У него было вшитое в голову внутреннее правило: «укры», «колорады», «либерасты», «путиноиды» и прочий словарь боксёров по переписке был директивным указанием на окончание разговора. Любого. С любым. По любому поводу.
Говорят, человек ко всему привыкает. Можно спать под сирену воздушной тревоги. Приучиться смотреть одним глазом и прыгать на одной ноге. Попробовать на вкус печень соседского сына и ничего не почувствовать.
Можно сагитировать себя, что все, кто против начальства (даже если это начальство ЖЭКа), сами виноваты. А кто их заставлял? А даже если заставляли, что, нельзя было незаметно? Ну а если нельзя, значит, раньше надо было думать! Власть на то и власть, чтобы себя защищать, а как ты хотел? А где по-другому? Ты потише такое вообще-то. О детях подумай.
О детях.
Давид. Анюта. Дашка. Саша. Бахрам. Юра.
И красноглазый капитан с наспех побритой щекой, из которой сорняками вылазят толстые чёрные волоски, развозит губы в сладострастном «тебе тут никто не поможет». Сядь. Встань. Жопой на пол. На пол, я сказал! Кто тебя надоумил предать свою Родину?! Имена, сука, пиши! Я кому сказал, сука!
И каждая сука пишет. И не сука тоже.
А мы читаем. Или уже не читаем. Начитались. Что мы там не видели. И так понятно.
Новая нормальность. Даже старая.
Женя понимала, что все уже привыкли. Сначала сам арест студентов-школьников казался событием. Потом – история с мостом. Потом – с мостом в «Майнкрафте». А потом – ничего. Свёкла подорожала, слышала?
Но ощущение, что с киргизами было спокойнее, так и осталось.
Ебланы размазаны толстым слоем по всей поверхности. По все-е-ей
Потому что горе – дело такое; это молчание о своём
если ты работаешь, место среди героев/террористов тебе обеспечено.
— Лучший! — экзальтированно завопили из зала.
— Вот, — согласился Никита. — Лучший, да? Тогда вот как лучший вам хочу пообещать… вот такой хрени, когда все лижутся в жопу и ебут друг другу голову, будто дела «Комитета» нет, будто прямо сейчас не пытаются сожрать ребят, будто у нас тут осталась какая-то журналистика, и нам только ордена друг другу вертеть… Вот этого всего не будет. Поняли?! — переспросил он у затихшего зала. — Вам кабзда!
А ты разве не заметил, – пояснила Лена, – что, как только у нас где-то начинаются «нанотехнологии», значит, опять воровство, проёб
надували мыльные пузыри социально ответственного бизнеса.
Он жил нормально, совсем не так, как отец. И это было хорошо. Не прямо сейчас хорошо, а вообще – если посмотреть на жизнь Аслана из космоса. Он иногда смотрел.
