что-то должно быть неладно?

— Попробуйте еще раз объяснить ему.

Ван Эффен вошел в президентский автобус, закрыл за собой дверь и подошел к Брэнсону.

— Все сидят по загонам. Что случилось?

— Хотел бы я знать! Скорее всего, Хендрикс прав и это всего лишь совпадение. Но остается один шанс из ста, что это не случайность. Что они могут применить? Снаряды и взрывчатка отпадают. Возможно, газовые снаряды.

— Таких снарядов не существует.

— Вы ошибаетесь. Они есть. Власти не постеснялись бы вырубить на время президента и нескольких нефтяных шейхов, если бы сумели забросать центр моста подобными снарядами и уложить таким образом всех нас, чтобы военные и полиция — в противогазах, разумеется, — могли взять нас голыми руками. Но в этих автобусах с кондиционерами отличная изоляция.

— Это все малоправдоподобно.

— А разве то, что мы здесь делаем, не малоправдоподобно? Подождите-ка...

Поступил очередной звонок от Хендрикса.

— Наши старания увенчались успехом, Брэнсон: командир нам поверил. Но он отказывается что-либо предпринимать. Утверждает, что подошел слишком близко и любые маневры на данном этапе очень опасны и для моста, и для линкора. И еще говорит, что ему совсем не хочется платить, если «Нью-Джерси» врежется в башню моста. Не так-то просто остановить таран весом в сорок пять тысяч тонн.

— Вам остается только молиться, Хендрикс.

Брэнсон повесил трубку и в сопровождении Ван Эффена прошел к середине автобуса. Оба пристально вглядывались в окна с правой стороны, ожидая того момента, когда надстройка линкора появится из-под моста.

— Что происходит, Брэнсон? — с раздражением спросил президент.

— Вы же видите. Под нами проходит военный корабль «Нью-Джерси».

— И что из того? Несомненно, он следует своим обычным курсом.

— Будем надеяться, что это так. Будем надеяться, что командир не станет обстреливать нас.

— Обстреливать нас? — Президент сделал паузу и обдумал возможность столь ужасного lesé-majesté [3]. — Обстреливать меня?

— Вы, конечно, являетесь главнокомандующим вооруженных сил, но в данный момент изолированы от нижних эшелонов военной власти. Что будет, если командир сочтет своим долгом проявить инициативу? Впрочем, мы скоро это выясним.

Надстройка «Нью-Джерси» появилась из-под моста. Все девять сидевших до той минуты заложников с трудом поднялись на ноги и тоже прильнули к окнам с правой стороны. Один из них оказался довольно близко от Брэнсона, и неожиданно тот почувствовал, как нечто явно металлическое больно уперлось ему в левую почку.

— Вы, кажется, говорили об инициативе, мистер Брэнсон, — сказал со своей обычной сияющей улыбкой шейх Иман, тот, что с бородой. — Отдайте ваш пистолет! Прикажите своим людям сдать оружие!

— Вот настоящий мужчина!

В ликующем голосе президента прозвучали мстительные нотки, которые вряд ли понравились бы его избирателям.

— Уберите пистолет! — спокойно приказал Брэнсон. — Разве вы еще не поняли, что имеете дело с профессионалами?

Он медленно повернулся, и шейх тут же доказал, что не является профессионалом, позволив Брэнсону на какую-то секунду удержать его взгляд. Грянул выстрел, шейх вскрикнул от боли, уронил свой пистолет и схватился за поврежденное плечо. Шейх Каран быстро наклонился за пистолетом и тоже закричал от боли: Брэнсон каблуком прижал его руку к металлу. Судя по характерному треску, у шейха Карана оказались сломаны несколько пальцев. Брэнсон подобрал пистолет.

Ван Эффен выразил не вполне искреннее сожаление:

— Пришлось действовать, мистер Брэнсон. Нам ни к чему стрельба в автобусе с пуленепробиваемыми стеклами. Рикошет от них очень опасен. Шейх мог сам себя покалечить.

— Все правильно.

Брэнсон снова посмотрел в окно. «Нью-Джерси» отошел от моста уже почти на полтора километра, и, судя по всему, его командир не был настроен воинственно. Брэнсон отвернулся от окна и обратился к Брэдфорду:

— Принеси из нашего автобуса аптечку первой помощи. И пригласи сюда Питерса.

— Питерса, мистер Брэнсон?

— Он когда-то был военным санитаром. Займите свои места, господа!

