Егор Сенников

Король говорит

50 киноречей о политике

Редактор: Семен Шешенин

Bookmate Originals
2020

Все, что вы мечтали услышать от Гитлера

Вымышленные речи архизлодеев

«Великий диктатор», Чарли Чаплин, 1940 год

Финальная речь Чаплина в «Великом диктаторе» — это загадка, завернутая в тайну внутри головоломки, и одновременно одна из самых важных политических речей в истории кино. Чтобы все это распутать, нужно хорошо понимать контекст, в котором писался сценарий и выходила картина.

Премьера «Великого диктатора» прошла осенью 1940 года. Вторая мировая война в самом разгаре, уже оккупированы Польша и Чехословакия, аннексирована Австрия, захвачена Франция и полным ходом идет битва за Англию. А США все еще не уверены, что вступят в войну — и с большой опаской смотрят на любые попытки протащить антифашизм в Голливуд. Мало того — за кинопродукцией пристально следит консул нацистской Германии в Сан-Франциско Георг Гисслинг, и с ним неофициально советуются крупные голливудские студии, не желающие потерять германский рынок проката. Тем более что глумление над чужим государством запрещал кодекс Хейса — свод цензурных правил для киноиндустрии, действовавший в США вплоть до 1967 года.

Фильм Чаплина стал скандалом уже на стадии производства, когда в прессу просочились сведения о том, что именно снимает великий комик. В какой-то момент лишь заступничество президента Рузвельта спасло проект от закрытия. Но Чаплину, кажется, этого было мало: и он пошел не только против кодекса Хейса, но и против своих собственных принципов — и объявил, что «Диктатор» будет его первым звуковым фильмом. «Чаплин говорит!» — писали на постерах и в рекламе, а зрители с нетерпением ждали премьеры.

В фильме Чарли играл две роли — безымянного еврейского парикмахера, который противостоял жизненным обстоятельствам в нацистской Томэнии, и диктатора той же самой страны Аденоида Хинкеля — очевидная пародия на Гитлера. В силу разных обстоятельств к концу картины цирюльник вдруг оказывается на месте диктатора — и должен произнести речь во славу аннексии соседней страны. Речь, произнесенная цирюльником в образе Хинкеля, — не только явное выражение собственных политических взглядов Чаплина, но и его представление об идеальной речи идеального политика в годы, предшествовавшие началу Второй мировой. Отказ от насилия, стремление к миру и свободе.

Одновременно Чаплин-режиссер явно грустно иронизирует над темой идеального лидера вообще. Толпа не замечает подмены безумного диктатора на пацифиста, даже когда он явно противоречит сам себе. В конце концов, магия голоса, обращенного к массам, работает одинаково вне зависимости от того, что именно произносит политик. В ответ цирюльник слышит такое же искреннее восхищение армии, какое услышал бы, даже если бы отдал приказ о наступлении. Голос — это удивительный инструмент, говорит нам Чаплин: ведь цирюльник кричит, обращаясь к толпе, с той же яростью, с какой кричал и Хинкель — и неважно, что ярость эта справедлива.

«Великий диктатор» произвел фурор и перевел Чаплина в статус одного из личных врагов Гитлера (тот посмотрел картину). В то же время отчасти фильм переломил общественное мнение в США, которое до этого негативно воспринимало идею вмешательства страны в войну в Европе. Но этот же фильм сослужил и недобрую службу своему создателю. Во времена маккартизма Чаплина сочли другом коммунистов, признали персоной нон-грата в США и вынудили покинуть страну.

* * *

Цирюльник в образе Аденоида Хинкеля: Сожалею, но я не хочу быть императором. Это не мое дело. Я не хочу править кем-то или завоевывать кого-либо. Я хотел бы по возможности помогать всем. Евреям, людям других религий, черным, белым. Мы все хотим помогать друг другу. Человечество так устроено. Мы хотим жить счастьем других, а не их страданием. Мы не хотим ни ненавидеть, ни презирать друг друга.

В этом мире есть место для всех. Земля богата и может накормить каждого. Жизнь может быть свободной и прекрасной, но мы сбились с пути. Алчность отравила души людей, воздвигла барьеры ненависти, привела нас к страданиям и кровопролитию. Мы набрали скорость, но мы замкнулись в себе. Машины дают изобилие, оставляя в нужде. Наши знания сделали нас циничными, а мастерство — жесткими и злыми. Мы слишком много думаем и слишком мало чувствуем. Больше, чем машины, нам нужна человечность. Больше, чем мастерство, — мягкость и доброта. Без этих качеств жизнь станет жестокой и все будет потеряно. Самолеты и радио сблизили нас. Сама природа этих изобретений взывает к лучшему в человеке, взывает к всеобщему братству и сплоченности. Даже теперь мой голос доходит до миллионов людей. До миллионов отчаявшихся мужчин, женщин и детей. До жертв системы, подвергающей пыткам и заключающей в тюрьмы невинных. Тем, кто слышит меня, я говорю: храните надежду!

