автордың кітабын онлайн тегін оқу День восьмой. Том первый
Александр Владимирович Сиваков
День восьмой
Том первый
Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»
© Александр Владимирович Сиваков, 2017
Простая, в общем-то, история, как обычная православная семья берёт на воспитание двух детей из детского дома.
Хотя действие романа заканчивается в ночь перед Рождеством, красивой рождественской сказки с однозначно-позитивным концом не получилось.
В целом история вышла скорее грустная, чем весёлая.
18+
ISBN 978-5-4485-0012-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Оглавление
- День восьмой
- Пролог. День восьмой. Январь
- День первый. Ирина и Вика. Апрель
- Глава 1
- Глава 2
- Глава 3
- Глава 4
- Глава 5
- Глава 6
- Глава 7
- Глава 8
- Глава 9
- Глава 10
- Глава 11
- Глава 12
- Глава 13
- Глава 14
- Глава 15
- Глава 16
- Глава 17
- День второй. Ирина и Люба. Май
- Глава 1
- Глава 2
- Глава 3
- Глава 4
- Глава 5
- Глава 6
- Глава 7
- Глава 8
- Глава 9
- Глава 10
- Глава 11
- Глава 12
- Глава 13
- Глава 14
- Глава 15
- Глава 16
- День третий. Алёна и Алексей. Май
- Глава 1
- Глава 2
- Глава 3
- Глава 4
- Глава 5
- Глава 6
- Глава 7
- Глава 8
- Глава 9
- Глава 10
- Глава 11
- Глава 12
- День четвёртый. Ирина и Алёна. Июнь
- Глава 1
- Глава 2
- Глава 3
- Глава 4
- Глава 5
- Глава 6
- Глава 7
- Глава 8
- Глава 9
- Глава 10
- Глава 11
- Глава 12
- Глава 13
- Глава 14
- Интерлюдия. Страница из книги
«…и почил в день седьмой от дел Своих» (Библия, Бытие, 2:2)
Пролог. День восьмой. Январь
Девчонки устроились на бетонной тумбе, которая стояла перед въездом на школьный двор. Мимо, размазывая по асфальту грязный снег, проносились автомобили. В воздухе стоял стойкий запах гари и бензина.
Анюта вертела в руках тонкую сигарету. Курить она не умела и не любила, но нужно было как-то поддерживать статус самой крутой в классе, поэтому время от времени её приходилось давиться ядовитым дымом.
Катя сосредоточенно копалась в интернете. Смартфон у неё был не самой новой модели, да и качество связи оставляло желать лучшего, поэтому девочка недовольно морщилась и время от времени чертыхалась.
Когда раздался звонок мобильника, Анюта с облегчением выбросила на обочину сигарету.
— Алло! — Раздражённо бросила она в трубку, едва взглянув на экран с высветившимся именем. — Люд, ну, где ты там?
У неё был настолько недовольный голос, что её далёкая собеседница несколько секунд помолчала.
— Я — дома. А ты?
— Я около школы. С Катькой.
Анюта включила громкую связь.
— Что вы там делаете? — Раздался громкий голос.
Неподдельное изумление, раздавшееся в этой фразе, заставило Катю улыбнуться.
— Просто сидим, болтаем. А что, по-твоему, мы может делать около школы в каникулы? И тебя, кстати, ждём. Ты же обещала подойти!
— Когда я обещала, то ещё программы не видела. Ты знаешь, что сейчас по НТВ идёт?
— Что?
— «Брюс всемогущий». Сейчас как раз реклама началась, и я тебе позвонила.
Девочки юмористически переглянулись, словно Люда сообщила им, что сидит на горшке.
— Я тебе диск притащу завтра, — пообещала Анюта. — Давай, ждём тебя.
И нажала на кнопку отбоя.
— Смотрит муру всякую, — пожаловалась она. — Подруги, понимаете ли, на улице мёрзнут, её ждут, а она там…
— У неё дивидишник едва дышит, — сказала Катя. — На прошлой неделе мы с ней что-то смотрели, так он каждые десять минут отключался. То провод какой-то отойдёт, то ещё что-нибудь…
— Ты знаешь, кто её родители? — Уже по одному только тону голоса было видно, что ничего хорошего Анюта не скажет. — Папа — инженер, а мама — медсестра.
— И что?
— Как — что? Ты не понимаешь? Они вообще ничего не получают! Только на жратву и хватает. Вспомни, когда ей дивидишник подарили, она полгода по всей школе бегала, всем рассказывала. Хотела показать, какие у неё шнурки богатые.
— Ага! — Охотно поддержала её Катя. — И не видела, что над ней все угорают.
— Ну, не скажи! Машка с ней даже подружиться хотела, помнишь?
— Что-то такое Людка потом отмочила…
— На день рождения всех позвала. А там дома такое, что все на неё тут же плюнули. Квартира двухкомнатная, у неё даже стола своего нету. Уроки на кухне делает. Убожество!
— Я-то у неё дома почти каждый день бываю, уже успела привыкнуть, а у Машки такие глаза были! — Катя хихикнула, вспомнив. — Она до сих пор с ней не разговаривает.
— А чего говорить-то, а Машки вон папа — о-го-го.
— Да.
Девочки замолчали и одновременно вздохнули.
— Как я тебе вообще — нормально? — Осведомилась Анюта.
— Это как?
— Я красивая?
— Ну, так, нормально, сойдёт. А что?
— Я, когда вырасту, мужа найду такого богатого, чтобы всё мне мог купить. У меня тогда будет штук пять мобильников.
— И ноутбук.
— Ага. И дом. Знаешь, такой двухэтажный, с колоннами по бокам.
— Лучше трёхэтажный. Так круче.
— Ну ещё! По лестницам карабкаться.
— А ты у Витьки Кораблёва дома была? — Спросила Катя.
— Была. Мы с тобой вместе были. На его дне рождения. Помнишь?
— У него вообще один этаж, зато как там всё круто!
— Только вот сам Витька, — Анюта покрутила в воздухе рукой, подбирая слово, — малахольный какой-то.
— Дурак он, скажи прямо.
— Если бы он был дурак, у него не было бы таких богатых родичей.