Несчастные пленники расселись по своим креслам. Президент выглядел совсем подавленным. У Брэнсона мелькнула мысль о том, какой же пустышкой оказался этот человек, но он отбросил эту мысль как ненужную.

— Надеюсь, больше не потребуется предупреждать вас, чтобы вы не делали подобных глупостей.

Пройдя в центр связи, он поднял трубку:

— Хендрикс?

— У телефона. Надеюсь, вы удовлетворены?

— Да. Предупредите начальника порта, или кто там за это отвечает: никакого движения под мостом. Ни в ту ни в другую сторону.

— Никакого движения? Но тогда станет весь порт! А как насчет рыболовного флота?

— Рыболовный флот может заниматься ловлей в заливе. Пришлите сюда машину «скорой помощи» и врача, и поскорее. Тут у нас пострадали двое людей, один довольно серьезно.

— Кто? Как это произошло?

— Два нефтяных министра — Иман и Каран. Можно сказать, они сами себя поранили.

Продолжая говорить по телефону, Брэнсон наблюдал через окно, как к автобусу спешит Питерс. Войдя в него, он направился к Иману и начал разрезать пострадавшему рукав пиджака.

— Скоро на мост прибудут телевизионщики. Пропустите их. Кроме того, я прошу привезти на мост стулья — штук сорок будет достаточно.

— Стулья?

— Вам не придется их покупать, — терпеливо объяснил Брэнсон. — Конфискуйте стулья в ближайшем ресторане. Сорок штук.

— Стулья?!

— Такие штуки, на которых сидят. Примерно через час я собираюсь провести здесь пресс-конференцию. На конференциях люди обычно сидят.

— Вы собираетесь провести пресс-конференцию в прямом эфире? — осторожно уточнил Хендрикс.

— Именно так. С трансляцией на всю страну.

— Вы сошли с ума!

— Мое психическое здоровье — не ваша забота. Мильтон и Квори уже приехали?

— Вы имеете в виду государственного секретаря и министра финансов?

— Я имею в виду Мильтона и Квори.

— Они только что прибыли и находятся рядом со мной.

 

Хендрикс посмотрел на двух мужчин, сидевших рядом с ним в автобусе, из которого осуществлялась связь с мостом.

Госсекретарь Мильтон, высокий, болезненно худой и совершенно лысый человек в очках без оправы, пользовался завидной репутацией в министерствах иностранных дел всего мира. Квори, седовласый, полный и жизнерадостный человек, излучал ауру добродушия, которое многие люди, даже очень умные, принимали за проявление его истинной личности. Его репутация как финансиста и экономиста была столь же высокой, как у Мильтона в его кругах.

Мильтон задумчиво произнес:

— Проще всего было бы сказать: «Этот человек сумасшедший». Но так ли это?

Хендрикс развел руками:

— Вы же знаете поговорку: «Безумный, как лиса».

— И вероятно, склонен к насилию?

— Нет, насилие он применяет только в крайнем случае. Скорее всего, Иман и Каран совершили ошибку, попытавшись загнать его в угол.

— Кажется, вы неплохо его знаете! — удивился Квори.

Хендрикс тяжело вздохнул.

— Питера Брэнсона знает каждый начальник полицейского участка в Соединенных Штатах. А также в Канаде, Мексике и бог знает в скольких странах Латинской Америки, — с горечью сказал он. — Европу он пока обошел вниманием, но это, конечно, вопрос времени.

— На чем он специализируется?

— На грабежах. Этот человек грабит поезда, самолеты, бронированные автомобили, банки и ювелирные магазины. И при этом старается избегать насилия.

— Полагаю, дела у него идут успешно? — сухо поинтересовался Квори.

— Весьма успешно! Насколько нам известно, Брэнсон занимается подобной деятельностью уже лет двенадцать и, по самым скромным оценкам, «изъял» за это время двадцать миллионов долларов.

— Двадцать миллионов! — Впервые в голосе Квори прозвучало уважение. Министр финансов прежде всего был банкиром и экономистом. — Но если у него столько денег, зачем ему еще больше?

— А почему Онассис, Гетти и Хьюз хотят иметь все больше и больше денег? Живут-то они достаточно комфортно! Возможно, Брэнсон такой же бизнесмен, как и они, и увлечен своей работой. Может быть, это занятие стимулирует его. А может, он просто жаден. Может быть что угодно.

— У него есть судимости? — спросил Мильтон.

— Брэнсон ни разу в жизни не был арестован, — с несчастным видом ответил начальник полиции.

