энергичные представители прежних поколений ныне восстали из гроба, они бы руками всплеснули, глядя на то, что творится в мире, а особенно в Москве, милой, старой, солидной Москве. Ныне она — центр коммунизма, очаг мировой революции, цитадель убийц, воров, мошенников со всего мира. Думаю, от отвращения старики бы немедля опять забрались в свои гробы
Людвиг Кноп родился в 1821 году, как и мой батюшка, а также Луи Боршар, Генри Марк, Кинен и др. И в Москву они приехали приблизительно в одно время, в конце 30-х — начале 40-х годов минувшего века, а поскольку в ту пору иностранная колония, особенно немецкая, была еще не столь многочисленна, как позднее, в наше время, само собою понятно, что все эти молодые люди стали московской jeunesse dorée [734]. Ведь образованием и стилем жизни они намного превосходили уровень тогдашнего поколения российского купечества — дворян мы в расчет не берем — и составляли совершенно особенную группу молодежи, которую привечали повсюду, в том числе и у русских, в особенности у дам. Мой батюшка и Генри Марк были, например, членами московского Английского клуба [735], что в то время являло собою большое исключение, — Английский клуб был собранием сугубо аристократическим, как о том можно прочитать в «Войне и мире» Льва Толстого [736]. Мой батюшка был даже старостой в Английском клубе и некоторое время начальствовал над кухней! Русских купцов никогда в члены клуба не принимали
Поляков [718], сын старика Лазаря Соломоновича Полякова. Не удивляйтесь, что я так хорошо об этом информирован, все просто. Как директор московского филиала Петербургского международного банка я постоянно общался со всеми железнодорожными дирекциями, был даже членом правления Московско-Курско-Киевской дороги и по приказу из Петербурга (читай: Ротштейна) должен был постоянно вникать во все их дела, что мне было крайне неловко, а этим господам весьма неприятно. К счастью, действовал
Как показывает фамилия, происходят ван Дервизы из Голландии, вероятно, иммигрировали при Петре Великом. Но семья совершенно обрусела благодаря бракам с русскими; он, железнодорожный король, исповедовал православие и был типичным российским чиновником. Два его портрета маслом висели в директорских залах Московско-Рязанской железной дороги и Московско-Киевско-Воронежской дороги, на них он изображен в полном мундире действительного статского советника с лентами и звездами, с огромным перстнем-печаткой на указательном пальце, le type du Rastignac [712], как говаривали в ту пору, нынче таких людей называют нуворишами. Кроме Московско-Рязанской железной дороги, он вскоре построил железную дорогу Москва — Курск — Киев — Воронеж [713], осуществив свой грандиозный замысел. Он предлагал старому Джону Мейеру и Боршару паевое участие в этом строительстве, однако оба они сочли предприятие слишком рискованным и, к сожалению, отказались; на Московско-Курской дороге Дервиз, как говорят, заработал ни много ни мало миллионов пятнадцать рублей. Как субподрядчики помогали ему при этом фон Мекк [714] и Лазарь Соломонович Поляков [715], которые, разумеется, и себя не забывали, но Дервиз руководствовался принципом «живи и давай жить другим». После смерти ван Дервиза в 1881 году директором и председателем правления Московско-Рязанской железной дороги стал молодой фон Мекк, Николай Карлович [716], занимавший этот пост до самой революции. Директорами Московско-Киевско-Воронежской дороги после Дервиза были инженер Николай Павлович Коковцев [717], брат министра финансов, позднее, перед самой войной, адвокат Аркадий Аркадьевич Генневиц и уже во время революции, после смерти Генневица, Исаак Лазаревич
Витте попросил Ротштейна выручить Мамонтова и обещал, что Министерство финансов покроет возможные убытки. В итоге банк потерял пять миллионов рублей, а Министерство финансов не заплатило ни копейки
линией Москва — Ярославль [697], где он вынудил Мамонтова [698], директора и главного акционера этой дороги, с огромными затратами проложить через северные болота ненужную линию Ярославль — Вологда — Архангельск. Результат — резкое падение акций Московско-Ярославской железной дороги (курс упал с 1000 рублей до 500 и еще ниже), банкротство железной дороги и Мамонтова и приобретение акций правительством по цене около 450 рублей
Когда Дервиз умер, оба его сына, Сергей Павлович и Павел Павлович [696], были еще молоды. Пост министра финансов занимал в ту пору С. Ю. Витте, частным железным дорогам приходилось туго, и Витте поставил их перед выбором — либо по истечении срока концессии передать дороги правительству, либо продолжать строительство железных дорог в направлениях, которые вообще не имели шансов работать с прибылью.
Большие коммерческие перспективы в огромной стране, относительная легкость быстро заработать деньги, а вероятно, и возможность жить в этой полуазиатской стране на широкую ногу побудили его там обосноваться
