Причина, по которой нам следует развестись, более чем очевидна. Мы и прежде не были идеальной парой, но теперь, когда у Мисако возник роман с Асо – при моем, заметь, попустительстве, – наш брак окончательно утратил всякий смысл, тем более что мы и так давно уже перестали быть мужем и женой. Перед нами стоит дилемма: либо перетерпеть временные трудности и отмучиться, либо обречь себя на вечные терзания, – но мы не можем сделать выбор. Вернее, так: выбор мы сделали, но у нас не хватает мужества, чтобы от слов перейти к делу.
Да, они с Мисако не внушали друг другу физической страсти, но во всем остальном были вполне гармоничной парой. Их многое объединяло – вкусы, образ мыслей. В сущности, причиной их разлада было только одно: он не воспринимал ее как женщину, она не воспринимала его как мужчину. Считаясь мужем и женой, они не были таковыми на деле и оба испытывали неловкость от сознания двусмысленности своего положения. Наверное, будь они просто друзьями, ничто не омрачало бы их отношений.
Конечно, размышлял он, с таким характером, как у Таканацу, – с его умением прямо взглянуть в глаза правде, сколь бы горькой она ни была, и, не жалея слез, оплакать потерю, – важно сделать лишь первый шаг, а дальше все уже пойдет само собой. Да иначе этот узел и не разрубишь…
Канамэ, в свою очередь, был далек от того, чтобы пускать брату пыль в глаза, щеголяя перед ним решимостью, каковой на самом деле в себе не чувствовал, но исходящая от Таканацу уверенность была настолько заразительна, что он поневоле смелел и высказывался с куда большей определенностью, чем было ему свойственно. В присутствии Таканацу он ощущал себя хозяином собственной судьбы, и это чувство кружило ему голову. Не обладая достаточной силой характера, чтобы добиваться поставленной цели, он только мечтал о свободе, которую сулил развод, но стоило ему увидеть брата, как мечта тотчас обретала ясные очертания, наполнялась сладостным ощущением яви
Каждые два-три месяца Таканацу приезжал из Китая, и всякий раз, беседуя с ним, Канамэ ловил себя на странном ощущении: они говорили о его разводе с Мисако так, словно вопрос упирается только в сроки, а между тем Канамэ еще не определил для себя главного – быть ли разводу вообще. Таканацу же считал дело решенным и видел свою миссию в том, чтобы помочь брату довести его до конца. Разумеется, он никоим образом не стремился форсировать события и если и допускал в своих суждениях некоторую безапелляционность, то только потому, что не подвергал сомнению твердость намерений Канамэ и искренне полагал, что тот лишь ждет от него совета, как лучше их осуществить
Понимаешь, все мы: и я, и Мисако, и Хироси – в чем-то очень похожи. Нам не хватает отваги, чтобы действовать решительно, мы всеми силами стремимся сохранить статус-кво… Положа руку на сердце, я тоже слегка напуган твоим приездом.