— Возможно, именно поэтому никто из нас о нем не слышал?

Хендрикс уставился через окно фургона на величественный размах моста Золотые Ворота. В его глазах застыло тоскливое выражение.

— Мы не стремимся рекламировать наши неудачи, сэр.

Мильтон улыбнулся.

— Мы с Джоном, — он кивнул на министра финансов, — частенько страдаем застенчивостью того же рода и по тем же самым причинам. Непогрешимость человеческому роду не свойственна. А что еще известно об этом человеке, кроме его преступной деятельности?

— О нем нетрудно получить информацию. Вся жизнь этого человека должным образом отражена в документах. Он потомок англосаксонских протестантов с Восточного побережья. Как принято говорить, из хорошей семьи. Отец банкир. Я имею в виду, что его отец владел, а может, и сейчас владеет собственным банком.

— Брэнсон? — протянул министр финансов. — Ну конечно. Я с ним знаком, правда только понаслышке.

— И кое-что еще, что может заинтересовать вас с профессиональной точки зрения. Питер Брэнсон получил степень по экономике и поступил на работу в отцовский банк. Позднее он получил докторскую степень по философии, и не в захолустном университете, а в одном из тех, что входят в Лигу плюща. Его диссертация была посвящена преступлениям в банковской сфере. Можно сказать, что в жизни он продолжает развивать ту же тему — summa cum laude [4].

— Создается впечатление, что вы им почти восхищаетесь, Хендрикс, — заметил Мильтон.

— Готов отказаться от пенсии, лишь бы увидеть Брэнсона за решеткой. У меня как у гражданина и полицейского он вызывает ярость, но я не могу не уважать его профессионализм, хотя и используемый недостойным образом.

— Разделяю ваши чувства, — сказал Мильтон. — Кажется, этот ваш Брэнсон не отличается скромностью?

— Как бы я хотел, чтобы он был моим! Да, вы правы, застенчивостью он не страдает.

— А высокомерием?

— Пожалуй, скорее манией величия. Так, по крайней мере, говорит генерал Картленд, а я бы не стал с ним спорить.

— Не много найдется желающих спорить с генералом, — выразительно произнес Мильтон. — Кстати, о самоуверенных людях: где ты сейчас, мой Джеймс?

— О ком вы, сэр?

— А кто еще у нас очень уверен в себе? Я имею в виду мистера Хагенбаха, главу ФБР. Мне казалось, он первым должен был сюда явиться.

— В Вашингтоне сказали, что не знают, где сейчас Хагенбах. Его повсюду ищут. Боюсь, этот человек неуловим.

— Да, он одержим манией секретности, — улыбнулся Мильтон. — Что ж, если он смотрит телевизор, то не далее чем через час будет в курсе событий. Какая интригующая мысль: директор ФБР последним в Америке узнает о происшедшем! — Он на мгновение задумался. — Брэнсон настаивает на максимальной гласности: радио, телевидение, репортеры, фотографы. А прежде он когда-нибудь заявлял о себе так громко? Я имею в виду, за время своей преступной активности?

— Никогда.

— Этот человек поразительно уверен в себе.

— На его месте и я бы чувствовал себя уверенно. — Квори был явно встревожен. — Что мы можем ему сделать? Насколько я понимаю, Брэнсон сейчас совершенно неуязвим.

— Я не стал бы терять надежды, сэр. Два наших эксперта в настоящий момент ищут решение проблемы. Над ней работают адмирал Ньюсон и генерал Картер из нашей штаб-квартиры.

— Ньюсон и Картер, два наших блестящих гения! — Квори расстроился еще больше. — Никогда не применяют одну водородную бомбу там, где достаточно и двух! Кто-то должен сообщить нашим арабским друзьям, что они вот-вот будут вовлечены в ядерную войну. — Он махнул рукой в сторону окна, выходящего на мост. — Вы только посмотрите на это! Только подумайте! Совершенно невероятная ситуация. Если бы я не видел своими глазами, ни за что не поверил бы. Абсолютная изоляция, полная оторванность от мира — и это на виду у всего Сан-Франциско, а когда заработают телекамеры, то и у всего мира. Образно говоря, до них рукой подать — и при этом они как будто на Луне. — Он тяжело вздохнул. — Приходится расписываться в полном бессилии.

— Ну же, Джон! — сурово сказал Мильтон. — Куда подевался ваш дух завоевателей Запада?