— Это точно, — согласилась Катя.
Мимо проехала машина, взрывая колёсами грязный снег и обдав девочек едким дымом.
Анюта несколько раз переступила с ноги на ногу, потёрла замёрзшие руки и нетерпеливо оглянулась по сторонам.
— Да ну её, — сказала она. — Пойдём куда-нибудь, а?
— Пойдём! — Легко согласилась Катя. — Достало меня уже тут стоять!
Они неторопливо пошли по заснеженному тротуару. Мимо пробежали два маленьких мальчика с санками.
Анюта посмотрела им вслед.
— Ты вчера на дискотеке была? — Спросила она.
— Не пустили. Сказали, маленькая ещё.
— А я была, — похвасталась Анюта. — Пока Вовка билеты показывал, я потихоньку прошмыгнула.
Вовка — это был её брат. Он всегда во всём потворствовал младшей сестре.
— И как там? — Заинтересовалась подруга.
— Ничего особенного. Это только было написано, что рождественская. Из рождественского там только ёлка была. И то какие-то придурки обкуренные чуть не повалили её в конце.
— Ты что — до конца была?! — Изумилась Катя. — До трёх ночи?!
— Ага. Это потому что меня Вовка домой одну не пустил.
— А шнурки, как — ничего?
— А что они? Вовка им сказал, что я с ним, всего делов-то, — небрежно отозвалась Анюта.
— Жалко, что у меня какого-нибудь Вовчика нет.
— У тебя Андрюха.
— Да ну его. Лучше уж вообще никакого, чем такой. Маленький и тупой. И орёт постоянно. Пр-ридурок! — С чувством добавила она.
— Чего это ты так на него?
— Меня с ним сидеть заставляют. Будто я нанялась!
— Вот когда я вырасту, — доверительно поведала Анюта. — У меня детей вообще не будет. — Она перешла на шёпот. — Знаешь, как их рожать больно?
— Что — правда?
— Ещё как!
— Зато я знаю, — парировала Катя, — что детей грудью нельзя кормить.
— Потому что они отвислыми становятся.
— Ага.
Девочки замолчали.
— Как уши спаниеля, — фыркнула вдруг Анюта.
— Что? — Изумилась её собеседница.
— Это Володька так говорит. Вот у этой — сиськи как уши спаниеля.
— А «у этой» — это у кого? — Заинтересовалась Катя.
— Ну-у… на всяких показывает.
— Везёт тебе, что у тебя такой взрослый брат. С ним о всяком таком можно поговорить.
Анюта загадочно, словно Джоконда, улыбнулась и тут же перевела разговор на другую тему:
— Я вот думаю, хорошо было бы, если бы ребёнок сразу становился большим… Лет пяти-шести, хотя бы. Чтобы пелёнки не пачкал. И не орал по ночам. И чтобы с ним интересно было. Тогда бы я ещё согласилась на ребёнка. А так — пока вырастет — все нервы истреплет.
— Сейчас детей из детдомов берут.
— Ты что — офонарела?! — Анюта даже остановилась посреди дорожки. — Ты знаешь, какие там уроды живут?!
— Это они в детдоме такими становятся. А если лет в пять взять…
— А ты представляешь, какая у них генетика, если у такого ребёнка мама — воровка, а папа — наркоман?! Кем он будет, когда вырастет? Не-е, — поёжилась она, — я бы с таким даже в одной комнате бы не осталась. А воспитывать постоянно — фигушки!
— А Ирку, говорят, из детдома взяли.
— Соколову? — Уточнила девочка. — Не верю!
— Почему?
— Она тихоня. В детдоме такую зачморили бы в первые несколько дней.
— Она и есть какая-то затурканная.
— Она затурканная, потому что в церковь ходит. Там все такие.
Последнее она прибавила так авторитетно, Что Катя не нашлась, что сказать.
— А ты у неё дома была? — Спросила она.
— Нет.
— Я тоже.
— И вообще, она какая-то странная, — была вынуждена согласиться Анюта.
— Я же говорю, что её из детского дома взяли.
— А где этот детский дом был?
— У нас в городе. Ты что, не знала, что у нас в городе детдом есть?
— Не-а.
— На Заводской.
— А-а, там… Может быть. Я плохо тот район знаю.
— Зато у меня там бабушка живёт, — похвасталась Катя.
— А кто тебе говорил, что Соколова — из детского дома? — Недоверчиво продолжала уточнять Анюта.
— Белка.
— Ты больше эту Белку слушай, она тебе ещё и не такого понаговорит.
— Поболтать она любит, — не стала спорить Катя. — Сплетница жуткая. Зато не обманывает; если уж что-то говорит, то так оно и есть… Тем более, Ирка больше не с кем и не дружит — о ней даже узнать не от кого.
— Ну, как это — ни с кем не дружит? А с Ромкой из пятого «бэ»?
— Это который в церкви? — Катя фыркнула. — Он тронутый ещё побольше Соколовой.
— Два сапога — пара. Они, когда вырастут, неплохо будут смотреться.
— Они уже, кстати, уже парочкой ходят, когда их никто не видит.
— Здорово! — Фыркнула Анюта. — Я бы посмотрела, как Ирка с кем-нибудь под ручку ходит. То ещё, наверное, шоу!
— Она на день учителя в третьем «В» такую стенгазету забабахала, что из других школ приходили на эту газету смотреть, — вспомнила Катя.
— Да, помню. А потом все остальные стали такие же стенгазеты делать…
— Слушай, — страшным шёпотом начала Катя, — а давай завтра в гости к ней завалимся! И Людку с собой возьмём!
— Зачем?
— С Рождеством поздравим. И посмотрим, как она живёт.
— С каким ещё Рождеством?
— Так завтра же Рождество.
— А-а.
— Почему так кисло?
— Так ей что-нибудь дарить нужно. А у меня денег нет. Всё на Новый год израсходовала. Ещё и у Кузнеца в долг взяла.
— В церковь сходим и понаберём всякого барахла. Крестики там какие-нибудь, иконки, календарики. Оно там копейки всё стоит.
— А Ирка будет довольна до поросячьего визга. — Судя по всему, эта идея Анюте тоже начинала нравиться.
