Ворвусь в тебя чем то прошлым.

Зеркальною, пыльной рамой.

Ворона кричит истошно:

Упал вороненок в яму…

Закат заревою лавой,

Растекшись по темным плитам

Ворвусь сладчайшей отравой,

Ты впустишь меня? Мы — квиты…

В каменном платье Венеция встала*

Звон колокольный на площади Марко.

Голуби стаей. Прохладно и  жарко.

Строчки бросаю я в зелень канала.

Жемчуг роняя в обводье каналов…»

Строчки звучат колдовством — не иначе!

Ангел мой брови нахмурил устало.

«В каменном платье.»   Строку потеряла.[1]

Где этот затерянный ангельский сад?

Печальный. Без капель дождинок.

Там тихие вязы уныло стоят

И никнут без ив — половинок

На них. И легко ты дорогу найдешь

В тот ангельский сад опустевший.

Да. В нем почему-то не слышится дождь,

Лишь шорох листвы облетевшей…

И ландышевый клин на клумбе опустелой,

Несолнечный, немой, без бликов белизны.

Да, что то ты писал мне на бумаге белой

Давным-давно. Когда еще нужны

Друг другу были мы. Но время не жалеет.

Не лечит время, нет. У времени свой счет.

И что то странное над памятью довлеет —

Забвенья или мщенья горький мед?