Shichiri Nakayama

Shizuka obaachan ni omakase

© 2012 Shichiri Nakayama

© Рязанцева А., перевод на русский язык, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

* * *

Глава 1. Мудрость бабули Сидзуки

1

– Не держи меня за дурака! Ты вообще понимаешь, где находишься? Лучше вали отсюда, пока мое настроение не испортилось! – рявкнул бритоголовый, которому, похоже, уже испортили настроение.

– Я… я понял. Простите за доставленные неудобства, – быстро проговорил Кацураги Кимихико, решив, что дальше препираться нет смысла, и выбежал из комнаты.

В коридоре на него с неподдельным интересом посмотрел проходящий мимо полицейский. Какая дурацкая ситуация. И тот, кто кричал, и тот, на кого кричали, и тот, кто наблюдал за этим, – все они сотрудники полиции.

Кацураги еще раз взглянул на вывеску «Главное управление по борьбе с преступностью, отдел по борьбе с организованной преступностью». В силу специфики профессии детективы, которые работают с уголовными делами, часто и сами выглядят довольно устрашающе, но в префектуре Канагава это ощущается в разы сильнее. Если этих следователей поставить рядом с настоящими якудза, наверное, и различий особо не увидишь.

В любом случае от сотрудников этого управления, похоже, не так просто получить информацию. А выспросить что-то у Первого отдела, который ведет нужное дело, будет еще большей проблемой. Отношения между токийским полицейским управлением и управлением префектуры Канагава натянулись далеко не вчера, но в случае с Первым отделом как будто враждовали близкие родственники.

C этим часто сталкивался Цубакияма, который попал сюда как раз из токийского управления. Это вызывало у Кацураги восхищение, но, с другой стороны, можно сказать, что как раз поэтому Цубакияма сейчас оказался в такой сложной ситуации. Если он во что-то верил, то советы коллег или начальства всегда были для него пустым звуком, и наверняка и сейчас ничего не изменилось. Кацураги именно это и нравилось в характере Цубакиямы, но в полицейской системе, где принято безоговорочно исполнять приказы руководства, таких, как он, обычно недолюбливают.

Когда Кацураги вышел из управления полиции, как раз было время обеда. Из соседнего здания, заразительно смеясь, выбежали офисные сотрудницы. Их окутывало яркое майское солнце, которое уже несло в себе первые нотки лета. Взяв пример с девушек, Кацураги снял пиджак.

И вот он дошел до нужного места. Следователь давно привык брать показания у подозреваемых и свидетелей, но он и подумать не мог, что необходимость допросить коллег-полицейских у него вызовет такое внутреннее сопротивление. Похоже, то, что называют корпоративным духом, проявляется даже у тех, кто занимает невысокие должности.

В этом отношении тот факт, что в начале службы сотрудников обычно назначают на посты, где навыки работы в команде особо не требуются, кажется вполне объяснимым. С этими мыслями Кацураги взял телефон и проверил адрес, по которому он направлялся.

Убийство произошло в начале длинных праздников, шестого мая. Место происшествия – небольшая улочка около контейнерного терминала в порту города Йокогама. Тело обнаружил сотрудник порта, который около четырех утра проходил мимо и свернул на эту улочку, чтобы справить нужду. Там он обнаружил человека, лежащего лицом вниз с согнутыми коленями. Приняв за пьяного, мужчина начал трясти его, но реакции не было, а когда он попытался поднять этого человека, из его груди хлынула кровь, поэтому сотрудник порта тут же сообщил в полицию.

После осмотра личных вещей установили, что погибший был начальником главного отдела по борьбе с организованной преступностью префектуры Канагава[1] – тридцативосьмилетний Кудзэ Тацуя. Эта информация подняла на уши всех в полиции, шум стоял, как в осином гнезде.

В окрестностях контейнерного терминала, где произошло преступление, частенько промышляла наркотиками организованная преступная группировка «Корю-кай», поэтому в отделении все сразу заговорили о том, что наверняка и это дело рук бандитов. И поэтому заключение криминалистов стало для всех полной неожиданностью.