— Точно! Пошли прямо сейчас?
— В церковь?
— Ну!
Анюта пожала плечами:
— Ладно, пошли. А у тебя сколько с собой?
— Нам хватит.
Девочки свернули в боковую улочку. Вокруг стояли вросшие в землю деревянные домишки. Снегоочиститель освободил от снега проезжую часть, но завалил обочины. Старушки бодро орудуя лопатами пробивались со своих участков к большой дороге. Они делали узенькие, на ширину штыка лопаты, проходы.
— Ань, ты в церкви когда-нибудь была?
— На Пасху каждый год ходим. Яйца освящаем.
— А я в прошлом году на Рождество два раза была, ночью и на следующий день. За водой приходила. Там красиво. Но скучно.
— У тебя нет Иркиного мобильника?
— Не-а.
— У меня тоже.
— У неё, вроде, вообще телефона нет.
Девочки остановились, переглянувшись.
— Всё-таки странная она, — подытожила Анюта. — У какого нормального человека сейчас телефона нет? Даже бомжи — и те с мобилами ходят!
Катя перед таким безапелляционным утверждением снова не нашлась, что сказать.
— Как ты думаешь, если она на самом деле из детского дома…, — начала девочка и не договорила.
— Я бы на её месте тоже про это помалкивала.
Некоторое время они молчали.
— Не, — наконец качнула головой Анюта. — Они там, в детдоме все тупые. Представь, без папки, без мамки, никто уроки не заставляет делать, никто за двойки не ругает — что хочешь, то и твори. А Ирка умная. Четверть с тремя четвёрками закончила. Не может она быть из детского дома!
— Может!
— Это ещё доказать надо.
— И докажу! Помнишь, Верка в прошлом году к нам пришла? Появилась, как чёртик из коробочки. Не было, не было — и тут на! Про неё никто не говорил, что она из детдома. А про Ирку говорят.
— И что?
— Есть такая пословица: «Дыма без огня не бывает», — глубокомысленно закончила Катя. — Так что надо нам домой к ней завалиться!
— А что, — вскинулась Анюта, — думаешь, если домой к Соколовой сходишь, то всё понятно станет?
Катя задумалась.
— Не знаю, — наконец сказала она. — Ну, хоть что-то да будет понятно.
Вскоре среди заснеженных ветвей мелькнул тёмный купол храма. Девочки подошли к церковной ограде и остановились. Анюта начала рыться в карманах. Присев на корточки, она выкладывала на снег перед собой найденные деньги. Катя тоже добавила завалявшиеся с прошлых выходных рубль мелочью.
— Семь сорок, — подвела итоги Анюта. — Негусто.
— Хватит. Там всё дешёвое.
— Сходишь? — Тут же спросила Анюта.
— А почему я? — Возмутилась Катя. — Чуть что — сразу я!
— Я деньги дала, значит ты будешь всё покупать.
— Пойдём вместе!
— Не хочу я идти!
— Стесняешься? — Хихикнула Анюта. — Боишься, что кто-нибудь из класса увидит?
— Ничего я не стесняюсь! — Катя даже покраснела; судя по всему, Аня попала в точку.
— Тогда почему не идёшь?
— Не хочу.
— Ага, как же…, — она бы сказала что-нибудь ещё, но замолчала, глядя куда-то через плечо своей собеседницы. Анюта резко обернулась. К ним подходила девочка. Русоволосая, довольно симпатичная, лет двенадцати-тринадцати.
— Катюха, ты её знаешь? — Шёпотом спросила она.
— Нет, — так же шёпотом ответила ей подруга.
— Я — тоже.
— Прикид у неё классный.
— Да, куртка нормальная.
— А сапоги такие я на рынке осенью видела. Знаешь, сколько стоят? Ужас!
Незнакомая девочка подошла к ним. Несколько секунд тянулась пауза, в продолжении которой Катя и Анюта вопросительно переглядывались между собой.
— Всем приветик! — Вежливо поздоровалась незнакомка.
Ответом ей были недоумённые взгляды.
— Салют! — Неразборчиво буркнула Анюта, ещё не уверенная до конца, что всё происходящее — это не розыгрыш. Старшие девчонки — они все вредные, сейчас скажет какую-нибудь гадость и смоется.
Впрочем, незнакомка, похоже, уходить не собиралась. И лицо у неё было такое, что постепенно становилось понятно — никаких гадостей она делать не собиралась.
— Ты кто такая? — Наконец, подозрительно спросила Анюта.
— Я с Иришей, — пояснила она, — в церковь пришли, а она закрыта.
— С какой ещё Иришей? — Не поняла та.
— Она сказала, что с вами в одном классе учится.
— А, с Соколовой!
Всеобщее напряжение спало, но девчонки слегка ошарашились. Действительно, такие совпадения бывают редко: только-только говорили про Соколову — и вот тебя, тут же нарисовывается её подруга. Правильно говорят, что на ловца и зверь бежит.
— А она где? — Поинтересовалась Анюта.
— В туалет ушла, — незнакомка показала рукой куда-то за храм. — Мы в церкви пришли, а там оказалось закрыто, Ириша показала на вас, сказала, что вместе с вами учится — и убежала. Сейчас, крикнула, вернусь.
— Понятненько, — сказала Анюта, чтобы хоть что-то сказать.
— Что-то мы тебя раньше никогда не видели, — заявила менее доверчивая Катя.
— Я издалека, — охотно отозвалась собеседница и уточнила, — из другого города. В гости к Ирише приехала и вот мы тут ходим, гуляем.
— А ты её давно знаешь? — Тут же спросила Анюта.
— Ну-у, — задумчиво протянула незнакомая девочка, — как бы да.
— Да?! — Хором воскликнули подруги, одновременно замолчали и многозначительно переглянулись.
Возникла некоторая заминка.
— А это правда, — неуверенно начали Катя, — что она раньше… ну, это… в детском доме была?
Губы незнакомой девочки скривила едва заметная улыбка.
— Вообще-то да. Я её ещё там знала.
— Ты что — тоже оттуда?! — Вытаращила глаза Анюта.
