Сахарный, белый Кремль — сердце России 2020-х, пережившей Красную, Серую и Белую смуты, закрывшейся от внешнего мира и погруженной в сон. Этим сердцем понемножку владеют все, ведь и у скотницы, и у зэка, и у лилипута есть хотя бы осколок его рафинадной копии, но на самом деле оно никому не принадлежит. Пятнадцать новелл из сборника “Сахарный Кремль”, написанных как будто совсем по-разному и о разном, складываются в картину призрачной, обреченной реальности, размокающей, как сахарная башенка в чае. Впервые сборник рассказов “Сахарный Кремль” вышел в 2008 году. Вместе с повестью “День опричника” был номинирован на премию “Большая книга”; в 2009 году получил приз зрительских симпатий премии “НОС”.
Кстати, при всем великолепии сюжетном и стилистическом ("Айвовое варенье июльского заката уж протекло-капнуло на пыльно-душное, уставшее и намыкавшееся за день Замоскворечье"), чем-то мне "Сахарный кремль" напомнил "Норму", где советские граждане говно ели и "норма" было единственным связующим элементом в разрозненных и ничем не связанных рассказах.
"Сахарный кремль" в этом плане полностью выстроен как первая часть "Нормы", но тут вместо "нормы" говна, повторяющийся элемент в виде кремля из сахара (прям бери и связывай в намек на горькое прошлое и сладкое будущее).
Даже рассказ "На заводе", где эти кремли изготавливают, перекликивается с эпизодом из детского сада, детских горшков и больших бочек в "Норме".
А написанное в эпистолярном стиле "Письмо" сестре, начинающееся вроде нормально, но постепенно скатывающееся в жалобу, потом в безумный набор слов без разделительных знаков, и заканчивающееся повторяющимся десять строчек подряд "я больше никогда не буду", это же прям по стилю один в один "Часть пятая" "Нормы", где пенсионер с дачи отправляет письма какому-то Марку Петровичу, написанные сначала в уважительном стиле, но в дальнейшем постепенно переходящие в ругань и заканчивающиеся чем-то таким: "апрвапр вап вааааа ааааааа".
Но в целом, интересный конечно мир. Надеюсь, останется он только на бумаге. И на полгодика-годик Сорокина, пожалуй, отложу.
Мелькает-перекатывается в дыму табачном какой-то Пургенян, как говорят, известный надуватель щек и испускатель ветров государственных, бьют друг друга воблой по лбу двое дутиков, Зюга и Жиря, шелестит картами краплеными околоточный Грызло, цедят квасок с газом цирковые, разгибатель подков Медведко и темный фокусник Пу И Тин, хохочет утроб-но круглый дворник Лужковец, грустно кивает головою сладенький грустеня Гришка Вец.