— Черт с ним, с Западом! Я сейчас думаю о себе. Мне не нужно иметь особого ума, чтобы понять, что вскоре я окажусь в очень трудном положении.

— Сэр? — озадаченно сказал Хендрикс.

— А для чего, по-вашему, Брэнсон вызвал министра финансов пред свои королевские очи?

 

Держа руки в карманах, словно над чем-то размышляя, Ревсон прогуливался вдоль восточного ограждения моста и делал вид, что любуется раскинувшейся перед ним великолепной панорамой. Слева от него за Форт-Бейкером и Тибуроном виднелся кусочек Бельведера и самый большой остров в заливе — остров Ангела. Справа простирался сам город, виднелся остров Алькатрас и чуть дальше — остров Сокровищ. Между двумя последними был все еще различим размытый контур линкора «Нью-Джерси», направлявшегося в Аламеду. Ревсон то и дело останавливался, как будто вглядываясь в даль. Во время одной из таких остановок он незаметно нащупал зеленый шнур, привязанный им к ограждению, и слегка потянул его. Груза на конце шнура не было.

— Что вы здесь делаете?

Ревсон неторопливо обернулся. В больших зеленых глазах Эйприл Уэнсди сверкало любопытство.

— Какие у вас мягкие лапки! Мне казалось, я тут единственный человек на многие километры вокруг. Ну, может, на многие метры.

— Так что же вы здесь делаете?

— Когда я любуюсь этим дивным видом, а потом смотрю на вас, то прямо не знаю, что предпочесть. Пожалуй, вас. Вам никогда не говорили, что вы очень красивы?

— Говорили, и довольно часто.

Девушка подцепила пальцами шнур и начала его вытягивать, но тут же охнула от боли, когда Ревсон крепко сжал ее руку.

— Не трогайте шнур!

Эйприл потерла руку, огляделась вокруг и сказала:

— Итак?

— Я тут ловлю рыбу.

— Ясно, что не жемчуг. — Девушка осторожно помассировала костяшки пальцев, потом неуверенно посмотрела на Ревсона. — Рыбаки ведь любят рассказывать разные небылицы, да?

— Я и сам иногда этим грешу.

— Расскажите мне одну.

— А вы столь же достойны доверия, как и красивы?

— Так, значит, я красива? Я не напрашиваюсь на комплименты, просто спрашиваю.

— Даже очень красивы.

— В таком случае я достойна доверия.

Они улыбнулись друг другу, и Ревсон взял девушку за руку:

— Вы хотите правдивую историю?

— Конечно.

— Почему бы и нет?

Молодые люди неторопливо пошли вдоль ограждения моста.

 

Хендрикс положил трубку и посмотрел на Мильтона и Квори:

— Вы готовы, джентльмены?

— Действие первое, сцена первая, и весь мир — сцена [5]. Хотя эта цитата не совсем подходит. — Мильтон встал и окинул Квори критическим взглядом. — Эта рубашка тоже не подходит, Джон. На телеэкране белое плохо выглядит. Лучше голубая, как у меня или как у президента. Он вообще носит только голубые рубашки, ведь никогда не знаешь, из-за какого угла выскочит телевизионщик.

— Ох, да заткнись ты!

Квори мрачно повернулся к задней двери автобуса и застыл на месте, когда возле нее с драматическим визгом шин и запахом горящей резины резко затормозил мотоцикл. Полицейский, соскочивший с него, быстро поднялся в салон и что-то протянул Хендриксу:

— Это для вас, сэр.

Хендрикс взял у него металлический цилиндр.

— Действительно, здесь обозначено мое имя. Откуда это у вас?

— Лоцман передал эту штуку с «Нью-Джерси». Командир корабля приказал немедленно доставить ее вам. Он считает, что это очень важно.

ГЛАВА 5

Центральная часть моста Золотые Ворота быстро обретала вид нарождающегося города, ползущего во все стороны и беспорядочного, как и свойственно подобным поселениям, в которых всегда кипит жизнь и царит лихорадочное беспокойство, обещая им славное будущее. Тот факт, что все дома были на колесах, а старейшины городка, сидевшие на важном собрании, были одеты в безупречные костюмы и явно никогда в жизни не занимались тяжелым физическим трудом, не уменьшал странного впечатления, что это — первопоселенцы, раздвигающие границы освоенного пространства Дикого Запада.