— Пару недель там прожила, — передёрнула плечами незнакомка. — Повыпендриваться захотелось, сбежала из дома. Там с Иришей и познакомилась.
— А там как?
— Страшно?
Эти вопросы они задали почти одновременно.
Девочка пожала плечами:
— Нормально, жить можно. Правда, без родителей — совсем туго, но те ребята к этому уже привыкли, она даже не представляют, что может быть как-то по-другому.
— Они вредные, эти детдомовцы? — Спросила Катя.
— Всяких хватает. Там самое главное, как в тюрьме: не жаловаться, не спорить, не хвастаться и не лезть в драку.
— Не верь, не бойся, не проси, — сказала Анюта, отец которой смотрел НТВ, — ЭТО в тюрьме основное.
— Что-то вроде, — согласилась незнакомая девочка. — А самое главное: уметь драться. Если в нос можешь вовремя дать — считай проблем у тебя не будет. А если нет…
— Тебя вообще как звать-то?
— А тебя?
— Меня — Аня, — Анюта взяла инициативу в свои руки. — Её вот, — кивнула она, — Катюхой зовут.
— Ты с Иркой как, НОРМАЛЬНО дружишь? — Перебила Катя свою подругу.
— Как это — нормально? — Не поняла Люба. — Просто — дружу.
— И Ирка что — умела драться? — Не понимала Анюта. — Она же вроде тихоня!
— Чтобы тебя не трогали нужно быть или сильным, или умным. Ириша была умной. У неё весь класс списывал. Потому и не трогали. И вообще уважали. Хоть такое редко в детдоме бывает, но её именно уважали.
— Она там отличницей была? — Уточнила Катя.
— А ЗДЕСЬ она отличница? — Незнакомка выделила слово «здесь».
— Нет.
— Вот. ТАМ она тоже отличницей не была. На четвёрки училась. Чтобы быть отличницей, надо постоянно прогибаться, а Иришка этого не любила. Хотя при всех своих данных вполне могла бы учиться лучше всех в школе.
Катя была отличницей, поэтому покраснела, так сильно, как только это может сделать рыжая девочка
— Вот именно: лучше всех в школе. А знаете, почему она так не учится?
Девочки недоуменно воззрились на свою собеседницу.
— Потому что очень не любит высовываться. Это у Иришки в крови. Могу поспорить на что угодно, никто из вас даже не подозревает, что её папа такой крутой дяденька, что… — девочка бросила быстрый взгляд в сторону церкви и осеклась. — Вы только Соколовой не говорите, что я тут понарассказывала про неё, — в голосе её прозвучали жалобные нотки, — а то она, чего доброго, поссорится со мной.
Она вовремя свернула разговор. Показалась Ирина — невысокая русоволосая девочка. Помпон на голубой вязаной шапочке от быстрого бега перекинулся вперёд, она резким движением головы откинула его в сторону.
Соколову встретили молчанием. Уловив на себе напряжённые взгляды, она забеспокоилась.
— Привет, девчонки! Вы какие-то странные сегодня.
— Да нет, Ирин, всё в порядке!
— Да-да, всё хорошо!
— Чего это нам быть странными!
Все заговорили одновременно и так же одновременно замолчали.
— Это — Люба, — невпопад сказала Ирина.
— Мы уже познакомились, — отозвалась Катя. — Только она не сказала, как её зовут…
Все расхохотались. Прерванная на полуслове, Ирина не поняла, почему все веселятся, и несмело улыбнулась. Это вызвало новый взрыв смеха.
Обстановка разрядилась. Девочки некоторое время поговорили о каких-то пустяках, потом Ирина наскоро попрощалась и утащила Любу с собой.
Катя и Анюта долго смотрели её вслед, потом синхронно переглянулись.
Первой не выдержала Анюта.
— Вот, — глубоко оскорблённым голосом произнесла она.
— Странная какая-то подруга у Соколовой, — поддержала её подруга.
— Как и Ирка. Все они не такие. Как с другой планеты.
— Ещё бы Соколовой быть ТАКОЙ, — отозвалась Катя, — если она из детдома.
— Опять ты за своё! Так ты этой Любе сразу и поверила!
— И всё-таки там уроды живут, — поморщилась девочка.
— Ирка — не урод, — заступилась за одноклассницу Аня.
— То-то и оно, — лицо её подруги вдруг озарилось. — Слушай, а ты смотрела «Заря любви»? Там почти то же самое было! Помнишь, как Джоанна сначала воспитывалась в интернате, а потом вышла замуж за плантатора?
— Так то же в сериале.
— А здесь — то же самое! — Взвизгнула Катя, так громко, что Анюта сделала шаг назад. — Про нашу Ирку можно такой сериал снять — все офигеют! Тем более что это всё на самом деле было, даже ничего придумывать не надо. Ирочка Соколова жила себе в детском доме, такая бедненькая, несчастненькая, без папы, без мамы, даже говорит не умела, а потом — раз — и её удочерил новый русский!
— Я у Марининой читала, — сказала Анюта, — что выпендриваются и хотят казаться богатыми только середнячки. А настоящие богачи всегда стараются казаться незаметными. Им дешёвые понты не нужны.
— Это ты о чём?
— О том, что мы с тобой как дуры. Вот зачем ты эту сумочку с собой принесла?
— Что? А? Так это так… Просто…
— Просто, — перекривляла её Аня. — Да она у тебя пустая. Просто хочешь показать, что она у тебя есть. А вот Иринка как пришла в наш класс в джинсах и в кофте, так в них и ходит.
— Пойдём посмотрим, где она живёт, — наконец решилась Катя. — Чтобы сразу все точки расставить. Небось эта её Любочка наплела нам с три короба, а мы и поверили. Не в гости, а просто так, со стороны посмотрим
Пришлось позвонить Изабелле, которая, единственная из всех девчонок, знала, где живёт Соколова. Не прошло и четверти часа, они уже стояли перед забором, за которым виднелся большой трёхэтажный особняк. Им пришлось забраться на какие-то брёвна, чтобы разглядеть кусочек крыши и часть стены с номером дома.
— Она точно здесь живёт? — Недоверчиво поинтересовалась Катя.
