Нет, ему этого не выдержать. Это слишком. Жизнь его не стоит страданий, которые он принес родителям. Так не покончить ли все разом? Осторожно нащупал он перочинный нож, утаенный в отвороте брюк, с мыслью о любимой матушке извлек самое длинное лезвие, отвернулся к стене, прошептал: «Прости меня, мама», – и вонзил нож себе в сердце. И опять рев, опять вопли в прессе: красавчик, отпрыск уважаемого семейства Барнс покончил с собой.
Солону льстило их внимание, и вот он решил – как уже делал прежде – наблюдать и слушать, не раскрывая собственных мыслей, пока нет гарантии, что мнение его верно. Ибо сказано в Библии: «Будьте мудры, как змии, и просты, как голуби».
Солона превозносили как справедливого начальника; в нем ценили готовность принять участие в судьбе нуждающихся и несчастных (если те не были людьми кончеными); все члены даклинской общины придерживались о нем самого лестного мнения. Он был человеком во всех отношениях положительным – на таких нация и держится.
Ибо в такой любви, в единении со всем сущим, не может быть ничего сиюминутного, изменчивого, печального; это чувство не из тех, что внезапно вспыхивает и столь же внезапно гаснет. Такая любовь постоянна, как сама природа, и прекрасна – в блеске полудня и во мраке, в первых лучах зари и в ночном многозвездье. Кто обретет ее – тому откроется самая суть бытия.