В теле погибшего была обнаружена пуля типа 32 ACP, которой, судя по оставшемуся следу, стреляли из пистолета, зарегистрированного в полиции, – Sig Sauer P230. Более того, было отмечено, что его владелец, вероятно, действующий сотрудник полиции.

Незамедлительно был арестован начальник отдела по борьбе с организованной преступностью тридцатичетырехлетний главный инспектор[2] Цубакияма Митио, и это заставило еще раз побледнеть все руководство полиции префектуры.

Сколько ни посещай лабораторию судебно-медицинской экспертизы, а каждый раз впечатление не из приятных. Наверное, нет другого такого места, которое позволяет настолько остро прочувствовать, что человек, который перестал дышать, становится всего лишь телом. Поскольку Кацураги заранее договорился о своем визите, он назвал цель своего посещения лаборатории на проходной и тут же смог проследовать к ответственным сотрудникам.

Из секционного зала вышли двое – мужчина среднего возраста и пожилой. Оба были в медицинских халатах и как раз снимали перчатки. Когда они приблизились, Кацураги резко ударил в нос сладковато-тухлый противный запах, который хоть раз чувствовал любой полицейский, но он изо всех сил постарался не подать виду.

– Меня зовут Одагири, я судмедэксперт. А это – профессор Химэмура. Он проводил вскрытие Кудзэ-сана, так что вы как раз вовремя.

Судмедэксперты, несомненно, тоже сотрудники полиции, но Одагири выглядел прямо как врач, возможно, потому, что изучал медицину в университете. И хоть рядом с ним стоял профессор Химэмура – настоящий врач, и лет ему больше, – Одагири вполне ему соответствовал.

– Это вы проводили экспертизу суперинтенданта[3] Кудзэ?

– Ну да. В отличие от Токио, в Канагаве судмедэкспертов можно по пальцам сосчитать. В тот день из специалистов присутствовал только я.

В этих словах были и ирония, и гордость, но в сочетании с мягкими чертами лица они прозвучали скорее как легкая жалоба.

– В любом случае вы же к нам приехали из Национального полицейского агентства или из токийского управления? Получается, это дело не так просто, как кажется?

– Нет, прошу прощения за недопонимание, в этот раз я приехал по личным причинам… Дело в том, что я многим обязан инспектору Цубакияме.

– Так он ваш начальник?.. И только поэтому?

Кацураги смущенно кивнул, на что профессор Химэмура слегка усмехнулся.

– Ради бывшего начальника превышать полномочия? Да вы редкий для наших дней персонаж! Даже если я вас прогоню и скажу, что лучше вам поехать домой, это ведь вряд ли на что-то повлияет. Но не могу сказать, что мне это не нравится. Проходите, если мы сможем быть полезными, то ответим на все вопросы, какие в нашей компетенции.

Все трое присели прямо на месте. Неприятный запах так и витал в воздухе, но было не время жаловаться.

– Во-первых, выстрел был совершен один, но с близкого расстояния. Он и стал причиной смерти. Пуля вошла под ключицей, задела грудину, потом пробила сердце. Вращаясь в теле, она разрушила соседние органы и застряла в пояснице. Боюсь, что смерть наступила мгновенно. Судя по степени окоченения тела и состоянию содержимого желудка, предположительно смерть наступила в интервале между двадцатью двумя часами пятого мая и полуночью шестого мая.

В этом описании присутствовал только один момент, за который можно было зацепиться.

– Подождите, пожалуйста. Пуля вошла в тело под ключицей, кроме сердца, разрушила и соседние органы и застряла в пояснице? То есть другими словами…

– Угол вылета пули – тридцать градусов! – уточнил Одагири.

– То есть получается, что в инспектора стреляли по диагонали сверху. Если принять в расчет, что выстрел был совершен с близкого расстояния, получается, что нападавший стрелял, глядя сверху на суперинтенданта Кудзэ, а тот сидел на земле. Это же естественный вывод, да?

– Я профан в типах пуль, но, когда мы извлекли ее, Одагири-кун[4] сразу заявил, что где-то уже такую видел. Но мы и подумать не могли, что это оружие полиции.