— А то, — Анюта разглядывала написанный на ладони номер дома так внимательно, словно тот в любую минуту мог измениться.
Вокруг особняка располагался обширный сад. Между двумя яблонями сиротливо качался забытый с лета гамак.
Подсознательно девочки надеялись на то, что всё, рассказанное про Соколову — выдумки. Теперь, убедившись в обратном, они не находили, что ещё можно сказать. Катя передёрнула плечами, словно от порывов холодного ветра.
— Я такое только в сериалах видела, — призналась она. — И то там двухэтажные дома были, а здесь — целых три этажа.
Анюта уселась на бревно, на котором только что стояла, обхватила руками колени и тяжело вздохнула:
— Вот почему так: одним — всё, другим — всё остальное, а? — И, не получив ответа, криво улыбнулась. — Ладно, хорошо, что в нашем классе теперь хоть понятно, с кем нужно дружить!
День первый. Ирина и Вика. Апрель
Глава 1
Ирина точно запомнила, когда в её группе появилась новенькая, потому что именно в эту ночь наступал её десятый день рождения. Это было вечером 28 апреля.
Девочка лежала в постели, укрывшись до подбородка одеялом, смотрела на смутно белеющий в темноте потолок и старалась не уснуть. Отблеск лунного света, пробившись через узенькую щёлочку между стеной и плотной шторой, медленно скользил по часам, висевшим над дверью.
Шёпот, смешки, скрип кроватей, шарканье босых ног по линолеуму — всё это постепенно смолкало, и спальня погружалась в тишину, только в группе работал телевизор. Были слышны крики дерущихся актёров, звуки выстрелов и визг тормозов. Похоже, мальчишки выпросили у Людмилы Ивановны разрешение посмотреть какой-нибудь боевик. Людмила Ивановна была хорошей воспитательницей и очень доброй; она разрешала многое из того, что никто не решился бы у Ольги Дмитриевны даже попросить.
Ирина вздохнула и постаралась не слушать происходящее за дверью. Она не понимала, как кому-то может быть интересно смотреть, как люди убивают друг друга.
Смотреть телевизор ей вообще не очень нравилось. Однажды, когда вся группа в полном составе смотрела какую-то передачу, Ирина встала со своего места, чтобы выйти в туалет, сделала несколько шагов — и на несколько секунд очутилась между ребятами и телевизором. Её поразило, какие пустые глаза были у тех, кто смотрел в экран. С тех пор телевизор девочка старалась смотреть поменьше: не хотела, чтобы у неё были такие же страшные глаза.
Ирина снова взглянула на часы.
Было без десяти одиннадцать. До полуночи оставался час и ещё десять минут. Семьдесят минут. Семь выпусков «Ну, погоди!» Вообще-то это не так уж и много. А потом наступит день рождения, и Ирине исполнится десять лет.
«А вот Валерке Кудинову только девять. — Подумала она. — Здорово! У него день рождения только в августе. Почти всё лето я буду старше его на целый год. Так ему и надо!»
Ирина мрачно усмехнулась. Валерка — щуплый прыщавый мальчишка — ненавидел её всеми фибрами души и при каждом удобном случае старался сделать какую-нибудь пакость. Ирина очень боялась его и, даже если он просто проходил мимо, не обращая на неё внимания, внутренне сжималась. Она относилась к мальчику как к какому-то воплощению абсолютного зла или словно к стихийному бедствию, с которыми невозможно бороться, а можно только примиряться.
Минутная стрелка преодолела вершину циферблата и начала медленно опускаться вниз. Ирина этого не заметила. Она перенеслась мыслями в завтрашний день. Чем больше она представляла его себе, тем мрачнее становилось её лицо.
За обедом, конечно, Ольга Дмитриевна попросит именинницу встать со своего места и поздравит её с днём рождения. Будет стыдно, конечно — девочка не привыкла быть в центре всеобщего внимания, а тут все будут смотреть только на неё. Но с какой-то стороны это было даже приятно.
Потом всем раздадут по несколько конфеток — Ирине, само собой, как имениннице достанется чуть больше. Потом придётся, правда, от ребят прятаться, они сразу начнут над ней прикалываться, пока не забудут — но это всё мелочи, как-нибудь пережить можно.
Вика её тоже, наверное, поздравит. А может, и нет. Она глупенькая, навряд ли даже поймёт, что у лучшей подруги праздник. А вот Витя Корнеев её точно поздравит. И обязательно подарит какую-нибудь приятную мелочь.
Вот и всё.
Вот и весь день рождения.
Стало грустно.
Витя молодец, вежливый и заботливый, он всегда что-нибудь хорошее дарит. А вот у самой Ирины ничего не было, она ему ничего хорошего в ответ подарить не могла. Впрочем, до февраля было ещё времени много времени, можно было придумать что-нибудь такое, чтобы Витя обрадовался.
Ирина повернулась лицом к стене, укрылась поплотнее тоненьким одеялом и принялась отдирать малюсенькие кусочки обоев от штукатурки. Так она делала всегда, когда не спалось и хотелось хоть чем-нибудь заняться. За её кроватью на обоях зияла уже довольно обширная плешь, но этого никто не видел, потому что всё это находилось ниже кровати. А когда в спальне начнётся генеральная уборка, все кровати сдвинут к центру спальни — всё сразу и откроется. Вот тогда-то и начнётся скандал.
Об этом Ирина старалась лишний раз не думать.
Медленно тикали часы.
Ночь тянулась, тянулась и тянулась…
Глава 2
Едва слышные звуки заставили Ирину замереть и прислушаться. Сразу за стеной находилось фойе с лестницей, соединяющей все три этажа. Через тонкую кирпичную кладку всё происходящее на лестнице было очень хорошо слышно. Иногда девочка развлекалась тем, что по звуку шагов пыталась определить, кто идёт по лестнице, и с какого этажа на какой. Чаще всего она оказывалась права — у любого человека шаги были особенные.
Сейчас же Ирина терзалась в догадках. Хлопнула входная дверь — значит зашли с улицы. Даже не стучались, хотя вроде бы дверь должна быть закрыта. Или она на ночь не закрывается? Шаги были совсем незнакомы — а вот это было уже совсем интересно. Невозможно даже представить себе, что кому-то из посторонних людей взбредёт в голову бродить по детскому дому в половине двенадцатого ночи.
