Это русские парни, браток, они просто так не отступятся.
— От чего? — Гортов все же потер ушиб.
— Ни от чего, — снова хмурясь, ответил Чеклинин в тон. — Ты, Гортов, понять должен — конъюнктура меняется, а Русь — навсегда. Две тысячи лет простояла, и еще две простоит, а вы все, молодые, думаете, как насекомые — часами, днями, минутами…
В лучшем случае она увлечется моржеванием или йогой, а, может, будет ходить на какие-нибудь сомнительные лекции по просветлению души, граничащие с сектантством. А потом отпишет свою квартиру Свидетелям Иеговы[1] или кому-то еще из этой оперы. Будет побираться по электричкам. Ходить по улице в лохмотьях и пугать детей. Так в нашей семье принято бороться со стрессом.
«Мир мы устроим так: запретим женщинам брить подмышки, запретим электронную почту и собак, лающих по ночам. На крем для загара введем пошлину, введем пошлину на штаны без стрелок. Всех мы оденем в длинные, строгие платья, и женщин, и мужчин, запретим гитарную музыку и кредитные карточки. Разрешим брак с восьми лет. Введем уголовное наказание за самоубийство и за окрашивание волос головы (но не бород). Также запретим рубашки из синтетического материала…».