автордың кітабын онлайн тегін оқу Этюды о непонятном
Виктор Гаврилович Кротов
Этюды о непонятном
Сборник эссе
Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»
© Виктор Гаврилович Кротов, 2017
Сборник эссе на различные темы, связанные со стремлением человека понять самого себя и окружающую жизнь. Один из разделов посвящён воспоминаниям детства.
18+
ISBN 978-5-4483-2821-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Оглавление
- Этюды о непонятном
- От бумажного издания к электронному
- Сборник первый. Загадка на каждый день
- Я уже большой
- На полпути к отражению
- Гимн апельсиновой корке
- Стараюсь
- Отношение ложки к супу
- Средство против уродства окружающих
- Правота тела
- Загадка на каждый день
- Коробок
- Новичку всегда удивительно
- Изречённая мысль
- Магдебургские полушария
- Тринадцатый эссей
- Сборник второй. Искусство просыпаться
- С визой и без визы
- Искусство просыпаться
- Наша осенняя роскошь
- Как читатель читателю
- Любителям парапсихологии
- Не будем о замысле
- Исчезновение с поверхности
- Свобода от борьбы за свободу
- Борода дьявола
- Должность учебного пособия
- Обидно
- Мы, кто остаёмся
- Сборник третий. Сырец
- Сами поражаемся
- Дневник без отметок
- Граф Кинемато
- Раз в году — с сожалением
- Можно ли безнаказанно стать функционером?
- Растерянный Андрогин
- Сырец
- Ночной кошмар под реалистическим соусом
- Акушер, провокатор, соратник
- Фокус НеОбЫчНоСтИ
- Уроды
- Философия как несуществующее ремесло
- Сборник четвертый. Борьба без вражды
- Круговая лапта
- Арифметика любви
- Борьба без вражды
- Курильная палочка
- Наследники Академа. Часть 1
- Наследники Академа. Часть 2
- Наследники Академа. Часть 3
- Басенки наизнанку
- Почему я его выставил?
- Дела огородные
- Агностик
- Труд не в труд
- Сборник пятый. Новое окно
- Хулиганский шарик
- Безошибочная немузыкальная память
- Порционная красота
- Человеческое лицо
- Берегись принтомана
- Новое окно
- Скорая помощь
- Наш друг едет к нам в гости
- Скрипка Армана
- Правила утренней зарядки
- Сборник шестой. Кри-кри
- Сон и время
- Кри-кри
- Серая сила
- Проблемы неразумного эгоизма
- Семь великих заблуждений
- Руководство начинающего самообманщика
- Психософия
- Пляж
- Не засыпаться
- Переломный Возраст
- Смазыватель Колеса
- Болезнь «икс»
- Самое-самое
- Самое детское. Подсолнухи
- Самое поучительное. Свистульки из лука
- Самое памятное. Удар лаптой
- Самое горькое. Помидор на окне
- Самое социальное. Пятьдесят третий год
- Самое семейное. Отец рядом и мама в окошке
- Самое тягостное. Детский сад
- Самое милое. Медвежья шкура
- Самое туманное. «Тарзан»
- Самое вкусное. У мраморного столика
- Самое мимолетное. Дедушка с гостинцем
- Самое пёстрое. Обо всем остальном
- Этюд о непонятном
- Другие сборники эссе
- «Этюды о непонятном». Сборник эссе
- «Юродство проповеди». Сборник эссе
- «Догадки о неизвестном». Сборник эссе о дружбе с жизнью
- «Потеря приобретающая». Сборник эссе
- Другие сборники эссе
На обложке рисунок Анны Кротовой.
От бумажного издания к электронному
Первое издание «Этюдов о непонятном» было первой моей опубликованной книгой. Оно вышло в 1990-м году, в почтенном издательстве «Книга», тиражом в 5 тысяч экземпляров.
Специально я эту книгу не писал. Она стала результатом нахлынувшей на меня волны какого-то странного жанра — вроде бы похожего на эссе, но легко уходившего то в сторону небольшого рассказа, то в сторону зарисовки, то ещё в каком-нибудь направлении. В общем, этюды…
Кажется, уже не было цензуры, но ещё оставалась некоторая осторожность, сформированная советским строем. Под её влиянием я не включил в книгу несколько текстов чисто христианского содержания. Но они постепенно стали публиковаться в периодике и вошли в сборник «Юродство проповеди», который скоро появится в электронном виде. Что ж, у каждой книги своя судьба, и в этом новом издании (тоже электронном) я не стал менять ничего, кроме исправления нескольких мелких текстуальных неточностей. Сохранил даже последний «Этюд о непонятном», хотя с тех приобрёл собственный издательский опыт и прекрасно понимаю, что такое кратность полос в печатном издании и к каким издательским коррективам приходится прибегать для решения связанных с этим проблем.
Автор
Сборник первый. Загадка на каждый день
Я уже большой
«Я уже большой» — ребяческая фраза, инфантильная мысль. Она делает человека не больше, а меньше: он словно приподнимается на цыпочки, и сразу становится видно, как нелегко ему пока дотянуться до настоящих вещей.
Он большой. Ему уже не заморочить голову сказками о чудесах. Ему уже не внушить, что якобы существуют незыблемые истины, немеркнущая красота и непреходящее добро.
Он большой. Он знает, что философия — всего лишь самоуспокоение, а вечность — воображаемый интеграл времени.
Он большой. Он снисходителен к окружающим — как, впрочем, и к себе самому.