Сразу стало понятно, что по лестнице поднимаются двое. Шаги первого были похожи на шаги директора, но Андрей Васильевич обычно двигался более грузно и более уверенно. Шаги же второго человека были едва слышны, и, сколько Ирина не прислушивалась, ей не удалось хотя бы примерно предположить ни пол этого человека, ни комплекцию, ни возраст. Было даже мгновение, когда девочка усомнилась, что там вообще кто-то есть.
«А может это вообще эхо?.. Нет, там точно кто-то второй!»
Шаги звучали всё отчётливей. Незнакомцы преодолели площадку второго этажа и продолжили подниматься дальше.
«Они же сюда идут! — Обрадовалась Ирина. — Вот сейчас всё и узнаем!»
Она была твёрдо уверена, что входные двери в их группу, так же, как и двери из вестибюля на улицу, на ночь закрываются на ключ, поэтому она сначала удивилась, когда кто-то зашёл в здание детского дома с улицы, а теперь — когда неожиданные посетители, даже не постучавшись, очутились в группе.
Раздалось деликатное покашливание.
Людмила Ивановна, которая, (Ирина точно это знала) спала в кресле и во сне даже немножко похрапывала, судя по наступившей тишине, проснулась. Вспыхнул свет. От неплотно закрытой двери по полу протянулась яркая жёлтая полоска.
Кровать Ирины была самой первой от двери. Это считалось наименее привилегированным местом — лучшие места находились в дальнем конце, спать там было гораздо уютнее. Девочка многое отдала за то, чтобы спать подальше от входа, но переселение даже на несколько кроватей в ближайшем будущем Ирине не грозило.
Девочка вся обратилась в слух.
Мужской голос говорил раздельно и чётко, красиво заканчивая, словно округляя, каждую фразу. Его было слышно более-менее хорошо. А вот что отвечала Людмила Ивановна — это было непонятно, уж слишком тихо и сбивчиво она говорила.
— Я, конечно, понимаю, что вы не имеете такой компетенции, но и меня, прошу Вас, поймите. Я тоже человек маленький, мне сказали сдать девочку вам — и я сдаю. В конце-то концов, не везти же мне её к себе домой…
Воспитательница что-то ответила.
— Все документы, я полагаю, могут выдать в милиции, — подумав, предположил мужчина. — Потому что этому больше некому заниматься. Завтра утром позвОните в участок и всё узнаете… — (Людмила Ивановна вставила свои слова в наступившую паузу) — Да, я понимаю, что именно вы детей не берёте, но должна же у Вас быть хоть капля сочувствия к этой малышке! Она уже едва шевелится от усталости, может быть даже болеет, а Вы хотите, чтобы я снова посадил её в машину и повёз неизвестно куда.
На сей раз Людмила Ивановна говорила довольно долго, впрочем, в её голосе зазвучали новые нотки, и Ирина поняла, что она на что-то решилась.
— Я вам дам номер своего мобильника, — сказал мужчина. — Если будут какие-нибудь проблемы, то позвоните, тогда уж я сам постараюсь что-нибудь сделать.
Дверь в спальню приоткрылась. Ирина зажмурилась от неожиданного света, потом открыла один глаз и принялась наблюдать за происходящим. В образовавшемся проёме возникли сухонькая фигура воспитательницы, а рядом — контуры мужчины
— Очень Вам благодарен…
— Потише, пожалуйста, здесь дети спят, — с некоторым раздражением в голосе громко прошептала воспитательница.
Они прошли в глубину спальни. Незнакомец тоже перешёл на громкий шёпот:
— Очень Вам благодарен. Не представляю, что бы я делал, если бы не вы.
— Ладно Вам, — Людмила Ивановна перешла на ворчливый тон, так она делала всякий раз, когда не хотела, чтобы её благодарили. — Лучше помогите мне матрасы перетащить.
— Да, конечно, — с готовностью отозвался её собеседник. — Какие?
Даже не видя происходящее, Ирина могла сказать, что имеет в виду воспитательница. Одна из кроватей, самая последняя в ряду, пустовала, на ней были сложены лишние подушки, матрасы и одеяла. Именно на эту кровать, была уверена девочка, Людмила Ивановна и собиралась положить новенькую.
Ирина не сразу осознала глобальность происходящего.
Жизнь в интернате текла размеренно и спокойно, один день был похож на другой как две капли воды, поэтому появление новичка было целым событием.
За семь лет пребывания в детском доме Ирина видела только четырёх новичков.
Первым появился Валерка Кудинов. Маленький и испуганный, он сидел в раздевалке, часто шмыгая носом и размазывая по тёмным от грязи щекам обильные слёзы. Таким его запомнила Ирина. Потом, когда Валерка обжился, освоился и начал её обижать, она не раз с мстительным удовлетворением вспоминала этот малопривлекательный образ из далёкого прошлого.
Потом пришли сразу двое: Серёжа Кравцов и Маша Андреева. Их перевели из другого детского дома. Хоть там они учились в параллельных классах и почти не знали друг друга, здесь они быстро сошлись, потому что здесь, как и все новенькие в сложившемся коллективе, они очутились вдвоём против всех.
Впоследствии эта спонтанно сложившаяся симпатия не пропала, а напротив, окрепла ещё больше. Они всегда держались вместе: гуляли; учились; сидели за одним столом; если это было необходимо, заступались друг за друга — и им было абсолютно наплевать на насмешки других детей.
Последней, около трёх лет назад, появилась Вика — единственная и самая-самая лучшая подруга Ирины.
Из разговоров воспитательниц Ирине удалось узнать, что девочку нашли на железнодорожном вокзале. От голода она даже не могла плакать, только беззвучно всхлипывала, сотрясаясь всем телом, и куталась в какое-то тряпьё. Она слабо отбивалась от обступивших её людей в милицейской форме, потом потеряла сознание.
На медицинском осмотре обнаружилось, что всё тело ребёнка покрыто синяками и ссадинами. Ни на один вопрос она не отвечала, а когда настаивали на ответе, начинала плакать. Сгоряча даже решили, что она то ли немая, то ли глухая.