– Я привык видеть такие пули в полиции. Не мог сразу утверждать на сто процентов, но, когда отправил ее в научную лабораторию, получил подтверждение. Однако я был поражен, когда по следам на пуле определили, что владелец оружия – инспектор Цубакияма.

– Суперинтендант Кудзэ и инспектор Цубакияма… как бы это сказать… что-то между ними было такое, что могло привести к вооруженной стычке?

В этот момент Одагири широко улыбнулся.

– Хоть вы и молоды, но довольно ловко используете обтекаемые выражения. Хорошо, я скажу. Они были как кошка с собакой. Во всем отделении нет человека, который бы не знал об их вражде.

По словам Одагири, суть вражды заключалась в следующем.

Уже долгое время ходили слухи, что полиция префектуры состоит в сговоре с преступной группировкой. Говорят, что она давно находится под влиянием некоего преступного сообщества, поэтому то дело по каким-нибудь бандитам замнет, то своих людей посадит в организацию – прикрытие этой группировки. Примеров много, все упоминать сейчас нет времени. И когда суперинтендант Кудзэ стал начальником главного отдела по борьбе с организованной преступностью, это сразу бросилось в глаза людям, даже в местной газете пошутили: «Управление полиции префектуры Канагава – это младший отдел группировки «Корю-кай».

Инспектор Цубакияма, который перевелся сюда из токийского управления, как раз решил разобраться с этим. Вступив в должность, он тут же арестовал Номер 4 и Номер 5 из «Корю-кай» по подозрению в незаконной организации азартных игр и хранении огнестрельного оружия. Сам по себе арест уже вызвал удивление, но особенно поразило местных жителей то, что основанием для ареста стало всего лишь подозрение. По статьям за азартные игры или хранение оружия можно поймать только «шестерок». Говоря другими словами, этот жест стал своеобразным заявлением, что инспектор не станет избегать ареста, каким бы мелким ни было дело. Преступные группировки выдают себя за разные другие организации, во главе которых стоят их представители, и они несут некоторую ответственность. Получается, если кто-нибудь из организации совершит преступление, логично будет арестовать и ее руководителя. Цубакияма даже заявил, что в дальнейшем будет придерживаться этой схемы.

Естественно, на суперинтенданта Кудзэ стали давить, чтобы он отвлек Цубакияму. Суперинтендант Кудзэ, который и по должности, и по званию стоял выше, неоднократно пытался припереть к стенке Цубакияму, но тот оказался не из тех, кого легко подчинить. Цубакияма хорошо показывал себя в деле и уже имел ряд достижений, чем заслужил похвалу местных жителей. Такого человека нельзя было просто так убрать, поэтому Кудзэ оставалось только кусать локти. Но в последнее время Цубакияма все чаще пытался вытянуть из него признание о связи с «Корю-кай», так что Кудзэ пришлось всерьез взяться за его устранение.

– То есть все отделение разделилось на два лагеря, за Кудзэ и за Цубакияму?

– В таком случае еще был бы шанс на спасение, не так ли? Но все, от верхушки до младших полицейских, в той или иной степени получали какие-то привилегии от «Корю-кай», так что Цубакияма был чужим среди своих. Вроде бы было несколько подчиненных, которым он доверял, но можно сказать, что он действительно остался один на этом поле битвы.

– Даже если он застрелил Кудзэ в качестве наказания, то и тут наверняка общественное мнение разделится на две части.

– Да уж. Поэтому, когда после экспертизы пули всплыло имя инспектора Цубакиямы, причастные даже не особо удивились. И представители СМИ, которые в курсе ситуации, тоже говорят, что всему виной их давний конфликт и раз погиб Кудзэ, то уж ничего не поделаешь. Но есть одна проблема.

– Какая же?

– Сам Цубакияма утверждает, что он невиновен.

Ну конечно! Поэтому Кацураги и пришел сюда, осознавая все риски по превышению полномочий.

– У меня один вопрос как от человека, ничего не понимающего в криминалистике: как можно по одним следам на пуле определить, кому принадлежит пистолет?

– В каком смысле?