Сейчас на мосту стояли три автобуса и три полицейские машины — третья только что доставила сюда Хендрикса, Мильтона и Квори. Там находились также два больших фургона с окнами из матового стекла и эвфемистическими надписями «Помещение для отдыха»; раскрашенные в красную и желтую полоску, они были позаимствованы у странствующего цирка, который недавно сделал остановку в Сан-Франциско. Еще там стояли: машина «скорой помощи», которую Брэнсон реквизировал для своих целей; автофургон с раздаточным окошком на боку, который привез на мост горячую пищу; грузовик телевизионщиков, подсоединенный к большому генератору, установленному примерно в ста метрах от него, и наконец, микроавтобус, из которого уже начали выгружать одеяла, пледы и подушки, призванные облегчить новым «поселенцам» трудности их первой ночи на мосту.

Некоторые объекты плохо вписывались в обстановку. Вертолеты, зенитные орудия, вооруженные патрули, инженерные войска на обоих концах моста, занятые возведением стальных баррикад, — все это накладывало мрачный отпечаток и говорило о насилии. И тем не менее все эти люди и предметы выглядели здесь не совсем уж чуждыми: в столь необычных обстоятельствах инородными казались скорее какие-то совершенно обычные вещи. Нереальность этого места, ощущаемая в сравнении с внешним миром, имела свою собственную странную реальность в данной конкретной точке пространства и времени. А для тех, кто участвовал в собрании, реальность ситуации была более чем очевидной. Никто не улыбался.

Установили телекамеры. Заложников и троих вновь прибывших усадили в первом ряду, второй ряд отвели журналистам. Фотографам позволили самим выбрать точки для съемки, но в нескольких метрах от них заняли свои посты вооруженные охранники. Брэнсон в гордом одиночестве сидел перед публикой. Возле него на земле лежал странный предмет — полоса плотного брезента с вделанными в него конусообразными предметами, а рядом стоял тяжелый металлический ящик с закрытой крышкой.

— Господа, я не задержу вас дольше, чем нужно, — начал Брэнсон.

Наслаждался ли он этими мгновениями славы, осознанием того, что в полной его власти оказались некоторые из самых влиятельных людей в мире, что сотни миллионов людей смотрят сейчас на него и слушают его, — сказать было трудно. Он был спокоен, раскован, уверен в себе и в своих действиях, но на его лице не отражалось никаких эмоций.

— Вы, конечно, догадываетесь, почему мы все здесь оказались.

— Очевидно, по той самой причине, по которой здесь оказался я, — заметил Квори.

— Вот именно.

— Вам следует иметь в виду, что, в отличие от вас, я не устанавливаю собственных законов. Окончательное решение зависит не от меня.

— Принято к сведению. — Судя по манерам, Брэнсон мог бы проводить семинар в престижном колледже. — Но мы к этому еще вернемся. Сначала — самое главное, не так ли, мистер Квори?

— Деньги.

— Совершенно верно, деньги.

— Сколько? — спросил Квори, который не зря славился своей прямотой.

— Одну минуту, господин министр! — У президента, как и у каждого из двухсот миллионов его избирателей, были свои маленькие слабости, и первым в списке стояло почти патологическое нежелание быть на заднем плане. — Для чего вам эти деньги, Брэнсон?

— Почему вы решили, что это вас касается?

— Это касается меня самым непосредственным образом. Я категорически заявляю, что если деньги нужны вам для какой-нибудь подрывной работы, для каких-нибудь недобрых дел, и особенно для ведения антиамериканской деятельности, — что ж, я говорю вам здесь и сейчас: вы получите их только через мой труп. Что я такое по сравнению с Америкой?

Брэнсон одобрительно кивнул:

— Хорошо сказано, господин президент, особенно если учесть, что сегодня вам никто не помогал готовить речь. Я как будто услышал голос наших отцов-основателей, громкий призыв совести, которая живет в самой земле Америки. Великой старой партии [6] ваша речь определенно понравится, она сто́ит дополнительных двух миллионов голосов на ноябрьских выборах. Как бы то ни было, уверяю вас, что эти деньги нужны мне не для политических целей, а для сугубо личных. Я собираюсь основать корпорацию «Брэнсон энтерпрайзис».

Президент был не из тех, кого легко выбить из седла, иначе он никогда не стал бы президентом.

— Вы упомянули слово «совесть». Но есть ли она у вас?