Инна Игоревна — детдомовский врач — долго, скорбно сжав губы, осматривала её, мерила рост, взвешивала, что-то тщательно высчитывала, и, наконец, определила новенькую в группу семилеток — там как раз было свободное место, хотя по всем параметрам новенькую нужно было поселить в самую младшую группу, к тем, кому было пять лет.
Ирина впервые увидела Вику, когда та, лысенькая (волосы сбрили из-за педикулёза), чем походила на какого-то трогательного мультяшного персонажа, стояла около двери, одной рукой вцепившись в юбку воспитательницы, а другой пытаясь удержать огромное яблоко и пёструю куклу, и большими испуганными глазами озиралась по сторонам. Ирина с первого же взгляда со всевозможной ясностью поняла, какая Вика хорошая — и они подружились сразу, в эту же минуту.
Только через несколько дней выяснилось, что Вика, несмотря на внешность, абсолютно нормальный ребёнок — она всё слышит и даже умеет кое-как говорить. Правда вспомнить она смогла только своё имя. О том, сколько ей лет, какая у неё фамилия, где живёт, она не имела ни малейшего представления, а любое упоминание о родителях вызывало непонимающие взгляды; создавалось впечатление, что она ни разу в жизни не слышала слов «папа» и «мама». Если кому-то из взрослых удавалось её разговорить, то Вика рассказывала только о каких-то дядях и тётях.
Среди детей прозвище у Вики было очень некрасивым — Крысёныш. Она была самой маленькой в группе. Все в глаза и за глаза называли Вику дурочкой, дебилкой, идиоткой — и это были самые мягкие определения, Ирина же предпочитала называть её для себя мягко и совсем необидно — «глупенькой», потому что любой глупенький человек, когда вырастет, обязательно поумнеет.
У девочек были между собой особенно близкие отношения. Вика была единственным человеком, который ни разу не обидел Ирину, последняя же жалела её за неприспособленность к жизни и по мере своих сил старалась о ней заботиться. В глубине души Ирина считала Вику своей младшей сестрёнкой.
Такова была история появления в Иринином классе четырёх новичков. И вот теперь появилась ещё одна девочка. И появилась она очень странно, неожиданно для всех и даже не понятно, откуда.
Глава 3
Пока Людмила Ивановна и незнакомец носили одеяла и матрасы, негромко, шёпотом, переговариваясь, Ирина изнывала от нетерпения. Ей казалось, что стоит её только увидеть новенькую, и сразу станет понятно, хорошая она или нет, можно будет с ней подружиться или она окажется такой же, как остальные девчонки.
Воспитательница принесла комплект постельного белья и, невзирая на темноту, привычно быстро принялась застилать кровать. Мужчина, стоя в стороне, неловко переминался с ноги на ногу. Он хотел завязать разговор, от молчания ему становилось ещё более неудобно, поэтому, хотя собеседница не настаивала, он принялся объяснять.
— Едем мы с Вадимом Георгиевичем… Я у него шофёром работаю. Он вдруг за плечо схватил и кричит, останови, мол. А мы как раз через парк проезжали. Он вышел и бросился назад, а там как раз на скамейке вот эта барышня сидит. Дождь проливной, ветер жуткий, она вся сжалась, дрожит, а никуда не уходит. Я из окна смотрю, Вадим Георгиевич подсаживается к ней, пытается заговорить, а она ничего не отвечает и даже вроде бы отворачивается. Тогда он взял её за рукав и повёл к машине, а она идёт, знаете, как кукла, только ноги передвигает, а взгляд такой… ну, пустой, такой только у наркоманов бывает… Хотя какие там наркотики, она же ещё совсем ребёнок… Правда, сейчас и дети у нас такие… Вот Вадим Георгиевич мне и говорит, гони мол, сдавай её в милицию, если её тут оставить, она всю ночь сидеть будет, ещё заболеет, а то и чего похуже случится, а я, говорит, пешком домой дойду.
— А что милиция? — Людмила Ивановна энергично расправляла простынь.
— Что — милиция? — Как эхо повторил её собеседник. — Приезжаем мы туда, а там лейтенантик младший сидит, только вчера, похоже, из школы милиции. Он и сам не знает, что делать, хлопает глазами, как китайский болванчик… Я уже сам ему подсказываю, может, говорю, тут поблизости какой-нибудь детский дом есть, там уже разберутся, что с этой барышней делать. Он обрадовался, как же, говорит, есть, совсем недалеко. И дал ваш адрес.
— Вы так и не узнали, как зовут девочку, откуда она?
— Нет. Скорее всего, она глухонемая. За всё то время, что мы катались по городу, она не сказала ни одного слова. И даже не оборачивалась, когда я что-нибудь спрашивал.
— Этого ещё не хватало! — Упавшим голосом прошептала воспитательница. — У нас уже есть одна немая девочка. Уж мы с ней мучаемся, мучаемся…
«Мучаются?! Со мной?!» — Ирина от возмущения чуть не вскочила с постели, но вовремя опомнилась и осталась лежать. До её сознания медленно доходил смысл слов, которые сказал собеседник Людмилы Ивановны.
Дыхание у неё перехватило. Такого огромного восторга она не испытывала, наверное, никогда в жизни. Ведь так просто не могло быть, чтобы внезапно появившаяся среди ночи девочка в этой спальне девочка оказалась такой же, как она сама, разве что Ирина просто не говорила, а новенькая не только не говорила, но и не слышала. Но это всё мелочи. Если только захотеть, подружиться можно было с любым человеком, пусть он будет хоть тысячу раз слепой, глухой и немой. Вон Ирина за все годы их дружбы ни слова не сказала Вике, да и Вика большей частью постоянно молчит, меж тем они подруги — водой не разольёшь.
Как же всё оказалось странно! Только полчаса назад Ирина ни о чём таком не думала, а сейчас готова отдать всё, лишь бы подружиться с девочкой, которую никогда даже не видела.
Как быстро иногда всё меняется!
— У вас нет никаких подозрений, откуда она?
— Ни малейших. Я же говорю: сидела на скамейке в парке под проливным дождём. Будто с неба свалилась.