– Следы на пуле. В стволе пистолета есть так называемый нарез. Даже если несколько стволов произведены на одном и том же станке, нарезы у них немного отличаются. Ведь так?

– Вот вам и ответ на вопрос!

– Однако я слышал, что сейчас нарезы делаются с помощью специальной оправки. При таком способе изготовления большое количество стволов оставляют одинаковые следы. Ствол пистолета, который нам поставляют, Sig Sauer P230, производится таким способом. Как тогда можно с уверенностью утверждать, что он принадлежит инспектору Цубакияме?

– Потому что только у его пистолета нарез отличается. Например, вы, Кацураги-сан. Вы же детектив из Первого следственного отдела токийского управления? Без учета тренировок, сколько пуль в год вы тратите?

– Примерно ноль. Даже при работе с опасными преступниками мне как-то ни разу не приходилось стрелять.

– Вот и я о том же. Это стандартное положение дел в японской полиции. А вот инспектор Цубакияма, похоже, в среднем использовал по четыре пули в месяц. Выражаясь языком криминалистики, при такой активности степень износа нареза огромна – по этой отличительной черте мы и определили, что это его пистолет. Хоть он и не якудза, так он мог наводить ужас на преступников, как настоящий военный.

– Здесь так часто бывают перестрелки?

– Да что вы! Мы же не в каком-нибудь старом фильме о якудза. В крайнем случае предупредительные выстрелы. Вот, например, в прошлом месяце была стычка «Корю-кай» и китайской мафии. Были риски, что шальные пули могут задеть гражданских, поэтому в самый разгар конфликта Цубакияма ворвался и неожиданно выстрелил в небо – ба-бах!

В памяти Кацураги всплыли моменты со времен их совместной работы в токийском управлении. Цубакияма – человек, который не стал бы просто так размахивать оружием, но у него не возникло бы и тени сомнения в момент, когда нужно надавить на подозреваемого.

– По правде говоря, конфликты среди якудза сейчас обостряются. После стычки в прошлом месяце были и погибшие и раненые, даже судмедэкспертов отправили на место происшествия. Обстановка там, конечно, была ужасная. В такой ситуации стрельба для острастки, наверное, вполне оправдана.

– Но представить, что инспектор Цубакияма направит пистолет в грудь своему начальнику… простите, я не верю.

– Поэтому позвольте сказать кое-что с позиции патологоанатома, – вмешался в разговор профессор Химэмура. – Я указал эту информацию в заключении о результатах вскрытия, поэтому, думаю, могу сказать и вам. У погибшего был рак.

– Рак?

– Рак поджелудочной железы, который, похоже, довольно быстро прогрессировал. Была уже третья стадия, и опухоль уже достигла аорты. Рак поджелудочной железы довольно быстро развивается, поэтому делать прогнозы тут сложно. И если пустить все на самотек, то жить останется всего пару месяцев. Тем не менее мы не обнаружили никаких следов лечения – ни операции по удалению опухоли, ни химиотерапии. И если опираться на этот факт, то… – Профессор Химэмура очень вдумчиво подбирал слова. – Это всего лишь предположение, но обычно на третьей стадии уже есть видимые симптомы и жалобы у больного. Он наверняка знал о своей болезни. Если бы в его личных вещах был хотя бы талон на прием в больнице, наверное, можно было бы получить очень интересную информацию от его лечащего врача.

– То есть, сенсей, вы считаете, что инспектор Кудзэ мог совершить самоубийство?

– Нет, я так не считаю. Все, что я могу сделать, – это сообщить результаты вскрытия и определить некоторые возможные моменты. Все остальное – ваша работа.

Если так и продолжать ходить вокруг да около, очевидно, что до сути не добраться. Все-таки придется выяснить внутреннюю информацию отдела напрямую от сотрудников полиции префектуры Канагава.

Кацураги вернулся в управление и пошел на склад, где хранится малое огнестрельное оружие. Хотя узнать что-либо и было тяжело, ответственный сотрудник склада оказался бывшим служащим токийского управления, поэтому Кацураги удалось уговорить его и заранее назначить визит.

