Часть I
Безмерно счастье влюблённого поэта,
с любовью,
для любви,
в любви хранимым;
идущего, в самом себе необъяснимым,
к любви через ненастья
по дороге с того света.
Каждая мысль становится в человеке силой, которая сохраняется в человеке и, можно так сказать, спит и ждёт своего развития. Я могу располагать тысячами, миллионами мыслей и они будут всегда новыми об одном предмете. И мысль не гаснет в душе моей, какое море душевных сил.
«МЫСЛЬ» Эккартсгаузен, 1792 г.
Любовь — безумие ума
Пережитое…
Как в муках радостью засеянное поле, —
взлелеянное,
ждёт свой урожай.
Душа наполнена
и радостью,
и болью,
и вот уж льётся, льётся через край:
«Любовь свою я встретил летом,
Среди воды она резвилась там;
Во всей красе моим глазам
Представилась цветов букетом.
И словно мир был перевернут мой;
Один лишь миг и опрокинут нами.
Теперь не сплю и мучаюсь ночами,
ЕЁ одну теперь я вижу пред собой…»
I
Мысль, как в огне, пронзённая любовью,
уходит в запредельные миры,
сливаясь с ними, подступает к изголовью
постели бытия, в ней сплю я до поры.
Оставьте все друзья,
враги меня пустите, —
гул зарева, влечёт душа туда.
Уйдите все…
Уйдите!
Не держите!
Любовь — безумие проникновенного ума:
«Твои глаза — в них бездна мироздания;
В них можно утонуть
и никогда не всплыть.
Они души моей, страдающей, создание;
К ним сердцем
никогда я не смогу остыть…»
В ней рвутся путы бытия
и времени стираются границы;
в ней жизнь — моя
и лет грядущих вереницы.
В тумане огненном
смеётся беспредельный ум,
дыхание любви сотрёт безликость дум:
«О, как мне хочется с тобой побыть;
Все тайны сердца своего тебе открыть;
В глаза бездонные с надеждой заглянуть;
И аромат волос каштановых вдохнуть.
Я терпеливо жду заветный час,
В который, верю, счастье поджидает нас.
Ну а пока живёшь ты лишь во мне,
Желанным призраком являешься во сне…»
Она там, в ослепительном сияньи света,
бесшумно мои мысли сотрясают
существо её;
и с нею я, почти что рядом где-то,
сознание терзая —
естество извечное своё.
Блаженные не слышат музыки Любви
и спят спокойно в постоянстве мира.
Моя душа воспламенённая в её крови
от этой музыки звучит, как будто лира:
«Не передать словами состояния
Моей души, что жаждет жить.
В потоке мыслей вспыхнуло сияние
Желания вокруг всё изменить.
Тихонько, затаив дыхание,
Почувствовать течение реки,
В которой мы плывём, создания, —
Творца, движения Его легки
И незаметны глазу. Мироздание, —
Его постичь нам нелегко.
Река, как время, наше состояние
В пространстве. Как же велико…
Оно великолепно! Как сознание,
Раскрывшее объятия свои,
Для мудрости, встречая знания,
О, жажда их! Скорее напои,
Мой разум, вспыхнувший в терзаниях;
В безумствах плоти, жаждущей любви;
Обрушившей все муки и страдания;
Сознанию повелевающей — Твори!»
Всё «тайное», но «явное» не постоянно,
исчезнет, вспыхнув пламенем, горя, —
брось это в ноги той, что так желанна,
и в ней забудь про собственное Я.
Любовь — рассудка состояние,
под ней вздымается в пространстве,
тяжёлое дыхание,
незримой злобы постоянство:
«Во мраке силуэт застывший, —
Образ тени безмолвной,
что прибита к стене,
Болью во мне,
чтоб отдать сатане,
Горькой фразой: «некогда живший».
Брызнет рассвет
Во мрак пустоты;
Сдавленный стон,
Терзающий ночь;
Мечта, как бред,
Во мне — где ты,
Прогонит сон,
Чтоб мне помочь…»
Как чёрное пятно, от мрака точка, —
забытая,
блестящая,
случайная;
кураж сознания;
фата-морганы строчка,
самослепящая в жестокости отчаянья:
«В начале,
там всегда дорога тяжела
И зло сильно,
и все его дела.