Они вышли из спальни, и некоторое время вполголоса разговаривали в группе. Ирина со своего места слышала только звуки голосов, а о чём они говорили — это было неясно. Вскоре мягко закрылась дверь и на лестнице послышались удаляющиеся шаги.
Девочка прижалась ухом к стене.
Хлопнула входная дверь.
Ирина с облегчением откинулась на подушку. Незнакомец внушал ей чувство дискомфорта. С тех пор, как он появился в группе, девочка подсознательно всеми фибрами души желала, чтобы он ушёл.
— Проходи, милая. Осторожно, не споткнись, тут темно.
В ярко освещённом проёме двери показалась Людмила Ивановна, которая вела за собой новенькую. Девочка была худенькой и довольно высокой. Ирина смогла заметить и длинные, распущенные по плечам волосы.
Воспитательница подвела девочку к постели и отпустила её руку, чтобы откинуть одеяло; та так и осталась стоять с безвольно опущенной вниз головой, в неестественной позе, как будто собиралась сделать шаг, но так и не сделала.
— Тебе нужно отдохнуть. Вот твоя постель, ложись. Только сначала разденься. Тебе помочь?
Не дожидаясь ответа, Людмила Ивановна принялась расстёгивать тугие пуговицы на промокшей джинсовой куртке.
Тонкий силуэт девочки в темноте казался Ирине хрупким и почти полупрозрачным. Она даже потёрла глаза.
Людмила Ивановна раздела новенькую, уложила её в постель, накрыла одеялом и присела рядом на краешек кровати, участливым голосом шепча что-то такое, что приходит на ум любой матери у постели больного ребёнка и что потом очень трудно вспомнить.
Девочка накрылась одеялом с головой. Это было первое движение, которое она сделала сама.
— Ты не хочешь сказать, как тебя зовут?
— Нет! — Глухо донеслось из-под одеяла.
Ирина подумала, что ослышалась. Но больше говорить было некому. Это была новенькая.
Воспитательница тоже слегка опешила.
— Что? — Наклонилась она.
Голос её дрогнул.
— Уйдите отсюда! Надоели!
Людмила Ивановна порывисто встала. Резкость этого движения выдала её растерянность.
— Ты умеешь говорить?
— Нет, не умею! — съязвила в ответ девочка. — Вы меня оставите в покое или нет?!
— Ну… ладно, спокойной ночи! — Лицо Людмилы Ивановны было освещено наполовину, и Ирина разглядела, как оно при этих словах странно дёрнулось.
Ирина опомнилась от первого удивления и рассердилась. Мало того, что новенькая оказалась не глухонемой, так она ещё и Людмиле Ивановне нагрубила — самой лучшей воспитательнице в детдоме.
«Нет, она плохая! — Решила Ирина, думая о новенькой. — Ещё похуже некоторых. С чего я решила, что она хорошая? Хорошие сюда редко попадают»
Ирина взглянула на часы, увидела, что уже двадцать минут первого. Она повернулась к стене и попыталась уснуть, но сон упорно не шёл к ней.
«Посмотрим, каково тебе завтра будет! — Подумала девочка, сжимая кулаки. — Все вы сначала такие крутые. Ты ещё не знаешь, какие у нас ребята тут. Мигом тебя приструнят! Людмила Ивановна добрая, она ничего не сделает. А вот придёт завтра Ольга Дмитриевна, и сидеть тебе, милочка, в кабинете директора. Чтобы знала, кого и куда посылать. А Андрей Васильевич с такими разговаривать умеет»
Ирине нравилось слово «милочка», которое Ольга Дмитриевна постоянно употребляла по отношению к провинившимся детям.
В наступившей тишине Ирина слышала, как ворочалась в кресле, пытаясь уснуть, воспитательница, как вдалеке за окном проезжали редкие машины, тихо гудел ветер в вентиляционной решётке.
Но ко всем этим привычным ночным звуком, которые давным-давно превратились в фон, вдруг стали примешиваться какие-то ещё, незнакомые, которых она никогда раньше не слышала. Она приподняла голову, оглядываясь, и вдруг поняла, что звуки доносятся с кровати, где лежит новенькая.
«Она же плачет! — в полном смятении подумала Ирина и почувствовала, как густо краснеет. — Какая же я дура! Чуть что — и сразу готова сделать из человека негодяя. На себя бы посмотрела!»
У неё были основания так думать. Ирина не раз слышала, что, когда её саму только привезли в детский дом, хотя ей было всего три года, она несколько раз сильно укусила за палец воспитательницу, разбила какое-то стекло, переломала игрушки, а на обеде перевернула тарелку с горячим супом на того, кто пытался её накормить.
Новенькая девочка плакала, и Ирина беспокойно заворочалась под одеялом. Ей хотелось хоть как-нибудь ободрить новенькую, хотя бы встать с постели, подойти и погладить по голове — ну, а что ещё можно было сделать? Останавливало только то, что в ответ можно было получить ещё более жестокую отповедь, чем несколько минут назад Людмила Ивановна. Но, даже если этого и не случится, на следующей день новенькой будет неловко от того, что Ирина видела её плачущей, и тогда они уже точно не подружатся.
«Ладно, пусть полежит, успокоится. Бедненькая! Как это плохо — плакать, когда точно знаешь, что никто не придёт, плакать только для себя… И что она такого плохого сказала Людмиле Ивановне? Ничего. Только попросила её уйти. И даже на «Вы» назвала. Немножечко грубо, правда. Но как бы я сама говорила, если бы меня незнакомые люди целый день по городу возили? Вообще бы, наверное, начала ругаться. Вот только я говорить не могу, а вот если бы могла…», — Ирина сама не заметила, как уснула…
Зыбкий туман ползал по городским улицам, размазывая по тёмному от ночной свежести асфальту воспалённо-жёлтые круги фонарей. Иногда на бархатной мгле неба проглядывали редкие звёзды, но тут же гасли. Бесконечная ночь медленно и монотонно тянулась по улицам. Под утро из-за дальней многоэтажки по уже светлеющему небу быстро прокатился бледный, изъеденный оспинами кратеров круг луны…