Однако, даже получив разрешение заранее, нельзя гарантировать хорошее отношение куратора. Полицейский, который вышел к Кацураги, как и ожидалось, встретил его с видом домохозяйки, впускающей в прихожую религиозного агитатора.

– Вы же пришли узнать, как проходит процесс выдачи оружия и как он контролируется, да? Думаю, в нашем управлении все происходит точно так же, как и в вашем. Во-первых, мы круглосуточно наблюдаем за датчиками, которые установлены на кобуре. И потом, на этапе, когда зарегистрированный сотрудник забирает оружие, мы снимаем датчик. К вашему большому сожалению, систему уже проверили сотрудники нашего управления, и никаких следов фальсификации данных или поломки обнаружено не было.

Сотрудник сделал акцент на последних словах.

– У нас действует правило: зайти на склад можно только в присутствии руководителя департамента или его заместителя. Поэтому изначально никто, кроме владельца оружия, не может его вынести.

Другими словами, на складе действуют две системы контроля – цифровая и аналоговая.

– В день убийства, пятого мая, в Йокогаме произошел вооруженный конфликт, поэтому всем одиннадцати сотрудникам четвертого следственного отдела было выдано оружие. А на следующий день, шестого мая в тринадцать ноль-ноль, оно было возвращено на место.

Способ, возможность и мотив – условий для возбуждения уголовного дела было предостаточно.

– Я в целом могу представить, что вы что-то подозреваете. Такой невеликий навык, как воображение, доступен и простому следователю из городской полиции.

Эти слова прозвучали как завуалированное «иди уже отсюда».

В отличие от других детективов, у Кацураги не было каких-то явных талантов и способностей. Ни хорошего аналитического мышления, ни каких-то выдающихся знаний о розыске преступников, ни опыта ведения переговоров или допроса. У него были только не очень подходящая детективу приветливость и уверенность в собственном упорстве. И то, что ему удалось добиться встречи с одним из немногих подчиненных, которому доверял инспектор Цубакияма, как раз заслуга его упорного характера.

– Я понял, что ты раньше работал под руководством инспектора. Но как ты можешь доказать, что действуешь сейчас в его интересах? Кто может подтвердить, что ты не собираешь на него компромат по приказу следствия? – спросил Татэиси, нахмурив лоб.

У него было прямоугольное лицо, толстые брови и вдобавок ко всему выпученные глаза.

– Я в этот раз немного обнаглел и взял три дня хибан[5].

– Зачем?

– Для проверки здоровья выходные взять можно, но в этом случае ни транспортные расходы, ни расходы на питание не возмещаются. И вот представь, простой сержант вроде меня берет ценные отгулы, едет в соседнюю префектуру и оплачивает эту поездку из своего кармана. Само собой, о том, что я приезжал сюда, сообщат в мое управление и накатают жалобу, так что мне не избежать выговора от начальства. Ты бы пошел на такое, чтобы постараться как-то насолить своему бывшему начальнику?

– А, я понял, понял! Верю тебе, черт возьми!

Татэиси в порыве эмоций ударил по столу. Услышав это, другие посетители кафе обернулись.

– Ладно, раз ты был его подчиненным, да еще такой нарушитель правил, я могу тебе доверять. Ну, что ты хочешь спросить?

– Как сильно инспектор Цубакияма смог загнать в угол суперинтенданта Кудзэ? Я слышал, что он пытался доказать его связь с «Корю-кай».

– У него не было ничего, что можно было бы считать явным доказательством. Были только слухи и некоторая информация о движении денег в отделении. Если бы у него были доказательства, он бы давно уже его сожрал.

Кацураги согласился с этим.

– А… как бы выразиться… была ли какая-нибудь личная выгода у суперинтенданта Кудзэ?

– Что касается выгоды, очевидно, она была не только у него. – Татэиси иронично улыбнулся уголками губ. – Если сейчас станет широко известно о связи с «Корю-кай», я уверен, многие поменяются в лице.

– То есть, поддерживая эту связь, он помогал не только себе, но и многим другим?

– Что ты хочешь сказать?

– У Кудзэ был рак поджелудочной железы.

– Серьезно?! Первый раз слышу!