Он большой — и он величаво семенит по своей дорожке, не замечая той жизни, до которой еще не дорос, не слыша великого наставления: «Будьте как дети»…
На полпути к отражению
— Хочешь, напишу про что скажешь?
— Напиши про меня
Разговор с дочкой
Картина старого мастера. Потемневший шедевр. Миф о Нарциссе. Он здесь совсем мальчик, ему лет шестнадцать. Он, наверное, красив, судя по телосложению, но лица не видно. Он смотрит туда, где перед ним и перед нами та водная гладь, в которую ему суждено заглянуть. Ему, как и нам, пока виден лишь сверкающий отблеск да бархатный ковер травы, подводящий к живому зеркалу. Мальчик выходит из леса на светлую опушку. Правая рука его коснулась последнего дерева, бугристого ствола одинокого кряжистого дуба, буро-зеленые листья которого напоминают древнюю бронзу. Все тело Нарцисса замерло в угловато-грациозном порыве: сейчас он в несколько шагов окажется на солнечном бережку, отдохнет и напьётся…
Кажется, мы знаем, что ждёт мальчика. Он увидит в холодном глянце себя — и навеки оцепенеет, скованный самыми мучительными цепями на свете: цепями самости, самовосхищения, самолюбви. Подождите! — удерживает нас художник, остановивший Нарцисса на опушке. Ни мы, ни мальчик еще ничего не знаем. Все может быть иначе…
Может быть, он увидит, наклонившись к воде, сошедшее вниз небо, полное голубого света. Увидит отраженный узор ветвей и листьев, которым окаймлен обратившийся в чашу купол. Прочтет слово «свобода», выведенное птичьими росчерками. Заметит синих стрекоз — то падающих к своим отражениям, то застывающих над ними, то уносящихся прочь… Мальчик радостно улыбнется и, напившись, побежит дальше — туда, куда совсем уже не достает наш взгляд…
Может быть, он увидит саму хрустальную воду. Увидит ее тихое течение, приходящее из прошлого и уходящее в будущее. Увидит поросшее водорослями дно, полное таинственной жизни. Увидит стекающий вниз родник, и его журчание погрузит мальчика в задумчивость. И когда Нарцисс встанет, он будет на несколько светлых мыслей глубже и мудрее…
Может быть, увидев свое лицо, он узнает в нем лицо своей матери, словно омытое в живой воде, лишенное морщинок, свободное от забот и усталости. И сердце мальчика забьется чуточку сильнее от любви, от той настоящей любви, узнать которую легко: она дарит силы, а не отнимает их…
Может быть, собственный облик напомнит ему о чем-то неизмеримо важном, что отразилось в нас, как мы отражаемся в воде. И тогда… Тогда нам надо тихо отойти в сторону, чтобы не помешать тому неизъяснимому мгновению, которое может обновить и направить человеческую душу…
Знаем ли мы, что произойдёт через несколько шагов? И действительно ли это тот самый миф о Нарциссе? Какая тайна приоткроется человеку, когда он подойдёт к воде, чтобы напиться?..
Гимн апельсиновой корке
Гимн апельсиновой корке сегодня пою.
Гимн апельсиновой корке, раздавленной грязной подошвой.
Корке, мимо которой я мчался когда-то поспешно, — на побегушках у дел многочисленных резвый рассыльный.
Жаль, что я не поэт, а то так до конца бы и скандировал.
Действительно, спешил я в тот день на работу. Дело было не с самого утра, так что ранний людской прилив уже схлынул. Поэтому я без особых помех несся с той скоростью, которая должна была компенсировать вынужденную гиподинамию умственного работника, — и вдруг… Собственно говоря, никакого «вдруг», с точки зрения внешних событий, не было. Не дрогнув, я продолжал мчаться, как мчался. Происшедшее было мгновенно, и мне даже совестно долго о нем говорить. Но и быстро не скажешь.
Дело в том, что я заметил апельсинную корку. Она лежала на тротуара, и чья-то нога оставила на ней рифленый след. И в тот миг, когда взгляд мой зацепился за эту корку, я всем своим нутром ощутил ее правильность, ее верность, ее разительную точность. Она небрежно валялась на тротуаре — и вместе с тем словно была неведомым расчетом помещена туда. Ее оборванные края, пятна грязи, след подошвы — все было идеально уравновешено. Бетонная бровка тротуара, зернистое полотнище асфальта, подсыхающие сентябрьские лужицы — были безукоризнены; каждая щербинка и трещинка, каждый желтый листик участвовали в расходящемся вширь узоре. Пятиэтажные коробки, плод усталого планово-экономического воображения прежних времен, самой своей беззащитной убогостью добавляли нужный тон в безмолвном оркестре. Нет, не безмолвном. Застывшие в мгновении звуки и запахи улицы: дребезжанье трамвая, урчание, повизгивание и бензиновая гарь автомашин, оживленный говорок прогульщиц из медучилища, сдобное дуновение от приемного окна булочной — все было в точности таким, каким должно было быть. Ни ноты фальши. Облик каждой вещи, лицо каждого прохожего, форма каждого облака на небе… Волны этой филигранной вязи расходились дальше и дальше, охватывая все новые пределы…
Не дрогнув, я продолжал мчаться, как мчался. Много лет прошло с того мгновения. Но до сих пор, стоит о нем вспомнить, душу наполняет непонятная радость. И хочется быть поэтом, хочется искать слова, которые можно было бы вплести в тот случайно приоткрывшийся узор, а значит — и в узор сегодняшнего дня:
Гимн апельсиновой корке сегодня пою!..