Наши сегодняшние страдания из-за алчности и злобы тех, кто боится прогресса человечества. Ненависть людей пройдет, и диктаторы умрут, и власть, отнятая ими у народа, вернется к нему. И до тех пор пока люди гибнут, свобода никогда не умрет. Солдаты! Не подчиняйтесь этим зверям, которые презирают вас и превращают вас в рабов! Кто диктует вам, что делать, что думать и что чувствовать! Кто обращается с вами как со скотом, используя как пушечное мясо! Не подчиняйтесь этим мракобесам с механическими мозгами и механическими сердцами! Вы не машины, вы не скот! Вы — люди, несущие человечность в ваших сердцах! Вы не знаете ненависти! Только бессердечные ненавидят! Бессердечные и злые! Солдаты, не сражайтесь за рабство! Сражайтесь за свободу! Святой Лука писал: "Божий мир в человеке". Не в одном человеке или группе людей, а во всех людях! Во всех вас! Вы — люди, стоящие у власти! Власти для создания машин! Власти для создания счастья! Вы способны сделать жизнь свободной и прекрасной! Сделать жизнь удивительным приключением! И во имя демократии воспользуемся этой властью! Объединяйтесь! Боритесь за новый мир! Славный мир, который даст всем возможность работать, даст будущее для молодежи и покой для стариков.

Давая такие обещания, звери пришли к власти! Но они лгут! Они не исполняют своих обещаний и не исполнят! Диктаторы освобождают себя, но порабощают народы! Настало время бороться, чтобы сбылись эти обещания! Бороться за освобождение мира, за уничтожение национальных барьеров! За исчезновение алчности, ненависти и нетерпимости! Бороться за мирную жизнь, где наука и прогресс поведут к счастью для каждого!

Солдаты! Во имя демократии объединимся!

Ханна, слышишь ли ты меня? Где бы ты ни была, взгляни вверх, Ханна. Тучи расходятся, солнце пробивается. Мы выходим из мрака к свету. Мы входим в новый мир, в лучший мир, где люди преодолеют свою ненависть, алчность и грубость. Выше голову, Ханна! Душа человека обладает крыльями, чтобы он в конце концов смог взлететь. Он летит к радуге, к надежде, к будущему, славному будущему, принадлежащему тебе, мне и всем нам.

Выше голову, Ханна! Выше голову... Ханна, ты это слышала? Слушайте...

«Звездные войны, эпизод III», Джордж Лукас, 2005 год

«Звездные войны» богаты на разные политические высказывания, но провозглашение Империи канцлером Палпатином, пожалуй, самое важное из всех. Именно здесь рождается ключевой антагонизм всей франшизы. Империя против повстанцев, демократия против автократии — всего этого не было бы, если не появилась бы сама Империя.

Лукас с самого начала определял жанр своего фильма как «космическую оперу», и выступление Палпатина — это типичная ария злодея в маске, который собирается показать свое подлинное лицо лишь на последней ноте. Даже раздраженная ответная фраза сенатора Падме Амидалы («демократия умирает под аплодисменты») в этом контексте похожа на «реплику в зал», которую актер бросает со сцены напрямую зрителю.

При этом очевидно, что Лукас вдохновлялся вполне реальной политикой. Стратегия прихода к власти Палпатина очень напоминает восхождение Гитлера: у фюрера прологом к диктатуре выступил пожар в Рейхстаге, у Палпатина — покушение на жизнь и фальшивый заговор ордена джедаев. Но это, конечно, не единственный источник вдохновения: сам режиссер говорил, что Палпатин отчасти основан на образе президента США Ричарда Никсона. Для поколения, к которому принадлежал Лукас, Никсон был таким же неприятным явлением, как для современных прогрессивных американцев — Трамп. Отдельные критики сравнивали сцену провозглашения Империи с началом войны США против Ирака. Пожалуй, в этом и сила речи, созданной воображением Лукаса, — она достаточно универсальна и воспринимается скорее как аллегория на демократического политика, встающего на путь диктатуры, — фигуры и имена можно подставлять любые, а узнавание будет постоянным.

* * *

Канцлер Палпатин (аплодисменты): И восстание джедаев было подавлено.

Оставшиеся джедаи будут выслежены и разгромлены (аплодисменты)!

(…)

Покушение на мою жизнь изуродовало меня. Но, уверяю вас, моя решимость никогда не была сильнее (аплодисменты)!

(…)

Чтобы обеспечить безопасность и постоянную стабильность, Республика будет преобразована в первую Галактическую Империю (аплодисменты)! За безопасное и надежное общество (бурные аплодисменты) [1].