— Честно говоря, не знаю, — откровенно признался Брэнсон. — Если дело касается денег, то наверняка нет. Большинство по-настоящему богатых людей мира — моральные уроды, люди с криминальным складом ума, которые поддерживают видимость законности, нанимая юристов, таких же моральных уродов, как и они сами. — Его охватило вдохновение. — Мультимиллионеры, политики, юристы — кто из них находится дальше за пределами морали? Нет-нет, не отвечайте, а то я могу нечаянно перейти на личности. Мы все негодяи, независимо от того, скрываемся ли под лицемерной маской законности или нет. Лично я просто хочу быстро получить хорошие деньги и считаю, что этот способ ничем не хуже других.

Квори сказал:

— Мы усвоили тот факт, что вы честный вор. Давайте перейдем к делу.

— То есть к моим разумным требованиям?

— Именно, мистер Брэнсон.

Брэнсон окинул взглядом арабских нефтяных магнатов (кроме Имана, которого отправили в больницу) и президента.

— За всех разом, живых и невредимых, не торгуясь из-за каждого цента, — триста миллионов долларов. Тройка с восемью нулями.

Для миллионов телезрителей по всей Америке это прозвучало как удар грома. Наступившая тишина была с избытком компенсирована им широтой и разнообразием чувств, отразившихся на лицах, которые они видели на экранах: от яростного возмущения к полному непониманию, абсолютному недоверию, глубокому потрясению. И действительно, в эти несколько ненарушимых мгновений тишины любой звук был бы непростительным вмешательством. Как и следовало ожидать, первым пришел в себя министр финансов, который привык иметь дело с цифрами, содержащими большое количество нулей.

— Мне послышалось или вы действительно назвали эту цифру?

— Тройка и восемь нулей. Если вы дадите мне доску и мел, я вам ее напишу.

— Какая нелепость! Какое безумие! Этот человек сумасшедший! — Президент, чье побагровевшее лицо ярко выделялось на экранах цветных телевизоров, сжал кулак и огляделся вокруг в тщетных поисках стола, по которому можно было бы стукнуть изо всех сил. — Вы знаете, Брэнсон, какое вас ждет наказание за похищение людей, шантаж, вымогательство с применением угрозы в масштабах...

— В масштабах, беспрецедентных в истории преступлений?

— Да. В масштабах совершенно... Замолчите!.. Наказанием за измену — а это самая настоящая измена! — может быть смертный приговор, и если это последняя вещь, которую я...

— Последняя? Это нетрудно обеспечить. Будьте уверены, господин президент, вам не удастся изменить ход событий. Лучше поверьте мне на слово. — Брэнсон достал пистолет. — Или вы хотите, чтобы в подтверждение моих намерений я на глазах у ста миллионов телезрителей прострелил вам коленную чашечку? Тогда вам и в самом деле пригодится ваша трость. Впрочем, мне это безразлично.

И действительно, в его голосе звучало холодное безразличие, которое было страшнее самих слов. Президент разжал кулак и не сел, а буквально рухнул на стул. Его лицо из багрово-красного стало серым.

— Вашим людям пора научиться мыслить масштабно, — продолжал Брэнсон. — Мы живем в Соединенных Штатах, в богатейшей стране мира, а не в какой-нибудь банановой республике. Что такое триста миллионов долларов? Пара подводных лодок «Поларис»? Ничтожная доля стоимости полета человека на Луну? Малая часть от одного процента валового национального продукта? Если я возьму эту каплю из огромного богатства Америки, никто не пострадает, а вот если я не получу этих денег, многим будет очень не хватать вас, господин президент, и ваших арабских друзей. Подумайте о том, что потеряете вы и что потеряет Америка. В десять, в сто раз больше! Начнем с того, что не будет построен завод по переработке нефти в Сан-Рафаэле. Ваши надежды на то, что наиболее благоприятствуемая нация сможет получать нефть по символическим ценам, никогда не осуществятся. На самом деле, если их высочествам не удастся благополучно вернуться на родину, на Соединенные Штаты будет наложено нефтяное эмбарго, и это ввергнет страну в такой упадок, по сравнению с которым Великая депрессия тысяча девятьсот двадцать девятого года покажется воскресным пикником. — Брэнсон посмотрел на министра энергетики. — Вы согласны, мистер Хансен?

По лицу министра было видно, что ему вовсе не хочется соглашаться с чем бы то ни было. Нервный тик бедного Хансена к этому времени уже напоминал пляску святого Витта. Голова министра дернулась, он оглянулся в поисках поддержки, сглотнул, кашлянул в кулак и умоляюще посмотрел на президента. Казалось, он вот-вот упадет в обморок, но тут ему на помощь пришел министр финансов Квори:

— Думаю, вы правильно обрисовали возможные последствия.