– Ему уже вынесли приговор, жить оставалось всего ничего. Получается, он сотрудничал с врагом, чтобы защитить свою репутацию и ради выгоды большого количества своих подчиненных. Он правда был человеком, который мог на такое пойти?

– Пытаешься объяснить это дело с его точки зрения?

После некоторых размышлений Татэиси тихо сказал:

– Если у него была возможность это сделать, то есть вероятность, что он бы так и поступил.

* * *

Из кастрюли доносилось тихое урчание. А поднимавшийся запах был нежным.

В утреннем меню семьи Коэндзи сегодня были маринованная китайская капуста и мисо[6]-суп. Ингредиентами для мисо стали тофу, зеленый лук и дайкон.

Пока Мадока краем глаза следила за плитой, ей через плечо вдруг заглянула ее бабушка Сидзука.

– А молока добавить?

– Ой, да, я и забыла!

И Мадока торопливо влила в кастрюлю столовую ложку молока.

Когда бабушка впервые сказала ей об этом, Мадока не поверила своим ушам, но одна столовая ложка молока действительно придает еде кремовый привкус, так что нельзя недооценивать мудрость пожилых людей.

Фраза «у меня дом в Сэйдзё»[7] звучит впечатляюще, но это совсем не значит, что здесь одни особняки. Есть и дома площадью в 20 цубо[8], как этот. Кухня-столовая в 12 татами[9] тоже довольно тесновата, но, так как Мадока и Сидзука живут здесь только вдвоем, она ощущается вполне просторной.

Когда они сели за стол, по телевизору показывали новости о злополучном происшествии. На экране с печальным выражением на лицах мелькали представители генеральной прокуратуры.

– Прокурор подтасовал улики… Какая ужасная история! – непроизвольно вскрикнула Мадока. – Ведь всех, чьими делами занимается генеральная прокуратура, признают виновными?

– Ну на самом деле всего около десяти процентов дел заканчиваются обвинительным приговором, – разъяснила сидящая рядом Сидзука.

– Около десяти процентов… Какая странная цифра! Бабушка, ты же сама всегда говорила мне с подозрением относиться к аномальным показателям.

– Для прокуратуры важна репутация. Поэтому, если они на сто процентов не уверены в результате, зачастую даже не заводят дело. Но в твоих словах тоже есть резон. Этот прокурор совершил сразу целых три преступления.

– Сразу три?

– Во-первых, он повесил вину на невиновного человека. Во-вторых, сделав это, упустил из виду настоящего преступника. И наконец, самое большое преступление: его действия привели к потере доверия к прокуратуре.

– Почему последнее – самое большое преступление?

– Мы живем в правовом государстве, поэтому, если будет утеряно доверие к организации, которая действует от лица закона, пострадает репутация всего государства. Если смотреть с этой точки зрения, за такой проступок его могут приговорить к смерти. Даже повешение было бы мягким приговором для него.

– Бабушка, ты слишком сурова!

Хотя с тех пор, как она вышла на пенсию, прошла уже почти четверть века, позиция Сидзуки по отношению к преступлениям оставалась строгой и нисколько не колебалась.

Даже у ее внучки Мадоки бывают мысли, а не слишком ли она безжалостна, но, кто бы что ни говорил, ее бабушка – двадцатая женщина-судья в истории Японии. Сидзука никогда не разговаривает на повышенных тонах, но между строк в ее речах всегда можно уловить ту самую торжественность, свойственную людям, которые привыкли судить людей за их преступления. Стоит кому-нибудь услышать подобную «праведную строгость», как тут же у него пропадает всякое желание спорить и даже просыпается желание поместить эту строгость в рамку и выставить напоказ.

– Я ни капельки не сурова. Это ведь государственная измена. Закон призван защищать благополучие граждан, но в первую очередь он существует для безопасности государства. Поэтому я и сказала, что это огромное преступление. В любой стране мира самыми ужасными считаются преступления против своей родины. В древние времена за подобное людей могли подвергнуть четвертованию или отрубить голову и выставить ее на всеобщее обозрение на берегу. И все родственники преступника также признавались виновными.

– Ой, ну это уже слишком!

– Это все укладывается в концепцию татэмаэ[10].