«Карточный домик» (2013–2018), «Глава 28» (3-й сезон, 2-я серия)

«Карточный домик» — один из главных сериалов о политике, вышедших в 2010-х годах. Ремейк менее известного широкой публике британского сериала начала 1990-х оказался невероятно популярен — не только благодаря впечатляющему перформансу Кевина Спейси, но и благодаря постоянной иронии над актуальной американской и мировой политикой. Главный герой, Фрэнк Андервуд, вице-президент США, который при помощи интриг и хитрости прорывается на первый пост в государстве, — это беспринципный и циничный политик, который не останавливается ни перед чем ради цели — даже перед убийством. Он обманывает и интригует, строит коалиции и плетет заговоры — и не стесняется рушить четвертую стену, чтобы прямо признаться зрителям в том, что он — чудовище.

Если Андервуд нас чему-то и учит как персонаж, так это тому, что вся настоящая политика происходит в тот момент, когда речи с высоких трибун не звучат. Кулуарный шепот, тихие переговоры в закрытых кабинетах, анонимные звонки, встречи в непубличных местах — в таких неприятных и подчас мрачных местах творится судьба и политическая карьера. А речь — это для нас, для всех тех, кто никогда не был и не планирует быть политиком. Речи — это неважно, говорит нам Андервуд, главное остается за кадром.

* * *

Фрэнк Андервуд: Добрый вечер.

Слишком долго мы в Вашингтоне лгали вам. Мы говорим, что мы здесь, чтобы служить вам, хотя на самом деле мы обслуживаем самих себя. И почему? Нами движет собственное желание переизбраться. Наша потребность оставаться у власти затмевает наш долг управлять. Это закончится сегодня вечером. Сегодня я говорю вам правду. И правда такова: американская мечта вас подвела. Много работать? Играть по правилам? Вам не гарантирован успех. У ваших детей не будет лучшей жизни, чем у вас. Десять миллионов из вас не могут даже найти работу, хотя вы отчаянно ее хотите. Мы были парализованы социальным обеспечением, Medicare, Medicaid, льготами. И в этом корень проблемы: права.

Позвольте мне пояснить. Вы ни на что не имеете права. Вы ни на что не имеете права. Америка была построена в духе промышленности. Вы строите свое будущее. Вам его не передают. А проблема Вашингтона в том, что мы не дали вам инструментов для его создания. Единственный способ для нас служить вам — это дать вам возможность служить себе. Что ж, именно это я и собираюсь делать. Не рекламные брошюры. Работа. Реально оплачиваемая работа.

В ближайшие несколько недель руководство демократов представит программу под названием «Америка работает». Ее цель проста: заставить работать десять миллионов безработных американцев. Всех. Если вы хотите работу, вы ее получите. Стоимость — пятьсот миллиардов долларов. Это большие деньги. Чтобы заплатить за это, нам нужно с нуля переосмыслить социальное обеспечение, здравоохранение и льготы. Мы не можем поддерживать государство всеобщего благосостояния в том виде, в котором мы его знаем.

Это непопулярная вещь. Любой, кто баллотируется в офис, не осмелится произнести эти слова. Каждый советник, консультант и сотрудник умолял кандидата в президенты не произносить их. Но я могу их сказать. Потому что я не буду претендовать на выдвижение от Демократической партии в 2016 году. Кандидаты осторожны. Они должны увиливать. Они уворачиваются и ходят на цыпочках. Но я лучше уйду из этого офиса, сделав что-то ценное, чем обеспечу себе еще четыре года, ничего не делая.

Франклин Делано Рузвельт положил начало эре надежд и прогресса, когда он предложил Новый курс. И в то время его реформы считались радикальными. Но однажды он сказал: «Эта страна требует смелых, настойчивых экспериментов. Здравый смысл — взять один метод и попробовать его. А если он не удастся, откровенно признать это и попробовать другой. Но прежде всего попробуйте что-нибудь». Рузвельт лучше, чем кто-либо, понял бы необходимость попробовать что-то другое. «Новый курс» был успешным на протяжении многих лет, но теперь мы должны попробовать что-то новое, прежде чем оно нас подведет.

Если компания America Works добьется успеха, мы заново изобретем американскую мечту. Если наша попытка не удастся, мы откровенно признаем это и попробуем другую. Но прежде всего мы должны что-то попробовать.

Благодарю вас, и да благословит Бог Соединенные Штаты Америки.

«Завещание доктора Мабузе», Фриц Ланг, 1933 год

Фильм Фрица Ланга про хитроумного террориста должен был выйти в немецкий прокат через 10 дней после избрания Адольфа Гитлера канцлером Германии. Этого, конечно, не произошло — картину запретили под предлогом того, что она угрожает общественному порядку и безопасности, а самому режиссеру пришлось спешно бежать из страны. Причина была ясна как день — в экспрессивном детективе сложно было не увидеть аллюзии на смену режима в стране. При этом какое-то время Ланг надеялся, что его поклонники потребуют снять запрет на показ и лента выйдет на экраны. Очевидно, режиссер тогда и сам еще не понял, насколько точной вышла его аллегория.

Доктор Мабузе — гениальный преступник, террорист и гипнот

...