— Благодарю вас.

В этот момент поднял руку король:

— Позвольте мне сказать пару слов.

Король был человеком совсем иного калибра, нежели президент. В борьбе за сохранение трона он был вынужден довольно часто устранять своих ближайших родственников, и всяческие жизненные передряги были ему не в новинку: вся его жизнь протекала в обстановке насилия и умереть ему, скорее всего, тоже было суждено не своей смертью.

— Пожалуйста, говорите, — откликнулся Брэнсон.

— Только слепой неспособен ясно видеть реальность. Я не слепой. Президент безусловно заплатит.

Президент не нашелся что сказать на это щедрое обещание: он сидел, уставившись на дорожное покрытие моста, словно предсказатель судьбы, вперившийся взглядом в свой хрустальный шар и не желающий сообщать клиенту о том, что он там видит.

— Благодарю вас, ваше величество, — сказал Брэнсон.

— Вас, конечно же, будут искать и в конце концов убьют, где бы вы ни спрятались. Даже если вы меня сейчас убьете, ваша смерть так же предопределена, как завтрашний восход солнца.

Брэнсон беспечно улыбнулся:

— До тех пор, пока у меня есть вы, ваше величество, мне не стоит беспокоиться на этот счет. Я могу себе представить, что любой из ваших подданных, подвергший вашу жизнь опасности и тем более виновный в вашей смерти, тут же окажется в раю — если цареубийцы вообще попадают в рай, в чем я сомневаюсь. Но мне кажется, что вы, ваше величество, не из тех людей, которые готовы прыгнуть с моста ради того, чтобы правоверные начали гоняться за мной со своими длинными ножами.

— Действительно. — Глаза под нависшими веками смотрели не мигая. — Но что, если я совсем не тот человек, за которого вы меня принимаете?

— То есть если вы готовы прыгнуть или, по крайней мере, попытаться? — В голосе Брэнсона снова прозвучало холодное безразличие. — А для чего, по-вашему, я тут держу врача и машину «скорой помощи»? Ван Эффен, какие инструкции вы получили на случай, если кто-нибудь совершит подобную ошибку?

Ван Эффен ответил столь же хладнокровно:

— Перерезать ему ноги автоматной очередью. Дальше им займется врач.

— Со временем мы даже сможем снабдить вас протезом. Мертвый вы для меня не представляете никакой ценности, ваше величество.

Глаза под нависшими веками закрылись.

— Итак, вернемся к выкупу. Вы согласны? Возражений нет? Великолепно. Что ж, это для затравки.

— Для затравки? — повторил генерал Картленд, и в его глазах почти зримо отразилась расстрельная команда.

— То есть для начала. Мне нужно больше. Еще двести миллионов долларов. Это то, что я хочу за мост Золотые Ворота.

На этот раз шоковое состояние длилось не так долго, как в первый раз: у человеческого мозга есть свой предел выдержки. Президент поднял взгляд из глубин бездонной пропасти, которую он изучал, и глухо произнес:

— Двести миллионов долларов за мост Золотые Ворота?

— Это выгодная сделка. Вы получите мост практически даром. В самом деле, на его строительство было затрачено около сорока миллионов, и запрашиваемая мною сумма в двести миллионов как раз учитывает пятикратную инфляцию за минувшие сорок лет. Но даже если забыть о деньгах, подумайте только, во что вам обойдется восстановление моста! Подумайте о шуме и пыли, о загрязнении окружающей среды, о нарушении движения городского транспорта, о тысячах тонн стали, которые нужно будет сюда доставить, о доходах от туризма — десятках тысяч долларов, которых лишится экономика города. Как ни красив Сан-Франциско, но без Золотых Ворот он как Мона Лиза без улыбки. Подумайте об автомобилистах из округа Марин, которые в течение всего этого периода, по крайней мере год, а то и два, не смогут попасть в город — есть, правда, длинный объездной путь через мост Сан-Рафаэль, — и, если уж на то пошло, об автомобилистах из города, которые не смогут проехать в округ Марин. Все будут испытывать неимоверные трудности — кроме владельцев паромов, которые станут миллионерами. Но кто я такой, чтобы завидовать предпринимателям, честно зарабатывающим свои деньги? Так что двести миллионов долларов — это чистая филантропия.

Квори, привычный к цифрам с длинными рядами нулей, спросил:

— А если мы не согласимся с этими чудовищными требованиями, что вы собираетесь сделать с мостом? Увезете его и заложите в ломбард?