Выражение лица и тон Сидзуки неожиданно смягчились. Как только она переставала говорить о законах и начинала говорить о людях, она почему-то вдруг становилась очень доброй.

– То, что натворил этот прокурор, – это, безусловно, преступление, но я уверена, что он совершил его во имя справедливости.

– Фальсификация доказательств – это справедливо?

– Люди даже во сне не думают о своих поступках как о злодеяниях. Конечно, есть те, кто совершает преступление умышленно, полностью отдавая себе отчет в том, что делает что-то плохое, но говорить только об осознании – значит слишком упрощать картину. Проблема в том, что чаще всего причиной всех стычек и конфликтов в мире становится столкновение взглядов на справедливость. Кража денег и мошенничество сталкиваются с убеждением, что нельзя жить без денег. Убийство – с пониманием, что сохранение жизни человеку может быть невыгодно тебе самому или кому-то другому. В тех местах, где сохранились старые обычаи, зачастую традиции противоречат закону. Может, и у этого прокурора была идея каким-то образом завести дело и помочь подозреваемому искупить вину.

– Вор крадет не просто так, да?

– Гляди-ка, какие интересные поговорки ты знаешь! Да-да. Любому проступку может быть оправдание. У каждого человека – своя справедливость. Но часто бывает так, что в глазах других людей эта справедливость выглядит совсем иначе. А в рамках одной организации люди еще более упрямы, и смысл их действий еще сильнее искажается.

– Почему так происходит?

– Компании считают само свое существование справедливым. И перед лицом этой коллективной справедливости и обязательств личный здравый смысл может померкнуть. Например, сколько бы ни верил каждый отдельный сотрудник в то, что действует в интересах клиента, если его действия невыгодны компании, он, как ее член, должен сделать выбор в пользу интересов организации. Вот примерно это означает «искажение справедливости».

Как и всегда, Мадоке оставалось только согласиться с этими идеальными логическими рассуждениями. Но тем не менее у нее осталось какое-то легкое чувство неудовлетворенности.

– Бабуля, я хорошо понимаю то, что ты говоришь. Но не получается ли, что само понятие справедливости становится каким-то поверхностным?

– Именно так и есть. Справедливость, которая пропагандируется организациями или отдельными людьми, чаще всего не что иное, как оправдание собственных действий. У моего старшего коллеги по работе был начальник, честный и благородный судья, как с картинки. Он во время войны никогда не ел рис и другие продукты с черного рынка, а питался только тем, что выдавали по карточкам. И в итоге он умер от недоедания. Видимо, для него отказ от еды с черного рынка казался справедливым. Но раз у него была такая мощная сила воли, лучше бы он использовал ее, чтобы судить людей за преступления. И я все думаю, а действительно ли верным было его упрямое следование за справедливостью?

– Слушай, бабуль, меня бы успокоило, если бы ты сказала, что просто ворчишь на телевизор…

– Да что ты! Я думаю, что ничего такого нет в том, чтобы иногда немного поворчать. Главное – хорошенько подумать: эта злость возникла обоснованно или под влиянием эмоций? То, что родилось на эмоциях, обычно не длится долго. А тому, что не длится долго, доверять опасно. Но и само чувство справедливости ведь довольно инфантильно.

Было сложно понять, поддерживает она борьбу за справедливость или относится к ней с пренебрежением. И тут наружу вырвалась озорная натура Мадоки.

– Бабушка, а что для тебя значит справедливость?

Мадока думала, что таким образом заставит бабушку задуматься, но та тут же ответила:

– Все просто. Для меня справедливость – это помогать тем, кто в затруднении, и разделять свой хлеб с тем, кто голоден. Такого определения для меня вполне достаточно.

Мадока попробовала было поспорить с этим простецким ответом, но к такому определению действительно не подкопаться. И пока она размышляла, что вряд ли сможет переиграть в этом споре бабулю, в ее голове неожиданно всплыл образ одного молодого человека.

Для того, кто называет себя полицейским, он очень открыт. Интересно, как бы ответил на вопрос о справедливости этот мужчина с запоминающимися спокойными глазами?