— Я собираюсь его взорвать. Падение обломков с высоты шестидесяти метров вызовет такой всплеск, что будет видно по всему Западному побережью.

— Взорвать? Взорвать мост Золотые Ворота?!

Мэр Моррисон, которого и в обычных-то условиях нетрудно было вывести из себя, вскочил на ноги, охваченный неудержимым гневом, и набросился на Брэнсона, прежде чем кто-нибудь — и в первую очередь сам Брэнсон — сообразил, что происходит. В десятках миллионов американских домов телезрители увидели, как Брэнсон вместе со стулом опрокинулся назад и его голова тяжело ударилась об асфальт, а Моррисон навалился на него всей своей стокилограммовой тушей и с яростью варвара ударил по лицу. Ван Эффен шагнул вперед и прикладом автомата ударил мэра по затылку. Он тут же обернулся и направил оружие на сидящих, но эта предосторожность оказалась излишней: никто из них не выказал желания последовать примеру Моррисона.

Прошло добрых двадцать секунд, прежде чем Брэнсон смог снова сесть на стул, и то с трудом. Ему подали марлевую салфетку, и он промокнул разбитую губу и сильно кровоточащий нос. Затем он посмотрел на Моррисона и перевел взгляд на доктора:

— Как он?

Врач быстро осмотрел мэра:

— Скоро придет в себя. У него нет даже сотрясения мозга. — Доктор неодобрительно взглянул на Ван Эффена. — Похоже, ваш друг умеет соразмерять силу удара.

— Практика, — не очень внятно произнес Брэнсон. Он взял новую салфетку взамен первой, которая уже пропиталась кровью, и неуверенно поднялся на ноги. — А вот мэр Моррисон не осознает своей силы.

— Что мне с ним делать? — спросил Ван Эффен.

— Оставь его в покое. Это его город и его мост. Я сам виноват — растоптал его мечту. — Брэнсон оценивающе посмотрел на Моррисона. — Впрочем, по зрелом размышлении лучше надеть ему наручники — за спиной. Не то он в следующий раз мне голову оторвет.

Генерал Картленд встал и направился к Брэнсону. Ван Эффен угрожающе поднял автомат, но генерал проигнорировал его.

— Вы способны говорить? — обратился он к Брэнсону.

— Во всяком случае, я способен слушать. Уши мэр мне не повредил.

— Я начальник штаба, но, кроме того, военный инженер, а значит, специалист по взрывам. Вы не сможете взорвать мост и прекрасно это знаете. Чтобы разрушить эти башни, потребуется вагон взрывчатки. Я его что-то здесь не вижу.

— Нам столько и не понадобится. — Брэнсон указал на объемистый рулон брезента с выступающими из него непонятными коническими предметами. — Вы ведь специалист.

Картленд посмотрел сначала на рулон, потом на Брэнсона, на сидящих людей и снова на рулон. Брэнсон сказал:

— Пожалуйста, объясните им. Мне что-то больно говорить.

Генерал окинул внимательным взглядом массивные башни и протянутые от них тросы.

— Вы провели эксперименты? — спросил он Брэнсона.

Тот кивнул.

— Видимо, они прошли успешно, иначе бы вас здесь не было.

Брэнсон снова кивнул.

Картленд неохотно повернулся к заложникам и журналистам:

— Я ошибся. Боюсь, что Брэнсон действительно в состоянии разрушить мост. Как вы видите, в эту брезентовую ленту вделаны конусы, которые содержат обычную взрывчатку — тринитротолуол, аматол или что-то подобное. Эти конусы, называемые «ульями», благодаря своей вогнутой поверхности способны направить до восьмидесяти процентов энергии взрыва внутрь. По-видимому, идея заключается в том, чтобы обернуть одну из таких брезентовых полос, несущую около центнера взрывчатки, вокруг поддерживающего троса как можно ближе к вершине башни. — Он снова посмотрел на Брэнсона. — Насколько я понимаю, у вас их четыре.

Брэнсон молча кивнул.

— И они должны сработать одновременно. — Картленд повернулся к остальным. — Боюсь, что эта затея удастся.

Наступило короткое молчание, особенно мучительное для телезрителей, — молчание, вызванное тем, что Брэнсон по вполне понятным причинам не очень стремился говорить, а остальные не могли и придумать, что сказать. Наконец Картленд спросил:

— Откуда у вас уверенность, что все четыре заряда сработают одновременно?

— Все про

...